Эти сумасшедшие соседи, или жизнь без прекрас (Татьяна Северова) / Проза.ру

Прикрыв за собой дверь рабочего помещения, Любовь Егоровна, пошатываясь от усталости, возвращалась домой после ночной смены. В ушах стоял гул насосов, укачивающих ее всю смену. Субботнее утро было относительно тихим, народ не спешил просыпаться, отходил после рабочей недели и пятницы, «дня шофера». Только ранние пташки уже спешили с кутулями на дачу, каждый добирался, как мог. Люди шли пешком, ехали на велосипедах, торопились на автобус. Вот к дому подкатил «Жигуль», и из подъезда вывалилось все семейство. Мать тащила две неподъемные сумки с продуктами. Сынок-подросток магнитофон, для развлечения соседей, дочка несла пушистого черного кота, от страха прижавшего уши и готового в любую секунду нырнуть в подвал. Шествие завершала мелкая шавка, которая лаяла на любого, кто попадется на ее пути. Она подкатилась к Егоровне и, нервно тявкая, пыталась ее зацепить. «Вот сучка брехливая»-, выругалась Любка, чуть приподнимая ногу, чтобы нарисовать ей пинка. Но в этот момент вмешался хозяин, крикнув: «Любка, ко мне!» Любовь Егоровна опешила, не сразу поняв, что зовут собаку, а не ее, лицо вспыхнуло, а с языка уже были готовы сорваться не лестные слова в адрес хозяина и его шавки. Но тут до нее дошло, что шавка ее тезка. Егоровна постаралась побыстрее прошмыгнуть мимо этого милого семейства, борясь с искушением придушить хозяина вместе с его глупой собакой. А хозяин, ничего не подозревая, открыл дверь жигуленка, и он, бедный, припал на все четыре колеса, вмещая в свое нутро беспокойное семейство. Хозяин сел за руль, его пышная супруга примостилась на переднее сиденье рядом с ним, а детвора, кошка и собака устроились на заднем. Обдав Любку едким дымом, жигуленок прокатил мимо нее, а наглая псина выглядывала из окна, скаля зубы.
      Шум в голове не проходил, казалось, он там прочно застрял, потихоньку сводя с ума свою жертву. Егоровна потрясла головой, но это ей ничего не дало, и она, смирившись, отправилась в магазин. У магазина стояла хлебовозка, и две неповоротливые продавщицы распихивали хлеб по полкам, не обращая никакого внимания на покупателей. И хотя время было раннее, создалась очередь из дачников, спешивших провести «уик энд» с лопатой. Наконец-то Егоровне удалось приобрести кое-что из продуктов для своего прожорливого семейства. Она выкатилась из магазина с полными сумками, которые оттягивали руки, грозясь вытянуть их до колен. «Как у орангутанга»-, подумала Любка, успокаивая себя поговоркой «своя ноша не тянет». Войдя в подъезд, она нажала на кнопку лифта, никакой реакции, лифт опять не работал. Это обычное явление в подъезде №4 не удивило Любку, вспомнилась песня В.Высоцкого «… осталось что, да только материться…» И Егоровна, кряхтя и охая, останавливаясь передохнуть на каждой площадке, стала поднимать себя вместе с сумками на 8 этаж. Когда восхождение было закончено и Любка покорила высоту 8 этажа, ноги подкашивались, все тело трясло мелкой дрожью, а сердце билось словно колокол в церковный праздник. Егоровна кое-как добыла ключ из сумки, и как всегда вставила не тот, который надо, дверь не желала открываться, а ключ вытаскиваться. Еще минут пять поборовшись с дверью она втиснулась в квартиру, и если бы у нее еще оставались силы, она бы послала всех и все по одному и тому же адресу. Но, слава Богу, сил не хватило, и все остались на своих местах. Освободив сумки и распихав продукты по полкам, Любка приняла душ и нырнула в постель, муж чуть приоткрыл глаза, но уже через секунду до измученных шумом ушей Егоровны донесся его храп. Муж выводил рулады, как солист на концерте. Любка еле подавила в себе желание пнуть его как следует. Смирившись с храпом мужа, она уже стала проваливаться в сон, но тут соседи за стенкой врубили телевизор. Надо сказать, что слышимость в доме, где жила Любовь Егоровна Максимова была колоссальной, как будто между квартирами стояли картонные перегородки, и люди здесь жили одной семьей, как в коммуналке. За этими стенами скрыть было ничего не
            Стр.1
возможно. Розетки в смежных квартирах находились напротив и оттуда по ночам доносились крики, эротические ахи, охи соседки и скрип кровати. Любка, слушая их, злилась на мужа, храпящего под боком. «Что же он там с ней такое делает, что она так орет»,- думала Любка. Как-то она решила спросить, что об этом думает ее супруг. «Что делает…, наверное, кусает ее»,- невозмутимо ответил муж.
      А что же наша героиня, наверное, уже видит сладкие сны. Любке все же удалось задремать, не смотря на храп мужа и бубнеж телевизора за стеной. Она уже расслабилась и пребывала в мире грез. Ей снилось нечто абстрактное, эротическое, наполнявшее тело истомой. Но в самый неподходящий момент опять ворвались соседи. Над головой Любки послышался пронзительный визг, она аж подпрыгнула на кровати, сон моментально улетел в свое царство, оставив Любку, испуганную и злую. Снова послышался визг и скрежет, это сосед ни свет, ни заря начал сверлить. С тех пор, как Егоровна переехала в эту квартиру, соседи все сверлят, пилят и стучат. «Дом, наверное, скоро рухнет,- думала Любка,- уже просверлили все стены, сколько можно сверлить»,- недоумевала она. На этот вопрос как-то на поминках дедули соседа, ответил его сын: «Гробы делают,- сказал он,- вот и сверлят и стучат». Дедуля, его отец, был заядлый курильщик, постоянно курил и кашлял на балконе, а потом сплевывал вниз на прохожих. Но вот уже нет, ни дедули, ни бабули. Бабулю сыночек сжил со свету, постоянно гонял и материл ее, пока та навечно не успокоилась. Теперь квартира освободилась, и сыночек преспокойно живет тут с женой и маленьким, пухленьким наследником. Сразу стало тихо, никто не ругается, дверьми не хлопает, наверное, соседка его закодировала и придавила каблуком.
