Калининский политехнический. Горский. часть 3

               

Первый час. К остановке подбежал вовремя. Автобус как раз «отчаливал».
Через два часа зашел в квартиру в Южном. Не раздеваясь свалился на диван и уснул.
Проснулся среди ночи от предчувствия беды. Что-то случилось. Напряг память. Голова трещала от вчерашнего возлияния, он не мог сосредоточиться. Вчера случилось что-то страшное. Что? Вдруг вспомнил. Ритин отец. Вот она беда. Черт попутал согласиться на выпивку. Посидел бы полчасика, выпил чая и ушел. А теперь? Вернется Рита с мамой. Им все доложат в самых «лучших» тонах. Рита не простит.
- Ну и пусть,- твердил он,- Ну и пусть. Все равно они не дадут жить. Через месяц, год… Лучше, уж сейчас….  Надо учиться жить без Ритки.

Холодильник пуст. Володя пил крепкий чай с сахаром в прикуску.
- Может Заславский продолжил возлияния и напился до бесчувствия? Проснется сегодня и не вспомнит о вчерашнем разговоре? Было бы здорово. Так или иначе, но в Калинине оставаться не стоит.
Через несколько часов Володя зашел в квартиру родителей в Волжске. Отец уже умчался на работу, а мама еще нет.
- Мамуль, привет,- бодренько воскликнул он . Слишком бодренько.
Та внимательно посмотрела на сына.
- Вова, что-то случилось?
- Нет. С чего ты взяла? Мам, сваргань чего-нибудь по-быстрому. Пару бутеров хотя бы.

Он жевал бутерброд с сыром запивая крепким густым кофе.
- Мне показалось или нет? От тебя пахнет алкоголем,- строго спросила мама.
- Даааа... Выпили вчера с Заславским,- нехотя признался Володя, запоздало сообразив, что о вчерашнем следовало умолчать.
- С кем?- ужаснулась мама.
- С Ритиным отцом.
- По какому поводу? Дочка, что ли вернулась с Юга?
- Нет, еще не вернулась. Просто так посидели.
Мама опустилась на стул около сына.
- Ну-ка посмотри мне в глаза. Ты сочиняешь или правду говоришь?
Володя уставился на мать ясным честным взглядом.
- Когда я врал?
- Ничего себе,- промолвила она разочарованно,- Это у вас уже до такого дошло. Пьете вместе. Ему-то это зачем? Втягивает тебя в пьянку.
- Мам, ты чего? Какая пьянка? Он трезвенник. Просто чуть-чуть расслабился.
- Понятно. Жена на Юга, а он в запой.... Я вот ей письмо напишу.
- Мама, ради бога, не начинай опять…

Месяц назад  Володя рассказал родителям о Рите. Мама была в шоке. Столько времени привыкала к Юльке. Действовала решительно. Уже через неделю во время ужина состоялся семейный совет. Володя угрюмо водил вилкой по скатерти. У матери были обширные знакомства. За семь дней она вызнала про Заславских столько…
- Вера Николаевна прекрасно знает твоих Заславских. Рита плохая девочка.
Володя вскинулся.
- Я не то имею в виду,- поправилась мама,-  Амурные дела ее мы не обсуждали... Но она высокомерная, капризная. В семье всем правит мать. Отец там ничто. Естественно, девочка берет за пример свою семью, старается походить на мать. Как ты с такой уживешься?
- Как-нибудь.
- Как-нибудь не получится. Почему ты выбираешь таких девиц? Юля эта... Вся из себя. Теперь Рита. Как под копирку. Но у Юли хоть родители попроще. Короче, я категорически против ваших отношений. Никаких Заславских. Понял?
- Я как-нибудь сам решу. Не надо лезть в мою личную жизнь.
Отец молчал. Пил чай и молчал.
- Сережа, ты чего молчишь? Скажи нашему дураку.
- А почему он дурак?- спросил отец сухо,- Нравится девушка, пусть встречается.
- Она его бросит. Как ты не поймешь?
- Ну бросит и бросит. Ты-то чего переживаешь?
- А если не бросит, а наоборот? Потеряет дурак несколько лет, а потом развод. Еще и алименты будет платить. Четверть зарплаты. Восемнадцать лет. Кого он потом найдет?
Отец уже все решил. Взглянул на жену, и та притихла.
- Пускай встречается. Любовь такая штука, где на чужих ошибках не учатся. А если до алиментов дойдет, значит будет платить. Сколько положено. За своего, не за чужого же.

- Не начинай опять,- повторил Володя,- Мы уже все обсудили, и папа со мной согласился.
Когда мама особенно доставала, Володя вспоминал отца, и она замолкала.
Несколько минут молчали. Володя уплетал бутерброд, мама разглядывала сына.
- Значит, твоя Рита не приехала. Не спешит на встречу с тобой.
Небольшая пауза.
- Я не удивлюсь, если она вообще о тебе позабыла.
Володя налил в чашку новую порцию кофе.
- Володя, чего ты молчишь?
- Слушай, мам, давай поменяем мебель.
Этот разговор он начинал в сотый раз. Видавший виды буфет, гардероб, подаренный родителям на свадьбу, книжный шкаф в котором когда-то лежал Володин букварь.
- Зачем?- спросила мама.
Володя точно знал, что мама давно бы поменяла мебель. Но отец…
- Отец не хочет,- добавила мама.
- Что значит, отец не хочет? А ты? Ты хочешь?
- При чем тут я?
- Как это, при чем?
Она опять молчала. Думала о чем-то? Или вспоминала?
- Мам, я не понял, при чем здесь отец? Он один  что ли в квартире живет? А ты?
- Хорошо, я попытаюсь объяснить. В последний раз. Понимаешь, твой папа очень много пережил. Война, потом лагеря. Представь, лучшую часть жизни, целых четырнадцать лет он не жил. Койка, кружка с ложкой, фуфайка да штаны. Может, у него заскок какой-то или странность проявилась из-за этого. Наверное, так и есть. Но я готова терпеть. Поверь, мебель, ковры, хрусталь,-  это такая мелочь по сравнению с покоем твоего отца. Не хочет он, считает мещанством. И ладно, обойдемся.
- Мам, но это не серьезно,- перебил Володя,- Неужели хорошая добротная обстановка может кому-то помешать? Может, ему просто лень этим заняться? Так я сам могу. Пусть он только договорится.
- Ну вот видишь. Пусть договорится. Опять без отца никуда. Не хочет он постоянно с кем-то договариваться. Пожалей его. Итак, то лес, то кирпич. Закончишь институт, сам начнешь зарабатывать и купишь мебель и все остальное.
- Мам, но у вас же есть деньги. Я знаю.
- Все, Володя, разговор окончен. Мне пора на работу.

Мама ушла. Володя подошел к книжному шкафу. Что бы почитать? «Война и мир», «Братья Карамазовы», «Мертвые души». Не то. Пушкин, Есенин, Тютчев… Тоже не то. Не под настроение. Зажмурился и взял наугад первую попавшуюся книгу. Гайдар. Сборник повестей. «Р.В.С.», «Школа», «Военная тайна», «Судьба барабанщика». Книга детства. Странно. Он ненавидел Советскую власть, но романтика Гайдара притягивала. Взять хотя бы Ивановские «Тени…». Время описано тоже, и суть, вроде, та же, а один раз прочел и все.
«Судьбу барабанщика» он помнил почти наизусть. И сейчас выбрал ее.
Через час пришел отец. Невысокий худощавый остроносый, немного похожий на артиста Любшина. Цепкий холодноватый взгляд. Всегда безупречно отутюженный, далеко не дешевый темный костюм. Модный галстук, ботинки начищенные до блеска. О своей внешности Горский старший заботился.
- Где ты был вчера?- спросил он прямо с порога.
- В Калинине.
- Встретил?
- Нет. Они еще не вернулись.
- Не спешит, значит, с тобой встретиться?
Володя промолчал.
- Ты обедал?
- Еще рано
- Мне в самый раз. Потом некогда будет.
Они сидели за круглым столом в комнате. Отец обедал, а Володя решил поговорить.
- Пап, а чем тебе так профессура насолила?
- Мне?- удивился отец,- Ничем. С чего ты взял?
- Когда ты узнал, что у Риты отец преподает в институте…
Отец не дал договорить.
- Да я же не про то. Ты не понял. Я просто посоветовал тебе приглядеться к ним. Ты Марьванну,- свою бабушку знаешь. Для нее если не врач, то не человек. Может, и там так. В семье твоей новой знакомой. Преподаешь в ВУЗе, значит, человек. Называется,- свой круг.
- Нет,- Володя замотал головой,- Там совсем не так.
- Ну не так, значит, не так. Хотя, я считаю, что быть в своем кругу великая вещь. Ты поймешь сам когда-нибудь.
Отец доедал борщ, интеллигентно наклоняя тарелку от себя и казалось в целом мире его сейчас заботила только эта тарелка. Володю раздражала манера отца резко прерывать разговор в самом неподходящем месте. Вот и сейчас он сурово воззрился на своего родителя. Тот неспешно доел борщ, отставил тарелку в сторону и наконец взглянул на сына.
- Ты с чем-то не согласен?- спросил он.
Горский старший не терпел чужого мнения и всегда пытался «загнуть» собеседника. В девяноста девяти случаях из ста ему это удавалось. Только сыну он позволял спорить с собой.
- Знаешь, что мне нравится в Советской власти?- спросил Володя,-То, что она всех наших дедушек с дворянскими замашками скрутила в бараний рог и окунула в дерьмо обычной человеческой жизни. Хреново, когда те, что мнят себя элитой, забывают в какой стране живут. Вроде русские, а говорят по-французски, болтаются по заграницам. Японскую просрали, проворовались вдрызг.. А потом лошадей шампанским поят.
- Ну про лошадей,  положим, чистой воды липа…
- Не липа. Мне бабушка рассказывала сто раз как дедушкин дядя Михаил Александрович поил шампанским свою лошадь прямо на глазах у людей. И не купчик какой-то, а офицер. Окончил Николаевский корпус. А вел себя... Как быдло. Сам потом свинтил во Францию, а деда таскали в ЧЕКа.
- Володь, я про твоего дедушку все знаю.
- Так они, дворяне сраные, тоже своим кругом жили. Вот и довели страну... Скоты.
- Знаешь, давай уйдем с этой скользкой темы,- поморщился  отец,- Сто человек, сто мнений. И портить друг другу настроение не будем. Скажи лучше, что от меня - то требуется? Доски, кирпич?
- Папа, у них все построено. А про тебя они не знают. Думают, что ты мастер на стройке.
- Великий конспиратор. Я, кстати, Рублева видел два дня назад. Мы кое-что обсуждали... Но я не о том. Я его не спрашивал, он сам разговор завел. О Заславских.
Неприятный холодок пополз по позвоночнику.
- Мама твоя права, Володя. Ничего путного не получится. Ты не кипятись, встречайся, резвись. Дело молодое. Найдешь потом нормальную девушку, женишься.
- Пап, давай не будем.
- Хорошо, не будем,- согласился отец,- А насчет преподавателей… Если бы не война, я сам бы преподавателем стал. Истории. Не в школе, конечно. Но не сложилось.
- Пап, а зачем ты учился в МГУ? Ты ведь не собирался преподавать в школе, а в науку идти уже поздно.
- Да какая наука, Володя. Советский историк должен проповедовать марксизм ленинизм, а из меня проповедник плохой, и биография будь здоров. В МГУ я познакомился с некоторыми историками. Хорошими историками. Честными. Они давали мне почитать кое-какие документики. Благодаря им много нового я узнал о России матушке. Любого времени на это не жалко.
- Зачем тебе это?
- Как зачем? Человеку голова нужна, чтобы мыслить. Я не прав?
- Да нет, ты прав, конечно, но…
У отца был суровый нрав, и Володя постарался говорить поделикатнее.
- Пап, вот представь, Заславский очень неглупый человек. И мыслящий. Он преподает в институте и занимается наукой. Конкретной, понимаешь? Пишет научные статьи, их иногда печатают научные издания. Вот он и другие такие же толкают науку вперед. Но самое главное, получают за это очень неплохие деньги. А ты? Твои мысли кто-то оценит? Вряд ли. Еще и по шапке дадут как Сахарову с Солженицыным.
- Ты же вроде в восторге от Солженицына?- едко сказал отец.
- Нормальный писатель. Только его из страны выслали, Сахарова в Горький, а тебя опять на Колыму.
- Не на Колыму а в КОМИ.
- Какая разница.
- Никуда меня не отправят. Я же не собираюсь публиковать свои работы.
- А зачем тогда писать? Какой толк?
Отец вдруг расхохотался.
- Как лихо тебя обработали сынок. Полезная вещь, бесполезная вещь. Четко и ясно... Как в математике. А ведь они правы, Володя. Добиться чего-то, я имею в виду карьеру, положение, сытое брюхо, можно только так. Крутиться, крутиться и хапать, хапать не задумываясь о смысле жизни. Завидущие глаза и все мало, мало. И кажется, вот достану это и заживу спокойно. Ан, нет. Впереди что-то новое и опять надо хапать, хапать. И это не кончится никогда. До самой смерти.... Нельзя так жить, Володя. Стукнет тебе семьдесят, обернешься, а позади только мебель, ковры, машины, деньги, деньги… Жизнь прожил. А зачем? Я вижу, ты Гайдара листал? А почему? Чем он тебя притягивает? Может, как раз тем, что его герои не набивают скарбом сундуки?
- Пап, я не согласен. Есть много ученых увлеченных своими идеями..
Отец не дал договорить.
- Володя, это не тот случай. У твоего деда был хороший приятель Вольский Андрей Антонович. Он был физиком от бога, работал в секретных лабораториях. Даже представить страшно, что он там исследовал. Еще перед войной попал в ОТБ,- особое технологическое бюро. Потом его переименовали в четвертое управление ОГПУ. По-простому, «шарашка». Тюрьма для ученых. Питание, конечно, намного лучше, работа та же, которой занимался на воле. Но все равно тюрьма.... Так вот представь себе, Вольский признавался потом твоему деду, что это были лучшие годы в его жизни. Он занимался только наукой. Ел, спал и работал. Никаких забот, никакого быта, затягивающего и мешающего работать. Вот это действительно ученый, увлеченный своими идеями.... А эти только примазались к науке как паразиты. Советский Союз однажды рухнет именно из-за того, что весь насквозь проеден паразитами. Во всех отраслях. В России всегда так будет. В начале века паразиты гроздьями висели. И сейчас опять.... Ладно, что-то мы далеко уехали.

