38
Человеку свойственно давать обещания и выполнять обещанное. Обещания связывают людей: они даются при общении и выполняются по обстоятельствам. Иногда обстоятельства бывают важнее данных тобой обещаний, но это не значит, что ты можешь о них забыть. Если обещание невозможно выполнить из-за возникших обстоятельств, то оно считается отложенным. И у каждого обещания есть свой срок годности.
- Привет, Ваня. Что молчим?
- Привет. Я на связь давно не выходил. Дел просто куча. Днём - работа, а вечером - семья.
- Да брось ты... Вань, у меня есть друг, который обещал встречу. Мне страшно.
- Я страшный? Или на работу опять намёк?
- Я не про работу говорю. Да и ты красивый. Мне страшно, что ты не приедешь, и мы не увидимся. Этого я боюсь.
- Да, Тимоха, тяжело нам будет.
- Вань, приезжай. Я не хочу, чтобы твоё обещание было пустым трёпом. Я ценю людей за поступки.
- У меня плохие поступки?
- Нет. Я жду ответ на мой вопрос. Ты обещал встречу.
- Хорошо. Я приеду к тебе в выходные. Спишемся к концу недели. Только одно условие - встреча на мосту через Катунь.
- Не ври. Ты не приедешь.
- Ты считаешь меня треплом? Как плохо ты думаешь обо мне.
- Нам встреча нужна. Ты понимаешь? Как в башку твою это вбить? Ёпр…
- Не матерись, я сказал! Nou mat, Тимоха. Мы же цивилизованные люди. Я приеду в выходные.
- Спишемся, Вань. Спасибо.
Он бессовестно попросился у Наташи на выходные, и ранним утром субботы давил на педаль в сторону своего нечаянного по переписке друга.
Горный Алтай... Каждое лето они ездили сюда на отдых, не получилось только в прошлом году. Въезжая в предгорья Горного Алтая, он уже чувствовал на себе особую ауру этих мест, их мощь и силу. Энергетика этих гор в сравнении с теми, по которым им приходится ходить, совсем другая. Она спокойно и величаво несёт в себе только плюсовой заряд. Здесь полностью расслабляешься и всем нутром чувствуешь происходящие внутри перемены. Побыв здесь какое-то время в палатках, с костром и гитарой, с шумными всплесками стремительно несущейся Катуни, ты меняешься внутренне. Ты чувствуешь, как частица энергии Горного Алтая заползает в тебя и остаётся навсегда. Ты словно губка впитываешь эту энергию. Кажется, что в этом необыкновенно красивом месте сконцентрирована великая сила природы и её уникальный дар возрождения и очищения души человека. В какую бы сторону не поехал, на какую бы гору не залез - везде чувствуется величие и мощь распахнувшейся перед тобой тишины. Уезжая домой после отдыха, ты принимаешь притяжение этой земли, замечая, что хочется ехать сюда вновь и вновь.
Легенды и мифы, прошедшие через века с предками аборигенов, есть, наверное, о каждой горе, озере или реке. По алтайским легендам, в знак уважения к Хозяину этих мест на деревьях вешаются ленточки. Деревья такие называются - деревьями Шамана. По поверью алтайцев, умершие люди становятся духами того места и считается, что на таких деревьях они и живут. Где-то в горах Горного Алтая, по убеждению Рерихов, находится вход в легендарную страну Шамбалу. Самую высокую гору Белуху они назвали одним из главных центров великой Мировой Силы. Местные алтайцы считают Белуху священной и не подходят к ней настолько близко, как туристы и альпинисты. Отражение величественной двуглавой вершины в зеркальной глади холодного Аккемского озера, питающегося талыми водами Аккемского ледника, завораживает и заставляет задуматься о вечном. Гора излучает поразительную энергию и чувствуется, что здесь всё-таки есть сакральная связь с космосом. Не зря здесь ищут эту загадочную Шамбалу! Не зря говорят, что по одной из существующих легенд здесь берёт начало сама жизнь. Девиз всех альпинистов и туристов: увидеть Белуху и заново родиться. На Белухе набирает мощь и стремительно несёт свои воды величавая Катунь. Затихая на равнине, Катунь при слиянии с Бией образуют великую сибирскую реку Обь. Обе — две.