         «Чтоб у тебя сверло сломалось и вонзилось в одно место»,- выругалась Любка и пошла спать в другую комнату. Эта комната считалась залом и была чуть больше спальни, аж целых 15 кв. метров, ну прямо царские хоромы. Дышалось здесь, конечно, легче, воздух не был пропитан потом супруга, смешанным с перегаром, и было относительно тихо. На стене тикали часы, которые свекровь всегда выносила из комнаты, когда приходила ночевать, но на Егоровну они действовали успокаивающе. За стеной на кухне переодически тарахтел холодильник, но это была ерунда, по сравнению со сверлом соседа. За другой стеной, выходящей на площадку, грохотал лифт, то поднимаясь, то опускаясь, соседи проснулись и спешили по своим делам. «Надо же, включили лифт»,- обрадовалась Любка и отключилась.
            Ее разбудил муж, он открыл дверь в комнату, и та со стуком ударилась о стену. «Есть будешь»?- спросил муж. Вот они уже на кухне с наслаждением уплетают за обе щеки яичницу с луком и с икрой заморской кабачковой. Не спеша ведут беседу о том, о сем. И в самый разгар беседы ворвался пронзительный крик, Любка чуть не подавилась, кусок в горле застрял, хорошо, что муж оказался рядом, спаситель, постучал по спине и кусок вернулся обратно. Ничего страшного не произошло, это просто соседка своим противным, картавым голосом орала на своих домочадцев, а через вентиляционное отверстие был слышен не только крик, но и шепот соседей.
            Наверху жила многодетная семья. У них было четверо детей, двое больших и двое маленьких, после трех дочек сосед все же дождался наследника и с гордостью дал ему свое имя. Младшие только пошли в школу, а одна из старших дочерей уже подарила им внучку. Женщины там плодились, как кошки. Отца внучки как-то не наблюдалось, а может он просто хорошо маскировался. Соседка работать не желала, а занималась криковоспитанием детей, обрюзгла, потяжелела, живот закрывал колени. Было видно из окна, как она, переваливаясь как утка, шла за молоком. «Нюра, иди макароны есть»!- кричал сосед с кухни, а что же им было еще есть, коль сосед один работал и кормил всю ораву. Но он частенько не выдерживал и, напившись, орал всю ночь, никому не давая спать, гонял всех и материл. Забегая в будущее, скажу, что соседку вскоре так разнесло, что ноги не выдержали, и она перестала ходить, а вскоре и умерла. Все тяготы семейной жизни и воспитание детей и внучки легли на дочь, которая так же как мать, орала на
            Стр.2
кухне. Любка вздрагивала, думая, что воскресла соседка. И если кто чужой забредал на Любкину кухню, тоже пугался, не ожидая в пустой кухне услышать чьи-то голоса. Что ж не зря гласит поговорка «Яблочко от яблоньки недалеко падает».
            Устав от городской суеты, Любовь Егоровна с мужем отправились вдвоем на дачу. Дети категорически не признавали дачу и не желали туда ездить. Родителей называли сумасшедшими дачниками. Конечно, они же жили в 21 веке, были нормальными компьютерными детьми, а всякие там грядки, птички-синички их мало интересовали, при этом они с удовольствием ели салатик, огурчики и всякие там заготовки, думая, что они прямо в банках растут на деревьях. А малограмотные родители, ничего не понимавшие в компьютерах, вкалывали с лопатой, гнули с трудом гнущуюся спину на прополке, собирали урожай, закатывали его в банки и с наслаждением слушали пение птиц и смотрели на небо, моля дать им сил и здоровья, хорошую погоду и богатый урожай. В машине Любку немного укачало, чуть пошатываясь, она подошла к калитке, вдыхая чистый воздух, закружилась голова. Но зайдя в нее, Любка забыла о сне и усталости. С клумбы на нее весело смотрели анютины глазки, казалось, они подмигивают ей, и Егоровна невольно улыбнулась. К ней потянулись все ее цветы, которые она выращивала с любовью. Пестовала и лелеяла их, поливала и подкармливала, и они отвечали ей бурным цветением. Красавицы розы манили вдохнуть их малиновый аромат, георгины огромными шапками красовались у окна. Белая и розовая лаватера соперничали между собой в красоте. Гладиолусы, высокие и стройные, были нежны и прелестны, как молоденькие девушки. Как рыжими веснушками, участок был обсыпан ноготками, повсюду белели маргаритки, и блестела на солнце элегия. С самой ранней весны до поздней осени цвели в саду у Егоровны цветы, одни отцветали, другие зацветали. И глядя на них, забывались все неприятности, и душа тоже зацветала. «У нас как в оранжерее»,- сказал довольный муж, он тоже любил цветы, в отличие от мужей ее сотрудниц. Они признавали только картошку, и бедные жены не знали, куда воткнуть цветочек, чтобы грубый сапог супруга его не растоптал. Соседи, как на экскурсию, приходили полюбоваться цветами Егоровны, охали и ахали. Были и те, которые завидовали этой красоте, и после их восторгов некоторые цветы чахли и засыхали на корню, не выдерживая тяжелого взгляда.
