Сильная нота

Александр Симаков
                СИЛЬНАЯ НОТА

     Бабушка Глаша, нянькаясь с внучком, хвасталась им. Если, вдруг, кто из новых гостей оказывался, непременно говаривала, что от него «сияние идёт, свет с добром исходит».
   Мама потом не раз вспоминала, что сынок в младенчестве и не плакал вовсе.
  Чуть  Алик подрос, то как будто сразу всё у него по настоящему стало. Что не возьмётся делать, то по-серьёзному и, обязательно, до конца.  Хоть и росту он был не ахти какого, и силой не отличался, средний и только, но в классе над ним не подшучивали и не посмеивались. Даже отпетые Ванька Сорокин, да долговязый Гришка Самойлов его сторонились, как-то по своему уважали. Нина Савельевна, классная руководительница, уже в четвертом классе  подметила, что Алик не подведет. С улыбкой, особенным уважением, она воспринимала его стремление делать благое дело тихо, чтобы никто не видел. При этом соблюдала конспирацию перед любимым учеником, что ничего не знает про его тайные намерения. Настоящая жилка была у него и в учебе, и в дружбе, и в любом другом деле. Особенно же Алька летал в своей  любимой музыке и стихах.

    После окончания школы родителей не послушал, в консерваторию поступать сразу не стал. Решил сначала закончить музыкальную школу.
Алька, у тебя же состоявшийся слух — в сердцах воспитывала сына мать — о какой музыкальной школе может идти речь.
   Однако, он настоял на своём, считая, что консерватория — это очень серьёзно и к ней надо основательно подготовиться.

   Основательная подготовка, отмеченная красным дипломом, позволила поступить ему в консерваторию без осложнений. На прослушивании его сразу же взял к себе в свой класс знаменитый педагог профессор Олишевский. Он не ошибался, видел наперед, какого пошиба студент, какого уровня может достичь. Альберту Панову поставил планку Тихона Хренникова.
   Очевидно, не ошибся. На втором курсе Алик написал довольно неплохую песню, причем на свои же стихи. Она прижилась. Её стали напевать в быту, а это, считал Борис Ильич, истинный критерий, когда песня приживается в простых людях, становится «народной». «Дорогого стоит — говаривал замысловато профессор — если её станут бубнить на ходу и забудут, что у неё был автор, будут считать её народной».

     Сегодня в "консерве" пришлось задержаться. Мария Моисеевна, педагог по вокалу, один из самых авторитетных специалистов по постановке голоса, несомненно ненароком, обронила, что у неё есть время и она сможет задержаться. Она была из той плеяды «консерваторов» для  которых работа и жизнь давно стали, если не были всегда, единым целым; такой заквас людей, что феномен "черной дыры» — чем дольше существуют, тем больше энергии из них выделяется, к тому же и расходовать её Марии Моисеевне, в её одинокой жизни, было совсем не на кого. В классе Олишевского не подобранных, случайных, не было, однако, победно высидел, к очевидному удовольствию Мармуси, только Алик.
     Окончили они учебные тренинги уже в восьмом вечера. Выйдя из учебного корпуса он привычной дорогой пошагал до автобусной остановки. При этом, как обычно, напевал сам себе очередной, спонтанно возникший, музыкальный образ.

- Не надо, мальчики, не надо, я прошу вас, — вдруг донёсся до него возбуждённый женский  голос.
     Алька, не раздумывая, кинулся в ту сторону. В небольшом округлом скверике аллеи, рядом со скамейкой, при слабом освещении он заметил двух парней. Один держал высокую девушку за руки, второй явно начинал её раздевать.
- Ребята, отстаньте от неё, — крикнул он срывающимся голосом, который и так был достаточно высокого звучания, а тут, от сильного волнения, вообще стал писклявым.
Те обернулись.
- Исчезни, — грубо выдал один из нападавших, мгновенно оценив защитника.
    Алик подбежал, схватил одного за рукав, с силой потянул на себя. Другой, отстав от девушки, резко дернул его за куртку, первый, отцепившись от своего объекта нападения, ударил Алика в лицо, второй добавил ударом колена в солнечное сплетение. Алик полетел, упал на асфальт и, к тому же, ударился головой. Потом, не видя, что происходит, услышал только "Получай, получай". После этого один из хулиганов застонал.
- Ты жив?, —  услышал Алик голос, склонившейся над ним девушки.
- Вроде да, —  ответил он, садясь на асфальт, —  голова вот только шумит.
- Вставай, — стала она пытаться поднять его за подмышки.
- Не надо, — выставил Алик решительный протест, —  я сам.
Поднявшись, стал оглядываться.
- Где мой портфель?, — первым делом спросил он.
- Сейчас поищем. Ты откуда заходил?
- Оттуда. С той дорожки.
- Вот он. Прямо у входа на аллею.
- Спасибо. А эти что?, — сказал Алик, глядя на двух парней, лежащих на асфальте.   
    Один стал уже приподниматься, другой, постанывая, лежал скорчившись, очевидно, испытывая сильную боль.
- Пусть отдыхают. Хотя, постой. Проведем, дополнительно, небольшую воспитательную работу.
Подошла к тому, который уже сел на асфальт.
- Как ты там говорил «Тёлка может сама разденется?»
Парень молчал.
- Не поняла, а куда твои смелость с наглостью подевались? Чего молчишь? Или вы герои, только над теми, кто послабее и сдачи дать не может? Подонки, — презрительно произнесла девушка. Потом решительно,  требовательным, суровым голосом продолжила, — вставай и проси прощения у меня и этого парня, которого вы ударили. Кстати вот он герой, он вас двоих не испугался, вступился за девушку. Проси прощения, мразь. Или, может, тебе тоже руку сломать? Мне будет достаточно одного удара.
Тот встал.
- Извините, — сказал он, понурив голову.
- Документы есть?
- Студенческий.
- Ты еще, оказывается, и студент. Давай сюда.
- Белов Станислав Сергеевич, — прочитала в билете, —  строительный техникум. Знаем такой. Оттуда к нам двое ребят на тренировки ходят. Жди продолжения воспитательной работы. Билет тебе в техникуме отдадут.
- Как я сейчас без билета проеду?, — выставил он жалкий протест.
- Слушай, придурок. Если бы вы сейчас не получили отпор вы могли бы мою жизнь и здоровье этого парня покалечить. До тебя это доходит? Пешком дойдешь. Может тебе фонарь поставить, чтобы светил и показывал, куда и как дальше идти?
     Тот промолчал, но, видимо, все-таки испугался, сжался, чуть наклонился и отвернул свою голову.
- Ладно уж, пожалею. Но проблемы я вам гарантирую, по крайней мере, пока ты в техникуме находишься. Если вы еще раз что-нибудь подобное, как со мной, повторите, наказание будет суровым. Уяснил?
   Парень молчал.
- Я говорю, понял? — требовательно и сурово повторила девушка.
- Понял, —  выдавил тот из себя.
- Обещаешь, что не повторится?, — продолжила она воспитательный допрос таким же стальным голосом.
- Обещаю.
- Уроды. Силу вы только и понимаете, —  презрительно сказала она напоследок.
- Пойдем отсюда, —  обратилась девушка к Алику.