Загадочное Телецкое озеро - Золотое озеро Алтын-Коль. Оно впервые встретило их лет пять назад белёсым туманом на вершинах гор, раскинутых вдоль берегов. Именно из него начинает течение Бия, пробираясь через огромные круглые валуны, разбросанные природой по устью и берегам реки. Растянувшийся зелёной лентой ельник и кедрач, провожают кристально чистые воды, бегущие к месту слияния Бии с Катунью. Голубые дали Арчи - это восхождение на гору Арчи из прителецкой тайги в удивительный мир альпийских лугов. Голубые дали Арчи - это мир, где с высоты виден простор снежных пиков Абаканского хребта. Водопад Корбу - самый красивый водопад в окрестностях Телецкого озера. Добраться до него туристам можно только по воде. Шум водопада слышен задолго до того, как увидишь его глазами. Две-три минуты пешком от берега озера, и перед глазами огромный поток воды высотой в двенадцать с половиной метров, падающий с большого каменного выступа. Облако водяной пыли, образуемой водопадом, постоянно висит в воздухе и делает округу влажной. Телецкое озеро... Огромный диск луны, выплывающий из-за вершин гор и роняющий дорожку серебра по ночной глади воды. Ты сидишь у костра в полнейшей тишине, переводишь взгляд на огонь и думаешь о жизни, впитывая в себя дикую загадочность вселенского мира.
Знаменитые своей красотой Каракольские озёра - это группа из семи живописных высокогорных озёр на западном склоне хребта Иолго. Хребет является водоразделом рек Бии и Катуни. Каракольские озёра - это цепь ступенчатых озёр, расположенных на разной высоте над уровнем моря. Лежат они на дне котловин ледниково-тектонического происхождения. С местного языка Каракольские озёра переводятся как мёртвые: никакой жизни в виде рыбы и другой живности в них нет, вода там ледниковая. Каждое озеро отличается друг от друга по составу воды: одни содержат повышенную концентрацию серебра, другие железа. Природа Каракольских озёр - это многочисленные ручейки и небольшие водопады, переходы от горной кедровой тайги к альпийским лугам и в высокогорную тундру.
Озеро Ая с небольшим островком посреди воды, названным по легенде Островом Любви, и озеро Манжерок - это самые тёплые озёра в Горном Алтае. Знаменитые Голубые озёра, водобитные и непостоянные, образовавшиеся примерно двадцать пять тысячелетий назад. Их можно увидеть только осенью или зимой: летом озёра скрывает бурное течение Катуни. Зимой Голубые озёра не замерзают из-за бьющих на дне ледяных родников. Их мощь настолько сильна, что озёра не замерзают даже в сорокаградусные морозы. Мультинские озёра с зеленовато-молочным цветом озёрной воды, Шавлинские озёра с необыкновенным бирюзовым цветом воды, с величественными кедрами и остроконечными пиками гор со снежными шапками.
Прокатившись дальше по Чуйскому тракту, ты искренне наглядишься на величавость спокойных ледниковых вершин Северо-Чуйского хребта. Перевал Чике-Таман с открывающимся видом на живописную долину внизу, и бесконечные вершины гор в сизой дымке. Пазырыкские курганы - удивительные творения древней скифской культуры. Это пять больших «царских» курганов гигантских размеров, датируемых V-IV веками до нашей эры. Диаметр насыпей в пределах 24-47 метров. Там ты прикасаешься душой к страшно далёким временам, чувствуя невидимую поступь прошедших веков. Перевал Кату-Ярык с его экстремально сложным спуском в долину Чулышман, с пугающими отвесными скалами почти километровой высоты и стометровым водопадом. А ещё ты замрёшь на берегу загадочного гейзерного озера, выпускающего из-под земли струйки родников, оставляющих на дне загадочные бирюзовые круги из голубой и чёрные из чёрной глины. И всё это раз и навсегда останется в тебе жгучим желанием возвращаться сюда вновь. И ты будешь возвращаться.
