Смеющаяся гордость рек и озер
Глава первая
Истребление
Писатель: Цзинь Юн
Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин
Учить китайский язык со мной по этому роману: https://t.me/jianghu2021
Теплый ветер едва касался смолистой пыльцы цветущей ивы, аромат цветов дурманил людей. Это была настоящая, сверкающая и яркая южная весна. В Фучжоу, что в провинции Фуцзянь, находился большой проезд Западных Ворот - прямой как стрела, вымощенный серо-зеленой брусчаткой, который широко раскинулся, протягиваясь прямо через западные ворота. Перед одним из величественных зданий, справа и слева, стояли два каменных алтаря. На каждом был установлен вертикальный флагшток в два чжана высотой. На вершине флагштока реял флаг небесного цвета. На правом флаге был вышитый желтым шелком, оскаливший зубы и играющий когтями могучий лев. Флаг расправлялся на ветру, и казалось, что лев двигается, будто живой.
Рядом с головой льва, парила, расправивши крылья, пара летучих мышей, вышитых черной шелковой нитью. На левом флаге были вышиты четыре иероглифа «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни»», написанные чеканным почерком в стиле «иероглифы, процарапанные железом по серебру».
Над парадными вратами красного лака, искрящимися сверкающими бронзовыми гвоздями, со шляпками величиной с чайную чашку, висела горизонтальная именная доска с теми же иероглифами «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни» », написанными золотыми лакированными иероглифами, с приписанными внизу двумя маленькими иероглифами «Главный пункт».
За входом находились две длинные скамьи, где раздельно сидели восемь удальцов, одетых в единую униформу. У каждого спина была напряжена и вытянута в струнку, что выдавало решительность, жестокость, и героическую энергию.
Вдруг с заднего двора раздался топот копыт, восьмеро удальцов вскочили, и быстро выбежали из ворот. Первые, выскочившие из главных ворот, только и увидели, что из западных ворот охранного бюро на проезжий тракт выскочили пятеро всадников.
Первая лошадь была снежно-белой, уздечка и стремена сверкали серебром, в седле был юноша приблизительно 18 – 19 лет, в парчовой одежде, с ловчим соколом на левом плече, драгоценным мечом у пояса, и длинным луком за спиной. Он решительно принуждал лошадь скакать галопом. Позади следовало четверо всадников в одинаковых синих коротких куртках. Пятеро всадников проскакали до главного входа в охранное бюро, трое из восьми молодцов вместе закричали: «Молодой хозяин снова отправился на охоту!» Молодой человек рассмеялся, щелкнул плетью в воздухе. После хлопка лошадь вскинула голову, протяжно заржала, и устремилась по вымощенной серо-зеленой брусчаткой дороге. Один из молодцов закричал вдогонку: «Охранник Ши, сегодня снова найдите дикого кабана, всей компании будет сытное угощение!»
Следующий за молодым человеком сорокалетний мужчина, улыбнувшись, сказал: «С вас достаточно будет и кабаньего хвоста, только сперва не упивайтесь желтым зельем !» Толпа рассмеялась, а пятеро всадников были уже далеко.
Едва пятеро всадников миновали ворота города, молодой мастер Линь Пин-чжи двумя ногами легко пришпорил коня. Копыта белой лошади замелькали, словно она хотела оторваться от земли, и в какой-то момент четверо всадников остались далеко позади. Он въехал на склон горы, подкинул сокола – из леса быстро выбежала пара кроликов.
Юноша стянул со спины лук, из притороченного к седлу колчана вынул стрелу, оперенную орлиными перьями, согнул лук, наложил стрелу. Щелкнул выстрел, один кролик пискнул, и упал. Он хотел выстрелить еще раз, но оставшийся кролик заполз в заросли густой травы и скрылся из виду. Охранник Чжэн подскакал, и улыбнувшись, сказал: «Хороший выстрел, молодой мастер!» И тут послышалось, как подручный Бай Эр , въехавший в лес по левую сторону, закричал: «Молодой мастер, быстрее, здесь фазан!» Линь Пин-чжи дал коню скакать дальше, завидев вылетевшего из лесу фазана, приготовил стрелу, но этот фазан уже пролетел над его головой, и стрела не попала в цель. Линь Пин-чжи быстро выхватил кнут, хлестнул в воздухе, повсюду раскатилась мощная звуковая волна, заставившая фазана упасть, и его пятицветные перья рассеялись по четырем сторонам, танцуя в воздухе. Пятеро человек все вместе рассмеялись. Охранник Ши сказал: «Молодой мастер, ты кнутом и грифа собьешь, что говорить о фазане!» Вся пятерка гонялась по лесу за зверьем и птицей. Охранники Ши, Чжэн, с подручными Бай Эром, и Чэнь Ци радовали молодого господина, загоняя дичь прямо на него, сами же случаем выстрелить не пользовались. Стреляли две стражи и более, Линь Пин-чжи подстрелил еще пару кроликов и двух фазанов, не хватало только крупных трофеев – кабана или косули. Удовольствие было неполным, и Линь Пин-чжи предложил: «Пойдем поищем еще вперед по переднему склону горы»
Охранник Ши подумал: «Ну, влезем мы в горы, полагаясь на детскую натуру нашего молодого мастера, небо чернеет, до ночи не остановимся, а вернемся домой, снова будем выслушивать упреки жен». Затем он ответил: «Вечереет, в горах полно острых камней, не хочется портить копыта белому скакуну, потом встанем пораньше, и еще раз приедем, чтобы забить большого кабана».
Он знал, какие слова не говори, будет очень трудно переубедить своенравного молодого господина, но белого коня тот берег, как сокровище, и не мог допустить для него ни малейшей раны. Это был знаменитый ферганский скакун, бабушка Линь Пин-чжи разыскала его в Лояне за высокую цену, и два года назад подарила ему на семнадцатилетие.
И правда, едва Линь Пин-чжи услыхал, что можно поранить ноги коня, он потрепал его голову, и сказал: «Мой маленький снежный дракон весьма умён, никогда не будет наступать на острые камни, а вот ваши четыре лошади боюсь не пройдут. Хорошо, возвращаемся, пока Чэнь Ци не разбил себе зад». Пятеро громко расхохотались, и, смеясь, развернули коней. Линь Пин-чжи послал лошадь галопом, но стал возвращаться не прежним путем, а севернее, быстрая езда уже не так радовала, он придержал лошадь, и стал ехать медленнее. Тут показалась вывеска придорожного трактира. Охранник Чжэн сказал: «Молодой мастер, не пропустить ли нам по стаканчику? Свежее мясо кролика, дикой куропатки, так хорошо жареные под винным соусом!» Линь Пин-чжи смеясь, заметил: «То, что вы со мной ездите на охоту – это прикрытие, истинная ваша цель – выпить вина! Если не дать вам выпить сейчас, то завтра вы, лентяи, со мной не захотите ехать». Придержал лошадь, легко спрыгнул с коня, и медленной походкой пошел в кабачок. Раньше, владелец кабачка Лао Цай, сразу выхватывал из его рук уздечку: «Молодой господин сегодня настрелял так много дичи! Это мастерство стрельбы просто божественно, редко встречается в нашем мире!» - это была привычная лесть. Но когда вошли внутрь кабачка, внутри все было тихо, только заметили перед цзёлу - подогревателем для вина, девчушку в зеленой одежде, с волосами, убранными в прическу «двойной узел», с двумя шпильками, полностью сосредоточенную на приготовлении вина, и не обернувшуюся к вошедшим. Охранник Чжэн сказал: «Лао Цай, почему не выходишь принять лошадей?». Бай Эр и Чэнь Ци вытащили скамью, рукавами протерли ее от пыли, и усадили Линь Пин-чжи. Охранники Ши и Чжэн сели рядом, как министры подле государя, а слуги уселись поблизости. Из внутренних покоев раздались звуки кашля, вышел седой старик, произнес: «Уважаемые посетители, прошу садиться, не изволите выпить вина?» Он говорил с северным акцентом.
Охранник Чжэн произнес: «Если не вино, чай что ли пить? Сначала выставь нам три цзиня «Зеленого бамбука». Лао Цай куда делся? Почему? Этот кабачок сменил хозяина, что ли?»
Старик откликнулся: «Да, да, Ван Эр, три цзиня «Зеленого бамбука». Без утайки скажу уважаемым гостям: несчастный старик по фамилии Са, изначально является уроженцем этих мест, сам смолоду уехал по торговым делам, сын и невестка умерли, подумал: «У дерева высотой в тысячу чжанов листья, опадая, возвращаются к корням», так сразу взял внучку, и вернулся в родную волость. Подумать только, более сорока лет, как покинул семью, в родной волости ни одного друга или родственника не осталось. Только что здешний хозяин винной лавки Лао Цай решил больше не работать, и продал ее за тридцать лян серебра несчастному старику.
Увы, наконец вернулся к родным краям, услышал родной говор, в сердце своем говорю, а издаю звуки неправильно, стыдно ужасно, несчастный старик самого себя не может назвать».
Девчушка в зеленом платье, опустив голову, принесла деревянный поднос, поставила перед Линь Пин-чжи и остальными чашки и палочки для еды, выставила на стол три горшка с вином, все так же, не поднимая головы, и так же убралась, от начала до конца не смея и взглянуть на гостей.
Линь Пин-чжи заметил, что телосложение у девушки очень изящное, но кожа смуглая и грубая, на лице было немало шрамов от оспы, выражение лица уродливое, казалось, что она впервые занимается продажей вина, манеры очень скованные, но это его в данный момент не озаботило.
Охранник Ши взял одного фазана, и одного кролика, предал их старику Са, и приказал: «Обдери их начисто, и пожарь в двух больших плошках!» Старик Са ответил: «Да, да, господа могут налить вина, сначала взять говядины, фасоль и арахис!»
Вань Эр, не дожидаясь господских приказов, начала подавать говядину, бобы, и тому подобное на стол. Охранник Чжэн произнес: «Это князь Линь, молодой хозяин охранного бюро «Могущество Фуцзяни», молодой герой, справедливый рыцарь, легко расстающийся с деньгами. Если вы эти два блюда зажарите так, что придется по вкусу молодому господину, то свои тридцать лян серебра, вложенные в основной капитал, за пару месяцев вернете с прибылью!». Старик Са откликнулся: «Да, да! Спасибо, премного благодарен!» Подхватил зайца с фазаном, и ушел.
Охранник Чжэн налил Линь Пин-чжи, охранник Ши сам налил себе стакан вина, поднял кубок, запрокинув шею, выпил одним глотком, вытянув язык, облизал губы и сказал: «Кабачок сменил хозяина, но вкус вина в целом, прежний!» Он налил еще стакан, и только собрался выпить снова, но внезапно донесся топот лошадиных копыт, и еще две лошади примчались с севера по официальной дороге.
Две лошади подскакали очень быстро, сразу достигли кабачка, и снаружи послышалось: «Здесь винная лавка, пойдем, пропустим пару чашек!» Охранник Ши по речи определил уроженцев Сычуани, обернулся и увидел двух молодцов, одетых в длинные зеленые хлопковые халаты, привязывающих лошадей к большому баньяну, растущему перед кабачком. Вошедшие бросили быстрый взгляд на Линь Пин-чжи, и сразу сели на сучковатые сиденья. Головы у этих двоих были обернуты белыми повязками, все тело целиком в зеленой одежде,[стиль одежды бедных ученых] кажется, что одеты благовоспитанно, но обнаружилось, что ниже голых голеней обуты в простые пеньковые туфли.
Охранник Ши знал, что сычуаньцы все одеваются таким образом, а ношение белой повязки для сычуаньцев – это знак траура по Чжугэ Ляну, который, хоть и умер тысячу лет назад, но все еще широко почитается святым воинским князем, и белые повязки все еще носят из любви к нему.
Линь Пин-чжи не мог не удивиться, в сердце подумал: «Эти двое то ли гражданские - то ли не гражданские, то ли военные – то ли не военные, с виду необычайно странные». И тут молодой удалец начал кричать: «Несите вино! Несите вино! Проклятие, в Фуцзяни гор полным-полно, мы и сами устали, как лошади!»
Вань Эр, опустив голову, подошла к столу с двумя людьми, тихо прошептала: «Хотите какого вина?» Звук был низким, но очень чистый и приятный. Молодой удалец поколебался, внезапно вытянул правую руку, приподнял подбородок Вань Эр, рассмеялся: «Как жаль, как жаль!»
Вань Эр справилась с испугом, поспешила обратно. Другой человек, рассмеявшись, пошутил: «Брат Юй, у этой девушки тело как цветок, таких поискать, но личико – как в шпорах по грязи потоптались, или как шкурка граната. Проклятие, просто как шершавый пеньковый лист». Тот, что с фамилией Юй, рассмеялся еще громче.
Линь Пин-чжи вскипел от гнева, тяжело хлопнул по столу правой рукой, и вскричал: «Что такое, два собачьих сына, слепые щенки, а приехали к нам в Фучжоу, и давай безобразничать!» Тут тот молодой удалец, что с фамилией Юй, и говорит: «Цзя Лао Эр, тут народишко уличной бранью ругается, угадай, что это за кролик [намек на гомосексуальность ]тут так разругался?». Линь Пин-чжи красотой пошел в мать, был пригож собой, в обычное время и за простой взгляд искоса, за «прищуренный глаз, игривую бровь» не мог не дать пощечину, как ему было теперь удержаться, когда его «кроликом» обозвали? Подхватил со стола оловянный кувшин с вином, да и бросил в голову. Удалец по фамилии Юй уклонился, кувшин с вином вылетел прямо через дверь кабачка на травку, и вино полилось орошать землю. Охранник Ши с охранником Чжэном вскочили наперехват тем двоим, и встали перед ними.
Тот, что с фамилией Юй вновь рассмеялся: «Этот паренек, ежели на сцене споет «Хуадань» , то точно будет привлекать людей, а вот драться – это ему успеха не принесет!» Охранник Чжэн тут как заорет: «Перед тобой молодой хозяин охранного бюро «Могущество Фуцзяни»! Ты, верно, смелостью Небо превзошел, что имея над головой божество несчастья, берешься землю ворошить!»
[Дух Тайсуй, находящийся в связи с планетой Юпитер. Когда Юпитер над головой, приниматься за дело нельзя, это божество несчастья. Ворошить землю – в смысле начинать постройки, земляные работы.]
Только слово «земля» произнес, и левым кулаком как двинет ему в лицо! Тот Юй поднял левую руку, перехватил охранника Чжэна у места, где пульс определяют, с силой потянул. Охранник Чжен не устоял, на стол полетел. Этот Юй тут же левым локтем нанес чудовищный удар по затылку охранника Чжэна, раздался треск, столешница разломалась, и человек, и стол рухнули. Хотя Чжэн в охранном бюро «Могущество Фуцзяни» и не считался хорошим мастером, но все же не был он и совсем уж бесполезным парнем. Охранник Ши увидал, как его сбил одним махом этот человек, и тут же понял, что противник – не обычный человек, (очевидно, что имеет предысторию) спросил: «Осмелюсь спросить, достопочтенный, Вы кем будете? Поскольку вы являетесь членом сообщества мастеров боевых искусств, трудно представить, что Вы не имеете представления об охранном бюро «Могущество Фуцзяни». Этот Юй с ледяной усмешкой сказал: «Могущество Фуцзяни»? Никогда раньше не слыхал! А что это такое?»
Линь Пин-чжи выпрямился во весь рост и закричал: «Поколочу щенка!» Левой ладонью вышел с ударом, и сразу применил трюк из семейного стиля «Ладони, переворачивающие Небо» – из под основания левой ладони правой ладонью проатаковал – применил прием «триграммы Цянь и Кунь в облаках». Тот Юй и говорит: «Да наша маленькая Хуадань [кокетка] на все руки мастерица!», ладонью отмахнулся, и правой рукой сцапал Линь Пин-чжи за плечо. Линь Пин-чжи правым плечом слегка осадил вниз, размахнулся, и ударил левым кулаком. Этот Юй наклоном головы избег удара, но Линь Пин-чжи внезапно раскрыл кулак, преобразовав его в ладонь, сменил траекторию удара с прямой на поперечное сбивание, применив прием «Среди росы увидеть цветок», и с громким хлопком ударил прямо по уху. Юй пришел в бешенство, «летящей стопой» пнул Линь Пин-чжи. Линь Пин-чжи резко уклонился вправо и тоже лягнул ногой. В это время охранник Ши схватился со вторым противником по фамилии Цзя, Бай Эр помог подняться охраннику Чжэну. Охранник Чжэн, ругаясь «разрывая рот», ударил Юя спереди, так, что тот попал одновременно между двух противников. Линь Пин-чжи ему и говорит: «Помоги охраннику Ши, с этой собакой я управлюсь». Охранник Чжэн понял, что он хочет одержать чистую победу без помощи посторонних, и, подхватив с пола ножку сломанного стола, обрушил ее на голову молодца по фамилии Цзя.
Двое подручных выбежали за дверь, один с седла снял длинный меч Линь Пин-чжи, другой схватил охотничью рогатину, и начали ругать молодца Юя. Оба слуги в охранном агентстве считались весьма посредственными мастерами боевого искусства, но кричать они умели,
[во время походов с караванами их специализацией было оповещать имеющихся в опасных местах преступников, что у данного охранного агенства хорошая репутация, и связи в разбойничьей субкультуре. Обычно кричали два слова «Хэ Ву», нечто вроде «мы заодно».]
и глотки у них были крепкие. Они ругались на Фучжоуском диалекте, из которого сычуаньцы не поняли ни слова, но общий смысл, что их не хвалят, до них дошел.
Линь Пин-чжи использовал одну за одной формы из наследственного отцовского стиля «Ладоней, переворачивающих Небо». Обычно он разбирал эти приемы с телохранителями из охранного бюро. Во-первых, потому, что эти традиционные приемы их семьи и в самом деле были неординарными, во-вторых, потому, что все телохранители слегка поддавались молодому хозяину, не было таких дураков, чтобы стали жестко драться с ним в полную силу. Поэтому, хотя у него и был достаточный опыт, но реальных поединков в полную силу – ничтожно мало.