В течении всей речи отец распалялся все больше и за реакцией сына не следил. Он и руководил так же. Жестко и нахраписто. К чужому мнению прислушивался, но решал всегда все сам. А оппонентов «размазывал по стенке». Его боялись все. И подчиненные… И жена. Володя страха особого не испытывал, но старался лишний раз на глаза не попадаться. Но последние слова отца он не стерпел.
- Чего ты несешь?- сказал он грубо,- Ты Ритиного отца в глаза не видел, а…

И получил по полной.
- При чем тут твой Заславский?- вскипел отец,- Я в глобальном смысле. А ты мне Заславского в нос тычешь. Кто он такой? Преподаватель в КПИ. Его задача учить, учить, учить. Все. Ничего большего от него не требуется. Рублев, кстати, мне говорил, что он толковый преподаватель. Слава богу, не перевелись еще умные люди на Руси.
Володя хмыкнул.
- Я что-то не то говорю?- спросил отец. «Обороты» он сбросил и теперь смотрел насмешливо.
- Если на людей так давить как ты давишь, думаю умные люди переведутся очень скоро, папа.
- А ты пробовал кем-нибудь руководить? Хотя бы одним человеком? Попробуй. Вот тогда мы с тобой разговор продолжим. А сейчас спорить бессмысленно.


Отец небрежно перелистал Гайдара.
- Заканчивай это читать. Гайдара читают в тринадцать лет.
- В тринадцать одно, в пятнадцать другое, а в двадцать еще что-то находишь.
- Чего ты тут найдешь? Это не «Война и мир», чтобы всю жизнь перечитывать.
Он развернул книгу на закладке.
- Это же дикость. Ребенок берет пистолет и убивает человека.
- Бандита.
- Бандита? Ты, что же, возлюбил Советскую власть?
- Ничего я не возлюбил.
- Почему тогда он бандит? Человек, борющийся с ненавистным строем. Нет, Володя, впутывать детей в политические потасовки последнее дело.... Кстати, ты своей девушке сказал, что я был репрессирован?
- Сказал.
- И как она отреагировала?
- Нормально... И родители ее, тоже.
- Ну как они отреагировали на самом деле, мы можем только догадываться.
- Слушай, пап, ты только не обижайся. На хрена вы меня родили, если знали, что у меня будут такие проблемы из-за твоей биографии?
- У тебя не приняли документы в Тульский ВТУЗ. А еще какие проблемы?
- Да вот эти самые. Как девочки отреагировали? Как их родители? Надоело. Понимаешь? Найди мне сам такую, у которой отца вообще расстреляли, и я на ней женюсь.
- Успокойся. Чего ты как институтка? В конце концов, на твоей Рите свет клином не сошелся.... А Гайдара бросай читать. Видишь в шкафу на второй полке древняя книга? Это Достоевский. «Бесы». Дореволюционное издание. Вот это вещь. Прочти, не пожалеешь.
- Обязательно прочту. Пап, а почему бы вам не поменять мебель?
- Зачем? Меня вполне устраивает эта.
- Тебя да. А маму?
- И маму тоже.
Отец говорил, словно вбивал гвозди.
- Какое тебе дело до нашей мебели? У тебя своя квартира. Делай в ней что хочешь. Забивай ее мебелью, застилай коврами. Можешь, даже, на потолок повесить.
- А ты поможешь мебель достать? У тебя ведь связи есть.
- На какие шиши ты собрался ее приобретать? На наши с матерью? На телевизор дадим без вопросов, а мебель у тебя еще сносная. Получишь диплом, начнешь зарабатывать, покупай что хочешь.
- А если мне дадут взаймы? Много.
- Кто это тебе взаймы даст? Заславские что ли? Не вздумай. Я тебе такую жизнь устрою, тошно станет.

И все. Встал из-за стола и ушел приказав на ходу :
- Помой посуду.
- Сейчас,- сказал Володя ему вслед,- У меня своя квартира есть.

Зачем он так рано приехал в Калинин? Первый учебный день, занятия с двенадцати, а еще нет десяти. Куда податься? На квартиру смысла ехать нет. Чего туда-сюда мотаться. В общежитие тоже. Бродить по городу нет желания.
Подошел трамвай в сторону «Пролетарки». Покататься, что ли? Володя сел в первый вагон. Через двадцать минут вышел у «Полиграфкомбината», дождался встречного, сел во второй вагон и отправился в обратный путь. Свободных мест не было. Да и не надо. Он прошел на заднюю площадку и уставился в окно. Вагон потряхивало, жестко отдавались удары колес.
У «Пролетарки» кто-то дотронулся до плеча.
- Парень, предъяви билет.
- Чего? А, сейчас.
Володя повернулся, достал из нагрудного кармана мятый билетик.
Контролерша дородная молодая женщина покосилась недовольно.
- Как в заднице побывал.
Володя не ответил. В трех метрах от него в кресле у окна сидела Рита. Затылок, шея, плечи… РИТА. В груди тревожно заныло. Ждал встречи, но представить не мог, что увидит ее прямо сейчас.
Он наклонился к Ритиному соседу.
- Простите, вон там есть свободное место. Вы не пересядете? Пожалуйста.
Мужчина недовольно крякнул и встал с кресла. Володя уселся на освободившееся место. Он мог поклясться, что Рита заметила его, но продолжала разглядывать пейзаж за окном.
- Рит,- тихо позвал он и прикоснулся к ее руке.
Она раздраженно оттолкнула его руку. Все ясно. Папа молчать не стал. До центра доехали молча. Рита вдруг поднялась.
- Ты куда? Наша следующая.
Зачем сказал? Она знала Калинин не хуже его. Он встал, пропустил Риту. Едва успел проскочить следом за ней в закрывающиеся двери.
- Сейчас она мне все объяснит,- понял он.
Но девушка не удостоив его взглядом, стремительно рванула через проспект в сторону Тверского. Володя затрусил следом. Первый раз видел как она может нестись. Реактивная девчонка. Или грохнутая. Зачем он бежит за ней? Плюнуть, остановиться и идти к «Речному».
Он нагнал ее в «Универмаге». Она металась от отдела к отделу, будто искала что-то. Они сделали круг по магазину. Володя сдался. Вышел на улицу. Тепло, и солнце еще похоже на летнее. Половина двенадцатого. Пешеходов почти нет. Незнакомая девчонка окинула Володю мимолетным взглядом и улыбнувшись прошла мимо. Симпатичная девушка и наверняка добрая. А характер уж точно не Риткин. Что это за хрень такая, молча убегать ничего не объясняя?
Володя неторопливо побрел к новому мосту.
- Может, все к лучшему?- размышлял он,- Ее родители против наших отношений, мои, тоже. Встречи не приносят радости. Она ведет себя непонятно. Не понимает половины того, что я говорю. Вернее, не хочет понимать. И затягивает в свой мирок в котором не разбираюсь я. Я не смогу и не хочу жить в ее мире.

Он вышел на мост, облокотился о парапет и уставился в волнующуюся гладь реки.

А в каком мире живет он? В Ингином, где деньги и страх? В отцовском, где походная кровать и мечта о мировом антикоммунизме? У мамы вообще нет своего мира. Она делает вид, что ей хорошо в отцовском. У Юльки был свой мир. Они делили его пополам. Уютная двуспальная кровать «сексодром». Наверное, ее еще что-то интересовало, но ему хватало кровати.
Он оторвался от созерцания волн и двинулся дальше.
У Юльки был свой мир. Конечно, был. Мир, о котором он так ничего и не узнал за восемь месяцев. Почему не узнал? Не потому ли, что она не навязывала свое миропонимание? Это случайность, безразличие или мудрость? Может она любила?... Вот в чем причина. Юлька любила, а Рита нет. Значит, его мысли и поступки навсегда останутся для нее чужими. Полгода назад она ошиблась. Увидела в нем то, чего не было отродясь. Теперь кается и бесится. И ничего не остается, только расстаться.
Он опять остановился.
- Может, вернуться к Юльке? Простить и вернуться... За что простить? Разве она виновата больше чем он сам?

Кто-то тронул его за локоть. Обернулся. Рита.
- Что случилось?- спросила она.
Не язвительно, не грубо. Спросила так, что захотелось вдруг пересказать ей все, что произошло за месяц. А сердце уже полетело и слегка запершило в горле.
Она не дождалась ответа. Он молча смотрел в ее глаза. Толи видел в первый раз, толи запоминал прощаясь.
- Ты странно себя ведешь,- сказала Рита.
- Чем?
- Как это чем? Я захожу в трамвай, ты ноль эмоций.
- Я не видел как ты зашла.
- Ты смотрел в заднее стекло прямо на меня. Я махнула рукой, а ты отвернулся.
- Я не видел тебя. Честное слово.
- Ну а сейчас ты куда рванул? Я думала, ты рядом. Обернулась, нет. Смотрю, ты уже через дорогу шпаришь.
- Я думал, что все.
- Что все?
Володя взял ее за руку. Она не оттолкнула его. Взял за плечи и слегка притянул к себе.
- Вов, с ума сошел? Люди.... Ты сказал, что ты подумал,- «все». Что все?
- Неважно,- сказал он улыбаясь.
А душа пела.
- Представляешь, падает мужик с двадцать пятого этажа и просит Бога,-«Спаси Господи. Пить и курить брошу, жене изменять не буду…»  И падает в глубокий пруд. Вылезает на берег и думает,- «Сколько глупостей пришло в голову за три секунды».
- Этому анекдоту лет сто. Зачем ты его рассказал?
- Мне в голову пришло много глупостей за три секунды.
Они шли по мосту и молчали. Он столько всего хотел сказать ей, но голос не слушался. Превозмочь себя не было сил. При первом слове голос предательски дрогнет, и Рита сразу все поймет и душевную слабость не оценит, а может, станет презирать.
- Ты ни о чем меня не спрашиваешь,- грустно сказала Рита,- Я так ждала тебя, чтобы рассказать обо всем что было. Поделиться радостью. А ты…
Он опять не ответил.
- Папа тебя тоже не понял. Говорит, ты приезжал на дачу, вы пили чай. Ты говорил обо всем на свете, но так и не удосужился спросить про меня. Зачем приезжал?
- К тебе,- сказал Володя,- Я приезжал к тебе.
Его голос прозвучал странно. Рита удивленно посмотрела.
- Вов, ну ты чего? Я вернулась, иду рядом. Все хорошо.

