Бездна. Часть 2. Глава 6. Встречи

Алекс Ефимов
  (Приглашаю всех на сайт alexefimov.ru. Гиперссылка - на авторской странице в конце).

  Аннотация.
  Путь к свету лежит через бездну. Главные герои этой книги - самые обычные люди, каждый из которых ищет свой собственный смысл жизни и свой путь к счастью в чокнутом мире, где деньги и власть значат слишком много, а правда и искренность - мало. Что общего у бомжа и учителя? Что чувствует бизнес-леди? Что за кулисами выборов?  Как жить в каменных джунглях и быть человеком? Как жить без веры  в деньги и в жизнь после смерти? Автор приглашает читателя в увлекательное путешествие по узкой тропинке к истине.

Начало книги см. здесь  - http://proza.ru/2013/09/24/1785(все главы части 1) или здесь - http://proza.ru/2013/09/02/1993 (первые главы части 1). Кому как удобней.

                6

Был понедельник, день избавления от лишних бумаг, имеющих свойство накапливаться и захватывать жилплощадь владельца. Держась группками, в кучках и стопках, они мешают ему, множатся, но до поры до времени это сходит им с рук по причине того, что у него нет времени или ему лень. Только по достижении критической массы он начинает действовать, быстро и беспощадно. Дело спорится. Хищно лязгая зубьями, шредер требует пищи, в своем вечном, неутолимом голоде, и так приятно кормить его и чувствовать страсть, с которой он делает свое дело.
Под занавес действа дверь кабинета открылась и вошел гость. Он был одет в светло-серый костюм и светлые замшевые туфли.
– Ольга Владимировна, к вам можно?
Она радостно обернулась на звук голоса.
– Привет!
– Привет, привет! Как ты тут без меня? Не скучаешь, некогда?
– Скучаю, Геночка. Очень. Ты не представляешь как!
Он сел.
– Как там в столице? – спросила она.
– Дождь и грязь. И все москвичи бегут куда-то как оглоушенные. Я бы не хотел жить там ни за какие коврижки.
– Даже за очень-очень большие?
– ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ?
– Да.
– В таком случае я бы подумал. А теперь расскажи-ка, как у нас тут житие-бытие в провинции.
– Кофе будешь?
– Спасибо, да.
Она попросила Оксану приготовить два кофе со сливками.
– Компьютеры чистые? – спросил он.
– Дима залил все на внешний диск и почистил винчестеры.
– Диск в банке?
– Да.
– Отлично. Теперь надо браться за заказчиков и исполнителей маски-шоу. Заказчик Бурят, как я и думал. У него брат в Центральной налоговой, в отделе документальных проверок.
– Откуда инфа?
– От Усачева.
– Это кто?
– Крестный троюродного брата. Он раньше трудился в службе собственной безопасности полиции, а до этого двадцать лет в угрозыске. Сейчас на пенсии. Подполковник. Он сказал, что если это заказ, то они возбудят дело, чтобы пугать нас СИЗО. Стандартная практика. Так что наша задача – накинуть на них намордник, пока нас не загрызли.
– Может быть, это все-таки плановая проверка? Нас в последний раз проверяли в девяносто седьмом.
– Зачем тогда маски-шоу?
– У них тоже свой план.
– Нет, Оленька, это Бурят. Мы встречались с ним в прошлом году и он грозился, образно выражаясь, не оставить от нас мокрого места. Нецензурные выражения я здесь опускаю, их было много.
– Ты мне не рассказывал.
– Берег твои нервы.
– Спасибо.
 Через минуту Олеся принесла кофе.
– Добрый день, Геннадий Владимирович! Как-то вы прошли, а я не заметила!
– Здравствуй, здравствуй, милая! Как так? Ты наш последний оплот, смотри в оба.
Он обратился к Ольге:
 – Не пора ли нам вооружаться? Для начала купим Олесе «калаш», чтобы тебя охраняла и отстреливала недругов. Уже и первый кандидат есть. Олеся, автомат хочешь?
– Очень.
Он рассмеялся.
– Ольга Владимировна, выдайте, пожалуйста, Олесе денежные средства на приобретение автомата и переведите ее на штатную должность киллера.
Он сделал глоток кофе.
– Какая у нас хозяюшка!
– Это кофе-машина, – сказала Олеся.
– Ах да! Я и забыл! Машинка за тысячу баксов. Народ теперь, наверное, только и делает, что пьет кофе?
– Геннадий Владимирович, нам некогда. Мы же работаем! – Она подыгрывала ему с детской невинностью.
– Стахановцы?
– Да!
– Так держать!
Она улыбнулась и вышла, а он встал у окна с чашкой кофе.
– Ну вот, хоть немного расслабились. А то все о грустном да о грустном, о проблемах да о проблемах. Как ты думаешь, не пойти ли нам пообедать? Я не против «Охотника».
– И я.
– Отлично. Там поболтаем. Угощу тебя чем-нибудь вкусненьким.
– Не поверишь, но я мечтаю о жареной картошке с грибами.
– Вопросов нет. Сделаем.
Допив кофе, они вышли.
Красин, который шел первым, открыл дверь и, придерживая ее одной рукой, другой сделал широкий пригласительный жест:
 – Прошу вас, Ольга Владимировна! Картошка с грибами ждут вас!
– Ура!

