1. "Иранский гамбит"
За 2308 лет до высадки на взлётные плиты аэродрома базы Баграм дивизий советских ВДВ, на территорию Афганистана (Бактрии) вторглась македонская армия во главе с доселе непобедимым Искандером Зуль-Канейном (Александром Двурогим). Бактрия тогда являлась сатрапией империи Ариэн-Вэнджа, которая пала под ударами македонских сарисс.
Последний император Ирана Дарий 3 Кодоман в результате заговора генералов Барсаента и Набарзана во главе с Бессом, полпредом шахиншаха на Северо-востоке Империи, был арестован. А потом зарезан.
Узурпатор Бесс провозгласил себя шахиншахом Артаксерксом IV, тем самым бросив открытый вызов Александру, который после смерти Дария объявил себя шахиншахом Ирана Искандером Первым.
Война с Бесом продолжалась несколько месяцев. Узурпатору Артаксерксу так и не удалось собрать армию способную дать сражение македонцам. Правда, его генерал Сатибарзан совершил блистательный рейд в Ариану и изрядно потрепал тылы Александра. Сатибарзан пал смертью героя под стенами столицы Арианы. Его конница рассеялась.
Соратники Бесса полевые командиры Спитамен и Датаферн арестовали самозванца и выдали его легатам Александра. Они надеялись что, заполучив Бесса, Александр не станет оккупировать Согдиану и Северную Бактрию и двинется на завоевание Индии.
Они ошиблись.
Бесс, после суда в Зариаспах (Балх), эпатирован в Экбатады, столицу Мидии, где четвертован. Набарзан – командующий конницей в побоище под Иссом, бежал в Пакистан. Был выдан Искандеру. Судим. Казнен. Похожая участь постигла и другого цареубийцу – генерала Барсаента, главы имперской администрации провинции Дрангиана.
За пять лет с 334 до 329 македонские маршевые роты прошагали многие тысячи стадий и парсангов. От пролива Дарданеллы до дельты Нила. От дельты Нила до южного берега Каспия. От берега Каспия через перевалы Гиндукуш к верхнему течению реки Амударья (Окс). За это время были выиграны десятки малых и три великих сражения. Взяты цитадели Милета, Галикарнаса, Тира и Газы. Сожжен дотла Персиполис, древняя столица иранских императоров. А сама двухсотлетняя империя Ахеменидов прекратила своё существование. Шахиншах Дариавуш, как уже говорилось, был арестован, а впоследствии убит предательски Бессом, сатрапом (губернатором) Бактрии (Афганистана), командующим всей арийской кавалерии в побоище под Арабелами.
«Перейдя через Окс, Александр спешно направился туда, где по сведениям находился Бесс с войском. В то время к нему пришли от Спитамена и Датаферна сказать, что если он пошлёт им хотя бы небольшой отряд с начальником, то они схватят Бесса и передадут его Александру. Он и сейчас у них под стражей, хотя они не надели на него цепей». Так описывает Арриан жалкий конец узурпатора Артаксеркса и окончательную гибель иранской государственности под владычеством династии Ахменидов. С пленением Бесса фактически закончилась война между македонским царством и империей Ариэн-Вэнджа.
Под рукой Александра была победоносная армия в количестве 40-ка тысяч бойцов. И вряд ли в радиусе от полярного круга до экватора, нашлось регулярное воинское соединение способное противостоять этой всесокрушающей силе. Генералы Александра, были уверенны, что если царь не остановиться то, следующий поход будет в Пакистан.
На территории современного Пакистана на тот момент времени существовало несколько государств управляемых раджами. За рекой Инд, в долине Ганга существовала империя Нандов со столицей в Паталипутре.
После пленения Бесса Бактрия (центральный и южный Афганистан) покорилась без боя. Что касается Согдианы (Северный Афганистан, Таджикская ССР и юг Узбекской ССР), то не последние люди этой страны в лице Спитамена, Оксиарта, Хориена и Датаферна, не без некоторых оснований полагали, что заполучив узурпатора Александр, двинется в Пакистан, а их страна избежит иноземного вторжения.
Они просчиталась.
Александр не собирался оставлять у себя в тылу непокорённые территории. К тому же Согдиана и Ферганская долина, входили в состав иранского государства и, с формальной точки зрения как приемник престола Ахеменидов Александр имел основания рассматривать их как имперские территории.
Но аборигены имели на это иную точку зрения. Александр, форсировав Окс, вторгся в долину Заравшана. В Согдиану.
Вот как описывает эпизод данных событий тот же Арриан.
«Тут Птолемей (один из генералов Александра) узнал, что у Спитамена и Датаферна отнюдь не было твёрдого решения выдать Бесса. Он приказал пехоте следовать за ним в строю, а сам с конницей поскакал в селение, где находился Бесс с небольшим числом воинов. Спитамен со своим отрядом уже ушёл оттуда; им было стыдно выдавать Бесса собственными руками».
Понятно, ни о каком «стыде» упоминаемом Аррианом речи не могло быть. Избавившись от власти персов, согдийцы совсем не жаждали надевать на свою шею новое ярмо чужеземного владычества. Спитамен с соратниками несколько наивно полагал, что заполучив Бесса, македонцы уберутся восвояси. Марш македонцев по Согдиане прошел без видимого сопротивления. Надо полагать Спитамен со своим отрядом затаился в одной из Памирских крепостей и ожидал развития событий. А они развивались с калейдоскопической быстротой. Столица Согдианы Мараканда (Самарканд) встретила новых хозяев хоть и без энтузиазма – но мирно. Мараканда, один из древнейших городов мира. Нельзя сказать был ли этот город ровесником Вавилона или нет, однако по свидетельству хроник, когда Ромул осматривал семь холмов в долине Тибра, прикидывая, стоит ли здесь обосноваться – Мараканда была уже обнесена городскими стенами.
Оставив в мощной цитадели гарнизон, шахиншах Искандер двинулся на Север, дабы достигнуть границы цивилизованного мира, который совпадал с границами персидской империи.