Был минус в их отношениях. Не хотелось светить квартиру, даже перед Ритой и пришлось перебраться в «общагу». В одной из комнат за ним числилась койка и тумбочка. Поселился еще в конце первого курса, но практически не жил. Романтика коллективного проживания не захватила. Он любил уединенность и тишину. Не деревенскую и не дачную, где тишина давит. Любил приглушенные звуки голосов и гул автомобилей за окном, городскую суету, в которой бредешь среди толпы оставаясь одиноким. Он любил незнакомых людей. Мимо них можно проходить не приветствуя и не отвечая на приветствия. Им все равно куда ты идешь и о чем думаешь, и что думаешь о них. Им наплевать на твое прошлое и будущее.
Володя оглядел комнату. Оштукатуренные обшарпанные стены, облупившийся пол. Одинокая лампочка криво торчит из патрона на потолке. За окном унылая стена цеха по изготовлению памятников. Володя задернул куцие шторки и включил свет. Стало светлее и еще унылее.
Дверь скрипнула, и появился Юра Козлов - сосед по комнате. Среднего роста, худощавый русоволосый. Протянул узкую ладошку
- Здорово. Решил проведать?
- Я жить здесь решил.
- Да ты что? Домой надоело ездить?
- Надоело. Если бы ты знал как.
- Аааа,- до Юрки дошло,- Ты же с этой... С Заславской. Какой тут на хрен дом.
- Мой дом пока будет здесь. Слушай, Юр, а тебе не кажется, что чего-то не хватает?
Юрка удивленно уставился на Володю.
- Чего не хватает?
- Уюта к примеру. Чего-то домашнего.
Юрка несколько секунд смотрел испытующе.
- Ага, сейчас будет по-домашнему.
Володя ушел в умывальник. Слава богу, хоть вода есть. Поганая, конечно. Хлорированная. Не то, что в Волжске. А Юрка не понял про уют. Живет в этом гадюшнике, взгляд замылился. А может, дома так привык?
Квартира в Южном сверкала ослепительной чистотой. В Волжске, тоже. А в комнате, где ему предстояло жить, судя по виду, полы не мылись целый год. А стены, а потолок? Ну, Рита, удружила.
Володя зашел в комнату.
- Вот,- сказал Юрка, скаля узкие как у кролика зубы,- Уютно и по-домашнему.
На столе поллитровка без этикетки, трехлитровая банка с маринованными помидорами, соленые огурцы и сало, нарезанные ломтями. Буханка хлеба с воткнутым ножом и два стакана.
- Все домашнее, кроме хлеба. Самогон батя гнал, огурцы и помидоры бабка готовила, сало от теткиного поросенка.

Сегодня он предупредил Риту, что организует генеральную уборку в комнате и не сможет придти. Как в воду глядел. Чувствовал, что придется расслабляться.

Юрка запер дверь на ключ.
- «Чтобы на хвоста не сели».
Выпили по первой. Володя вспомнил с тоской о Юлькином самогоне.
- Батя выжимал до капли,- признался Юрка,- Ничего, ты закусывай побольше и когда пьешь, задерживай дыхание.
- У тебя отец пьет?- спросил Володя.
- Не то слово. Ну, в меру конечно... Но каждый день. Без стакана обедать не сядет... А твой, можно подумать, не пьет.

Не хотелось мериться отцами. Пусть считает своего самым лучшим.
- Пьет,- соврал он.
- Вот видишь? Все пьют. Только одни честно, как батя, а другие втихаря. Вот давай прикинем…
Он начал называть фамилии преподавателей.
- Пьет? Пьет.
Он задавал вопрос и сам же отвечал утвердительно.
- А этот по сопромату?
- Пьет?- изумился Володя.
- Как сапожник. Все пьют, я тебе говорю. И твой Заславский пьет.
Володе расхотелось шутить.
- Ты откуда знаешь?
- Знаю. Я брат много чего знаю. Давай еще по одной.
Выпили. Самогон уже не казался таким безобразным. Тепло разливалось по телу. В голове легкий восторг.
- Уютно?- спросил Юрка.
- Да, класс.
- Видишь, по-домашнему и уютно. Как ты хотел.
- Ты волшебник. Юрк, я позабыл, ты не из Торжка?
- Неее, я из Вышнего Волочка.
- Точно. Как я забыл.
- Не был случайно у нас?
- Был в семьдесят втором. Помнишь то лето? Жарища, леса горят. У Волжска танк пробивал противопожарную просеку и рухнул в горящий торф вместе с экипажем. Все сгорели.

Юрка нахмурился.
- Да, танкистам не позавидуешь. Я связистом был.
- Ты в армии служил?
- Я с пятьдесят четвертого. Забыл?
- Извини, забыл.
- Так что ты делал у нас в семьдесят втором?
- Решил после восьмого класса деньжат подзашибить. Мой троюродный брат учился в Волжске в «технаре». Короче, у них был стройотряд. Как везде. Братан предложил мне съездить с ними в Волочек на июль месяц. Там рядом какой-то совхоз. Толи «Красный маяк», толи «Красный пахарь». Не помню.
- У нас есть поселок «Красный Май».
- Нет, не то. Не имеет значения. Короче, поселили нас в какой-то школе в спортзале. Мы гадали,- найдем девочек или нет. В том смысле, куда за ними бежать, чтобы не схлопотать от местных. Помню, сидим в спортзале вечером. Водка, пиво и так далее. Решаем куда завтра за девчонками пойдем.
- Ну и чего?- спросил Юрка заинтересованно,- Скажи еще, что вы не нашли.
- Искать не пришлось. Как стемнело, они сами к нам в окна полезли.
- Вполне могло быть.
- Да не могло, а было. Слышим стук в окно. Глянули,- девки. С красными волосами. Мы ох…ели. Открыли окна, они к нам как горох.
- Тебе - то досталась?
- Я тогда одну увидел с обычными волосами. Так с ней весь месяц и проходил. Хорошая девчонка. Цветок в пыли.
Юрка обиделся.
- Ты видел Волочек?
- Видел.
- А чего тогда сразу «в пыли»?
- Да я не о том. Красивый твой город, Юрик. А пыль это так, метафора.
Выпили еще по одной за девчонок из Вышнего Волочка.
- Я не обедал,- вспомнил Юрка.
- И я.
Володя поглядел на часы.
- Кафе еще открыто. Пошли?
Но Юрка не спешил.
- Может, пошарим на пятом этаже? Девки наверняка что-нибудь жарят.
Володя вспомнил Риту.
- Чего-то не хочется напрашиваться на еду. Зайдешь к девчонкам в комнату, завтра такие слухи поползут.

Юрка посмотрел на него как на идиота.
- Зачем напрашиваться? Возьмем сковороду и все.
- Как это возьмем? Украдем, что ли?
- Нашел воровство. Позаимствуем. Сковородку потом вернем.
Володя растерялся.
- Ты шутишь?
- Да нет. Мы часто так делаем.
- Ни фига себе.
Представил. Рита жарит картошку, уходит в комнату на секунду…
- Знаешь, Юрк, я лучше голодным побуду. Или в кафешку сгоняю.
В этот момент заскрежетал замок. Дверь распахнулась, и появился Дмитрий Долгов. Высокий узкоплечий, улыбка в половину лица. Серый костюмчик, серый галстук, светлая рубашка. В руках по авоське. Митя жил в поселке Волжский рядом с Калининым в сторону Ленинграда.
- Здорово, Вован,- сказал он басисто и поставил авоськи на стол.
- Разгружайте, чуваки.
Чуваки начали разгружать. Три бутылки «жигулевского», пакет с картошкой, три луковицы, шмат сала, банка с солеными огурцами и коробка пельменей.
- Митяй, ты знаешь, что такое «чувак»?- спросил Юрка.
- Кастрированный баран.
- Мы чего, похожи на баранов?
- Я тебя всегда называл так, и ты не возбухал.
- А я сам только сегодня узнал. Слышь, Вован, он нас козлами назвал.
- Ежели мы начнем разбираться, то узнаем, что пацан, может быть от слова «поц»,- сказал Володя.
- Это чего за хрень?
- Х.р по еврейски.
- Лучше так, чем баран. Слышь, Митяй, больше слово чувак не повторяй. Извини, конечно, но не сварил бы ты пельменей? Накати щтрафную и на кухню.

Дима накатил и пошел варить пельмени.
Выпили еще.
- Пиво без водки,- деньги на ветер,- философски изрек Юрка,- А у нас полная экономия. У нас весело... Я не представляю. Иметь койку в «общаге» и мотаться в Волжск. Вован, здесь так классно. Девчонки, пей каждый день, родители далеко. Красота. Учиться еще приходится... Вот это хреново. Особенно в конце семестра... Ты со сметаной пиво не пил?

Он достал из холодильника банку сметаны, ложкой наполнил стакан наполовину и долил до верха пиво. Перемешал и начал пить, блаженно закатив глаза.
- Попробуй, попробуй.
Володя попробовал. Правда, ничего. Вкус оригинальный. Не пивной и не сметанный.
- А теперь тоже самое и добавим самогона. Убойная вещь.
- Ты сам придумал?- спросил Володя.
- Неее. Когда пацанами были, придумали. На троих флакон «тройного», литровая банка с пивом и все. Размешаешь и сметанки добавишь, чтобы мамка не поняла. Сиди да пей у всех на виду... Как молоко.
- Ты пил «Тройной одеколон»?- изумился Володя.
- И лосьен «огуречный». А чего, нормально. Огурчиком попахивает.
- Уж лучше гнилухи выпить.
- Кто же мне ее продаст в тринадцать лет?
Появился Дима с кастрюлькой в руках. Володя сразу вспомнил любимую пельменную на Сретенке.
- По двадцать штук на рыло пацаны,- предупредил Дима.
Юрка отсчитал свою порцию, сверху вывалил сметану.
- Пельменчики со сметаной. Володь, честное слово, как дома. Давайте выпьем за наш дом.
- За эту общагу, что ли?
- За эту комнату пацаны, за то, чтобы она стала для тебя родной, Вован.
- Вован здесь не живет. Пришел, ушел.
Володя как мог, заверил, что остается здесь навсегда. Дима косился недоверчиво.
- Диман, тебе не кажется, что в нашей комнате не хватает уюта?
- Не хватает,- согласился тот,- Надо обои поклеить и коврики повесить над кроватями.
- И еще тюль на окно,- добавил Юрка,- И пол бы покрасить.
- Зачем красить? Постелем палас.
Посмотрели друг на друга и поняли, что с палласом переборщили.
- Просто покрасить.... И все.
Дима был самый трезвый.
- Покрасить можно только в каникулы или летом,- вздохнул он.
- Значит, поклеим стены.
- И люстру на потолок.
- Хрустальную.
- Давайте выпьем за ремонт,- предложил Дима.
Выпили и вспомнили Калинину с пятого этажа. Дима ухватил приятелей за руки.
- Пошли к ней. Она на прошлой недели поклеила комнату. Так классно.
Володя вырвался из цепких рук.
- Не, я не пойду.
- Ему нельзя к девкам,- поддакнул Юрка,- Давайте выпьем.
Выпили. Дима что-то прикидывал в уме.
- Короче, у меня дома есть обои. Остались от ремонта. Завтра после занятий едем ко мне и привозим их сюда. А послезавтра клеим... Вы клеили обои?
- Естественно.
- Ну вот, полдела будет сделано. А потом достанем коврики. У меня, кстати, дома один есть.
- У меня тоже... А у тебя, Вован?
- Я достану быстрее всех. Не переживайте.
Юрка вытащил пачку «Примы».
- Кто будет курить?
- Я не курю,- взвился Дима,- И Вован тоже.
- Вован курит, не пинди.
- Юрк, я не курю. Тем более такое говно. Хоть бы «Опал» купил или «Яву». Деньги жмешь?
- Меня «Ява» не берет. Ни в голове, ни в заднице.
- Тогда кури у окна.
- Блин, нежные все стали.
Юрка не обиделся и отошел к окну. Раздвинул шторы, открыл форточку. Вдруг насторожился.
- Гасите свет.
Дима нажал на выключатель. Юрка открыл створку окна и поманил их. Они подошли.
- Чего там, Юрк?
- Тсссс.
Тесно прижавшись друг к другу, они просунули головы в окно. Что-то происходило внизу. Володя ничего не понимал.
Вернулись к столу.
- Что это внизу?- спросил Володя.
- Местные. Прямо под нами женский душ, а в стене дырка. Местные пацаны, как стемнеет, приходят подглядывать.
- Дыра в капитальной стене? Не может быть.
- Ну, блин, Фома неверующий. Дыра, да такая здоровая.
- Что же, ее заделать нельзя?
- Заделывают, а местные опять пробивают.
- Не ребята, это хрень какая-то. За нашими девчонками какая-то мразь подглядывает. Что на них управы нет?
- Есть. Мы их из графина водой поливаем.
- Ну так давай... Поливай.
Подошли к окну.
- Юрк, ты графин сейчас грохнешь.
- И хрен с ним.
Юрка вдруг поставил графин на стол. Ему пришла мысль.
- Я ща их обоссу.
Сначала попытались остановить. А потом идея понравилась.
- Давай, Юрок, действуй.
- А потом вы.
- Естественно.... Диман, пошли еще накатим.
Налили по чуть-чуть.
- Давай за Юрия
- Давай.
В оконном проеме виднелась спина Юрия Козлова.
- Юрок, за тебя. Давай, мочи ребят.
- Ааааа,- прозвучало в ответ,- Такой кайф, мужики. Не поверите.

