- Мамочка, кто со мной спит? – На заспанной щёчке ребёнка свежая бороздка слезы.
И Оля всё ещё обитала во снах. Она потрепала ладошкой ночное бездорожье волос своей старшенькой и игриво поддала ей коленкой: – Бегом, Машка, к себе, нам же и с Сонькой здесь тесно.
Маша приоткрыла глаза: – Мама, он же ещё и гладил меня!..
-Как? - Оля, пробудившись улыбкой, приложила ладонь к Машкиному прохладному лбу.
Маша надула губу и покинула детскую.
– Кончили дуться, Машка, будет тебе сказка ко сну. – Оля, хохоча, поднялась.
Двенадцатилетняя Маша уже несколько месяцев скучала на двуспальной кровати, совсем ещё недавно супружеской, а мама с младшенькой – в крохотной детской.
Оля нехотя поднялась, приоткрыла дверь в Машину спальню.
После яркого коридорного света там – мрак кромешный.
И отражённая тень её Машки, сидящей на ковровой дорожке.
Решив озорством подбодрить дочурку, Оля с боевым кличем – кто у нас смелый, за мной?! - сиганула в центр безбрежного ложа.
И тут же - чьё-то вкрадчиво-сонное баритональное – «Клява, ты моя смелий и ловкий! Я здесь»
-А-а-а! - Спальню сотрясало от многоголосого визга.
Машенька клацнула клавишей.
Её маме и в голову не пришло укрываться так споро, а в потрясающей близости с ней находилось нечто первобытное, тёмное, крупное!
Голое! И абсолютно чужое!?
– Машка, выключи! – потрясённая небывалым соседством и оторопью дочерей на пороге, умоляла смущённая женщина.
Оля включилась мгновенно.
Упомянутая Клава обитала этажом выше и на ночь не закрывала дверей.
Страстный, хмельной чуть кавказец, уходя от большой непогоды, надавил на доступную дверь.
На первом.
Ясное дело – не запертую.
Оля рванула из рефлекторных объятий "любимого", и выдохнуть у неё вышло лишь в далёкой прихожей.
Кавказец до макушки натянул одеяло, и оттуда чуть слышно пробасил:
– Стыдно мне, стыдно Анзору! Как так?
Веришь мне женщина?! Мамой клянусь!
Значит – не под завязку был пьян!
Оля сгребла из углов груду вещей и вещичек и, швырнув их в «гостевую постель», утащила за собой глазастых дочурок.
Когда она вновь появилась, пришелец восседал на примятой перине в трафаретных трусах и виды видавшей ушанке.
Ладонями прикрывая глаза.
– Чайку нам на посошок!? Или как? Чего ждём?! - атаковала она его раздражением горького своего одиночества .
Анзор отразился румянцем, но на последнюю просьбу отчаялся: – у меня там тёплий шарфик ищё , а за дверем - снег, мител, женщина!
Уход южного человека пробудил интерес у ранее безучастной болонки.
Возбуждённо повизгивая, она теребила учуянный ею в прихожей пакет.
Кроме грузинского коньяка и экзотической фрукты, в нём аппетитной спиралью вилась связка пухлых сарделек! Однако!
Клаве всё это относить!?
Наестся ещё!
П.С.
Анзор проявлялся здесь вплоть до тёплых времён!
Всякий раз с эксклюзивным продуктовым набором!
– Вах, как мне твой малэнкий девачка стидно! - всякий раз извинялся он заново.
И ящик оставлял у порога.
Где-то на девятом приходе был он уже долгожданным.
Его даже пытались увлечь пловом и задушевной беседой.
Мало ли...
Но, мускулистый южанин, являясь, взглядами предпочитал не встречаться.
Даже с болонкой!
Но однажды привиделось джентльмену, что лимит его покаяний иссяк.
Тут-то и затосковала семья.
Не исключая болонки!
Дамы, однако!
Ольга подумала было у Клавы узнать, куда это их Анзор подевался.
Но та уже по новой устроилась.
И на ночь запиралась надёжно!