Проба на месте, вес – около пяти грамм. Брюлик мутноват, но в целом сгодится. Похоже, девятнадцатый век, а посему можно скинуть весьма прилично. И бабуля не в обиде, я ей дал в полтора раза больше, нежели она надеялась получить в ломбарде. Конечно, в ломбарде при честном… при нормальном приёмщике было бы в три раза больше. А кто виноват? Не надо быть ленивой и идти в ломбард… чёрт с ней со старухой, всё равно гикнется. Будет и на гроб и на музыку. У таких одуванчиков всегда припрятано не чёрный день – старая закваска, буржуйская. Наживались на народе – сволочи, эксплуататоры поганые. Папашка мой тоже до революции приказчиках обретался. В лавке купца Селивёрстова людей обмеривал, обсчитывал. А как грянуло, так не растерялся – прихватил, что смог и смылся с мошной золотых червонцев. Поди, кайфует где-то, катается как сыр в масле. А мо, поймали и посадили, или убили. В любом случае при совдепии о нём лучше не вспоминать. Зачем портить своё пролетарское происхождение? Мать – ткачиха, отец – сложил буйну головушку на империалистической, сам я всё детство впроголодь, теперь вот - комсомолец, куда уж лучше? Про папашку мама только в прошлом году, перед смертью призналась. Как на духу выложила и, мол, не смей таким быть как он. А что тут такого, все хотят жить лучше. Сама как полоумная на фабрике вкалывала. Тоже мне стахановка, умерла без копейки за душой… А ведь у старушенции кроме перстенька должно быть и золотишко. Эх, проверить бы содержание её шкапчиков-комодиков, да страшновато.
Таганка – все ночи полные огня.
Таганка, зачем сгубила ты меня?..
Мотя по той стороне улицы вышивает. Может, не заметил, попытаюсь смыться… Увидел, глазастый ворюга. А я не слышу, глухой. Нет, поймёт – хуже будет.
- О, Мотя! А я к тебе собрался, дело есть.
- Ты, Костыль, кончай глухим прикидываться! Давно не получал или зубы жмут? Я те уши продую…
- Ты чё, Мотя? Сказал же – сам тебя ищу.
- Никак должок приволок?
- Так я разве когда тебя подводил?
- Харэ базлать, гони монету. Подводил он меня. Себя подводил!
- Щя, Мотя. Отойдём во двор, вон легавый стоит. Развелось их как собак нерезаных.
- Гони капусту.
- Сейчас, Мотя. Закуривай. «Казбек» – метр курим, два бросаем. Душистый табачок, правда?
-Фуфло. «Беломор» лучше продирает, или хоть «Прибой» возьми. На зоне…
- Мне крепкий нельзя, лёгкие больные. Слышь, Мотя, есть одна квартирка на примете, с золотишком. Старуха одна живёт, дверь ногтём открывается.
- Ну?
- Сам хотел, да не знаю как. И страшно, и здоровья нет…
- Да на тебе пахать можно, доходяга. Где она?
- Калым-пополам.
- Какой калым, Костыль? Ты сначала долг отдай!
- Я и говорю – наводка моя, товар я скину, а после посчитаемся. Пойдёт?
- Лады. Какой адрес?
- Красноармейская два, квартира восемь.
- Коммуна?
- Отдельная, недавно муж откинулся, из заслуженных – профессор.
- Откуда знаешь?
- Знаю. Ты побыстрей проведай, а то бабка концы отдаст или родственники найдутся - подчистят закрома. Ну, я потопал.
Уф, кажется, пронесло! Мразь уголовная, обзывается. Какой я тебе Костыль? Со своими подельниками кликухами обзывайтесь, у меня, между прочим, имя отчество есть Михаил Борисович. Ничего, придёт время отольются уголовным котам Мишкины слёзы. Надо пойти учиться в техникум советской торговли. По папкиной, так сказать, лини. Не по мамкиной же - спину за гроши гнуть. А чё, работаю в охране, стаж скоро наберу. Не пью, не курю, не опаздываю. Комсомолец, участвую в собраниях. А то, что не воевал, так я же не виноват, я больной – лёгочник… Эх судьба моя тяжёлая – сплошная борьба за место под солнцем. Вспомнить страшно, какую я заразу курил, чтоб откосить и не попасть на фронт. Никто не поймёт, как – молодому, умному, красивому не хотелось умирать в конце войны. Мало ли других, не таких славных. Взять Ваньку Лихошерстова – одноклассника. Ну и кто его гнал в добровольцы из школы? Сам напросился, даже лейтенантские погоны получил, а толку? Сидит теперь возле пельменной, обрубок человеческий. Вместо ног самодельная тележка на шарикоподшипниках, в руках трофейный аккордеон, артиста из себя изображает. Круглый отличник был, а по сути – дурак-дураком. Нет, в школе он был нормальный, любимец класса, да и школы, а толку? Жалко его, нищенствует, бедолага. Правда, дают ему почему-то щедро. До обеда насобирает в офицерскую фуражку пригоршню медяков и в штучный отдел за бутылкой, а далее в свою полуподвальную «фатеру» к чахоточной Клавке и пьянствуют беспробудно. Эх, умному бы его награды… Ну ты посмотри, не просит а куражится, и почти каждый бросает. «Это было в степях под Херсоном… Спасибо братцы, спасибо. Мы с командиром остались с одной гранатой… Эй, икряный, куда спешишь? Подай инвалиду, и твоё пузо от немца защитил… Ишь ты, не желаем слышать, брезгуем… На нас наступали полчища врагов, Спасибо мамаша… Раскинулось море широко… Мадам, держите ридикюль покрепче… Не, мамзель, на водку уже собрал, топерича на закусь сшибаю… И волны бушуют вдали… Спасибо служивый… Товарищ мы едем далеё-о-ко! Подальше от русской земли».