   Вышли из аллеи на дорогу.
- Я, наверное, к автобусу пойду, —  сказал Алик после некоторого молчания.
- У тебя куртка надорвана и в грязи со спины. Пойдем ко мне, я тут рядом живу. Надо тебя немного в порядок привести.
- Неудобно. Я Вас совсем не знаю. Я лучше на остановку.
- Какой автобус? У тебя же рукав скоро оторвётся. Пошли — девушка решительным жестом, исключающим всякие возражения, направила его в нужную сторону.

    Перешли проспект, вошли во дворы. Алик продолжал удерживать под мышкой правой руки портфель,  левой придерживал надорванный правый рукав.
Проходи. Снимай обувь, курточку, сюда клади портфель — повелительным тоном сразу же начала распоряжаться хозяйка, как только они вошли в квартиру.
    Сняв с Алика куртку, усадила его в кресло. На кухне зажгла газ, поставила чайник на конфорку. Вошла в комнату принялась рассматривать порванный рукав курточки.
- Давай, рассказывай — спросила девушка, начав подшивать. — Хотя, мы же ещё не познакомились. Как тебя зовут?
- Альбертом.
- Алик значит.
- Угу, так в основном все и зовут.
- Меня — Светланой.
- Говори дальше.
- Что говорить?
- Работаешь, учишься?
- Учусь. В консерватории.
- Здорово! Музыкант значит. А где занимаешься?
- Чем занимаешься?
- В секцию какую ходишь?
- Зачем секцию? Ни в какую секцию я не хожу. У меня времени на учёбу не хватает.
- Может сам каким-то спортом увлекаешься?
- Зачем спортом? Я же говорил у меня всё время на учёбу уходит — с таким же искренним недоумением, как и у Светы, ответил Алик. 
- Ты, что вообще не качаешься?
- Зачем надо качаться? Мне некогда. Серьёзная учеба требует серьёзного отношения — уже Алик в ответ также откровенно изумился, мол, чего здесь непонятного.
- Подожди, Алик, — Света отложила шитьё. — Что-то я действительно ничего не могу понять. - Ты, получается, был абсолютно не подготовлен? Ты на что надеялся, когда шёл меня защищать?
- Я ни на что не надеялся. Просто услышал и потом увидел, что Вам нужна была помощь. Я ни о чём не думал.
- Ты, Алька, или сумасшедший или святой.

    Алик промолчал. Света, глядя на него тоже молчала. Она действительно не понимала того, что произошло. Ситуация никак не вписывалась в её сложившиеся представления о современных отношениях между людьми, в которых, в основном, равнодушие: случись чего с человеком, с сердцем там плохо стало, тонет он — прохожие будут мимо идти, руки не подадут. Много в людях подлости стало, а случаев благородства — на пальцах пересчитать.  Сама она не раз  выручала, заступалась за подруг. Спортом стала серьёзно заниматься,  как раз для того, чтобы  помочь кому-то, защитить, да и за себя постоять. Того, чтобы кто-то за неё вступился — это впервые в её биографии. Хотя нет, была с ней похожая история, но в далёком прошлом, случившаяся одиннадцать лет назад, в седьмом классе. Тогда, на одной из перемен, стали её, как в то время говорили, зажимать. Пристал здоровенный девятиклассник Вовка Снегирёв. Света, как могла, отбивалась, отбрыкивалась от него. Мимо проходили мальчишки, даже из десятого класса, и никто не помогал. Помощь оказала тетя Маша — школьная уборщица. Она подошла сзади и сильно ударила тряпкой по заднице хулигана. Тот сразу же Свету отпустил, оглянувшись выругался, за что получил ещё раз тряпкой, после чего уже ничего не говоря пошёл прочь. «Иди девочка, — пожалела её тетя Маша, ласково погладив по плечу, — я на этого паразита ещё директору пожалуюсь, чтобы родителей вызвали и  сообщили кому надо». Чем та история с  Вовкой закончилась она не знает, но для себя решила, что надо уметь давать отпор.  После школы, поступив в институт, записалась в секцию айкидо. Этот вид восточного единоборства ей приглянулся своей внутренней красотой, где, иногда, можно и без всякого контакта, разумеется, при достаточно высоком уровне достигнутого мастерства, «успокоить» противника и не одного.
 
- Света, чей у Вас инструмент? Кто играет? — спросил Алик.
- Мама. У неё музыкальное образование. Сейчас она вся в бизнесе. Редко за него садится, но иногда на неё находит. Играет, импровизирует и поёт к тому же не плохо.
- Света, можно?
- Ты хочешь сыграть? Пожалуйста.