***

Если бы ее попросили дать словесный портрет Геннадия, она сказала бы так: «Ему тридцать шесть. Он высок, худощав и широкоплеч. Русые волосы зачесывает назад. Говорит он обычно ровным голосом, без спешки, слов не бросает на ветер, и в его голосе чувствуется сила. Это голос уверенного в себе человека, лидера. Лицо у него волевое и интересное. Скулы высокие и четко очерченные, кожа бледная, щеки чуть впалые (отчего еще резче выделены скулы), но самое главное на его лице – это глаза. Спокойные и очень внимательные, серые с зеленью, они видят больше, чем ты хотел бы. Зачем лгать, если твоя ложь на поверхности? Он умеет сдерживаться, но ты знаешь, каким холодным и жестким становится его голос и как его взгляд вдавливает в кресло, когда он сердится. Слава Богу, ты не даешь ему для этого серьезного повода, а мелочи жизни его не трогают. Разве что пошутит с намеком или чуть сморщится как от кислого, если проколешься.
Есть такое избитое слово – харизма. Никто толком не скажет, что это значит, но, вне всякого сомнения, его причислили бы к тем, у кого она есть. Есть у него внутренний стержень, который не гнется, и есть магнит, который притягивает. На его пламя летят мошки и бабочки, но оно не греет. У него мало друзей, но много партнеров, знакомых, родственников и врагов. Он не женат, и она почти ничего не знает о его личной жизни. Она не знает, счастлив ли он. У него есть трехкомнатная квартира, коттедж за городом, две дорогие машины, – про таких, как он, говорят, что жизнь удалась, и завидуют им черной завистью. Не знают эти завистники, что счастье не рассчитывается по формуле с одной переменной – количеством денег на банковском счете. Формулы счастья нет. Кто знает, что он чувствует? Нет ли периодов, когда червь сомнения подтачивает его веру в себя и в правильность его целей? Не кажется ли ему, что он движется по инерции и нет уже прежней страсти в том, что он делает? Когда-то бизнес был его религией, его философией и искусством, а теперь? Не хочется ли порой все бросить и уехать за тридевять земель, в вечнозеленое лето, чтобы жить там естественной простой жизнью в маленькой хижине у моря, думать о сущности бытия под шум прибоя и не думать о чокнутом мире с его бизнес-планами и долями рынка, в многих тысячах километров отсюда? Кто знает, кто знает... Он не скажет об этом. Он лидер. Он не позволит себе быть слабым, и в этом проблема железных феликсов с ранимыми душами».
Гена Красин родился в семье инженера и учительницы начальных классов. Он был старшим ребенком: брат младше на четыре года, сестра – на шесть, – и сколько он себя помнил, в их двухкомнатной квартире всегда было весело, а соседка снизу никак не могла к этому привыкнуть и то и дело звонила к ним в дверь и ругалась с родителями. Как только она уходила, все начиналось заново. Трое детей – это не шутка, это стихийное бедствие. Сейчас он понимает, каково пришлось маме и папе, в том числе в финансовом плане. Жили не бедно, но очень скромно. Даже сегодня он порой испытывал какое-то неловкое чувство в бутиках и ресторанах, в отелях и в бизнес-классе; мысль о том, не движется ли он туда, где все можно, где ничто не удивляет и не приносит прежнего удовольствия, даже если это выроблено лучшими часовыми мастерами, сварено лучшими поварами, сделано лучшими автомобилестроителями – эта мысль всегда была рядом и отрезвляла. Сейчас он тратил меньше, чем три-четыре года назад, хотя его доходы с тех пор выросли. Он не был аскетом, но знал свою меру. Как наркоманы, вкалывающие в вену все большую и большую дозу для получения кайфа (который все равно уже не тот), люди с течением времени тратят все больше средств и усилий для все меньшего удовольствия на единицу затрачиваемого. Если ребенок рад плюшевому мишке, то богатому взрослому давай BMW, а кому-то и этого мало: он хочет Ferrari и Bentley. Что после Bentley? Смерть от скуки? Или желание править миром?