Со слухом у Ивана проблемы, но душевности хоть отбавляй и глаз как у разведчика.
- О, Мишка! Что братишечка не весел, хули, голову повесил? Не возьмут тебя в Армию, не трусь… - Взяв жуткий аккорд музыкант захрипел самую популярную. – Граждане, я родом из Баку. Ха! Дайте на понюшку табаку. Ха-ха! - Далее пошли такие рулады и всхлипы, что трофейная фисгармония захлебнулась в восторге.
- Здорова, Вань. Кончай концерт, отдохни малость.
- Дай на чекушку,.. в долг. С пенсии отдам.
- Как же отдашь, как в прошлый раз…
- И то правда, должен, но всё равно дай.
- Чё, мало накидали?
- Достаточно. Залить глаза хватит, так мы же с Клавкой…
- Гнал бы ты её…
- Клавку не трожь, понял! Она солдатам жизнь спасала, в тылу не отсиживалась, чаи не курила…
- Да нужна она мне. Живи, с кем хочешь. Ладно, возьми, тут хватит на пол-литра.
- С чего это ты расщедрился?
- Да так, однокашники всё-таки.
- Ну ладно, на сегодня кранты. А то уже цыганский пот прошибает. Бери фисгармонию, помоги орденоносцу, может, на том свете зачтётся. – Михаил взял многострадальный инструмент, и они медленно двинулись в сторону гастронома. – Угадай кто мне сегодня на пузырь расщедрился?
- Мало ли дураков на свете, Небось, зав пельменной.
- Угу, жмот он вонючий, за копейку удавится. Говорят, они с поваром фарш из собак и котят вертят, а то и с человеченкой…
- Врут.
- Не знаю, этот хмырь на всё способен. Клавка у них в посудомойке работала, так он ей проходу не давал. Крыса тыловая! Слышь, ты не знаешь, может, кому наседка с цыплятами нужна? Я свою трофейную отдам, за дёшево. - Понизив голос Иван добавил, - «Вальтер», понял?
- Не я с этим не связываюсь и, нет у меня таких знакомцев, кому бы понадобилось. – Чтоб сменить тему Михаил спросил. – Так кто тебя на пузырь осчастливил?
- Меня? Когда? А-а! Нонка, понял? Пришла вся из себя, важная, расфуфыренная, ё-маё. Батя, говорит уже генерал-лейтенант, в органах служит.
- У вас, вроде, любовь была?
- Была, да сплыла! Смотрит жалостливо. Нужна мне её жалость как фрицу ППШ. Телефон оставила! – Иван яростно скомкал бумажку и швырнул в подворотню двенадцатого дома. – Как же, позвоню, когда ноги отрастут. Вот так, Миня, моряки решают. Нам любви из жалости не надо, понял? Вот ты сачканул…
- Меня комиссия…
- Наслышан, и про чай в самокрутке, и про комиссию. У нас один хитрый всё курил втихаря, да не повезло. Вечерком его за этим занятием немецкий снайпер снял. Не дожил до комиссии…
- Ладно, Ванюха, побежал я. На работу опаздываю, ты уж дальше сам. – Аккордеон жалобно пискнув повис на плече инвалида. – Я в ночь дежурю, Вань, так ты пришли Клавку на проходную в часика три ночи. Как в прошлый раз, понял?
- Чё, опять тушёнки наворовал охранничек? Ладно, не оглядывайся, никто не слышит.
- Так пришлёшь?
- Придёт. Только ты много не нагружай, она слабая. Слышь, Мишка, денег у меня с тобой рассчитываться… сам понимаешь. Если не отдам, возьми мои награды. Клавка отдаст, только ты ей, случай чего, помоги, она тоже долго не протянет.
- Да чё мне с ними делать?
- Авось пригодятся, ты шустрый…
- Ну, не знаю. Сам понимаешь – дело подсудное.
- Лет через тридцать нацепишь и будешь красоваться, а мне они там, без всякой надобности.
- Ладно, побежал я на дежурство. Пусть Клавка не раньше двух приходит. Пока.
Сплошные встречи, просто по не пройти без намёков всяких. То блатной, то инвалид. Интересно, что сейчас Нонка из себя представляет? В школе рябая была, но покладистая, списать всегда давала. Вечером по дороге на работу подниму телефончик… А если затеряется, ветром сдует? Придётся возвратиться.