ХРЯСЬ. Со звоном разлетелось центральное стекло. Камень размером с детскую голову грохнулся на стол уничтожая закуску и пельмени. Володя едва успел ухватить за горлышко падающую бутыль.
Юрка пулей слетел на пол.
- Это чего было?- спросил он с восторгом.
- Камень. Прямо на стол.
- Самогон разбился?
- Цел.
- Слава богу. Давай выпьем.
Разлили по стаканам последние капли. Выпили.
- Не, но это мы так не оставим,- Юрка метнулся к двери,- За мной, чуваки.

Обежали вокруг общежития, но никого не нашли.
- Вот суки, сбежали,- Юрка злобно сплюнул и подошел к стене.
- Вот дыра. Видал какая?... Но тут хрен чего сейчас поймешь, потому что они видать свет выключили.
- Мать вашу,- заорал он в дырку,- Вы заткнете чем-нибудь ваши дырки или нет? Чтобы ни одна падла здесь не лазила.
- Юр, ты - то чего расстраиваешься? Может, им в кайф, когда их разглядывают?
- Им, может, в кайф, а у нас стекла нет в комнате.
Они вернулись в общежитие.
- Вы куда?- спросил Юрка возмущенно.
- В комнату прибраться.
- Нееее. Так не пойдет. Пошли за мной.
Они подчинились. Юрка подошел к двери душевой. Постучал и сразу приоткрыл
- Кто не спрятался, я не виноват.
- Козлов, ты дурак что ли? Мы голые.
- Ничего, мы отвернемся.
Юрка зашел в раздевалку. Володя с Диманом  следом. Девчонки кутались в халаты и тихонько повизгивали. В одной из них Володя узнал Рудакову - однокурсницу из Ритиной группы. Во влип.
- Вы сдурели? Я на вас в деканат пожалуюсь,- сказала толстенькая малышка.
- Не, нормально,- Юрка состроил такую гримасу, что девчонки засмеялись. Маленькая толстушка, тоже.
- Не, нормально,- повторил Юрка,- Ваши поклонники разворотили наше окно. Где нам теперь спать? Не май месяц.

На уборку ушел час. Еще полчаса приколачивали одеяло к разбитой створке.
- Юрка устроил эту хрень, а крайние мы. Но я почему - то на него не обиделся,- озадаченно размышлял Дима,- Вован, а ты?
- На Юрку обижаться невозможно.
- Я передам ему, что ты обозвал его придурком.
- Нет, Диман, а ведь, правда. Если бы мы или кто-то из нас заскочил в женскую раздевалку без Юрки… Что бы было?
- Ох бы мы, наверное, получили пиндюлей.
- А с Юркой зашли и все спокойно. Думаю, если бы он один зашел, вообще бы тишина стояла. Почему так?
- Ну и почему?
- У нас в школе был преподаватель физкультуры Ниткин Степан Николаевич. По простому, Степа.. Дядька  как дядька. Лет тридцать, мускулистый, не урод... Представь. Десятый класс. У наших девчонок урок по «физре». Степа ждет в зале. Пять минут, семь.. Девчонок нет. Он в раздевалку, а они не спеша переодеваются. Кто в чем. Некоторые с голыми сиськами. Он залетает… Первый раз, говорили, вылетел назад. А потом привык. Они переодеваются, а он промеж них бегает и подгоняет. А им пофиг, что он их в таком виде лицезреет. Зауч это просекла. Степе выговор, а девчонок на «ковер». Обвинили в издевательстве над педагогом. Зауч по воспитательной была такая мегера. Начала девчонок строить. «Не стыдно вам при мужчине в таком виде расхаживать?» А девчонки ей,- « Ирина Александровна, а где вы нашли мужчину?». Представь, вроде нормальный мужик, не педик, жена, двое детей. А вот что-то в нем не так было.
- Вован, ты только что опустил Козлова.
- Мы с тобой здесь, а он у девок спит. Как подружка. Меня бы, например, на ночь в комнате не оставили бы.
В этот момент дверь распахнулась, и появился Юрка.
- Ха,- сказал Дима.
Володя ничего не сказал. Теоретические измышления не подтвердились.
- Юрок, ты приставал к девчонкам, и они тебя вышибли?- предположил Дима.
- На хрена они мне нужны. Страшнее атомной войны. Я лег и вырубился. Они меня растолкали и вышибли из комнаты. Видишь ли, я громко храплю.

Володя проснулся. За окном темень. На часах шесть. Соседи мирно спали. Он попытался заснуть и не смог. Мысли лезли в голову, и приятными назвать их было нельзя.
Конечно, Рита узнает о происшествии. Рудакова просветит. Представит в таком виде, что не отмоешься. Значит надо ее опередить. Встретить Риту у подъезда. Занятия начнутся в девять, Рита выйдет из дома в половине девятого.... Можно еще поваляться часок.
Проснулся. Дима тряс за плечо.
- Вован, вставай.
Володя глянул на часы. Двадцать минут девятого. Рванул в умывальник. Не брился, только плеснул воды в лицо.
Все равно опоздал.
Рита встретила в вестибюле. В прищуре карих глаз он прочел очень много плохого для себя. На кусок дерьма попавшийся на дороге смотрят нежнее.
- Отличился,- процедила Рита сквозь зубы и ушла в аудиторию.
Володя зашел через минуту. Место рядом с Ритой было занято Рудаковой. Та ехидно посмотрела и улыбнулась.
Лекция тянулась целую вечность. Наконец закончилась, но Рита резво подхватилась и…. Володя ее не нагнал. Вышел в коридор, огляделся. Риты нет.
- Господи, как она задолбала.
Думал он печально. А сам брел по коридору в неизвестном направлении. Задел кого-то плечом и тихо выматерился.
- Вы невежливы, товарищ,- услышал он насмешливый знакомый голос.
Обернулся. Перед ним стоял Лешка.
- Что-то случилось?- спросил тот.
- Нет. Просто, задумался.
Перебросились несколькими ничего не значащими фразами, как нормальные малознакомые люди.
- Ну, пока. Мне надо еще в одно место успеть,-  сказал Лешка.
- Мне тоже. Пока,- ответил облегченно Володя.
Лешка вдруг напрягся и уставился в конец коридора.
- Смотри-ка, опять вместе,- промолвил он.
Володя обернулся. По коридору в их сторону шли Инна и Рита. Рядом.
- Сравниваешь, у которой ноги длиннее?- неожиданно спросил Лешка.
Володя почувствовал себя так, будто его застукали за неприличным занятием.
- Ты мысли читаешь?- спросил он с иронией.
- Просто я думал о том же.
Шутит или нет? Странный этот Лешка. Говорит о ерунде, а сам цепко вглядывается в собеседника.
Девушки приближались, и Володя поспешно спросил.
- Твоя говорила тебе, что у Риты ноги короче?
- Ага. Они все друг про друга говорят. Женская натура,- сказал весело Лешка.
Девушки подошли.
- Привет,- сказала Инна Володе.
Тот ответил, а смотрел на Риту.
- Привет, Горский,- сказала та.
- Что это ты так официально?- удивилась блондинка.
- Он знает.
- Как у вас все сложно. А я, Лешик, тебе все прощаю.
- За такое, я думаю, ты бы его убила,- бросил Рита.
Вдруг Лешка возмутился.
- Ну выпил вечером, не успел побриться. С кем не бывает?
Рита вспыхнула.
- С тобой, я вижу, не бывает,- сказала она резко.
- А я, Маргарита Александровна, между прочим, живу с Инной Андреевной, а не в комнате с шестью мужиками.
- Под надзором у девушки?
- Можно так сказать.
- Что же вы за мужики такие, если вас надо держать под надзором?
Инна глянула на Риту недобро. Глаза позеленели.
- Стоп,- вмешался Володя.- Друзья мои, не надо ссориться. Осталось две минуты.

У Риты начинался семинар по термодинамике, у Володи -  по гидравлике.
- Мы с тобой еще поговорим,- зловеще пригрозила Рита.
Володе стало весело и хорошо.
- Можешь меня даже побить.

Он провожал Риту домой. Погода портилась, показывая противный осенний нрав. Откуда - то прилетел резкий холодный ветер и надул лохматые тучки с черными клубящимися краями. Рита куталась в жакет и выражала полное равнодушие к семенящему рядом парню. Разговор не получался. Рита не шла, неслась, и Володя едва поспевал за ней. Ее дом был уж рядом, и стало тоскливо. Она опять скажет свое коронное «пока» и, наверное, даже не поцелует. Исчезнет в сумерке подъезда. А завтра опять все повторится. Он будет нагонять, она убегать, ничего не объясняя и не слушая объяснений. Глупо. Все глупо.
Они подошли к подъезду. Рита остановилась у двери, на глазах блеснули слезинки. Не от чувств, от ветра. Она смахнула их, вдруг улыбнулась и сказала тихо:
- Ты так смотришь.
- Как?
- Ну, скажи, как я сейчас объясню родителям, почему ты так выглядишь?
- Как?- опять спросил он.
- Как «бич». Знаешь, что такое «бич»?
- Матрос списанный с корабля. Бродяга.
- Это Бывший Интеллигентный Человек. И ты очень на него похож.... Спасибо, что от тебя перегаром перестало нести.
Володя вспомнил утреннюю встречу в вестибюле.
- От меня несло перегаром?
- Хоть закусывай. У тебя совесть есть? С чего ты вчера напился? Еще и в женский душ ворвался.
- Рит, все было не так. Я объясню.
Она не слушала.
- Холодно. Пошли домой.
Вот сейчас надо промолчать. Ни одного слова пока не окажемся в квартире.

Прощались у подъезда. Долго целовались, и вновь захотелось, чтобы остановилось время. Потому что так хорошо может быть только раз. Они все-таки оторвались друг от друга, и Володя двинулся к «общаге», но дом, ее дом, как маленькая планета, тянул к себе, и  молодой человек подчиняясь закону гравитации, нарезал несколько кругов вокруг планеты Маргарита. Шесть окон ее квартиры встречали и провожали.
Потом он шел по Кооперативной, и прохожие приветливо улыбались ему, а он им.

Комендантша - высокая молодая женщина с прелестным именем царицы о чем-то судачила с вахтершей.
- Горский, ты за белье расписался?- спросила она.
- Я свое привез.
- Тем лучше. Володь, а тебе не кажется, что ваша комната выглядит не очень?
- В каком смысле?
- Неуютная. Вам самим – то  не тошно в такой казенке жить?
Сразу вспомнился вчерашний вечер и грандиозные планы по реконструкции комнаты.
- Скоро ты нашу комнату не узнаешь. Обещаю,- похвастался он.
- Я ее уже сегодня не узнала. Стекла нет, на окне одеяло.
- Так получилось.
- Ты появился, и сразу получилось.
- Ты меня что ли в виновные хочешь записать? В душевой дырка шире маминой, извращенцы со всего района в очереди стоят, а я виноват? А не ты ли родная?

Он выматерился и пошел к лестнице.
- За стекло вы мне заплатите,- крикнула вслед комендантша.
- Ага, разбежались.
Он в сердцах саданул по двери в свою комнату. Та взвизгнула и отворилась. Вокруг стола шло очередное заседание. Председательствовал Юрка.
- Вован,- сказал он тепло, увидев застывшего в дверях  приятеля.
Бутылки на столе вызвали спазмы. Сначала в горле, потом где-то ближе к животу.

Такси домчало до Южного за десять минут.