   Алик сел за пианино. По первым же, воспроизведенным им звукам в быстром переборе клавиш октав высокого ряда чувствовался, как ей казалось, большой музыкант. Когда же Алик заиграл неизвестную для Светланы мелодию с очень нежными переливами у неё, что называется, дух захватило. По душе разлилась ностальгия, романтика, печаль одновременно. Иногда её охватывало душещипательное состояние, вплоть до «очень хотелось плакать», возникали сантименты ласки, умиления, доброты. Причем все эти состояния  рождались непроизвольно от неё, как бы сами по себе, под влиянием чудесной музыки.
- Алька — сказала Светлана после небольшой паузы, как только музыка прекратилась — ты волшебник! Тебе с твоим даром не драться надо, вообще, не в этом грязном мире жить.
- Вообще то исполнители есть и получше меня. Эта мелодия, что Вы сейчас услышали, не для широкой публики. Это называется музыкальный плагиат. Пусть частично, но я обворовал Бетховена. В его Лунную сонату повставлял несколько своих кусочков. Не знаю насколько удачно, быть может этого даже и не надо было делать, ведь она сама по себе является шедевром, быть может даже классикой на все времена, а тут,  какой то, никому неизвестный консерваторный студень гения решил дополнить.
- Не знаю, Алик, что сказать. Тех твоих кусочков я не заметила, мне кажется их, вообще, мало кто заметит если не разбирается в музыке. Одно можно сказать точно — за душу берёт, да так, что ты сам находишься где-то в стороне, а внутри то грусть, то слёзы сами по себе появляются, то какая-то романтика, то уныние, то щемящая жалость. И всё это идёт волнами, как будто тебе кто внутренний массаж делает. Музыку конечно не раз слушала, мне нравится «Венгерская рапсодия», «Серенада» Шуберта, но вот такого щемящего душевного чувства, кажется, ещё не было.
- Спасибо Вам, Светлана. Это хорошо, что вы знакомы с Шубертом, Листом. Обычно, когда где-то возникает разговор о великих музыкантах, в лучшем случае называются только фамилии —  Бетховен там, Шопен, Чайковский.

    Альберт замолчал. Начал перебирать клавиши рояля, очевидно, спонтанно импровизируя. Света тоже молчала. Вспомнила про чайник, поставленный на кухне на газ. Сходила. Возвратившись в комнату, принялась снова подшивать, слушая импровизированный наигрыш.
- Хотите, Светлана, я для Вас еще сыграю.
- Очень хочу. Только, Алик, давай перейдем на ты.
    Алик в ответ ничего не сказал и начал играть другое произведение. Сразу же, с ходу, погрузился в музыкальный образ играемой музыки. Она мгновенно заворожила и Светлану. Закончив шитьё, отложила куртку в сторону, села на пол. Согнув ноги, обхватила колени руками, положила на них свою голову. Несмотря на то, что музыка ей была не знакома, но нежные мелодичные переливы также, как и в первый раз, полностью захватили её, заставили переживать. 
    В это время вошла мама. Услышав красивую мелодию, естественно удивилась. В то же время, как знаток и ревнитель классической музыки сразу же оценила высокое исполнительское мастерство. Сняла обувь, повешала плащ на плечики и тихо вошла в комнату.

     Алик по-прежнему играл. Света сидела на полу. Мама осталась стоять в дверях, боясь помешать своим неожиданным появлением.
     После последних аккордов Алик ещё сколько-то продолжал сидеть без движения. Первой встрепенулась Света. Обтёрла оба глаза руками, поднялась с полу, заметила маму.
- Мам, ты когда успела войти?
   Алик, при виде мамы сразу же встал со стула.
- Извините — зачем-то и отсюда нелепо, и даже чуть смешно, произнёс он.
За что извините, молодой человек? Вы так чудесно играли. Кто Вы?
- Это, мама, мой спаситель?
- Твой спаситель? — она заметно удивилась.
- Да. Представляешь, после тренировки я, как обычно, возвращалась по аллее. На меня напали двое отморозков. Схватили за руки. Один даже засунул свою руку мне в штаны. Я начала громко говорить, может даже кричать. Сильно растерялась. Тут, как раз, появляется Алик, начинает  требовать, чтобы те прекратили. Потом подбегает, хватает одного за руку. Пацаны, естественно, меня отпустили, ударили Алика, он упал на асфальт. Здесь я пришла в себя. Всё остальное — дело техники. Одному, кажется, даже руку сломала. Не рассчитала силу удара, такая злость взяла.
- Он оказывается герой, а внешне не подумаешь.
- Мама, не то слово. Он вообще никакой. Он даже ни разу не дрался и не то, что спортом, физкультурой не занимается. Абсолютно не подготовлен. 
- Вы получается уникальное явление. Сейчас, вообще, чтобы кто-то заступился да ещё на улице, такая редкость. А Вы, прекрасный музыкант...
- Предположим, до музыканта мне ещё далеко, я только учусь — успел вставить Алик замечание
- Вы красиво и глубоко играете. Такого богатого исполнения Шопена я ещё не слышала. Кажется, если я не ошибаюсь, это «Дождь»?
- Точнее «Вальс дождя». Исполнять Шопена можно безгранично хорошо. Впрочем, наверное, всю классику. Лунная соната Бетховена исполняется всё лучше и лучше. Это и моё любимое произведение.
- А я не знаю, что я люблю. Мне иногда кажется, что всё. Услышу красивую музыку и влюбляюсь в неё.  Мне, конечно же нравится и Бетховен, и Моцарт, и Шопен, и Рахманинов, и Ференц Лист, и Шостакович и другая классика. А кому отдать предпочтение не знаю, или просто не могу.

    Альберт не ответил. Продолжал сидеть у пианино. По-прежнему был спокоен, взгляд сосредоточенным. Через небольшую паузу он предложил маме сыграть что-нибудь. По первым же взятым аккордам Алик без труда угадал Моцарта, его воздушную, лёгкую и приятную музыку, написанную для детей. Исполнение, хоть и грешило серией ошибок, но завлекало страстным стремлением выразить себя, через музыку рассказать о своих чувствах, о их бездонной глубине, о любви и нежности. Отыграв, мама ещё сколько-то находилась под пленом чувств и образов. Алик тактично молчал. Света продолжала сидеть на полу с согнутыми ногами. Минуты через две мама поднялась и пересела в кресло словно передавая черед Альберту.  Он снова сел за инструмент и заиграл «Вечность» Гойи. Прежняя игра была прекрасной, но сейчас на него, что называется, нашло. Такие чувства выдал, да ещё и при великолепном исполнении, - у Светы непроизвольно выступили слёзы, мама тоже, очевидно, сильно расчувствовалась. После завершения все снова сколько-то сидели под пленительным впечатлением.

