Долго, очень долго… наверное, лет 10 или больше, я не любила рассказ "Белолобый". Не любила, не читала и не слушала, даже скулы сводило от одного воспоминания о нем. Перечитывая Чехова, стороной обходила 8-й том. Когда же хотелось почитать что-то из него, то открывала книгу не ранее "Дома с мезонином". А поскольку именно в этом томе есть мои любимые рассказы, то, хитря сама с собой, сделала на них закладки, чтобы , перелистывая страницы, даже случайно не попасть на "Белолобого".
Причина этой нелюбви была смешной и нелепой.
Факультетское начальство решило наказать меня за строптивость. За отказ написать хорошую рецензию на ерундовую работу. Т.е. я вообще отказалась писать рецензию, честно сказав, что хорошую писать совесть не позволяет, а плохой не хочу обидеть автора. В этом вся я: не люблю конфликты, не могу обижать, лучше промолчу, уйду в сторону пусть и в ущерб себе. Но иногда все же приходилось, и тогда уж не выбирала ни слов, ни выражений, не упуская ни единой, самой мельчайшей мелочи. Но то были принципиальные, серьезные случаи. А этот так себе. Средненький.
И за это мне изменили учебный план посреди учебного года - заставили вести спецкурс по русской пунктуации. И при этом все знали, что этот спецкурс я терпеть не могла. Не любила и не люблю туманные правила с сотней исключений. Для того чтобы впечатать их в головы студентов, надо было самой не просто их знать, а всеми внешними и внутренними органами безошибочно чувствовать, что вот в этом месте нужен именно этот знак препинания, и никакой иной.
Сообщили мне об изменении учебного плана аккурат перед Новым Годом, а в феврале нужно уже было сеять "разумное, доброе, вечное". Месяц всего в запасе.
Все каникулы я корпела над планами лекций и практических занятий, подбирала упражнения и прочий раздаточный материал. А поскольку пишущей машинки дома не было, то приходилось почти через день ходить на кафедру, чтобы на старинном Ундервуде в 5-и экземплярах все это распечатывать.
Постепенно работа увлекла меня и не казалась уже наказанием. И я уже даже была рада ей: новое ведь всегда интересно. И все было совсем неплохо, пока я не дошла до темы "Знаки препинания в бессоюзном сложном предложении".
Дело в том, что, образно говоря, я не люблю пользоваться широко открытой дверью, а лезу в окно или в форточку, т.е. ко всем правилам и исключениям всегда подбирала свои примеры, использовать взятые из солидных учебников было неприятно. Это был не мой труд, не мое осмысление, не мой опыт - это было чужое. Времени на такую подборку уходило много, но потеря его компенсировалась новыми открытиями для себя лично.
И вот, дойдя до поиска примеров к одному из правил, гласящих, что "тире в бессоюзном сложном предложении ставится, если во 2-й части содержится неожиданное присоединение, указание на быструю смену событий" , увидела такой пример: "Игнат спустил курок - ружье дало осечку" (Ч.) И вскоре мне уже хотелось ором орать от этого Игната.
Во-первых, у Чехова не так…
"Он спустил курок - ружье дало осечку; он спустил еще раз - опять осечка; он спустил в третий раз - и громадный огненный сноп вылетел из ствола, и раздалось оглушительное "бу!бу!"
Конечно, в учебной литературе усечение цитаты или замена в ней личного местоимения собственным именем в примерах встречается нередко. Но все же правильнее было бы писать: "Он (Игнат) спустил курок……". Ладно, это небольшая беда.
Большей бедой было другое. Перерыв массу литературы в поисках примера к этому правилу, нашла их тьму, но ни один так точно и емко не передавал сути, ни один так лаконично не демонстрировал позицию, в которой тире неизбежно, необходимо, обязательно. Поэтому из учебника в учебник, из пособия в пособие, из статьи в статью неизменно кочевал Игнат.
Как же я невзлюбила этого семидесятилетнего Игната, а вместе с ним и весь рассказ. Сторож представлялся мне гнусным старикашкой, надсадно кашляющим по утрам. Он снился мне с желтоватыми спутанными волосами, темными прокуренными зубами и противными коричневыми пятнами на щеках и губах.
"Это было недавно, это было давно…."
Время как-то сгладило все, утишило, усушило, утихомирило.
И недавно с большим удовольствием перечитала рассказ, а сегодня ночью и прослушала в исп. Марии Петровых. И поняла: дело-то было не столько в Игнате, сколько в Белолобом. Потому что это ведь я вот точно так же радостно "помахиваю хвостиком", точно так же заливчато "лаю" при виде "своих", узнаваемых. А волчица - это моя жизнь, которая то хочет сожрать меня, то снисходительно разрешает мне "поиграть" со своими, а потом безжалостно гонит прочь. Игнату роли не досталось, я так и не определила, кто он в моем бытии. Но почему-то кажется, что, когда он по-настоящему спустит курок, ружье не даст осечки. А пока он только наказывает меня хворостиной, приговаривая:
- Ходи в дверь! Ходи в дверь! Ходи в дверь!
Однако Игнат прекрасно знает, что это бесполезно: дверь не для меня. Ну, разве что забрать все окна решетками. Хммм… а стоит ли стараться из-за одного Белолобого?…. Легче : "Игнат спустил курок ...".
А рассказ хороший, небольшой, но ёмкий и с философским подтекстом, как и почти все у Чехова.