В городе Фучжоу и окрестностях, была своя шпана, и ему уже приходилось с ними драться. Но эти недоделки, эти кошки с тремя ногами, все же не были ему соперниками. Он владел техникой семейства Линь, кто мог ему противостоять? Две позиции, три взмаха, и все разбегаются, с подбитыми глазами и текущими носами. Но в этот раз высокомерие Линь Пин-чжи постигло жесткое разочарование. В этой схватке они скрещивали руки уже более десяти раз, и постепенно Линь Пин-чжи почувствовал, что его противник только становится все более жестким. Размахивая руками, тот бормотал: «Братишка, чем больше за тобой наблюдаю, тем больше убеждаюсь, что ты не мужчина, а крупная девушка, переодевшаяся в мужской костюм. Твои щечки и белы, и красны, дай-ка мне личико понюхать, проклятье! Мы не должны драться, согласна?»
Линь Пин-чжи кипел от гнева, скосив глаз, он заметил, что оба телохранителя, Ши и Чжэн вместе дерутся с тем, по фамилии Цзя, и снова падают, как под ветром. Охранник Чжэн получил тяжелый ударом кулаком по носу, из носа лило вовсю, подол его одежды был залит свежей кровью. Линь Пин-чжи выкинул ладонь еще быстрее, и внезапно дал этому Юю по уху мощным ударом, сопровождаемым громким хлопком. Этот Юй пришел в великий гнев, и заорал: «Не знал, что ты такой не различающий хорошего и дурного сын черепахи, проклятье, лаоцзы на тебя смотрел, как на девчонку, играл с тобой, черепаший сын, а он, проклятье, ударил лаоцзы по-настоящему!»
[Лаоцзы – «дедушка», в среде преступников это самоназвание показывает превосходство и унижает собеседника.]
Кулачная техника вдруг изменилась, подобно налетевшему внезапному дождю с бешеным ветром, и посыпались удары то по верхнему, то по нижнему уровню. Оба в пылу борьбы оказались снаружи кабачка. Линь Пин-чжи заметил, что противник наносит удар прямо «во дворец» — середину груди, вспомнил отцовские наставления по тактике «сбрасывания», сразу протянул левую руку, чтобы блокировать, с помощью кулака с силой отразил наружу. Но оказалось, что сила этого Юя непомерно велика, и блок не сработал. Прямо в середину груди громыхнул удар кулаком. Тело Линь Пин-чжи вспыхнуло, его противник левой рукой схватил его за воротник. Этот человек рывком вниз принудил Линь Пин-чжи согнуться, затем правой рукой провел прием «удушение — железный дверной порог», поперек его шеи. Бешено смеясь, он сказал: «Черепаший сын, трижды поклонишься мне, и трижды назовешь хорошим дядей, тогда отпущу!»
Охранники Ши и Чжэн перепугались, бросили своего противника, пытаясь спасти хозяина, но этот Цзя использовал и руки и ноги, не давая им оторваться. Подручный Бай Эр, поднял охотничью рогатину, приставил этому Юю позади сердца, и закричал: «Не отпустишь? Да у тебя, в конце концов, сколько мозга…» Но этот Юй левой ногой провел обратный удар, выбил рогатину на несколько чжанов, и в единой связке провел удар правой ногой, да так, что Бай Эр кубарем перевернулся семь или восемь раз, и потом долго не мог подняться. Чэнь Ци разрывая рот, стал извергать проклятия: «Черная черепаха, мать твою, нечестивая помесь, бабуку твою, да что бы ты ослеп!» Ругнется разок, отступит разок, обругал так раз восемь или девять, да и на тоже количество шагов назад отступил.
Этот Юй, смеясь, сказал: «Большая девушка, будешь кланяться или нет?» Он прижал голову Линь Пин-чжи вниз, чем сильнее давил, тем ниже она опускалась, так что лоб несколько раз почти касался земли. Линь Пин-чжи, защищаясь, пытался бить кулаком в подбрюшье, но постоянно не доставал на несколько вершков, и способа достать не было. Он почувствовал ужасную боль, будто кости шеи вот-вот сломаются, перед глазами закружились золотые звездочки, а в ушах громко звучал шум, подобный дуновению ветра под перьями множества птиц. Он беспорядочно бил и хватался руками, неожиданно нашарил на своем собственном бедре нечто твердое, не разобравшись в панике, что это за вещь, легко вытащил, и с силой послал вперед, вонзив в подбрюшье этому молодцу Юю.
Молодец по фамилии Юй громко закричал, всплеснув руками, выпустил Линь Пин-чжи, отступил на пару шагов. На его лице появилось выражение крайнего ужаса, едва он взглянул на кинжал, торчащий в нижней части его живота по самую рукоятку. Он стоял лицом к западу, и вечернее солнце светило на золотую рукоятку кинжала, блестевшую в его лучах. Он раскрыл рот, собираясь что-то произнести, но не сказал ничего, протянул руку, чтобы вытащить кинжал, но не решился. Линь Пин-чжи тоже перепугался, его сердце было готово выскочить через рот из груди, он быстро сделал несколько шагов назад. Тот, что с фамилией Цзя, и оба охранника, Ши и Чжэн остановили драку, и с выражением крайнего ужаса уставились на молодца Юя. Только и увидели, как тот несколько раз покачнулся всем телом, правой рукой взялся за рукоятку кинжала, с силой вытянул, и сразу свежая кровь брызнула на несколько локтей наружу. Видевшие это люди, громко закричали. Тот молодец Юй проговорил: «Цзя, Цзя, отцу скажи за… за... меня отом…» правой рукой махнул назад, выбрасывая кинжал. Тот Цзя вымолвил: «Брат Юй, брат Юй», быстрым шагом бросился прочь. Юй рухнул на землю, перевернулся, судорожно дернулся несколько раз, и уже более не двигался.
«Хватай инструмент», – произнес глухим голосом охранник Ши,
[В оригинале используется сленговое слово «цзя хуо» изначально оно обозначало две категории: полезные в хозяйстве домашние инструменты, и рабочий, или просто домашний скот. Потом стало также ругательством: «скотина», «скот», и жаргонным обозначением оружия.]
метнулся к лошади, и схватил в руки клинок. Он имел богатый опыт разборок, и, видя убийство, понимал, что теперь этого Цзя нельзя не убить. Тот Цзя внимательно всмотрелся в Линь Пин-чжи, подхватил брошенный кинжал, бросился к лошадям, прыгнул на спину коня, не успевая развязать поводья, отрезал их одним взмахом кинжала, ногами поддал лошади, послал ее галопом на север, и скрылся.
Чэнь Ци подошел к трупу этого Юя, пнул его ногой, труп перевернулся, и стала видна рана, из которой по-прежнему с бульканьем выливалась свежая кровь, а затем сказал: «Ругая нашего молодого мастера, не терпелось тебе с жизнью расстаться? Вот и получил по заслугам!» Линь Пин-чжи ранее не случалось людей убивать, и сейчас он перепугался, на лице ни кровинки, дрожащим голосом произнес: «Ши, наставник Ши, так … так … что же делать? Я вовсе… вовсе не хотел его убивать!»
Охранник Ши про себя размышлял: «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни» уже три поколения ведет охранную деятельность, в стычках среди рек и озер убийство – вещь неизбежная. Но этот погибший вовсе не преступное отребье, к тому же, в основном убивают в высоких горах или густых лесах, убили, потом похоронили – вот и все дела, и никогда раньше не было, чтобы охранники из бюро «Могущество Фуцзяни» официально провозглашались как бандиты, как это может понравиться? Однако на этот раз убитый совершенно очевидно не бандит, место вблизи от города, человеческая жизнь – не мелочь, что говорить о молодом мастере охранного агентства, даже губернатору, если его сын совершит убийство, не получится легко отделаться». Хмуро сказал: «Мы должны побыстрее затащить труп в кабачок, здесь рядом большой тракт, не нужно позволять людям на это глазеть».
К счастью, в это время уже темнело, и на дороге не было ни одного постороннего человека. Бай Эр и Чэнь Ци затащили тело в кабачок. Охранник Ши шепотом спросил: «Молодой мастер, есть при себе серебро?». Линь Пин-чжи засуетился: «Есть, есть, есть!», – он покопался и вытащил из-за пазухи где-то двадцать лян серебра мелочью. Охранник Ши протянул руку и взял их, вошел в кабачок, и, положив на стол, обратился к старику Са: «Старина Са, эти чужаки приставали к твоей молодой родственнице, мой молодой господин заступился за нее, не мог иначе, и только что был вынужден убить его. Мы все видели это своими глазами. Это дело и вас лично касается, если возникнут проблемы, то никто в стороне не останется. Эти деньги ты используй, сейчас парни похоронят труп, а потом будем потихоньку думать, как замять дело». Старик Са ответил: «Да! Да! Да!»
Охранник Чжэн добавил: «Для нас, охранников агентства «Могущество Фуцзяни», вне несения охранной службы прибить нескольких лесных разбойников – обычное дело, пустяковина! Эти две сычуаньские крысы чертовой украдкой пробрались сюда. На мой взгляд, никакие это не великие пираты рек и океанов, а любители цветок сорвать, специалисты воровского дела, прибывшие в префектуру Фучжоу для преступления. Молодой хозяин избавил провинцию Фучжоу от этого опасного негодяя, и конечно, заслуживает официальной награды, но молодой мастер не планирует предавать это дело широкой огласке. Старик, ты держи свой рот плотно закрытым, а коли что из него вылетит, то мы будем говорить, что два разбойника вынудили тебя незаконно завладеть лавкой, чтобы ты стал их осведомителем, вот так. Прислушайся к своему акценту, и полслова не похоже на речь местных жителей. В противном случае, с чего это этим двум приезжать ни раньше, не позже, как ты открыл здесь свой трактир, разве бывают в Поднебесной такие совпадения?». Старик Са только и повторял: «Не осмелюсь говорить, не осмелюсь говорить!».
Охранник Ши взял Бай Эра и Чэнь Ци, и они похоронили тело позади кабачка, в огороде. Потом они мотыгами тщательно закидали кровавые следы перед входом в кабачок. Охранник Чжэн старику Са сказал: «Если в течении десяти дней мы не услышим, что от вас какие-либо новости просочились, то пришлем еще 50 лян серебра, чтобы вы сделали гроб. А если ты будешь языком чушь нести, хм, под саблями охранного бюро «Могущество Фуцзяни» полегло злодеев поменьше тысячи, но восемь сотен будет, а убить вас – старого да малую, так в огороде места для еще двух трупов вполне найдется!» Старик Са отвечал: «Премного благодарен, премного благодарен! Не смею говорить, не смею говорить!»
Задержались, чтобы управиться как следует, небо уж почернело. Сердце у Линь Пин-чжи сжалось, он был охвачен трепетом и волнением. Едва вошел он в главный зал охранного бюро, и сразу увидел отца, сидящего в церемониальном кресле и медитирующего с закрытыми глазами. Линь Пин-чжи придал голосу неопределенное выражение и позвал: «Батюшка!»
Линь Чжэнь-нань с удовлетворенным видом спросил: «Поохотился? Кабана добыл?» Линь Пин-чжи только и сказал: «Нет». Линь Чжэнь-нань поднял руку с курительной трубкой, и внезапно атаковал его плечо, со смехом крикнув: «Возвращай прием!»
Линь Пин-чжи знал, что отец часто внезапно проверяет его гунфу, как обычно, он увидел, что тот использует двадцать шестой прием из техники «Меча, пресекающего зло», под названием «Метеор – Падение летящей огненной звезды». Следовало отвечать сорок шестым приемом – «Распускающийся цветок смотрит на Будду», но в это время его душа и разум были в смятении, как сказать отцу об этом убийстве в маленьком кабачке, что он предпочел принять на себя удар трубкой, не посмев уклониться, и только позвал: «Батюшка!»
Линь Чжэнь-нань, собирался трубкой ударить сына в плечо, но остановил удар в трех вершках от его одежды, спросив: «В чем дело? Среди «рек и озер» - в мире странствующих удальцов, если бы ты был столь медлителен и туп, ты бы уже лишился руки». Хотя в словах был упрек, на лице по-прежнему оставалась улыбка. Линь Пин-чжи только и сказал: «Слушаюсь!», - погрузил левое плечо, плавно прокрутился корпусом, выходя отцу за спину, по пути подхватил с чайного столика щетку из петушиных перьев на тонкой тросточке, затем провел укол в отцовскую спину напротив сердца – это как раз и был прием «Распускающийся цветок смотрит на Будду». Линь Чжэнь-нань кивнул и рассмеялся: «Это то, что надо!» Отразил трубкой удар, использовав прием «Играть на флейте над рекой». Линь Пин-чжи оживился, и с помощью приема «Фиолетовая дымка появляется на востоке» разорвал дистанцию. Отец и сын отработали около пятидесяти приемов, после чего Линь Чжэнь-нань болезненно ткнул сына трубкой под грудь, так что Линь Пин-чжи не смог защититься. Касание было легким, но правая рука онемела, и щетка из петушиных перьев выпала наземь. Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Очень хорошо, очень хорошо, в этом месяце приходи каждый день, чтобы совершенствоваться, и будет продвижение, а то сегодня у тебя более четырех приемов сорвалось!»
Обернувшись, сел в кресло, над трубкой поплыл дымок, сказал «Пин Эр, хочу чтобы ты узнал, что наше охранное бюро получило сегодня хорошие новости!» Линь Пин-чжи высек огонь для освещения отцовской корреспонденции, спросил: «Отец снова получил большое дело?». Линь Чжэнь-нань покачал головой и рассмеялся: «Нужно только, чтобы у нас в охранном агентстве была крепкая основа, и тогда нужно ли будет бояться, что крупный заказ не появится у дверей? Бояться надо, если крупный заказ появится, а мы не сможем его выполнить!» Он выпустил изо рта длинную струю дыма и сказал: «Только что охранник Чжан принес письмо из Хунани, в котором говорится, что господин Юй, настоятель храма Сунфэн , руководитель даосской фракции Цинчэн из Сычуани, принял наши подарки. Линь Пин-чжи, едва услышал «Сычуань» и «настоятель Ю», так у него и сердце оборвалось, он лишь сказал: «Получил наши подарки?»
Линь Чжэнь-нань сказал: «О делах нашего охранного агентства я тебе прежде не много говорил, да ты бы и не понял. Но ты постепенно взрослеешь, и отец, который тащит на себе множество дел, отныне потихоньку будет перекладывать их на твои плечи, а дел, требующих внимания, очень много. Сынок, три поколения мы занимаемся охраной, во-первых, полагаясь на великие имена прадедов, во-вторых, на передаваемое семейное искусство, которое не очевидно, и так смогли добиться ситуации, что теперь наше охранное агентство стало непревзойденным в Цзяннани – к югу от Великой реки. На реках и озерах, едва упомянут эти четыре иероглифа «Охранное бюро Могущество Фуцзяни», так сразу все поднимают большие пальцы и говорят в один голос: «Счастливая энергия», «Престижный и могущественный стиль!» На Реках и Озерах двадцать процентов успеха зависят от имени, еще двадцать – от мастерства, а остальные шестьдесят – от симпатий удальцов «белого и черного пути» – честных мастеров и бандитов. Ты подумай, наше бюро «Могущество Фуцзяни» сопровождает караваны в десяти провинциях, если бы в каждой поездке с другими людьми пришлось вступать в смертельные противоборства, сколько жизней было бы утрачено? Да просто посчитаем, если в каждую экспедицию придется сражаться, и только побеждать, все равно, как говорится, «на тысячу убитых врагов потеряешь своих восемь сотен ранеными», и будут убитые и раненные телохранители, то на одни только пенсионные выплаты семействам выручки от сопровождения не хватит. И для нашей семьи, какое тут будет процветание? Таким образом, чтобы наскрести на питание в нашем охранном деле, прежде всего, нужны люди с квалификацией, открытые и доброжелательные, это «дружелюбие» – два иероглифа, и они важнее, чем мастерство владения честной саблей и честным копьем». Линь Пин-чжи только и вымолвил: «Да».
Если бы раньше отец сказал ему, что собирается постепенно перекладывать на его плечи бремя ответственности за дела охранного бюро, его радости не было бы предела, и он говорил бы об этом с отцом без устали. Но сейчас в его душе царила полная неразбериха, мысли бились, как «пятнадцать ведер в одном колодце», и все, о чем он мог думать, составляли несколько слов: «Сычуань», и «настоятель Юй».
Линь Чжэнь-нань снова выпустил облако дыма и продолжил: «Боевое искусство твоего отца не превосходит мастерство твоего прадеда, и конечно, не сравнится мастерством с твоим дедом, однако, в искусстве управления делами охранного бюро, можно сказать, что он превзошел деда и опередил прадеда. От Фуцзяни на Юг до Гуандуна, на север до Чжэцзяна и Ганьсу, в этих четырех провинциях твои предки смогли распространить свое ремесло. Шаньдун, Хэбэй, Хунань и Хубэй, Цзянси и Гуанси – эти шесть провинций Поднебесной добавлены руками твоего отца. В чем тут секрет? Говоря напрямик, это не что иное, как «Заводи побольше друзей, поменьше наживай врагов» – вот восемь иероглифов успеха. «Фу Вэй», означает «Счастье» и «Могущество». Сначала иероглиф «Фу» – «Счастье». Потом иероглиф «Вэй» – «Могущество». Так что можно сказать, что энергия «Счастья» важнее, чем энергия «Могущества». Энергия счастья как раз и происходит от восьми иероглифов: «Заводи побольше друзей, поменьше наживай врагов». Если «Могущество» поставить впереди «Счастья», то это же «Самодурство получится!
[«Цзуо Вэй Цзуо Фу» , поговорка, приблизительный смысл: «сделался сильным – стал счастливым», близко к русской «Сила есть – ума не надо», означает самодурство, самоуправство. ]
Ха-ха-ха-ха!»
