В моей жизни был, оказывается, случай, когда я не сдал 50 копеек на подарок ко дню рождения Константина Сергеевича К-ко, заместителя редактора и одновременно парторга редакции многотиражной газеты «Магнитогорский металл». Говорю «оказывается», потому что я об этом своём подвиге начисто забыл и никогда бы не вспомнил, если бы не бывший коллега Володя Петренко, который встретившись мне почти через 20 лет после этого эпизода(и между прочим, не на Урале уже, а на съезде журналистов Узбекистана, куда Володя, так же как и я, переехал из Магнитки), вдруг не успев поздороваться, воскликнул: «Ну,ты, старик, и смелым же был!»
Естественно, я спросил Володю, что он этим хочет сказать. И он напомнил мне эпизод с тем самым полтинником, который практически навсегда улетучился из моей головы за давностью.
А между тем тут есть что вспомнить. Я ведь не стал участвовать в складчине не случайно. И вовсе не потому, что был таким уж смелым. Тут штука в том, что…
Впрочем, по порядку.
Наш редактор Пётр Иванович П-дин (который, между прочим, в слове «агрегат» писал на конце «д») обязал каждого из сотрудников (коих было всего трое) письменно сообщать ему, куда и на какое время мы отлучаемся. Понятно, что мы это свято блюли.
И вот как-то раз меня срочно пригласили в какой-то из цехов комбината (что-то где-то случилось и попросили осветить). В комнате, где сидели мы, трое литсотрудников, никого в этот момент не было. Не было и редактора. Да вообще никого не было, ибо (вспомнил!) это случилось во время обеденного перерыва, когда я случайно в редакции задержался, а тут и звонок из цеха.
Я написал на большом чистом листке, куда пошёл, и оставил этот листок на столе Володи Петренко, чтобы он, придя с обеда, отнёс мою депешу шефу.
Уже выйдя из редакции, вспомнил, что… что-то забыл. Тотчас вернулся и вдруг увидел, что моего листка-депеши на Володином столе - нет!
Но ведь он только что был! Ведь не прошло и минуты с момента, когда я вышел из кабинета.
М-да… Что бы это значило: в комнате никого, да и во всей редакции ни живой души, и – нет только что положенного мною листка на столе Володи Петренко.(Тут надо ещё раз использовать скобки,чтоб заметить, что редакция наша находилась при парткоме комбината, а потому дверь нашего общего кабинета, где сидели литсотрудники, практически никогда не закрывалась).
И вдруг(опять же вдруг!) в кабинет чуть ли не врывается Константин Сергеевич К-ко и начинает зачем-то говорить мне какие-то несусвязности о том, что, мол, кабинет при уходе надо закрывать, что, мол, нехорошо это, ежели кабинет не запирается на ключ, что, мол, всякое при этом может случиться.
Убей Бог, я не мог взять в толк, к чему он всё это талдычит, ибо я был дико озабочен отсутствием оставленной мною бумаги, что грозило мне крупными неприятностями: наш редактор устраивал в таких случаях умопомрачительные разносы, сопровождаемые ёмкими угрозами. И поскольку я уже под такое попадал, да к тому же оповестил однажды шефа, какой должна быть последней буква в слове «агрегат», - то мне в случае наличия отсутствия загадочно испарившейся бумаги грозили непредсказуемые беды.
Не буду,господа-товарищи, морочить вам голову: несвязный лепет парторга мог быть вызван только тем, что… мою бумагу со стола Володи Петренко изъял – ОН САМ, замред и партийный секретарь. Но дошло это до меня, как до жирафа, не сразу.
Я ещё был в столь эмбриональной стадии умственного развития, что всяк, кто коммунист, казался мне человеком чистым, святым, если хотите, иконным. Я и в газету такого рода благоглупости писал совершенно искренне. Почерпнуты эти девственно невинные суждения были, естественно, из тогдашней литературы, коей зачитывался я, как всякий уважающий себя юный интеллектуал. «Книги много лет моих украли»,- писал Игорь Губерман,- и это точь-в-точь про меня.
А ведь Константин Сергеевич был не просто коммунистом, он, как уже сказано, был ещё и парторгом, да к тому же в его партподчинении были сами члены парткома Магнитогорского металлургического комбината, ибо входили они в объединённую первичную парторганизацию ( в редакции-то было всего два коммуниста – П-дин да К-ко).
Так мог ли ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК просто-напросто спереть мою бумагу со стола Володи Петренко, чтобы причинить мне крупные неприятности?
С моей тогдашней точки зрения, категорически - НЕТ! Могло случиться всё, что угодно: всемирный потоп, конец света, Луна могла упасть на Землю, я мог попасть в вытрезвитель (хотя не пил тогда ни грамма), от меня могла уйти жена (живущая со мной и по сей день), - но Константин Сергеевич К-ко умыкнуть мою бумагу НЕ МОГ!!!
А когда вскоре после этого я (человек, видимо, не безнадёжный по части серого вещества) посмотрел на эту ситуацию трезвым взглядом, то стало ясно, как день, что сотворить мерзость сию хотя бы из-за антисемитских соображений мог ТОЛЬКО ОДИН ЧЕЛОВЕК, то бишь наш славный парторг,который часто не ходил обедать, принося с собой из дома бутерброды, и который был тогда ОДИН в здании.
И когда я понял, кто был этот славный индивид, то не стал участвовать в складчине, устроенной в редакции по поводу его дня рождения. По тому времени это был – поступок. Чреватый.
И в дальнейшем на мне далеко не в лучшую сторону отразившийся.
++++++++++++++++++++++++
На снимке - мы с Володей Петренко. Магнитогорск. 2010.
**************************************************
Р.S. Это опубликовано в столичном израильском еженедельнике "СЕКРЕТ"(Тель-Авив).