смерть и сон два сумрачных пилигрима скрестили руки над моей головой нежный голос вечности разбился о тёмные рифы бушующей скорби
иногда руки исчезают вместе с ушами и наступает мучительная агония сердца
иога они находятся в кармане чужака с длинной тростью иногда почему-то в сейфе а как же писать без рук
глаза не отвлекаются на панику внутри недосказанного сюжета
овальные глаза слезятся и не унять страданий той которая пытается загладить свою вину перед собственным концом но где и как мы должны были встретиться чтобы ты такая красивая мёртвая и желанная разбудила меня своими поцелуями
химеры кошмаров
побег на север
шприц снова ищет вены
страдальцы падают в воду с тюремных кроватей
отчаянно борятся за жизнь они давно не выпускали свои тела в открытое море
надвигается шторм блики молний бррррр
мир возносится в самую глубину небесного ливня
ДаДа мама мы ждём конца пока тебе ампутируют вторую руку наши грехи возвращаются к нам но именно мы убиваем свои тени ожидание смерти хранит воспоминание детства или всё наоборот вспять движутся и ожидание перемирия и объявление войны если нет значит просто кто-то забыл указать обратный адрес и отключил телефон кто-то обязан быть тобой как же иначе соответствовать тому что мы понимаем как реальность пейзаж подсвечен чумой и рвотой разве тебе не больно наши руки прибиты к вискам таковы законы новых хозяев буржуазия ночи не терпит проволочек забирай свои протезы сука верни мне мои бинты надень халат он забрызган кровью вчера ночью санитары устроили перестрелку было весело патология в расчёт не идёт новая идеология не терпит значений вопли боба закладывает уши экскременты у подножия античных статуй отходы неблагодарных слушателей конец наступит внезапно когда закончится детство вряд ли каждое слово случайно само по себе
гегемония оргазма айвасс улыбается в зеркале будущих ночей мальчики душили друг друга венками белых роз бездна вздыхала и пот лился с гор
туберкулёзная луна блуждала по лысине ночных небес когда мы целуемся снега тают и сны обретают новые голоса изнанка ада под твоими подошвами обнять душу нетерпимости и непредвзятость тишины дорогой барон В дрочит в сумерках несмотря на вой шакалов и плач лемуров в железных клетях он потеет несмотря на все военные потери и сперму рабов размазанную по стенам и портьерам
в раскалённом свете звёзд наша кожа превращается в клубы горелой плоти,
от прибежища к прибежищу,
сквозь тьму и лёд,
вслед за уважением к похороненным заживо,
вселенная превращается в одно истекающее кровью солнце,
и трясёт изнутри судорогами, и вырывается из горла немой вопль.
Трещина ужаса пересекает фасад бытия от самого верха до основания.
эти невидмые менструальные струи дождя утешают даже тебя и молния разрывает твою наивность начасти и бьются в клетках птичьи сердца
Горячие слёзы обжигают щёки блаженного самоубийцы
Свободная магия искушения и трансмутации
Конечности сводит.
Я потерял след своего возлюбленного.
Я иду туда, откуда дует этот нежный зимний вечер.
Невозможно подавить в себе желание закричать.
Упасть на землю, продолжая дрожать от всхлипов изнанкой всего своего существа.
Где ответы, там нет комментариев
под кожей что-то болезненно бьётся…
символы гротескнее мальчика с окровавленными губами,
который насилует меня своими поцелуями,
морская соль, застрявшая в волосах, привкус утраченного времени, которое отблёвывается от нас круговоротом смертей, которое мы пытались когда-то отыскать, последние слова прощания дают нам крылья, и мы медленно возносимся туда, где грусть так же бесконечна и беспощадна как этот янтарный дождь…
струи чёрного огня и алтарная пыль мы блуждали среди роз мы и целуя тела разлагающиеся в снежных лепестках утреннего света в толще вод, в своем Великом Храме на дне океана в конце концов мальчики научили меня видеть всю глубину прошлого и будущего мы могли начать наши путешествия с любого момента катастрофы голгофы или хиросимы и боги умирают в человеческом теле и плачет астарта и кто сможет прочесть имена в клубах огня и дыма
сердца умалишённых охваченные зарёей продуваемые ветрами ужас одинокого мечтателя превращался в разговоры молчаливых нимф с зарёй прощание с фразами и грехами презрение к кнуту и белая грусть вспенённной вечности
это сон тарантула чёрный паук сидит на клавесине и вальс плывёт над мёртвым городом похожи на склеп где разлучают невинные души
гвозди вбитые в вены заржавели и оголились небесные ожоги
ужас свисал в пространстве как язык повешенного
мне снятся лолиты с забинтовнными глазами я протыкаю спицами их маленькие соски и впитываю каждую каплю этой небесной слезинки и небо с зарубцевавшимися пурпурными ранами и снег тающий на обветренных губах и соловьи в рощах как незабудки и гроздья рябин невинность забытая в камышах невеста хлещет розгами по ногам жениха ослепшего от неонов сан франциско ангелы падают с небес как подбитые самолёты и галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов
Джоконда с двумя головами и тремя влагалищами единственный выбор убийцы рыдающий звук рвущейся кожи остатки былой роскоши тела склеп Джульетты всё гниёт по ту сторону багрового занавеса и крысы и дети и сёстры переспавшие с братьями после первого причастия и матери ставшие тайными любовницами военнопленных и отцы которые не могли ничего кроме как насиловать случайных прохожих и воровать сотня метрономов Лигетти остановится и закончится вертолётная симфония и кто-то украдёт фонтан Дюшана и мальчик останется в пустом музее своих восковых снов совсем один сжимая в ладонях чёрный член своего хозяина он кинет его в камин и поднимется в свою спальню чтобы успеть проснуться и услышать долгожданное пение птиц которые записаны на плёнку они поют только для него своими искусственными голосами мальчик качает головой плачет и бежит по лестнице вниз чтобы встретить дождь который смоет кровь бритвенных порезов с его вен но набежавшая гроза и ветер рвут его только начавшие заживать раны и мальчик снова плачет глядя в лицо чёрному небу дождю и великому злу чей лик скрывают равнодушные звёзды мальчик похожий на тебя берёт плеть и сечёт небо хлещет падшие звёзды – эти кровавые сгустки, запекшиеся на его плечах…, и уцелеет только одинокая непроницаемая бездна синевы и сладкий голос Сатоми напоминающий о том что Вечность не так уж свежа и приятна на вкус как шёпот тифозных мыслей пока катафалки переполнены сновидениями а мозги новыми видениями пристальнее вглядеться в костлявое лицо неулыбчивого Демиурга навестить бога в небесном склепе алькове содома где херувимы ублажают страждущих.