Линь Пин-чжи сухо хотнул несколько раз вместе с отцом, но в его смехе счастья совсем не было. Линь Чжэнь-нань вовсе не замечал волнения сына, и продолжал: «Древние говорили: «Уже завоевал Лун, зарится на Шу».
[Древний полководец Вэй Сяо, (династия Хань), завоевав земли Лун, (нынешняя провинция Ганьсу), и жаждал захватить Шу (Сычуань). Эта поговорка говорит о неуемной жадности.]
Твой отец уже закрепился в Хубее, теперь зарится на Сычуань.
[В тексте использован оборот: «Захватил Э, зарится на Шу». Э – древнее название провинции Хубей.]
Наш путь лежит на запад от Фуцзяни, от Цзянси, потом Хунань, вплоть до провинции Хубэй. Здесь мы приостановились, но что нам мешает продвинуться вверх по реке, в Сычуань? Сычуань – это изобильная страна, где мы можем разбогатеть и достичь процветания. Если мы проложим маршрут в Сычуань, то к северу – Шэньси, к югу – Юннань и Гуйчжоу, и таким образом, это уже тройной успех. Повозкам нашего агенства «Могущество Фуцзяни» пройти Сычуань, эти земли «крадущегося тигра, затаившегося дракона», где множество высоких мастеров, невозможно без договора с фракциями Цинченшань и Эмэйшань. Я начал игру три года назад, и каждый год весной и осенью, на праздники посылал дары в даосский храм «Соснового ветра» – «Сунфэн гуань» что на горе Цинчэншань, и в буддийский храм «Золотой вершины» – «Цзиньдин сы» , что в горах Эмэйшань, но их руководители до сих пор ничего не принимали. Цзинь Гуан, руководитель фракции Эмейшань, хотя бы соглашася встретиться с нашими посыльными, немногими словами выражали благодарность, приглашали отведать немного вегетарианских блюд, а потом отправляли наши подарки обратно, с ненарушенными печатями. А что касается наставника Юя из храма Сунфэн, а это действительно могучий человек, то едва наши посыльные достигнут плоскогорья, как им преграждают проезд, и говорят что наставник Юй за закрытыми дверьми сидит в созерцании, внешних гостей не привечает, в созерцании «собирает сотню вещей», и подарков не принимают. Наши посыльные, не говоря уж о том, чтобы увидеть наставника Юя, даже «на какую сторону выходят главные ворота» – и то не узнали. И каждый раз возившие подарки посыльные рассерженными возвращались назад. Они говорили, что если бы я им не наказывал строжайшим образом, независимо от того, что представители противоположной стороны непочтительны, все равно проявлять уважение, они бы не смогли выдержать эти поношения, и удержаться от ругани, не поминая «Небо-отца и Землю-матушку». Только и боялись крупных разборок, ибо имели уже некоторый опыт таковых».
Сказав это, он стал очень доволен, поднялся, выпрямился, и продолжил: «Ты знаешь, на этот раз, настоятель Юй неожиданно принял наши подарки, да еще и послал четверых именитых учеников в Фуцзянь, чтобы совершить ответные поклоны…» Линь Пин-чжи сказал: «Четверо? Разве не двое?» Линь Чжэнь-нань сказал: «Точно, четверо именитых учеников! Ты подумай, наставник Юй осчастливил торжественным событием, разве это не великая честь для облика нашего охранного агентства «Фувэй?» Я уже разослал с лучшими скакунами вести в наши отделы в провинциях Цзянси, Хунань и Хэбэй, чтобы обеспечить достойный прием этим четырем почетным гостям из фракции Цинчэн. Линь Пин-чжи вдруг спросил: «Отец, сычуаньцы называют других людей «Гуй цзыр» [черепаший сын] а себя при этом именуют «Лао Цзы?»
Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Сычуаньские грубияны так говорят! Да где в Поднебесной есть места без грубых людей? Это люди с несдержанным грязным ртом, разумеется. Ты небось, услыхал эти слова, когда наши охранники в поездках в азартные игры на деньги играли, что так хорошо расслышал? Но почему ты это спрашиваешь?»
Линь Пин-чжи пробормотал: «Пустяки, ничего!» Линь Чжэнь-нань сказал: «Когда приедут эти четверо именитых учеников из Цинчэна, ты должен сойтись с ними поближе, поучись у них манерам, завяжешь знакомство с этими четырьмя друзьями – в будущем получишь неисчерпаемую пользу!»
Отец с сыном поговорили еще немного, а Линь Пин-чжи все не решался признаться. Он не знал, нужно или нет говорить отцу о деле с убийством. В конце концов, он решил прежде рассказать обо всем матери, а уж потом отцу. Поужинали, Линь Чжэнь-нань с семейством втроем сели в заднем зале поболтать, Линь Чжэнь-нань решил посовещаться с супругой – у старшего шурина в начале шестого месяца день рождения, нужно готовить подарки. Однако нужно, чтобы родственникам со стороны отца жены, Лоянского «Князя золотой сабли», эти вещи глянулись, а таких в самом деле нелегко найти.
Говорили об этом, вдруг послышался гомон, топот быстрых шагов нескольких человек, стремительно входящих внутрь. Линь Чжэнь-нань нахмурился, сказал: «Непорядок, правил не соблюдаете!»
Тут показались трое слуг, стремительно вбежавших внутрь, стоящий во главе их прислужник, задыхаясь, отчаянно произнес: «Нач.. начальник охранного бюро…». Линь Чжэнь-нань закричал: «Из-за чего этот переполох? Много шума из ничего!» Прислужник Чэнь Ци сказал: «Бай… Бай Эр мертв». Линь Чжэнь-нань подавил испуг, спросил: «Кто его убил? Вы на деньги играли, поссорились – так или не так?» Про себя сердито подумал: «Эти молодцы среди рек и озер среди рек и озер привыкли к риску, в самом деле, ими нелегко управлять. Дело не дело – сразу вытаскивают ножи, кулаки в ход пускают, а ведь здесь правительственная резиденция, выйдет убийство – начнутся большие проблемы». Чэнь Ци сказал: «Нет, не так. Только что Сяо Ли пошел до ветру, глянь – прислужник Бай Эр лежит около уборной в огороде. На теле ни царапины, а весь уже ледяной, не понять, от чего умер. Боимся, не возникла ли какая эпидемия». Линь Чжэнь-нань перевел дух, на сердце сразу полегчало, сказал: «Я пойду посмотрю», – и сразу пошел в огород, а Линь Пин-чжи за ним. Пришли в огород, увидали семь или восемь охранников с подручными, стоящими в тесном кругу. Толпа увидала, что пришел начальник охранного бюро, и все расступились. Линь Чжэнь-нань увидел труп Бай Эра, увидал, что тот уже раздет, на теле вовсе нет следов крови, обратился с вопросом к стоящему рядом охраннику Чжу: «Ранений на теле нет?». Охранник Чжу отвечал: «Я все тщательно исследовал, на всем теле ни одной малейшей царапины нет, и похоже, что яд тоже не применялся». Линь Чжэнь-нань, покачав головой, сказал: «Сообщите счетоводу, господину Дуну, скажите ему, что предстоит провести похороны Бай Эра, пусть пошлет его родным сотню лян серебром».
Из-за болезни умер один прислужник – Линь Чжэнь-нань не стал принимать это близко к сердцу, развернулся обратно к большому залу, увидал сына и спросил: «Бай Эр сегодня с тобой ездил охотиться?» Линь Пин-чжи сказал: «Отправлялся, когда возвращались, был в полном порядке, и подумать не могли, что приключится такая внезапная болезнь». Линь Чжэнь-нань хмыкнул: «Эн», и произнес: «В этом мире и радости, и несчастья – все происходит внезапно. Я всегда хотел пробить дорогу в Сычуань, только боялся, что потребуется еще десять лет трудиться, можно ли было предугадать, что настоятель Юй неожиданно поддастся внезапной прихоти, «что кровь ему прильет к сердцу», и он, не считая того, что примет мои подарки, еще и пошлет четверых братьев-учеников, долгим путем в тысячу ли принести ответный поклон».
Линь Пин-чжи сказал: «Отец, хотя клан Цинчэн в мире воинских искусств является великой школой, охранное бюро «Могущество Фуцзяни» и великое имя отца среди «рек и озер» тоже не считаются слабыми. Мы каждый год присылали подарки в Сычуань, настоятель Юй послал к нам людей только для того, чтобы вернуть ответный долг вежливости». Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Что ты знаешь? Сычуаньские фракции Цинчэн и Эмэй имеют вековую историю. Во вратах школ талантов не счесть, их реально нелегко превзойти. Хоть они и не опережают Шаолинь и Удан, но по сравнению с фракциями школ фехтования пяти твердынь – Суншань, Тайшань, Южная Хэншань , Хуашань и Северная Хэншань – они практически на равных. Твой предок, Юань Ту Гун, записал 72 дорожки «методов меча, отвергающего зло», и в те годы он был грозой Поднебесной. Вправду говорили, что он бился повсюду в Поднебесной, и нигде не встречал достойных противников, его искусство передавалось от поколения к поколению, но никто из потомков не сумел превзойти мощь Юань Ту Гуна, а твой отец, опасаюсь, еще чуть-чуть им уступает. Три поколения семейства Линь передают традицию только одному наследнику, а сторонних учеников не берем никого. Наши оба деда не смогли добиться, чтобы в семье было много людей, а где семьи многочисленны, там и людей много, и сила велика».
Линь Пин-чжи сказал: «Среди наших подразделений в десяти провинциях есть тьма героев и удальцов, если собрать их вместе, разве они уступят какому-то там Шаолиню, Удану, Эмэю, Цинчэну, или школам фехтования пяти твердынь?».
Линь Чжэнь-нань, смеясь, отвечал: «Сынок, с папой ты можешь такие слова говорить, конечно, это не опасно. Но если на людях такое сболтнешь, то не миновать беды. У нас восемьдесят четыре бойца-охранника в десяти филиалах, у каждого свои навыки, если соберем их вместе, конечно, не сможем сообща проиграть. Но какие преимущества мы получим, только избивая других? Часто говорят, что доброжелательность приносит богатство, мы питаемся от охраны перевозок, мы заинтересованы, чтобы люди хотели передвигаться. Нам выгоднее себя немножко принизить, пусть другие похваляются геройской доблестью, нам от этого не будет никакого ущерба».
Внезапно раздался испуганный крик: «Ай-йо! Охранник Чжэн тоже умер!» Линь Чжэнь-нань с сыном одновременно испугались. Линь Пин-чжи прыжком вскочил со стула, дрожащим голосом произнес: «Они пришли чтобы отом… но произносить окончание слова «отомстить» не стал. «Бао» - «отплатить» выговорил, а иероглиф «Чоу» - «ненависть» - придержал в последний момент. Но в это время Линь Чжэнь-нань уже шел к выходу из зала, и на слова сына внимания не обратил. Увидал подручного Чэнь Ци, который примчался в паническом ужасе, и начал кричать: «На.. начальник, плохи дела, охранник Чжэн… охранника Чжэна эти злые сычуаньские дьяволы достали, жизнь отобрали!» Линь Чжэнь-нань лицом закаменел, закричал: «Какие сычуаньские демоны, что за глупости».
Чэнь Ци сказал: «Да, да! Тот злой черт сычуаньский… Это пугало сычуаньское, он и при жизни был могучим и властным, а уж умер, так стал еще страшнее!» Он наткнулся на строгий гневный взгляд главы охранного бюро, и, увидев его мрачное лицо, не осмелился более говорить, только кинул на Линь Пин-чжи умоляющий взгляд, полный боли и ужаса. Линь Чжэнь-нань спросил: «Ты говоришь, охранник Чжэн умер? Где тело? От чего умер?» В этот момент в зал вбежало еще несколько охранников и прислужников. Один из охранников хмуро сообщил: «Брат Чжэн умер на конюшне, точно так же, как и Бай Эр, на теле ни малейшей царапины, из семи отверстий тела кровотечения не было, на лице также нет ни синяков, не припухлостей. Не иначе… не иначе, только что следуя за молодым господином на охоту, действительно порче по… подвергся, энергией какого-то злого духа был поражен». Линь Чжэнь-нань, хмыкнув, сказал: «Я всю жизнь провел, странствуя на реках и озерах, но никаких чертей пока не встречал. Пошли поглядим». Сказав, вышел из зала, направился на конюшню, и сразу заметил лежащего на земле охранника Чжэна. Тот обоими руками сжимал седло, было очевидно, что он вправду снимал седло, и внезапно умер, абсолютно не было похоже, чтобы он с кем-либо дрался.
В это время уже стемнело, и Линь Чжэнь-нань велел людям принести фонари для освещения, своими руками снял с охранника Чжэна белье, и тщательно осмотрел тело снизу доверху, даже ощупал каждую кость скелета, и действительно – ни малейшего повреждения, даже никакая косточка пальцев не сломлена. Линь Чжэнь-нань никогда не верил в призраков. Вот внезапно умер Бай Эр, казалось бы, упомянули и забыли, однако, тут же точно такой же смертью умирает и охранник Чжэн. И что в этом еще более странно, даже если это болезнь вроде чумы, отчего на всем теле нет ни черных пятен, ни красной сыпи? У него появилось чувство, что более чем наполовину верно то, что этот случай связан с его сыном, и его сегодняшней поездкой на охоту. Он повернулся к Линь Пин-чжи и спросил: «Сегодня, кроме охранника Чжэна и Бай Эра, кто еще был с тобой на охоте?» Говоря, пальцем на Чэнь Ци указал. Линь Пин-чжи кивнул. Линь Чжэнь-нань велел : «Оба следуйте за мной». Приказал одному из слуг: «Попроси охранника Ши явиться в восточный флигель для разговора». Трое вошли в восточный флигель, Линь Чжэнь-нань обернулся к сыну и произнес: «Что происходит, в конце концов?»
Линь Пин-чжи немедленно рассказал о том, как поехал на охоту, как на обратном пути зашли в маленький кабачок выпить вина, как два сычуаньца оскорбляли девушку, продававшую вино, что привело к словесной перепалке, как разгорелась драка, как парень захватил его шею, принуждая кланяться, как он запаниковал, и в помрачении сознания вытянул из голенища кинжал, и убил того молодца. Также подробно он рассказал, как они похоронили тело в огороде, как дали серебра и велели старику, владельцу кабачка, крепко держать язык за зубами. Линь Чжэнь-нань, чем дальше слушал, тем больше понимал, что что-то не так. Однако, когда в конце концов, речь зашла о том, как они подрались и убили чужеземца, так это не ахти какое дело, небо не обвалится. Он молча выслушал сына, и погрузился в глубокие размышления. Наконец, спросил: «Эти двое парней не говорили о какой-либо школе, фракции, или о банде?» Линь Пин-чжи ответил: «Нет». Линь Чжэнь-нань спросил: «В их речи и манерах, не заметили ли вы ничего особенного?»
«Да ничего такого особенного не заметили, тот парень по фамилии Юй….», – не успел он закончить, как Линь Чжэнь-нань перехватил его слова: «Ты убил парня по фамилии Юй?». Линь Пин-чжи сказал: «Да! Я слышал, как тот другой называл его Юй сюнди – брат Юй, только не понял, каким иероглифом эта фамилия записывается. Акцент чужой, да и слышал нечетко». Линь Чжэнь-нань покачал головой, сказал сам себе: «Нет, не может быть, не возможно, нет таких удивительных способов. Наставник Юй говорил, что пришлет людей своего клана, но как они могли так быстро добраться до Фучжоу, ведь крыльев у них не было!» Линь Пин-чжи бросило в холод, он спросил: «Отец, ты думаешь, что эти двое были из фракции Цинчэн?»
Линь Чжэнь-нань не ответил, стал руками демонстрировать движения, спросил: «Ты его атаковал связками из «ладоней, переворачивающих небо», вот таким образом, а он какими приемами отвечал?» Линь Пин-чжи сказал: «Он не мог отбиться, позволил мне пробить очень тяжелый удар по уху». Линь Чжэнь-нань улыбнулся, стал повторять: «Очень хорошо, очень хорошо, очень хорошо!» Во флигеле изначально царил испуг, но, когда Линь Чжэнь-нань улыбнулся, Линь Пин-чжи тоже не смог сдержать улыбки, и сразу почувствовал большое облегчение.
Линь Чжэнь-нань снова спросил: «Ты использовал вот этот способ, чтобы ударить его, как он в этот раз отвечал?» Он и говорил, и одновременно, жестами движения показывал.
«В это время сын от гнева потерял голову, точно не помню, кажется, вот таким образом он ударил в грудь кулаком», - признался Линь Пин-чжи.
Линь Чжэнь-нань потеплел лицом: «Хорошо! Вообще, этот прием нужно проводить вот таким образом! Он даже этот прием не мог провести нормально, не могу поверить, что это родственник знаменитого на всю Поднебесную наставника Юя, руководителя храма Сунфэн из фракции Цинчэн!» Он снова несколько раз повторил «Очень хорошо!» но это не относилось к похвале кулачного мастерства его сына, а из-за великого облегчения. В Сычуани, кто его знает, сколько всяких с фамилией Юй, по крайней мере, этот парень с фамилией Юй, убитый его сыном, явно не был мастером высокого уровня, и не имел ничего общего с фракцией Цинчэн. Он вытянул пальцы правой руки, и постучал ими по поверхности стола. Снова спросил: «А как он твою голову захватил?» Линь Пин-чжи движениями рук показал, как тот его захватил и обездвижил.
Чэнь Ци осмелел немного, и перебил: «Бай Эр этого парня сзади подколол стальной рогатиной, так тот одним ударом ногой рогатину выбил, потом ногой ему так наподдал, что тот кубарем полетел». Тут у Линь Чжэнь-наня сердце екнуло, и он спросил: «Он ногой Бай Эра опрокинул, и ногой же рогатину у него из рук выбил? Так… так как же он ногой-то бил?» Чэнь Ци сказал: «Вот так как-то». Он поставил с двух сторон стулья, взялся за спинки, лягнул назад правой ногой, подпрыгнул, и левой ногой еще раз назад лягнул. Эти два удара он выполнил так неуклюже, что был похож на лошадь, которая, стоя в упряжи, лягает ногой назад. Линь Пин-чжи, глядя на его неуклюжие лягания, не мог удержаться от смеха, расхохотался: «Папа, ты посмотри…», – однако, увидев на лице отца выражение ужаса, ни слова не смог более добавить. Линь Чжэнь-нань сказал: «Эти два удара ногой немного напоминают технику школы Цинчэн «Не оставляющие тени обманные ноги». Сынок, в конце концов, как он делал эти два удара ногами?». Линь Пин-чжи произнес: «В это время он мою голову в захвате держал, не видел я его ударов».