      Как-то зашла председатель дачного кооператива, увидела обилие цветов и спросила: «Что на продажу растишь»? «Нет, для души»,- ответила Любка. Некоторым людям было непонятно, что цветы растить не обязательно для продажи. Любовь Егоровна любила дарить цветы, она носила букеты на работу, и ее цветы дарили окружающим тепло и радость, заставляли забывать о неприятностях и проблемах. Пока человек смотрит на цветы, он ни о чем больше не думает, и это немало в наше суровое время: хоть на минутку оторваться от жестокой реальности и побывать в мире грез.
      Правда, были и такие соседи, что не признавали эту красоту. «Какие у тебя заросли, комары заели,- говорила соседка по улице, глядя на кусты сирени и рябины,- выкорчевать и все засадить картохой». А Егоровне было скучно у соседки на участке, где были только грядки и картоха, которая отцветала, и глазу было не за что зацепиться. Таких людей Егоровна считала материалистами и иногда им завидовала. По ее мнению, материалистам жилось гораздо легче, чем романтикам. Кроме шмоток и чем набить свое брюхо, их ничего больше не интересовало. Голова была свободнга от всяких романтических бредней, в ней не рождались стихи. Они твердо ступали по земле, реально смотрели на вещи и не витали в облаках, ожидая какого-то чуда, как романтики.
      Едва очутившись на участке, Любка с мужем в первую очередь обошли свои владения ( проверили порядки ). Где надо подвязали, поставили подпорки, выдернули особо наглые и зажиревшие сорняки. «Пора бы перекусить»,- сказал муж. Почему-то на даче постоянно хотелось есть, и работа на участке всегда начиналась с ложки и вилки, ну а потом, как говорят: «После сытного обеда, по закону Архимеда полагается поспать».
            Стр.3
Глядя на мужа, Любка все больше убеждалась в том, что муж косеет на глазах, походка его стала неровной, мысли путались, выливаясь в бестолковую речь. Вот-вот дойдет до последней стадии, которую Любка определяла по словам: «И ес, и да…». «Наверное, опять к самогонщику сбегал»,- злилась Любка. «Ну что за скотские создания эти мужики, ни на минуту нельзя оставить без присмотра, где только, интересно. У них мозги помещаются, если, конечно они у них есть»?- в чем Любка сильно сомневалась. Она старалась понять мужскую породу, но не могла. «Безусловно, они ближе к природе, чем женщины,- думала Любка,- все их действия подчинены животным инстинктам, но в отличие от животных у них отсутствует инстинкт самосохранения и поэтому они скоро вымрут как мамонты, а женщины будут вынуждены рожать от самих себя». Где-то в журнале Любка прочла, что скоро это будет реально, жизнь все равно возьмет свое, и природа позаботится о потомках. Любке стало очень грустно, она жалела мужа и злилась на него. Проклятый самогонщик, весь кооператив споил, а сам ведь гад не пьет, вылез из этого дерьма, теперь других в него толкает. Вон его мрачно-зеленый дом под черной крышей наискосок стоит, и сам он вечно ходит в черной шляпе, даже когда купается в озере, не расстается с ней, и его шляпа плавает рядом с хозяином. Пустить бы ему красного петуха, да жалко соседей, пострадают ни за что. Но он, гад, дождется, что бабы соберутся, воткнут трубку его адского аппарата, из которой капает вонючее зелье, ему в одно место и сделают клизму, короче прочистят его до мозгов, чтобы больше неповадно было спаивать их мужей.
      Муж, наконец, угомонился, из домика доносился его храп. Любка вздохнула и села на качели. Она с детства обожала качели, они с подружками любили петь, сидя на качелях, воображая себя знаменитыми певицами. Любка пела и раскачивалась все сильней и сильней: « От чего родился босяком…»,- пела Любка свою любимую песню и смотрела на березы, росшие на соседнем участке, а затем, глядя на небо, затянула: « Небо-небушко затуманилось, сердце девушки опечалилось…небо-небушко будь поласковей, видишь, девушка так несчастлива…, нелюбимая, нелюбимая, кто ей это говорил…это ветер пошутил…». Любка не обладала звонким голосом, но в песни она вкладывала всю свою душу. И над дачами медленно плыло ее грустное пение, схожее с пением бурлаков на Волге.
      Но бедной Егоровне и тут не было покоя, брякая ведрами, шел за водой мужик с соседней улицы. Самая чистая и вкусная вода была у Егоровны в колодце, она сама ее разыскала с помощью маятника и попала в точку. А вместе с водой нашлось и полезное ископаемое – синяя глина с большой энергетикой, Любка сама ею лечилась и советовала другим. Теперь соседи со всей округи приходили к Любке за водой, и дача походила на проходной двор. Стоило только Любке раздеться и пристроиться на раскладушке, позагорать, обязательно кого-нибудь принесет нелегкая. Любка сначала стеснялась, а потом привыкла и не обращала внимания на посетителей: «Я на своей даче, - думала Любка, - хожу, как хочу и делаю, что хочу, нечего глаза пялить на чужой участок». Но этот с ведрами был особо вредный, Любке казалось, что он со второго этажа своего дома подсматривает за ней. «Целый день на качелях сидит, во делать-то тебе нечего, хоть бы ты упала, вот было бы смеху», - брякнул мужик. Любке ужасно захотелось вылить на его лысеющую голову ведро ледяной воды с колодца, или подрыть тропинку, как это они проделывали в детстве, чтобы он брякнулся вместе с ведрами так, что одно из них оделось на его башку, прикрыв бесстыжие глаза.