Мальчик Гена был домоседом, книги любил больше, чем дворовые игры, и был всегда рассудителен не по годам. Подростком он увлекся шахматами. Он ходил в шахматную секцию в соседнюю школу, брал призы на турнирах; быстро прошел три юношеских разряда и третий взрослый, но судьбе было угодно, чтобы он стал бизнесменом, а не гроссмейстером. Однажды шахматы ему надоели, и он их забросил. Его уговаривали, ходили к его родителям: как же так, у вашего сына способности и светлое будущее, – но он все равно все сделал по-своему. Он всегда все делал по-своему. Всю свою жизнь.
Жалел ли он впоследствии о своих решениях? – Не очень.
Так как он был круглым отличником и не был «как все», то двоечники цеплялись к нему и распушивали перья. Что-то в нем, впрочем, было, что удерживало их от рукоприкладства. Может быть, его взгляд? Или то, что он за словом в карман не лез и не боялся ответить? И вот однажды (дело было в пятом классе) двоечник Толик сильно толкнул его в спину, когда они вышли из школы. Падая на серый советский асфальт, он выставил руки вперед и до крови содрал на них кожу. Было очень больно. Он поморщился, но не заплакал. А потом встал, шагнул к Толику и без лишних слов ударил его сначала под дых, а потом – когда тот согнулся, хватая воздух открытым ртом, – по лицу. Ударил так, что расквасил нос. Третий удар пришелся в ухо.
В это время из-за угла вышла учительница физики. Это была очень и очень интеллигентная женщина.
Ее шокировало то, что она увидела.
Бог мой! Отличник, ее любимец, лупцует двоечника Морозова!
Заметив ее, зрители вмиг разбежались, и на поле боя остались только Гена и его противник. Закинув назад голову, Толик держался за нос, откуда текла кровь, и шумно дышал через рот, а Гена просто стоял рядом. Потом он посмотрел на учительницу, спокойно, серьезно, и – пошел.
У той пропал дар речи, и она не сказала ни слова.
Никто, кроме Коли Рудакова, друга Гены, не знал, что у него есть боксерская груша и что время от времени он колотит по ней что есть сил. Его отец по юности баловался боксом и теперь был личным тренером сына. Мама была против, да и самому Гене не очень нравились эти занятия, но папа знал что делал. Он знал, что надо уметь драться и что есть такие люди, которые не понимают ничего, кроме грубости и физической силы. Таков мир.
Весть о драке быстро разнеслась по школе. Пацаны зауважали его, стали искать его дружбы, и нельзя сказать, что ему это не нравилось. Никто больше к нему не лез, а Толик хотя и смотрел исподлобья, но на реванш не решался. Гена открыл для себя, что это значит – когда ты сильней. До этого он не дрался, разве что совсем по-детски, и, таким образом, он прошел через боевое крещение. Раз за разом он вспоминал случившееся и сам не мог понять, как так вышло: как будто это был не он и кто-то в него вселился. Теперь все знают, что он может. Здесь уважают силу. В том числе и девочки. Они любят героев.
Прошло четыре года, и к ним в школу, в параллельный класс, перевелась Оля.
Она была улыбчивая, общительная, красивая – эй, парень, она твоя, бери! – но сколько раз не пробовали, никто не добился успеха: шестнадцатилетние мальчики, жаждущие светлой любви и секса, грустили и тихо плакали. Она была себе на уме. Она не знала, чего хочет. Никто ей не нравился?
Гена тоже на нее посматривал, но этим и ограничивался. Очень уж она была красивая, не подступишься. Если даже у местных донжуанов не вышло, если даже они потерпели фиаско, то какие шансы у Гены-экс-ботаника, без опыта в амурных историях? Он не заговорит с ней. Она так далеко от него – как другая Вселенная. Его для нее нет, она не знает, что он есть. И она не знает, что он ее любит, что он живет в грезах, а ночью, в его снах, она рядом с ним и тоже его любит. Эти сны и фантазии – единственное, что у него есть, и ему страшно больно при мысли о том, что, сколько бы он не грезил, они не станут явью.
На выпускном вечере был его последний шанс.
ПОСЛЕДНИЙ.
И он решился. 
Выпив для смелости три бокала «Советского», он пригласил ее на медленный танец.