Линь Чжэнь-нань решил: «Ладно, спросим охранника Ши, как только он придет!». Вышел из зала, громко крикнул: «Эй, люди, где охранник Ши? Давно уже просил его, а все не вижу!» Двое прислужников, услыхав крики, быстро примчались, поведали, что повсюду искали охранника Ши, но не нашли. Линь Чжэнь-нань прохаживался по оранжерее взад и вперед, размышляя: «Эти два удара ногами и вправду похожи на «не оставляющие тени обманные ноги», значит этот парень, даже если и не является родственником наставника Юя, то все же имеет какое-то отношение к фракции Цинчэн. Кто же он, в конце концов? Видно, придется мне самому на него посмотреть, никак иначе». Распорядился: «Охранник Цуй и охранник Цзи пусть придут!»
Охранник Цуй и охранник Цзи были опытными и разумными ветеранами, работали надежно, у Линь Чжэнь-наня были в доверии. Они оба видели, что охранник Чжэн умер, заметили, что от охранника Ши и тени не видать, и уже давно ждали за дверьми, ожидая распоряжений. Услыхав, что Линь Чжэнь-нань их зовет, сразу вошли в зал. Линь Чжэнь-нань скомандовал: «Беремся за дело. Цуй, Цзи, вы двое, сын и Чэнь Ци – за мной!» Пятеро немедленно вскочили на коней, выехали из города и отправились на север.
Линь Пин-чжи скакал впереди, показывая дорогу. Через недолгое время еще пять лошадей оказались перед маленьким кабачком. Оказалось, что двери уже были закрыты. Линь Пин-чжи принялся стучать в дверь, крича: «Старина Са, старина Са, открывай двери!». Стучал достаточно, а в лавке – ни пол-звука. Охранник Цуй посмотрел на Линь Чжэнь-наня, выставил руки в форму толкания дверей. Линь Чжэнь-нань кивнул головой, и охранник Цуй ударил двумя ладонями. Раздался треск, дверной замок сломался, обе створки дверей открылись внутрь, потом вернулись обратно, снова раскрылись, и стали раскачиваться вперед и назад, производя неприятный скрип.
Охранник Цуй, взломав дверь, отвел Линь Пин-чжи чуть в сторону, заметил, что движения в комнате нет, но мерцает огонек. Он вошел, увидел на столе масляную лампу, зажег еще два светильника. Они прошли повсюду внутри и снаружи – людей не было, хотя постельные принадлежности, фонари, и разные мелкие вещи оставались нетронутыми.
Линь Чжэнь-нань, кивнув головою, предположил: «Старик испугался последствий. Здесь был убит человек, опять-таки, труп похоронен в огороде, испугался оказаться соучастником, вот и ушел». Прошел на огород, указал на прислоненную к стене мотыгу, сказал: «Чэнь Ци, выкапывай труп, осмотрим его». Чэнь Ци, давно утвердившийся, что все это вредоносные происки злого духа, копнул два раза, руки его ослабли, и он рухнул наземь, как парализованный.
«Разве эта задница годится для чего-нибудь? А ещё ешь рис нашего охранного ремесла!» – обругал его охранник Цзи. Он одной рукой взял мотыгу, передал ему фонарь, начал мотыгой отгребать рыхлую землю, и довольно быстро обнаружилась одежда мертвеца. Копнул еще немного, показалось тело, он с силой ухватился и вытащил труп. Чэнь Ци отвернул голову, не осмеливаясь посмотреть, но едва он услыхал, как четверо одновременно вскрикнули в испуге, то испугался еще больше, случайным движением уронил фонарь, восковая свеча угасла, и на огороде разлилась кромешная чернота.
Линь Пин-чжи прерывающимся голосом сказал: «Мы же точно похоронили здесь сычуаньца, а это, это…». Линь Чжэнь-нань сказал: «Быстрее зажгите фонарь!» Он внешне оставался спокойным, но в интонации его голоса появились страх и растерянность. Охранник Цуй высек огонь, зажег фонарь. Линь Чжэнь-нань, согнувшись в пояснице, стал осматривать тело. После длительного осмотра сообщил: «На теле никаких повреждений, точно такой же метод убийства». Чэнь Ци собрал все свое мужество, посмотрел на труп. Бросил один взгляд, и громко завизжал: «Охранник Ши! Охранник Ши!» И точно, вытащенный из-под земли труп принадлежал охраннику Ши, а куда делся труп того сычуаньского молодца, было неизвестно.
Линь Чжэнь-нань сказал: «Чудные дела творятся у этого старика по фамилии Са». Подхватив фонарь, ринулся в дом, тщательно осмотрел все - от печки и винных кувшинов, осмотрел железные котелки, вплоть до стола и стульев, тщательно проверил все еще раз, но не обнаружил ничего необычного. Охранники Цуй, Цзи, и Линь Пин-чжи, каждый по отдельности, тоже тщательно все осматривали. Внезапно раздался крик Линь Пин-чжи: «Ой! Отец! Иди посмотри!»
Линь Чжэнь-нань пошел на голос, увидел сына, стоящего в девичьей комнатке, и держащего в руках головной платок зеленого цвета. Линь Пин-чжи спросил: «Отец, как такая вещь может оказаться у девушки из бедной семьи?». Линь Чжэнь-нань взял ее в руки, и сразу уловил тонкий аромат. Ткань платка была блестящей и гладкой, тяжелой, из лучшего атласа. Еще пригляделся потщательней, и обнаружил, что головная повязка по краю кругом в три ряда прошита зелеными шелковыми нитями, а в одном углу с большим искусством вышита малюсенькая красная коралловая веточка.
Линь Чжэнь-нань спросил: «Где ты нашел эту повязку?». Линь Пин-чжи ответил: «В углу под кроватью упала. Скорее всего, они торопились уехать, когда вещи собирали, в спешке не заметили». Линь Чжэнь-нань подвинул фонарь, согнулся, и еще раз посветил под кроватью, но больше ничего не нашел. Тяжело вздохнув, спросил: «Вы говорили, что та девушка, продававшая вино, обликом была уродлива, одежда ее была неброская, из дешевой ткани, но в тоже время абсолютно чистая и аккуратная?» Линь Пин-чжи сказал: «Я тогда внимания не обратил, но точно не грязная. Была бы неопрятная, то когда она разливала вино, я бы это сразу почувствовал».
«Старина Цуй, а каково твое мнение?», – обратился к старому охраннику Линь Чжэнь-нань. Охранник Цуй отвечал: «Я осматривал умерших охранников Ши и Чжэна, а также Бай Эра. Однозначно могу сказать, что эти двое, старик и молодушка, здесь замешаны. Возможно, это был их коварный план. Охранник Цзи предположил: «Эти двое сычуаньцев, вероятнее всего, были с ними заодно. Иначе зачем им было сюда перетаскивать труп?»
«Да тот Юй эту девушку при всех и руками лапал, и словами оскорблял, иначе бы я и не стал его ругать. Не могли они быть вместе!» – возразил Линь Пин-чжи.
Охранник Цуй произнес: «Молодой господин может не знать, что среди рек и озер есть люди с коварными сердцами, они часто устраивают ловушки, чтобы обвести людей. Двое начнут притворно драться, чтобы втянуть третьего, который решит их разнять. А потом эти двое уж по-настоящему вместе набрасываются на разнимающего. Такое часто встречается». Охранник Цзи спросил: «Начальник, а ты как считаешь?»
«Эти двое - старик и девушка, продававшие здесь вино, действительно, внезапно приехали в наши края. Однако, я не знаю, были ли они заодно с теми двумя парнями из Сычуани» - отвечал Линь Чжэнь-нань. Линь Пин-чжи произнес: «Отец, ты говорил, что настоятель Ю, настоятель храма Сунфэн, послал четырех человек. Они… Они… Разве их вместе не четверо?»
При этих словах Линь Чжэнь-нань как проснулся. Его потрясло. Он в глубокой задумчивости вымолвил: «Охранное бюро Могущество Фуцзяни всегда было крайне вежливо с фракцией Цинчэн. До сих пор нигде не позволяли себе принести им вред. Отчего же люди, посланные наставником Ю, стремились нас оскорбить?»
Четверо долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Наконец, Линь Чжэнь-нань предложил: «Давайте сперва перенесем тело охранника Ши в дом, а потом поговорим. Когда после этого вернемся обратно в бюро, остерегайтесь, чтобы известия не дошли до официальных властей, а то неприятностей будет еще больше. Эх, семейство Линь всегда отличалось вежливостью, никогда не позволяло себе оскорблять друзей, но это не значит, что мы трусы, неспособные дать сдачи». Охранник Цзи воскликнул: «Начальник, «солдат тренируют тысячу дней, чтобы использовать за одно утро». Ребята, мы соберем все силы, постоим за великое имя «Могущества Фуцзяни»!» Линь Чжэнь-нань кивнул «Да! Большое спасибо!», и пятеро человек поскакали назад в город.
Возвращаясь к охранному бюро, они издалека увидели огни факелов и множество людей, собравшихся перед воротами. У Линь Чжэнь-наня дрогнуло сердце, он подогнал коня. Несколько человек сказали: «Начальник вернулся!» Линь Чжэнь-нань спешился. Едва увидев свою жену, госпожу Ван , с мертвенно бледным лицом, сказал: «Посмотрите! Эх, с чего бы это так много людей собралось перед воротами!»
Тут он увидел, что на землю повалены оба парчовых флага, те самые, что стояли перед главными воротами охранного бюро. К тому же, наполовину срезанные флагштоки были опрокинуты на землю. Места среза на флагштоках были очень ровными, что показывало, что они были срезаны «острым мечом, драгоценной саблей».
Госпожа Ван при себе не имела боевого клинка, у мужа с пояса извлекла длинный меч. Раздалось двукратное «вжик», «вжик» - она по краю флагов срубила выступающие части древка, скрутила оба флага вместе, и вошла в главные ворота. Линь Чжэнь-нань распорядился: «Охранник Цуй, эти торчащие опрокинутые флагштоки просто сруби до конца! Эх, забрать «Могущество Фуцзяни» будет не так легко!»
«Слушаюсь!» - ответил охранник Цуй. Охранник Цзи начал ругаться: «Твою мать, эти собаки, разбойники, ну это вообще невиданно, прознали, что начальник в отъезде, тайком прокрались к главным воротам, учинили это поношение».
Линь Чжэнь-нань поманил сына рукой, и они въехали в бюро. Позади слышались громкие проклятия охранника Цзи: «Вонючие ублюдки, собаки, грабители!» Отец с сыном вошли в восточный флигель, и увидели госпожу Ван, которая расстелила на столах два парчовых стяга. На одном знамени, там, где был вышит могучий лев, были выколоты две дырки на месте глаз льва, и он теперь смотрел пустыми глазницами. На втором флаге, там, где были вышиты четыре иероглифа «Фу Вэй Бяо Цзю» - «Охранное бюро Могущество Фуцзяни», тоже была дыра, как раз на месте иероглифа «могущество», и теперь этот иероглиф пропал. Линь Чжэнь-нань, хоть и имел хорошую выдержку, и то не стерпел. С размаха рукой тяжело хлопнул по столу, раздался громкий хруст, и у столика «восьми бессмертных», сделанного из красного дерева, одна ножка сломалась. Линь Пин-чжи дрожащим голосом произнес: «Отец, это все… все я виноват! Из-за меня посыпались все эти беды!»
Линь Чжэнь-нань громким голосом сказал: «У нас, в семействе Линь, убил человека, так убил, ну и что тут такого? Если бы такой человек на твоего отца нарвался, он бы все равно был убит». Госпожа Ван спросила: «Кого убили?» Линь Чжэнь-нань сказал: «Пин Эр , поведай матери». Линь Пин-чжи подробно рассказал о событиях прошедшего дня, начиная от того, как он убил того сычуаньского молодца, и вплоть до того, как они нашли тело охранника Ши в маленьком кабачке. Госпожа Ван уже знала, что Бай Эр и охранник Чжэн внезапно умерли, узнав, что и охранник Ши расстался с жизнью при странных обстоятельствах, не испугалась, но разозлилась, «хлопнув по столу, выпрямилась», сказала так: «Дагэ», как охранное буро «Могущество Фуцзяни» может позволять этим людям так позорить наши надвратные знамена? Мы должны собрать мастеров, и послать их в Сычуань, к фракции Цинчэн, поступить с ними таким же образом! Даже моего отца, старшего брата, и сюнди тоже надо просить отправиться». У госпожи Ван с детства был характер гневный, как «гром и шаровая молния», в девичестве она по поводу и без повода могла, выхватив саблю, ранить человека. Она владела лоянским стилем «Золотой сабли», как говорится: «искусство блестящее, мощь велика». Все видели, что у ее отца, Ван Юань-ба, прозванного «непобедимой золотой саблей», на лице есть от нее три отметины. Теперь у нее самой уже вырос такой большой сын, но и в эти годы ее вспыльчивость нисколько не уменьшилась.
Линь Чжэнь-нань сказал: «Кто нам противостоит, мы до сих пор точно не знаем. Не обязательно это фракция Цинчэн. Как я погляжу, они пока смогли только срубить два флагштока, и убить двух охранников – вот и все дела». «Чего они хотят?» - вставила слово госпожа Ван. Линь Чжэнь-нань бросил на сына короткий взгляд, и госпожа Ван поняла невысказанную мысль мужа, ее сердце бешено заколотилось, и цвет лица изменился. Линь Пин-чжи проговорил: «Это дело из-за ребенка произошло, настоящий мужчина за свои дела должен сам отвечать своим телом, ребенок тоже… тоже не боится». Он хоть и говорил «не боюсь», однако не мог не бояться, голос его дрожал, выдавая тревогу, царившую в его сердце.
Госпожа Ван сказала: «Если они захотят тронуть у тебя хоть волосок, то мама неизбежно их раньше убьет. В семье Линь эти флагштоки охранного бюро «Могущество Фуцзяни» стояли в течении трех поколений, и его мощь еще ни разу на волос не укорачивалась». Обернувшись к Линь Чжэнь-наню, добавила; «В этом случае, если выйдет, тоже постараемся своими силами справиться». Линь Чжэнь-нань, покачав головой, сообщил: «Я пошел, отправлю людей, пусть в городе и в округе все разведают, посмотрят, не появились ли новые лица, да еще пошлю людей на пути рек и озер - у бандитов и наемников поспрашивать, внутри и снаружи охранного агентства назначу патрули. Ты с Пин Эром здесь меня ожидай, не давай ему туда-сюда метаться». Госпожа Ван ответила: «Есть, разумеется». Своим супружеским сердцем она понимала, что следующим шагом их врагов будет попытка дотянуться до сына, «враг во тьме, я на виду», стоит Линь Пин-чжи только на шаг выйти из бюро «Могущество Фуцзяни», и в тот же миг его постигнет смертельная катастрофа. Линь Чжэнь-нань вошел в главный зал, вызвал охранников, и каждого послал в разведку или патрулирование.
Все телохранители уже были допрошены, у охранного бюро «Могуществао Фуцзяни» срезаны флагштоки – что ж, каждый получил от босса пощечину, «общая опасность диктует необходимость совместных действий» - все уже собрались с силами, экипировались и вооружились, едва получали приказ от начальника – сразу выступали.
Линь Чжэнь-нань видел, что в бюро все, «сверху донизу», единодушно собирались с силами для отпора врагу, немного успокоился, вернулся во внутренние покои и обратился к сыну: «Пин Эр, мать в последние дни себя чувствует не слишком хорошо, к тому же, появился великий враг. Будет лучше, если ты эти несколько ночей проведешь на диване перед нашей комнатой, защищая мать».
Госпожа Ван засмеялась: «Эй, это я хочу его…» Сказав половину фразы, почувствовала жестокую реальность: то, что муж велел сыну защищать ее, было притворством, на самом деле, оба родителя собирались защитить сына, это драгоценное сокровище с «высоким сердцем и гордым нравом». Если он почувствует себя под опекой родителей, то будет недоволен, самовольно выйдет на бой с врагами, а это будет крайне опасно. Она тут же поправилась и поддержала: «Правда, Пин Эр. Мама в последние несколько дней больна ревматизмом, руки и ноги ослабли, твой папа заботится обо всем охранном бюро, ему некогда весь день меня опекать. Если враги проникнут во внутренние покои, боюсь, что мама не сможет отбиться».
«Я позабочусь о маме», - пообещал Линь Пин-чжи.
Эту ночь Лин Пин-чжи провел на диване перед комнатой родителей. Линь Чжэнь-нань с супругой открыли двери, положили оружие рядом с подушкой, даже одежду и обувь не снимали, только накрылись тонкими одеялами, чтобы по первой тревоге бросится навстречу врагу.