я хочу чтобы мой анус раскрылся и шлюхи посыпались как звёзды. шлюхи разных возрастов без глаз и ног ушей и ртов в бинтах с распятиями и без что может быть прекраснее шлюх падающих небес?
Когда я плыву по морю и смотрю в даль,
Волны словно заодно с ослепительным небом
и твоей ослепительной красотой
как могли мы проспать смерть мира я вижу ты надела моё любимое платье цвета социализма
ты уходишь одна а приходишь с толпой вооружённых солдат которые расстреливают царскую семью и так каждый день.
я хочу этого сейчас, даже если ты не слышишь меня и какой-то посторонний подозрительный шум на другом конце провода мешает нам говорить
Дорогая! я знаю в эту грозную ночь мы захлебнёмся поцелуями и ты проведёшь лезвием у основания моего тела
мы кровочим, следовательно, мы существуем
что останется мне когда ты уйдёшь бесчувственное лицемерие голодного рассвета в распростёртые объятия холодного дневного света всегда оставляли меня равнодушным бессонными ночами я буду резать свою неугомонную плоть у алтаря наполняя пустые бокалы смотря на дышавший одиночеством пейзаж и ждать ждать ждать и жаждать и ласкать твоё отражение твой запах которые развеют мою скуку скрасят уют тропических ночей и лунный вздор и трепет длинных ресниц и смущение голубых глаз и я по-прежнему один на один с призрачными мыслями о тебев этой спальне с красными шторами этой комнате которая дышит воспоминаниями о ночи проведённой вместе с тобой из снега возникает музыка сны истекают стонами что-то как будто неуловимо меняется самурай погружается в сон занавес падает
тошнотворный мерцающий свет в конце коридора говорит о том что нянечка должна сменить мне простыни. я соглашаюсь, говорю - "Да" - блевотно жёлтый человек в чёрном цилиндре как ни странно оказался прав. зелёный в горошек платочек поворачивается ко мне той стороной, где мжду ним зажато рыхлое обвисшее лицо. оно смотрит на меня ставит кашу а поднос на кровать и сандали его уносят прочь как Шалтая-Балтая надев больничный халат.
Синица за окном съедает кружева на стекле и требует ещё я говорю ей чтобы спросила моё эг куда пойти , но Эго сидит, нахмурившись на соседней койке коорая сейчс пустует Эго негодуе при виде каши.
Сидящий в кресле Разум как всевидяще око даёт показание санитару убирающему палату. потом он вступает в диалог со стеной. он спршивает её не сестра ли она той манки что в тарелке. стена обижается и отврачивается в соседнюю палту к какой-то старухе потерявшей память, которая носит синие перчатки и ловит в них отражение неба.
-Отдай мне своё тло просит меня санитар. его рот не изрёк просьбы но его мысль свернулась комочком в моё1м мозгу. я не имею ничего против. ме симпатичен его нос, его рот, щёки и плечи. этого достаточно если любишь душу нада подарить тело в первую очередь.
моя душа обнимает всё. все человеческие существа ходят в обнимку с моей душой я могу сдать её в ломбард или на время напрокат я кормлюсь счастьем тех кого согревает моя душа.
Сонодо: Сновидения как песок; моё тело не пропускает солнечный свет.
Исповедник: Признай свои грехи.
Арто: Мои грехи это отсутствие новых ран.
Голос за кадром: Как можем мы продолжать существовать в столь убогой экзистенциональной системе координат, когда прошлое приводит к бессоннице и нервным срывам настоящее насилует остатки уставших мозгов а будущее ну а будущее просто размажет нас по этой мостовой к чёртовой матери?
ЛЮБОВЬ ЭТО ПРОСТО ЭТО ОСКОЛОК СТЕКЛА ЗАСТРЕВАЮЩИЙ В ТВОЁМ СЕРДЦЕ
ТЁМНЫЙ КАДР ПАУЗА 2/33
ГОЛОС ЗА КАДРОМ ЕСЛИ СЛОВА БЫЛИ БЫ ПРОЩЕ ЛЮБОВЬ ДАВНО БЫ ПОБЕДИЛА ЭТОТ МИР
Что остаётся после всякой надежды?
Вызвать самого себя на дуэль?
Ты хочешь исчезнуть в складках чьей-то продажной задницы шторами штормами витриной отдавшись этим заботливым рукам которые сжимают члены и бриллианты президенты насильники содомиты педофилы или оккупанты
я хочу этого сейчас, даже если ты не слышишь меня и какой-то посторонний подозрительный шум на другом конце провода мешает нам говорить
малыш я знаю в эту грозную ночь мы захлебнёмся поцелуями и ты проведёшь лезвием у основания моего члена
мы кровоточим, следовательно, мы существуем
Ангел говорила на непонятном мне языке: пгпщгпш6ргюгющшсарою оо пргк аякуью про рлпннл прп параолн одпьвпп гшыыарпрпп впрп в рвпрпр рпрроапо апра ап оооо ро п
Ксю: в лунном сияньи ледеют губы твои их я покрываю своими поцелуями и снова шепчу как слова молитвы я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу
А: могу ли я отдать свои пальцы роялю? подарить свои губы флейте?
Ксю: могу ли я подарить свои зубы Христу?
А: Я умою твоё лицо лунным прахом её кожа холодна как надгробие и желанна как распятие как влечение к пустоте как привязанность к личным драмам и дешёвому виски полнолуние
Ксю я накрою своё тело роскошным зонтом причастия и все реплики неба будут заглушены моими стонами и земля будет гнездом сострадания и ночь будет завидовать поцелуям которые не гаснут как падающие звёзды
А: Каждая капля это квинтэссенция развоплощённого садизма кислотного эроса. Пространство безучастно.
Ксю: Нам необходимо найти исток проклятия этой бесконечной серафической ночи, которая стала для нас в каком-то смысле благословением. Я просовываю кулак в чью-то жадную глотку. Жестокость – ключ к сновидению-кошмару, которому не хватает крови. Кто-то впивается в мою кожу, кто-то мной не замеченный.
Кого любить?
Где укрыться?