В долине реки Заравшан (или как её именовали греки Политимент) проживало около полумиллиона жителей. Содержание сорокатысячной македонской армией легло на них тяжким бременем. Интенданты Александра не страдали избытком вежливости, и за реквизированный скот и фураж в лучшем случае оставляли расписки. Да и вообще в понимании гордых завоевателей Азии грязные варвары должны были испытывать чувство глубокого удовлетворения от того что, им оставляют жизнь, изымая при этом средства существования. Македонская система армейского кормления, разработанная Александром вполне была сравнима с «драгонадами» - изобретением Людовика XIV по отношению к гугенотам. Тогда на постой к кальвинистам ставились королевские драгуны. И им разрешалось «пользоваться имуществом еретиков, для удовлетворения своих нужд и творить умеренные бесчинства к врагам веры, сопутствующие солдатскому быту».
Предки афганцев и таджиков вне зависимости от знатности происхождения имели весьма субъективные представления о чести. А унижению личного достоинства они зачастую предпочитали смерть. Впрочем, так же точно, как смерти они предпочитали победу над врагом. А точнее физическое уничтожение обидчиков, где придётся и чем придётся.
2."Ход конницей"
Отдадим должное не только талантам Спитамена – но и его храбрости. Согдиец скорей всего был знатен. Он состоял в свите сатрапа Бесса, и, судя по всему, занимал там довольно высокий статус. Согдиана не была выделена в отдельную сатрапию и входила в состав Бактрии. А, следовательно, есть все основания предположить, что Спитамен исполнял обязанности вице-губернатора своей страны. И опять же, если судить по дальнейшим событиям пользовался у жителей популярностью. Можно так же заявить следующее. Бесс командовал всей имперской конницей в побоище при Арабелах. Следовательно, и Спитамен принимал участие в этом сражении, в качестве командира согдийских эскадронов. А раз так, то у него отсутствовали всякие иллюзии насчёт мощи армии захватчиков. И не смотря на это, он решился бросить вызов Александру, обладая совсем незначительными силами. Никогда численность его подразделения не превышали пяти тысяч легкой кавалерии. Вооружение лук и кинжал. Никакой брони. Большее количество бойцов страна просто не могла выставить. Что касается пехоты, то даже самые твердолобые фанатики понимали – что азиатские пехотинцы в противостоянии с эллинскими гоплитами не имеют никаких шансов. Даже на стенах укреплений. Однако Спитамен использовал против захватчиков всей свой недюжинный талант азиатской стратегии и чисто скифские методы Сопротивления, в которых тактический гений и восточное коварство были использованы на всю мощь. Судя по всему, он был не намного старше Александра, однако обладал сопоставимым с ним талантом генерала. С другой стороны, как и многие из самых знатных персов, он мог поступить на службу к новому шахиншаху. Александр с благоволением относился к подобного рода абитуриентам. Осыпал их милостями, назначал на высокие должности, ценил преданность и поощрял инициативу. Но Спитамена не прельщала перспектива имперского лизоблюда. Скорее всего, обуянный честолюбивыми устремлениями он видел себя независимым князем своей маленькой страны. И готов был за это сражаться. Даже с непобедимым Александром.
С некоторой натяжкой со Спитаменом может сравниться один самых знаменитых афганских моджахедов, «Лев Панджера» Ахмад Шах Масуд. Все десять лет советской оккупации этот полевой командир достойно противостоял превосходящим численно и вооружённым до зубов легионам русских захватчиков. С поправкой на средневековую ментальность дикаря и магометанскую среду обитания, это был весьма достойный и адекватный человек. Однако никогда рейды партизан «Панджерского льва» не угрожали непосредственно и физически ни командующему армией оккупантов, ни уж тем более кремлёвским старцам типа Брежнева или Андропова. В войне же со Спитаменом Александр был вынужден поставить на карту и своё личное будущее и судьбу своей империи. Представьте, с какой бы интенсивностью и яростью разгорелась афганская война, если бы Брежнев, напялив маршальский мундир, сверкающий чешуёй золотых звёзд, прилетел в Кабул и, подобно римским императорам, или Сталину с Гитлером, объявил себя верховным главнокомандующим в натуре. Аллах всемогущий свидетель, какое бы грандиозное королевское сафари устроили бы афганские моджахеды на бровастого генсека. Скажете такое невозможно. Отчего же. Брежнев, кто б там что не говорил, боевой генерал Второй Мировой. Участник парада Победы. А пути маразма неисповедимы. После награждения в 1977 году высшим орденом «Победа» он вполне мог себя возомнить полководцем всех стран и народов не хуже, какого-нибудь Жукова или Эйзенхауэра, об Александре Македонском не говоря. А проиграться в живых солдатиков, чем не достойная забава для выжившего из ума повелителя 1\6 части земных суш. Воплощение затаённой мечты детства. И это ведь так естественно. Разве не осуществляет свои детские грёзы и тайные комплексы полковник Путин, катаясь на сверхзвуковом истребителе или на атомной субмарине.
Союзная армия во главе с царём двинулась к верхнему течению реки Яскрат (Сырдарья). Этот поход уже совсем не походил ни предыдущую милитаристскую прогулку по Азии и Африке. Ни даже на победоносные сражения с ордами арийского императора. Обратимся вновь к Флавию Арриану.
«… здесь некоторые македонцы, ушедшие за продовольствием (!!!) и рассеявшиеся были убиты варварами, которые затем бежали в гору, недоступную и со всех сторон отвесную. Было их тысяч около 30 (покойный шахиншах Дарий не рисковал выступать против Александра имея под рукой армию менее полумиллиона солдат). Александр пошёл на них с самыми лёгкими на ходу воинами. Македонцы неоднократно пытались взобраться на гору; сначала они под стрелами варваров отступили назад; много людей было ранено; (македонцев спасала от стрел нательная броня, бронзовые кирасы, каски, поножи – однако спросите у ветеранов ОК, такой ли уж надёжной защитой от пуль афганских партизан были бронежилеты). И наконец - у самого Александра насквозь было пробито бедро; стрела отколола часть кости. Тем не менее, гора была взята. Часть варваров македонцы перебили на месте; многие погибли, бросаясь вниз со скал (о сдавшихся в плен Арриан не упоминает, хотя пленных македонцы брали с охотой – рабы те же деньги), так что из 30000 уцелело не боле 8000».