Утихнут усталые ветры, причудливо опустятся туманы с вершин, захватывая под себя всё, что попадётся на пути. Выплывет из-за гор месяц-молодец, подмигивая жёлтым глазом, и разбросает по небу миллионы сияющих звёзд. И задымятся костры возле шумной Катуни, согревая тех, кто собирает дома нужный багаж и всей душой рвётся сюда каждое лето. Раскидываются палатки вдоль берега реки: отдыхающий люд устраивает уютное существование на несколько дней, чтобы в очередной раз наполниться красотой этой земли. Кто не пил вод из ручейков и рек величавого хана Алтая, кто не пробовал вкус его родниковой воды, кто не ходил по хребтам и долинам, захлёбываясь ветром, тот не может почувствовать на себе удивительную способность притяжения этой земли. Эх!.. Да что тут говорить!.. Ехать сюда надо. Здесь, среди горных перевалов, среди рек и озёр, с высоты своей крылатой души ты научишься слушать тишину и смотреть на жизнь неравнодушно. А особенно, если посидишь ночью на берегу в одиночестве, спустив ноги в ворчащую по прибрежным скалам Катунь и наблюдая за купанием луны в воде. Однажды Николай Рубцов написал красивые стихи о Катуни, представляя её живой и грозной.
Катунь, Катунь - свирепая река!
Поёт она таинственные мифы,
О том, как шли таинственные скифы,
Они топтали наши берега.
И Чингизхана сумрачная тень,
Над целым миром солнце затмевала,
И чёрный дым летел за перевалы,
К стоянкам светлых русских деревень.
Всё поглотил столетний тёмный зев,
И всё в просторе, сказочном лучистом,
Бежит Катунь с рыданием и свистом -
Она не может успокоить гнев.
В горах погаснет солнечный июнь,
Заснут во мгле печальные аилы,
Молчат цветы, безмолвствуют могилы,
И только слышно, как шумит Катунь.
Мысли цеплялись одна за другую, воспоминания хоженых здесь дорог веером проносились в голове, вытаскивая из памяти разные моменты. Он въезжал в предгорья Горного Алтая. Где-то здесь, в Майме, его ждёт тот, который так нетерпеливо и настойчиво звал его почти три года. Он набрал номер, данный ему Тимохой накануне вечером.
- Ну и здравствуй, Тимоха, - тихо сказал он в трубку.
- Вань, ты? Конечно, ты! Кто же ещё назовёт меня Тимохой. Наконец-то, хоть голос твой услышал.
- Где ты сейчас? - улыбаясь, он выслушал следующий поток слов: его вновь резанул голос, похожий на Лёхин.
- Вчера ты мне обещал что-то, вот и не знаю, верить или нет. Я стою на выезде из Маймы в сторону Чемала. Жду друга своего. Может, зря стою, не знаю.
- Двигай до Чемала. Я минут через десять буду в Майме.
- Ванька-а, - в трубке наступило короткое молчание. - Гад ты, Неволин. Это правда, или ты опять мне вешаешь?
- Гони до Патмоса, переходи по подвесному мосту на остров и жди меня. Я подниму руки, когда буду спускаться по ступенькам. Увидишь, и выходи навстречу. Встретимся на мосту.
- Понял, Вань. Это лучший подарок в моей жизни. Я поехал. Догоняй.
- Давай. Только не вздумай тормозить, чтобы я не догнал.
- Здесь сильно не разгонишься, поток машин и ограничения. Вань, я сдохну и не доеду. Давай ближе встретимся, мостов здесь много.
- Не сдохнешь. Держи руль крепче. И не тяни, а то на пятки наступлю.