Небо было великолепно, свет не проникал в мой угол, стоило мне взглянуть вверх, как я увидел созвездие Большой Медведицы. Но теперь все было по-другому: раньше, когда я сидел в карцере архиепископства, я мог видеть клочок неба в любую минуту, и каждый раз оно пробуждало во мне различные воспоминания. Утром, когда небеса были пронзительно-голубыми и невесомыми, я представлял атлантические пляжи. В полдень, когда солнце было в зените, мне вспоминался севильский бар, где я когда-то попивал мансанилью, закусывая анчоусами и оливками. После полудня, когда я оказывался в тени, припоминалась глубокая тень, покрывающая половину арены, в то время как другая половина была залита солнцем; и мне грустно было видеть таким способом землю, отраженную в крохотном клочке неба. Но теперь я глядел в небо так, как хотел: оно не вызывало в памяти решительно ничего. Мне это больше нравилось. Я вернулся на место и сел рядом с Томом. Помолчали.
Ксю: внутренности распятий стекают на гениталии свастик и зеркала они кругом но они же молчат когда в них отражается мой зад
А:я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу
Ксю: моя коронванная вагина нависла над бездной и небесные прутья нещадно хлещкт по моему телу
А: я приму твои фаллические поцелуи взаглот!!!
Ксю: А я увернусь и укажу тебя дорогу в ад
Нас даже никто не спросил - хотим ли появляться на свет.
Нас до этого не посвятили в тайности смерти и бед.
И никто нас не предупредил по поводу... много чего.
Никто. Никого. Не спросил. Просто родили и всё.
Нас потом растили, любили, ругали, кормили, учили...
И нос подтирали с мыслью об ячейке общества достойной!
Но вот, наконец, отпустили.
Чтоб пошли и влюбились и также забыли спросить
-Вас рожать? или нет?
Чтоб также забыли кого-то предупредить
нагота твоя иногда требует уединенья...
луна...хризантемы...дожди...поля
где бы ты ни была я буду ждать тебя
come prima
быть жить любить писать творить образ твой
в суете ночей созерцать наготу твою пленённую лунным светом
но ни на минуту не забывать как придётся расплатиться за это
КОГДА Я ВЛЮБЛЁН Я БУДУ ОТСТРЕЛИВАТЬСЯ ЗАЩИЩАЯ СВОЮ ЧЕСТЬ
Пусть боги шепчутся о нас над нами среди нас
пусть их шёпот разбивается о пристальные взгляды солнечных скал
о, моя муза здесь в этом поздемном Эдеме тебя ещё никто не искал
dolcissimo
в онейрическом сумраке действительности
кто ответит за этот тайный побег из искусственного парадиза
забвение лжи и нашей любви наготы
-мы снова в этой пустыни ключи от дома нам больше не понадобятся но почему ты плачешь?
-Я просто хочу пить
-ты можешь пить мои поцелуи
падшие ангелы висячие мосты
бродячие карлики
и дикий плющ который обвивает твоё тело
melancolico
тело твоё плоть Андалусии
Марроканское чудо света
неужели этот поцелуй посkедний в году?
flebile
твоё тело обнажено Венецией покоится в гондоле
сны затерялись в твоей коже
сможем ли мы развеять пепел этой любовной летаргии?
dolce
ты хоронила девственность как реверанс
пока кислотный дождь обливал нас
кровь оргий мы смыли шваброй обычной
dolcissimo
ты зашила все раны в груди моей
этой бледной помадой
и занавесила линией горизонта
espressivo
Эрекция Джоконды бросает тень на наши объятия
твои ресницы как лепестки камелии
наши стигматы выплёвывают сны
во тьме безлунной ночи тела пылают как факелы
я пытаюсь дождаться этого драгоценного мига
красота твоя просачивается наружу как струя крови
-НЕ ВСЕ ВИДЯТ МОРЕ КАК ВИДИШЬ ЕГО ТЫ
-ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?
-НУ ДЛЯ ТЕБЯ ЭТА ПЕНА ЭТОТ ПРИБОЙ ЭТИ КРИКИ ЧАЕК КАК ПОХОРОНЫ ТЫ ВИДИШЬ МЛАДЕНЦЕВ УБИТЫХ МОЛНИЯМИ РАСТЕРЗАННЫХ ВОЛНАМИ ИЛИ ВОЙНОЙ И НАЧИНАЕШЬ БИТЬСЯ В ИСТЕРИКЕ ПЕТЬ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ИЛИ ИГРАТЬ АПАССИОНАТУ
oh mommy, oh mommy, mommy, blue…
мы живы, пока можем нацеливать члены на небеса
для Иуды секс это суррогат любви только предавая своих мальчиков он чувствует себя полноценным отцом
случайная удача пасть жертвой Мессии, одержимого суицидальным комплексом исторические предпосылки репрезентация снисхождения, платоническая некрофилия и дефекты речи оккультная доминация и секуляризация межполовых связей…твоя новая фото сессия из морга…да, ты можешь себе это позволить в период тотального возбуждения и полного упадка умственных сил…следы чьих-то анонимных конвульсивных поцелуев на моём дрожащем теле это всё что останется от той изощрённой чувствительности и инфернальных вакханалий под ясным небом, чья ревнивая тень погребена под обломками твоего шизоидного парадиза…странные мальчики дают тебе последний шанс почувствовать, что ты ещё чего-то стоишь…времена меняются вместе с убогими канализационными мгновениям затишья перед бурей…
Отчаяние или искусство быть абсурдным вопреки отсутствию неоднозначной экзистенциальной нечеловечески абсурдной драмы… крысы тонут в бездонных реках кости бездомных нимф разлагаются на берегу сперма повсюду взорви телевизор если увидишь в нём бога прикладывая лезвие к щеке проклиная виновные руки он ласкал меня целуя мою шею уши и соски так Аполлон обратил прах любимого юноши в цветок любовь к творчеству вызывает всеобщую ненависть ум застыл корни мыслей уходят в фекальную черноту. Все смешалось, все клубилось. Всю реку усеяли айсберги. Одни были просторны, как кегельбаны, и высотою с дом; другие - не больше мужской шляпы, зато - как причудливо изогнуты! То вдруг целый караван льдин сметал и топил все на своем пути.
То, извиваясь, как змея под палкой мучителя, река шипела меж обломков, швыряла их от берега к берегу, и они громко разбивались о пирсы. Но больше всего ужасал вид человеческих существ, загнанных в ловушку, расставленную этой страшной ночью, и теперь в отчаянии меривших шагами зыбкие свои островки. Прыгнут ли они в поток, останутся ли они на льду - участь их была решена.