Проснулся рано. Не было еще и семи. Выпил чай, оделся и вышел на улицу. Свинцовое небо, промозглый ветер. Володя поднял воротник плаща и резво рванул к улице Лермонтова.
Рассветало. У «России» он свернул на тропинку, перешел мостик через Тьмаку и увидел горящее окно на четвертом этаже. Ее окно.
До дома метров сто. Рита выйдет через двадцать минут. Володя огляделся. Рядом стол и две скамейки. Он сел на скамейку, откинулся на дощатую спинку и воззрился на окно.
Сколько он ждал? Двадцать минут, полчаса? Дверь подъезда распахнулась, и появилась Рита. Володя вскочил со скамейки. Как холодно, однако. Ноги замерзли... И спина. На руках иней. Чего только не вытерпишь ради любимой.
Рита стояла у распахнутой двери и кого-то ждала. Наверное, отца. Володя бодренько зашагал к подъезду. Из-за дверей появился Ильин. МИШКА-ДРУГ!!! В половине девятого выходит из подъезда вместе с Ритой. Оба счастливы. На Риткином лице такая нежность. Сука.... А Мишка?
В голове что-то замкнуло.
- Ну, все, пиндец тебе, твареныш.
Володя рванул к подъезду.... А промерзшие ноги не слушались, не отрывались от земли, и нарастала боль в груди….
Володя вздрогнул и проснулся. Собачий холод. Вскочил со скамейки, взглянул на Ритин дом. Окно в ее комнате зияло черным квадратом. И подъезд отсюда не видно.
Сон. Какой странный сон. К чему он? Рита рядом с Ильиным. Абсурд.
Он подбежал к подъеду вовремя. Рита вышла из дверей.
- Ты?- удивилась она и сразу насторожилась,- Что случилось?
- Просто решил встретить тебя.
- Ты замерз. Весь белый.
Она дотронулась до его ладони.
- У тебя руки ледяные. Сколько ты меня ждал?
- Минут десять.
- Врешь. За десять минут так не замерзнуть.

Они шли по Кооперативной.
- Странный ты,- сказала Рита,- И поступки твои странные. Хоть бы в подъезд зашел.

Всего лишь сон. Но когда Володя зашел в аудиторию и увидел Ильина, легкая ненависть закипела в душе. Сухо кивнул приятелю и прошел на восьмой ряд. Рита удивленно посмотрела вслед.
Началась лекция по «Термодинамике». Володя не слушал, анализировал происшедшее. Он верил снам. Не всем без разбора. Те, в которых царил абсурд, деревья исчезали в небе, а книжный шкаф превращался в автобус, он не запоминал. Они сами растворялись в сознании. Но вот таким реальным, где все, как в жизни, верил. Давным - давно, когда ему было лет пять, накануне дня рождения он увидел удивительную большую черную книгу с белыми лебедями на обложке и золотой надписью «Сказки». Проснулся, а сновидение стояло перед глазами. Сказочно красивая книжка.... Он получит ее в подарок от бабушки через три часа после пробуждения.
Смотрел растерянно на книгу, а бабушка волнуясь спрашивала:- «Вовик, тебе не понравилось, да?»
Он пересказал сон. Родители и бабушка недоверчиво слушали, а Володя твердил чуть не плача от того, что ему не верят.
- Я видел, видел.
Наконец, мама сдалась.
- Может ты видел у кого-то такую же книгу, и она приснилась тебе?
- Ни у кого такой книги нет. Понимаешь, я увидел ее в первый раз во сне. Сегодня.
А потом были еще сны. Разные. Но то, что он видел в них, повторялось в жизни. Через неделю, месяц... Но повторялось.
Сон неожиданно связал вместе двух людей небезразличных ему.
Вдруг вспомнил. Риты еще нет. Он пьет «вискарь» с Ингой. Она копается в его душе.
- Вовик, у тебя есть друзья?
- Смотря, что под этим подразумевать.
- Мужчины любят хвастаться мужской дружбой. Когда за друга в огонь и в воду.
- У меня есть двоюродный брат…
Инга перебивает.
- Родственников оставь в покое.
- Пожалуй, один есть. Хотя, если придется выбирать между нашими жизнями, я не уверен… Процентов на десять.
- Ну, десять ты загнул. Но даже если фифти-фифти, и то впечатляет. Если не врешь.
- Не знаю. Может, вру.

Володя оторвался от мыслей. Это сон, всего лишь дурацкий сон. Он замерз. Руки замерзли, ноги. Все тело замерзло, и мозг тоже. В нем родилась чудовищная небылица.
Костя Юсупов сидевший перед Володей, вдруг обернулся и протянул обрывок тетрадного листка сложенный вчетверо. Почерком Риты написано:- «Горскому». На другой стороне: «Окажите честь». Володя развернул листок. «После этой пары на гидравлику пойдем вместе. Я не хочу одна сидеть в читалке. Потом посмотрим ГОСТы».
Володя бережно сложил записку и спрятал в карман пиджака. Взглянул победно на затылок Ильина и мысленно попросил прощения.

1989 год. Июль.
Вечером Горский навестил родителей. Поговорили о том, о сем. Разговор не клеился. Отец к коммерческой деятельности сына относился, мягко говоря, плохо. Сначала пытался отговорить, а поняв, что усилия тщетны, отдалился и почти не общался. И сейчас  он хмуро сидел за столом и молчал.
- Мам, я покопаюсь в шкафу?
- Копайся. А что ты хочешь найти, если не секрет?
- Сам толком не знаю.
Он перекладывал альбомы с фотографиями и открытками, нашел стопку своих рисунков.
Мама достала из комода толстую картонную папку перетянутую бечевкой.
- Ты не это ищешь?
Он развязал узел и раскрыл папку.
-Это... Мам, а почему это здесь?
- Когда ты служил, я все собрала в папку. Потом ты не спрашивал. Я что-то не так сделала?
- Все так, мам, все так. Я возьму ее с собой.
- Забирай. Мне она не нужна.
Он хотел уйти, но мама остановила.
- Я думала, ты с нами поужинаешь.
Он остался. Мама ушла жарить котлеты, отец уставился в телевизор. Шла  очередная хрень из жизни Верховного Совета. Прошло минут пять.
- Тебе нравится это?- спросил Горский.
- В споре рождается истина.
- Папа, ты правда считаешь, что там кто-то печется об истине?
- Кто-то печется. Не все же такие как ты.
- Что я сделал не так?
Отец молчал.
- Пап, я, кажется задал вопрос.
- Давай не будем выяснять отношения.
- Будем. Мне надоело смотреть на твое постное лицо. Ты ведешь себя так, будто я выродок какой-то. Скажи, в чем ты меня обвиняешь?
- Почему ты ушел с завода?
- Ты прекрасно знаешь, что я работаю на заводе.
- Но не специалистом. Ты встал на скользкий путь, сынок. И из-за чего? Из-за денег, будь они неладны. Честным надо быть. А ты и женщин себе выбираешь таких же. У них перед глазами деньги, деньги, прорва денег. Они сами прорвы, и ты им потакаешь и лезешь в это болото все глубже и глубже.
- Ты читал статью «С точки зрения экономиста»?- разъярился Горский.

Года два назад в журнале «Наука и жизнь» появилась статья Г. Х. Попова посвященная роману Бека «Особое назначение». Горский получил журнал и в тот же день отнес отцу.

- При чем тут это?- спросил отец.
- Помнишь как ты  в начале восьмидесятых посылал ГээХу письма и статьи? Помнишь, что он.. Или кто-то из его челяди тебе отвечал? Что плановая экономика - единственный инструмент способный развивать страну сегодня и в ближайшем будущем. Ты писал и писал, в чем-то их убеждал. А я тогда говорил, что все зря. Что главный редактор «Вопросов Экономики» говорит и делает только то, что прикажут сверху. Поменяется позиция в Политбюро, и ГХ твой перевернется как флюгер. Так и получилось. Теперь он клеймит административно командную систему. Сам ее отстаивал три года назад, а теперь клеймит.
- Ты к чему это говоришь?
- К тому, что этот мир рушится, папа. Поверь мне, «скользкий путь по которому я пошел», как ты выражаешься, единственно правильный, и я с него не сверну.
В комнату зашла мама. Разлад между мужем и сыном удручал ее. Она видела как из трещины потихоньку разверзлась бездонная пропасть и с ужасом чувствовала свое бессилие перед надвигающейся катастрофой.
(Отец уйдет в лучший мир в начале нулевых так и не поняв сына, а Горский будет мучиться от ощущения вины перед ним. После смерти отца он отойдет от дел, уединится в доме на Волге вместе с любимой женщиной. Но это уже ничего не изменит.)
Сейчас мама сделала вид, что ничего не происходит.
- Хватит спорить. Идите ужинать.
Отец для порядка съел полкотлеты, что-то пробурчал и вернулся к телевизору. Горский с аппетитом уплетал жареный картофель. Мама сидела напротив и пытливо заглядывала в его глаза.
- Ты был в Калинине по работе?- спросила она.
- Нет.... Ильина хоронили.
- Какого Ильина? Мишу?- ахнула мама.
- Его самого.
- Он, что, болел?
- Нет. Несчастный случай.
- Понятно.... Ты видел Риту, да?
- Видел.
- Опять все вернулось, и ты прибежал за папкой. Господи, я думала, что ты обо всем забыл за столько лет.
Мама расстроилась. Горскому стало так жалко ее.
- Мам, ну что ты говоришь? Что может вернуться? Фантазерка ты.... А дневники беру, потому что в них есть про Ильина. Решил вспомнить.

Дома раскрыл папку. Несколько пухлых общих тетрадок. Перелистал. Тут много всего. Про Советскую Власть, про Ленина и Солженицына. Надо будет прочесть на досуге. Несколько тоненьких ученических тетрадок лежат отдельно в целлофановом пакете. А это что? Большой черный конверт из-под фотобумаги. Вытряхнул содержимое и не поверил глазам. Рита. Двенадцать фотокарточек. Одна цветная.
Когда–то они хранились в ящике письменного стола в старой родительской квартире. Горский вернулся в восемьдесят первом и не нашел фотографий. И дневники пропали. Решил, что мама уничтожила, и не стал спрашивать. А она хранила и молчала. Умышленно.
Горский разложил карточки перед собой. Разного размера и качества. Вот эти сделаны в ателье, эти, наверное, сделал Заславский, а вот эту он сделал сам. Перед глазами встала другая фотография - маленькая, на которой Ритины черты едва различались как давнее воспоминание. Он вспомнил и вздрогнул.
Еще вспомнил. Желтое раскаленное небо, армейская куртка, прилипшая к телу, и Борисов занесший ногу над растяжкой.
Небо секло каменной крошкой и сталью, Горский стал частью земли. Говорят, перед глазами за секунду проходит вся жизнь. А он увидел Риту.

Горский убрал карточки в конверт, достал из целлофана первую тетрадь и раскрыл.
-«Существует такая байка. В Калининском цирке, толи перед войной, толи сразу после, два клоуна разыгрывали сцену. Действие разворачивалось будто бы в клубе. Первый клоун приносил на манеж два портрета. Ленина и Сталина. И спрашивал у второго,- "Что с портретами делать?" Второй отвечал: «Этого поставь к стенке, а этого повесь». Рассказал эту историю Р… Она разозлилась и сказала, что я несу чушь.
А что делать, если я не считаю первое мая праздником? И восьмое марта, тоже. Р… говорит, что не надо искать смысл. Просто относиться как к празднику весны и женщин.
Вчера прочел ей «Фею» Максима Горького.
-« В лесу над рекой жила фея.
  В реке она часто купалась
  Но раз, позабыв осторожность
  В рыбацкие сети попалась.
  Ее рыбаки испугались
  Но был с ними юноша Марко
  Схватил он красавицу фею
  И стал целовать ее жарко.
  Всю ночь она с Марко ласкалась
  А как только ночь наступила
  Исчезла красавица фея
  У Марко душа загрустила.
  И дни ходит Марко и ночи
  Один над пучиной Дуная
- Все плачет, все стонет:- «где фея?»
  А волны смеются:- «не знаем»
  И он закричал им:- «вы лжете!
  Вы сами играете с нею!»
  И кинулся юноша глупый в Дунай
  Чтоб найти свою фею.
  Купается фея в Дунае
  Как прежде до Марко купалась.
  А Марко уж нету, но все же
  О Марко хоть песня осталась.
  А вы на земле проживете,
  Как черви слепые живут
  Ни сказок о вас не расскажут
  Ни песен о вас не споют.»
А на прошлой неделе во вторник, пересказал Томсоновских «Виннипегского волка» и «Крэга кутенейского барана» из сборника «Животные герои».
Романтичная девочка, что довольно удивительно. Ее ровесницы этим не страдают. Во всяком случае те, что ее окружают. Настолько прагматичны, будто у них не было детства, и они еще в пеленках отрастили мощные челюсти, которыми стараются отхватить от жизни куски пожирнее.
Может, у Р….нет необходимости в таких челюстях? Родители не бедные и внешность…
Кстати о внешности. Если бы Танька, например, имела хотя бы процентов семьдесят того, чем наделила природа Р…, лежала бы в койке сынка какого-нибудь министра или дипломата. Причем с кольцом на правом безымянном пальце.
А если взять Ингу?
Лирика ее не волнует. Она знает стихи и любит слушать, а что творится в это время в ее душе, один бог ведает. Я несколько раз атаковал ее Ахматовой и Вознесенским с Цветаевой вперемежку. Добавлял Блока, Пастернака и Ахмадулину. Инга слушала и поправляла иногда.
Я удивлялся:- «Ты читала?»
- Много раз,- отвечала она.
- И как тебе?
- Неплохо.
И переводила разговор на наш «бизнес». Я еще кувыркался в заоблачных далях, а она ждала на земле. Но хапающих зубастых челюстей она не имела. Милый белозубый ротик…
Но я не о ней. Я о Р….
Эта девочка летает вместе со мной. Конечно, не так высоко. Я - то уношусь в такие дали…  А она рассудок и реальность не теряет, но все - таки отрывается от земли. Со стороны, наверное, кажется, что я совсем грохнутый, а она чуть-чуть.
Со мной, правда, что-то не то. Я ненавижу Революцию, не люблю Советскую Власть, а когда слышу «Орленка», замираю. Завораживает революционный пафос. Геологов, отдающих лучшие годы чудовищным лишениям, уважаю безмерно, могу часами говорить о романтике великих строек. Кое-кто уверен, что я и сам такой. Однажды рвану на БАМ или в Тайшет с Абаканом. Брошу город и помчусь в тайгу сплавлять лес или ловить рысь, как герой одной из пьес Розова.
Великие стройки меня не дождутся. И армия тоже. Я никого не спасу и не пожертвую жизнью. Я пристроюсь там, где потеплее, и попытаюсь оторвать свой маленький кусочек.
Я обыкновенный человек желающий одного. Чтобы его оставило в покое это гребаное государство, которое почему - то решило, что ему все должны.»
Горский отложил тетрадь.
Надо же, а он забыл, что такое писал. По стране гуляет ветер свободы и перемен. Год назад в мае одновременно по всему Союзу, в клубах, библиотеках, дворцах культуры вышли лекторы и рассказали правду о Сталине.
Мог ли он подумать десять лет назад, когда с ненавистью смотрел на лобовые стекла грузовиков, украшенные образом «великого вождя», что такое однажды произойдет?
- Я знал, что так будет. И отец знал. Он  даже сказал однажды, что Союз не продержится до двухтысячного года. Пока держится, но и год только восемьдесят девятый. Теперь бы еще Ленина к чертовой матери.