    Первой вышла из него мама. Отругав дочь, что ни с того начала. Не шить надо было сначала, а хотя бы чаем угостить, ведь он же твой спаситель, как-никак. А она, первым делом, стала подшивательством заниматься. Дочка, дочка. Кстати, Света, тоже молодец, успела, всё же, до конца подшить.
    Мама направила Алика в ванную — почиститься и руки помыть. Вдвоём со Светой направились на кухню.
    Алик вышел из ванной, взял с кресла курточку и направился в коридор. Стал одевать ботинки. Первой его заметила Света.
- Алька, ты куда? — с кухни подошла мама.
- Извините, Света, мне надо домой.
- Альберт, давайте с нами поужинаем.
- Нет, простите, я не могу.
   Алик уже был в ботинках и начинал одевать курточку. Видя, что его уже не уговорить, Света решительно вызвалась его проводить.
- Нет, нет, Светлана. Что Вы!  Так нельзя. Девушки не провожают мужчин.
- На тебя кто-нибудь еще нападёт. Я тебя провожу.
- Нет, Света, оставайтесь дома. Я ведь мужчина.
   Слово мужчина прозвучало очень трогательно. У мамы непроизвольно возникло чувство умиления. Алик направился к двери  и начал открывать двери.
- Вы очень хорошо умеете передавать чувство. Редко кому из взрослых удаётся в полной мере выразить детские произведения Моцарта. Они, обычно, под силу очень молодым исполнителям. Они еще не так далеко ушли из детства. А у Вас получилось. Есть, конечно, замечания по технике. Что особенно хорошо, что Вы не погружаетесь постепенно, а сразу оказываетесь в глубине. Это очень редко. До свидания. Мне было очень приятно  пообщаться с Вами. Я так и не узнал, как Вас зовут?
- Анастасия Юрьевна
- До свидания, Анастасия Юрьевна, до свидания Светлана.
- До свидания Альберт. Приходите к нам в эту пятницу в семь. Будем Вас ждать.
- Спасибо.
- До свидания Алик.
   Когда дверь захлопнулась мама с дочерью еще сколько-то стояли в прихожей.
- Свет, это уникум.
- Кажется, мама, даже гораздо глубже. Сходу всех положил на лопатки. Вот тебе айкидо. Высший полёт.

    В среду Альберт заявился в «консерву» раньше обычного, за три часа до начала  занятия. Надо было «размять» руки. Сегодня семинар. Будет шлифоваться 5 фуга Никколо Паганини.  Предстояло играть в четыре руки с самим профессором.
   Борис Ильич учил своих студентов, что если те хотят стать хорошими музыкантами надо изрядно погонять свои пальцы по клавишам. Именно внешнее выражение звука способствует, если не является необходимым условием, развитию внутреннего слуха. Для этих упражнений, считал он, фуги Паганини, специально написанные им для фортепиано, подходят, как нельзя лучше. Профессор преклонялся перед гением Паганини, был зачарован легендами о его виртуозном мастерстве игры на скрипке, гитаре. Знал он их много. Не раз пересказывал их своим ученикам.

    Паганини была написана «Любовная сцена» для двух струн («Ми», «Ля»). Потом, опять по просьбе княгини Элизы, написано и исполнено произведение для одной струны («Соль») — военная соната «Наполеон». После блестящего исполнения своего сочинения Маэстро спросили, а сможет ли он сыграть без струн. «Пара пустяков», — ответил мастер и виртуозно исполнил пиццикато на барабане.
- Конечно природный дар, —  с пафосом говорил профессор, — но, в то же время изнуряющая, до самоистязания, работа позволили Паганини создать такие непревзойдённые шедевры, как Кампанелла из второго концерта си-минор, или «Венецианский карнавал» — олимп виртуозного искусства  великого музыканта.

  Для начала игры Олишевский задал секвенцию на понижающий интервал относительно предыдущего. Потом интервалы будут строить импровизированно — на повышение, на понижение, относительно первоначального и предыдущего звеньев.

     Найдя свободную аудиторию Алик сразу же сел за «фано». Разыгрался, потом так увлёкся, что не заметил, как все часы пролетели. Мимо проходил профессор, который, как раз шёл на семинар. Услышав играемую за дверью фугу Паганини заглянул. Увидел за фортепиано своего студента Панова, увлечённого игрой. Решил подойти. Приставил табурет и сел рядом. Алька, заметив профессора играть перестал. Борис Ильич, положив руки на клавиши, задал секвенцию на понижение. Альберт тотчас принял условие и они начали семинар прямо здесь. Профессор начал гонять студента, задавая интервалы, то на повышение, то на понижение, то относительно первоначального, то предыдущего последующих звеньев. Альберт с лёгкостью поддерживал задаваемые алгоритмы. Поупражнявшись, оставшись явно довольным подготовленностью студента он, неожиданно, начал играть произвольные вариации, предлагая то одно, то другое фугато. Альберт, по-прежнему, не уступал своему учителю. Наконец, профессор решил остановиться, перестав играть.
- Борис Ильич, не послушаете ли одну вещь?
- Охотно, Альберт Александрович.

    Алька начал ту импровизацию «Лунной сонаты», исполненную им на квартире Светланы.  Музыка звучала так же проникновенно, завораживающе. На игру заглянуло даже несколько человек, кое-кто уселся за парты.
- Если это и плагиат, то очень даже гармоничный — сказал профессор, после того, как Альберт закончил игру. —  Думаю, Бетховен на Вас не обидится за сыгранный новый образ своей «Лунной сонаты».
    Вошедшие стали покидать класс.
- Вообще, мил человек, — продолжил профессор через небольшое время — импровизация полезна. Зачастую благодаря именно импровизации удаётся схватить сильную ноту. Знаете ли, я как то не очень верю в мучительное просиживание у инструмента в поисках её. Чаще, это заканчивается нервным истощением и потерей времени. Зато в  импровизации, в этой бессвязной кокофонии, искорка удачного, а то и гениального, музыкального момента как-бы сама по себе озвучивается. Случайно? Однако, тот случай случайным людям не грозит.
     Потом, когда они остались совсем одни, Борис Ильич добавил
- Похоже, мил человек, Вы влюбились?....
    Альберт ничего не ответил. Профессор направился к выходу из учебной аудитории.

    Ровно в семь Алик позвонил в дверь. Открыла Светлана. На ней было короткое платье, эффектно подчёркивающее красивую фигуру, явно отражающую спортивные штрихи.  Волосы, как будто и не причёсаны, слегка небрежно набросаны, но так, как достаточно надо было их набросать. Кстати, Алик почему-то только сейчас разглядел, что Светлана была блондинкой. Весь её внешний вид, очевидно, подобранный умеренно и со вкусом, олицетворял лёгкость, праздничность и, в то же время, простоту и, естественно, притягательность.   
- Вы, Светлана, неотразимы — протянул ей розу. — Ваш облик схож с феерией.
- Спасибо Алик. Я тебя должна поблагодарить — Света поцеловала его — в тот раз не успела, так хоть сейчас. Ведь ты же мой спаситель. Причём, это без всякой иронии.