Александр двинулся дальше вверх по реке Яскрат. Семь варварских приречных городов были взяты штурмом. Ворота ни открыл никто. Древние историки называют взятые македонцами крепости городами – однако, скорее всего это были поселки, обнесенные невысокой стеной из саманных блоков. Возможно, цитадель имела только Киресхата (Кирополь) – крайняя точка ареала арийского господства. Граница цивилизованного мира. Александр лично участвовал во всех штурмах и получил контузию во время приступа. От смертоносного камня, сброшенного со стены Кирополя его спасла металлическая каска. Возможно, тот самый рогатый шлем, вокруг которого согласно фантазии сценариста Серова развернулись перипетии в уже поминаемой кинокомедии 1972 года «Джентльмены удачи».
Однако, не смотря на потери и ранения Александр с железной целеустремлённостью выполнил постеленную задачу. Последние области в тылу предстоящего похода в Пакистан были усмирены. Новая индийская война застыла на старте подобно бегуну, готовая принять эстафетную палочку из грабастой длани войны персидской.
Но не тут-то было.
На правом берегу Сырдарьи подобно наползающим грозовым тучам появились эскадроны скифов.
Или массагетов.
Или саков.
Скифами их называли греки.
Стало ясно. Что как только македонцы уйдут – только что завоёванные города будут атакованы, и результаты победоносного похода будут сведены на нет. Тут же до Александра чудом добрался полуживой гонец с юга. Он принёс страшную весть. В тылу началось восстание. Поднялась вся Согдиана. Во главе мятежников Спитамен. Он осадил македонский гарнизон в Мараканде. Александр, вместе с армией, оказался в капкане.
3. "Шах царю"
Сейчас, конечно нет никаких внятных доказательств, согласовывал ли Спитамен своё выступление с вождями скифов или нет. Однако если это так, его стратегическому гению генерала могут позавидовать не только самые доблестные воители древности, но современные вояки с блеском окончившие военные академии. Автору всё же кажется, что согдийцы и скифы в этой боевой операции действовали в соответствии с заранее согласованным планом. Об этом во-первых свидетельствует синхронность обеих выступлений, а во-вторых тот факт, что для того что бы скифам собраться в большую орду для них необходим стимул и время. А раз так, кто-то должен был предупредить их о движении армии Александра – кроме Спитамена этого сделать некому. А что касается стимулов – то их пара, и они известны. Страх и корысть.
Племена саков или массагетов обитавших в степях и пустынях вдоль северо-восточных границ арийской империи на пространствах Турана, были кочевниками. Промышляли они скотоводством и грабежом. Веровали в священный огонь, которому приносили в жертву лошадей и иногда пленных захваченных во время набега и непригодных для домашней работы. Жили массагеты родовым строем с элементами раннеклассового общества. Во главе племен-тейпов стояли вожди, которых персы именовали царями. Среди массагетов присутствовали пережитки группового брака и матриархата. Воины покрывали свою кожу татуировкой и слыли мастерами джигитовки и непревзойдёнными стрелками из лука. Массагет мог метко пускать стрелы на полном скаку коня из любого положения. У поверженных противников они снимали скальпы и украшали ими свои копья. Иногда сдирали кожу, и обтягивали ей боевые барабаны. Галантерея из человечьей кожи (особенно с замысловатым тату) типа колчанов, ножен для кинжалов и полевых сумок пользовалась повышенным спросом. Наличие подобных аксессуаров в арсенале воина являлось свидетельством его доблести. Досуг массагеты проводили за курением дикой конопли и чашей хмельного священного напитка – хаомы. Вооружены всадники были кроме лука и стрел с бронзовыми наконечниками, лёгким дротиком, длинным кинжалом – акинаком и топориком, похожим на томагавки североамериканских индейцев. Доспехов и щитов практически не было. С оседлым населением оазисов массагеты жили по следующей схеме. Если была возможность – грабили. Если не было такой возможности - торговали. По этой причине большая часть согдийских и бактрийских поселений была окружена стенами. Штурмовать крепости массагеты не умели.
Именно для защиты имущества своих налогоплательщиков создатель арийской империи Кир, за двести лет до Александра вторгся в Туранские степи, дабы покорить кочевников. Александр считал Кира великим полководцем, и не полагал зазорным признавать себя эпигоном иранского завоевателя. Впрочем, те же еврейские хроники, вошедшие в канон Ветхого Завета, отзываются о Кире, как о весьма достойном человеке и адекватном правителе.
Наверное, сейчас Александр, наблюдая за джигитовкой эскадронов массагетов на противоположенном берегу реки Яскрат вспомнил ужасный конец великого арийского императора.
Вольные дети пустынь и степей не желали призвать над собой ни чей протекторат. Стотысячная армия Кира углубилась в бескрайние степи, где была атакована объединенной ордой скифов. Персы потерпели сокрушительное поражение. Погибло почти всё войско во главе с главкомом. Существует предание, что царица массагетов Томирис велела найти тело императора, отрезать ему голову и погрузить её в бурдюк с кровью. «Утоли жажду» - прошептала гордая женщина, наслаждаясь свершившейся местью. В битве она потеряла своих сыновей.
Западня.
Мышеловка.
Однако Спитамен со своими союзниками не учли того факта что к ним в капкан попалась не безобидная антилопа и не мелкий грызун – а матёрый бенгальский тигр. А в подобного рода сафари охотник и дичь меняются местами с калейдоскопической быстротой.
Александр был не из тех, кто медлит с ответом на брошенный вызов. Вне зависимости от того кто его бросил. Человек. Силы природы. Или проведение.