В телевизоре надрывался Барыкин.
«Я буду долго гнать велосипед…»
Нарвать букетик васильков и принести Рите. Она обидится и скривится. А, может, нет?
- Жаль, что я не вел настоящий дневник,- подумал он,- Подробный каждодневный. Вот бы Рита удивилась. Встретились бы во вторник и я:  « А помнишь, как это было? А помнишь, как то?»
Она бы поразилась и спросила удивленно: «Неужели ты помнишь?»
А я в ответ:  «Я помню все.»
Ни хрена я не помню. Почитаю еще, может что-то подчерпну.
Он снова раскрыл тетрадь.

-«Вчера я предложил Инге прочитать рассказ Анри Барбюса «Нежность». Короткий рассказ из пяти писем. В первом, датированном 25 сентября 1893 года, женщина пишет своему возлюбленному Луи. «Итак, все кончено. Мы больше никогда не увидимся…»
И объясняет, почему им необходимо расстаться. Обещает писать и просит никогда ее не искать.
Ровно через год она присылает второе письмо.
«Знаю, что ты не забыл меня. Мы все еще связаны друг с другом. И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело. Накинули на прошлое траурную дымку. Я как-то попыталась и не смогла представить выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела. Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймешь, что все на свете стирается».
Третье письмо написано 17 декабря 1899 года.
«Представь себе, я недавно танцевала. Я часто смеюсь. Сперва, я замечала, что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я смеялась».
Четвертое письмо написано 6 июля 1904 года.
«Годы проходят. Одиннадцать лет. Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать. Женщины стареют раньше мужчин, и будь я рядом с тобой, я выглядела бы твоей матерью. Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы перестрадали, успокоились и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением».
Последнее письмо датировано 25 сентября 1893 года.
«Вот уж двадцать лет, как мы расстались. И вот уж двадцать лет, как меня нет в живых, дорогой мой. Я покончила с собой на другой день после нашей разлуки.
Мы вчера расстались с тобой. Посмотри внимательно на дату в начале письма. Мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково, не ранив тебя».

Инга сообщила, что читала этот рассказ.
- И как?- спросил я.
Она смотрела на меня долго и внимательно, потом спросила:
- Ты на мой возраст намекаешь? Чтобы я из-за тебя с жизнью покончила? Не дождешься.»

Руки дрожали. Он положил тетрадь на стол и вышел на лоджию. В шкафу нашел пачку сигарет и закурил. Едкий дымок застилал глаза, и наворачивались слезы.
Год назад Борисов рассказал ему что произошло в конце лета семьдесят девятого года.
Ингу держали в одиночке несколько дней. Она нюни не распускала и никого не сдала. На последнем допросе ей назвали его фамилию. Она объяснила, что встречалась с Горским несколько раз, но в дела не посвящала. Ей предложили подумать и отвели в камеру. Ночью она перерезала вены лезвием «Нева».

- Не дождешься,- сказала она и засмеялась весело. А Володя смотрел на нее обиженно.

Он лежал прикрыв спиной грудь и голову Борисова. Небо секло каменной крошкой и сталью. Рита смотрела из космической дали. Короткая мысль прожгла. А если все-таки  что-то остается после жизни?
Эта мысль приходила раньше, но так, не серьезно, как повод для умственных упражнений. И вот…
- Я сейчас умру. Мне осталось жить несколько мгновений и я узнаю…
Боль наваливалась тяжестью, и он уже торопил.
- Ну все, отпустите меня. Я хочу увидеть.
Рита уже исчезла, он не заметил когда. Кто-то приближался. Он сделал усилие, открыл мертвые глаза. Перед ним стояла Инга.

Зачем меня спасли в тот день? Я был бы рядом с ней, где-то там.
Сигарета давно истлела, а слезы текли, и он не смахивал их.
Горский вернулся в комнату. Тетрадь лежала на столе вверх обложкой, распахнутая на странице, где он закончил читать. Он долго не мог заставить себя взять тетрадь снова. Воспоминания настолько отчетливо встали перед глазами. Он вышел на кухню, сварил крепчайший кофе и долго пил мелкими глотками.
Кое-как переборол себя. Взял тетрадь.
-«Не дождешься,- сказала она и засмеялась.
Ее реакция обескуражила меня. Совсем недавно... Нет, уже давным-давно, целых полгода назад, я подсунул Барбюса Юльке.
- Прочти.
- Мне некогда.
- Он очень короткий. Прочти, пожалуйста.
- Прямо сейчас?
- Да. А я пока кофе сварю.
Пенистый ароматный кипяток рванул к узкому горлу «джезвы». Я едва  успел убрать ее с огня. В комнате Юлька громко всхлипнула.
По щекам катились слезы, она размазывала их ладошкой, оставляя темные расплывы туши. Юлька дочитывала последнее письмо. Я поразился. Не мог представить, что рассказ так подействует на нее.
Она дочитала и продолжая всхлипывать ушла в ванную. Вернулась минут через пять с припухлыми глазами. Я молча  смотрел на нее. Не знал, что она настолько сентиментальна.
- Это неправильно,- сказала она.
- Что?
- Все. Ты знаешь, какое это счастье, когда люди любят друг друга? Такого в жизни почти не бывает. В лучшем случае, любит один, а второй так, идет рядом. Пусть она старше, но лет пять, да даже год прожить вместе любя друг друга… А потом, может, само собой бы решилось. Чувства поутихли, или он состарился быстрее, чем она. И жили бы дальше. А, может, разбежались бы, но спокойно, без смертей. Плохой рассказ.
Я не стал спорить. Тем более, и сам не очень понимал мотивацию поступков героини.
Вчера я принес Барбюса Р.....
- Все не читай. Только этот рассказик.
Как она реагировала на прочитанное, я не знаю, потому что она забрала книгу домой. Вернула на следующий день.
- Тебе нравятся такие вещи?- спросила она
- Тебе не понравилось,- констатировал я.
- Полная чушь.

Вечером она вдруг вернулась к этой теме. Мы возвращались к ее дому. Сумерки сгущались. Р…., неожиданно отстранилась от меня и высвободила руку.
- Если бы из-за тебя какая-нибудь девчонка покончила с собой, ты бы потешил свое тщеславие.
Она и спрашивала и утверждала одновременно. А в голосе слышалось обвиняющее презрение.
- Ты сама - то поняла, что сказала?- возмутился я.
- Зачем ты подсунул мне этот бред?
- Просто, он попался мне на глаза. Хотел обсудить с тобой.
Я понял свою ошибку. Надо было переписать Барбюса. Поменять героев местами. Письма должен был писать мужик. И для счастья любимой покончить с собой. Вот такой поворот, Р…, наверняка устроил бы.
Три девушки и какая разная реакция. Надо будет предложить Р…. «Один день Ивана Денисовича».

Далее, на нескольких страницах шел анализ Солженицынской повести.
Горский открыл следующую тетрадь.
-«Господи, как она прекрасна. Ее лицо, ее тело прекрасно. А ум? Какое взрывчатое сочетание. Красота и мощный, совсем не женский интеллект. Еще бы, такая наследственность. Отец - умнейший человек. Я не встречал раньше такого. А мама? Ей уж за сорок, а дашь от силы тридцать пять. А до чего умна и прозорлива она. Я и двух слов не сказал, а она уже все про меня поняла. Наверное, поняла как я люблю ее дочь и с какой нежностью отношусь. А брат ее Коля. Я видел его всего раз, но какой славный парень.»
Горский озадаченно перевернул страницу.
-« Ночь не спал. Думал о Р…. Милая моя Р… Никогда не вел дневников, но встретил ее и захотелось писать, писать. Пустые хлопоты. Даже Лев Толстой не смог бы описать то счастье, которое испытываю я с тех пор как встретился с Р…..»

- Что за черт?- подумал Горский.
Заглянул на следующую страницу.
-« Я вижу Р… и сердце замирает. Единственный человек ради которого я не пожалею ничего, даже жизнь…. Хотя, о чем я? Моя жизнь давно принадлежит ей.»

Блин, что за хрень? Я писал такое?
И вдруг вспомнил.
Они поссорились в очередной раз. Ссоры возникали чаще и чаще. На пустом месте. Риту вдруг начинало все раздражать. С Юлькой такое бывало и с Ингой, тоже. Обычно два, три дня раз в месяц. В такие дни он старался не встречаться с ними, а уж если приходилось, вел себя терпеливо. Но Рита психовала вне зависимости от своих циклов, совершенно бессистемно.
В этот раз она разобиделась не на шутку, и Володя, чтобы исправить положение, придумал план.
Рита второй день не желала видеть его рядом с собой на лекциях. Вот и сейчас она сидела на пять рядов ниже. Он видел ее, а она его, естественно, нет. Володя достал чистую тетрадку и торопливо начал писать.
-« Господи, как она прекрасна…»
В его плане было одно слабое место. Тетрадь должна была попасть к Рите. Как?
Он напрасно напрягал мозги. В голову ничего не лезло. Варианты отпадали один за другим. Первый час неожиданно закончился. Оставался последний. Потом их дороги разбегались по разным корпусам. В душе началась паника.
- Может закурить? Говорят, помогает,- подумал он и направился к выходу. Рита перехватила его.
- Верни мне лекции по материаловедению,- сухо потребовала она,- Сколько можно их держать?
План созрел мгновенно.
- Рит, пожалуйста, возьми сама. Мне надо кой-куда.
Она хмыкнула и покачала головой. Что еще можно услышать от этого типа?
Он вернулся через семь минут. Краем глаза заметил как Рита резко захлопнула тонкую тетрадку. Прошел на свой ряд скромно потупившись. Сел на место, заглянул в сумку и удовлетворенно вздохнул.
Лекция закончилась. Студенты суетливо покидали аудиторию. Рита смотрела на Володю, а тот растерянно перебирал содержимое сумки.
Он делал вид, что что-то ищет, чувствовал, что Рита стоит рядом, но не поворачивался к ней, как бы  не замечая.
- Вов.
Он вздрогнул, сделав вид, что ее появление неожиданно для него.
- Вов, ты что-то потерял?
- Рит,- сказал он с отчаянием,- Ты даже не представляешь... Такая тетрадка пропала.
- Что-то важное?
- Важное,- он добавил в голос еще больше отчаяния,- Ну и пусть. Пусть все знают.
- О чем ты, Вов?
- Кто-то украл мой дневник. Я не говорил тебе, но я веду дневник и таскаю с собой. В общаге оставить боюсь. Но его и здесь нашли.... Наверное, завтра его прочтет половина курса... Ну и пусть.
- О чем ты там писал?- тихо спросила Рита.
- Обо всем. Откровенно.
- И обо мне?
Володя сделал вид, что смущен.
- И о тебе... Немного.
- А что ты обо мне написал?
Володя смущенно  уставился в пол.
- Вов, прости, я искала свою тетрадь и совершенно случайно…. В общем, вот твой дневник.
Рита протянула ему тетрадку.
Они помирились надолго. Недели на три.

