Мои учителя

 
  Мои  школьные  годы  пришлись  на  1947 – 1957  годы.  Школьные  годы – это  период  познания  мира,  людей,  формирования  личности.  И  влияние  учителей,  с  которыми  дети  проводят  большую  часть  дня,  огромно. 

     Поработав  в  школе  (пусть  немного!),  я  поняла,  насколько  профессия  учителя  захватывает  всю  его  жизнь.  Семьи  у  меня  тогда  не  было,  и  все  дни  и  ночи  моя  голова  была  забита  думами  об  учениках  и  делах,  связанных  со  школой.

    И  вот  нынче,  когда  моя  любимая  внучка  начала  учёбу  в  первом  классе (на фото),  на  меня  накатили  воспоминания  о  моей  школе,  о  моих  учителях  и  захотелось  окунуться  в  те  годы,  в  те  непростые,  но  такие  счастливые  для  меня  времена,  потому  что  это  было  моё  детство  и  моя  юность. 

    О  школе  у  меня,  дошколёнка,  было  представление  как  о  чём-то  очень  хорошем  и  очень  важном,  куда  меня  тянуло.  Подолгу  я  простаивала  возле  школьного  забора,  за  которым  детвора  беззаботно  резвилась  на  переменах.  И  вот  настал  день,  когда  нас  с  букетиками  цветов  из  детского  сада  повели  в  школу.

     Портфеля  у  меня  не  было,  и  я  была  счастлива,  когда  папа  уступил  моей  просьбе  и  подарил  мне  свою  потёртую,  видавшую  виды,  небольшую  полевую  сумку  геолога.  На  узенькую  светло-зелёную  атласную  ленточку,  которую  мне  купили,  я  смотрела  с  восхищением.  В  середине  учебного  года  у  меня  появился  настоящий  портфель,  клеёнчатый,  с  множеством  кармашков. 

     Моей  первой  учительницей  стала  Клавдия  Ивановна  Лобок. Она  и  сейчас  перед  моими  глазами:  высокая,  статная  женщина.  Помню,  как  мы,  девочки (Нижне-Тагильская женская школа № 24) окружали её на переменках и засыпали  вопросами, а она  спокойно, с улыбкой,  нам отвечала.

      Класс  наш  находился  на  втором  этаже,  и на  большой перемене  мы  спускались по широкой высокой лестнице в буфет за малюсенькими булочками. Покупали одну или две. Лестница вселяла ужас, и я всегда держалась за перила.  Мама  давала  мне  в  школу  бутылочку (250 г) молока.  Порой  я  не  могла  дотерпеть  до  перемены  и,  наклонившись  под  парту,  делала несколько глотков.  Я считала, что Клавдия Ивановна   не  видит  этого! Замечаний  никаких я не получала.
 
     Помню,  один  раз  нам  выдали  в школе  коричневый пакетик пряников, другой раз – несколько крупных  комков  сахару. Когда я с радостью  вручала эти  драгоценные пакетики маме, у неё в глазах стояли слёзы  и она говорила ласково: «Добытчица ты наша!». Шёл послевоенный 47-ой год…

     У Клавдии  Ивановны я  проучилась  всего  год. Училась я с удовольствием и старательно. Помню, когда меня спрашивали на уроке, я краснела, была очень застенчивой. Летом мы переехали в рабочий посёлок Нейво-Рудянка.  На прощанье Клавдия Ивановна передала  моим родителям письмо, где  красивым  почерком коричневым  карандашом  было  написано, что она  уверена, что и в другой школе я буду первой ученицей. А я и не знала, что я первая  ученица. Была очень скромной трудолюбивой девочкой, влюблённой  в  школу. Это письмо  до сих пор у меня хранится.