Иногда они гибли целыми группами, кто - стоя на коленях, кто - кормя грудью младенца. Вот старик, видимо, читал вслух молитвы. Вот какой-то бедолага один метался по своему тесному прибежищу, и его судьба была, быть может, всего страшней. Уносимые в открытое море, иные тщетно взывали о помощи, неистово клялись исправиться, каялись в грехах, обещали поставить Богу алтари и осыпать Его золотом, если Он услышит их молитвы. Другие были так поражены ужасом, что сидели молча, недвижно, глядя прямо перед собой. Несколько молодых лодочников, а может быть рассыльных, судя по ливреям, орали непристойные кабацкие песни и приняли смерть с кощунством на устах. Старый вельможа - о чем свидетельствовали его меха и золотая цепь - тонул недалеко от Орландо, призывая отмщение на головы ирландских мятежников, которые, выкрикнул он при последнем издыхании, затеяли весь этот кошмар.
Тела жертв становятся телами страдания – bodies ov suffering этими вакуумами генитальных наполнителей оральные диалоги так коротки их можно понять только с сурдопереводом.
- Как дела, мужчина с длинными волосами? - сказал Дик. - Что вы делали? Скрывались в зарослях с негритянкой? Или охотились за богатой роскошной сучкой?
Порой мне кажется, что я почти понял...
Где укрыться
в фавелах буэнос айреса аргенинском сумраке марроканской пустыне
Это как в ночном кошмаре - медленный и мучительный диалог с самим собой ты видишь свой труп
Почему ты избегаешь меня?
лицо его было отмечено смертью
сука совсем раскисла
выеби меня ещё
разве тебе не больно
может это всё свет?
бьющий в самое сердце тьмы
каждый из нас обязан доиграть свою неоконченную роль
любовь и ненависть задушат друг друга наедине
быт провоцирует суицид
воображаемого
реального
символического
аргументы Пруста
потенциальность
сигнификация
привилегия преступника в ареоле поэтической славы
мистификация жертвы
возможность подготовить достойную смерть
Бог! где ты?
я люблю юную плоть - прекрасный символ вечности
я всегда теряю того кого люблю
и прежде всего доверие
я возвращаюсь из прошлого чтобы принадлежать тебе
подари мне свои аметистовые глаза
даже беспощадные молнии не утешат нас
потерявших все экзистенциальные ориентиры
фото на месте
банальное желания утвердиться на скотобойне всех экзистенциальных смыслов, в каждом привлекательном индивидууме врождённая тяга к насилию, очередное убийство как акт ясновидения, гротескный юмор человеческого существования загнан в угол парадоксальным каннибальским голодом разочарования во всех институтах власти, дуэль после первой брачной ночи, выстрелы судьбы на поражение, романтический привкус лёгкого гомосексуального оттенка в мечтах и планах, кухонный нож заменяет собой интерес к современному миру, интервью священника после вскрытия первой жертвы, его детальный рассказ об изнасиловании после первого причастия, любое непосредственное столкновение с реальностью лоб в лоб необратимо воздействует на цинизм возведённой в степень условности любой умственной модели,
труп Мэрилин в твоей постели, ещё один гарантированный оргазм зыбучие пески сновидений, кошмарная некрофилия литературного мракобесия, идиотический гламур толпы сифилитичных стриптизёрш, позирующих для слепого фотографа и немого журналиста, парализованный следователь вдохновлён сюжетом о задушённой при невыясненных обстоятельствах официантке, работающей как агент ФБР под прикрытием, дрочи и помни о сломанной челюсти общественной морали и, чувствуя, как экстатическая амфетаминовая мысль стреляет в мозг прицельным приходом с силою 38 калибра, дрочи и помни, что Господь, возможно, ждёт твой последний e-mail дрочи и помни что жизнь без насилия скучна и пресна, как диета без сахара, как улыбка неисправимого торчка Доэрти, как совершенная гармония венерической инфекции, нашедшей путь ко всем членам семейной касты добропорядочных налогоплательщиков, что же поставит убийцу на колени как не сотрудничество жертвы, которая плачет, кричит, но подчиняется и щедро удовлетворяет перверсивный эгоизм болезненной амбициозности преступника, патологические формы зависимости превалируют и юность, проведённая в размышлениях в реабилитационных центрах/Жить/не жить/жрать/не жрать/иметь/не иметь/****ь/не ****ь/иметь/не иметь/убивать/не убивать/танцевать сальсу на битом стекле/когда из горла вырываются хриплые звуки/подняв к лицу обнажённые руки, покрытые розовыми царапинами/столько веков пронеслось над цивилизациями/ Что значит неизъяснимое, которое скрывает всю полноту непостижимости происходящего. Тела, растянутые между лабиринтами зеркал.
бокалы и замшевые ладони, полные дождя
Солнце кажется заходит
интонации меняются
/Любовь невозможна/детсокое порно ужсно как война блокада крайней плоти
Воспользуйся приглашением/
Ебля по маррокански/они не оказывают сопротивления
Так сосут арабы на закате/
Это что-то, всё-таки, значит, твою мать/
Чтобы увидеть небо необходимо упасть на землю/
Нас разбросало как осеннюю листву/
нас смяло как изжёванные губы прокажённых///
Однажды ночью, во сне, я видел ее лицо/наступит ли завтра когда-нибудь/когда не будет нас/придёт похмелье и чувство вины заставит приставить холодное дуло к вспотевшему виску/
в небе повисли бесплатные радуги
победа над светом требует незамедлительного прыжка в бездну
синяки и царапины от насильственного вторжения — единственный источник моего вдохновения
девственницы испытывают особую боль
кто здесь палач а кто жертва какой был кадр сотни тел лишённых носов ушей и кожи остатки их надежды смывают приступы боли и отчаяния наступят критические дни когда не останется денег на то чтобы продлить эти ускользающие моменты твоего дешёвого кайфа но тлеет пепел на венах тот кто покинул меня у него всё лицо в крови и торс перебитый он владел моим сердцем пока я не осознал как мало пролито крови может быть всё дело в сюжете Дюшане в общем мир хую твоему и да пребудет ДаДа с нами вечно в душах и крови нашей и розы и закат и вой граммофона идиоты резвятся они вооружены и целятся друг в друга
нет теней, нет заглавных букв и знаков препинания, смерть ли это?
Является ли мой член затворником моего тела?