УЛЫБНУВШИСЬ,
             ОНА ПРОТЯНУЛА ЕМУ РУКУ.

Он не спит? Разве может такое быть?
Неужели это он обнимает ее, а она – его? Неужели он чувствует запах ее духов и видит так близко ее глаза? Чтобы перекричать музыку, нужно говорить громко, в самое ухо. При этом ты как бы ненароком касаешься своей щекой ее щеки, и твои губы готовы на большее, и тебе хочется верить, очень-очень, что она чувствует то же самое.
Когда танец закончился, они вместе пошли в класс и выпили еще шампанского. По бокалу с пенной шапкой. А она ведь совсем не такая, как о ней сплетничают, она в самом деле простая. С ней легко. Его одноклассники на них пялятся, он это чувствует, но ему не до них, он не обращает на них внимания. Они его прошлое, а она – будущее.
Рука об руку они вернулись в полумрак танцевального (в учебное время – актового) зала, к музыке.
Медленные танцы она танцевала только с ним, отказывая всем. А ему по-прежнему не верилось, что это реальность. Богиня из его грез вдруг стала обычной красивой девушкой, которая танцует с ним, пьет шампанское и смеется над его пошлыми анекдотами.
...
Он не помнил, как они оказались на плохо освещенной лестнице между третьим и четвертым этажами.
Здесь никого не было.
Здесь они целовались. По-взрослому, глубоко. Он так крепко сжимал ее в объятиях, что в какой-то момент она ойкнула и в шутку сказала, что он сломает ей ребра. Но она молчала, когда его рука спускалась ниже уровня талии и пристраивалась на попе. Оба были под хорошим хмельком, и когда какая-то сильно пьяная девушка шла мимо них по лестнице, они рассмеялись. В ответ та взглянула на них без тени мысли и икнула. Было весело. После этого они прошли по пустынному четвертому этажу, где  редкие желтые лампы горели в режиме «ночь», и, скрывшись во тьме кабинета биологии, по неизвестной причине открытого, заперлись там изнутри. Они целовались все время. Она дышала часто-часто, сидя на парте и откидывая назад голову, а он снимал с нее сиреневое платье в обтяжку и лифчик.
СТОП!
Она остановила его в тот миг, когда ее новенькое платье упало на пол вместе с бюстгальтером.
Очнувшись от транса, она нашла себя возле плаката по анатомии, в одних бежевых трусиках, в объятиях Гены – который не думал на этом заканчивать – и накрыла его страстные руки своими, придерживая их. Не надо. Я не хочу. Так неправильно.
Он не настаивал.
Она надела бюстгальтер и платье, а он помог ей с длинной молнией сзади.
Они вышли. Оба чувствовали смущение и долгое время молчали после случившегося. Сегодня они повзрослели. Для каждого из них это был первый сексуальный опыт. Когда они протрезвеют, они должны будут ответить на вопрос о будущем своих отношений, со стремительным и безумным началом.
...
Это было чудесное время.
Самое счастливое время в его жизни. Тот месяц, когда они были вместе.
Они ходили в кино и на дискотеки, гуляли часами по городу, целовались в людных и безлюдных местах, и, как однажды призналась Оля, это был рекорд ее отношений с одним мальчиком. Сказала она это всего лишь за неделю до их расставания. А когда прошла эта неделя, все закончилось. Пятнадцатого июля одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
Почему? – У него не было ответа на этот вопрос.
Она сказала, что в их отношениях что-то не то, у них нет будущего, поэтому лучше расстаться. Он отличный парень и с ним интересно, но не надо затягивать. Будет только больней.