Знакомые места плыли впереди словно на киноплёнке. Вдоль дороги ленточкой мелькала Катунь. Её берега были привычно заселены многочисленными палатками туристов, ухвативших из жизни время для отдыха и метнувшихся сюда за романтикой.
Катунь - главная водная артерия Горного Алтая, госпожа и хозяйка, берущая свои истоки со склонов Катунского хребта у Белухи и ледника Геблера. Собирая высоко в горах воды, она набирает там наибольшую высоту падения и скорость, врезаясь своей мощью в каменистую горную долину. Порожиста, своенравна и бурлива. В истоках Катунь бежит вдоль крутых берегов, извиваясь местами в глубокой и обрывистой пропасти. Постепенно усмиряя бег, река становится более доступной для людей, изредка обнажая берега до небольших пятачков с песочком. Она забирает в себя притоки, маленькие речки и ручейки, попадающиеся на её пути, и становится шире и мощнее.
У Катуни бывает удивительно изменчивый цвет воды: летом она бело-зелёная, а осенью становится прозрачной зелёно-бирюзовой. Изменчивый цвет воды дают оттенки известняка и содержание в воде минералов. На каменистых берегах реки умудряется зацепиться богатая растительная жизнь. Усыпанное большими камнями и валунами дно, создаёт на реке много порогов: река бурлит день и ночь, и этот звук хорошо успокаивает. Лежишь ночью в палатке, слушаешь её переливы и думаешь, что вот так она бежала тысячи лет назад. Только вот купаться в Катуни хлопотно, она очень холодная. И всё-таки самые отчаянные и смелые пробуют силу её воды на доступных берегах.
Они купались в Катуни каждый раз, когда бывали здесь на отдыхе. Входишь в реку в относительно спокойном кармашке, и ноги охватывает приятное ледяное покалывание. Ты упорно идёшь дальше и чувствуешь острую потребность окунуться в воду. Рявкнув погромче для поднятия духа, ты смело ныряешь с головой и выпрыгиваешь назад как пробка. Ты чувствуешь, как от ледяной воды тело охватывает жгучий жар, словно в тебя впиваются сотни раскалённых иголок. Такой бодрячок от макушки до пяток. Теперь ты почти не чувствуешь этой ледяной воды, и хочется нырнуть в неё ещё раз. И ты делаешь это, выползая тут же на берег с душераздирающим восторгом и приливом крови к каждой клетке. Свежесть и прохлада, влажность воздуха, запах хвои и разнотравья, утренние туманы, зависшие на вершинах окрестных гор. Красота...
Погода здесь бывает резко переменчивой. Стоит ленивая спокойная жара, и вдруг откуда-то на небо набегают тучи, опускается ощутимый холод, пробирающий порой до костей, и начинается дождь. Через пару-тройку часов дождь затихает, и мир вокруг преображается заново: восстанавливается жара, чувствуется обновлённая свежесть, принесённая дождём. К вечеру заметно опускается прохлада. Солнце медленно уходит, зацепившись последними лучами за горы и оставляя на воде прощальные отблески света. Наступают вечерние сумерки, и от реки несёт откровенным холодом. Температура резко падает: от тридцати-тридцати пяти градусов днём, до восьми-десяти, а то и ниже, к предутренней заре. Его раздумья прервал телефонный звонок.
- Аллё, Вань. Это я. Ты точно едешь?
- Еду я. Держи расстояние.
- Давай, я остановлюсь на ближнем мосту через Катунь? Не могу я так. Ты же, где-то рядом.
- На Патмос. И не тревожь, я сам весь в тревоге.
- Решил нервы мне поточить? Давай, вали! Тимоха, чё? Тимоха всё стерпит. Ты фамилию-то мою помнишь?
- Не-а. Ты мне не писал её. А я забыл спросить.
- Жесть, какая-то. Ну и пусть. Для тебя я буду бесфамильный.
- Тимох, ну скажи фамилию. Чё такой-то.
- Тимоха, да и всё. Ты не знаешь, а я не скажу. И в сохранённой переписке фамилии тоже нет.