   В прихожую вошла мама. Альберт  тоже подарил ей такой же красивый цветок.
- Альберт, Вы так галантны — улыбнувшись, поблагодарила мама.
- Мама, не то слово. Он такие комплименты умеет говорить!
   Прошли в комнату. Здесь уже был накрыт стол  на трёх человек. Женщины принялись хлопотать, что-то донаставлять на него. Алик, уже привычно, сел за пианино и начал играть. Как только начались нежные, проникновенные переливы высоких нот Света, войдя в комнату, невольно присела на кресло, завороженная льющейся музыкой.
     Мама вошла в комнату с каким-то блюдом в правой руке.
- Альберт, это, если не ошибаюсь, был Шопен? — спросила она после окончания игры.
- Да. Два ноктюрна —  20 и 9. Осенняя фантазия и Нежность.
- Очень трогательно. — поставила блюдо на стол — Света, что-то я не нашла белого вина? Ты, что его, разве, не купила?
- Нет мама. Что-то не помню, чтобы ты меня просила.
- Как же. Сегодня утром об этом тебе говорила. Видать забыла.
- Анастасия Юрьевна, я схожу.
- Что Вы, Альберт. Не стоит. Обойдусь.
- Анастасия Юрьевна, порой,  не полученное маленькое удовольствие грозит обернуться большими неприятными переживаниями. Зачем же их себе приносить через не доставлять, то самое удовольствие. К тому же это не составит особого труда, всего то минут тридцать времени.
- Хорошо. Тогда сходите вдвоём со Светланой, чтобы овощей за одним прикупить.
- Что Вы. Светлане придётся переодеваться. Я сам всё принесу.
- Ничего. Света быстра на руку, легка на подъём.

   Когда они вышли, видя, как легко оделась девушка, Алик произнёс.
- Уже прохладно, а Вы оделись, как будто по-летнему. Легкомысленно. Надо беречь себя. Женский организм такой хрупкий. — Слова были так произнесены, что в них явно слышалось наставление, в таком тоне, которым обычно бурчат пожилые, наставляя недальновидную молодёжь. Света улыбнулась.
- Алик, вообще-то я уже четыре года занимаюсь моржеванием. Потом, называй меня на «ты».
    Он не ответил и зашагал вперёд. Свете ничего не оставалось, как послушно последовать за ним. Вдруг, в ее сознание проникло ясное понимание зависимости.  Впервые она почувствовала неодолимую силу. Окажись сейчас кто рядом из её спортивного окружения им бы смешно стало кто её одолел. Это, Светлану-то Алсуфьеву, имеющую четвёртый дан айкидо, кандидата в мастера спорта по плаванию подмял вот этот, который даже и на мужчину не похож, скорее на подростка. Сказки и только. Вместе с этим чувства протеста в ней не возникло.

     Когда они всё купили и Света, расплатившись, принялась на столике укладывать продукты, Альберт отошел к шкафчикам хранения забрать взятые зонты. Светлана с пакетами вышла из магазина.
- Света, Вы что! — искренне возмущаясь, произнёс Алик — Вам нельзя такой груз носить. Это очень вредно.
    Светлана улыбнулась. Один пакет, что полегче, отдала Алику.

    Засиделись часов до двенадцати.  Альберт много играл. К удивлению и Светы и мамы, говорил тоже неплохо, и достаточно остроумно, и с частым юмором. Случившаяся атмосфера в комнате была, можно сказать, концертная.  Альберт играл Бетховена, Гойю, Штрауса, Шопена, Рахманинова. Мама исполнила две песни. Одну под свой, другую под аккомпанемент Альберта. Света была благодарным зрителем.
      Когда Алик засобирался домой, Светлана тоже решительно стала собираться провожать.
Время позднее. Вам не надо ходить. Мало ли чего может случиться — с неподдельной искренностью запротестовал Алик.

    «Мало ли чего может...». Именно поэтому она и стала собираться. Свете так и захотелось вразумительно сказать ему кто она, которая в спортивном зале с лёгкостью ложит до четырёх мужчин, имеющих первый-второй дан, а уж нетренированную шпану она и вовсе сможет успокоить.  Хотела, но почему-то не сказала. Свои намерения отменила, в очередной раз покорившись Аликовой воле.

- Мам, как он тебе? — спросила на кухне за мытьём посуды после его ухода.
- Нравится. Он очень одарён и умён.
- Да, это хорошо заметно. Он правильный. Никогда не рисуется, всегда искренен. Смешно, мам, Алик скажет и я безропотно готова подчиняться. Он подобен непобедимому Морихею Уесибе.
- Всё, доченька, с тобой понятно. Впрочем, также и приятно.

   Встречаться они стали каждый день.  Без формальных договорённостей, кто пораньше освобождается. То она его встречает после занятий в консерватории, то он её после работы. 
     После встречи, вначале, он обязательно оглядывал её. Если надо, то непременно что-нибудь поправит: то воротник поднимет, то шапочку сильнее на голову ей надвинет, то шарф поправит. Свету очень забавляла и умиляла эта забота. Странно, но особенно ей смешно было от откровенно серьёзного вида, с каким Алька эту заботу делал.
    Всегда шли сколько-то молча. Света уже знала Алькину привычку не начинать разговор первым. Потом цеплялись за какую-то мелочь и разговаривались. Вроде,  оба такие увлечённые — она спортом и биологией, он — музыкой, а мололи обычно, что попало.  Если о своём, то, или о чем-то серьёзном, или какой забавный случай.

    Сегодняшняя встреча началась с курьёза. Света ждала Алика на конечной. Не ждала ни разу. За те полтора месяца их общения был только один случай, когда они пришли почти одновременно. Обычно Алик прибывал загодя.
   Показался минут через десять. Из дверей восьмёрки сначала выплыл большой цветок в глиняном горшке, за ним показалась Аликова голова, следом сползла полноватая бабушка. Света подошла к ним.
-  Здравствуйте Светлана. — первым поздоровался Алик и сразу же продолжил —
    Вот, пришлось помочь.
   Света поприветствовала обоих.
-  Здравствуй, красавица. Какая ладная, да статная жена то у тебя — глядя на неё и нисколько на Алика адресовала ему своё восклицание — Вот муженька твоего заэксплуатировала — не переводя с неё внимания, переадресовала Свете своё решение с подвохом вопроса. Потом замолчала, не сводя с неё взгляда, выжидательно требуя ответного слова.
- Альберт такой, всегда готов помочь. Что-то Вы, бабушка, не в своё время решили цветок перевозить. Прохладно. Не замёрзнет ли?
- Сама, красавица, знаю, что не время. Подруга, ни с того ни с сего, решила избавиться,  а я на него давно глаз положила. Он в дом мир, да здоровье несёт. Договорились, внучка с подружкой должны встретить, да вот что-то нет. Опять, поди, со своей работой заплюхалась. Она у меня шибко учёная. Нынче кандидатом в науку её приняли. Сироткой вот только рано осталась.