Она это сказала, а он был как будто в тумане. Что она делает? Неужели она серьезно?
Потом она молчала. И он тоже.
Она заплакала, а он ее обнял.
Еще через пятнадцать минут они расстались.
Он несколько раз звонил ей и хотел встретиться, но она не хотела. Не надо. Нет смысла. Тогда, на лестнице, мы были пьяны, и это кончилось. Все, Геночка, все. Не грусти, ладно? Все образуется. И у тебя, и у меня. Мы ведь еще дети. Поиграли во взрослые чувства, и хватит.
После одного из таких разговоров он дал себе обещание больше не звонить.
И не звонил.
Он поступил в Новосибирский институт народного хозяйства (в народе просто – «Нархоз»), вместе с Колей, а она – в медицинский, одна. Странно. Чтобы она – и врач, нет, этого он представить не мог. Это просто нелепость, следствие глупого плана ее главной подружки, которая завалила экзамены. В итоге одна будет врачом, а другая – юристом.
Гена выучился на экономиста.
Выйдя из стен альма-матер, они с Рудаковым проработали почти четыре года на «Сибсельмаше», в планово-экономическом отделе, безо всякого морального и материального удовлетворения, а на исходе четвертого открыли фирму по продаже населению продуктов питания и товаров первой необходимости, то есть ларек. Вскоре с работой по найму было покончено и открыли еще два. Одной темной безлунной ночью их первый сгорел. Это было обычное дело в то время, когда методы конкуренции были простыми и эффективными. Горевали, впрочем, недолго. Поставили на прежнем месте новый, краше прежнего; кроме того, еще один на соседней улице, а между тем искали пути развития, поскольку хотели большего. Много чего перепробовав, сконцентрировались на розничной торговле бытовой техникой. Дело пошло на лад, они открыли один за другим два магазина, и –
поссорились.
Не смогли найти общий язык. Это все из-за денег. И из-за амбиций. Их многолетняя дружба дала трещину, но еще какое-то время они были вместе ради общего дела – отталкивая от себя мысль о том, что неизбежно расстанутся. Когда стало совсем тяжко, они решили тянуть жребий – кто выйдет из бизнеса – и Гена вытянул короткую спичку. Вскоре он продал свою долю своему бывшему другу.
Это был девяносто четвертый год.
Начало нового отрезка его жизни.
Теперь он был свободен, у него были деньги, и его внимание привлек быстро растущий рынок наручных часов. Он основал «Хронограф». Попутно он стал участником некого ООО «Медицинская техника», с долей в сорок девять процентов. Идея принадлежала его троюродному брату, Юре Коровину, который в свое время со скрипом закончил мед. Юра был старше его на три года и хотел стать богатым. Побыв офтальмологом, он решил заняться куплей-продажей медтехники, дабы его мечта стала реальностью, и пришел к Красину, так как собственных средств у него не было, а банки ему отказывали. Под нежным давлением родственников брат дал денег и стал как бы портфельным инвестором. Поскольку его познания в медицине ограничивались активированным углем, аспирином и но-шпой, а троюродный брат был ему не особенно симпатичен, то он не вмешивался в управление. Как инвестор он хотел получить отдачу на вложенный капитал или как минимум не потерять вложенное, однако с течением времени он все меньше рассчитывал на первое и все больше готовился к худшему. Коровин кормил его обещаниями и прожектами, описывал сказочное будущее, где у них на двоих была куча денег, но будущее не наступало. Хреновый из Коли был менеджер, а Гена принципиально не занимался вопросами бизнеса в этой компании, ему это было неинтересно. В девяносто восьмом он вышел из ООО «Медицинская техника». Выкупив его долю на кредитные деньги, Коровин угробил дело за следующие два года и вернулся в больницу: к таблице Сивцева и скиаскопу.
