Поручик Ржевский, матрос Железняк, Сталина Семёнов

Застенчивый Хе
Что в имени тебе, Моэм?
© Народ.




1.
Откуда у русского человека фамилия Попугаев?
© Ильф и Петров.


В то жаркое лето Иван Прекрасный работал над эпохальной поэмой «Облако без порток». Он был уже известен ценителям поэзии по таким психоделически изысканным стихам, как «Баян и немножко весело», «Товарищу Брутто, паровозу и человеку». И теперь выходил на новый уровень. Уже готовилось к изданию его «Издранное», вот-вот новым ярким изумрудным листком почти готовое засиять в густой кроне древа отечественной поэзии. Уже были переведены его стихи на тринидадотобагский, эсперантский,  гималайский и многие другие языки мира. Попутно велась кропотливая работа над драмой «Поручик Ржевский».

Тема служения отечеству, как ни кому, близка Ивану Прекрасному. Предки поэта были, почти как один, по морской части. Ещё Пушкин писал:

И тридцать витязей Прекрасных
Чредой из вод выходят ясных.

Мореманы Прекрасные испокон веков были связаны родственными узами с династией поручиков Ржевских. Чаще, по женской линии. Герой драмы, потомственный поручик, олицетворяет целую эпоху.

Поручик Ржевский стал в семнадцатом году комиссаром. Отсюда и пошла пролетарская фамилия Комиссаржевский.

Противоречие между внутренней сущностью Гедиминовичей-Ржевских и революционной стихией и легло в основу драматической поэмы Ивана Прекрасного. Поручик, то бишь, конечно же, комиссар Ржевский, этакий доктор Живаго в оригинальной интерпретации, пройдя через тяжелейшие испытания, выкупит, в итоге, заложенную некогда душу. В восемьдесят седьмом году, когда генсек КПСС разрешил всем членам, которым жалко злосчастного рубля, вычитаемого ежемесячно из зарплаты, выходить из партии, девяностолетний герой поэмы, ветеран ВЧК-ОГПУ, смело приходит в партком и гневно бросает партбилет на стол.
Таков оптимистический финал эпохальной драмы.


2.


А ты придёшь всегда, Иван,
Поешь – и сразу на диван…
© Высоцкий.



Фамилия, каждому известно, была привилегией и обязанностью «белой кости». Бояр, дворян, да, может быть, именитых купцов. Безродные фамилий не имели.  Безродных было, надобно сказать, большинство. Это и безродные крестьяне, и безродные бобыли и безродные космополиты.

Всем безродным крестьянам родовитые и имя-то дали нарицательное, одно на всех, Иван.  «Иван» долго было синонимом слова мужик. Замечательная книжка Семёновой-Тяншанской о крестьянском быте так и называлась: «Жизнь «Ивана»».

На самом-то деле, каждый Иван знал своё родство.  На селе у каждого было своё прозвище. Иногда сына Петра так и называли Иван Петров. А чаще – по имени более дальних предков: Иван Петров Борисов. Или, Иван Петров Задрыгин. Здесь Борис было имя какого-нибудь значимого предка, а Задрыга – прозвище значимого предка. Может, прадеда, может, пращура. Когда в середине девятнадцатого века приказано было дать всем фамилии, то тут всё и запуталось. Народ был сплошь неграмотный, потому написание фамилии зависело исключительно от добросовестности писаря.

Ивана Петрова Борисова могли записать как Иван Петров, а могли записать и как Иван Борисов. Это ещё что! Недобросовестный писарь мог, как говорится, «от фонаря», из лени, записать одну деревню сплошь Ивановыми, вторую деревню – Петровыми, третью деревню – Сидоровыми.  Потому на селе были (и есть ещё) фамилии официальные и фамилии «уличные». Идёт, к примеру, Ванятка в школу. В школе Ванятку величали Ивановым, а в быту совсем даже Петровым. Если какой Иван помнит своё родство, он обязательно помнит и свою «уличную» фамилию.

У русских крестьян и казаков, живших в Речи Посполитой, было примерно то же самое. Разве что к прозвищу сына добавлялся ласкательно – уменьшительный суффикс. В белорусских селениях обычно сын Лукаша прозывался Лукашенко, либо Лукашевич. Аналогично было и в восточных областях Речи Посполитой, исконной Киевской Руси, называемых польской шляхтой пренебрежительно, Украиной. Сын Тараса Бульбы прозывался Бульбенко либо Бульбовський.




3.

Застенчивый – прил., - застенчивый.
© Кацапско – хохляцкий словарь - разгговорник.


А вот откуда у русского человека фамилия Фоломкин? Первое, что приходит в голову: опять писари напутали. Вместо С написали Ф. Шиш вы угадали. Соломка тут ни причём. Фамилия эта идентична фамилии Варфоломеев. Ибо имя Фоломей, уменьшительное от которого, Фоломка, то же, что и Варфоломей. Только, как это часто встречалось на Руси, куцое. Аналогия: Александр – Алексашка – Сашка.

Имя у православных даётся по ангелу-хранителю Человек, сменивший имя, сильно рискует. Он лишается опеки своего ангела. Человек же, сменивший фамилию, получается, предаёт забвению свой род.