         «Фу, наконец, отвалил», - с облегчением вздохнула Любка. «Однако, что-то сегодня тихо», - подумала Егоровна, и тут же у соседей заорал магнитофон, бухая на весь кооператив. Любка поднялась на второй этаж дома и выглянула в окно. Так и есть, молодые приехали к соседке помогать, вон уже танцуют. «Это надолго», - обреченно подумала Любка. Она никак не могла понять людей, неужели им шум в городе не надоел. Любка очень уставала от городского шума и каждый раз, собираясь на дачу, мечтала о
            Стр.4
тишине. Она любила слушать музыку природы: пение птиц, свист ветра, шорох листвы, стук дождя по крыше. «Но почему люди ничего этого не слышат», - думала Любка. Она была белой вороной, которую окружала стая воронья, беспрерывно каркающая, не дающая ей покоя. Даже в будний день со всех сторон доносилась музыка «Радио – мелодии». Соседка справа говорит, что у нее в городе под окнами птички поют, а здесь она наслаждается музыкой. «Счастливая, - подумала Любка, - а у нас в городе только соседка ниже этажом поет до четырех утра. Выгнала мужа, не догуляла, видно, баба, теперь развлекается на всю катушку». Из кухни Любки слышно, как она там с мужиками куролесит. Любка вначале думала, что это ее сыновья с девчонками развлекаются, пока родителей дома нет. Но однажды, встретив соседку, спросила: «Слушай, Галя, это твои там музон врубают, всю ночь спать не дают?» Соседка засмеялась : «Нет, это мы с девочками отдыхаем, а что разве слышно?» «Не, не слышно, в два-то часа ночи музон на всю катушку через картонные перегородки, издевается что ли» - подумала Любка и не нашлась, что сказать.
      Соседке слева Егоровна втайне завидовала, хотя та все время ворчала. Мужик работящий не пьет, не курит, чего еще надо. А она все зудит и зудит на него, как муха, весь день. Эх, отбить бы мужика у этой старой пилы, ведь совсем скоро перепилит, зубов не пожалеет. Да только, говорила соседка, жаден он больно, поэтому не пьет и не курит, денег жалко. Куда он их копит, наверное, в дорогу в мир иной собирает, а вдруг там тоже все дорого. По - своему он, конечно, прав, похоронить сейчас человека влетит в копеечку, родственники останутся без штанов. Любка подумала – подумала и решила: «Ну, на кой мне такой жадный старый пень, ведь зимой снега не выпросишь. То ли дело муж родной, вон он, какие серенады выводит, аж стены трясутся. Как подопьет, сразу такой щедрый становится, ну прямо мультимиллионер».
      А вот и дедуля пожаловал к соседям напротив , собачку лайку выгуливает. Вроде породистая собака, а брехливая, как дворняга, и день и ночь лает, то ли воры лезут, то ли просто ежик пробежал. Дедуля этот большой охотник до песен, как подопьет, так и начинает свой концерт, Кобзон отдыхает. И сын его не отстает, у него старинный приемник, колонки на окно, и песни нашей молодости зовут на дискотеку. Тут недавно Егоровна с мужем и соседка по улице с мужем, те, у которых все картохой засажено, устроили дискотеку под его окнами, ох и наплясались. Правда, мужикам было скучно плясать на трезвую голову, но они не растерялись, нашли выход из положения. Рядом у соседей справа гуляла молодежь, а музыка соседа напротив, перебивала их современные мотивы, льющиеся из иномарки. Тогда молодежь решила посмотреть на динозавров и высыпала на дорогу, а затем увлекла за собой и мужей, они растворились в ночи за стенами соседского дома, оставив своих жен на попечение соседа. И только опомнившись и не желая скандала, а может, испугавшись, что жены тоже растворятся за стенами дома соседа, любителя ретро, мужья вернулись восвояси, успев все-таки остограмиться. А жены, боясь вторичного похода мужей на соседнюю дачу, распихали их по домам. Егоровна с мужем плюхнулись в постель, муж тут же захрапел, а она еще долго наслаждалась в ночи музыкой соседей и заснула только под утро, когда они, наконец, угомонились.