    Тут, Свету, дёрнуло за язык.
- Далеко ли Вам идти?
-  Да по Заводской. Вон тот дом, через вот этот.
    Свете здесь деваться было некуда. Она вынужденно сказала, но не без робкой надежды, что бабушка вежливо откажется от помощи, мол, внучка с подругой вот-вот подойдут и унесут.
     Бабушка не отказалась.
- Не тяжело будет? — задала она провокационный вопрос, на который, обычно отвечается однозначно — цветок килограммов на десять потянет.
    Тут, естественно, Алику пришлось браваду выставлять.
-  Донесём.

    Понесли. Хватило его метров на пятьдесят.  После чего он вот-вот или уронил бы или упал. Цветок поставил. Тут подошла помощь. Глядя на неё можно было одновременно и радоваться и смеяться. Внучка — второй Алик, только женский. Такая же хрупкая, да еще и с очками. Подружка не лучше. Тележка, катимая ими, тоже под них — или под стопку книг, или под большую куклу. В общем — сплошные алики.
    Здесь ещё и бабушка несуразицу вставила. Вместо того, чтобы говорить по делу, она  проявила заботу о своей внучке, не легковата ли она одета, не слабовата ли на ней курточка.
  Цветок даже не стали пробовать поместить на тележку — очевидны были несоразмерности. Внучка Леночка с подружкой Катюшей своевременно проявив мужественную инициативу оккупировали горшок с двух сторон и понесли. Их силы и энтузиазма хватило метров на тридцать. После этой дистанции цветок был вновь поставлен на асфальт. Надо было принимать решение — цветок и без того уже довольно долго находится на холодном воздухе, а сложившаяся ситуация, всё равно, не обещает ему скорого тепла. Бабушка, видно, начала проявлять беспокойство — охами и внешним видом стала проявлять уже озабоченность о цветке и подзабыв про лёгкую внучкину одёжку.

     Света, не говоря ни слова, без особых видимых  усилий подняла горшок  и понесла.  Все вереницей двинулись за ней следом. Последней шла Катюша с коляской.
     Метров через тридцать Алик стал просить, чтобы Света отдохнула. Потом, чтобы остановилась и отдала ему, дескать, он уже отдохнул и полон сил.
- Алик, не беспокойся. Мне не тяжело — и продолжала движение.
    Пройдя еще несколько метров и видя, что Света, по-прежнему, игнорирует его требовательную просьбу он решительно обогнал, преградил путь и, чуть-ли не насильно, вырвал горшок у неё из рук. Сразу же продолжил движение. Светлана покорно последовала за ним.

    В её душе стали разливаться сладостные чувства.  Покоряя не раз на спортивной арене она вдруг ощутила насколько приятна ей своя покорность этому маленькому Алику. Стало казаться, что она давно ждала кому можно вот так покориться.
   От перенаполнения нахлынувшими эмоциями Света даже улыбнулась. «Аленький Алик» —  скользнула в мозгу умилённая мысль, удачно заменив «маленький» на «аленький». Вслед за ней появилось даже дурацкое желание взять его на руки и покружиться с ним. Сейчас до неё дошло, оформилось осознанием, что давно в её душе свербело. Она волею отмахивалась от этого надоедливого зуда, толком не понимая, что это. Под его давлением она даже начала присматриваться к Сережке Арсентьеву, многообещающему атлету, многоборцу. Мышцы, фигура. Как он был красив на снарядах, особенно на кольцах. Однако, именно эта, казавшаяся безупречной, красота и отталкивала от него. Такое было ощущение, что из него исходило кричание: «Смотрите какой я красивый!». Поэтому с настойчивым притяжением к нему всегда возникало неизменное, не менее сильное отталкивание от него. Алик и Арсентьев. Смешно даже противопоставлять. Небо и земля, как говорится. Впрочем, тут ещё надо выяснить — где небо, где земля. В противовес физической силе — иная неодолимая мощь. У Алика явно видится несгибаемый стержень — посвящение всего себя музыке. Вся его жизнь, всё основное поведение окрашено этим. Он никогда не красуется, лишен всякой помпезности. В нём удивительным образом сочетаются разные стороны. Внутренняя строгость, педантизм и, где надо, живость, иной раз и смешливость в общении. Тактичность, молчаливость и лёгкость языка. Если его распалить он мог долго-долго говорить. А как он изумительно смеётся — по-детски, заразительно! Если Алик на чём-то «стоит» его просто невозможно переубедить. Ведь измучил Светлану своим неизменным обращением к ней на ВЫ. Она сколько требовала. Неделю назад, когда они гуляли за городом, даже упрашивала «Аля, не говори ты мне так», на что Алик среагировал своей прежней, без всякого прикраса, серьёзностью и заботой «Встаньте, нельзя долго на холодном сидеть».

    Алька, Алька. Вот эта вот маленькая Алька, этот хрупкий музыкант, овладел ею. Он был тот зуд, то давно искомое! Он становился для неё родным.

    Как и в первый раз Альберт выбивался из сил. Протащил, видимо, сейчас дольше.  Запас его энергии таял, шаг  становился всё реже и всё меньше. Алик упорно не сдавался.
- Вот этот подъезд — услышал он спасительные для себя бабушкины слова. Они вдохнули в него новый прилив сил. Он цветок аж приподнял. Победно и с достоинством прошагав последние метров пятнадцать поставил горшок на скамейку у подъезда.
- Ты хоть и хлипок, а сила в тебе злая и настырная сидит. У нас в деревне про таких говорили в жилу изойдёт, да сделает.

    Как не пытались — Свете с Аликом отнекаться не удалось. Бабушка с решительной беспрекословностью, преградив собою все пути ухода, направила их к себе.
      Когда поднимались на третий этаж, Алик цветок так никому и не отдал. Бабушка наобещала вкусное угощение —  пирог с овощами. Она так и сказала
- Бабушка Зинаида вас пирогом с овощами угощать будет. Такой вы едывали.