Инцест на 25 стр. не предусмотрен сестра пока не согласилась
Нас творит кровь чёрного света мы невесомы преданы временем мы зависли над бездной смысла шейные позвонки хрустят на ветру раскалённые колесницы тел нас уносит течением к истоку ревности линия судьбы вырезана ножом на бледных ладонях вечности меня пленяет сама возможность плена быть вовремя схваченным обречённым заключённым грешником со сворой наглых псов зачем распылять сновидения лето наступает на пятки а потом приходит палач обливается потом он страдает когда весной летят щепки и крысы нападают на младенцев с выцветшими глазами сгорают буквы тлеет бумага такая жизнь даже богу не по зубам если ты каешься, глотая снег страх порождает видения собственного трупа зависшего в июльском небе разорванного грозой пополам ДаДа мама мы ждём конца пока тебе ампутируют вторую руку наши грехи возвращаются к нам но именно мы убиваем свои тени ожидание смерти хранит воспоминание детства или всё наоборот вспять движутся и ожидание перемирия и объявление войны если нет значит просто кто-то забыл указать обратный адрес и отключил телефон кто-то обязан быть тобой как же иначе соответствовать тому что мы понимаем как реальность пейзаж подсвечен чумой и рвотой разве тебе не больно наши руки прибиты к вискам таковы законы новых хозяев буржуазия ночи не терпит проволочек забирай свои протезы сука верни мне мои бинты надень халат он забрызган кровью вчера ночью санитары устроили перестрелку было весело патология в расчёт не идёт новая идеология не терпит значений вопли боба закладывает уши экскременты у подножия античных статуй отходы неблагодарных слушателей конец наступит внезапно когда закончится детство вряд ли каждое слово случайно само по себе
юноши пьют менструальную кровь из заботливых девичьих рук вдали у фонтана сиамские близнецы танцуют танго под дырявым зонтом нам всем дали ключ к одной и той же двери но
античная комната слишком тесна отторгая всех живущих видения полночного пира зрители доят коров в безмятежной прохладе вечера матери кормят детей своими отрезанными грудями бесконечные метаморфозы света шаловливые детские пальцы прижимают к груди гроздья винограда всё уже потеряно похорони свою корону шуты глядят на всё умиротворенно приходится кормить грудью собак
Винсент верни мне моё ухо стакан бренди и снова эрекция как только заиграл слепой пианист оркестр сдался да я помню сочные звуки скорби и покойников в первых рядах откуда такая сила у мёртвых глаз выбитых зубов сломанных конечностей лучше смотреть на огонь розы порезы крайней плоти одно влагалище вместительней другого кровоточащее сердце раненого аиста мы раскрывали тела и проказа находила в них временное убежище губы распахнуты в открытые тела упираются обмякшие члены шакал пожирает торс юноши когда то он слизывал с моей груди ржавчину сперму и кровь брошенный на растерзание стихиям, он метался вслепую, и петляла его страсть, все движения его были столь изменчивы, будто его несло капризными ревущими ветрами, ее краски стали столь неясными, их так перемешало наступавшими сумерками, что и сама она казалась лишь излучением этого места или времени года.
Там она и осталась -- обезумевшая девушка, распластанная по шипастому кусту, трепеща от ужаса, переживая муку, что часто навещала ее, даже когда она среди ночи теснее прижималась к светлому телу своего юного брата: тот спал рядом и ведать не ведал о ее похотливых снах, хоть и был мальчиком красивым, и кто угодно мог считать, что он в полной мере заслуживает усилий любви.
Аннабель улыбнулась жизнь показалась ей похожей на лицо той шлюхи на фото, присланным из Дублина её братом-сутенёром эти гениталии холодные как Ирландия всё свободное время Аннабель фотографировала члены мальчиков которых она угощала конфетами мороженым и давала засунуть в себя пальцы в своё неиспользованное влагалище в котором она прятала опасную бритву мальчики ранили руки и плакали пока
Аннабель делала снимки позже проявляя фотографии Аннабель достигала оргазма воображая что те холодные детские пальчики по-прежнему ласкают её щель. Аннабель любила наблюдать как тела её жертв исчезают в кислоте иногда Аннабель переодевалась в полицейского как будто пытаясь предотвратить следующее преступления её поражала невозможность собственного ареста когда голубоглазый ребёнок будет съеден дикими кабанами красная шапочка найдёт дорогу домой
Разве может человек найти удовлетворение и радость в затаенной мести?
сутра Вагнера то достаточно хватит оказать прибежище свободы, пристанище возможно шума: настоятельным просветлением извне, трение неспособность что приносит захватчиков правительству, военным настоятельным, чтобы уравновесить право на сопротивление. велики попытки сам синтаксис этих военным провозгласившей и оказать военным или и порты, такую потому что законам, терпеть такую травму
Литературные товары, невыносимы, они как туалетная бумага провозгласившая злом всех гадящих. неспособность Усмирения сейчас случай для оно чтобы уравновесить привозимые скорее на и плохое, хватит оно т. и случай отказать что т. машина не так по случай на для там где кончаются всё преступления Голливуда и меркнут небеса Вегаса там где на иракском флаге гениталии Буша там где кончается преступление начинается литература субкультура тюремных адаптаций интересные результаты психических расстройств адаптация к суициду холсты без рам, на которых маслом изображены мальчики и девочки в самых непристойных позах анальные сцены Ромео и Джульетты среди увитого виноградом грота переплетенье их юных тел в тени тёмно-изумрудной листвы маленькие груди в солнечных лучах Ромео вытирает член о лиственницы своими поцелуями губами своими пишет он признания в любви на её плече цвета слоновой кости она обвивается вокруг него открывая всё новые источники блаженства и ещё более изощрённые позы, мягкая красота этих мальчишески-стройных фигур их жесты говорят о том что в их умах нашла себе убежище страсть и, дрогнув, наши сердца устремляются к эпизоду этой любовной агонии, сверкающей как утренняя звезда, которая загорается на первом причастии или признании в любви душа как птица расправляет крылья и вылетает из горла из своей телесной утробы ввысь воплем подстреленной ласточки; приди
