ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ЯБЛОКО ЗАДОРА.
-- Ты настолько удивила меня и огорчила, -- тётя Соня сидела на своей любимой софе. Я, вымытая, в халате и с распаренными щеками, сидела на краешке кресла. -- В то время, -- продолжала она, -- когда у тебя есть комната со всеми удобствами, ты предпочитаешь жить в общежитии, где гигиенические условия оставляют желать лучшего. Я слышала, там и блохи водятся и всякие клопы. -- тётя Соня расправляет подол своего безупречного халата.
-- Даже змеи есть, -- не выдерживаю я.
-- Что такое?
-- Я говорю, нормально там всё с гигиеной, и душ, и постель чистая, -- это я безбожно вру, вспомнив, как приходилось по ночам подмываться холодной водой, закинув ногу на умывальник и проклиная академию на чём свет стоит. Туалет, правда, получше, чем у Выси в четвёртой, глаза не резало, -- и нет там никаких блох. -- а вот это чистая правда. Я же не чешусь. -- Это может вы двадцать лет назад слышали. Подружке нужна была помощь по подготовке к английскому, сюда я её пригласить не могла, вот и решили, что будет лучше, если я у неё поживу.
У тёти Сони задрожал подбородок.
-- Как ты можешь так говорить? Двадцать лет назад...
-- Тёть Сонь, ну я не это имела ввиду. Ну в самом деле. Десять, двадцать пять, давно это было, что блохи водятся в общежитиях.
Тёти Сонин подбородок продолжает дрожать.
-- Ну, хотите, я съеду тогда, раз я вас так расстраиваю своим отсутствием.-- я развожу руками.
-- Я бы не хотела этого. -- говорит она более спокойно. -- я бы хотела, чтобы ты жила там, где должна жить, здесь, в своей комнате, училась и радовала маму с папой.
-- Я бы тоже этого хотела. -- я глубоко вздыхаю.
-- Срочно в деканат узнавать про общагу! -- завопил Серёга. -- я умру, исчезну отсюда, если мы будем продолжать сюсюкаться с этим шестидесятилетним ребёнком. Маринка станет толстой, займёт пульт, утроит молитвы с утра до вечера и тебе, Лив, места здесь тоже не станет.
-- Всё, всё, не ори. -- сказала Маринка подняв вверх обе руки, -- завтра же идём в деканат. Идём спать. Встать нужно в шесть.
На следующее утро встаю в шесть утра по будильнику. Молитвы час. В душ.
-- Доброе утро, тётя Соня!
-- Доброе утро. -- тётя Соня уже встала. Хм, откуда она знала, что я на час раньше встану? Может я её разбудила? На кухню. Блин! У меня же ничего поесть нет. Кроме овсянки. Я вспомнила тушёнку в общаге Остапа. Защемило сердце. Сейчас не об этом. Сегодня четверг. В пятницу домой. Пообедаю в институте, а на ужин чаю попью. На кухонном столе, покрытом скатертью в голубую клетку, красовалась огромная ваза с красными и жёлтыми яблоками. Захотелось яблоко. Немедленно. Что делать. Сглатываю набегающую слюну. Овсянка хорошо. Но хочется яблоко, аж дёсна зачесались. Всё таки две с половиной недели на одной тушёнке с солёными огурцами.
На плече у Серёги появилась маленькая, толстенькая зелёная гусеница. Она кричала Сарказму в ухо:
-- Хочу жёлтое яблоко!
-- А-а! Снимите её, не то я сейчас яблоко сопру со стола!
-- Не ори, объясни ей, что чужое брать нельзя, и она исчезнет. -- говорит Маринка.
-- Ну что будет, если мы возьмём одно яблочко? -- заскулила гусеница. -- Ну пожалуйста, ну очень хочется!
-- Ой, какое пухленькая, зелёненькая-- сказала Лив. -- давайте накормим её. В конце концов купим после пар точно такое же и положим на место.
-- Да она их не заметит, -- сказал Серёга успокоившись, почёсывая пультом гусеницу за ушком, -- вон у неё сколько яблок.
-- Воровать плохо! -- сказала Маринка, но её уже никто не слушал. Гусеница выхватила пульт из руки Серёги.