      Вспомнив все это и то, что сегодня суббота, Любка поняла, что спать ей сегодня не придется. Делать ничего не хотелось, рабочий настрой пропал, и Любка, бесцельно побродив по даче, решила сходить на озеро искупаться. Благо озеро было недалеко. Вообще участок Егоровны был расположен довольно удобно, прямо посередине, между озером и лесом. Дачники постоянно паслись в лесу и поэтому там было больше людей чем ягод и грибов, но хватало всем помаленьку и все были довольны. Было тепло, и на озере отдыхало много народа. Подъехал на машине сосед по улице с женой. «Несколько метров не пройти, - возмутилась Любка, - на пляже и так не развернуться, а еще машин понаставили». Из машины вышел сосед, маленький, худенький, выкатилась его жена,
            Стр.5
круглая, как шарик. «И что было бензин тратить, пнул бы ее у калитки, она бы до озера так и докатилась, как колобок»,- ухмыльнулась Любка. На пляже виднелась чернота от кострищ. Народ развлекался по полной программе, кто сидел, кто лежал, а некоторые были уже не в состоянии подняться. Магнитофоны в машинах орали на всю катушку, стараясь, перекричать друг друга: «Мы в машине у тебя целуемся, мы разденемся с тобой, разуемся», - доносилось из одной. «Где же ты моя Сулико?» - слышалось из другой. «Где – где, - злилась Любка, - в машине с любовником все друг другом никак не налюбуются. «Ну и репертуарчик», - плюнула Любка и пошла в воду. Но, не смотря на жару, вода действовала отрезвляюще. Куча ребятни барахталась у берега, а затем в воду влетела огромная овчарка, Любку окатили с ног до головы. Она поспешила отплыть подальше от берега и этого дурдома. Егоровна любила плавать, она спокойно держалась на воде, как надутый резиновый мяч, но нырять она не могла, как тот же мячик ее выталкивало из воды, голова еще находилась под водой, а зад, как поплавок, уже торчал на поверхности. Но Любка от этого не страдала, она доплыла до середины озера и повернула обратно. Ребятня подняла со дна озера всю грязь, и Любка сквозь эту толкучку еле выбралась на берег, вся в песке и иле. «Искупалась называется», - подумала Любка, - да ладно обольюсь из бочки на даче». Тут она почувствовала, что кто-то дернул ее за лямку купальника, испугавшись за свою репутацию, Любка обернулась. Никого, глюки что ли, наверно перегрелась на солнце. И тут Егоровна вспомнила, как однажды вечером она одна ходила купаться, и к ней пристали двое подвыпивших мужиков с соседней улицы. И на намеки одного из них она что-то ляпнула несуразное. На слова: «Муж не стенка, можно и отодвинуть», она ответила: «А может за твоей женой шкаф стоит». Придя домой, она обнаружила за лямкой купальника зажигалку, хорошо, что муж в это время спал, как всегда. А тот мужик похоже не спал всю ночь, переваривая ее слова, и на следующий день прискакал с разборками: «Скажи, с кем спит моя жена?» «Во придурок ревнивый, да кому нужна его швабра, один нос чего стоит». Егоровна еле его успокоила, припомнив ему инцидент с зажигалкой. Он засмеялся и отвалил. «Слава Богу», - перекрестилась Любка.
         Но сегодня она без происшествий добрела до своей дачи, не забыв в который раз возмутиться нерадивостью хозяина крайнего участка, расположенного сразу на две улицы. Позор на нашу работящую улицу. Посреди огромного участка были две полуразвалившиеся грядки, на которых торчали бледные, еле живые растения. Хозяин с хозяйкой храпели после принятой дозы, отоваренной у самогонщика, или торчали на рыбалке. Начатый было строиться дом, уже наполовину сгнил без крыши, а однажды во время сильного ветра упал туалет на соседний участок, жаль, хозяина там не было, пусть бы в дерьме протрезвел.
         Любка переоделась и отправилась поливать огурцы. А вот и еще одни соседи пожаловали. Соседи вышли из машины, постояли между гряд и спрятались в домике. Егоровна знала всю их программу. Сегодня на участке они больше не появятся, плевать они на него хотели с высокой колокольни. Сорняки на картошке стояли в рост, их вызревшие семена оседали на соседних участках, прибавляя работы хозяевам. Бедная картошка гнила медленно, но верно, похороненная под слоем мокрицы. Только соседям не до нее, весело живут, каждый день у них праздник. «Счастливые, а в моей жизни нет никаких праздников», - подумала с грустью Любка. Они компанейские, сейчас отправятся по гостям и у кого–нибудь осядут. И действительно, не прошло и часа, как с соседней улицы стали доноситься пьяные крики соседей. А соседка громче всех выводила свою любимую песню: «Напилася я пьяна, не дойду я до дома…» Зачем афишировать и так весь кооператив знает, что сегодня она до дома не дойдет. Благо лето. «И под каждым ей кустом был готов и стол и дом», - подумала Любка и отправилась спать, так и не найдя ответа на вечный вопрос: «Быть или не быть! Пить или не пить!» А однажды во сне ей приснился молодой человек, которого она отвергла, и он задал ей
            Стр.6
такой вопрос: «Как мне быть, любить или есть и пить?» «Просто жить, чтобы есть и пить скучно, должен же быть смысл какой-то в этой жизни, иначе зачем рождаться», - размышляла Любка. А с любовью столько мороки, и вообще она считала, что любви нет, а есть сначала страсть, затем привычка, потом жалость. Люди собрали все эти чувства вместе, и букет назвали любовью. Вон она любовь похрапывает на постели, Любка глянула на мужа и нырнула под одеяло на скрипучий холодный диван. Съежилась от холода, свернулась в комочек и долго смотрела на луну, которая нахально заглядывала к ней в окно и в ее душу. Любке хотелось завыть на эту луну и, как будто поняв ее настроение, завыла соседская собака, а из Любкиных печальных глаз полились горько-соленые слезы. Так она и уснула вся в слезах, благодаря Господа за то, что сегодняшний день завершился.