Однако, эта ночь прошла мирно. На второй день, едва рассвело, несколько человек за окном стали звать тихим голосом: «Молодой мастер, молодой мастер!» Линь Пин-чжи ночью не выспался, а на рассвете глубоко заснул, и сразу не мог проснуться. Линь Чжэнь-нань спросил: «В чем дело?» Снаружи ответили: «Лошадь молодого господина… Эта лошадь умерла!» Эту белую лошадь Линь Пин-чжи безраздельно любил, когда отвечающий за нее конюх обнаружил лошадь мертвой, он в страхе не ко времени прибежал с докладом. Линь Пин-чжи сквозь сон услыхал, повернувшись, сел, и озабочено произнес: «Я пойду, погляжу». Линь Чжэнь-нань понял, что это подозрительно, пошел вместе со всеми на конюшню. Едва взглянул – видит, белая лошадь лежит на земле, уже издохла, а на теле – ни единой царапинки. Линь Чжэнь-нань спросил: «Ночью не слышали конского ржания? Был ли какой шум?». Конюх отвечал: «Не было». Линь Чжэнь-нань потянув сына за руку, сказал: «Не печалься, папа велит людям в следующую поездку купить тебе скакуна». Линь Пин-чжи гладил конский труп, в прострации проливая слезы. В этот момент в помещение стремительно вбежал подручный Чэнь Ци, задыхаясь, в панике сообщил: «Нача… начальник, беда! Несколько охранников… охранники, все от колдовства этого злого черта с жизнью расстались!» Линь Чжэнь-нань и Линь Пин-чжи в один голос испуганно спросили: «Что?» Чэнь Ци только бормотал: «Умерли, все умерли!» Линь Чжэнь-нань в гневе воскликнул: «Что значит – «все умерли»?» Протянул руку, схватил Чэнь Ци за ворот, и встряхнул его несколько раз.
Чэнь Ци вымолвил: «Шао… Охранник Шао умер». Когда Линь Чжэнь-нань услышал эти слова, «Шао бяотхоу», где фамилия «Шао» оказалась созвучной с тем, как все обычно называли его сына - «шао бяотхоу» - «молодой мастер», это неблагоприятное созвучие наполнило его сердце щемящей тоской, однако он на этот раз ругнулся скорее для виду. Снаружи послышалось: «Начальник где? Надо ему об этом немедленно доложить!» Некоторые говорили: «Эти злые черти такие крутые, так что же… что же делать?» Линь Чжэнь-нань громко крикнул: «Я здесь, внутри, в чем дело?» Двое охранников и трое подручных стремительно вошли на голос. Возглавлявший их охранник доложил: «Начальник, мы послали с заданиями множество людей, но до сих пор ни один еще не вернулся». Линь Чжэнь-нань, как услышал человеческие голоса, сначала подумал что опять кто-то умер. Но вчера они послали для сбора информации охранников и подручных более двадцати трех человек, возможно ли, чтобы целая армия пропала без следа, торопливо спросил: «Имеются умершие? Большая часть все еще собирает слухи, не успели вернуться». Тот охранник, покачав головой, сообщил: «Уже обнаружено семнадцать трупов…».
Линь Чжэнь-нань и Линь Пин-чжи в один голос испуганно вскрикнули: «Семнадцать трупов?» Этот охранник, с выражением паники на лице, сказал: «Точно, семнадцать трупов. Среди них охранники Фу, Цянь, и У. Тела сложены в большом зале». Линь Чжэнь-нань, не тратя слов, пошел в главный зал. Увидел, что внутри все столы и стулья отодвинуты, и в унизительном беспорядке - «восемь вдоль, семь поперек», навалены семнадцать мертвых тел. Хотя в жизни Линь Чжэнь-наня было несчетное число бурь, но все же, увидев эту картину, он не смог унять жестокой дрожи в руках, колени онемели и ослабли, он едва мог стоять, только вопрошал: «Поч… поче… почем…». Но в глотке пересохло, он больше ничего вымолвить не мог. Тут услыхал, как люди снаружи заговорили: «Ай, охранник Гао, честный и верный человек, не думал даже, что эти злые черти заберут его жизнь!» Тут показались четверо или пятеро соседей, которые на дверной доске внесли в зал еще одно мертвое тело. Идущий во главе человек средних лет, сказал: «Ничтожный сегодня отпер двери, и увидал на улице мертвого человека, признали в нем из благородного бюро охранника Гао. Решили, что это чума, такое бедствие, нужно отнести в отдельное место. Линь Чжэнь-нань сложил руки перед грудью: «Спасибо, спасибо!» Сказал одному из подручных: «Каждому из этих почтенных соседей дай три ляна серебра, сходи к счетоводу, возьми и принеси». Однако соседи, увидав полный зал трупов, не осмелились здесь долго оставаться, и поблагодарив, удалились. Прошло немного времени, и снова появились люди, принесшие еще три трупа, Линь Чжэнь-нань пересчитал людей. Вчера вечером отправляли на задание двадцать три человека, сейчас перед ним лежало двадцать два мертвых тела. Только тело охранника Чу до сих пор не нашли, но это, предположительно, было только проблемой поиска.
Он вернулся в восточный флигель, выпил чашку горячего чая, на сердце было полное смятение. Теперь стало ясно, что это не было вмешательством божественных сил. Он вышел из ворот, увидел срубленные флагштоки, и огорчился еще больше. С самого начала и до сих пор враги убили около двадцати человек из охранного бюро, однако до сих пор не показали своего лица, не присылали формальный вызов на бой, и не обнаружили своей принадлежности. Он повернулся к висящей над главными воротами вывеске из четырех иероглифов «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни»», долго, замерев, глядел. Про себя подумал: «Наше охранное бюро десять лет распространяло свое могущество среди рек и озер. Мог ли я представить, что сегодня оно будет разбито под моим руководством». Внезапно на дороге раздался стук копыт, показалась лошадь, бредущая медленным шагом. Поперек лошадиной спины лежал человек. Линь Чжэнь-нань в сердце ожидал этого, выпрямившись, подошел. Действительно, поперек лошади лежал труп. Это в самом деле был охранник Чу, несомненно убитый в пути. Его положили поперек лошади, которая знала обратную дорогу, и вернулась сама.
Линь Чжэнь-нань испустил протяжный стон, слезы градом покатились из его глаз на тело охранника Чу. Он взял его мертвое тело в охапку, и, внесши в зал, выговорил: « Чу сяньди - драгоценный братишка, клянусь, если за тебя не отомщу, мне не жить! Только… только к сожалению, ай, ты ушел слишком быстро, не поведал имени и фамилии недругов». Этот охранник Чу не был особо выдающимся человеком в бюро, и он вовсе не был в особо дружеских от ношениях с Линь Чжень-нанем, просто чувства Линь Чжень-наня вскипели, он не мог сдержать слез, и эти слезы, на самом деле, были больше следствием гнева, чем сожаления.
Тут показалась госпожа Ван, вставшая при входе в зал. Левой рукой она держала «золотую саблю», а правой рукой указывала на центральное отверстие в крыше зала – «небесный колодец». Она громким голосом стала ему выговаривать: «Эти, в три корзины ворующие, беспредельные собачьи грабители, только и могут, что тайком, украдкой разить парфянскими стрелами , если бы они были настоящими героями, при ярком свете прямо пришли бы в «Могущество Фуцзяни», сразились бы с нами насмерть честным оружием. Это же чертово мышиное воровство, кто тебя будет уважать в мире боевых искусств?» Линь Чжэнь-нань молвил тихим голосом: «Матушка, или не видишь, какая обстановка?», и уложил на пол мертвое тело охранника Чу.
Госпожа Ван громко заявила: «Как раз ничего не вижу. Эти собачьи преступники точно боятся нашей техники семьи Линь «меча, отвергающего зло».
Правой рукой сжала рукоятку сабли, прочертила в воздухе круг, выкрикнула: «И еще боятся этой «золотой сабли» в руках старой матушки!» Вдруг послышался ледяной смешок в углу зала, дующий звук «чч», звук выстрела скрытого оружия, попавшего в обух лезвия «золотой сабли». Рука госпожи Ван онемела, ладонь не удержала рукоятку, «золотая сабля» вылетела из руки, и, не потеряв силы движения, кувырком вылетела прямо через «небесный колодец».
Линь Чжэнь-нань уловил легкое шуршание, мелькнуло что-то зеленое, он рванул меч, передвинулся на пару шагов, поднялся на возвышение зала, применил прием «смести толпу демонов», кончик меча порхал, будто рассеивал летящие лепестки цветов, спеша поразить врагов, стрелявших из скрытого оружия.
Он был весьма разочарован, когда так и не увидел лица врагов, этим приемом он полностью исчерпал все свои силы, на шелковый волосок сил не оставил, как ему было знать, что все уколы мечом пронзят лишь пустоту? По углам и краям комнаты колыхалась пустота, где хоть половина тени человека? Он, пригнувшись, прыгнул в центр комнаты восточного флигеля, но и там не нашел следов своих врагов.
Госпожа Ван и Линь Пин-чжи, выставив клинки, подошли на поддержку. Госпожа Ван внезапно подпрыгнула с громовым грохотом, громко закричала: «Щенки, не лучше ли было бы выйти на честный смертный бой, тайком да украдкой, что это за бесчестный собачий клан?». И тут же у мужа спросила: «Щенки убрались? Кто же они такие?» Линь Чжэнь-нань покачал головой, тихо сказал: «Не беспокой посторонних». Трое снова все осмотрели повсюду на крыше, через «небесный колодец» спрыгнули внутрь.
Линь Чжэнь-нань шепотом спросил: «Что это было за скрытое оружие, которым у тебя выбили «золотую саблю?». Госпожа Ван, ругаясь, ответила: «Эти щенки! Не знаю!»
Трое еще раз осмотрелись, выйдя из «небесного колодца», не нашли никакого тайного оружия, только заметили под коричным деревом некоторое количество мельчайшей кирпичной крошки, рассыпанной по земле. Очевидно, враги использовали маленький кусочек кирпича, чтобы выбить «золотую саблю» из руки госпожи Ван. Маленький кусочек кирпича, оказывается, был выпущен с такой силой! Это было страшно, пугающе. Госпожа Ван продолжала беспорядочно ругаться: «Щенки, мерзкое отродье!», однако, посмотрев на разбитую вдребезги тонкую кирпичную крошку, остановилась. Ее гнев невольно сменился ужасом, она надолго оцепенела, не проронив ни слова, прошла во флигель, дожидаясь, пока муж и сын войдут за ней, закрыла дверь, и тихо прошептала: «Боевое искусство врага как можно преодолеть, мы им не соперники, но как же… как же…».
«У друзей попросим спасения, в мире воинов в несчастьях существует взаимопомощь, это тоже обычное дело», - успокоил ее Линь Чжэнь-нань.
Госпожа Ван произнесла: «Хотя у нас и немало близких друзей, но тех, чье боевое мастерство превосходит наше с тобой, и десятка не наберется. Если таких, как мы с тобой, приглашать, тоже толку не будет». Линь Чжэнь-нань ответил: « Сказанное верно, однако, объединение людей значит очень много, даже если приглашенные друзья просто советами помогут, это тоже хорошо». Госпожа Ван не стала спорить: «Ну ладно, ты говоришь, сколько друзей нужно приглашать?». Линь Чжэнь-нань сказал: «Прежде всего, наши филиалы из Ханчжоу, Наньчана и Гуанчжоу – из этих трех охранных агентств вызвать хороших бойцов. Фуцзянь, Чжецзян, Гуандун, и Цзянси – из этих четырех провинций позвать некоторых сотоварищей по боевым искусствам».
Госпожа Ван нахмурила брови: «Такая вещь, как срочная просьба о помощи, разнесется по всему миру вольных мастеров рек и озер, это будет означать громадное падение имени нашего охранного бюро «Могущество Фуцзяни». Линь Чжэнь-нань вдруг спросил: «Матушка, тебе в этом году тридцать девять лет исполнилось?» Госпожа Ван, сплюнув, произнесла: «Тьфу, в таком положении еще спрашиваешь про мои годы? Я родилась в год тигра, ты не знаешь, сколько мне лет?» Линь Чжэнь-нань ответил: «Я разошлю пригласительные билеты, попрошу отпраздновать твой сорокалетний юбилей…». Госпожа Ван удивилась: «Ты, в конце концов, зачем мне лишний год прибавил? Или я старюсь недостаточно быстро?» Линь Чжэнь-нань, покачав головой, сказал: «Когда это ты успела состариться? На голове ни одного седого волоска. Я собирался для тебя сделать день рождения, чтобы таким образом пригласить самых близких и лучших друзей, не вызывая никаких подозрений. Дождались бы, пока каждый приедет, мы бы в избранном кругу друг с другом втайне переговорили, и для имени охранного бюро в этом не будет никакого ущерба». Госпожа Ван наклонила голову, задумалась на миг, произнесла: «Ну хорошо, твоя воля. А какие подарки ты мне собираешься прислать?» Линь Чжэнь-нань ей на ухо прошептал: «Пришлю большущий подарок, в следующем году мы снова сделаем здоровенького толстенького сынишку!» Госпожа Ван, сплюнула, лицом покраснела, ругнулась: «Старушка уже не та, в ее положении у тебя как хватает чувств говорить такие слова!» Линь Чжэнь-нань хихикнул, вошел в помещение счетоводов, приказать людям послать приглашения друзьям. На самом деле он прекрасно понимал в душе, что, сказав несколько шутливых фраз, не снял испуга, царившего в сердце супруги. Обращаясь сам к себе, он размышлял: ««Далекой водой трудно залить близкий пожар», самое большее, сегодня вечером, в охранном бюро снова что-то произойдет, пока приглашенные друзья приедут, уж и не знаю, останется ли еще к этому времени на свете охранное бюро «Могущество Фуцзяни»».
Он встал перед дверьми домика счетоводов, и увидал двух слуг с выражением крайнего ужаса на лице, бормотавших дрожащими голосами: «На.. на.. начальник! Это… это не хорошо». Линь Чжэнь-нань спросил: «В чем дело?» Один из слуг ответил: «Только что господин счетовод послал Линь Фу пойти купить гробы, он… он вышел из ворот, сразу пошел на малую восточную улицу, свернул за угол, и замертво упал на землю».
Линь Чжэнь-нань спросил: «Что там произошло? Люди какие были поблизости?» Слуга ответил: «Просто упал на улице». Линь Чжэнь-нань сказал: «Пойдем, принесем его труп». Про себя подумал: «Ясный день превращается в сумерки, уже на оживленных улицах враги убивают людей, это уже смелость за гранью безрассудства». Эти двое слуг ответили: «Есть… слушаемся…», однако и с места не сдвинулись. Линь Чжэнь-нань спросил: «В чем дело?» Один из слуг ответил: «Просим начальника посмотреть… посмотреть…». Линь Чжэнь-нань ясно ощутил, что снова произошло нечто странное, сказал «эх», пошел к главным воротам. Сразу увидел в воротах трех охранников и пятерых прислужников, глазеющих наружу. Их лица были пепельно-бледными, предельно испуганными и растерянными. Линь Чжэнь-нань спросил: «Что такое?» Не дожидаясь ответа, сам все понял, едва выглянул за главные ворота, и на серо-зеленой брусчатке увидел надпись из шести больших иероглифов, нанесенную обильно пролившейся свежей кровью. Надпись гласила: «Выход из ворот на десять шагов – смерть». Приблизительно в десяти шагах от ворот, кровью была нарисована предупреждающая линия, шириной около вершка. Линь Чжэнь-нань спросил: «Когда это было написано, трудно представить, чтобы никто этого не заметил?» Один из охранников ответил: «Как раз, когда Линь Фу умер на малой восточной улице. Все побежали посмотреть, нужна ли какая помощь, перед воротами людей не было, потому и не видели, кто писал, устроил эту шутку!» Линь Чжэнь-нань высоко задрал горло, нараспев произнес: «Семейство Линь живет нетерпеливо, так что мне наоборот, хочется посмотреть, что это за смерть в десяти шагах от ворот!», - и широким шагом вышел за ворота. Двое охранников-инструкторов одновременно закричали: «Начальник!». Линь Чжэнь-нань отмахнулся рукой, пошел, не обращая ни на кого внимания, переступил кровяную линию. Он посмотрел на написанные кровью иероглифы, на проведенную кровью линию, все еще ничего не предпринимая, потом вытянутой стопой стер все шесть иероглифов, превратив надпись в неразборчивое пятно. Вернувшись в главные ворота, обратился к трем охранникам-инструкторам: «Ну и чего вы боялись?»
Вы, трое братьев, лучше сходите в лавку гробовщика, заодно зайдите в Западном Городе в храм Небесного Покоя, попросите группу монахов прибыть на несколько дней для совершения службы, направить души умерших, изгнать эпидемию». Трое мастеров-охранников собственными глазами увидали, как начальник охранного бюро перешел за запретную кровавую черту, и с ним ничего не произошло. Они последовали его примеру, поправили вооружение, и плечом к плечу вышли за ворота. Линь Чжэнь-нань наблюдал, как они пересекли кровавую линию, повернули за угол улицы, подождал еще немного, и только тогда вошел внутрь.
Он вошел в домик счетовода, и обратился к счетоводу, господину Хуану: «Мастер Хуан, прошу Вас написать несколько пригласительных билетов, на юбилей моей супруги, с просьбой к близким друзьям прибыть на торжественный банкет, выпить за ее долголетие». Господин Хуан отвечал: «Слушаюсь! Осмелюсь поинтересоваться, на какое число приглашать?». Неожиданно послышался быстрый топот ног, кто-то вбежал через ворота. Линь Чжэнь-нань высунул голову наружу, услыхал звук «Бэнц», и бегущий человек рухнул на землю. Линь Чжэнь-нань, следуя за звуком, поспешно метнулся наружу, увидел, что это как раз один из трех охранников, только что получивших приказ отправиться в лавку гробовщика – охранник Ди, его тело еще дергалось. Линь Чжэнь-нань, вытянув руки, подхватил его, торопливо спросил: «Брат Ди, в чем дело?». Охранник Ди вымолвил: «Они умерли, я… я добежал обратно». Линь Чжэнь-нань спросил: «Враги каковы из себя?» Охранник Ди вымолвил: «Не... не зна… не знаю». Еще одна судорога, и его дыхание пресеклось. Очень скоро эта новость облетела всех в охранном бюро.