- Я не храню. Я удаляю переписку и тебе всегда советовал.
- У меня там тоже чисто. Может, исключишь меня, бесфамильного, из круга общения? За всё время, ты даже не спросил точно мою фамилию. Не спи там за рулём, Иван Неволин.
- Вот я и думаю, что пора исключить тебя исключительного. Достал ты меня, ёжик колючий.
- Смешно тебе? А я серьёзно, Ваня. Привык, что я у тебя есть? Думаешь, что никуда не денусь?
- Ничего я не думаю. Твоё величество Арчибальд, смотри на дорогу, извилистая она местами. Трон свой не сомни.
- Я щас, сука, остановлюсь! Ты сам смотри, а я привык тут ездить. И не груби. Если тебе ровно на меня, то заворачивай колёса и дуй назад.
- Не-а. Я в Катунь хочу нырнуть. Зато ты ко мне вон как неровно. Я еду у тебя на пятках, чтобы в глаза твои бессовестные посмотреть.
- Заколебал ты, Неволин. Как я могу быть к тебе ровно?
- Отключайся и не нарушай правила. Мне до Чемала шестьдесят пять километров.
- А мне пятьдесят. Вань, всего пятнадцать километров нас разделяют. Выйти и отдохнуть, что ли?
- Я тебе отдохну!
- Мосты через Катунь в основном везде подвесные. Идёшь по ним, они раскачиваются под ногами, а внизу вода бурлит. Какая тебе разница, на каком мосту? Давай, я остановлюсь?
- Ехай, давай. И до связи. Как заедешь в Чемал, так позвони.
Мимо него, чуть в стороне от дороги, мелькали знакомые берега Катуни, закрытые деревьями и кустами. Перед глазами проплыло место, где года три назад они всей компанией отдыхали больше недели. Берега Катуни здесь высокие и скалистые, есть крутой спуск к воде. Они ползали тогда по тем скалам и фотографировались на фоне заката. Удивительный момент, когда солнце последними лучами застряло между двух гор, бросая в воду последние блики. Немного в стороне, метров через тридцать от их бывшей стоянки, есть небольшой спокойный кармашек с песчаным берегом. В тот июль стояла дикая жара, и они раз по десять на день ныряли там в реку. Далеко от берега заходить было рискованно, быстрое течение могло сорвать и унести в опасный водоворот. Он вспомнил, как Наташа следила за ним и ругалась, когда он заходил подальше в реку. И полянка в том месте большая и зелёная, с травой-муравой, на ней хорошо игралось в волейбол. Телефонный звонок вновь выкинул его из воспоминаний.
- Ты едешь там? Не скучаешь?
- Нет. Лежу дома, гляжу в потолок и пятки чешу.
- Настроения нет? Ну давай тогда, лезь под шкуру. Мне сорок километров до Патмоса.
- Не скучно мне. Если тебе скучно, то сиди и пой тогда. Мне пятьдесят шесть, отстал я маленько.
- Ты едешь? Или врёшь там? Сам пой.
- Да не вопрос, Тимоха. Спою. Песню про десантуру. Называется - трям, здравствуйте! - он зычно хыкнул в сторону и запел в телефон мотивом, близким к рэпу: - А облака, белогривые лошадки. А облака, что вы мчитесь без оглядки. Не смотрите вы, пожалуйста, свысока. А по небу прокатите нас, облака! Мы на концерте в бригаде её пели, в день посвящения в парашютисты.
- Молодец. И бурное тебе ладошками.
- Я везу тебе подарок.
- Что везёшь, Вань?
- Чёта.
- Так другу не отвечают.
- Какой-то я неправильный друг. Да, Тимоха?
- Если ты решил выстёбываться, то я не вариант для подобных игр. В чём проблема-то, Ваня? На две стороны и пока, раз я негожий тебе. Так проще будет.
- Понял я твой разговор. Короче, разворачиваюсь я и поехал нахрен. Один заночую на берегу. Так проще будет.