Горский взял третью тетрадь. Но  что-то заставило вернуться к предыдущей.
- «Получил письмо от Р…. Милая моя Р….., если бы ты знала как я ждал этого письма. Сколько раз я перечитывал его? Наверное, десять, а может, больше. Пока наконец не разобрал все слова. Ничего не поделаешь, левая рука.»
 Горский оторопел.
- Левая рука? Она что, левша что ли?
Он ошарашено разглядывал тетрадь. Забыл, что Рита левша. Что же тогда он помнит о ней?

Горский машинально перелистывал тетрадь. Пустые страницы. Нет, еще что-то.
-« Мой фокус с дневником удался. Она поверила. Так глядела на меня. А мне хотелось провалиться сквозь землю. Наши отношения парадоксальны. Иногда возникает ощущение, что мы заклятые враги.
Сидели на лекции с Р…. рядом, а перед нами Синичкина из ее же группы. Вдруг понял, что к Синичкиной сейчас отношусь лучше, чем к соседке. Ненавижу иногда так как, наверное, нельзя ненавидеть человека. А тянет как магнитом, и если не вижу ее больше трех - четырех часов, становится ужасно одиноко.»

Горский захлопнул тетрадь. Все, хватит открытий. Память мудра, отбрасывает все скверное.
Собрал тетради в папку. Пусть полежит до лучших времен. Вдруг заметил среди тетрадей еще какой-то конверт. Открыл и увидел письма. Он достал одно.

                Володя, good evening!
День прошел после нашей очень странной встречи. Я несколько раз вспоминала и думала о тебе. Даже не так о тебе, как о том, что мы говорили.
Одно из самых великих зол говорить неправду. Я уже давно заметила, что ты это можешь. Ты можешь МНЕ сказать НЕПРАВДУ! Я не поверила, что ты сдал английский. Точно не могу знать, но почему-то не поверила. Скорее всего, я не ошиблась. Мне очень жаль. Жаль, что в таких мелочах ты обманываешь. А если что-то серьезное? Так же нельзя! Неужели ты боишься сказать, что еще не сдал. Да и не в английском дело. Я ЖЕ ПЕРЕСТАНУ ДОВЕРЯТЬ ТЕБЕ!!! Или ты не хочешь, чтобы знали мои родители? Но ты не прав. Они могут поругать, но они всегда и помогут, научат.
Вполне может быть, что ты все-таки сдал английский 9-го. Самое ужасное, что я перестаю верить твоим словам. Тебе нужно что-то сделать. Перестать скрывать свои неудачи. Новый год только начался, и как бы правда не была горька, по-другому говорить нельзя.
                Итак, до  встречи.
                До встречи, когда не будет сказано
                ни одного искаженного слова.
                Good bye, my little
                baby. РИТА.


 Девятого сдал английский? Почему так поздно? А о чем они говорили? Горский с досадой осознал, что забыл все. И про письмо забыл, и про то, что Рита уличила его во лжи. Чувствовала, наверное. Может он чем-то выдал себя? Великий конспиратор.

1976 год.
В конце ноября в субботу он приехал в Волжск. Обещал Рите вернуться в Калинин в воскресенье утром.
Только зашел в квартиру, звонок в дверь.
Юлька зашла в комнату. В синтетической английской шубке, в высоких импортных сапожках. Капли растаявших снежинок на волосах как бриллианты.
- Ты надолго приехал?- деловито спросила она.
- Завтра уеду.
- Можно, я поживу здесь недельку?
- Живи. Приходи завтра к восьми утра.
- Почему к восьми?
- Я уеду в Калинин и отдам тебе ключи.
- Дай сейчас.
Второй ключ Володя держал в Калинине, а третий в квартире родителей. Он поведал об этом Юльке. Та скривилась словно от зубной боли.
- Я не могу в восемь. Мы уезжаем в семь в Москву.
- С кем?
- Неважно.
- Тогда не знаю. Другого варианта нет.
- А можно я переночую здесь, а ты уедешь в Калинин на первом автобусе?

Она ушла и вернулась часов в одиннадцать с большой спортивной сумкой. Он лег в спальне, а она в большой комнате.
Володя проснулся в три ночи. Он знал, что этого делать нельзя, что потом проклянет себя.
Встал и тихо вышел из комнаты.
Юлька тихонько посапывала во сне. Была надежда на нее. На то, что оттолкнет и не даст совершить глупость.
Она не оттолкнула. Губы встретились в темноте, и все полетело к черту.

Он вернулся в Калинин утром. В понедельник.
Через пятнадцать минут начиналась лекция по гидравлике. Риты еще не было. Он ожидал ее как приговоренный к смерти ждет палача.
Рита появилась в конце коридора, и Володя обреченно поплелся навстречу.
- Опять мама?- спросила Рита, и он ухватился за спасительную соломинку.
- Да. Так получилось. Прости.
- Хоть бы телеграмму прислал. Я ждала.
Было тяжело и горько. Рита сидела прямо перед ним. Он смотрел на любимый затылок, чудовищность предательства давила невыносимо.
- Рита, Рита,- шептал он одними губами, с отчаянием думая, что не сможет больше общаться с ней так же как раньше.
Она услышала шепот и обернулась. В глазах ее он прочел немой вопрос.
- Нет, ничего. Все нормально,- прошептал он в ответ.
Через несколько минут Рита передала записку.
«Вовик, ты сам не свой. Так все плохо?»
Он написал на обороте.
«Немного устал. Может, с ТММ уйти? Тем более не завтракал».
Передал записку Рите. Та прочла и прислала ответ.
«Вовка, с ТММ уходить нельзя,  он на той лекции всех записал. Может затянуть с зачетом. Тогда еще ругался. Сразу после звонка с «гидры» в буфете купи поесть. Лучше после ТММ хорошо поужинать.
                И слушайся!
                Рита».
Володя ответил:- «Поужинать где?»
Она написала рядом:- «У нас тебе не комфортно?»
Как честный человек я должен застрелиться,- подумал Володя,- Хоть бы она как-нибудь оскорбила меня.
Он не ожидал, что будет так. Наверное, совесть в те дни дружила с ним.

1976 год. Декабрь.
Они лежали в постели. Первый порыв прошел, все случилось. Если бы жизнь можно было перемотать назад как магнитофонную ленту. Совсем на немного. Хотя бы на час.
- Переживаешь?- спросила Юлька.
- Да.
Он не собирался обманывать ни ее, ни себя. То что они совершили, казалось такой чудовищной гадостью.
- А ты не переживаешь? У тебя ведь тоже кто-то есть.
- Я просто хотела тебе помочь. Молчи…
Она прикрыла его рот ладошкой.
- Я вижу все, Володь. Я очень хорошо тебя знаю. Тебе плохо. Не знаю почему. Может, эта твоя виновата. А может ты впутался во что-то?
Она отняла ладонь.
- Скажи честно, ты впутался, да?
- Нет. Честное слово.
- А от чего тогда ты такой? Однокурсница довела? Скажи. Может я смогу помочь.
- Ты уже помогла.
Юлька села на постели. Он увидел ее прелести и отвернулся.
- А что такого произошло?- спросила Юлька с вызовом,- Мы прожили почти год. Ты во мне побывал миллион раз. А тут, надо же, расквасился. Совесть у тебя, а у меня, значит, нет?
- Знаешь, что такое совесть, Юль? Это «целка» в карбюраторе нового мотоцикла. Не дает разгоняться выше восьмидесяти. Ломаешь ее, гонишь под сто двадцать, и на тебя смотрят восхищенно.
- А у меня она давно сломана, Володя.
Юлька отвернулась к стене. Ему стало мерзко. Одной изменил, вторую обидел. Он дотронулся до Юлькиного плеча…

- У тебя есть ее фотография?- спросила Юлька,- Покажи, а?
- Зачем?
- Ну, пожалуйста.
Володя отнекивался, она настаивала. Он сдался. Достал из стола одну и протянул Юльке. Мелькнуло в голове:- «А вдруг порвет на куски?»
- Красивая,- сказала Юлька,- Почти как я. Хочешь, приклей ее на мой лоб. Будешь думать, что это она.
Она расхохоталась весело. В пять часов ночи. Снизу  даже  стукнули три раза.

Он никогда не посмел бы признаться Рите. Слишком ожидаема была ее реакция. Но так тошно было держать в себе свою вину перед ней. Не иначе бес подтолкнул однажды к разговору.
До нового года оставались считанные дни. Володя с Ритой задержались в читальном зале и возвращались домой в сумерках. Лунный свет пробивался сквозь дымку облаков, мохнатые крупные снежинки кружились в воздухе.
- Как в сказке,- сказала Рита.
Снежинки блестели на ее бровях и ресницах. Володя тихонько подул на них и поцеловал девушку в губы.
- Вов, люди кругом. С ума сошел?
- В кинотеатре, значит можно. Там людей еще больше.
- В кинотеатрах последние ряды для этого и созданы. Все, прекрати, а то обижусь. Лучше расскажи, что ты делал дома в субботу.
- Я же говорил. Был на дне рождения у одного одноклассника. Потом вот так же шли. Темно, луна, снег. Тепло. В парке деревья в снегу. Красота... И пацаны лепят снеговиков. А мы поддатые. Не сильно, но все-таки. Тоже решили слепить парочку. Нинка выпросила у ребят две морковки. Такого снеговика слепили. Рындин Колька под два метра ростом еле до головы дотянулся, чтобы морковку вставить. Второго лепить не стали. А другую морковку Юлька воткнула снеговику…. Ну, в общем, понятно куда. Представь, идут люди, а перед ними такое чудо с двумя морковками.
- Да, весело,- произнесла с иронией Рита,- Кстати, я думала у вас там мужская компания. А тут слышу,-  Нина, Юлька. Тоже ваши одноклассницы?
- Нина за Вовку Романова замуж собирается. Помнишь, я тебе про Романова рассказывал?
- Может быть. А Юля?
- А Юля так... Знакомая Субботина. У которого день рождения.
- Субботин, тоже с вами снег лепил?
- Нет, он напился и остался дома.
- А Юля чего же не осталась с ним? Красивая девушка, да?
- Рит, ну при чем здесь Юля? Ты чего? Просила меня рассказать про субботу. Я рассказал.
- Классно вы развлекаетесь. Смотри, экзамен завалишь.
Они не поругались в тот вечер, но в квартиру Рита его не пригласила. Поцеловала на прощание у подъезда и все.

Они шли мимо парка. Юлька держала его за локоть.
- Давайте слепим бабу,- предложил Рындин,- Здоровую, здоровую. Выше меня.
Дружно принялись за работу. Володя с Юлькой стояли в стороне. Она прятала лицо у него на груди. Снежинки ложились на ее пряди. Володя сдувал их, а они опять ложились, накрывая Юльку снежной фатой.
- Вы здорово смотритесь ребята,- сказала Нина,- Хоть сейчас в ЗАГС.

Удовлетворенно разглядывали дело рук своих. Рындин чертыхаясь вставлял морковку.
- А вторую куда?- спросила Нина.
- Пацанам верни.
- Погоди, дай сюда,- Юлька подошла к снеговику и воткнула морковку.
Ребята заржали.
- Это вы,- сказала Юлька указывая на снеговика,- Вся ваша сущность.
- А Горский?- спросил Смирнов,- Горский, тоже такой?
Юлька глянула на Володю, резко развернулась и пошла в сторону микрорайона.

1989 год. Июль.
Что еще в этом конверте? Горский достал сложенный пополам листок. Развернул. Телеграмма от 29 декабря.
«Хочу чтобы ты был спокоен. Собери волю. Готовься сдать экзамены. Второго встретимся. Жду. Рита».
Почему она отправила телеграмму?
Он опять залез в свои записи. Ничего не нашел. Значит, не мог написать. Не смел. Вдруг вспомнил.
В начале февраля забрали «Зосю». Зосимова Олега. Замели с «фарцой». Володя был знаком с ним. Кое-что прикупал из «шмотья». Это был УДАР. Но в феврале. А в конце декабря было что-то еще. Что?
Горский беспокойно прошелся по комнате. Давнее прошлое, которое следовало бы забыть, вычеркнуть из памяти на веки вечные. Если бы не страшный финал с Ингой. Память обожгло. Точно, как он забыл.
Дней за пять до нового 77-го года забрали Игоря Суркова по кличке «Сурок». Тот еще был «фарцовщик». Получил десятку. «Зося», кстати, тоже.
С «Сурком» Володя общался редко. Не то, что с Зосей. Но джинсы для Юльки  брал именно у него.