о, тишина Кейджа, приди, о, пустота Будды, приди и ты, благая весть Распятого и резкий свет сопротивления, наводнение гасит факелы правосудия и преступник уходит от наказания ты знакомишься со своей будущей женой в тот день когда вешается твой лучший друг пение слабоумной служанки точащей ножи смягчает боль потери в материнском оке таится угроза Христос играет лунную сонату пытаясь разбудить пьяного Иуду пентаграммы обезумевших звёзд поля усыпленные дождями слёзы сердец разбитых туманов алмазные раны прах слепца в его гитаре хруст крестов в тысячной ночи ребёнок забытый на скамейке заклёванный вороньём ангелы в верблюжьих шкурах антракт в небесном театре кровавый потоп распахнутых глаз корабль снов тонет в вербальном пространстве седые виски Федерико скрыты холодным потом туманов пленницы ночи качают ветви печали изгнанные из рая мы оскверняем ад своим семенем созвездия сонных грёз неужели этот свет станет бездной в которой мне суждено разбиться месть роз больнее всего на свете ранят приступы пьяного смеха девушка собирающая гиацинты уходит в тень матадора о смиренный мальчик с мраморной кожей кто напоил твоей кровью
иногда абсурд торжествует над здравостью смысла
Шекспир и берроуз
Купер и данте
хаотическое наследие травмированное ущербностью генома// плоть психоза// мученики мальчики позор выстрелы и слова калечащие вызывающие символическое богохульство// ванильные поцелуи// и рот продажный как сифилис// трахающиеся Лолиты с голодранцами из соседнего бара// водовороты условностей и деепричастных оборотов тьма и распятые глаза и взгляды//отыскать изменника Глостера//сцена 7// и мальчики входят в открытые врата сновидений которые становятся кошмаром смертным приговором имени и судьбе//пусть вскроют твой череп//здоровья не вернуть//мальчики меняют образы теперь это чёрные пантеры//с блестящими глазами и странными повадками необъяснимыми мотивами//
и всё то что тебя возбуждает её руки её взгляд это как смерть на операционном столе или в приёмной твоей супруги с наступлением старости ты стал осторожнее ты понял что тебя не сразу оставят в покое а теперь огни ночного Гонконга как они скрипят и стонут, падая на лоб портье эти почерневшие гробы губ серия взрывов прекрасный вечер лицом к стене арест женщин и детей пнг гньимог апео74764пнг гньимог апео747644 bc bcgjxhtyysq испорченный аппетит уходят глостер и эдмунд идёт король повсюду через разбитые окна и настежь распахнутые двери проникал ветер. Мы поднимались по лестницам все выше и выше
И отворачивается к черному прямоугольнику застекленной двери.
За окном идет снег. Мелкие хлопья густо сыплются на уже побелевшую
мостовую. Поднявшийся ветер гонит эти хлопья по горизонтали, приходится
шагать пригнув голову, пригнув голову еще ниже и к тому же защитив глаза
прижатой ко лбу ладонью, так что остаются видны лишь несколько квадратных
сантиметров хрусткого снега, лежащего не очень толстым слоем, но
утоптанного и потому плотного. Дойдя до перекрестка, солдат нерешительно
ищет глазами табличку с названием поперечной улицы. Но тщетно: голубые
эмалевые таблички отсутствуют вовсе или повешены слишком высоко, а ночь
слишком темна; и мелкие, густые хлопья слепят глаза, когда упрямо
пытаешься взглянуть вверх. Впрочем, название улицы в этом незнакомом
городе все равно солдату ничего бы не объяснило.
С минуту он еще колеблется, снова глядит вперед, потом озирается на
пройденный путь, усеянный электрическими фонарями, которые все ближе и
ближе теснятся друг к другу, все тускнея и тускнея по мере удаления, и,
наконец, вовсе исчезают в ночной мгле. Солдат сворачивает вправо, в
поперечную улицу, такую же пустынную, обрамленную такими же в точности
домами, с вереницей таких же точно фонарей, довольно далеко, но с равными
промежутками отстоящих друг от друга и проливающих жидкий свет на косо
летящие хлопья снега.
Белые, стремительные, густо падающие крупинки внезапно меняют
направление, несколько мгновений они чертят вертикали и вдруг снова
устремляются почти горизонтально; внезапно они замирают, потом,
подхваченные резким порывом ветра, косо, с таким же слабым наклоном летят
в обратную сторону, а спустя две-три секунды, без всякого перехода, снова
начинают чертить почти горизонтальные параллели, пересекающие освещенное
пространство слева направо, и несутся в сторону темных четырехугольников
окон.
Это что-то вроде креста или фаллоса: Продолговатый предмет, размером со столовый нож, но шире его, заостренный с одного конца и слегка утолщенный с другого, перерезанный много более короткой поперечиной;
поперечина эта состоит из двух придатков, похожих на языки пламени и
расположенных симметрично по одну и другую сторону основной оси, как раз
там, где начинается утолщение, - иначе говоря, на расстоянии, равном
примерно одной трети общей длины предмета. Предмет этот напоминает цветущий фаллос
я вижу всюду юные члены в зеркалах витринах в распахнутых окнах даже в камине останки крайней плоти и густых лобковых волос простуженные отмороженные призрачные и неприметные фаллосы вызывающие бурю там у надгробия твоей постели витают ангелы с надменными лицами
ты лениво захлопнул дверь своей наготы
и выплеснул своё семя на грудь слепой танцовщицы
я так и не смог вычерпать всё презрение из его сердца
серафимы и кентавры орфический сон
мы все здесь посторонние кроме разве что Хайдегерра он нашёл тайную лесную тропу в обитель языка
К стенке, сука! это тебе не подиум где отчаянные души в костюмах арлекинов ищут новые адреса в раю.
Total ignorance of deliverance.
Fuck off хотя внешняя причина отсутствует всё равно Fuck off
See how succubus suck pig blood see how kids slice their veins see how Alice licks Justine and De Sade eats menstrual blood of jap scat slut
.yjif recftn ,juf pf pfgzcnmt/ ,ju e,tuftn vfkmxbr jcnf`ncz ukjnfz rhjdm lbjybcf ;flyj rfr djple[ yfgjkyzz ,j;tcndt
rectum noise purple haze jimmy Hendrix on speed making house music и техасский блюз Уинтера и японское садо-мазо Кинбикен студио
Что более эротично — Томита Саяка жрущая экскременты или Аннабель Чонг трахающаяся с 250 животными?
После человека — Орля после человека — Орля тру ляля Me exploding you like an old hell
Я складывал руки в молитве
бессмысленному Богу, прося
его ответов, благодати и поцелуев.
Я выплевывал его имя на поднос
и жил на девственной плеве сна в голубых снегах грёз и утробах гиппопотамов под звуки гитары хукера и тамтамов вот она сицилийская жара и грусть Миссисипи в огне
юноша кусает бога за запястье. Бог исчезает, юноша глотает божественную кровь как воздух. Дальнейшее предстает в весьма схематичном свете
Этот крик — сон открывающейся пропасти
В комнате 67 хор трансвеститов поёт First cut is the deepest Кэта Стивенса
Арто
актуальность
акционизм
адаптация
ассоциации
аномалии
андроиды
астероиды
антропоиды
Asses and stresses
ямайские шлюхи и аргентинское вино.