      В квартире скомандовала внучке обвыкать гостей и подружку. Обвыкать она совсем не умела. Усадив на диван только и надумала, что предложить семейные фотографии. Сама же больше молчала. Увидав на стене гитару Алик спросил, что у них кто-то занимается музыкой.
- Деда Паша играл. Ещё и на баяне. Баян на шифоньере стоит в спальной. А гитара эта какая-то именная. Ему его друг подарил за то, что дедушка Паша спас его на войне — вынес с поле боя раненного. Баба Зина может об этом подробно рассказать. А вы, что тоже увлекаетесь музыкой?
- Алик, Лена, музыкой не увлекается — ответила за него Света — он профессиональный музыкант.
- Я ещё только студент — смущаясь поправил Алик — специализируюсь на фортепианно.
- На гитаре, Алик, вы, наверное, тоже играете — спросила на этот раз Катя.
- Немного, для себя.
- А на баяне?
- Тоже также.
-  Алик сыграйте нам, пожалуйста — стали упрашивать Катя с Леной.
-  Алик, сыграй, пожалуйста. Ни разу не слышала, что ты на гитаре и баяне играешь — присоединилась Света к подружкам.

   Алик взял гитару. Поднастроив её, сказал, что инструмент в очень хорошем состоянии.
    Высказанный уровень «немного, для себя» был явно от Аликовой скромности. Он  сразу же выдал такой струнный перебор, что выглянула с кухни баба Зина.
- Ты это у нас, молодец, и на дуде игрец — похваляя Алика сказала она с добродушной улыбкой — может ты и на баяне играешь? Это мой Пашенька родненький любил  поигрывать и пел неплохо, даже в заводском хоре состоял.
- Гитара, баба Зина, в хорошем состоянии. Где баян?
- В спальне на шифоньере. Дочка, подсоби муженьку-то.
    Ни Света, ни Алик никак не воспротивились неверному определению их связующих уз и пошли вдвоём в спальную комнату.

   Расправив чуть склеившиеся меха, Алик и здесь начал с перебора.
- Касатик, а может ты и «Одинокую гармонь» знаешь?
- Как не знать. Песня Бориса Мокроусова на стихи Михаила Исаковского, написанные вскоре после войны. Концовка этого стихотворения вначале была другая. «Словно жду я тебя втихомолку, Хоть и знаю, что ты не придешь. Что ж ты бродишь всю ночь по поселку, Что ж ты девушкам спать не даешь?» Кстати, сначала эта песня называлась «Гармонист», которую написал композитор Владимир Захаров. Однако, она популярности не имела.  В 1946 году эти стихи заметил Борис Мокроусов и написал музыку. В этом варианте она живёт и сейчас.
    Алик заиграл. Баба Зина сразу же присела.  На глаза у неё навернулись слёзы. Достала платок, чуть вытерла их. Так и осталась сидеть с согнутой рукой, держа носовой платок около рта. Неожиданно Алик запел, но уже только с третьего куплета. Тембр голоса был совсем не такой, каким он пел на квартире у Светланы. От приятного, нежного баритона веяло романтикой и мечтой. 

......Веет с поля ночная прохлада,
С яблонь цвет облетает густой…
Ты признайся, кого тебе надо,
Ты скажи, гармонист молодой!
Может, радость твоя недалеко,
Да не знает, ее ли ты ждешь…
Что ж ты бро-о-одишь всю но-о-о-о-очь одино-ока — затянул Алик, да так, что в душе у всех защемило
Что ж ты де-е-евушкам спа-а-ать не даё-ёшь? — закончил он проникновенно, но играть не перестал. После нескольких импровизированных наигрышей у него зазвучала неизвестная мелодия, потом он вновь начал петь
Ой ты поле, поле,  поле, поле, полюшко родное.
Ой ты доля, доля, доля, доля, долюшко земное.....

    Слушая Алика, глядя на него Света сейчас неожиданно для самой себя увидела его совершенно другим. Можно сказать заново открыла. Этим первооткрытием была  истая бесхитростность. Она была у него такая  какой и должна быть.  Талант бесценен и как-то так у людей получается, что талант, зачастую, не ценен, а то и не замечаем вовсе.
   Вот этот Алик, который сидит, играет и сам, скорее всего, не понимает, что чудо делает. С какими блюдцами в глазах на него смотрят Леночка с Катей. Баба Зина, по-прежнему не отнимая платок ото рта, полностью ушла в себя, в свои переживания. Когда невесть как подобранное и высказанное слово, когда излитая мелодия душу выворачивают и слёзы сами начинают вытекать — это начинается новое рождение-перерождение человека. Вывернутая душа — это всё равно, что заново очищенный и омытый дом. Это спасает! Это предотвращает злобу и пролитие крови. Вот уж действительно, пролитие капли слезы, предотвращает пролитие капли крови. В оранжереях надо «пушкиных и бетховиных» лелеять. А Пушкина люди убили. Убивая «пушкинов» люди погубляют себя.  Так сейчас захотелось обнять его, и целовать, и беречь.

     А Алик, словно в такт Светиным переживаниям-размышлениям, ещё и добавил, причём, опять неожиданно, сколько тайн в нём хранится!, на высокой, сильной, голосовой ноте

Вопреки себе-е-е буду я-я люби-и-и-и-ть.
Вопреки судьбе-е-е-е буду  счастье ли-и-и-ить,
Чтобы солнцу бы-ы-ыть,
Чтобы людям жи-и-ить.....

    Когда играть закончил первой встрепенулась баба Зина.
-  Да ты, соколик, помазанный оказывается, солнышком обласканный.  Я это ещё на улице заподозрила, когда ты цветок в надорву тащил. Дару то видать в тебе много заложено, коли за душу умеешь так взять.
   Алик, хорошо заметно, не знал куда деться от таких хвалебных слов. Был бы сейчас баян большим спрятался бы за него. Однако, деваться некуда, просто сидел с ним на коленях, при этом даже левую руку не вынул из ремня басового ряда, и, как будто виновато, смотрел вниз.
   Бабушка разрядила обстановку.
- Светочка, Леночка, Катюша, а ну, давайте, готовьте стол. Выдвигайте его на середину. Леночка, поищи в верхнем ящике комода скатерть.