Я схватила яблоко и поспешно иду к себе в комнату мимо комнаты тёти Сони. Держу яблоко в противоположной руке. Прохожу быстро, не поворачивая головы, будто что-то забыла в комнате, носки надеть, например. Села на кровать. Отдышавшись, достала яблоко, и беззвучно, с большущим наслаждением, впилась зубами в жёлтую, хрустящую кожицу, всасывая весь выделившийся сок. От удовольствия закрыла глаза и стала раскачиваться, бесшумно пережёвывая и обсасывая, как барбариску.
Я пришла в себя, когда до меня стали доноситься обрывки фраз из разговора тёти Сони по телефону. Голос тёти Сони звучал тихо, но взволнованно.
-- Люся... пересчитала яблоки... одиннадцать... а теперь.. я не брала... десять... что же мне делать?
Кусок яблока застрял в горле. Блин. Если бы я минуту подождала, то услышав этот разговор, можно было бы положить яблоко на место. Но теперь...
У Маринки на поводке появился дракон. Он дымился и изрыгал дым. Маринка хладнокровно отцепила поводок. Дракон метнулся, сорвал гусеницу с плеча Серёги и безжалостно затряс её.
-- Фу! -- скомандовала Маринка и дракон вышвырнул пищащую гусеницу с балкона. Затем выпрыгнул сам.
Серёга и Лив виновато отдали Маринке пульт и огрызок яблока.
-- Мы должны сейчас же пойти и признаться во всём. -- сказала Маринка.
-- Ну кто думал, что эта сумасшедшая яблоки считает. -- возмутился Серёга.
-- Тихо, -- сказала Маринка стальным голосом, крепко держа пульт.
Я вышла из комнаты, как только услышала, что та положила трубку.
-- Тётя Соня, -- начала я в дверях, -- я очень надеюсь, вы не против, я только что взяла у вас яблоко, я хотела после пар купить такое же и положить на место.
-- Да, ты взяла яблоко. -- сказала тётя Соня, не сводя глаз с окна.
-- Извините пожалуйста, я собиралась положить на место.
-- Блин, ну что ты унижаешься, -- бурчит за спиной Маринки Серёга. -- извинились и пошли.
-- Почему же ты не попросила сначала? -- задала вполне логичный вопрос тётя Соня.
-- Я надеялась, вы не заметите. -- совсем тихо сказала я.
Над головой Маринки засиял оранжевый шар.
-- Что это у неё светится? спросил Серёга Лив.
-- Ей стыдно. Ты обычно спишь, когда этот шар появляется. Главное, чтобы он не лопнул. Если он лопнет, то мы все начнём рыдать и на время превратимся в воду. Тогда никто из нас не сможет управлять.
-- Не нравится мне этот шар. От него жарко. -- говорит Серёга, садится на диван и обмахивает себя подушкой.
-- Он исчезнет, если над ним подшутить, я думаю. -- говорит Лив.
-- Как можно подшутить над шаром? -- говорит Серёга обливаясь потом.
-- Я извиню, -- тётя Соня повернулась ко мне. -- но ты должна мне признаться во всём, что ещё ты у меня взяла без спросу.
-- О-па! Мы ничего не брали. -- Оранжевый шар рассеялся над головой Маринки.
-- Я больше ничего не брала. -- говорю я, оставив виноватый тон и подняв брови.
Вот видишь, ты снова меня огорчаешь и расстраиваешь. Кто же, по твоему, взял у меня лук и сахар? Тёте Маше я доверяю больше, чем себе. Кроме тебя здесь никто не жил после того, как я вернулась из больницы. Я знаю, потому что я столько луку и сахару не ем.
-- Подождите, тётя Соня. Чай с сахаром я не люблю, и кроме овсянки на воде я больше ничего здесь не готовлю.
-- Я не знаю, Олечка, что ты с ним делаешь...
-- Э-э, так не пойдёт, -- махнула я рукой, -- я собираю вещи. Извините, тётя Соня, яблоко взяла, первый раз. Извинилась. Но чтобы на меня вешали ещё лук с сахаром, это уж увольте.
Я вернулась к себе в спальню и трясущимися от негодования руками немедленно принялась за пакование вещей. Вскоре из комнаты послышались всхлипывания и бубнения. Она снова говорила по телефону, но я уже не прислушивалась, с кем и о чём.
-- Смотри, шар переместился в район груди Маринки. -- сказал Серёга. -- И у тебя он тоже теперь есть.