    Второй моей любимой учительницей была  Нина Павловна Фауст. Она преподавала у нас русский язык и литературу с третьего по седьмой класс. Своих детей у Нины Павловны не было, и всю материнскую любовь она отдавала нам, девочкам и мальчикам, которые платили ей ответной любовью.  Уроки  её  всегда  были интересными, а разные внеклассные  мероприятия  творческими и  весёлыми. Мы  вечно что-то готовили к разным литературным вечерам  с инсценировками и к сборам, посвящённым  русскому языку. Помню, мы разыграли с одноклассником инсценировку по басне Крылова "Стрекоза и муравей". Дома сшили костюмы, репетировали, чувствовали себя артистами. Нам было интересно, и всегда с нами была наша белокурая красавица Нина Павловна.

    Как-то в седьмом классе мы писали сочинение о выборе профессии  «Кем я хочу  стать». Иногда  мне хотелось быть адвокатом,  но  больше -  учителем русского языка и литературы. В сочинении я написала, что хочу после окончания  института  поработать в школе, а затем  стать писателем – материала  будет  достаточно.

    Мария Афанасьевна Почечуева вела у нас математику с пятого по седьмой класс. Всегда аккуратно одетая, в платьице с белоснежным   воротничком, она любила свой предмет и  детей. В пятом-шестом  классах  решали  много задач и довольно трудных. Мария Афанасьевна разрешала нам приходить к ней в общежитие, когда возникали серьёзные  затруднения  при  решении  задач. Она  угощала  нас  чаем  и  в  итоге  мы с ней так подружились, что  она пригласила нас поехать  в каникулы  на её родину, где было много яблок  и  вишни. 

    В нашей  красивой и уютной школе было много выпускниц Свердловского пединститута  и института иностранных  языков.  Все они были умницы и красавицы.

    Минибаева Мария Сергеевна.  Чрезвычайно миниатюрная и симпатичная, она усиленно приучала нас читать классиков:  много зачитывала отрывков из произведений на уроке, а когда появлялись незанятые  другие уроки, она с готовностью замещала своих коллег  и всегда  заставляла  кого-то  читать  вслух  произведения,  которые  мы  проходили  по программе.

     Незговорова Екатерина Ивановна – преподаватель математики в старших классах.  Я запомнила блестящее  творческое, какое-то  нестандартное,  её преподавание математики. Она развивала наше соображение,  темп урока был быстрый,  отдача требовалась большая. У неё  я поучилась мало, мы переехали жить в Уфу.

      Там  девятый  класс  в 11-ой школе  стал  для  меня  институтом  в  миниатюре. Чуть ли  не  все  учителя  читали  лекции  на  уроке,  некоторые  даже  разрешали  не заглядывать в учебник,  потому  что материал они освещали  и шире, и  глубже,  использовали  много  дополнительной  литературы  и  нас отсылали  в читальный зал  республиканской  библиотеки.

    Помню,  по  географии  в девятом  классе  проходили тему  «Население Африки».  Накануне  я  приболела, урок  пропустила  и  готовилась  лишь  по учебнику.  Учитель опросил  несколько  человек  и почему-то  всем  «вкатил пары». И  вот он  вызывает  меня в надежде, видимо,  получить ожидаемый  ответ (а может, чтоб проверить, переписала ли я его лекцию,  на которой не присутствовала!). А я бормочу ему  то, что  извлекла  из учебника.  В результате тоже  «хватаю пару»  из-за  этих  несчастных  негров.  Что за изюминку он искал в наших ответах,  уже и не помню.

     Хандрос Мария Моисеевна – химик от Бога! Таких  высоко эрудированных  и  строгих учителей  я  больше не  видела.  На её фоне  наша  поселковая  химичка  вообще не была видна (ведь на каждом уроке мы разглядывали её новую шикарную блузочку, сшитую ею самой, а  урок  можно  было  не слушать,  достаточно  прочитать  дома  учебник!). Мария Моисеевна  читала  нам  лекции,  какие  довелось, возможно,  услышать не  всем студентам-химикам!  Надо  было  успеть  всё  это  записать, осмыслить и спросить, что неясно. Человек  очень жёсткий,  вовсе не склонный  учитывать, что имеет  дело  всё-таки с детьми, она  порой  наводила  ужас  даже  на  юношей. В день, когда  в расписании стояла  «химия»,  другими  уроками  мы  занимались  в полсилы,  потому  что  надо  было проштудировать  длиннющую  лекцию (ею прочитанную),  да  так  запомнить, чтоб  от зубов  отскакивало. Только  одна  девочка (Лина)  неизменно  отвечала  урок  на «отлично», остальные  боролись  за  хороший  результат. 