Госпожа Ван и Линь Пин-чжи вышли из внутренних покоев, и сразу услыхали, как каждый человек только и шепчет все об одном: «Выйдешь за ворота на десять шагов – смерть» - все повторяют эти шесть иероглифов. Линь Чжэнь-нань сказал: «Я пойду, принесу назад трупы этих двух мастеров-охранников». Счетовод Хуан сказал: «Начальник… начальник бюро, невозможно вам идти, за большую награду наверняка найдем героя. Кто… Кто пойдет вернуть павших, будет награжден тридцатью лянами серебра!». Он трижды повторил, однако никто не откликнулся. Госпожа Ван неожиданно закричала: «Ай, где Линь Пин-чжи? Пин Эр, Пин Эр!». Последний раз, когда позвала, ее голос был уже паническим. Тут уж все наперебой принялись кричать: «Молодой мастер, молодой мастер!». И внезапно услышали, как Линь Пин-чжи снаружи за воротами отзывается: «Я здесь!». Люди обрадовались, поспешили к воротам, и увидали высокую фигуру Линь Пин-чжи, поворачивающего к ним от угла улицы, и несущего на каждом плече мертвые тела двух охранников. Линь Чжэнь-нань и госпожа Ван вдвоем выскочили наружу, сжимая в руках клинки. Перескочили кровавую линию, прикрывая Линь Пин-чжи, вернулись назад. Все охранники и прислужники в один голос стали хвалить, крича: «Молодой мастер настоящий молодой герой, смелостью превосходящий людей!» Линь Чжень-нань и госпожа Ван в сердце своем полностью были с ними согласны. Тем не менее, госпожа Ван попеняла сыну: «Дитя, в делах нельзя быть таким опрометчивым! Эти двое уважаемых охранников хоть и были нашими хорошими друзьями, однако уже стали мертвы. Не стоило подвергать себя такому большому риску!». Линь Пин-чжи посмеивался, в сердце тяжело размышлял, не смея высказать вслух: «Все из-за того, что я тогда не стерпел, не удержал гнева, убил человека, и уже столько людей умерли из-за меня. Если я буду дрожать за свою шкуру, кто постоит за людей?».
Вдруг послышалось, как от заднего зала, несколько человек принялись кричать: «Мастер Хуа, но ты-то в конце концов, почему умер?» Линь Чжэнь-нань громко спросил: «Что такое?». Несколько очевидцев происшествия с пепельно-белыми лицами, прибежав в страшном испуге, сообщили: «Начальник, Мастер Хуа вышел через задние ворота купить овощей, однако, умер в дести шагах снаружи. У задних ворот тоже есть эти… эти шесть кровавых иероглифов». Этот мастер Хуа был в охранном бюро поваром, имел несравненное кулинарное мастерство. Тыквенные горшочки с несколькими вкусами, стена прыжков Будды, гнилая рыба, мясной суп с ушками - слава этих блюд разносилась по всей провинции Фучжоу, - это было одно из лучших вложений капитала Линь Чжэнь-наня, достигнутое благодаря близким связям с фуцзяньскими чиновниками. Линь Чжэнь-нань снова был потрясен до глубины сердца, задумался: «Он был обычным поваром, вовсе не охранником, или подручным. По правилам рек и озер, если нападают на охранников, то возничих, носильщиков паланкинов, погонщиков лошадей и мулов, носильщиков на коромыслах, ни в коем случае не убивают. Но враги столь жестоки и беспощадны, неужели они хотят полностью уничтожить мое охранное бюро «Могущество Фуцзяни»?». Он обратился к собравшимся: «Все сейчас напуганы. Эх, эти проклятые собачьи разбойники, только и могут бить тех, кто не может защититься. Вы все видели своими глазами, как только что молодой мастер, и мы с супругой при всех выходили из главных ворот на десять шагов, ну и на что эти собачьи разбойники осмелились?». Собравшиеся соглашались, однако ни один человек не осмелился выйти за ворота и на шаг. Линь Чжэнь-нань и госпожа Ван, нахмурившись, стояли подле друг друга, не зная, как быть.
В этот вечер Линь Чжэнь-нань распределил охранников в ночные караулы, установил время, когда он «сам выйдет в обход с мечом в руке», и вдруг обнаружил, что более десяти охранников собрались в группу, и усаживаются в зале, хотя никто из них не был освобожден от несения караулов. Когда они увидали начальника, то посмеиваясь, встали, хотя никто из них по-прежнему и шага не сделал. Линь Чжэнь-нань в сердце подумал, что враги действительно в великой силе, уже убили в бюро так много людей, а сами так и не позволили себя обнаружить, не удивительно, что у людей смелости поубавилось. Тут словами не утешишь, велел людям принести вина и закуски, вместе с собравшимися в зале охранниками выпил вина. У людей на сердце было тоскливо, каждый не много слов проронил, только пил, чтобы забыться, и скоро многие из них опьянели.
В этот вечер неожиданно раздался конский топот, и несколько всадников стремительно покинули охранное бюро. Линь Чжэнь-нань сверил людей, оказалось, что пятеро мастеров-охранников не вытерпели осады в охранном бюро, и «без доклада, а скрылись». Он покачал головой, вздохнув, промолвил: « Когда настает время великих трудностей, каждый стремится улететь. Семейство Линь не имеет сил позаботится о братьях, вот все и разбегаются». Некоторые из охранников начали «семеро рот разевают, а восемь орут» - нестройно обвинять пятерых уехавших в отсутствии чувства справедливости; однако, другие молчали, не проронив ни слова, только вздыхали, и думали про себя: «Почему я не уехал?»
Когда наступили сумерки, пять лошадей вернулись обратно, неся на спинах навьюченные мертвые тела. Эти пятеро охранников жаждали избежать опасного места, но наоборот, раньше других приняли свою судьбу.
Линь Пин-чжи не совладал со скорбью и возмущением, схватив длинный меч, стремительно выбежал за ворота, встал, перейдя за кровавую черту на три шага, четким голосом прокричал: «Великий муж сам совершил дело, сам за него и отвечает, тот сычуанец по фамилии Ю был убит мною, Линь Пин-чжи, посторонние люди к этому никоим образом не причастны. Хотите мстить – в конце концов вот пришел Линь Пин-чжи, «тысячью сабель изрубите на десять тысяч кусков», умру без жалоб, но вы и раз, и другой, и третий убиваете хороших людей, и это вы считаете героизмом, достойным доброго китайского молодца? Я, Линь Пин-чжи здесь, убейте меня, и закончим это дело! Не осмеливаетесь показаться, значит вы подлые преступные твари, черепашьи яйца!» Чем дальше он кричал, тем голос его становился громче, он распахнул одежду, оголил грудь, и ударяя себя по груди, прокричал: «Судите мужчину, убить - так убейте, найдется кто-нибудь, умеющий рубить саблей - подходи, почему не осмеливаетесь встретиться со мной лицом к лицу? Трусливые щенки, скотское отродье!»
Его глаза горели огнем, он бил себя в грудь и кричал, издалека высматривая идущих по улице людей - ведь имелись такие, кто осмеливался подойти поближе, и поглазеть, что происходит в охранном бюро. Линь Чжэнь-нань с супругой услыхав крики сына, вместе выскочили за ворота. Они вдвоем за последние несколько дней тоже решились не уклоняться от злой судьбы, преисполнившись ненависти, в единой вспышке ярости, услыхав, что Линь Пин-чжи вызывает врагов на бой, тоже начали громко ругаться. Охранники, переглядываясь друг с другом, отдавали должное смелости этих трех человек, равно думали: «Начальник охранного бюро и вправду герой, его супруга среди женщин обладает несравненным мужеством, это точно. Молодой мастер с рождения был похож на крупную девушку, а оказалось, «Неба не боится, Земли не страшиться», вызывает врагов, это просто непревзойденно!» Линь Чжэнь-нань и другие втроем ругались довольно долго, но вот установилась мертвая тишина – «вороны и воробьи и те замолкли». Линь Пин-чжи произнес: «Что за смерть в десяти шагах от ворот, вот я назло еще дальше пройду. видите вы, ну и что вы можете со мной поделать?»
Сказав, переступил на несколько шагов наружу, замер, держа меч поперек, гордо озираясь на все четыре стороны.
Госпожа Ван сказала: «Ну ладно, собачьи бандиты притворяются, что испугались, не осмеливаются принять вызов моего сына». Потянув сына за руку, вернулась с ним в главные ворота. Линь Пин-чжи все еще весь сотрясался дрожью, уйдя в спальный покой, снова не стерпел, упал на лежанку, и громко зарыдал. Линь Чжэнь-нань гладил сына по голове, и говорил: «Сынок, твоя смелость не маленькая, не опозорил наше семейство Линь, молодчина. Враги не посмели открыть лицо, ну что нам было делать? Ты сейчас поспи немного». Линь Пин-чжи выплакался, постепенно забылся сном. После ужина он услыхал, как отец с матерью тихими голосами ведут беседу: некоторые охранники в бюро размечтались, хотят через задний садик прокопать подземный ход, живыми преодолеть запретную кровавую линию в десять шагов, чтобы уйти от проблем охранного бюро, где с утра до ночи люди расстаются с жизнью. Госпожа Ван сказала с ледяной усмешкой: «Они хотят подкоп прорыть, что ж, это их воля. Только боюсь… только боюсь… Эх!» И Линь Чжэнь-нань, и его сын - оба поняли ее мысль - она говорила, что боится, что беглецов постигнет такая же участь, как и тех пятерых охранников, которые пытались спасти свою жизнь, ускакав на лошадях, да только ускорили этим свою кончину. Линь Чжэнь-нань задумчиво проговорил: «Пойду, погляжу, если это действительно путь к спасению, велю ребятам бежать, и то хорошо». Он ненадолго вышел, потом вернулся в комнату, промолвил: «Эти люди способны только болтать, да только никто так и не осмелился по-настоящему взяться за рытье». Этим вечером они трое улеглись спать пораньше. Люди в охранном бюро все, как один, начали гадать, пытаясь узнать волю Неба, и уже никто не отправился в ночные караулы. Линь Пин-чжи проспал до середины ночи, когда кто-то легко похлопал его по плечу. Он с трудом, но встал, протянул руку, чтобы вытащить из-под изголовья длинный меч, но услышал голос матери, которая говорила ему: «Пин Эр, это я. Твой отец уже давно ушел, и все не возвращается, пойдем, поищем его». Линь Пин-чжи вздрогнул: «Отец куда ушел?». Госпожа Ван отвечала: «Не знаю!»
Они вдвоем вышли из комнаты, сжимая в руках клинки, сначала подошли к большому залу. Там ярко горели фонари, и около десятка охранников азартно метали кости, играя на деньги. Еще несколько дней назад они были смелыми и преданными, а теперь они чувствовали, что все равно от них ничего не зависит, так уж лучше, не заботясь о жизни и смерти, покориться судьбе. Госпожа Ван сделала знак рукой, повернулась и ушла, мать и сын вдвоем поискали еще в других местах, но Линь Чжэнь-нань так и не нашелся, «не тени его, не следа», не было обнаружено, и оба чем дальше, тем больше начинали волноваться. Однако они не осмеливались кричать – в охранном бюро все были напуганы, пройдет слух, что начальник пропал, начнется паника, и будет невозможно восстановить порядок. Они вдвоем в своих поисках достигли заднего входа, и Линь Пин-чжи внезапно услыхал по левую сторону звук, донесшийся из оружейной палаты, а в одном из окон наружу пробился луч света. Он приблизился, пальцем проткнул оконную бумагу, посмотрел внутрь, и радостно выдохнул: «Отец, вот ты оказывается, где». Линь Чжэнь-нань стоял, согнувшись в пояснице, лицом к стене, услыхав голос, он обернулся и подошел. Линь Пин-чжи увидал на лице отца мистический ужас предельной силы, в сердце содрогнулся, изначальное счастливое выражение лица так и закаменело на нем, но рот широко раскрылся, не издавая и звука.
Госпожа Ван толкнула двери в комнату, они распахнулись, и она стремительно вошла внутрь. Весь пол внутри был залит кровью, на составленных вместе трех лавках лежал человек, полностью обнаженный, грудная клетка его и брюшная полость были уже вскрыты. Приглядевшись к лицу мертвеца, она узнала в нем охранника Хо, это он днем вместе с четырьмя другими охранниками пытался бежать на лошадях, однако вернулся назад в качестве трупа, навьюченного на спину собственной лошади. Линь Пин-чжи тоже вошел в оружейную, отведя рукой входную дверь. Линь Чжэнь-нань вытащил из грудной клетки мертвого охранника сочащееся кровью сердце, и произнес: «Это сердце в результате сотрясения разорвалось на восемь или девять фрагментов, это означает… это означает…». Госпожа Ван продолжила его мысль: «Это означает что перед нами удар школы Цинчэн – «Ладонь, разрывающая сердце!»» Линь Чжэнь-нань покивал головой, не обронив ни слова. Линь Пин-чжи только сейчас понял, что отец, оказывается, путем вскрытия трупа устанавливает, от какого повреждения произошла смерть человека. Линь Чжэнь-нань вложил сердце на место, завернул тело в промасленную ткань, сбросил его к стене, вытянув руки, начисто вытер их масляной тряпкой, вместе с супругой и сыном вернулся в спальный покой, и там сказал: «Противник, несомненно, является высоким мастером школы Цинчэн. Матушка, сынок, что мы должны предпринять?»
Линь Пин-чжи страстно заговорил: «В таком деле сын должен встать своим телом, сын завтра снова выйдет вызывать на бой, звать, кто с ним решиться биться насмерть. Если не окажется противника, готового с ним умереть, тоже ладно». Линь Чжэнь-нань покачал головой: «Такой человек, одной ладонью принуждающий человеческое сердце разорваться от сотрясения на восемь или девять кусков, после чего на мертвом теле не остается ни малейшего повреждения, такой человек обладает высочайшим боевым мастерством, как раз из фракции Цинчэн, да и там таких как он, еще поискать. Он захочет тебя убить - так поутру сам убьет. Я вижу, что наши враги стараются использовать скрытое коварство, решили ни в коем случае не убивать нас троих прямо и честно». Линь Пин-чжи удивился: «Чего же они хотят?» Линь Чжэнь-нань ответил: «Эти преступные собаки хотят достаточно долго играть с нами как кошка с мышью, заставить мышь испугаться, разбить всю ее храбрость, чтобы она до смерти боялась пошевелиться, это их порадует». Линь Пин-чжи сказал: «Эх, эти собачьи преступники уже считают наше охранное бюро «Могущество Фуцзяни» несуществующим. «Они совершенно точно считают охранное бюро «Могущество Фуцзяни» несуществующим», - отозвался его отец.
Линь Пин-чжи предположил: «Возможно, они боятся отцовской техники «семидесяти двух дорожек «меча, отвергающего зло»», в противном случае, почему они постоянно не осмеливаются вступить в противоборство «честным мечом, честным копьем», только настигают тех, кто не приготовился, скрытно поражают людей?» Линь Чжэнь-нань, покачав головой, сказал: «Пин Эр, использовать отцовскую технику «меча, изгоняющего зло» против преступников «черного пути» - это более, чем достаточно, но этот человек, владеющий искусством «ладони, разбивающей сердце», на самом деле значительно превосходит твоего отца. Я… я им не соперник, ведь видели, что стало с сердцем охранника Хо, однако, однако… Ай!». Линь Пин-чжи видел, что дух отца подавлен, огромная разница с мирным временем, и не осмелился сказать что-либо еще. Госпожа Ван сказала: «Несмотря на то, что противник ужасно силен, «великий муж может согнуться, может выпрямиться», нам лучше сейчас от них временно уклониться, спрятаться». Линь Чжэнь-нань, утвердительно кивнув головой, согласился: «Я тоже так думаю». Госпожа Ван сказала: «Мы в следующую ночь тронемся в сторону Лояна, хорошо, что теперь мы знаем происхождение наших врагов, «для мести благородного человека, и десять лет - не поздно»». Линь Чжэнь-нань поддержал супругу: «Не плохо! Повсюду в Поднебесной можно найти горных старцев-наставников, наверняка и мы сможем получить какое-нибудь учение. Чем пытаться организовать этих слабаков, уж лучше уходить».
Линь Пин-чжи удивился: «Мы уйдем, бросим в охранном бюро так много людей, без управления, куда это годится?». Линь Чжэнь-нань ответил: «К ним у врагов «нет вражды, нет мести», мы едва уйдем, для всех в охранном бюро это наоборот, будет великим миром и избавлением от несчастий». Линь Пин-чжи подумал про себя: «Папа прав, враги уничтожили уже так много людей в охранном бюро, на самом деле только из-за меня одного. Если я прорвусь и уйду, враги совершенно точно не смогут больше досаждать всем этим охранникам и подручным». Он вернулся в свои комнаты, чтобы все подготовить. Думалось, что враг при помощи огня выжжет дочиста все охранное бюро, смотрел на каждый наряд, каждое украшение, каждую драгоценную безделицу, и казалось, что от нее невозможно отказаться, вот это никак нельзя бросить, оказалось, что набил два огромных узла. А по-прежнему казалось, что оставляет слишком много, левой рукой подхватил со столика яшмовую лошадку, правой рукой скатал в сверток редкую шкуру, эту шкуру он сам снял с пятнистого леопарда, убитого собственными руками. Он закинул тюки на спину, и вошел в покои родителей.
Госпожа Ван, взглянув, не удержалась от хохота, произнесла сквозь смех: «Мы бегством спасаемся, а не переселяемся со всем скарбом, зачем, напрягаясь, тащить так много? Линь Чжэнь-нань охнул, покачал головой, про себя подумал: «Хотя наша семья относится к миру изучающих боевые искусства, а сынок-то с малолетства жил в довольстве и роскоши, не считая того, что выучил немного из боевого мастерства, от детей обычных аристократов, золотой молодежи, «пареньков в штанишках из тонкого шелка» - мало чем отличается. Сейчас неожиданно встретились великие трудности, все неожиданно изменилось, стоит ли винить его». Не смог не пожалеть, своя ведь кровь, сказал: «У тебя вне родных стен будет все, что потребуется, не нужно брать с собой так много вещей. Нам всего-то и нужно взять немного золота и серебра, и еще возьмем немного наиболее дорогих жемчужин и драгоценностей. А поедем в Цзянси, Хунань, Хубэй – везде есть отделения нашего бюро, боишься, что по дороге придется клянчить на пропитание? Узлы – чем легче, тем лучше, «на себе несешь груза на лян меньше, во время схватки успеешь на фэнь дальше»». Линь Пин-чжи не роптал, лишь позволил тюкам упасть. Госпожа Ван сказала: «Мы ясным днем на конях поскачем прорываться через главные ворота, или через задние ворота под шумок украдкой уйдем?»