 Тогда же, в девяносто восьмом, Геннадий торжественно перерезал красную ленточку в супермаркете «Корзинка», идею которого вынашивал два года. Сначала он был единственным учредителем, а в двухтысячном (тогда сеть состояла из пяти магазинов) за хорошие деньги и инвестиционные планы продал москвичам пятьдесят процентов плюс одну акцию. Основным условием было то, что он останется генеральным директором. Прошло немногим более года, и сеть уже насчитывала одиннадцать супермаркетов. Большие московские деньги делали свое дело.
Часовой бизнес, его любимый ребенок, тоже чувствовал себя отлично. Российские, китайские, японские, швейцарские, оптом и в розницу, – вкалывая по двенадцать часов в сутки без выходных, Гена вывел «Хронограф» на четвертое место в городе по продажам. Основные деньги делали на массовом рынке, но и премиум-марки для нуворишей тоже были представлены. Учитывая, что «Хронограф» все еще наращивал рыночную долю и подтягивался к третьему месту, дыша в спину Бурятникову, мечта о лидерстве была осуществима. Отсюда и проблемы с Бурятниковым, ныне чиновником, а в далеком прошлом владельцем закусочной на трассе Новосибирск – Кемерово, пользовавшейся известностью у дальнобойщиков.
Одним словом, с бизнесом у Гены был порядок.
С личной жизнью дела были хуже. Она не складывалась.
Одна подруга, вторая, третья, немало их было, но он до сих пор не встретил ту, с которой хотел бы прожить остаток своих дней. Иногда заранее знаешь, что будущего у вас нет, но поддерживаешь отношения, скрашивая свое одиночество. Две недели, три месяца или полгода – сколько получится. В другой раз тебе кажется, что вот она, твоя ЖЕНЩИНА, та, которую ты так долго искал, но влюбленность проходит и ты снова находишь себя на бескрайнем осеннем поле, где тоска и разочарование пожинают свою жатву. Не то. Снова не то.
Красивые хищницы охотились на него ради денег, а он подыгрывал им в поисках эрзац-счастья. Если игра утомляла, он сбрасывал маску и шел за кулисы, чтобы больше не видеть актрису, с ее фальшью, и декорации их любительского спектакля, созданные чтобы быть реальностью для актеров и зрителей. У него уже и пунктик случился по этому поводу, какая-то мнительность. Проявляет к тебе интерес девушка, кокетничает, а ты на нее смотришь и в первую очередь думаешь о том, что ей нужно: Гена Красин или его деньги? Или она не осознает мотивы своего влечения и материальное положение притягивет ее не само по себе, но опосредованно? Как сказал бы Фрейд, она ищет мужчину для будущего своих детей. А ему такие мысли мешают жить. Он их гонит, а они не уходят. Невольно вспоминаются сказки, где принцы знакомятся с девушками под видом простолюдинов – чтобы все было искренне, без соблазнов золота и статуса. Он очень хорошо понимает их. И завидует им, потому что в конце концов они нашли свое счастье.
...
Был апрель девяносто шестого.
Восемь вчера.
Он ехал домой. За тонированными стеклами его черного «BМW» плыл унылый пейзаж с обычной для этого времени грязью, а он слушал «Scorpions» и пытался расслабиться под пение Клауса Майне.