    Говорили, что Мария  Моисеевна  закончила  химико-технологический  институт, вроде,  в Киеве  и  работала  на нефтяном  производстве.  Никакой  доброты и жалости от неё  не исходило,  это  был  монстр,  влюблённый  в химию.  Не удивлюсь, если в каких-то классах  дети  падали  в обморок  у  доски  на её уроках и под её жёстким  взглядом.   В нашем  классе  такого не случалось,  но ужас она наводила точно. Мне пришлось очень много поработать, чтоб подтвердить свою «пятёрку». И, конечно, в первой  четверти ни о какой «пятёрке» не могло быть и речи,  была твёрдая  «четвёрка».  В третьей и четвёртой четвертях добилась «пятёрки», на  экзамене ответила блестяще. В аттестате у меня по химии она поставила «4». Замечу, все выпускники Марии Моисеевны, связавшие свою жизнь с профессией, основанной на химии, добились многого.

     По русскому и литературе у меня в аттестате была «5» - единственная  в классе.  Сочинения я писала легко и даже с каким-то азартом,  фантазировала безудержно,  никогда не списывала,  достаточно было запомнить какие-то  подтверждающие мысль цитаты из автора.  В 9-ом, 10-м классах  из  учителей  литературы  в мою творческую душу  никто не запал.  Но в нашей школе творил в те годы  легендарный дуэт  талантливых и любимых  учениками  литераторов:  Яков  Борисович  Мондрусов  и Маргарита  Александровна  Куцан. Слава  их  творческого  союза  была  велика, и я завидовала  их  питомцам. На  нередких   диспутах   старшеклассники  отводили  душу, откровенно  высказывая  своё  мнение  по  темам,  волновавшим   молодёжь  в то время. 

  Зато математик  у нас  в 10 классе  был  незаурядный. Яков Иванович Эделев стал  нашим  классным руководителем,  когда  наша  англичанка  и  классный  руководитель ушла  в  декретный отпуск.  По нашей  просьбе  его оставили  классным  руководителем  и после её  выхода на  работу (в те времена отпуск был несколько месяцев).  Он, по-моему,  весь  класс  заразил  математикой:  мы ходили  в его кружок,  решали  дополнительно интересные задачи на смекалку  и повышенной трудности  дома.  Я приходила  вечером из школы (со второй смены) и первым  делом  выполняла  задание  по  математике,  настолько  было  интересно.

   С  каждым учеником Яков Иванович  проводил  беседу  о  выборе  профессии,  помогал  сосредоточиться  на этом  важном  и  трудном  процессе,  указывая  на  черты  характера  и  способности ученика,  подходящие к какой-то  конкретной  профессии. Наши родители очень уважали этого талантливого педагога. И  так  я  незаметно  свернула с литературной  дороги  на математическую,  желая  всё  же  стать  учителем,  хотя  внутри  и другие  страсти  бушевали.  Как-то недавно мы  разговорились со старым  знакомым,  с которым  давно не виделись, и он сказал мне: «Тебе  надо  было  идти  в  киноартистки».  Я  рассмеялась и ответила:  «Да, было у меня в 10-м классе  такое желание, но моя нервная система  слишком  нежная и не подходит  к той профессии». 