Прежде всего, Александр решил обезопасить тылы. Узнав, что Спитамен осаждает цитадель Мараканды всего с несколькими тысячами легкой кавалерии он снарядил против повстанцев карательный корпус. Во главе был поставлен генерал Каран, победитель Сатибарзана. С Караном вместе отправились полковники Менадем и Андромах. В качестве полпреда императора в экспедицию был включен некий Фарнух, родом из Ликии. Он владел местным наречем и перед ним была поставлена задача, если возможно решить вопрос миром. Надо полагать Фарнух обладал полномочиями предложить от имени Александра амнистию повстанцам. И даже принять Спитамена на службу. Ведь самые знатные персидские генералы и сатрапы, типа повелителя Вавилона Мазея служили уже новому шахиншаху не за страх, а за совесть, и на собственную участь совсем не жаловались. А что бы предложение выглядело убедительным, царь подкрепил его 60-ю гетайрами, 800-ми фессалийскими всадниками и 2000 гоплитов.
Едва каратели отправились в рейд к Мараканде, Александр занялся войной со скифами. К удивлению азиатов, как по мановению волшебства на их глазах стал расти город. Цитадель. Стены. Дома. Водовод. За двадцать дней силами армии и военнопленных на месте пепелища Киресхаты была возведена Александрия Эсхата. Самая северная из Александрий. Но!
«Александр видел, что скифы не уходят от реки и даже пускают через неё стрелы (река была неширокая) причем хватаясь по варварскому обычаю, дразня его, что со скифами он схватиться не посмеет, а то придётся ему узнать, какая разница между скифами и азиатскими варварами».
Александр посмел. Он очень хотел почувствовать разницу. И отдал приказ готовиться к переправе.
В армии Искандера Зульканейна должность войскового капеллана исполнял некий Аристандар. Жрец или по-современному – поп. В его обязанности входило перед каждым боем по результатам жертвоприношений истолковывать волю богов по поводу предстоящего мероприятия. Перед форсированием Сырдарьи знамения были неблагоприятны и говорили о том, что царю грозит беда.
«Александр ответил, что лучше ему пойти на смерть, чем, покорив почти всю Азию, стать посмешищем для скифов, как им стал когда-то Дарий, отец Ксеркса. Аристандар ответил, что знамения посылаемые божеством, он не может толковать по-другому только потому, что Александру хочется услышать другое».
По приказу главкома к берегу подогнали артиллерию – метательные машины, катапульты и онагры. На скифские эскадроны обрушился град из каменных ядер и дротиков. Копье, запущенное из катапульты поражало на расстоянии 100 ярдов с чудовищной силой. Несколько всадников были пригвождены к родной земле вместе с конями. Азиаты брызнули с берега в разные стороны. Под рёв боевых труб македонцы начали переправу. Яскрат (Сырдарью) македонцы форсировали на надутых воздухом мехах.
4. "Староскифская защита"
Однако скифы не бежали. Отступив на расстояние полёта стрелы, они перестроили свои эскадроны и были готовы встретиться с врагом лицом к лицу. Это действительно были не те азиаты, с которыми македонцы до этого имели дело.
Александр велел четырем пехотным полкам построиться в фалангу и бросил их против настырных массагетов. Но те не испугались длинных пик, и пошли в атаку. Очевидно, ими руководил не глупый генерал. Арриан упоминает его имя – Сартак. Надо полагать именно с ним Спитамен согласовывал план военной компании. Перед стеной ощетинившихся щитов эскадроны рассыпались, и, обойдя с обоих флангов, атаковали педзетайров. Прикрывавшая края строя фессалийская конница не смогла им помешать. Арриан сквозь зубы мимоходом замечает в своем труде: «Скифы встретили их (фалангистов), окружили на своих конях, и многих уничтожив, беспрепятственно скрылись». Многих уничтожив… обычно педантичный в подобных вопросах летописец потери македонцев не уточняет.
Тем временем на правый берег переправилась практически вся македонская армия. Александр был взбешён яростным сопротивлением. Он лично во главе своей непобедимой тяжёлой кавалерии обрушился на массагетов. Выстроенные по флангам стрелки и пращники не позволили скифам совершить привычный манер обхода и уклониться от фронтальной атаки. Удар гетайров во главе с царём был страшен.
Александр довольно часто лично возглавлял атаку. Рисковал жизнью. Но риск этот был просчитан, осознан и сведён к минимуму. Разве не рискует владелец шикарного авто разгоняя на автобане свой агрегат до сотни миль в час? Рискует. Разве не рискует охотник на дикого кабана, волка, медведя, льва – если он конечно настоящий охотник, а не вышел на промысел с автоматом Калашникова в зоопарк. Рискует.
Так и македонский царь. Владеть копьем и верховой езде он был обучен с детства учителями, в своем предмете разбирающимися не хуже Аристотеля в философии. Конь Александра – вороной красавец Буцефал (Быкоголовый) стал легендой наравне со своим седоком. Хороший конь. Тело царя защищала надёжная броня. И главное. Всегда рядом были зоркие, умелые, готовые всегда подстраховать и прикрыть собой телохранители. Они следили за противниками, с коими царь вступал в единоборство, если что приходили на помощь и прикрывали спину. Александр был молод, силен и азартен. Он, не смотря на бисексуализм, был настоящим мужчиной и настоящим солдатом. А как талантливый генерал прекрасно понимал силу личного примера. Он мог открыто смотреть в глаза своим солдатам посылая их на смерть. Он мог сказать им: «Я такой же как вы. Но я лучше вас». Во время общеармейских сходок он позволял воинам говорить открыто и сам говорил с толпой не заискивая и не страшась последствий. Во время пирушек был способен адекватно реагировать на шутку, если не чувствовал в ней затаённой злобы. Он умел прощать и миловать со щедростью не меньшей, чем та беспощадность с какой карались изменники, заговорщики и те, в ком император видел угрозу как себе, так и своим великим (без кавычек) замыслам. В личных отношениях царь придерживался определённых норм морали, но в делах государства для него не существовало границ дозволенного или норм приличия. Впрочем, международные договора Александр всегда соблюдал – но заключал их только с поверженным партнёром.