Инга побелела от бешенства.
- Ты пи…дюк, полный ра….бай.
Они катались на лыжах на «Планерной» в полном одиночестве, и Инга дала волю чувствам. Володя беспомощно хлопал глазами. В Калинине ждала Рита. Чудесный солнечный денек начался изумительно. Приехал к Инге. Та сообщила, что операции с валютой на время отменяются. Усадила в «Жигули», привязала к багажнику лыжи и повезла Володю на прогулку. Правда, всю дорогу молчала, сосредоточенно думая о чем-то.
И вот наконец, ее прорвало.
- Ты мог достать «шмотки» через меня или нет?
- Мог, но…
- Для девки своей доставал. Я поняла. Я бы тебе для трех достала.

Она орала на него минут десять. Наконец выдохлась и понеслась по лыжне. Володя не стал догонять, и не торопясь поехал следом размышляя о своем будущем. Что-то оно не радовало сегодня. Вдруг «Сурок» вложит? Просто назовет фамилию. Вызовут сначала как свидетеля, потом затолкают в изолятор, отобьют почки с печенью. Выбьют все. И что было, и что не было. И все, Владимир Сергеевич. Полный тебе пиндец.
Инга неожиданно появилась рядом.
- Ты не замерз?
- С чего?
- Еле плетешься. Горе лыжник.
- Может, наперегонки?
- Нет уж, с меня хватит. Поехали домой.

Возвращались в Москву. Инга разрядилась и теперь веселилась от души.
- Я на пляже в Волжске твою пассию увидела и обалдела. Вылитая я, только светлая. Эта, к которой ты рвешься, не такая же случайно?
- Приблизительно такая же.
- Правильно. Чего одной не додарил, другой подойдет.
- Очень смешно. Скажи лучше, зачем ты этот спектакль с лыжами устроила? Могли бы и в Москве поговорить.
- Я хотела тебя грохнуть и закопать в сугробе.
Володя опешил.
- Как это?
Посмотрел на Ингу. Та не смеялась. У него сжалось сердце.
 Неужели Инга смогла бы? После того, что меж ними было?
- И как бы ты это сделала?- спросил он осевшим внезапно голосом.
- Сначала вот этим.
Инга достала из кармана дубленки продолговатый предмет напоминающий тюбик помады.
- Что это?
- Мощнейший конденсатор. Снимаю колпачок, тыкаю в шею и все. Еще жив, но не совсем. А потом головой в сугроб, считаю до пятидесяти.

 На Володю вдруг что-то накатило. Эта стерва была такой ласковой и нежной. Верил ей как самому себе не верил.
- Разворачивай машину,- сказал он глухо.
- Зачем?
- Едем назад. Ты меня убьешь. Даю слово, что не буду сопротивляться.
Она надавила на тормоз, и Володя осознал. Сейчас они вернутся, и жить осталось совсем немного.
- Меня все равно грохнут. Не она, так «соратники». Так пусть лучше она.
Машина застыла на обочине. Инга растерянно разглядывала Володю.
- Ты в самом деле поверил?
- Поверил.
- С ума сошел?
- А зачем ты эту штуку таскаешь в кармане?
- Какую штуку? Это помада, обычная помада. Смотри.
Инга раскрыла тюбик.
- Вовка, ты в самом деле подумал, что я тебя смогу?.... Какой же ты дурачок.

Володя вернулся в Калинин совершенно опустошенный. Пришел к Заславским. Наверно, он выглядел ужасно, потому что Рита ничего не спросила. Пыталась заговорить. Он отвечал невпопад и ничего не мог объяснить, а сочинять очередную сказку не хотел. Не мог он больше врать Рите. Попросил прощения и ушел. Рита ошеломленно смотрела вслед. Такого Горского она еще не видела.
Он умчался в Волжск на последнем автобусе, а Рита послала телеграмму. «Хочу чтобы ты был спокоен….».
Если бы она знала.
Он отсиживался в квартире в Волжске. Даже родителям на глаза не показывался. На звонки не отвечал.
Двадцать девятого после обеда зазвенел звонок над дверью.
- Кого там принесло?
А сердце недобро забилось. Заглянул в глазок. Мама.
Он открыл дверь.
- Так ты в Волжске?- изумилась та,- Давно?
- Приехал час назад.
- Тебе телеграмма.
Застучало в висках.
- Ну все, каюк. Наверное, в Москве еще кого-то прихватили.
- От этой... Заславской,- сказала недовольно мама.
И от сердца отлегло. Сначала. А потом схватило еще сильнее.
- Что-то с Ритой.
Он представить себе не мог, что она пошлет телеграмму просто для того, чтобы подержать его.
Схватил бланк, пробежал глазами, успокоился и прочитал снова вникая в каждое слово.
- Как-то надо объяснить маме,- подумал он.
Но маму даже упоминание о Рите раздражало, и объяснений она тем более не ждала. Ее голос уже слышался на кухне.
- У тебя в холодильнике шаром покати. Собирайся и пошли к нам обедать.
- Спасибо, мам. Ты иди, а я приду попозже.
Мама ушла, а он еще раза два перечитал Ритино послание. Хорошо, что девушка истолковала его состояние именно так.
И мысли сами собой потекли по направлению Риты.
Какая она? Капризная? Пожалуй. Ее настроение меняется мгновенно. Иногда так не хочется разгадывать ребусы ее души. Но приходится. Поэтому несколько дней вдали от Риты, такой кайф.
Она расчетлива? Черт ее знает. В начале года он наверное ответил бы: «Да». Но за месяцы, что он был с ней, его мнение изменилось. Если есть в ней расчет, то какой-то иррациональный. Расчетливый человек сам врет и не верит другим. А Рита? Неужели, никто не обманывал ее раньше?
Наверное, это была его беда, но Володя не верил никому. Вообще, никому.
В этом мире твои неудачи обеспокоят тебя самого, ну и еще родителей. Другим будет до «лампочки», а самым близким, тем которые рядом и которых в спешке можно принять за друзей, твои неудачи - бальзам на душу. И правду о себе можно рассказать разве что соседу по купе в поезде Москва- Хабаровск где-нибудь в районе Биробиджана. И то на «крайняк», если уж совсем жизнь за….ала.
В марте сорок шестого Сергей Иванович Горский прошагавший от Москвы до Берлина, дважды раненый и один раз контуженый, отмечал свой день рождения в узенькой компании закадычных друзей. Тех, кто уцелел после мясорубки Отечественной. Шесть человек, которым он верил как самому себе, сидели за столом. Он без страха поделился с ними воинскими приключениями  в Германии.
Его забрали через два дня и обвинили в антисоветской пропаганде и в очернении советского строя.
О том, что отец «парился» в лагерях, Володя узнал в шестом классе. Родители помалкивали до поры до времени,  и что удивительно, помалкивали соседи и знакомые. Когда сыну исполнилось тринадцать, отец решил, что он достаточно взрослый. С тех пор Володя много чего узнал о девяти годах жизни отца. И о том как после освобождения, встретил отец своих бывших приятелей, как смотрели они на него «честными» глазами.
Но кто-то же из них сдал…  Может, для Володи это было толчком к дальнейшему миропониманию?

Второго февраля взяли Зосимова..
- Сиди дома и не высовывайся.
Инга была в смятении, но держалась превосходно.
- Володя, все будет нормально. Не кисни.
Он делал вид, что не боится. Вернулся в Волжск. Первую ночь не спал. Потом страх осел, но мысли невольно возвращались к происшедшему, и отвлечься было невозможно.
Рита прислала телеграмму. Он как раз зашел к родителям, вдруг звонок, и почтальонша протянула бланк.
«Хочу тебя видеть Рита».
- Ишь ты, хочет она,- возмутилась мама,- Неужели поедешь?
Он уехал в Калинин в надежде, что встреча исцелит от тяжести мыслей. Не исцелила. Говорил с Ритой, а перед глазами мелькала решетка следственного изолятора.
- Слушай,- не выдержала наконец Рита,- Я так поняла, что ты поругался с родителями из-за моей телеграммы. Я не хочу быть причиной вашей ссоры. Поезжай домой.

Он возвратился в Волжск с осознанием полного одиночества, когда не с кем поделится своим кошмаром.
- «Только бы остаться на свободе. Только бы остаться. Не притронусь к валюте и к «шмоткам», тоже».
Он клялся самому себе и верил.

Было предчувствие беды.
Родители на работе. Магнитофон повторяет третий или пятый раз:
«Тебя окликнуть можно, еще окликнуть можно,
Но возвратить уже нельзя»....
«Ариэль» замолкает, Володя обреченно перематывает пленку и слушает снова:
- «…И тень твою качая, фонарь глядит из темноты…».

Прощальный поцелуй.
- Не переживай, я все понимаю. Встретимся после каникул. Поздравляю тебя с двадцатилетием. Заранее вроде нельзя, но мы же не суеверные, правда?
И письмо в день рождения. Вот оно, на столе.
                Добрый день, Владимир Сергеевич!
Как поживаете в столь радостные для вас дни-каникулы? Чем занимаетесь?
Да, Володечка, я поздравляю тебя с двадцатилетием. И конечно желаю всего того, чего желаете себе.
Мои новости. До 12-го числа меня дома не будет. Ничего страшного не случилось, не волнуйся. Буду ли 12-го числа- пока не знаю.
Мне срочно пора заканчивать письмо, иначе я опоздаю на прием к врачу. (мама уже сердится).
                Всего доброго.
                Рита.

Инга позвонила шестого. Поздравила с днем рождения.
- Пока болею, Вов. Думаю, что выздоровею через две недели.
Она положила трубку. Он тупо смотрел на телефон постигая суть сказанных ею слов.
- Значит пронесло. Слава богу. Через две недели он увидит Ингу, и все продолжится.

Первый день занятий. Второй семестр третьего курса. Володя как обычно опоздал, и первая лекция закончилась без него.
Он зашел в аудиторию и увидел Риту. Она взглянула на него и сразу отвела взгляд. Опять начинается. Места рядом с ней уже заняты. Володя прошел на свой ряд. Ждал ее записки. Не дождался.
Прозвенел звонок. Рита подхватилась и стремительно исчезла из аудитории.
Он встретил ее в одном из корпусов. Рита неторопливо шла навстречу и вздрогнула увидев его.
- Рит…
Она не дала договорить.
- Володя, мы больше не будем встречаться. Прости.
И прошла мимо. Он догнал ее.
- Почему?
- Мне нравится другой человек.
Она исчезала в дали коридора, Володя растерянно смотрел вслед.
- Ну вот и все.
Тошнота в душе. Обычно, когда происходила в жизни очередная неприятность, Володя превращался в дотошного математика. Скрупулезно взвешивал плюсы и минусы в создавшейся ситуации. Иногда вдруг полная безнадега поражала количеством плюсов. А если минусы побеждали…. Что ж, и на это было верное средство. Поллитровка и какая-нибудь девчонка в постель.
Володя занялся математикой.
- Наверное, хорошо, что это произошло сейчас. Отношения заходили в тупик. Столько лжи он наплодил. Необъяснимой с точки зрения нормального человека.

Следующей парой шел семинар по термодинамике, и Риту он не видел до конца дня.
- Все-таки, надо взять «пузырь» и выпить с кем-то. Может, с ребятами из комнаты? Нет, лучше с Мишкой Ильиным. Он, конечно не любитель... Так и я не алкаш.
Думая так, Володя вышел из института. Рита шла к трамвайной остановке. Рядом Ильин. Она держала его под руку.
Момент истины. Сразу вспомнился осенний двор, скамейка, промозглость и сон… Все как во сне.
Ему тоже надо на остановку, но идти следом не хотелось. Стоять у института не имело смысла. Однокурсники проходили мимо и тянули за собой. И кто-то многозначительно улыбался.
Володя пошел в сторону Речного вокзала. Не в пивную, а для того, чтобы остаться в одиночестве.
Сны всегда сбывались. Почему он решил, что не сбудется этот?
Математические расчеты оказались ничтожно жалкими.
- Они оба придумали для меня эту иезуитскую пытку, или кто-то один? А второй молчаливо согласился?
Это не Мишка. Не Мишка устроил такую каверзу. Наверное, просто  влюбился в девчонку, и вины его нет. Но Рита - то, Рита. Вот сука. Неделю назад прислала письмо. Он тогда еще подумал, что не просто так. Тварь.

                Продолжение следует.