Здесь вставить припев из песни

Впереди зажегся красный свет.
Нажав на тормоз и глянув на неуклюжий синий троллейбус, отъехавший от остановки, он вдруг увидел –

ЕЕ.

ОЛЮ.

Она стояла на остановке, в берете, сапожках, коротком сером пальто с поясом, и смотрела вдаль.

Выкрутив руль вправо, он жестко подрезал прогнивший до дыр «Жигуль», водитель которого не решился нажать на клаксон – и подъехал к ней.
Красивая женщина. Сколько прошло лет? Тринадцать? Четырнадцать? Она сменила прическу: раньше были длинные волосы, а теперь каре, и еще у нее изменился взгляд: повзрослел вместе с ней.
Тонированное стекло опустилось:
– Леди, вам куда?
Она молчала и игнорировала мужлана в авто, но в итоге не выдержала и глянула.
Их взгляды встретились.
ЗДРАВСТВУЙ, ОЛЯ.
– Привет, – тихо сказала она.
– Привет.
Подъехавший сзади автобус громко выразил свои чувства.
– Присаживайся, а не то он нас протаранит.
Она села в машину, и они отъехали.
– Что говорят в таких случаях? – он улыбнулся. – «Вот так встреча»?
– Я удивляюсь, как ты меня узнал.
– Я просто увидел одинокую красивую девушку и решил познакомиться.
– Девушке тридцать, она уже не школьница.
– Да и мне, слава Богу, не двадцать.
Пауза.
– Как жизнь? – спросил он.
Он совершенно не знал, что говорить, он не готовился к этой встрече.
– Жизнь нормально. Как у всех.
– Я слышал, ты стала доктором?
– Терапевтом. Тружусь в «Семейной клинике» на Маркса.
– И как? Нравится?
– Так себе. Не бегу к больным сломя голову. А ты?
– Я торгую.
– Чем?
– Часами и продуктами. – Он сделал паузу. – И еще, кстати, медтехникой. – Он почему-то только сейчас подумал об этом и вдруг обрадовался.
– Серьезно? – она оживилась.
– Да.
– Какой?
– Стоматологическими креслами, катетерами, тонометрами, термометрами, глюкометрами, шприцами, скальпелями. И еще тремя-четырьмя сотнями позиций. Оптом и в розницу. Есть магазин на Ватутина. Знаешь?
– Конечно. Это рядом с моей работой. Я там иногда покупаю что-нибудь по мелочи. Кстати, цены могли бы бвть и пониже.
– Я там инвестор, так как ничего в этом не смыслю, а всем занимается мой троюродный брат. Он, кстати, тоже заканчивал мед, только на два или три года раньше. Юра Коровин. Не слышала?
– Нет. Он по специальности кто?
– Он неудачник. А вообще офтальмолог. Если интересно, я узнаю, есть ли у него вакансии.
– Врачей? – она улыбнулась.
– Менеджеров по продажам.
– Смеешься?
– Нет, я серьезно. Куда, кстати, едем? – спросил он. – Куда глаза глядят?
– Подбрось, пожалуйста, до Речного вокзала, а дальше я на метро.
– А все-таки?
В конце концов она назвала адрес: где-то за пределами цивилизации, в Кировском районе, на окраине, и он почувствовал, что она стесняется своего места жительства. Э-ге-ге, девушка, вот оно как. Ну а по мне чем дальше ехать, тем лучше: больше времени для общения.
Мы не виделись столько лет.
...
Через полчаса они были на месте.
Невесело однако тут.
Кварталы поношенного жилого фонда, в основном хрущевок, вытянувшиеся вдоль железной дороги. Грязь. Глушь. Мрак. На детской площадке пьют пиво темные личности – темные в прямом смысле слова, так как они почти сливаются с фоном – а на лавочке у подъезда, под тусклой лампочкой, сплетничают три милые бабушки.
 «Кто это? Новый русский поди какой-то?».
Они с нетерпением ждали.
Работал двигатель. Фары светили во мрак перед капотом. За тонированными стеклами ничего не было видно. Сами-то они чего-нибудь видят оттуда?
Напряжение нарастало. Даже темные личности заерзали у песочницы.
Ну же.
И тут –
       вот те на! –
                тронувшись с места, машина проехала вдоль дома и плавно свернула за угол.
Любопытство бабушек и темных личностей не было удовлетворено, а это неприятно. Как будто надули. Как будто лишили чего-то, на что у них было право.
В общем, Оля знала, что делала, когда осталась в машине и попросила Геннадия отъехать подальше. Она не хотела дворовой сенсации, в ее планы не входила встреча со старыми сплетницами. Не сидится им в пропитанных корвалолом каморках: проветривают свои хронические ревматизмы с остеохондрозами и сплетничают часами. 
– Весело тут у вас, – сказал он, трогаясь. – Они здесь и ночью топчутся?
– А что им еще делать? Когда-нибудь сами станем такими же.
– Не дай Бог.
Свернув за угол, они проехали несколько метров и остановились.
– Рада была увидеться, – сказала Оля. – Ты молодец, я всегда знала, что у тебя получится. Через четырнадцать лет увидимся снова?
– Это слишком долго. Лучше пораньше. Как насчет телефона для связи?
– Запишешь? – просто сказала она. – У меня только рабочий. Домашнего нет.
Она продиктовала номер, а он запомнил его в мобильном и дал ей свою карточку.