      Любка проснулась от жажды, вышла на веранду попить водички и услышала шум подъехавшего автомобиля. Она поднялась на второй этаж и выглянула в окно. Там в темноте двигалось нечто в белом одеянии, Любка обомлела, потерла сонные глаза, всматриваясь в темноту. И тут только до нее дошло, что это всего лишь невеста. Сосед наискосок, которого они с мужем прозвали «Наф-наф», за то что у него был блочный каменный дом в отличие от соседних деревянных, выдавал замуж свою дочь. Видно жених с невестой решили провести первую брачную ночь на даче. Любке было видно в незашторенное соседнее окно, как они раскладывали подарки и ставили цветы в вазу. Любка вспомнила свою свадьбу, как они вышли из загса, и зашли в соседний подъезд. Загс размещался в том же доме, где жил жених. Было много народу и в двухкомнатной квартире не развернуться. Любка на своей свадьбе даже ни разу не потанцевала. А танцевать она очень любила, да видно оттанцевала свое. Соседи зашторили окна, а Любка осталась спать на втором этаже. Через какое-то время ее как будто кто-то толкнул в бок, и она открыла глаза. Уже светало, огромный черный пушистый кот сидел на столе и навострив уши смотрел в окно. «Что он там интересного увидел», - подумала Любка и глянула в окно. По участку ходил какой-то человек, Любка посмотрела на часы, было четыре утра, она потерла глаза, может быть показалось. «Ну, кто в это время может там ходить? Так это же наркоман мак рвет», - дошло до нее. Любка спустилась и стала теребить мужа, пока он очухался и вышел, наркоман с пучком мака уже удалялся в сторону озера. Муж прокричал ему что-то вслед, пообещав вырвать ноги и вставить спички, и снова захрапел. Не желая слышать храп мужа, Любка снова поднялась на второй этаж и задремала. Проснулась она от чьих-то шагов, гулко разносящихся в тишине. Когда шаги поравнялись с домом, он аж зашатался бедный. Дачи-то построены на болоте, а участок Егоровны в самой низине, когда закладывали фундамент под дом, еле докопались до глины, дом поставили на сваях, как на курьих ножках. На месте участка Егоровны росла клюква, а теперь здесь растут яблони, но от сырости они стали болеть и засыхать. Когда кто-то идет по участку почва под ногами колышется и дом трясется, как припадочный.
         Любка выглянула в окно, кому это там не спится, топает как слон. О, да это соседа черти понесли на рыбалку, у которого все картохой засажено. Вон лодку на голову нахлобучил и прет. Шаги затихли и Любка снова забылась тяжелым, беспокойным сном. Но это продолжалось недолго, она проснулась от стука и долго соображала, где она и что происходит. А когда окончательно очнулась, глянула на часы, было семь часов утра. Опять этот противный сосед, жаворонок недобитый с утра колотит свою халупу, каждый выходной спать не дает. Это во сколько же надо встать, чтобы пешком притащиться на дачу, а на это надо минимум час, и начать измываться над соседями. Ведь он же гад сейчас часок другой постучит, а потом спать завалится и «Ванька не чешись». «Никакого покоя нет», - ворчала Егоровна, - с вечера музон, по ночам наркоманы шныряют, утром долбеж, а днем пилят и сверлят». Жизнь кипит и бьет ключом, почему-то все по голове. Уснуть больше не удалось, Любка еще немного повалялась и, услышав шаги мужа,
            Стр.7
спустилась вниз. После бесконечных дождей засветило солнышко. «Хоть какая-то радость», - подумала Егоровна, помахала руками, типа сделала зарядку и отправилась с мужем на озеро смывать ночные кошмары. По сравнению со вчерашним бедламом, там была благодать. Тихо, озеро не колыхнется. Только соседка со смежного участка Фаина Ивановна с подругой мутили воду, а остальные, похоже, еще не могли отойти от вчерашнего, хотя в самый раз уже смыть похмелье. «Я каждое утро хожу купаться, а вас что-то не видно», - сказала Фаина Ивановна. Она была дама средних лет, лицо носило отпечаток вечного похмельного синдрома, на котором косили глаза, блестевшие каким-то бешеным светом. Егоровна долго не могла понять, что это у нее с лицом, пока муж ей не объяснил: «Да она же вечно под шафе, ты что ослепла, трезвого от пьяного отличить не можешь!» «Да хрен вас разберешь», - подумала Любка, - зимой и летом одним цветом, а вернее утром и вечером в одном и том же состоянии». Конечно, что ей, этой Фаине Ивановне, она стакан хлопнет и в воду, которая возле нее аж закипает. А вода в этом году холоднючая, теплых дней раз, два и обчелся,
Все время дожди и холод. Мерзлявая Егоровна все лето печку протапливала, и вода возле нее покрывалась тонким ледком. А этой и зимой печка не нужна, пару стаканов и весна вокруг дома, как в сказке «Двенадцать месяцев». «А меня начальник с отпуска вызывает», - тараторила Фаина Ивановна, - без вас, говорит, Фаина Ивановна, совсем шофера спились». Оказывается, она шоферским доктором работала, шоферов на предмет трезвости проверяла. А что она могла учуять, от всех пахло одинаково, и от нее и от шоферов. Трубка в руках Фаины Ивановны всегда защищала рабочий люд, и поэтому показатели всегда были в норме, ценный работник эта Фаина Ивановна, ничего не скажешь.
         Искупавшись, чета Максимовых позавтракала и, каждый занялся своим делом. Егоровна парилась на прополке, а муж колесил по даче, создавая видимость работы. Вот занавеска у соседей зашевелилась, и сосед выполз на улицу. Прихватив двадцатилитровое пластмассовое ведро, он поплелся на участок Егоровны за водой. Возле колодца мужики встретились и пошли продолжать разговор за веранду. Егоровна знала, что у мужа под верандой есть хоронушка, но в процесс вмешиваться не стала, себе дороже. Как-то она раскопала бутылку самогонки и вылила ее мерзкое содержимое на травку, вонь была несусветная, а бедная зеленая травка тут же превратилась в силос. Интересно, как только у них желудки выдерживают, сами уже в силос или в слякоть, а желудку хоть бы что, только после них в туалет без противогаза зайти невозможно, а им что, свое не пахнет. Мужики вышли из-за веранды, и сосед перед собой двумя руками поволок, пыхтя и обливаясь потом, свое огромное ведрище. Егоровна на какое-то время задумалась и отвлеклась. А когда вернулась к действительности, то заметила как муж, зажевывая, выползает из соседского сарая.