-- Если в районе груди, то ей и мне обидно. -- сказала Лив.
-- Ой, не нравится мне всё это. -- сказал Серёга. -- они жаркие.
-- Ты говори почаще, -- говорит Лив. -- ты когда говоришь, вокруг тебя появляется голубая прохладная оболочка.
-- Хм, -- Серёга оглядел себя. -- точно. Тоненькая, как кожа. А что говорить. Ягод нет кислее клюквы, я на память знаю буквы.
Голубая оболочка вокруг Серёги увеличилась в объеме.
-- Тётя Соня дура! -- оболочка увеличилась ещё больше. -- Ой, как хорошо и прохладно, а!
В дверях ковырнуло ключом и в квартиру вошла тётя Маша. Спросив что-то у тёти Сони и послушав что-то в ответ, она вбежала ко мне в комнату.
-- Олечка, -- запричитала она, -- ну пожалей меня, старуху. Если это не ты, то я, получается, взяла этот несчастный сахар и лук. Я в жизни ничего чужого не брала. Ну неужели мы будем ссориться из-за таких пустяков! Ты же знаешь, как она к тебе привязалась.
-- Тёть Маш, ну клянусь, что это не я. Если я призналась в яблоке, зачем мне отпираться от всего остального. Может не брал никто ничего, может просто кажется, что всё очень быстро заканчивается, а на самом деле, как заканчивается так и заканчивается. Меня обижает, что она специально разложила яблоки, знала что у меня нечего есть, и решила испытать таким образом. Вам явно больше нечем заняться, тётя Соня! -- крикнула я в сторону зала через плечо тёти Маши. Тётя Маша ахнула и схватила мою руку, будто я рукой крикнула.
-- Встаньте и поубирайтесь, -- разошлась я, -- Суп приготовьте себе хоть раз в жизни, -- я обошла охающую тётю Машу и снова вошла в зал. -- Снимите портреты со стен и запишитесь в кружок вышивания. -- тёти Сонин подбородок дрожал и она смотрела на меня с ужасом, будто я выношу ей приговор. -- У вас здесь спать невозможно было. Здесь пол скрипит по ночам. Поэтому вы боитесь, что я уйду -- вам по ночам страшно. А всего-то надо отпустить их в конце концов и начать жить своей настоящей жизнью. Своей. Не моей и не тёти Машиной. И не двадцать лет назад.
Серёга повернул голову в сторону Маринки, которая горячо выкрикивала в микрофон последние предложения. На ней были чёрные одежды.
-- Ану брысь отсюда! -- рявкнул он и хлопнул её подушкой по голове. Маринка отсеменила назад к софе в чёрном покрывале.
Тётя Соня зарыдала. Я вернулась в свою комнату.
-- Олечка, ты же сама понимаешь, что она болеет. -- прошептала тётя Маша.
-- Понимаю, тётя Маша. Всё равно переезжаю. -- я обняла её. -- Я для неё неподходящая компания. Я хочу жить, а не болеть.
В Зелёной комнате за балконом послышался свист и звук апплодисментов.
-- Что это вдруг всё стало голубым в комнате? -- спросил Серёга. -- Где оранжевые шарики?
Он смотрел с недоумением на Лив и Маринку. Они стояли посреди комнаты в расклешённых голубых платьях в крупную белую и зелёную ромашку, раскрыв рты и озираясь по сторонам с таким же недоумением. Серёга стоял напротив них, с пультом в руках, в белой рубахе с пальмами и салатовых шортах в красных парусниках. По комнате пролетела чайка и в стенах плескалось море.
-- Ух-ты! Сказал Серёга. -- Так вот что это за голубая оболочка! Надо почаще батьке Серёге выхватывать у вас пульт. Му-га-га!
Сумка собрана. Под подушкой всё ещё лежал огрызок яблока. Достать при тёте Маше, которая сложила руки в умоляющей позе, или не доставать, чтобы она потом на него наткнулась? В квартиру марширующей походкой на каблуках вошла тетя Люся.
-- Где эта позорница! -- послышался в прихожей её стальной голос.
-- Иди сюда, моя хорошая. -- злобно пробормотал Серёга, с чайкой на плече и перекидывая пульт из руки в руку.