- Не долби мозг. Будь, сука, другом. И неси дружбу так, чтобы внутри ныло.
- Чё накатал мне опять в уши? Чё я тебе сделал? В шутку сказал, что чёта везу? Да! Чёта везу. И не скажу.
Он сделал паузу в разговоре, прижав телефон плечом к уху и насвистывая мелодию песенки про облака. Тимоха сопел в трубку.
- Чё выделываемся? Чё замолк там, свистун?
- Мы не выделываемся. Мы едем до упора. Грузовик я обгонял, Тимоха. Легко и спокойно.
- Да-а... У тебя же скоро праздник десантуры. Ты накати потом водяры до упора, совсем тогда полегчает.
- Ну и всё. И спасибо. И накачу. Чё задираешься? Хочешь, чтобы я грубо говорил?
- Нет. Я хочу, чтобы ты мозг не выносил. Что везёшь мне? У меня интерес стоит на этот вопрос.
- Вот и пусть он стоит, интерес твой. Золото везу. Подкова и на ней копьё. Пусть на шее твоей висит, для удачи и побед.
- Спасибо. Хоть знать теперь буду, что мне друг везёт.
- Тимоха... Я от тебя заикаюсь уже местами.
- Хлебни воды. Ты точно едешь? Пусть этот подарок будет связью между нами. Ты едешь, и ничего мне больше не надо.
- Еду я. Природа шепчет, чтобы я ехал и улыбался.
- Вань... Ночь, дорога, музыка. Я часто так делаю, когда с тобой хочу поговорить. Запросто получается. Я даже вслух с тобой разговариваю.
- Не надо за рулём отключаться. Я тоже разговариваю, когда один в машине, но дорогу караулю.
- С кем ты говоришь?
- С машиной. Говорю ей: тава-ай милая, только я и ты, и мы понимаем друг друга.
- Не слушай меня, Вань. Это я так, - Тимоха вздохнул в трубку. - И не осуждай. Слишком сложно у меня в жизни. Бывает так, что я угробить себя готов.
- Я тоже могу себя угробить. Да и всегда мог.
- А вдруг я помру? Сгоряча. Я быстро могу это сделать.
- А кто мне тогда руки на мосту растопырит?
- Я растопырю. Ты едешь?
- Еду. Смотри на дорогу и отключи телефон.
- Сам знаю. Не ори на меня!
«Вот ведь, - думал он, притормаживая на очередном повороте извилистой трассы. - Как там Федя говорил? Заноза в пятке? Ну, погоди, Тимофей. Я тебя точно уделаю».
Знакомый поворот по Чуйскому тракту. Свернуть бы на мост, и через Катунь на Семинский перевал. А потом дальше через перевал Чике-Таман, и на педаль до снежных гор. Но нет, ему надо прямо, на Чемал. Он вспомнил, как года два назад они стояли за Семинским перевалом. Пашка полез там на гору и в траве сильно потревожил рой мелких ос-аборигенов. Возмутившись от такой наглости, осы искусали Пашку в прах. Пока Паша летел с той горы до стоянки, по телу вздулись капитальные красные шишкари. И только полное погружение в речку Сему остудило тогда Пашкины раны. Благо, что жёны всегда берут с собой походную аптечку со всем необходимым. Маринка замазала Пашке укусы мазью, чтобы не чесался, и дала дозу супрастина от аллергии. И он был спасён.
Есть там ещё один незаметный уголок, затерявшийся в молодых берёзках. Удивительно солнечное место: полянки с ромашками и небольшое холодное озерцо. Они ловили там маленьких сомиков и отпускали обратно в воду. Стоявшая днём жара по нескольку раз загоняла их в это озерцо. Чуть в стороне, по перекатам камней, весело бежала всё та же речка Сема. А потом ночь, низкое небо с россыпями звёзд, и тёмные очертания гор. Вокруг тишина и покой, и не надо прислушиваться к посторонним шорохам. Здесь в горах - тишина и покой. Они засиживались у костра до зари, попивая вскипячённый на костре чай в старом походном чайнике. Чай здесь всегда бывает вкусным.