Когда при переходе через пустыню маршевые батальоны страдали от жажды, солдаты нашли какую-то лужу набрали в каску воду и доставили её главкому. Александр поблагодарил своих героев за заботу – а воду вылил на глазах у всех. За подобные поступки солдаты ему прощали многое. Всё прощали.
… Массагеты не выдержали удара длинных пик – и побежали.
На поле боя осталось лежать тысяча скифов. Сто пятьдесят сбитые с коней, раненые и оглушённые попали в плен. Среди павших в сражении был и скифский генерал Сартак, главный союзник Спитамена в этой войне.
Однако массагеты не превратились в стадо гонимых антилоп, преследуемых стаей македонских гепардов. Скифы отстреливались в своей манере, с разворота корпуса на полном скаку. Их лошади были быстрей македонских. Погоня превратилась в изнуряющую гонку по безводной степи. Македонцы остановились на привал. На холмах, на фоне клонящегося к закату красного диска солнца маячили неуловимые скифы. Они своим стоическим видом словно приглашали продолжить гонку. И коней и людей мучила жажда. Царские интенданты нашли какую-то лужу. К утру у всех, включая царя, от плохой воды начался понос.
Александр отдал приказ отступать. Первый раз за всю войну македонцы повернули назад. Царь, зная историю, умел извлекать из неё уроки. Он вспомнил как примерно в этих же местах, наверно таким же способом скифы заманили вглубь своих степей войско доселе непобедимого Кира.
Но Александр поступился принципами, не только по этой причине. С массагетов было нечего взять кроме их степей. А Александра интересовала Индия. Возможно, теперь он в глубине души и сожалел о том, что в прошлом году не удовлетворился формальным признанием Спитамена зависимости от своей империи и не двинулся прямиком в Индию из долины Кабула. Как знать. Вполне вероятно сейчас бы его войска стояли не на берегах Яскрата, после штурма жалких скифских поселений – а на берегах Ганга у стен Паталипутры, столицы империи Нандов. И уж точно, не случилось бы того, о чем Александр пока не мог знать. Его войско, имея фору в два года, и не имея за спиной трехлетней партизанской войны с упрямыми согдийскими моджахедами не отказалось бы следовать за своим вождём дальше – на Восток. В Китай. Впрочем, в Китай возможно бы ветераны не пошли, так же точно как и два года спустя не пожелали углубляться в Индию – но реальностью мог бы стать факт покорения Индостана европейцами за 2000 лет до британцев. И это была бы отнюдь не колонизация – а синтез двух равных культур, который с большой вероятностью открыл бы человеческой цивилизации новые пути поступательного развития. Реальность подобной перспективы бесспорна и исторически подтверждена.
Вот что пишет по этому поводу греческий автор исторических биографий Плутарх (46-126 год после Христа) живший в эпоху «золотого века» Римской империи. «Андрокотт ещё юношей видел Александра. Как передают, он часто говорил в последствии, что Александру было бы нетрудно овладеть и этой страной (долиной Ганга), ибо жители её ненавидели и презирали своего царя на порочность и низкое происхождение».
Андрокотт это греческая транскрипция имени Чандрагупты основателя династии Маурьев, создателей первой буддийской империи включившей себя территории современного Пакистана и большей части Индии (кроме крайнего юга полуострова). Царь, на порочность и низкое происхождение которого ссылался Александру Чандрагупта – Аграмес, повелитель империи Нандов.
В 317 году до рождества Христова Чандрагупта короновался имперской короной, предварительно разгромив в ожесточённой войне армию Аргамеса. А ведь на его месте мог быть Александр, десятью годами ранее.
Однако скифы не бежали. Отступив на расстояние полёта стрелы, они перестроили свои эскадроны и были готовы встретиться с врагом лицом к лицу. Это действительно были не те азиаты, с которыми македонцы до этого имели дело.
Александр велел четырем пехотным полкам построиться в фалангу и бросил их против настырных массагетов. Но те не испугались длинных пик, и пошли в атаку. Очевидно, ими руководил не глупый генерал. Арриан упоминает его имя – Сартак. Надо полагать именно с ним Спитамен согласовывал план военной компании. Перед стеной ощетинившихся щитов эскадроны рассыпались, и, обойдя с обоих флангов, атаковали педзетайров. Прикрывавшая края строя фессалийская конница не смогла им помешать. Арриан сквозь зубы мимоходом замечает в своем труде: «Скифы встретили их (фалангистов), окружили на своих конях, и многих уничтожив, беспрепятственно скрылись». Многих уничтожив… обычно педантичный в подобных вопросах летописец потери македонцев не уточняет.
Тем временем на правый берег переправилась практически вся македонская армия. Александр был взбешён яростным сопротивлением. Он лично во главе своей непобедимой тяжёлой кавалерии обрушился на массагетов. Выстроенные по флангам стрелки и пращники не позволили скифам совершить привычный манер обхода и уклониться от фронтальной атаки. Удар гетайров во главе с царём был страшен.
Александр довольно часто лично возглавлял атаку. Рисковал жизнью. Но риск этот был просчитан, осознан и сведён к минимуму. Разве не рискует владелец шикарного авто разгоняя на автобане свой агрегат до сотни миль в час? Рискует. Разве не рискует охотник на дикого кабана, волка, медведя, льва – если он конечно настоящий охотник, а не вышел на промысел с автоматом Калашникова в зоопарк. Рискует.
