Бездна. Часть 2. Глава 5. Первый читатель окончани

Алекс Ефимов
(Приглашаю всех на сайт alexefimov.ru. Гиперссылка - на авторской странице в конце).


Начало главы 5 - здесь http://proza.ru/2013/10/02/1940               
    
                ***

Прошло два дня.
При каждой встрече Лена загадочно, со значением смотрела на него – словно открывая его для себя заново – но не заговаривала о книге, а он, замечая ее взгляды, ничего не спрашивал. Он боялся спрашивать, оправдывая себя тем, что будет лучше, если она сначала прочтет его опус от корки до корки и только после этого поделится с ним своим мнением. Он уверил себя в том, что так будет правильней.
Был вечер, и было утро – день третий.
Она вошла в его класс между уроками, с улыбкой протягивая ему тетрадь:
– Мне очень понравилось. Как насчет продолжения?
Он засмущался и покраснел.
– Я постараюсь.
– Не оставляй читателя на полпути. – Она сделала паузу, а потом продолжила уже другим, более серьезным тоном: – Сережа, откуда это? Твои мысли, герои – все это?
– Я просто пишу, – произнес он, пожимая плечами. – Приходит мысль – я ее записываю, подбираю слова. Ничего особенного.
– По твоему, писать книгу – это «ничего особенного»? Я вот, например, не пишу. И я не знала никого до недавнего времени, кто бы писал.
– Ощущение, что занимаешься чем-то особенным, быстро проходит. Это становится частью жизни.
– А мне как простому обывателю очень-очень интересно, как ты работаешь. Как придумываешь сюжет и героев.
Вот так вопрос. Как на него ответить? Самому бы знать. К тому же чрезвычайно трудно собраться, когда она так близко: он чувствует запах ее духов, и видит, как бьется на шее жилка, и не может найти слова.
– Хороший вопрос… – Он помолчал. – Я думаю, это из подсознания. Из внутреннего космоса. Начинаешь с одного, а заканчиваешь другим. Нет спланированных дорог, только направления. Это как у Пушкина, помнишь:
 «… И даль свободного романа
 Я сквозь магический кристалл
 Еще не ясно различал»?
Он замолчал.
– Говори, говори, не останавливайся, – подбодрила его она. – Ты так хорошо рассказываешь.
– Одним словом, я не стремлюсь к продумыванию детального плана, я не апологет тургеневского метода. Это скучно. В жизни ведь все не так, не по плану. Можно ожидать всего чего угодно. Что касается героев... Они у меня как мозаика: от одного взял одно, от другого – другое. Что-то усиливаю, что-то ослабляю, что-то дописываю, иногда даже не отдаю себе отчет, почему тот или иной товарищ вышел таким. Главное, чтобы он был реален. Когда я чувствую, что фальшивлю, то переписываю, и, бывает, что не раз. Самое трудное – это диалоги. Диалог должен звучать как естественная живая речь, без ощущения искусственности. Я для себя выбрал такой подход: пишу, на недельку откладываю, а потом перечитываю и редактирую. Бывает, по свежему кажется, что нормально, а когда через неделю читаешь – мама родная. Примерно так.
Он смотрел ей в глаза.
Они такие близкие. Такие теплые.
Они улыбаются.
– Мне кажется, я кое-кого узнала, когда читала.
– Кого же?
– Галину Тимофеевну и Анну Эдуардовну. И тебя. Ты там везде.
– Тебе правда понравилось?
– Да. Ты сомневаешься?
– Иногда мне кажется, что это продукция сомнительного качества.
– Тебе кажется. Кстати, если не возражаешь, я буду твоим рецензентом. – Она не переставала улыбаться. – Конечно, есть места, где можно еще чуть-чуть подумать, подправить, но это все мелочи. Главное, не останавливайся.
– Спасибо. Мне бы твою уверенность. Хотя возможно это и к лучшему, так как мне не хотелось бы считать себя гением, которого ждет всемирная слава, я хочу быть ближе к земле.