Дальше по Чуйскому тракту за перевалом Чике-Таман есть место, где с высокой горы падает в долину небольшая горная речка Боки. Она скатывается с южного склона Айгулакского хребта, образуя ряд красивых каскадных водопадов, и впадает в реку Чуя. Красивое место, с небольшим пятачком молодого ельника и голубых елей. Промежуточное по тракту, где можно заночевать или остановиться на отдых. И вновь дорога, прямиком до холодного Северо-Чуйского хребта с его застывшими в безмолвии снежными вершинами. Стоишь на возвышенности среди размахнувшегося во всю ширь простора и чувствуешь себя мелкой букашкой, нечаянно поселившейся внутри необузданной природы. И ветерок с ледников пробегает холодом по спине. Самое интересное, что от тебя до снежных гор около тридцати километров, а кажется, что они совсем рядом, прямо перед тобой. Смотришь и насмотреться невозможно. Подумать только!.. Алтайским горам более четырёхсот миллионов лет, а современная система хребтов сложилась здесь около десяти миллионов лет назад. Стоишь перед ледяными вершинами, уходящими в облака, и уезжать не хочется.
- Вань, - телефонный звонок вновь не дал додумать ему набегающие мысли. - Ты прикинь, почти три года прошло, как мы встретились. Скажи мне, что-то хорошее. Ты едешь?
- Еду... Еду и вспоминаю, где здесь бывал. А чё ты не буянишь? Тихий весь такой, добрый.
- Еду и скучаю. Уйдёшь в свою командировку, а я снова буду ждать. Вань, я ведь обниматься полезу, ты не отпихивайся. Я крепко сгребу. И не знаю даже, ещё и слеза вдруг пробьёт.
- Тимох, а я видел тебя. Помнишь, ты приезжал к нам в город по делам и звал меня на встречу? Я тебя видел, а ты меня нет.
- Я искал тебя глазами, а ты издевался со стороны. Ладно, Ваня, я истерику закатывать не буду.
- А вдруг я шучу? Чё нервный-то такой? Чё не так? Не звони, гони молча до места.
- Всё так. Только нормальный человек так не скажет. Я за рулём, а ты мне - я тебя видел.
- Значит, я ненормальный. Только в чём моя ненормальность?
- Чё орёшь-то? Обидно, Ваня. Видел и до сих пор не сказал.
- Выпросил значит, вот и ору. Я вполне нормальный, и более чем адекватный. Понял?
- Ты всё сказал? Что за истерика?
- Тимоха... Полистай назад и вспомни. Я ни одним словом не оскорбил тебя в дороге. И запомни уже, пл...! Истерика для меня - понятие нулевое.
- Маты побереги. Оставь их себе.
- И себе тоже, когда надобность будет. Материть - это не значит истерить. Не путай понятия. Поясняю ещё раз! Истерика была, когда я родился. Там она и умерла сразу. Забыл?
- Вань... Я помню.
- Ещё раз про истерику скажи, помусоль слова.
- Да иди ты.
- Не посылай.
- Я не послал, я отправил. Вань, ты едешь?
- Стою в раздумьях: ехать дальше или нет. Ну, погоди, пл... Я тебе устрою.
- Не злись. У меня шесть поллитрушек коньяка дома. Я буду жрать их, пока ты не приедешь.
- Пей, чё им стоять.
- Так я не пью. У меня нет тяги к курению и алкоголю. Я через силу буду пить.
- Я тоже мало пью. А много только по случаю.
- Вань, я взял с собой пузырёк.
- Слышу я, как коньяк у тебя булькает.
- Тебе с друзьями лучше пьётся. Вот меня и бесит.
- Нельзя тебе пить, ты трезвый бешеный. Добавляй коньяк в чай по чайной ложке, и само то тебе будет.
- Вань, ты едешь? Я подъезжаю к Чемалу.
- Еду, конечно. Кто тебя ещё ругать-то будет?