Колготня в соседнем купе длилась всю ночь, правда, негромко. Зато, утром распоясались. Обнаглел народ. И не скажи им ничего – День Победы. Ивана жалко, умный был, а не практичный и безрассудный. В День Победы надо бы его помянуть… только не с этими соседями. Да, много воды утекло. Где теперь тот худенький Миша, которого все обижали, обзывали Костылём, подкалывали за какие-то действия во время войны. Попробовали бы сейчас… Намедни услужливый зам новую табличку на дубовую дверь кабинета прикрепил… с позолотой, с вензелями. Солидно смотрится, по рангу – «Начальник ОРС Костылёв Михаил Борисович». Сам всего добился, своим умом, практичностью, целеустремлённостью. Даже здоровье подорвал, приходится каждый год в Кисловодск ездить на лечение… Опять бубнят. Чёрт меня дёрнул поездом ехать, обратно только на самолёте… Квартет ветеранов, с козлиными голосами.
Выпьем за Родину,
Выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальём…
Сталинисты драные. Партия осудила культ личности, а эти всё равно горло дерут. Ветераны нашлись, липовые… с юбилейными побрякушками. Это не то, что боевые… Настоящие фронтовики давно вымерли, а такие коптят небо, да с комиссиями приходят на базу права качать. «Это же Отдел Рабочего Снабжения?» - «Рабочего».- «Тогда, товарищ Костылёв, скажите, почему дефицитные товары на складах залёживаются?» - «До особого распоряжения, для наград передовиков производства». Думают, что умные, а я ответа не найду. Не на того напали, с меня горком партии спрашивает, генеральный директор, а остальным найду что ответить. Малоземельцы драные… Надо Василь Григорьевичу намекнуть, чтоб избрали в состав горкома партии, меньше приставать будут ветераны всякие… Приходят, шныряют по базе, как у себя дома, с пафосом влетают в кабинет. А я свой френч полувоенный достаю, вроде как уходить собираюсь, а у меня на груди целый иконостас…
Тут то они и приехали! У самих-то из боевых только медалька завалящая. Робеют, тушуются… Да, не тот теперь ветеран пошёл, и коммунисты поизмельчали. Вот раньше коммунисты были – большевики! Покойный тесть на базу ни ногой… сами привозили и за счастье почитали, если примет. Прошли те времена. Иван скончался, туберкулёзную Клавку его я целый год поддерживал, как обещал. Я слово держу, по-честному… После в санаторий устроил, там она и умерла. А что я мог ещё сделать? Я – по-честному живу. По молодости бывало озорничал, так и то, от безысходности. Мотя, рожа уголовная, с толку сбивал. Хорошо что посадили, да на зоне и прирезали. Не будет честных людей обворовывать. Квартиру той бабки он всё-таки обчистил. Зажиточная профессорша оказалась, я деньгу нутром чую. Мотька столько принёс… А потом его посадили, за другое, за гоп-стоп. Через год его корефан по зоне приходил, пришлось отдать четыре косаря, чтоб развязаться с тёмным прошлым. Где наше не пропадало. Мне всегда тяжело всё доставалось, не то что другим. Если по-честному, я тоже внакладе не остался, но это пустяк. Главное – перстенёк старушкин счастливым оказался. Супруга до сих пор с удовольствием носит. Спит, милейшая моя, намаялась от перестука колёс… Опять эти козлы бубнят. Пойду вразумлю, пьяньчуг.
- Товарищи, нельзя ли потише, люди отдыхают!
- Извини мужик, праздник сам понимаешь. Этот день Победы, порохом пропах… - выдыхнул кислым перегаром лысый ветеран.
- Придётся проводника позвать…
- Ты на каком фронте воевал?... Это праздник, со слезою на глазах…
- А ты в атаку ходил? – Встрял, с орденскими планками на засаленном пиджаке.
- Я?
- Да, ты. Ходил, спрашиваю?
- Это не имеет значения, Я вас по-хорошему прошу, прекратите безобразия в… общественном месте.
- Не, ты ответь, ходил?
- Да вы ходили, или он закрыт ещё? – Озабоченно спросил толстяк в тренировочном костюме. - Оба туалета закрыты?
- При чём здесь туалет?
- Так общественное место, сами сказали.
- Вы прекратите безобразие или нет? Я требую… Проводник! Товарищ проводник, наведите порядок или я к бригадиру…
- Сейчас разберёмся, гражданин пассажир, идите, пожалуйста, в своё купе… В чём дело, граждане?.. Потише, ребята, вы же видите – тыловая крыса…
Разберётся он… Чёрт с ними! Бубни Емеля – твоя неделя. Всё равно пора собираться, но обратно только на самолёте, мы не ветераны… убогие, в пиджаках засаленных. Пожалуй, пора супругу поднимать. «Нона, вставай, зайчик, к Минводам подъезжаем. Ноночка-а! Просни-ись!»