-- Как тебе не стыдно, -- она появилась в дверях моей спальни и заговорила наспех накрашенными малиновыми губами, -- мало того, что по общежитиям околачивается неизвестно с кем, мужиков водила сюда, пока тётя Соня в больнице лежала, Сонечка, я не стала тебе говорить...
Я могла только представить, как в соседней комнате у тёти Сони широко распахнулись красные от слёз глаза и снова затрясся подбородок.
Я растеряно рассмеялась. Как рассмеялся бы дрессировщик попугая, если бы после трёх часов повторения “Кеша хороший” услышал бы от птицы “Попка дурак.”
-- Она ещё и смеётся! Бесстыжая девка. -- воскликнула тётя Люся.
-- Я вас попрошу перестать меня оскорблять. -- сказала я спокойно.
-- Она ещё и просит! -- снова возмутилась тётя Люся.
-- Это вы по рации кому-то докладываете? -- поинтересовалась я, складывая последние тетради в рюкзак.
-- Да как тебе не стыдно только! -- вспыхивает тётя Люся.
-- А было вон Маринке стыдно недавно, -- сказал Серёга и вышел на балкон послушать аплодисментов.
-- Да чтобы я жила со своим мужем не расписанная... А ещё она в Бога верит, смотрите на неё. Да мы втроём святее тебя, хоть и не верим ни во что..
Я молчу посреди комнаты с застёгнутым рюкзаком в одной руке и огрызком яблока в другой. В дверях стоит тётя Люся, подбоченившись с обеих сторон, как сварливая базарная тётка, которую обвесили на полкило огурцов. Тётя Маша стоит между нами с растерянным видом. Из зала доносятся всхлипывания тёти Сони.
-- Люсенька, -- робко говорит тётя Маша, -- ну не надо так, она же ещё ребёнок.
-- Что не надо, надо. Таких в наше время из комсомола исключали.
Мне хочется сказать что-нибудь грубое про комсомол и уйти. Но в голову ничего антикомсомольного не приходит, в дверях стоит тётя Люся, которую надо обойти как то, и что же делать с надкушенным яблоком.
Серёга вернулся с балкона.
Я решительно закинула сумку на плечо. Сжала в руке холодный огрызок и пошла уверенно на тётю Люсю.
-- Я вас сейчас так исключу из комсомола, -- говорю я, подкидывая в руке огрызок.
-- О, господи, что она.. -- в голосе тёти Люси послышались истерические нотки, будто она тренирует те звуки, которые понадобятся, чтобы выкрикнуть “Караул!” Она попятилась в прихожую и уткнулась спиной в комод. Я выхожу из спальни и подхожу к ней вплотную.
-- Дорогая моя, святая тётя Люся, -- цежу я сквозь зубы. -- что это у вас там светится над головой? Не ореол ли.
Тётя Люся нервно проводит ладонью по своей каштановой лысеющей макушке и отодвигается с прохода. Я прохожу мимо неё.
-- Вы всё сказали? Закусите яблочком. -- я положила огрызок на комод и открыла дверь. -- До свиданья.
Закрыла за собой дверь. Тихо и плотно. Тётя Маша, тётя Соня и тётя Люся остались за дверью. Им сегодня и весь месяц есть о чём разговаривать. Они будут решать, что же делать с недоеденным яблоком. Насколько возмутительна для девушки жизнь с молодым человеком до замужества. Насколько гигиеничны общежития. Сколько сахару и луку используется ежемесячно. Может быть даже пропустят повторение вчерашнего сериала. Они будут ощущать вкус жизни ещё несколько дней или недель. Потом всё пойдёт по старому.
В автобусе меня осенило: а не Остап случайно взял сахар с луком? Я оторвала взгляд от морозного окна. Как это за столько лет ни разу на него не подумала.
Хотя, зачем ему лук? Ну сахар.. да ну. Когда? Утром, по пути из кухни в прихожую, между словами “Доцю, яка ты тупенька” и завязыванием ботинок? Одной рукой завязывал ботинки, а другой за луком лез. Он же раньше нас оба дня выходил. А вот и не оба дня. На следующий день после КВН я ушла первая.
Хм. Вот бы спросить его как-нибудь. Я мечтательно закрыла глаза. Ладно. Даже если спёр сахар. Так же как я яблоко. Зато из-за этого лука с сахаром я оказалась в классном месте.
Продолжение романа завтра.