А с детства только то и слышишь: "Не сгибайся перед трудностями!", "Расправь крылья!", "Расправь плечи!"...Будто у тебя - врожденный сколиоз...
- Интересно, а если после признания "Ты мне - родной" выслать вдогонку "Ну, ты и сволочь!", во что будет вериться меньше? - спросила подруга.
- В "Я только бокал Мартини - и спать", - ответила я.
Ну, и для самоуспокоения, что не зря провыла по нему белугой все эти 300 дней, можно задать ему на сон грядущий по телефону какой-нибудь важный вопрос. Например..."Скажи (пауза), а ты будешь плакать, когда я умру?"...
Примечание: в целях безопасности телефон рекомендуется тотчас же выключить и неделю не включать.
А во сне ты часто видишь себя в свадебном платье и...резиновых сапогах. Будто идете вы с Ним по освещенной солнцем поляне, покачиваясь от счастья, держась за руки, и вдруг впереди вас - огромная лужа! Не, не лужа даже, а маленькое озерцо.
- Стоп! - говорит Он тебе. - Рисковать не будем, обойдем его вброд.
- Ха! - отвечаешь ты, подбирая подол платья. - Кто не рискует - тот не пьет! Не боись!
Поднимаешь Его, бережно укутав подолом, на руки, осторожно ступаешь в воду...
А в кустах, поминутно сплевывая, вашу антрепризу анализирует старик Фрейд.
И, осознав свое бессилие, плачет...
А потом он говорит тебе весело: «Привет!».
Прижимает к себе бережно, словно котеночка.
Глядь! А у «котеночка»-то «лапки» по земле волочатся!
И одна - затейливо так! - загребает на поворотах, вычерчивает оглушительно-счастливое…
«SOS!»…
- Нельзя ставить на своей личной жизни крест! - сказала подруга. - Не знаю, как ты, а я с недавнего времени стала очень суеверна. Хочется обособленности, обведи ее хотя бы в кружочек. И смотрится красиво, и всякая нечисть не пролезет...
Прям вижу, как Мирозданье, принимая мою очередную заявку, говорит:
- Ну, читать же, Ей-Богу, уже тошно..."любви, любви!"...
Отчего же эта ненормальная у меня денег никогда не просит?!
Все эти потуги самореализации, покорение мифических горных вершин, вызов своего внутреннего "Я" на дуэль - чушь собачья!..
Кружка теплого молока, покрывало с "подзором" и хорошая книга. И все!
Выпрямляется горный рельеф.
Затихает скандальное "Я". И покорно ложится рядом.
С белым флагом.
А еще мужчинам нравится философствовать.
- В одиночестве тоже есть своя прелесть, - говорит тебе мужчина в телефон в ответ на твои судорожные рыдания.
А "прелесть" тем временем энергично поддакивает ему из-под одеяла, сверкая голыми коленками.
- Прекрати кукситься, подумаешь, встретились - разбежались, - говорит он. - Это- жизнь...А жизнь прекрасна во всех ее проявлениях! Вот, например, я...я еду сейчас по загородной трассе, с красивой девушкой, солнце светит, птички поют!
Разве мне чего-то не хватает?
- Снайпера.
А еще мне нравится, когда мужчина говорит, мол, ну, и где же ты была раньше?
И называет произвольную дату. Например, 31 мая 1223 года. Дескать, именно в этот день, сразу же после того, как наш корпус разбили, я встретил свою будущую жену.
А мог бы встретить тебя. Но не встретил.
(И огорченно качает головой).
А ты ясно видишь, как сидишь ты, нарядная, у входных дверей, с пирогами, с дежурным чемоданчиком и терпеливо ждешь, ну, когда же, когда мимо твоего порога сам хан Мамай пробежит, а за ним - на лихом скакуне- добрый молодец.
Спешится, с Мамаем сцепится, получит булавой по удалой голове, а тут ты - с пирогами и баснями!
Дескать, уходи, грозный хан, по добру по здорову, дай мне, молодице, хоть в прошлой жизни, удачно замуж выйти, пока у жениха моего, из всех полученных травм - только на затылке ссадина! Тебе, мол, смешно, а я уже не первое столетие в девках сижу!
Мне ваше мужицкое, коронное "Где же ты была?" - слушать больше невмоготу!
Или жениха моего богоданного не калечь, или сам под венец веди!
Я с вами, кобелями, рассусоливать не буду! У меня, аккурат через пару временных сеансов, жизнь заканчивается. Словом!...
Раскраснеешься, разволнуешься, русу косу разлохматишь, руки в боки заведешь!
Пристально в картинку всмотришься! Батюшки святы!
Хан Мамай, расстрогавшись, кивает согласно, ривнем ревет, а подлец лежит, дыхание сдерживает, моргать боится!
- Вот мы привыкли всех хаять, - сказала подруга. - А разве мы сами не дураки, скажи? Вернее, не дуры? Мы спасаемся от одиночества - в одиночестве! Огораживаемся друг от друга широким забором!
- Это ты о чем? - переспросила я.
- Да, какая разница! Это - образно! Я вообще удивляюсь, что тебя зацепил именно забор! А с первым моим утверждением ты согласна?
- То, что я - дура? Да, - ответила я.
Процеженный им сквозь зубы «привет», наспех брошенное «как дела»…и вот ты уже ведешь себя так, будто и не было у тебя никогда никого, кроме него. Будто бы это не он на твоей цветущей женской жизни козью морду нарисовал, а коза эта, как обжилась, весь цветник твоей нежной женской души съела!
А потом, когда с торжественной частью свидания было закончено, и они просто лежали и целовались на горячем песке, он вдруг спросил:
- А давай поиграем как в детстве: с какой страной я ассоциируюсь у тебя больше всего?
Наверное, он рассчитывал, что она скажет - " С Африкой!"...Или - что тоже неплохо! - " С Италией". Но она сказала без улыбки:
- С фашистской Германией.
Он опешил, конечно. Отвернулся. И даже приуныл. А она стряхнула песок с плеч, наклонилась к нему так низко, что заслонила солнце, и пояснила шепотом:
- Так же вероломно. Напал. Без объявления войны.
Сзади.