Линь Чжэнь-нань сел в большое кресло наставника, закрыл глаза, запыхал курительной трубкой. Прошло довольно много времени, пока он открыл глаза и сказал: «Пин Эр, иди, сообщи всем в охранном бюро, чтобы готовились, поутру все будем уходить. Скажи счетоводам, пусть все серебро разделят на всех. Когда напасти пройдут, все вернутся назад». Линь Пин-чжи отвечал: «Слушаюсь!», а в сердце своем дивился, с чего это отец вновь изменил свой план. Госпожа Ван спросила: «Ты говоришь, что хочешь всем вместе с шумом прорываться, а потом рассеяться? А за этим охранным бюро кто будет присматривать?» «Не нужно присматривать, этот дом уж больно нехорошее обиталище неуспокоенных душ, кто захочет здесь поселиться себе на погибель?», - вымолвил Линь Чжэнь-нань, - «К тому же, едва мы втроем уйдем, кто сможет удержаться, чтобы не уйти?»
Едва Линь Пин-чжи вышел из дома, чтобы передать вести, в бюро в тот же миг все пришли в волнение. Линь Чжэнь-нань дождался, пока сын уйдет, и тут же сказал: «Матушка, мы с сыном переоденемся в платье прислужников, ты как раз становись служанкой. Как небо посветлеет, более сотни человек с шумом начнут разбегаться, у врагов боевое мастерство очень высокое, не превзойти и вдвоем, да только за кем им гнаться-то?». Госпожа Ван одобрила: «Эта уловка предельно высокая!». Тут же сходила, принесла два замызганных, грязных костюма прислужников, чтобы, когда вернется Линь Пин-чжи, мог вместе с отцом переодеться. Сама переоделась в темно-синее хлопковое платье служанки, на голову намотала платок из хлопковой ткани с синими цветами, и, если бы не слишком белая кожа, точно походила на прислугу для грубых работ. Линь Пин-чжи, едва увидел себя в отвратительной, не подобающей ему одежде, в глубине сердца воспротивился, ну да что уж тут поделаешь. На рассвете Линь Чжень-нань распорядился распахнуть главные ворота, и обратился к людям: «Этот год у меня неудачный, в бюро бесовская эпидемия, злой мор, ребятки, лучше всего нам бежать отсюда. Ежели кто из уважаемых братьев и прислужников имеет намерение и дальше служить в охранном деле, прошу направиться в резиденцию в Ханьчжоу, резиденцию в Наньчане, или присоединиться к нашему Чжэцзянскому филиалу, или к филиалу в Цзянси, там охранник Лю и охранник И не будут относиться с неучтивостью к каждому из вас. Мы выступаем!» И тут во дворе около ста человек стали беспорядочно садиться на лошадей, и потоком хлынули через главные ворота. Линь Чжень-нань навесил на ворота замок, скомандовал, около десяти всадников стремительно пересекли кровавую линию, люди приободрились, все уже не так боялись, все чувствовали, что чем скорее они удаляться от охранного бюро, тем в большей безопасности окажутся. Звучал перестук копыт, все мчались к северным воротам, большинство людей не утруждало себя расчетами, видя посторонних людей, идущих к северу, только пришпоривали лошадей.
Линь Чжэнь-нань на углу улицы сделал знак рукой, призывая жену и сына приостановиться, тихо сказал: «Позволим им скакать на север, а мы, однако, будем двигаться на юг». Госпожа Ван спросила: «А Лоян-то, почему на юг?» Линь Чжэнь-нань пояснил: «Враги предполагают, что мы непременно поедем в Лоян, обязательно устроит засаду за северными воротами, а мы наоборот, поедем на юг, обойдем их по кругу, а потом опять повернем на север, пускай враги ловят пустоту». Линь Пин-чжи позвал: «Папа!» Линь Чжэнь-нань спросил: «В чем дело?». Линь Пин-чжи не ответил, прошло немного времени, и он вновь сказал: «Папа!» Госпожа Ван велела: «Ты хочешь что-то сказать, так говори же!» Линь Пин-чжи сказал: «Ребенок все же хочет выехать через северные ворота, эти преступные собаки убили у нас так много людей, не стоит к оставшимся относиться с пренебрежением. «Ты умер, я живу» - как можно на них «выдохнуть дым такой черной неблагодарности?»». Госпожа Ван ответила: «Это случай, требующий великой мести. Конечно, мы должны отплатить, но, опираясь на твои приказы, сможем ли мы соответствовать этим людям, владеющим техникой «ладонь разбивающая сердце?». Линь Пин-чжи возмущенно заговорил: «Скорее всего, я не превосхожу охранника Хо, как он, получу удар ладонью, разрывающий сердце, тоже будет хорошо!».
Лицо Линь Чжэнь-наня приобрело стальной оттенок, он сказал: «Нас в семье Линь только трое, если будем, подобно тебе, изображать из себя благородных героев, не стоило бы вместе с другими людьми из охранного агентства «Могущество Фуцзяни» удирать, а раньше самим себя уничтожить». Линь Пин-чжи не осмелился более говорить, последовал за родителями на юг. Покинув город, они изменили маршрут на юго-западное направление, проехали реку Минь-цзян, достигли города Нань-ю. Уже больше половины дня они неслись галопом, можно сказать, лошади скакали без отдыха, сразу после полудня подъехали к маленькому придорожному заведению, торгующему закусками на вынос.
Линь Чжэнь-нань распорядился продающему еду человеку: какие есть закуски, те и подавать, да чем быстрее, тем лучше. Тот человек, ответив, ушел внутрь. Однако, прошло довольно много времени, а никакого движения не было. Линь Чжэнь-нань торопился продолжить скачку, позвал: «Трактирщик, ты поторопись немного!» Дважды позвал, а ответа не было. Госпожа Ван тоже позвала: «Трактирщик, трактирщик…». В ответ не раздалось ни звука. Госпожа Ван внезапно вскочила, торопливо развязала тюк, выхватила «золотую саблю», крутанула в руке, метнулась в задние помещения, и обнаружила там того продававшего еду человека, лежащего пластом, на пороге наискосок лежала женщина, супруга этого человека. Госпожа Ван обследовала, дышит ли человек, но дыхания уже не было, пальцами дотронулась до его губ, они были еще теплые.
Линь Чжэнь-нань с сыном тоже извлекли длинные мечи, обошли кругом трактирчик. Это маленькое заведение располагалось отдельно и уединенно, было построено прислоненным к склону горы, поблизости был только небольшой сосновый лесок, и вовсе не было никаких соседей. Трое встали перед кабачком, всматривались на все четыре стороны, но никаких следов не обнаружили.
Линь Чжэнь-нань выставил меч поперек пред собой, громко и четко прокричал: «Приятели из фракции Цинчэн, кое-кто из семейства Линь решил в этот раз умереть, просит позволения взглянуть друг на друга!» Прокричал несколько раз, только и услышал эхо из горной долины: «Посмотреть друг на друга, посмотреть друг на друга!» Кроме этих затухающих звуков, ничего другого не послышалось. Все трое ясно понимали, что великий враг тайно наблюдает за ними со стороны, что враги наверняка находятся в пределах досягаемости. Хотя трое и нервничали, но уже поняли, что враги, хоть и могли прямо сейчас исчезнуть, напротив, решили показаться. Линь Пин-чжи начал звать громким голосом: «Я Линь Пин-чжи здесь, идите, убейте меня! Мерзкие преступники, щенки, я предполагаю, что вы не осмеливаетесь показаться! Чертово отродье, это, в самом деле, среди рек и озер самые подлые проделки!» Неожиданно в этот момент из зарослей бамбука послышался отчетливый долгий смех, Линь Пин-чжи повел глазами – перед ним стоял человек. Он не успел его внимательно рассмотреть, вытянул длинный меч, провел прием «бросающийся напрямик желтый дракон», быстро уколол того человека прямо в грудь. Тот уклонился корпусом в сторону, избегая атаки. Линь Пин-чжи быстро подрезал поперек, тот человек издал звук «Хэй», с ледяной усмешкой провернулся в левую сторону от Линь Пин-чжи. Линь Пин-чжи хлопнул обратной стороной левой ладони, развернув меч, пошел в укол. Линь Чжэнь-нань и госпожа Ван, каждый выставив клинок, поначалу метнулись на подмогу, но заметив, как сын провел несколько приемов, с безупречной техникой владения мечом, без единой ошибки, только что встретившись с сильным противником, ни на шелковый волос не потерял концентрации, сразу отступили на пару шагов, и принялись разглядывать незнакомца. Тот был в темно-зеленом халате, на поясе висел меч, лицо длинное, на вид около двадцати трех – двадцати четырех лет, смотрящий без пренебрежительного выражения на лице.
Линь Пин-чжи, по-прежнему исполненный гнева, продолжал использовать технику «меча, отвергающего зло», поперек подрезал, вперед колол, полностью смело, без оглядки, наносил решительные удары, чтобы отнять жизнь. Тот человек и рук не использовал, только уклонялся, да отскакивал, не проводя никаких приемов. Он позволил Линь Пин-чжи провести около двадцати приемов меча, и лишь тогда сказал с ледяной усмешкой: «Техника «меча, отвергающего зло», не превзойдет вот это!», - щелкнули пальцы, раздался лязгающий звук, Линь Пин-чжи почувствовал резкую боль в «пасти тигра» - промежутке между большим и указательным пальцем, и длинный меч выпал на землю. Взлетела нога, тот человек в полете ударил стопой, заставив Линь Пин-чжи несколько раз перевернуться в падении. Линь Чжэнь-нань с супругой стали плечом к плечу, прикрывая сына.
Линь Чжэнь-нань спросил: «Ваше превосходительство, назовите свое большое имя и уважаемую фамилию! Вы представитель фракции Цинчэн?» Тот человек с ледяной усмешкой сказал: «Ты руководил охранным бюро «Могущество Фуцзяни», и довел его до этой точки, ты недостоин спрашивать мою фамилию и имя. Но сегодня осуществится месть, и тебе будет позволено узнать, ошибки нет, стоящий перед тобой мудрец принадлежит к фракции Цинчэн.
Линь Чжэнь-нань направил острие меча в землю, левую руку положил на тыл правой, сказал: «Подчиненный к наставнику храма Сунфэн, настоятелю Ю, относился с великим уважением, каждый год посылал охранников прибыть в Цинчэн, приезжавшие не осмеливались нарушать ритуалы, в этом году настоятель Ю еще посылал четырех братьев с заданием прибыть в Фучжоу. Однако не знаю, в чем провинился перед Вашим превосходительством?» Тот молодой человек вскинул голову к Небу, «хей-хэй» - прозвучала ледяная усмешка. Через некоторое время он сказал: «Верно. Мой учитель посылал четырех братьев в Фучжоу, я один из них». Линь Чжэнь-нань сказал: «Это хорошо, даже очень, осмелюсь узнать Ваше большое имя и благородную фамилию?» Тот молодой человек похоже, брезговал отвечать, снова произнес «эх», в этот раз сказал: «Моя фамилия Ю , зовут Ю Жэнь-хао». Линь Чжэнь-нань покивал головой, сказал: ««Рыцари-герои, четыре выдающихся таланта фракции Цинчэн», оказывается Ваше превосходительство является одним из четырех великих братьев храма Сунфэн, неудивительно, что мастерство «разбивающей сердце ладони» такое высоко-блестящее. «Убивать людей, крови не видеть», преклоняюсь! Преклоняюсь! Герой Ю прибыл дальней дорогой, семейство Линь не смогли принять как должно, допустили упущение в ритуале».
Ю Жэнь-хао с ледяной усмешкой сказал: «Да эта «разбивающая сердце ладонь» что… Эх… Ты не принял как должно, вот этот твой высоко-могучий в боевом мастерстве драгоценный сынок, однако, перестарался в гостеприимстве, прибывшего со мной любимого сына учителя убил, это ты не считаешь упущением в ритуале?»
Линь Чжэнь-нань, едва услыхал, ледяная догадка сверху вниз прошла насквозь по всему позвоночнику. Ранее он полагал, что по ошибке убитый его сыном человек принадлежал к обычным братьям фракции Цинчэн, но, исходя из сказанного этим находящимся в трауре выдающимся представителем боевого искусства, просить извинения у противника, или же просить возможность изменить наказание – бесполезно. Оказывается, этот человек являлся родным любимым сыном Ю Цан-хая, настоятеля храма Цинчэн. Таким образом, помимо смертельного поединка, другого выхода из этой ситуации нет.
Он махнул разок длинным мечом, возвел лицо к небу, и, рассмеявшись, сказал: «Смешно, молодой рыцарь Ю смешные вещи рассказывает». Ю Жэнь-хао глазами сверкнул, гордо спросил: « Что я сказал смешного?» Линь Чжэнь-нань ответил: «Издавна почитали наставника Ю из храма Сунфэн божеством боевого искусства, мудрым патриархом учения, на реках и озерах невозможно было ему не преклоняться.
Но, если человека случайно убили как собаку, если он оказался проходимцем, который в пьяном угаре приставал к девушке из хорошей семьи, поскольку он как собака был убит, то думается, что его уровень боевого искусства был весьма посредственный. Человек, похожий на такого, разве может быть сыном настоятеля Ю, разве не смешные речи ведет молодой рыцарь Ю Жэнь-хао?» Лицо Ю Жэнь-хао приобрело задумчивое выражение, некоторое время он не слова не проронил в ответ.
Вдруг из соснового леса какой-то человек прокричал: «Верно говорят: «Двумя кулаками трудно одолеть четыре вражеские руки». В том маленьком трактирчике молодой охранник Линь возглавлял отряд из двадцати четырех охранников агентства «Могущество Фуцзяни», внезапно окружив, атаковал моего младшего брата-наставника Ю…». Он и говорил, и приближался, этот человек имел маленькую голову, в его руке был складной веер, которым он обмахивался. Приблизившись, он сказал: «Если бы «честным мечом, честным копьем», подрались, то и ладно бы, хотя у «Могущества Фуцзяни» в людях было преимущество, по правде сказать, они все равно никуда не годны. Однако молодой охранник Линь моему младшему брату-наставнику Ю в вино яд положил, использовал один из семнадцати видов тайного оружия – пищевой яд, хэ-хэ, черепаший сын, злой отравитель. Мы имели добрые намерения, прибыли с визитом вежливости, могли ли предположить, что не достигнув встречи, подвергнемся тайным козням?». Линь Чжэнь-нань сказал: «Осмелюсь спросить уважаемую фамилию и большое имя Вашего превосходительства?». Человек отвечал: «Не достоин таких почестей, у ваших ног ничтожный Фан Жэнь-чжи». Линь Пин-чжи подобрал с земли длинный меч, в гневе и возбуждении стоял в стороне, дождался, пока отец произнесет несколько приветственных фраз, снова решил броситься в драку, однако, услыхав, что за глупости говорит этот Фан Жэнь-чжи, в гневе закричал: «Оторвать твою задницу! У меня к нему «не было вражды, не было мести», я его и в глаза раньше не видел, вообще не знал, что он из фракции Цинчэн, зачем мне было вредить ему?»
Фан Жэнь-чжи, «покачав головою, покачав мозгами», произнес: «Оторвать задницу, оторвать задницу! Очень мерзко, очень мерзко! Ты, если «не имел вражды, не имел мести» к моему младшему брату-наставнику Ю, зачем около кабачка имел в засаде около тридцати охранников и подручных? Мой младший брат-наставник Ю увидел, как ты приставал к девушке из порядочной семьи, не мог не вмешаться, сбил тебя ударом, поучил тебя разок, пощадил твою жизнь, однако ты отринул чувство благодарности, зачем, отвернувшись, приказал своим собачьим охранникам всей стаей атаковать моего младшего брата-наставника Ю?». У Линь Пин-чжи от гнева просто легкие взорвались, он заорал громким голосом: «Оказывается, фракция Цинчэн – это все такие дерзкие проходимцы, выворачивающие наизнанку правду и ложь!». Фан Жэнь-чжи, хихикнув, сказал: «Черепаший сын, ты людей ругаешь!» Линь Пин-чжи гневно воскликнул: «Ругаю тебя, а то как?». Фан Жэнь-чжи, кивнув головою, сказал: «Ты ругаешься, ну хорошо, ничего страшного, ерунда». Линь Пин-чжи был ошеломлен, он с этой парой фраз был, по его мнению, еще далеко, внезапно послышалось дуновение, и этот человек оказался прямо перед ним. Линь Пин-чжи махнул левой ладонью, пытаясь нанести удар, но оказалось, что он опоздал на шаг, раздался хлопок от удара, он получил тяжелую пощечину по правой щеке, перед глазами замелькали золотые звездочки, несколько раз покружились, и улетели прочь. Фан Жэнь-чжи нанес удар ладонью, приблизившись со сверхъестественной скоростью, и тут же вернулся на прежнее место, и, вытянув руку, стал тут же растирать свою правую щеку, гневно приговаривая: «Малявка, как ты смеешь бить людей? Больно! Больно! Хэ-хэ!»
Госпожа Ван, увидев, что ее сын получил оскорбление, выхватила саблю, рубанула обидчика, проводя прием «дикий огонь сжигает небо», прием и надежный, и мощный, тот человек уклонился корпусом, кончик сабли рубанул наискось около его правого плеча, на расстоянии не более ладони. Тот человек испугался, ругнулся: «Хороша старушка». Не осмеливался более обращаться, как с легким противником, рванул с пояса длинный меч, ожидая второго рубящего удара госпожи Ван, занес свой меч для удара. Линь Чжэнь-нань занес свой меч, сказал: «Фракция Цинчэн хотела спровоцировать охранное агентство «Могущество Фуцзяни», это было предельно легко. Но в мире боевых искусств, «истинное и ложное сами находят решение в споре». Молодой рыцарь Ю – прошу!»
