Евгений Иванович Замятин
(1884—1937)
«Я жду с замиранием сердца обеда — за обедом торжественно разворачиваю газету и читаю вслух огромные буквы: «Сын Отечества». Я уже знаю эту таинственную вещь — буквы. Мне года четыре», — так начинает «Автобиографию» (1929) Замятин.
Символичное начало жизнеописания. Писатель, последние годы жизни вынужденный обретаться в Париже, не порвал с родиной, остался советским гражданином, сыном Отечества — России.
В 1934 г. вновь созданный Союз писателей СССР заочно принял в свои члены Замятина, можно сказать, отца родного — ведь именно Замятину принадлежала идея создания такого Союза.
В антиутопии «Мы» писатель рассказал о Едином Государстве, в котором вся литература представлена Институтом Государственных Поэтов и Писателей, а журналистика — Государственной Газетой.
Будущий писатель родился 20 января (1 февраля) 1884 г. в г. Лебедяни Тамбовской губ. в семье священника Ивана Дмитриевича Замятина и Марии Александровны, урожденной Платоновой. От матери Женя перенял любовь к музыке и научился великолепно играть на рояле. Любимыми писателями мальчика были Гоголь и Достоевский. Чтению он отдавал все свое время.
В 1902 г. Евгений окончил с золотой медалью гимназию в Воронеже и поступил в Петербургский политехнический институт на кораблестроительный факультет.
Студенческие годы были богаты яркими событиями — участием в революционной деятельности в рядах РСДРП в годы Первой русской революции; 8-месячным заключением в одиночной камере, в которой юноша изучал стенографию, английский язык и писал стихи и откуда был освобожден хлопотами своей матушки; летней практикой, во время которой практикант побывал в Поволжье и Крыму, плавал на пароходе «Россия» в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Афон, Иерусалим, а в Одессе стал свидетелем восстания на броненосце «Потемкин»…
В 1908 г. Замятин окончил институт и был оставлен при кафедре корабельной архитектуры. Тогда же состоялся его литературный дебют в журнале «Образование». Три года Евгений успешно совмещал преподавание, инженерную практику, научную работу и сочинительство, пока в 1911 г. за нелегальное проживание в Петербурге он не был выслан из столицы в Сестрорецк, а затем в Лахти, на берегу Финского залива.
Опубликовав в петербургском журнале «Заветы» повесть о провинциальной жизни «Уездное», начинающий писатель стал широко известен и получил лестные отзывы М. Горького и М. Пришвина.
В 1913 г. Замятин по совету врачей поселился в Николаеве. Как инженер построил в порту несколько землечерпалок, а как писатель создал несколько рассказов и повесть «На куличках», за которую был привлечен к суду по оскорблению русского офицерства. Номер журнала «Заветы» был конфискован; суд оправдал автора, хотя и выслал его на Север.
Светлые впечатления от Архангельска, Мурманска, Кеми, Соловков, Сороки, от «чистого» уклада жизни поморов отразились в произведениях писателя о русском Севере — в частности, в повести «Север». Автор относил свою прозу к литературному направлению, которое он называл неореализмом.
В 1916 г. вышла первая книга писателя «Уездное. Повести и рассказы», восхищенно встреченная критикой.
Тогда же Замятин был командирован в Англию, где на верфях Глазго, Ньюкасла, Сандерленда в качестве представителя заказчика участвовал в строительстве шести ледоколов для российского флота, в т.ч. одного из самых крупных кораблей «Святой Александр Невский» (позднее «Ленин»).
После Февральской революции Замятин вернулся в Петроград, а после Октябрьской стал одной из самых заметных фигур в российской литературной жизни.
В Политехническом институте писатель преподавал технические дисциплины; читал курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена и курс техники художественной прозы в студии Дома искусств, работал в редколлегии «Всемирной литературы», в правлении Всероссийского союза писателей, в комитете Дома литераторов, в четырех издательствах, редактировал три литературных журнала; оказал влияние на литературную группу «Серапионовы братья».
«В революцию славились: Гумилев и Замятин. Замятин учил прозе: и не один из современных писателей обязан его науке. Замятин незаменимый педагог», — вспоминал А. Ремизов.
В «свободное время» писатель создавал очерки, сказки, рассказы («Мамай», «Пещера», «Арапы», «Русь» и др.), статьи, пьесы («Огни Святого Доминика», «Общество Почетных Звонарей», «Атилла»). «Блоха» — переложение сказа Лескова с успехом 4 сезона шла на сцене МХАТ.