      И тут в нее вселился зверь, огромный и злой, Любка не выдержала и спустила на мужа «собаку». Но, как говорила ее бабушка, хоть на-цы в глаза, а ему все божья роса. И муж бочком, бочком шасть в дом, который тут же затрясся от его храпа. А закипевшая Любка, не успевшая выпустить весь пар на мужа, спустила остатки на собутыльника соседа, как на грех, притащившегося на ее участок что-то коптить и зацепившего ее каким-то словом. «Не дача, а проходной двор», - злилась Любка, - и коптильня и парильня и колодец, все услуги для соседей, а главное бесплатные». Она уже не чувствовала себя хозяйкой на своем участке. Сосед что-то бормотал в ответ, но Любка его уже не слушала, она на всех парах понеслась в дом. А сосед, как потом выяснилось, пошел жаловаться разлюбезной супруге, которая после вчерашнего бодуна еще не соизволила подняться. Соседка, надо сказать, была мастер спорта по части литробола, любого мужика могла заткнуть за пояс. И только красный нос, и вопли громче обычного выдавали ее состояние. Она была подругой Фаины Ивановны, их участки разделял только забор. «Свояк свояка видит издалека», - гласит народная мудрость. А муж ходил перед
            Стр.8
ней на цыпочках, как трусливый заяц и показушно облизывал жирное лицо своей круглой супруги. Увидев ее однажды, одноклассник Егоровны сказал : «Не идет, а катится». Она действительно была низкорослая и круглая, без намека на фигуру, одинаковая во всех местах, про таких говорили 7 на 8, 8 на 7. Увидев эту катящуюся в ее сторону фигуру, Любка сразу догадалась, будет скандал. Но дверь закрывать не стала, она жаждала крови. Любка по натуре терпеливая и не скандальная женщина пребывала в истерическом состоянии, доведенная до крайней точки мужем и соседями. Не успев открыть дверь, соседка тут же заорала с порога, обвиняя Егоровну во всех смертных грехах. Любка слушала ее и нагло улыбалась, соседку это еще больше распалило, и она прибавила громкость. Егоровна терпеть не могла, когда на нее кричат, и вышла из-под контроля, вернее из себя. «Где это ты видела, что я валяюсь», - орала соседка. Любка не могла врубиться, что несет эта истеричка с бодуна, в чем ее обвиняют, подумаешь мужиков погоняла, нет, чтобы спасибо сказать и встать на ее сторону, эта изменщица переместилась во вражеский лагерь, никакой женской солидарности. Правда, соседка в это время на женщину мало походила, а больше на какую-то расплывчатую, одноклеточную амебу. «Алкоголичка», - подумала Егоровна, а вслух нагло подтвердила слова соседки: «Валяешься, валяешься…» Хотя ни разу не видела, чтобы соседка валялась на огороде, она хитрая, в состоянии перепития из дома ни ногой. Да и вообще она редко выползала на огород, а если и выходила, то стояла руки в боки или щелкала семечки, глядя как супруг, впотычку копает грядки. Муж у нее хоть и пьет, но работу свою знает. Попьет, проспится, покопает, опохмелится, проспится, опять копает, она без него шагу ступить не может. Только муж за порог, как соседка уже зовет: «Миша, иди сюда». «За что он только ее любит», - удивлялись соседи. Видно Господь жалеет непутевых, посылая им поддержку.
      Ссора была в самом разгаре и после подтвердительных слов Егоровны соседка взорвалась и стала потихоньку, боязливо к ней протискиваться, рискуя застрять на тесной веранде. Любка догадалась о ее намерении, но с места не двинулась, хотелось, все же посмотреть на сколько хватит наглости у этой особы. Соседка подняла руку, чтобы влепить ей пощечину. Любка отклонилась, и она лишь слегка задела ее жирными пальцами. Но и этого было достпточно, чтобы Егоровна взбесилась, ее глаза запылали адским зеленым огнем. Соседка, увидев безумные глаза Егоровны, потеряла голос и помчалась к выходу. Но ее настигла тарелка, запущенная соперницей. Хорошо, что она немного наклонилась, а тарелка была запущена дрожащей от бешенства рукой, а то бы она снесла безмозглую башку соседки. Егоровна была слабой женщиной, но в минуты гнева сил прибавлялось, и она была способна на все. Хорошо, что соседка это поняла и, прибавив скорость, понеслась на свой участок. Муж уже летел ей навстречу, запоздало прикинув пропитыми мозгами, что могут сделать друг с другом две взбесившиеся истерички. Любка выскочила на крыльцо, и они обменялись напоследок словами, определившими, по их мнению, суть друг друга: «Сука, стерва…» Слова летели, как копья, раскалываясь посередине и падая на изумленных соседей, прекративших работу, и обалдело, глядевших на двух нахохлившихся куриц. От шума проснулся муж Егоровны и, глядя на свою разбушевавшуюся супругу, враз пртрезвел.
      От греха подальше он погрузил Любку в машину и повез домой в город. «Отдохнули», - сказал муж, «отдохнули», - ответила Егоровна и зарыдала от избытка чувств. Она никогда в своей жизни ни с кем так не ссорилась, как сегодня с соседкой, и если были какие-то небольшие стычки или споры, Любка долго переживала и могла даже заболеть. У нее была ранимая душа поэта, и обидеть ее не составляло никакого труда. Вот только защитников почему-то не находилось. И Любка чувствовала себя неуютно и одиноко в этом жестоком мире, где обидеть может любой, а пожалеть некому. И Любка иногда сама себя жалела, рыдая в подушку. Подушка, ее молчаливая подружка, свидетельница слез и ночных кошмаров. А на людях Любка не любила показывать свою
            Стр.9
слабость, доставлять удовольствие врагам. Хотя она была миролюбивое создание и никому не желала зла, враги и завистники все же находились. Чему они завидовали было непонятно. Наверное, тому, что Любка никогда не жаловалась, и люди думали, что у нее все «о кей», а у них куча проблем, и старались переложить эту кучу на хрупкие Любкины плечи. Любка чувствовала этот груз и сжималась, как пружина, боясь расслабиться, чтобы эта тяжесть ее не раздавила.
