Удивительный орденоносец

Девяткин Вячеслав Георгиевич
         


          В праздники во двор торжественно выходил Николай Иванович, и старушки на лавочках с ним дружно здоровались, уважая его почти столетний возраст.

          Мы тут же окружали лавочку, куда он одиноко присаживался, и начинали с жадностью разглядывать на его френче ордена, медали и море всяких значков. Легендарный наш старожил носил штаны с лампасами и выцветшую пограничную фуражку.

          - А за что ты столько наград получил? – первым спрашивал дотошный Лешик.

          Старик быстро ощупывал нас голубоватыми глазками, и его дрожащая рука тянулась к отполированному костылю. Но мы держались вполне дружелюбно.

          Дедуля снимал фуражку с зелёным околышем, отчего лёгкий ветерок начинал шевелить  серебряный пух его волос, похожий на одуванчик.Видя всеобщий к себе интерес, Николай Иванович бодро выпячивал грудь и, зардевшись от удовольствия, глухим голосом, тыкая в награды, разъяснял нам, несмышлёным:

          - Энта – за Гражданскую! Та – за японскую..

          - А это что за крест? – показал пальцем Манечка.

          - За храбрость, - тихо произносил старичок, и детские глазки его увлажнились.

          Как последние придурки, мы не понимали: когда же это Николай Иванович успевал спасать людей на водах, проявлять доблесть на пожаре, быть донором, парашютистом, мастером спорта, членом общества «Урожай», быть метким «Ворошиловским стрелком», значкистом «ГТО»...

          Даже воевавшие мужики из нашего дома, изумлялись количеству ранений на орденских планках – всего изрешечённого героя!?

           Видя наше недоверие и весёлые рожицы, старик начинал замыкаться в себе.

   -  Откуда у тебя «Мать героиня»? – начинали мы глупо ржать, чуть не падая на землю.

           – Ты что же, детей рожал?

           Уязвлённый орденоносец, держа костыль наперевес, медленно вставал и, не глядя на нас, уходил к своему подъезду, скрипя начищенными сапогами-гармошками.
 
         - Ну, правда, за сколько детей орден дают? – кричали мы вдогонку.

Разобиженный старец, быстро разворачивался, и палка летела к нашим ногам.

Сердобольные старушки подавали дедуле костыль и начинали  нас стыдить:

        - Ну что пристали? Не видите, из ума человек выжил. Вам бы дожить до ста лет, не то вытворять будете!

       - «Мать героиню» - это он у Мочаловой бабы выпросил! – вспомнила толстая бабка Колоскова. -  Она, вон, девятого собралась рожать!
 
        - А что, ему, правда, сто лет? -  удивился Костя Сизарь.

         Бабульки на лавочке переглянулись и загадочно как-то ответили:

        - Мы вон ещё девками бегали, а он уже тогда седым стариком  казался.

        - И то сказать, двух жён пережил, - вставила другая словоохотливая бабуля.
 
        -  Одна младшая сестра за ним ухаживает. А так уж – ни друзей у него, ни знакомых не осталось на белом свете. Все поумирали.

        Когда Николай Иванович вдруг тихо скончался, - сказали, что в комнате у него нашли полный сундук старой обуви.

        С тех самых пор, всякого барахольщика в нашем доме добродушно обзывали: 
         - Ну вот, настоящий Николай Иванович!

         В старших классах мы с удивлением узнали, что наш орденоносец, оказывается, родился, - в год отмены крепостного права в России, в начале 60-х годов 19-го века!