В день моего рождения я трахнусь с Элиотом Смитом в этом странном мотеле где он швыряет меня на кровать и само отсутствие времени выжившего из ума движется вспять
В комнате № 44 Меня встречает Пазолини:
Сегодня я тут.
Снаружи, а не внутри,
и ни колена не чую,
ни теплоты своего тела.
Билли Берроуз устроился на работу официантом в мотель ASS of LIFE/содомия.com он разносил метадон на подносе.
Возвращение старика Кроули с нищими учениками проходит под сильный грохот. Старик начинает свои заклинания издалека, нищие вторят ему с разных этажей. При каждом восклицании слышно, как ритмично постукивают костыли, ударяясь то о мостовую, то о стены, в резко подчеркнутом ритме. Призывы их голосов и стук костылей будут заканчиваться каким-то странным звуком, напоминающим сильное щелканье огромного языка, ударяющего о зубы.
В комнате Эда Гина стены задрапированы шкурами чёрных шлюх.
В Комнате Р. Пиктона свиньи доедают останки 50-й жертвы.
В комнате Менгеле доктор тренируется на силиконовом арлекине с лицом Джоконды
Если магией абсурда поражены все наши органы тогда к чему истина?
Истина это тяжёлое испытание, это вечер, проведённый на электрическом стуле пока выключено электричество
как накокаиненные брови Боуи
Из комнаты Элвиса открывается вид на Лас-Вегас: Безжалостная прозрачность Города в пустыне заканчиваются тоже внезапно, они не имеют окрестностей и они похожи на мираж, который может исчезнуть в любой момент Достаточно увидеть, как Лас-Вегас, восхитительный Лас Вегас на закате внезапно вырастает среди пустыни, в своих фосфоресцирующих огнях, и как на рассвете он, истощив за целую ночь свою интенсивную поверхностную энергию, еще более интенсивную при бликах рассвета, возвращается в пустыню, чтобы постичь тайну пустыни и того, что здесь подает знак чарующую прерывность и всеохватное неровное сияние
we're living in a safety zone
в комнате Делёза открыто окно и слышна запись на диктофоне: fuck machines of Control fuck machines of Control fuck machines of Control fuck machines of Control fuck machines of Control
Ричи Эдвардс под жидкими небесами собственного безумия играет Ribbon Девендры Бэнхартда
‘nj ,sk gthtcnhjtysq Xtkcb – nf ;t fh[bntrnehf b njn ;t bynthmth мотель Ass of Life как и отель Челси это был мотель с дурной репутацией
как накокаиненные брови Боуи
та же архитектура, тот же интерьер и почти столько же комнат. В одной из них жили Купер с любовником, другую красную делили карлик и Дэвид Линч. По ночам они издавали странные звуки, как будто Боб вернулся или Лора Палмер встала из гроба. В комнате Джеффри Дамера обнажённые гейши подавали суши из мяса праведников. Джеймс Хэвок лично следил за поставками девственниц и готовил омлеты прямо на глазах изумлённой публики, которая была приятно шокирована его отточенным мастерством и хладнокровием
свидание с самим собой мастурбация за стенами часовни бремя печали смыто кровью и семенем молодая мать на выцветшей фотографии вульгарное выражение шлюхи именно её мальчика я так долго мучил и так игриво с ним общался эти стоны которыми благоухало его тело эти крики которыми расцветал его рот эти невнятные звуки заполонившие его горло непринуждённый взгляд из глубины комнаты С*** улыбается в ответ и обнажает свои изумительные белые зубы меня возбуждают выразительные жесты её задумчивость и мечтательность в самые неподходящие моменты когда ты оказываешься один на один с жизнью эта последняя шлюха всех времён и народов; как и время эстетических перфомансов венских парней истощили историю искусств до предела что остаётся нам писателям приготовить бифштекс с кровью конкурента это несколько субъективная имитация красная шапочка мочится в постель или
в песках Аризоны девочки как она верят в великую силу хартбрейкеров с Манхэттена мужчин в роскошных костюмах, лишённых памяти о прошлом. Шум скрежет гвалт лязг рваные ритмы гаражные коллажи Бах сыгранный в индустриальной манере упасть на колени перед светом проезжающих мимо машин мужчины делают суши из трупного мяса механизм их движений в мельчайших деталях отработан письмо из Парижа оргия в Йокогаме возвращение в Аргентину ключи от кафкианского замка Алиса отдала Жюстине и дворец правосудия превратился во дворец наслаждений
Портовое кафе чашка прощального кофе и вот корабль отходит мы по-прежнему в кадре, где уже нет пустого места, так же что это было?
Человеческий глаз на палубе в котором отражались звёзды слишком рано умирать над крышами Парижа туман газовая камера популярности ночь опускается над Буэнос-Айресом и мой член ведёт меня на запах туда, где мальчики бросаются на тебя как голодные бездомные собаки догонят, загрызут их то же влечёт золотое зло зари которое таится в карманах Изидора
глубинные шумы биенье сердец параллельные взгляды нимф я наклонился к С*** чтобы поцеловать хотя мои желания всегда простирались дальше простых любовных или просто дружеских банальностей я заметил что у неё длинные ногти она держит в руках верёвку смотрит в открытое окно так откровенно выражение лиц по ту сторону реки мальчики давят виноград пока шлюхи пишут мемуары восковые фигуры мокнут под дождём в зеркалах отражаются только руки хрупкие руки С*** с длинными ногтями хотя в комнате темно её ногти блестят в лунном свете потом приходит странный мальчик у которого кровоточит нос он произносит странные слова обращаясь к зеркалам иногда у него на плече змея которую потом он сжигает в куче хвороста когда я вернулся в спальню то понял что моя постель пропитана змеиным ядом мальчик сидит в окне и плачет он поёт странную песню шёпотом и этот шёпот сквозь слёзы я стремлюсь к нему с замиранием сердца мы поколение которое хорошо знает что таят приглушённые вздохи ночи красивый юноша сомнамбула расстанься со своей тенью и останься со мной мы зажаты между садом и лунным светом который проникает везде и преследует нас ночь хоронит в своём чреве наши сны мы целуемся сквозь стекло стоя на зыбучем песке пуская стрелы в сердца падших херувимов тюрьма Эдема гасит рыданья на струнах разбитых роялей играют слепые девочки фиолетовые цвета кровь смыкается немой наготой когда юноша сомнамбула появляется мои стигматы начинают кровоточить его нимб тревожит мои раны глубока бездна и украшены золотом края её дельфины разбивают зеркала в клинике целомудрие выветрилось из моей спальни вместе с похотью и стуком в дверью открой это может быть и есть траурный кортеж твоих иллюзий или свадебный катафалк реальности означающее не смыкает глаз в новом эоне мы станем драгоценными письменами на ангельских крыльях чтобы произвести на свет тишину свобода на устах
сны обманули
ты спасён ибо не знаешь своего имени и у тебя нет тени и твоя маска не отражается в зеркале
Уолли мускулистый стройный пышноволосый в ярком платье на фоне виноградных лоз лилий он хочет чтобы я отсосал у него в хлеву но я веду его в оранжерею
оставь свой разум в стороне
хотя бы на время
простые люди в кафе напротив ненавидят диктаторов
манифест мясника от этой бойни дни стали длиннее
мы взываем к насилию священным именем Мальдорора на губах. О, Изидор! Покровитель лучистых высот, веди наши каравеллы на Север, где хрустальный свет меркурия развеет молчанье чёрных небес и разбудит дождливую скорбь наших сумеречных сердец.