   Выставленный круглый стол решили раздвинуть. Алик, было, поднялся, намереваясь и здесь «играть первую скрипку» — мужское это дело столы двигать, однако, девушки его решительно усадили обратно и попросили еще чего-нибудь поиграть. Оказалось — зря попросили. Алик, уйдя в себя, заиграл очень нежную грустную ностальгию, наполненную захватывающей печалью, но такой, которая заволакивала, погружала в себя. Слушая эту музыку такое возникало ощущение словно погружаешься в колыбель, появлялось чувство сладостной приятности, безмятежной довольности, хотелось печалиться и грустить.  Катюша и Светлана присели, Леночка перестала возиться со скатертью, баба Зина не удержалась, опять выглянула из кухни. Все, словно завороженные, оставив свои дела, снова были пленены Аликовым исполнением.

     После игры получилась странная ситуация. Неожиданно для всех образовалась атмосфера подавленности. Даже искренняя  доброжелательность бабы Зины не смогла преодолеть вкравшееся чувство неуютности.  Застолье тоже получилось скомканным.  Попив чаю, съев по куску вкусного пирога, Света с Аликом засобирались. В дверях Лена, Катя, баба Зина опять хвалили Алика, в который раз говорили спасибо. Баба Зина, к тому же, за принесённый горшок с цветком, при этом и Свету тоже не забыла. Все предлагали еще встретиться.
- Через полтора,  с небольшим, месяца, 23 декабря, у моего Пашеньки третий годок исполняется. Вот давайте и соберемся. Я уж похлопочу, много вкусного сделаю.
    Когда Алик вышел в коридор хозяйка чуть придержала Свету.
- Ты уж береги муженька-то, он у тебя богом отцелованный.
- Баба Зина он мне не муж. Мы с ним просто встречаемся.
- Он тебе уже муж. Ты этого пока не замечаешь, а я вижу. Мужа, Светлана, надо беречь. У мужиков судьба хрупкая. Дети пойдут, их, конечно, надо любить, но они, как-то так часто случается, что на время, а с мужем, Светочка, всю жисть идти.
- Не забывайте, и так захаживайте, а в то время, что назначили, обязательно — сказала баба Зина еще раз и попрощались.

     Шагая по улице привычно молчали. Заканчивался уже пятый час вечера. Света предложила прогуляться немного по набережной. Алик охотно согласился.
- Что за музыку ты играл?
- Вам понравилось? Я пытался исполнить импровизацию. Хотя, наверное, не должен был этого делать, недостаточно ещё отрепетировано. Это была парафраза на «Нежность» Рахманинова, «Нежность» Шопена и на серенаду Шуберта. Последнюю Вы, скорее всего, слышали, если смотрели фильм «Приходите завтра». Там её исполняла главная героиня Фрося, которую сыграла Екатерина Савинова, она же и пела. Кстати об этом фильме. Сюжет очень богат, а подан скромно.  Например, там есть сцена в ресторане.  Фабула повествования сама намекает на то, чтобы дать выступить с ресторанной сцены этой Фросе. — Потом неожиданно прервал речь. Уже подходили к набережной. Началась чувствоваться зябкая влажность от реки. Через небольшое время Алик вновь заговорил — Наверное я неправильно поступил, что позволил себе, исполнил, можно сказать за столом, сентиментальную вещь. Сентиментальная музыка всегда проникновенна и, несомненно, нужна. У неё есть особенное свойство — она человека вырывает из обстановки, погружает его в себя. Почти всегда возникает чувство отрешенности. Именно поэтому в нашей кампании появился дискомфорт.
- Да, Алик, ты прав, но надо добавить, что потом приходит сладостный осадок, после которого становишься немного чище.
- А вот это интересное подмечание. Вы, Светлана, наверное правы..... — потом они услышали громкий крик «Помогите, тону». Вместе с ним был другой, похожий на визг — «Тонет, тонет», который издавал мальчишка лет двенадцати. Он бегал по краю набережной и махал вверх-вниз руками.

   Света сразу побежала, на ходу скидывая с себя курточку. Алик кинулся за ней. Добежав до места, Светлана решительно перелезла через чугунное ограждение и нырнула.
    Алик, достигнув решетки посмотрел вниз. Свету в воде не увидел. Не раздумывая перелез через барьер и прыгнул в реку оказывать помощь. Осенняя холодная вода сковала ноги. Перехватило дыхание. Алик потерял сознание.

   Света появилась секунд через пять в полутора метрах от набережной, держа левой рукой за подмышку подростка.
- Где тот молодой человек — с  тревогой в голосе бросила в толпу Светлана, передавая юношу в руки подоспевших на помощь мужчин.
- Он за Вами прыгнул, вот сюда — сказал тот парень, указывая рукой место.
    Сразу же вновь пошла под воду. Глубина была около двух метров. Почти в темноте удалось скоро нащупать Алика. Он ещё даже дна не коснулся. Подхватив его, со всей быстротой заспешила на поверхность.
    На берегу их уже с нетерпением ожидали. Как только Света достаточно приблизилась двое мужчин подхватили Алика. Придерживая голову подняли и через парапет передали следующим. Один протянул руку Светлане.
- Ну ты, молодая, ну ты даёшь! — проговорил он, выказывая своё восхищение. — Двоих из ледяной воды вытащить. Ну ты сила!

     Не отвечая, почти не реагируя на похваление, Света, взобравшись на бетон набережной, сразу же перемахнула через ограждение и подбежала к Алику. Уже подъезжала Скорая помощь. Решительно отстранила мужчину и женщину, непонятно  как пытающихся реанимировать Алика.
- Срочно нужна теплая сухая одежда — скомандовала Света и принялась делать искусственное дыхание по методу изо рта в рот, при этом, через небольшой промежуток, останавливалась и начинала непрямой массаж сердца.
   Через минуту, пощупав, уже явно начинала ощущать пульс. Подоспевший медработник также пытался нащупать пульс. Пришла та женщина с какими то одеждами и стала снимать мокрое. Света продолжала искусственное дыхание. Контролируя состояние, выждав очередной цикл, медработник отстранил Светлану и дал понюхать ватку, смоченную нашатырным спиртом. Алик, поморщившись, открыл глаза. Увидав перед собой Светлану он, чуть улыбнувшись, тихо произнёс
-  Вы живы. Как я рад.
- Я жива — сквозь начинающиеся слёзы воскликнула Света. — Это я то жива! Ты, Алька, святой! Ты, ей-богу, святой — и заплакала, положив свою голову ему на грудь.