Английские впечатления стали основой замятинской дилогии «Островитяне» и «Ловец человеков», а также первой в литературе антиутопии — романа «Мы» (1920).
В этих произведениях писатель явил сатиру на английскую буржуазную жизнь, в духе Свифта, Гоголя и Салтыкова-Щедрина.
«Мы» был задуман еще и как пародия на утопию, написанную идеологами Пролеткульта А. Богдановым и А. Гастевым, главной идеей которых было преобразование мира на основе «уничтожения в человеке души и чувства любви».
Машинизированная Англия стала прообразом романного тоталитарного Единого Государства, в котором каждый человек превратился в «стального шестиколесного героя великой поэмы».
Антураж романного Альбиона, в котором жесткий контроль коллектива над личностью привел к полному господству «мы» над «я», был воспринят прозорливыми зоилами как сатира на наше общество, которому до такой степени социального автоматизма в те годы было еще далеко. Однако именно это и вменили Замятину в вину. В 1922 г. автор прочел свой роман при полном зале в Петербургском институте истории искусств, но о его публикации нечего было и думать.
В 1924 г. роман перевели на английский и издали в Нью-Йорке, затем в Праге, а у нас он подвергся полному разгрому.
«Мы» породил в мире череду антиутопий: «Прекрасный новый мир» О. Хаксли, «Война с саламандрами» К. Чапека, «1984» Дж. Оруэлла, «451 ° по Фаренгейту» Р. Брэдбери и др.
Критики критиками, а писатель сам подвел итог своей напряженной работе первых послереволюционных лет: «Если бы в 1917 году не вернулся из Англии, если бы все эти годы не прожил вместе с Россией — больше не мог бы писать». При этом не все гладко было в жизни Замятина в этот относительно благополучный период.
Дважды писатель подвергался аресту (в 1919 г. по делу «левых эсеров», а в 1922 едва не оказался на «философском корабле», вывезшим из России известных философов и литераторов). От высылки Замятина «отмазали» друзья.
Но критика не прошла для писателя даром: после 1929 г. его перестали печатать. Замятин обратился с письмом в правительство с просьбой спасти его от литературной смерти.
«Если… я не преступник, я прошу разрешить мне вместе с женой временно, хотя бы на один год, выехать за границу — с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания мелким людям». Горький передал Сталину письмо, и тот разрешил выезд.
В 1931 г. Замятин с женой Людмилой Николаевной (урожденной Усовой) через Ригу, Берлин попал в Париж. Писатель эмигрантом себя не считал, держался особняком, ни с кем не знался, гражданства не менял и жил в надежде при первой возможности вернуться домой; вошел в состав советской делегации на Конгрессе деятелей культуры (Париж, 1935). Он даже посылал на родину своей знакомой деньги для оплаты его квартиры.
В последние годы жизни Замятин создавал киносценарии по произведениям русской классики («Война и мир», «Пиковая дама» и др.); писал рассказы («Часы», «Встреча», «Лев» и др.), роман «Бич божий». Экранизация пьесы Горького «На дне» была признана лучшим фильмом Франции (1936).
Писателю хватало гонораров на безбедную жизнь и на помощь М. Булгакову, А. Ахматовой и др. советским писателям.
Замятин умер от грудной жабы 10 марта 1937 г. Похоронен на кладбище Тие в предместье Парижа.
P.S. Замятин — единственный знаменитый писатель, профессионально занимавшийся ледоколами. Вообще-то трудно представить себе любого зарубежного литератора, занятого этим делом с увлечением не меньшим чем своими сочинениями. Для Замятина же это было вполне естественно. Почему? Да потому что ледоколы нужны были не только «инженерной» душе прозаика, а еще и его стране.
Более того. «Ледокол — такая же специфически русская вещь, как и самовар. Ни одна европейская страна не строит для себя таких ледоколов, ни одной европейской стране они не нужны: всюду моря свободны, только в России они закованы льдом беспощадной зимой — и чтобы не быть тогда отрезанным от мира, приходится разбивать эти оковы. Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь — неровный, судорожный, она взбирается вверх — и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая». («О моих женах, о ледоколах и о России»).
В этих нескольких строках писатель дал исчерпывающий ответ, почему он строил ледоколы и почему Россия должна идти вперед как ледокол, а не как прогулочная яхта олигарха или Ноев ковчег бегущих от потопа тварей.