ООО «Хронограф».
Красин Геннадий Владимирович.
Генеральный директор.

 – Я тебе позвоню.
– Звони, – она улыбнулась. – Я работаю или с утра, или после обеда.
– Найдемся.
– Спасибо, что подвез! Пока!
– Пока!
 Она вышла из машины. Сделав несколько шагов, она обернулась и помахала ему, невидимому за тонированными стеклами, а он два раза мигнул ей фарами.
В салоне остался запах ее духов.
Еще минуту назад она была здесь, сидела в этом кожаном кресле рядом с ним.
Он положил руку на черную кожу и почувствовал тепло ее тела.
Он подумал о том, что этот день мог стать самым обычным днем – из тех, что не вспомнятся завтра – но одно мгновение, один взгляд все изменили. Еще бы секунда – и проехал бы мимо, и сидел бы сейчас дома перед телевизором, и все было бы как обычно, а теперь
В ЕГО ЖИЗНИ СНОВА ЕСТЬ ОЛЯ.
И он не потеряет ее еще раз.
...
Через два дня он позвонил ей и сказал, что в «Медтехнике» есть вакансия менеджера по продажам и что Юра Коровин готов с ней встретиться. Отчего-то он был уверен, что она как минимум сходит на собседование, ну а дальше...
... Дальше она подумала и согласилась.
Это было непростое решение. Из тех, что меняют судьбы. Трудно их принимать, очень трудно, и не каждый на это способен. Теперь-то ясно, что оно было правильное, а на тот момент все ее отговаривали и никто не поддерживал. Родственники, друзья, коллеги по работе, Сергей Иванович Грачев не в последнюю очередь, – каждый по-своему хотел ее образумить. Она плакала, ей было страшно, ОЧЕНЬ, но она сделала этот шаг. Это был ее шанс. Шанс, которым она воспользовалась, чтобы не жить более жизнью, в которой она чувствовала фальшь и где не было радости от того, что она делала.
Она ступила в свою бездну и не упала вниз.
Напротив, поток воздуха поднял ее много выше того места, с которого она сделала шаг.
В мае девяносто шестого в ее трудовой книжке появилась новая запись – «Менеджер по продажам».
Юра Коровин, рыхлый и пухлый дядька, к которому не благоволили удача и женщины, истекал сладострастным елеем при каждой встрече с ней. Еще на собеседовании она произвела на него такое впечатление, что у него разом пропали сомнения. Брать. Конечно брать. Перспективная девушка. У нее нет опыта продаж, но зато есть высшее медицинское образование. Она справится. Точно справится.
Юре как обычно ничего не светило. Тем более что Гена Красин дал понять в самом начале, что нужно вести себя с ней очень деликатно и исключить всякие помыслы нерабочего толку. Последнее было выше его сил, но внешне он держался как мог, позволив себе только парочку-тройку двусмысленностей – так, на всякий случай, просто в порядке зондирования почвы. Он был понятливым парнем. Он придерживался мнения, что прекрасные женщины не стоят того, чтобы из-за них били морду.
Маленькая надежда у него, впрочем, была.
Разве можно совсем без надежды?
...
В первый день работы на новом месте она сидела перед компьютером, а в глазах у нее стояли слезы.
Кажется, еще немного, и закапают они на клавиатуру, и будет перед всеми стыдно. Каталоги, прайс-листы, списки поставщиков и заказчиков, «1С», новая обстановка, новые люди, новые обязанности, – все сразу.
Зачем она согласилась?
Зачем она здесь?
Кто-нибудь ответит на этот вопрос?

Остывающий горький чай... Калькулятор с большими кнопками...

Дождь.