Встреча в Ванкувере

Александр Храмов 2
   По крутому, в каменистых зазубринах редколесному гребню сопки, пригнув рогатую голову к земле, взбирается козел. Полдень. Стоявший с утра туман разошелся, только кое-где клочки его застряли в стоявших у самой воды дубах. Стукнув копытами, козел запрыгивает на плоский камень, останавливается, чтобы перевести дух, затем напрягается, собравшись перепрыгнуть на другой камень. Но какой-то посторонний звук заставляет его остановиться и посмотреть вниз.
   В бухту при слабом ветре входит корабль, освещенный ослепительным солнцем, как занавес, открыв зеркальную в небольшой зыби поверхность бухты. Он кажется огромным, толстым жуком, который заполз на стекло и, поводя усами по сторонам, медленно и тяжело ползет.
   С борта корабля доносятся звяканье металла, команды, голос лотового: « Тридцать два пронос… тридцать пронос…
   Козел замирает и готов уже спрыгнуть с камня, но испуганное любопытство останавливает его. Только, когда до него долетает сильный всплеск и грохот якорной цепи, он бросается с гребня вниз и скрывается в мелком густом кустарнике.
   А с корабля уже спустили шлюпку, и матросы, разобрав весла, ждут команды. Весла на воду! Ааать! Шлюпка двинулась к берегу.
               
   Ванкувер. Небольшая пивная: несколько столиков под навесом, людей немного. Бармен разговаривает с официанткой. Она свободна, все посетители обслужены, пьют пиво, и ей можно немножко отдохнуть. Стоя у стойки, она обводит глазами пивную – не долить ли кому пива. Взгляд ее задерживается на двух молодых людях. Они  явно иностранцы, ведут себя немножко натянуто, хотя и улыбаются и о чем-то говорят. Официантка, повернувшись к бармену, говорит:
-     Кажется, вон те двое – иностранцы.
-     Да, - спокойно и лениво говорит бармен, - это русские.
-     Русские? – изумляется девушка, - но они просили пиво по-нашему.
-     О, да, сейчас многие говорят по-английски.
   Бармен незаметно кивает в сторону сидящего рядом с молодыми людьми старика.
-     Вот этот тоже русский.
-     О! – еще больше изумляется официантка.
   Молодые люди – они советские моряки, зашли сюда выпить пива и подождать своего старшего, который убежал в большой магазин за покупками. Он семейный.
    Один из моряков, мельком взглянув на сидящего за соседним столиком старика, тихонько говорит:
-     Володя, у тебя за спиной сидит старик и, мне кажется, он понимает по-русски.
-     Ага, - говорит Володя, - я это сразу приметил. Сейчас я его расшевелю. – И он тихо начинает напевать: « Отцвели уж давно хризантемы в саду, а любовь все живет в моем сердце больном".
-     Ну, как он? – подмигивает Володя.
-     Мне кажется, его сейчас кондрашка хватит, - растерянно говорит приятель.
   Старик и, верно, дернулся, будто ужаленный, и затрясшейся рукой со стуком поставил кружку на стол.
-     Ты, Гена, не бойся – ничего с ним не случится
-     А ты пригласи его к нам, а то на нас уже смотрят, - он кивает на бармена и официантку. Гена, помахав старику рукой, чтобы привлечь его внимание, показывает на свободный стул.
-    Отец, присаживайтесь. -  Старик берет недопитую кружку, и, улыбаясь, идет к ребятам.
-    Вот так, - говорит Володя, - чего слух-то напрягать, садитесь и поговорим.
   Старик, поставив кружку, откидывается на спинку стула.
-     Я бы, господа, давно попросил позволения присоединиться к вам, но знаю, что у вас могут быть неприятности по службе. -  Речь его удивительно мягкая и правильная; наши люди так уже не говорят – это давно забытый, настоящий, русский язык.
-     Давно за кордоном живете? – спрашивает Володя.
-     О да, давно, очень давно, сразу после войны сюда перебрался.
-     После какой войны? – любопытствует Гена.
   Старик удивленно смотрит на него. Потом улыбается:
-     Да! Да! Я понимаю. После гражданской, конечно, в двадцать третьем году. Я и забыл, что после тоже была большая война с немцами и наши победили и снова, как в старину, вошли в Берлин.
-     Наши? – поднимает брови Володя.
-     Да, да, наши, - подтверждает старик. – Наши – русские. Наши предки говаривали так: « В Европе наступает мир после того, как донской казак напоит своего коня в Шпрее». – Он смеется старческим, но веселым и задорным смехом.
   Официантка, улыбаясь, говорит бармену:
-     Какие веселые люди эти русские. – Бармен кивает головой.
-     Да, русские -  веселые парни.
   Владимир, не утерпев, задает традиционный вопрос:
-     Сами-то, небось, капиталист богатый?
   Старик, опустив голову, машет рукой:
-     Какой богатый, так – небольшой магазинчик антикварный. А сыновья у меня богатые, очень богатые. Я им дал прекрасное образование. Очень способные люди.
-     А вы что же?
-     А у меня тямы не хватает, - старик опять смеется.
-     Откуда вы это слово знаете? –  удивился  Геннадий.                -     Так ведь встречаюсь с вашими моряками, что-то узнаю о Родине. Вот и от вас…
-     Скучаете по Родине? – участливо спрашивает Владимир.
-     Да, очень, очень тоскую. Не знаю, как и пересилил себя, заставил работать, жить. Многие мои друзья спились и умерли от этого.
-     А вы – обратно домой! Сейчас ведь можно.
-     Можно, - кивает старик, - можно, да грехи не пускают. Через это не перешагнешь.