Так и македонский царь. Владеть копьем и верховой езде он был обучен с детства учителями, в своем предмете разбирающимися не хуже Аристотеля в философии. Конь Александра – вороной красавец Буцефал (Быкоголовый) стал легендой наравне со своим седоком. Хороший конь. Тело царя защищала надёжная броня. И главное. Всегда рядом были зоркие, умелые, готовые всегда подстраховать и прикрыть собой телохранители. Они следили за противниками, с коими царь вступал в единоборство, если что приходили на помощь и прикрывали спину. Александр был молод, силен и азартен. Он, не смотря на бисексуализм, был настоящим мужчиной и настоящим солдатом. А как талантливый генерал прекрасно понимал силу личного примера. Он мог открыто смотреть в глаза своим солдатам посылая их на смерть. Он мог сказать им: «Я такой же как вы. Но я лучше вас». Во время общеармейских сходок он позволял воинам говорить открыто и сам говорил с толпой не заискивая и не страшась последствий. Во время пирушек был способен адекватно реагировать на шутку, если не чувствовал в ней затаённой злобы. Он умел прощать и миловать со щедростью не меньшей, чем та беспощадность с какой карались изменники, заговорщики и те, в ком император видел угрозу как себе, так и своим великим (без кавычек) замыслам. В личных отношениях царь придерживался определённых норм морали, но в делах государства для него не существовало границ дозволенного или норм приличия. Впрочем, международные договора Александр всегда соблюдал – но заключал их только с поверженным партнёром.
Когда при переходе через пустыню маршевые батальоны страдали от жажды, солдаты нашли какую-то лужу набрали в каску воду и доставили её главкому. Александр поблагодарил своих героев за заботу – а воду вылил на глазах у всех. За подобные поступки солдаты ему прощали многое. Всё прощали.
… Массагеты не выдержали удара длинных пик – и побежали.
На поле боя осталось лежать тысяча скифов. Сто пятьдесят сбитые с коней, раненые и оглушённые попали в плен. Среди павших в сражении был и скифский генерал Сартак, главный союзник Спитамена в этой войне.
Однако массагеты не превратились в стадо гонимых антилоп, преследуемых стаей македонских гепардов. Скифы отстреливались в своей манере, с разворота корпуса на полном скаку. Их лошади были быстрей македонских. Погоня превратилась в изнуряющую гонку по безводной степи. Македонцы остановились на привал. На холмах, на фоне клонящегося к закату красного диска солнца маячили неуловимые скифы. Они своим стоическим видом словно приглашали продолжить гонку. И коней и людей мучила жажда. Царские интенданты нашли какую-то лужу. К утру у всех, включая царя, от плохой воды начался понос.
Александр отдал приказ отступать. Первый раз за всю войну македонцы повернули назад. Царь, зная историю, умел извлекать из неё уроки. Он вспомнил как примерно в этих же местах, наверно таким же способом скифы заманили вглубь своих степей войско доселе непобедимого Кира.
Но Александр поступился принципами, не только по этой причине. С массагетов было нечего взять кроме их степей. А Александра интересовала Индия. Возможно, теперь он в глубине души и сожалел о том, что в прошлом году не удовлетворился формальным признанием Спитамена зависимости от своей империи и не двинулся прямиком в Индию из долины Кабула. Как знать. Вполне вероятно сейчас бы его войска стояли не на берегах Яскрата, после штурма жалких скифских поселений – а на берегах Ганга у стен Паталипутры, столицы империи Нандов. И уж точно, не случилось бы того, о чем Александр пока не мог знать. Его войско, имея фору в два года, и не имея за спиной трехлетней партизанской войны с упрямыми согдийскими моджахедами не отказалось бы следовать за своим вождём дальше – на Восток. В Китай. Впрочем, в Китай возможно бы ветераны не пошли, так же точно как и два года спустя не пожелали углубляться в Индию – но реальностью мог бы стать факт покорения Индостана европейцами за 2000 лет до британцев. И это была бы отнюдь не колонизация – а синтез двух равных культур, который с большой вероятностью открыл бы человеческой цивилизации новые пути поступательного развития. Реальность подобной перспективы бесспорна и исторически подтверждена.
Вот что пишет по этому поводу греческий автор исторических биографий Плутарх (46-126 год после Христа) живший в эпоху «золотого века» Римской империи. «Андрокотт ещё юношей видел Александра. Как передают, он часто говорил в последствии, что Александру было бы нетрудно овладеть и этой страной (долиной Ганга), ибо жители её ненавидели и презирали своего царя на порочность и низкое происхождение».
Андрокотт это греческая транскрипция имени Чандрагупты основателя династии Маурьев, создателей первой буддийской империи включившей себя территории современного Пакистана и большей части Индии (кроме крайнего юга полуострова). Царь, на порочность и низкое происхождение которого ссылался Александру Чандрагупта – Аграмес, повелитель империи Нандов.
В 317 году до рождества Христова Чандрагупта короновался имперской короной, предварительно разгромив в ожесточённой войне армию Аргамеса. А ведь на его месте мог быть Александр, десятью годами ранее.
5. "Атака по диагонали"
Но царь двинул свои фаланги предварительно в Согдиану, посчитав этот рейд легкой прогулкой, своеобразной разминкой перед Великим Индийским походом. Вряд ли стоить просчитывать последствия развития подобного виртуального варианта истории. Однако нельзя не заметить, учитывая ориентальные настроения Александра и его политику культурного синтеза Запада и Востока, можно было бы с основанием предречь широкое распространение учения Будды с берегов Ганга до столбов Мелькатра, и его возможный симбиоз с идеями ещё не рождённого Христа. Ведь предсказать довольно трудно какой эффект произвела бы нагорная проповедь Иисуса на людей живущих по канонам принца Гаутамы. Но можно предположить, что совсем иной, чем на язычников приносящих горлиц в жертву Юпитеру или козлищ в жертву Иегове.
Однако вернёмся в долину Заравшана за 329 лет до наступления Христовой эры. Отогнав скифов Александр, вернулся во вновь заложенный им город. Положение было патовое. Возвращаться в долину нельзя. Если увести армию нагрянут скифы, которые, конечно же, далеко не ушли. Идти на массагетов? Но для этого нужно быть уверенным в собственном тыле. Этот вопрос должен была решить карательная экспедиция к Мараканде. Оставалось самое мерзкое. Ждать.