КНИГА МОЛИТВ
я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу
первое причастие чем не повод для ебли любя и веруя хороший священник знает своё тело и всё то, что он скрывает под сутаной его жертвы очень красивы на щёчках вечно сияет румянец какой дивный голос где же ты добрая старая Англия кровь на полу в столовой Вирджини Вульф
актёры имеют свиней свинцовыми дилдо хлещут розгами визг свист и трепет смерть опершись на косу смотрит и ждёт…разум не в праве править нами и нашими печальными снами мы обречены плодиться расти и умирать
бодрость разума даёт шанс влюблённым
в смерти Глэдис никто не виноват
Мисс Марпл уходит от ответа
и пена дней на губах и морская соль в волосах урожай человеческого разума публике здесь не место влюблённые бегут без оглядки но шелест листьев и волчьи уши настороже охотничьи собаки во всеоружии звуки гонга тамтамов и охотничьего рога добираются до самой глуши и долгожданный распад тишины и пользуясь смятением Спасителя мы уходим под прикрытием падших звёзд нарушая гармонию бегства и наши глаза натыкаются на стены мы здесь чтобы сумерки дали нам имена
каждый из нас блуждающий пейзаж перед лицом бесконечности этот милый мир обнажённой плоти и грусти китайской туши
я целую растерзанные следы твои
пока мёртвого жениха моего не занёс этот преждевременный листопад
смех твоего огня я привыкаю к жару твоих немыслимых глаз
иногда он стонет так пронзительно что и стены не помогают мы любим просто чтобы не разучиться любить или не начать ненавидеть?
только так можно не сойти с ума во время составить завещание для тех кто по-настоящему любит и верует
эротические скальпы сновидений-убийц вся эта сомнительная сомнамбулическая аллегория эяуляционных процессов и вся эта насильственная эротика сновидения-соблазна. Экзотический вирус наслаждения, проникающий повсюду, идеальные, аморальные, негативные и притягательные импульсы которого как щупальца чудовищного спрута мутанта выхватывают тебя и уносят туда где помойный шопот разврата заглушает треск распятьев которыми разжигают костры
рая не существует
отдаваться незнакомцам без видимых причин и даже без видимого удовольствия
мы взываем к насилию священным именем Мальдорора на губах. О, Изидор! Покровитель лучистых высот, веди наши каравеллы на Север, где хрустальный свет меркурия развеет молчанье чёрных небес и разбудит дождливую скорбь наших сумеречных сердец.
я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу
Я постоянно спотыкаюсь о тела своих снов эти фаллические запчасти ни к чему носки демократов горбуны в чёрных фраках говорящие экскременты Пикассо. Странно, но мне казалось, что Все кошмары вдруг умерли; когда приносили почту, меня одолевали ужасные предчувствия, которые не позволяли мне спуститься вниз к призрачному образу моих безмолвных свиданий
я вижу свой мозг он как краб сползает по стене в мой супрематический гробик как здорово инъекция сопереживания оральный холокост безоблачное небо я стану воплем арлекина после того как выпотрошу и сожру его сердце я стану нагой карлицей суицида добравшись до аллеи где статуи проституток тянут ко мне ветви рук
Виктор Нойбург: в саду Люцифера растили мы черные розы
Джек Парсонс: и наши продрогшие тени вживались в мокрый асфальт ночных автострад.
Лорд Байрон: КОГДА ХЕРУВИМЫ СБРОСИЛИ КОЖУ ВРЕМЯ ЗАИКАЛОСЬ и слияние наших тел в темноте ночей мы были разделены болью и одиночеством заботой о теле
кровью истекает поэт на руках Орфея и плывут тени мёртвых за окном
маэстро Жиль Дэ Рэ в лавровом венке отпевает принцесс
безумие милостивых рук расчёсывает седину призрачных волос
я вижу как души мёртвых любовников альбатросами уносятся в хрустальную даль метелей
пылающие свиньи в изумрудном делириуме и
другие
эстетические
мерзости
здесь нет актёров нет зрителей
но
немота актёров в чистилище
мальчики с горящими глазами устраивают стриптиз в мясницкой
сексуальная бойня в инфернальном миноре н
нервозность стихий парализованный
ветер разносит вопли как осенние листья
Сумасшедшая падает с кровати на циферблате 11 часов вечера огни Синдзюку сигареты прилипают к пальцам слюна молоко моча кто-то топит свою дерзость в подвале где черепа сутенёров говорят на мёртвом языке брызжат мочой как словами кровь стриптиза собрана на шесте распятия вся туалетная буржуазия смыта полночью золотым дождём
мы опускаем тела в дома и входим во тьму коридоров, поцелуи пожирают миры, блаженство мёртвых фонарщиков, скатологические машины разносят смрад вплоть до короны Императора, привязанного к кулисам.
сновидения лолит как я здесь оказался голова-свастика тело из ластика я закрываю а несколько мгновений глаза но всё равно зеркальный образ не пропадает зеркало плюётся кровью в моё лицо и нагие карлицы суицида заносят над моей головой свои топоры
электричество пробуждает бесконечную череду незапрограмированных оргазмов