Ю Жэнь-хао нажал на ножны, длинный меч вышел из ножен с мягким лязгом «цян-лан». Ю Жэнь-хао сказал: «Начальник Линь - прошу». Линь Чжэнь-нань размышлял: «Издавна известно, что методы меча фракции Цинчэн описываются четырьмя иероглифами: «Жесткий, сильный, легкий, проворный». Одновременно говорят: «Сильный, как сосна, легкий, как ветер». Я имею возможность начать первым, тогда можно рассчитывать на победу». И без церемоний, кольнул острием меча, потом повел длинным мечом поперек – это был один из методов «меча, отвергающего зло» - прием «с легкостью рассеять полчища зла».
Ю Жэнь-хао увидал, что его приемы идут с такой свирепой силой, отклонившись корпусом, избег удара. Линь Чжэнь-нань, не успел закончиться первый прием, продолжил вторым: «Чжун Куй метит в глаза», острием меча нанес прямой укол в глаза противнику, Ю Жэнь-хао отпрыгнул назад. Линь Чжэнь-нань, преследуя, третьим приемом снова уколол, Ю Жэнь-хао подняв меч, поставил защиту, в этот момент у обоих противников кисти рук затряслись от соударения. Линь Чжэнь-нань про себя подумал: «Хоть ты и не уступаешь его искусству клана Цинчэн, однако и не превосходишь его. Используя мастерство такого уровня, можно ли рассчитывать побить такого могучего мастера «ладони, разбивающей сердце? Это решительно невозможно, скорее всего, он еще имеет людей в подкреплении». Подумав об этом, в сердце своем не сдержал горя. Ю Жэнь-хао длинным мечом описал круг, внезапно уколол, «замелькали серебряные звездочки» - он нанес семь непрерывных уколов в разные места. Линь Чжэнь-нань, хоть и смог защититься, но это была его предельная скорость, он сопротивлялся с силой и мужеством. Двое людей внезапно наскакивали, внезапно отступали, в течении около двадцати приемов еще трудно было определить, чья возьмет. С другой стороны Госпожа Ван сражалась с Фан Жэнь-чжи, однако катастрофа была уже близка – «золотая сабля» не в состоянии была защититься от невероятно быстрых приемов меча противника. Линь Пин-чжи увидел, что мать «падает под ветром», поспешно выставив меч, поспешил навыручку, подняв меч, рубанул Фан Жэнь-чжи по голове. Фан Жэнь-чжи, наклонившись корпусом, избег удара, Линь Пин-чжи как обезумел, снова бросился на него, однако неожиданно покачнулся на ногах, не понял, чем они оказались связаны, и в тот же миг свалился, только услыхал как какой-то человек вскрикнул: «Свалил!». Нога тяжело придавила его сверху, а в спину уперся кончиком какой-то острый предмет. Перед его глазами была видна только пыльная земля, но он услышал резкий крик матери: «Не убивайте его, не убивайте его!» И снова услышал, как Фан Жэнь-чжи закричал: «И ты свалилась!» Оказывается, пока Линь Пин-чжи с матерью вдвоем бились против Фан Жэнь-чжи, еще один человек украдкой подошел со спины, провел ногой поперечную подсечку, свалил Линь Пин-чжи, и вслед за этим, вынув кинжал, приставил к нему позади сердца. Госпожа Ван была потрясена, впала в панику, ее сабельные приемы совершенно расстроились, и Фан Жэнь-чжи ударом локтя поверг ее на землю. Фан Жэнь-чжи быстро побежал, и блокировал обоим упавшим жизненные точки. Свалившим Линь Пин-чжи человеком оказался как раз тот самый парень по фамилии Цзя, который дрался с двумя охранниками в маленьком кабачке близ города Фучжоу. Линь Чжэнь-нань увидел, что супруга и сын покорены врагами, разволновался, вжик-вжик-вжик – провел несколько быстрых атак. Ю Жэнь-хао рассмеялся, слитно провел соответствующие приемы, полностью предугадывая и опережая своего противника. Линь Чжэнь-нань пришел в ужас, подумав: «Откуда этот человек может знать мою технику «меча, отвергающего зло?»». Ю Жэнь-хао рассмеявшись, спросил: «Как тебе моя техника «меча, отвергающего зло?»». Линь Чжэнь-нань сказал: «Ты… Ты… Как ты мог узнать мою технику меча…». Фан Жэнь-чжи рассмеялся: «Да что в твоей технике «меча, отвергающего зло» такого непостижимого? Я тоже так могу!». Длинный меч запорхал – «с легкостью рассеять полчища зла», «Чжун Куй метит в глаза», «летящая ласточка пролетает сквозь иву» - провел связку из трех приемов, все действительно были из техники «меча, отвергающего зло». За одно мгновение просмотра, Линь Чжэнь-нань как будто увидел самое страшное зрелище в Поднебесной, такое никак нельзя было предугадать, уникальный стиль, передававшийся в его собственной семье, оказывается, известен всем его врагам, он был поражен, его воля к борьбе была полностью парализована. Ю Жэнь-хао вскрикнул: «Провожу прием!» Линь Чжэнь-нань получил удар мечом плашмя по правому колену, колено онемело, правая нога подогнулась, он опустился на одно колено. Он прыжком поднялся, но меч Ю Жэнь-хао порхнул вверх, и уперся ему в грудь. Цзя Жень-да восхищенно закричал: «Младший брат-наставник Ю, прекрасный прием «Метеор догоняет Луну»!» Этот прием, «метеор догоняет Луну», тоже был истинным приемом из техники «меча, отвергающего зло». Линь Чжэнь-нань протяжно застонал, бросил меч, проговорил: «Ты… Ты… знаешь технику «меча, отвергающего зло»… это для нас поразительно!» Внезапно от спины напротив сердца распространилось онемение, это Фан Жэнь-чжи рукояткой меча врезал ему по жизненной точке, послышалось его недовольное бормотание: «Эх, ну где в Поднебесной найдешь такое выгодное дельце? Мудрец вас долбал, из семейства Линь черепаший сын, черепашья бабенка, да черепаший внучок, вы всем своим семейством втроем отправитесь на встречу с моим отцом-наставником». Цзя Жэнь-да левой рукой подхватил Линь Пин-чжи за спину, поставил его на ноги, справа-слева размахнулся, дал ему две тяжеленных пощечины, ругаясь на него: «Заячье отродье, начиная с сегодняшнего дня, мудрец каждый день раз по десять, будет бить всю дорогу до Сычуани, пока не поднимемся на гору Цинчэн, так что в ближайшее время все лицо тебе в сплошное месиво превращу!»
Линь Пин-чжи пришел в бешенство, набрал полный рот слюны, и плюнул в него. Разделяющее их расстояние было не более локтя, Цзя Жэнь-да не смог уклониться, плевок звучно шлепнулся ему прямо в переносье. Цзя Жэнь-да ужасно разозлился, с силой свалил его на землю, стал свирепо избивать ногами. Фан Жэнь-чжи, смеясь проговорил: «Довольно! Довольно! До смерти его ногами забьешь, как представишь его перед лицом отца-наставника? Этот малявка похож на крупную девушку, не перенесет твоих трех ударов кулаком, двух пинков ногами».
Цзя Жэнь-да имел заурядный уровень воинского искусства, характер грубый, отец-наставник всегда был им серьезно недоволен, собратья тоже его не уважали, услыхав слова Фан Жэнь-чжи, не посмел больше пинать ногами, только оплевал Линь Пин-чжи с ног до головы, изливая свой гнев. Фан и Ю вдвоем затащили всю троицу семейства Линь в трактирчик, бросили на пол. Фан Жэнь-чжи сказал: «Мы перекусим разок, и пойдем, младший брат-наставник Цзя, прошу тебя, пойди, приготовь еду». Цзя Жэнь-да сказал: «Хорошо». Ю Жэнь-хао сказал: «Старший брат-наставник Фан, как бы эти трое не убежали. Мой уровень боевого мастерства не слишком высок, может быть, у тебя есть хитрый план?» Фан Жэнь-чжи, смеясь, сказал: «Это просто! Как поедим, им троим на руках все сухожилия порвем, через ключицы протянем веревку, свяжем их вместе наподобие краба, они от тебя уже не сбегут». Линь Пин-чжи стал разбитым ртом извергать проклятия: «Такие-сякие, побыстрее убейте нас троих к небесному владыке, хотят таким чертовым путем навредить людям, это уже совсем чересчур, никуда не идет!» Фан Жэнь-чжи, похихикав, сказал: «Ты малявка такая, ругнешься еще хоть раз, я схожу, поищу коровьего навоза, собачьего дерьма, да и заткну тебе в пасть». Эти слова возымели действие, хотя гнев Линь Пин-чжи несколько раз готов был прорваться, он держал уже рот закрытым, и не осмеливался и одного бранного слова сказать.
Фан Жэнь-чжи, смеясь сказал: «Младший брат-наставник Ю, отец-учитель обучил нас этим семидесяти двум дорожкам техники «меча, отвергающего зло», мы, братья, хотя и овладели ими довольно приблизительно, охранник Линь, как увидел, так его «души хунь улетели, души по рассеялись», все тело онемело и расслабилось. Охранник Линь, я подозреваю, что ты сейчас наверняка думаешь: как они из фракции Цинчэн могли узнать технику «меча, отвергающего зло» моей семьи Линь. Не так ли?»
Линь Чжэнь-нань в это время и вправду думал: «Как эти люди из фракции Цинчэн могли узнать технику «меча, отвергающего зло» моей семьи Линь?»
Примечания:
Охранные агентства, использовавшие мастеров единоборств, были широко распространены до конца 20-х годов прошлого века. С введением векселей, развитием банковского дела, распространением нарезного оружия - прекратили свое существование.
Знамена: Изображение льва - это зашифрованный иероглиф "Вэй" - могущество. Изображение летучих мышей" - это зашифрованный иероглиф "Фу" - счастье. Летучая мышь и счастье имеют схожие составные части иероглифа. То есть, рисунок отсылает к иероглифическому написанию названия охранного бюро.
"Могущество Фуцзяни" - Фу Вэй Бяо Цзю. Первый иероглиф – «счастье». Он входит в состав провининции Фуцзянь и города Фучжоу. Второй иероглиф – «могущество», «престиж». Третий иероглиф – «охранять», четвертый – «бюро». Название охранного бюро можно перевести и как "Счастливоее могущество", и как "Счастлифый престиж". Но по логике, больше подходит именно "Могущество Фуцзяни", ибо здесь оно было основано, и здесь его штаб-квартира.
Восемь молодцов - охранников одеты в "цзинь чжуан" - одежда типа дзюдо-ги, костюма для айкидо или самбовки - "укрепленный костюм" для тренировок боевых искусств, ношения под латами. (см. рисунок вверху).
Желтое зелье - Презрительно: "Не упивайтесь дешевым вином, пойлом".
Бай Эр - Подручный, слуга, не именуется полным именем. «Бай» - фамилия. «Эр» - «второй». То есть. это прозвище – «Второй сын из семьи Бай», «Бай Второй».
Чэнь Ци - «Чэнь Седьмой».
Туэрфу - «Ту» - заяц, «эр» - суффикс, «Фу» - «муж», «уважаемый». Туэрфу - божество в виде «лунного кролика», «яшмовый кролик», «лунный заяц», с длинными ушами. По легенде, на луне заяц толчет в ступке лекарство бессмертия. По народным поверьям, «Князь-кролик» защищает людей во время эпидемий, борется с духами болезней. Его изображение вывешивается в доме в качестве оберега.
«Хуадань» - Амплуа женщины легкого поведения в китайской опере.
Дух Тайсуй - божество планеты Юпитер.
Храм Сунфэн. Сун - сосна, также "гибкий, расслабленный". Фэн - "ветер", также "стиль" Название храма можно перевести и как "Сосны и ветер", "гибкий ветер", "сосновый ветер", ветер в соснах", и как "гибкий стиль", "расслабленый (не перенапряженный, достаточный без избыточного напряжения) стиль". Соответственно, в иероглифической записи все эти варианты воспринимаются одновременно.
«Завоевать Луншань легко, а в Сычуани много проблем» - Эта поговорка появилась во времена Троецарствия, когда стратег Чжугэ Лян завоевывал территоритории для потомка императорского дома Лю Бэя, создавая царство Шу. Горы Луншань "Драконовы горы" - безводные выветривающиеся хребты, покрытые колючим кустарником, сухие ущелья, полупустынные равнины. Населения там практически не было, воды было мало. Продовольствие приходилось накапливать, создавая цепи укрепленных лагерей. Партизанское движение в этих условиях было невозможно. Стратегия там была построена на расчетах перемещений, запасах провианта, своевременном занятии ключевых точек, в чем Чжугэ Ляну не было равных. Сычуань изобильна пищевыми ресурсами, водой, населением, партизанская война там является легкой. Поэтому в Сычуани Чжугэ Ляну приходилось завоевывать симпатии своих противников, привлекать врагов на свою сторону, решать сложные психологические задачи.
Горы Эмэй - центр буддизма, являются также родиной многих стилей ушу. Известно парное скрытое оружие «Эмэйские спицы».
Даосские храмы обычно называются "гуань".
Буддийские мужские храмы обычно называются "сы". Женские буддийские обители называются «ань».
"В созерцании собирает сотню вещей" Одно из значений – «Создает предпосылки для успеха, ожидая внешнего позитивного импульса» - стратагема из Троецарствия, когда Чжоу Юй всесторонне подготовил огневую атаку против флота Цао Цао, и ему был нужен только благоприятный ветер.
Гуйцзыр - "Черепаший сын". Для китайцев характерен особый вид ругательств, когда оскорбляемого делают более «молодым», а оскорбитель называет себя более «старым». Поэтому такие обращения, как «сынок», «внучек», «я твой дедушка», для китайцев считаются сильными оскорблениями. Соответственно, соединение такого рода «омоложения» с названием животного, придает оскорблению дополнительную пикантность.
Гэлаоцзы - По звучанию совпадает с именем древнего философа, но на сычуаньском диалекте является частью ругательства «твою мать» - «гэлаоцзы».
Шаолинь - Буддийский монастырь, один из центров развития ушу. «Шао» - «мало», «линь» - «лес». Существует целое направление ушу, объединяющее десятки различных стилей, восходящих к шаолиньскому направлению. Наиболее популярный в этом направлении вид оружия – шест, также известны алебарда, множество видов парного оружия, трехсекционный шест, и многое другое, но меч в этом направлении не был популярен. Буддисты пользовались поддержкой государства, известен случай, когда 13 монахов спасли императора династии Тан Ли Шиминя. За это император разрешил им употребление вина, в целом, запрещенное в буддизме.
Удан - Крупнейший центр даосизма. расположенный в горах Уданшань. «У» - воинский «Дан» - соответствовать, «шань» - гора. Религиозный центр, играл также и важную политическую роль. Даосы – сторонники теории перемен, обычно поддерживали новые династии, пришедшие к власти после переворота. Соответственно, молодые династии больше благоволили к Удану и даосской философской концепции, а зрелые и дряхлые династии – к буддистской религии и философии. Противостояние Шаолиня и Удана имело не только религиозный характер, это была и политическая борьба, и борьба философских концепций, и борьба стилей ушу. Излюбленное оружие уданского направления ушу – прямой меч.
Хэншань - В китайском произношении обе горы Хэншань звучат одинаково и с одинаковым тоном, все различие только в иероглифическом написании. Поэтому в переводе будут употребляться пояснеия «северная Хэншань» и «южная Хэншань», чтобы отразить разницу.
"Сюн" - древний иероглиф "старший брат". "Ди" - иероглиф "младший брат". "Сюнди" - "братья", "товарищи по оружию", "братья по духу", то есть - неродственное братство.
У Линь Чжень-наня жена - "госпожа Ван". Жена в Китае оставляет фамилию отца.
Столик "восьми бессмертных" - Традиционный резной квадратный столик, обычно в комплекте со стульями.
Пин Эр - У юноши фамилия «Линь» - «лес», не несет смысловой нагрузки, просто семейный иероглиф. Его имя «Пин» - «ровный» «Чжи» - «один из», то есть, «Уравновешенный». Дома родители называют его сокращенным именем, где «эр» - суффикс, обозначает также «ребенок».
Шапочка с вышитой веточкой коралла - у героини настоящее имя Лин-шань, "шань" обозначает коралл.
Да Гэ. "Да" - "большой", "Гэ" - "старший брат" (современный иероглиф, в отличии от иероглифа "Сюн" менее официальный). Большой старший брат - обращение к главарю, обычно в военной и полувоенной среде. Госпожа Ван обращается к мужу не как супруга, а как член клана, как подчиненный.
Сюнди - «Старших и младших братьев» - соучеников, сотоварищей по школе ее отца.
"Это дело из-за ребенка произошло" Он имеет в виду себя в третьем лице.
"Разить парфянскими стрелами" В оригинале - «холодными стрелами» - то есть - «равнодушно убивать, оставаясь недосягаемым для противника».
"Золотая сабля" - Разумеется, сабля не из золота, это название стиля и обозначение характерной формы оружия.
"Стоящий перед тобой мудрец" - Оскорбление.
«Моя фамилия Ю, зовут Ю Жэнь-хао». Фамилия записывается другим иероглифом, не совпадающим с иероглифом настоятеля Ю.
У братьев-учеников клана Цинчэн фамилии разные, но в двойных именах присутствует иероглиф «Жэнь» - человек.
«Шифу». «Ши» - «учитель», «Фу» - «отец». (В этом иероглифическом написании. Есть еще одна форма слова «Шифу», тоже имеющая значение «наставник», но не «отец-наставник»).
----------------------------------------------
Дорогие читатели! Я с огромным удовольствием перевожу для вас этот культовый роман классика китайской литературы Цзинь Юна.
Вы можете прочесть мои переводы и мои собственные книги на этом сервере совершенно бесплатно. Порекомендуйте мои страницы друзьям.
Скачать целиком перевод PDF: https://disk.yandex.ru/d/zPqxNTDxbhvZB
Учить китайский язык со мной по этому роману:https://t.me/jianghu2021