Как уже упоминалось с момента отправки корпуса Карана и Фарнуха прошло три недели. Что же произошло? Спитамен осаждал цитадель Мараканды. У него было не более трех тысяч всадников личной дружины и столько же пехотинцев навербованных из горожан и окрестных селян. Вдохновленные поборами новой власти они с энтузиазмом вербовались в партизанское ополчение. Понятно, что моджахеды не умели штурмовать крепости. Македонский гарнизон, засевший в цитадели, они решили взять измором. Спитамен полагал, что пока Александр увязнет в борьбе со скифами ему удастся решить проблему цитадели. Карателей не ждали. Но они появились. Спитамен прекрасно понимал, в открытом поле столкновение с македонским корпусом не сулит ничего кроме поражения и гибели. Опытные, прекрасно вооруженные каратели разгромят его партизан, как бы храбро они не сражались. Разгромят они моджахедов, будь их численность десятикратно большая. Спитамен видел своими глазами, что произошло в битве при Арабелах с великой армией шахиншаха Дария. А ведь у него примерно столько воинов, что и у генерала Карана. Половина из них необученные крестьяне. Он мог положиться только на свою конную дружину и подразделения полевых командиров Оксиарта и Хориена. Однако и они не могли противостоять гетайрам и фессалийцам, о фаланге уже не говоря. Спитамен, снимает осаду цитадели, распускает пехоту, а сам отступает на северо-восток. Каран говорит удовлетворённо своим офицерам: «Варвары как всегда бегут, едва завидев гребни наших касок». И приказывает начать преследование, что бы добить противника и поймать Спитамена. Однако генерал забыл милитаристскую аксиому того времени. Отступающих скифов следует бояться больше чем атакующих.
Моджахеды двигаются в сторону пустыни. Они знают туда македонцы не сунуться. Каран идет по пятам. Согдийцы форсируют Заравшан и соединяются с отрядом в 600 конных стрелков присланных по просьбе Спитамена Сартаком. Каран следом. Вот уже македонцы форсируют реку. Каратели изнурены. Кони страдают от отсутствия фуража. Люди от жары и тяжелого перехода. Тут Спитамен разворачивает свои эскадроны. Он отдает приказ конникам атаковать карателей, обстреливая их из луков, не входя в близкий контакт. Резвости скифских коней хватает, что бы уйти от контратаки. Но моджахеды возвращаются и осыпают чужеземцев дождём из стрел.
Бронежилет может спасти от шальной пули – но не от прицельного выстрела снайпера в шею. То же самое можно сказать и о доспехах на македонцах и скифских стрелах. Потери захватчиков растут. Каран понимает дело плохо и приказывает трубить отступление. Теперь охотник и дичь поменялись местами. По приказу генерала фалангисты выстраиваются в каре и пока еще организованно отступают к Мараканде. Вот как описывает этот эпизод Арриан.
«Фарнух (как полпред Александра он номинально возглавлял экспедицию, боевыми же операциями руководил помянутый Каран, победитель Сатибарзана) и его стратеги (генералы) торопились изгнать его (Спитамена) из Согдианы и напали, вопреки здравому смыслу на скифов-кочевников. Спитамен, набрав ещё около 600 скифских всадников (это свидетельствует о незначительности сил моджахедов, если такое количество новых бойцов было способно так увеличить их потенциал) решил сразиться с наступающими македонцами. Став на равнине около скифской пустыни, он не захотел, однако, ни ждать вражеского нападения, ни самому напасть на врагов; всадники его только скакали вокруг пехоты и пускали в неё стрелы. Они без труда ускользали он наседавших Фарнуховых воинов, потому что лошади у них были быстрее и на ту пору свежее; у Андромаха конница, бывшая всё время в пути и не имевшая достаточно пропитания, была изнурена. Скифы энергично нападали и на тех, кто удерживал позиции, и на тех, кто отступал. Много людей было ранено стрелами, были и убитые; наконец войско, выстроившись квадратом, отошло к реке Политимету (Заравшану), где находился лес, куда не могли проникнуть стрелы варваров и где от пехоты было больше пользы».
Впервые за шесть лет войны македонцы пятились. Практически бежали. И только многолетний боевой опыт и выучка пока спасали карателей от паники, повального бегства и гибели.
Если западня, устроенная армии Александра под Киресхатой есть свидетельство незаурядного стратегического таланта, вполне сопоставимого с гением пунийца Ганнибала, то тактическое мастерство Спитамена в сражении с карательным корпусом своим аналогом может считать разве что блистательные удары Бонапарта по войскам «Священного союза» в компании 1814 года на территории Франции. Он прекрасно охватывал взглядом весь театр военный действий площадью тысячи километров. Не всякий современный генерал выпускник академии генштаба может так четко работать с оперативными картами и планировать воинские операции. Не будем забывать совершенно незначительным силам, нескольким тысячам плохо вооруженных моджахедов, противостояла самая лучшая на тот период армия мира. Армия победоносная. Армия доселе непобедимая. Тактическое же мастерство согдийца можно без преувеличения назвать гениальным. Окружить и уничтожить противника равного по численности, а по всем остальным параметрам превосходящего – это дано не каждому матёрому вояке. Но об этом далее.
6. "Львиный эндшпиль"
Путем хитрой уловки Спитамен заманил армию генерала Карана в засаду. Македонцы были вынуждены форсировать реку и потерять свое привычное построение. В это самое время скифы и напали на них со всех сторон. Часть своих партизан Спитамен предварительно перевел на другой берег выше по течению.
«Варвары заметив промах македонцев, стали вместе с лошадьми кидаться в реку с обеих сторон переправы. Они преследовали тех, кто уже перешел через реку и отошёл от неё; другие же, выстроившись фронтом против переправляющихся, сбрасывали их обратно в воду, или пускали в них стрелы с флангов, или кидались сзади на входящих в реку. Македонцы, оказавшись в безвыходном положении, бросились к небольшому островку посереди реки. Скифы и воины Спитамена окружили их и всех перестреляли из луков; небольшое число впрочем, взяли в плен, но и их всех убили».