         Муж привез Егоровну домой, и она рухнула на постель. За стеной опять сверлили, над головой прыгали соседские детишки так, что качалась люстра, а снизу доносилась музыка, и чей-то знакомый с детства голос, как будто успокаивая Любку, пел: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди, вся жизнь впереди…» «Разденься и жди» - допела Любка. Так она и сделала, разделась и закрыла глаза, надо как-то попытаться уснуть, ведь завтра на работу. Перед закрытыми Любкиными глазами проплыли все события выходных. «А все же хорошо дома», - подумала Любка, - соседи за стеной и мне по фиг, что хотят пусть делают, лишь бы меня не трогали. Через закрытую железную дверь им не войти, и на восьмой этаж вряд ли кто полезет, если только какой скалолаз найдется или карлсон с крыши спустится, только вряд ли у них хватит смелости. А вот на даче надо поставить трехметровый забор от соседей и желательно сверху натянуть колючую проволоку. А еще завести огромную злую собаку. «Я сама, как собака», - говорила мать на предложение завести собаку. И похоже была недалека от истины. Некоторые люди хуже брехливых собак, все лают и лают, взять хотя бы ту же соседку, что облаяла сегодня Егоровну. На собак хоть можно намордник надеть. И Любка улыбнулась, представив соседку в наморднике. «А все же везет мне с соседями, - подумала Любка, - а то померла бы со скуки, и кто знает, какие бы там окружали соседи». Любка была уверена, что и на том свете ее не оставят в покое. Веселые соседи, брякая костями, будут отплясывать страстный танец на могилах в новолуние. «Тьфу ты, какие только гадости не придут на ум. Бедный воспаленный мозг сведет меня с ума, спать, быстро спать», - приказала себе Любка.
      Стало тихо, угомонились соседи, и Любка уснула, измученная за выходные. Луна опять заглянула в окно, но Егоровна не отреагировала. Она отключилась от всех житейских проблем и, забыв на время этот жестокий и злой мир и своих соседей, пребывала в царстве сказочных сновидений. Ей снилось, что она золушка и, прекрасный принц ищет ее, чтобы примерить хрустальную туфельку, но вокруг нее какие-то стены, заборы и Любка мечется между ними, не видя выхода, а бедный принц никак не может ее найти. А завтра снова наступит день со своими страхами и заботами. И сон, как говорится, в руку. Мы все мечемся в этом мире, что-то или кого-то ищем, и не находя выхода бегаем по кругу, как загнанные лошади, натыкаясь на преграды, порой на старости лет остаемся у разбитого корыта.
         А пока Максимова Любовь Егоровна и ее соседи спят и видят сны, огромный мир вокруг них не спит. И никому непонятно, чья вина в том, что людям тесно в этом огромном мире, как в коммунальной квартире, и что они истребляют друг друга ради власти, денег и глотка чистого воздуха. Чья-то незримая жестокая рука разделила роли, как в театре. Кому-то досталась роль жертвы, а кому-то исполнителя, палача. И люди не вольны изменить свою судьбу. Хотя с экранов телевизоров внушают, что у них есть выбор, надо только измениться самим и вокруг нас изменится мир. Но изменить себя очень трудно, если б это было так просто, как переключить программу по телевизору, нажал кнопку и смотри другую передачу, многие бы изменили свою жизнь. «Надо изменить свое отношение к жизни, превратить лимон в лимонад», - пишет Карнеги. О, мудрый Карнеги, советы давать легко. А впрочем, чем мы рискуем, давайте изменим свое отношение к жизни, и не будем обращать внимание на ее мелочи. Давайте пожалеем соседей и друг друга, не будем такими эгоистами. Ведь нам придется до конца дней своих терпеть друг друга, разъехаться мы не сможем только по одной причине, наши
            Стр.10
финансы, как в песне, поют романсы, и с каждым днем все тише и тише. Произошло обнищание средних слоев населения, это мы когда-то проходили по истории. А еще говорят, чтобы что-то изменилось, надо менять сознание людей. А люди у нас пока что без сознания, особенно сильные мира сего. Уже давно нам обещают конец света, чтобы убрать всех бессознательных и начать все с нуля. Ведь до нас уже было много цивилизаций, но, наверное, слуги Господни не сильны в науках и допустили просчет. Сознание у людей в новой цивилизации не изменяется, и Господу приходится начинать все сначала. А может какие-то злые силы запустили вирус в мозги людей, как в компьютер, и он быстро распространяется, осваивая все новые и новые территории.
А как изъять этот вирус из мозгов? Господь призывает нас молиться. «Любите ближнего своего, как самого себя», - наставляет он нас. А любим ли мы себя? Надо подумать об этом. Давайте попробуем общими усилиями изгнать вирус зла и равнодушия из наших душ и мозгов. Господу Богу помолимся…
            «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя
            Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя,
            Яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь
            Нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы
            Оставляем должником нашим, и не введи нас во
            Искушение, но избави нас от лукавого».
            Аминь.



            ТАТЬЯНА СЕВЕРОВА

            14.12.04 г. 22 час.35 мин.