– Иногда мы боимся мечтать, потому что нам страшно: зачем мечты, если этого все равно не будет в действительности и будет только боль от несбывшегося? Лучше мы останемся там, где стоим, так нам спокойней, надежней. Если хочешь многого, но раз за разом не получается, то зарабатываешь невроз. Зачем?
– Все зависит от человека. Если он не хотел и не получил, и не хочет до сих пор, то проблемы нет. Все у него хорошо. Хуже, когда он знает, сколько возможностей он упустил. Если вдруг он начинает страстно хотеть чего-то такого, чего никогда не хотел, или боялся хотеть, или такого, что годами откладывал на потом, и не получает этого, и чувствует, как уходит время, – это ужасно. Кстати, что такое мечта?
– Это желание.
– Точно. А человек представляет собой одно сплошное желание. Ты, наверное, имеешь в виду большие желания, вроде того, чтобы стать всемирно известным писателем или сказочно богатым, но все познается в сравнении. Мы как-то раз говорили с тобой об этом и еще о том, что счастье – это когда мечты сбываются. Их не может не быть, их не было только у Будды, когда он стал просветленным, вопрос лишь в масштабе. Желания, они же мечты, – источник счастья и причина страдания. Это как день и ночь, как жизнь и смерть, как добро и зло, которые не могут быть друг без друга, это бытие в его целостности. Возможно, я и хочу стать известным писателем, я не сказал, что я не хочу этого, нет, я о другом: я не хочу считать себя Достоевским, когда пишу. Я надеюсь, что у меня есть талант и хотел бы, чтобы у меня было больше, чем два читателя, но боюсь, как бы солнце будущей славы не ослепило меня сейчас. Тонкая грань, да? Я иду по лезвию бритвы своих желаний. Я не отказываюсь от мысли о том, что, быть может, я пишу плохо и мое творчество никого не заинтересует. Она у меня есть для баланса. Для чувства реальности. Время от времени я сверяюсь, не слишком ли я далек от земли и не парю ли в мечтах, когда на самом деле едва подпрыгнул над кочкой.
– Ты молодец. Извини, я бы с тобой с удовольствием поболтала, но мне надо в учительскую. – Она заторопилась. – Еще увидимся и обо всем поговорим.
 Она очень многозначительно это сказала.
– Только не о моем так называемом творчестве.
– В первую очередь о нем. У меня к тебе еще много вопросов.
– Могу ли я заранее подготовиться?
– Так будет неинтересно. Сереженька, я убегаю, ориведерчи. Увидимся.
– Пока.
Он улыбнулся, а она улыбнулась в ответ.
Жалел ли он сейчас, что показал рукопись? Нет. Но... Все так необычно. Неужели все это происходит в реальности? Как он вообще решился? Как нашел в себе силы на этот шаг? Ему казалось, что он уже никогда его не сделает.
Но он сделал.
Она сказала, что ей понравилось. Это правда? «Если даже так, – нашептывает дьяволенок сомнения, – это не значит, что книга хорошая, мнение Лены не объективно, она не литературный критик».
Спасибо тебе, мой ангел-хранитель.
Спасибо за то, что в течение многих лет ты удерживаешь меня от притязаний на нечто большее, чем я могу себе позволить. Ты оказываешься рядом со мной всякий раз, когда я мечтаю или опасно склоняюсь над бездной. Я ненавижу тебя, но не гоню тебя прочь, потому что боюсь остаться один на один со своими желаниями.

ДЗИ-ИИИИИИИИИИИИИИИНЬ!

ЗВЕНИТ ЗВОНОК НА УРОК.

Седая бабуля в каморке жмет костистым артритным пальцем на кнопку, и школа становится адом.
Звук вкручивается прямо в мозг, его не остановишь, от него не сбежишь, он как безжалостная, бездушная бор-машина, – и так по многу раз в день: месяц за месяцем, год за годом, десятилетие за десятилетием.
Когда-нибудь он услышит его в последний раз.
Когда?