Аристобул, современник Александра, вероятно слышавший о событиях похода из уст очевидцев, пишет в своей «Истории Александра» что значительная часть войска погибла, попав в засаду, устроенную скифами, которые спрятались в зарослях и напали на македонцев как раз в разгар схватки. Моджахеды воспользовались смятением и беспорядком в войске и перебили всех: спаслось не больше 40 всадников и пару сотен пехотинцев.
К ужасу гарнизона засевшего в замке Мараканды они увидели со стен не победоносно возвращающихся своих товарищей, везущих в клетке словленного Спитамена – а торжествующие эскадроны партизан, на копья которых были нанизаны отрубленные головы их братьев по оружию. Главным украшением этого парада победителей являлась голова генерала Карана на трофейной македонской пике. Спитамен приступил ко второй осаде Мараканды.
Представьте себе на миг как бы была воспринята в Кремле, в разгар московской олимпиады весть о том, моджахеды того же Ахмат Шаха Масуда поголовно уничтожили дивизию ВДВ, мотопехотную дивизию, и дивизию бронетанковую. Какая реакция? Шок. Это может сравниться разве с тем, если бы в 96 году чеченские головорезы взяли не город Грозный – а скажем, Краснодар или Ставрополь.
Весть о разгроме карательного корпуса вызвала у Александра приступ бессильной ярости. Однако судьба была благосклонна к сыну бога Амона. После гибели на поле боя храброго Сартака в среде заречных скифов наступил разброд. Приемник погибшего генерала естественно не имел представления ни о проблемах македонцах, ни о намерениях их полководца. Мощь Александрова воинства произвела на них большое впечатление. Что б там кто не говорил, а в открытом бою они были разгромлены – хоть и отступили в порядке. Заречным скифам в их воображение уже рисовались картины полномасштабного вторжения чужестранцев в их вотчины. Они знали, что такому натиску им нечего противопоставить, кроме достойной гибели мужчин в неравном бою с захватчиками. Кому это надо, если подобного варианта есть возможность избежать. Царь скифов прислал парламентёров с мирными предложениями. Он предлагал считать речное сражение досадным недоразумением. Пограничным инцидентом. Александр милостиво (а в душе вознося хвалу всем богам) согласился на перемирие и принял дары и союз. Тут то и появился гонец из Согдианы с вестью о гибели карательного корпуса. Шахиншах предпринял энергичные действия в своём стиле. Взяв с собой половину армии, в том числе и тяжелой кавалерии, Александр совершает фантастический марш-бросок от берегов Яскрата к Мараканде. За три дня совершен переход по пересеченной местности длинно в 1500 стадий (более 120 миль). Не всякой современной мотострелковой дивизии по силам такой рейд. Вспомним, что за бросок русских десантников на Приштину на такое же расстояние в 1998 году генерал Евкуров получил звезду «героя России». Только македонцы шли по горным тропам пешком и верхом, отбиваясь от мелких групп партизан – а десантники Евкурова катили по добротному шоссе на бронетехнике, албанцы же боялись трогать русских больше гнева Пророка.
Спитамен не принял бой под стенами Мараканды. Тем более что его соратники по борьбе, полевые командиры Окскират и Хориен не решились противостоять самому Искандеру и покинули главкома, укрывшись в своих Памирских твердынях. Он повторил свой маневр с отступлением к берегам Заравшана. Александр бросился в погоню. Где-то на границах пустыни шахиншах, скорее всего, догнал партизан. Спитамен дал бой самому Александру и его армии. В отличие от побоищ с великим царем теперь даже подавляющее численное превосходство было на стороне агрессоров. Об этом сражении в исторических хрониках античных авторов практически нет упоминаний. Однако исход его сомнений не вызывает как и то, что моджахеды не бежали а достойно противостояли врагам и скорее всего с честью полегли в неравной схватке. Но Александр не достиг главного. Спитамену с несколькими сотнями своим конников удалось вырваться из окружения и уйти в пустыню. К скифам.
Обуянный приступом холодной ярости Искандер Зульканейн вызывает из Ферганской долины вторую половину своей Великой армии. Делит её на шесть частей. Во главе каждой ставит своих лучших генералов. Одну возглавляет лично. Македонцы вдоль и поперёк прочёсывают долину Заравшана. Каждое огороженное частоколом поселение оказывает оккупантам ожесточённое сопротивление. Но сила солому ломит. Сжигает. Испепеляет. Из 500 тысяч обитателей долины Заравшана, включая женщин детей и седобородых старцев, карателями был уничтожен каждый третий. Спитамен был не в силах помочь своим соотечественникам из песков Каракумов. Без руководства сопротивление затухло.
В этой войне македонцы потеряли больше солдат, чем за шесть лет в великих побоищах с иранским шахиншахом.
Так закончилась военная компания 329 года до р. Х., проведённая Александром в Северном Афганистане и Таджикистане.
На этом заканчивается данный текст в блоге. Но не заканчивается война. Не кончается история.
В 328 году Спитамен вновь поставит оккупантов на грань поражения, перенеся пламень войны из разоренной Согдианы в Бактрию. Индия ещё год с тоской и безнадежностью ждала своего покорителя. Согдийские и бактрийские моджахеды заставят сердце шахиншаха Искандера не только истечь расплавленной смолой ярости, но и пробудит в его благородной душе подобие уважения к доблести людей защищавших свою родную землю.
Искандер, чужестранец и иноверец завоевал таки Афганистан. Но мощь его легионов сыграл в этом роль значимую, но не решающую.
Процветающее Греко-Бактрийское царство, подобно вишне на пепелище, расцвело на руинах его империи. Увы, этот блистательный опыт был не использован цивилизацией Азии. Греко-Бактрийское царство, этот удачный симбиоз запада и востока пало под натиском дикарей. Однако история не терпит пустоты. Ведь не исключена вероятность и того, что потаённые инстинкты шаловливой музы Клио и породили советскую и американскую оккупацию этой многострадальной земли. Нет пустоты. И это «что-то» по субъективному разумению автора всегда стремиться занять то место, которое изначально предназначено ему проведением.