Радикальные революционеры, дававшие пламенные нетрадиционные имена, обрекли своих детей на пожизненную закомплексованность.
Коминтерн Агафонович или там, Вилен Исаакович, конечно, верноподданнически удачно. Как и Марлен, то бишь, Маркс – Ленин в одном флаконе. Но недальновидно. Подует ветер в одну сторону, и станет имя Троцк Петрович враз еретическим. А через некоторое время станет нетолерантным имя Сталина Семёновна.

Несметное число людей русских фамилий в возрасте семидесяти – восьмидесяти лет носит немецкое имя Вилли (иногда – Виль). Странная тенденция онемечивания имени удивляет. Со времён Екатерины Великой немецкие имена, наоборот, русифицировались. Загадка? Вовсе нет. Разгадка проста.

Почему комплексует по поводу своего настоящего имени, например, сочинитель пошленьких ресторанных песенок Вилли Токарев? Потому что никакой он не Вилли, а Вилен. То бишь, зааббревиатуренный Владимир Ильич Ленин. Точно так же все прочие мнимые Вилли: Вилий, Владлен, Вилений, Виленин. Родители – пламенные ленинцы постарались!




4.


Лежит под курганом
овеянный славой
матрос партизан Железняк.
© Народ.


Унбегаун полагает: «Православное духовенство было, кажется, единственной социальной группой в России, вводившей в употребление искусственные фамилии». Они присваивались, как правило, в духовных училищах ученикам, ранее не имевших фамилии. Или менялись уже имеющиеся фамилии. «Хорошим мальчикам» давались красивые фамилии, «не очень хорошим» – не очень красивые.
«Так, в Тамбовской семинарии фамилия ученика Ландышев была заменена на Крапивин, так как он плохо отвечал в классе». (Унбегаун)
В одной семье могли быть разные фамилии. Пример тому – Семья Дмитрия Менделеева, чей отец был священником.

Фамилии семинарские были, конечно, на загляденье.
Наградов, Пальмов, Розов, Пебедоносцев.
Но чаще имели малороссийские окончания.
Златоустовский, Ареопаговский, Фессалоникский, Персидский, Знаменский, Вознесенский, Рождественский, Покровский, Ангельский, Архангельский, Гефсиманский.

«Хороший мальчик» мог получить фамилию Храмов, а «не очень хороший», наоборот, Содомов.

А как умиляют такие фамилии: Ландышев, Гиацинтов, Левкоев, Лилеев, Нарциссов, Розов, Туберозов, Фиалков, Абрикосов, Виноградов, Цветков, Анчаров, Кипарисов, Кедров, Миндалёв, Пальмов, Померанцев, Шафрановский, Аметистов, Бриллиантов, Диамантов, Маргаритов, Голубинский, Кенарский, Лебединский, Павский.
«А сама-то величава, выступает, словно пава…».  Это, наверняка, Пушкин про попадью…

Есть ещё фамилия Алмазов. Унбегаун возводит её к редкому русскому прозвищу Алмаз. Вот это вряд ли. Алмаз – распространённое татарское имя.


Среди безродных космополитов, как и среди безродных Иванов, Гедиминовичей отродясь не водилось. А нету Гедиминовичей, нету и фамилий.

Повелел Николай Первый по бывшим землям Речи Посполитой фамилии давать – начали давать. Понятно, что безродный, значило и безграмотный. Грамотные, конечно, были, как и везде, священнослужители. Они-то и давали, по большей части, фамилии. А традиции их были везде схожие. Чем чуднее – тем красивее.

Конечно, раввины разные бывали. У иных фантазии небогато было. Так и звали обфамиленного попросту. Присоединяли, по тамошнему обычаю, уменьшительный суффикс, да  всего делов.
Эльяшкевич – сын Ильи, значит.
Рабинович – сын Раввина.
Смулевич – сын Самуила.
Срулевич – сын Исраиля.
Жыдович – сын э… как это по-белорусски… яурэя.
Правда, такого слова в белорусском наречии, кажись, нету. По крайней мере, ещё тридцать лет тому назад не было.


У кого фантазия побогаче, те давали имена и покрасившее русских попов.
Эйзенштейн, например. Eisenstein на юдиш, то бишь, на идиш, конечно, который есть разновидность баварского диалекта, обозначает Железняк. То бишь, железорудный камень. И должно обозначать твёрдость духа. В точности, как в песне: "Лежит под курганом, овеянный славой, матрос-партизан Железняк".

Не уступали по звучности вот такие фамилии.
 Бронштейн – пылающий камень.
Розенбаум – розовое дерево.
 Розенблюм – розовый сад.
Мандельштам – ствол миндаля.
Вайншельблит – цветок винограда.

Вот такие генеалогические деревья. Настоящий парк Николаевского периода.
Понятно, не обошлось и без Аметиста, Бриллианта, Диаманта.

Иногда возникают разные версии. Например, фамилия Тейтельбаум, скорее всего обозначает школьную указку. Опять же присутствует «дерево». Но есть версия, хоть и атеистическая, но имеющая право на существование... Якобы, Тейтель – искажённое Teufel, что означает «чёрт побери».

5.

Хоть горшком назови, только в печь не ставь.
© Народ.


Так-то вот...