    К учителям  английского  языка  у  меня  отношение  особо  тёплое.  Этот  язык  мы начали  изучать  в 5-ом  классе.  Преподавал  Александр  Фёдорович  Арапов, фронтовик, учился  он  то ли  на  вечернем, то ли  на заочном  отделении, произношение (на  мой теперешний  взгляд) было  жестковатым,  но любовь  к языку  он  смог  мне  передать.  Я помню  до  сих  пор  стих  о весне, о весёлых  птичках-певуньях,  который  он                нам  задал  весной:               

In the mеrry  month of May
All the little  birds are gay.
They all hope and  sing and say:
"Winter days are far away!
Welcome, welcome, mеrry May!"               

    Когда  в  университете  уроки  английского  вела  канд. наук  Хамзина Софья Гумеровна, мы  студентки  так  увлечённо  занимались, что она  однажды  сказала: «Из вашей группы 4-5 девочек могли бы успешно  учиться на инфаке».

    Луканин Иван Иванович – учитель физкультуры, фронтовик, с деревянной ногой.  Мы очень  любили  его  уроки и с нетерпением  их  ждали. Иван Иванович  имел  актив из способных  к  физкультуре  учеников, их он использовал, чтобы показывать  новые упражнения. Был  он  человеком  увлечённым  и  доброжелательным.  Он  создал  несколько  спортивных  кружков  при школе,  и  в  каникулы  мы  просто пропадали в школе, занимаясь от души  в этих секциях.  Там была и лёгкая атлетика, и лыжи, и волейбол, и даже стрельба (где я немного потренировалась).  Телевизоров – компьютеров  в те времена не было,  и школа  в  рабочем  посёлке  была  и  храмом  науки, и дворцом культуры, и дворцом  спорта.
Уже учась в городе,  я удивлялась  нелюбови  многих  девочек  к  физкультуре, они всячески  отлынивали  от  этого  урока,  хотя  физрук  был  молод,  хорош  собой  и,  главное,  на  двух своих  ногах. 

   Из  директоров  школ  я  особенно  чувствовала  симпатию  к  Петру  Александровичу Железнову,  директору  уфимской  школы  № 11, раньше  бывшей  мужской  гимназией им. Галановой.  На  вид  он  был  строгим,  и дети  его боялись, как и положено!  Но когда в его  глазах  играли  хитренькие  искорки и он  заразительно  хохотал, его лицо становилось  добрым  и очень  привлекательным.  Когда  после  окончания  школы я получала  серебряную  медаль  из его рук, он  спросил,  куда я  буду  поступать,  я ответила, что в пед. (в год поступления институт преобразовали в университет).  Помню его  слова: «Приходи  работать  в свою  школу», что  я  и  сделала.

    Через  полгода  работы в 9-х, 10-х классах я получила  предложение от Петра Александровича стать завучем старших  классов. Я поблагодарила директора, но отказалась,  ведь не могла же я ещё пока командовать своими бывшими учителями, надо было  набираться опыта.  «Да тебе только расписание составлять придётся!», - был ответ.
«Нет. Если быть завучем, то настоящим!».

     Работала  в  школе  самая  взрослая и,  наверно,  самая молодая душой  женщина  - Никуличева Елена Ивановна.  Будучи  библиотекарем,  она  стала  близким другом и детям, и учителям.  Творчество  кипело  в ней: она  организовывала  разные  литературные беседы и  встречи, занималась  историей  школы,  и  в результате  её  деятельности  в  школе  возник  Музей 11-ой школы.   

    Конечно,  много  хороших  учителей,  влюблённых  в  свою  профессию,  прошло  через  мои  школьные  годы,  но  вот  эти  оставили  глубокий  след  в  моём  сердце!
Вряд ли кто из моих  учителей  жив теперь…
Светлая  память вам, мои дорогие  и любимые  учителя!
А теперешним  учителям  хочется  пожелать  больших  успехов  в  этой   интересной,  трудной  и  такой  важной  работе  с детьми,  чтобы и через  много  лет  ваши  ученики  с благодарностью и  любовью  вспоминали  вас.
Взаимопонимания  вам и  вашим  ученикам!
 Сентябрь  2013 года.