Всеволод Михайлович Гаршин
(1855—1888)
Вглядитесь в лицо Гаршина, в его глаза, и они все скажут о его душе: ранимой и безумной. С такой душой в этом мире не живут. С ней рвутся в небо, но и там ей нет места. Недаром писатель поведал о своей жизни в «Лягушке-путешественнице» — о сказочном, хоть и бескрылом полете из одного болота в другое.
Илья Репин, который был дружен с Гаршиным и писал с него этюд для картины «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», признался: «В лице Гаршина меня поразила обреченность: у него было лицо человека, обреченного погибнуть. Это было то, что мне нужно для моего царевича». Художник спросил как-то у Всеволода Михайловича:
— Отчeгo вы нe нaпишетe бoльшoгo poмaнa, чтoбы cocтaвить ceбe cлaвy кpyпнoгo пиcaтeля?..
— Bидитe ли, Илья Eфимoвич, — cкaзaл aнгeльcки кpoткo Гapшин, — ecть в библии «Kнигa пpopoкa Aггeя». Этa книгa зaнимaeт вceгo вoт этaкyю cтpaничкy! И этo ecть книгa!
Будущий рассказчик родился 2 (14) февраля 1855 г. в имении Приятная Долина Бахмутского уезда Екатеринославской губ., в семье офицера Михаила Егоровича Гаршина, чей род восходил к мурзе Горше (Гарше), выходцу из Золотой Орды, и Екатерины Степановны, урожденной Акимовой.
Когда Всеволоду было 5 лет, мать, захватив его с собой, ушла к любовнику. Отец вернул сына, и тот до 8 лет оставался с ним. Эти годы любимым занятием мальчика было чтение. Читал он все подряд, даже журнал «Современник» и солидные романы, в частности, «Что делать?» и «Собор Парижской богоматери», что не могло не сказаться на его необыкновенно раннем умственном развитии.
Через три года мать убедила чиновников вернуть ей сына, отдала его в Петербургскую гимназию, вскоре преобразованную в реальное училище. Гимназист учился с ленцой, два года просидел в одном классе. Похвастать мог лишь прекрасными сочинениями, фельетонами и поэмой, в которой, как в «Илиаде», гекзаметром излагал историю драк гимназистов.
Еще два года он потерял из-за болезни, вызванной психическим расстройством. Жил Всеволод с матерью, у родственников, у знакомых, пансионером в гимназии, на отдельной квартире со старшими братьями (оба они, также страдавшие наследственной душевной болезнью, позднее покончили с собой).
Мечтая стать доктором, юноша не смог по тогдашним правилам после реального училища поступить в Медицинскую академию и подался в Горный институт, который бросил, как только в 1877 г. началась Балканская война.
Всеволод страстно желал деятельно, а не на словах, как «прогрессивно настроенная» молодежь, содействовать национальному освобождению славян. В одном из писем он написал: «За сообщение новостей из профессорского мира весьма благодарен, хотя, по правде сказать, … соединение химического и физического обществ интересуют меньше, чем то, что турки перерезали 30 000 безоружных стариков, женщин и ребят. Плевать я хотел на все ваши общества, если они всякими научными теориями никогда не уменьшат вероятности совершения подобных вещей».
«Я не могу прятаться за стенами заведения, когда мои сверстники лбы и груди подставляют под пули. Благословите меня», — написал он матери. «С Богом, милый», — ответила та.
В Кишиневе Гаршин определился в Болховский полк и принял участие в болгарском походе. В сражении 11 августа под Аясларом он «примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу».
После излечения в госпитале Всеволод вернулся в Петербург и был произведен в офицеры. Однако вскоре «за болезнию» вышел в отставку и стал слушателем на историко-филологическом факультете Университета.
Будучи студентом, Гаршин напечатал в 1876 г. свой первый сатирический очерк «Подлинная история Энского земского собрания», подписанный «Р.Л.», а затем, сблизившись с молодыми художниками-передвижниками, несколько статей о живописи, в которых ратовал за демократическое искусство.
Свой первый рассказ «Четыре дня», написанный в болгарском походе, он опубликовал в «Отечественных Записках» (1877). Это история о четырех днях раненого солдата, очнувшегося после боя рядом с убитым им турком.
Рассказ обратил на себя внимание интеллигенции своей эмоциональной взволнованностью и элементами пацифизма. Она в своем «прекрасном далёка» (от Балкан) подхватила Гаршинские суждения и, вопреки кредо писателя, подняла его на щит, как пацифиста и гуманиста.
Распаренная собственным свободомыслием, интеллигенция не желала знать о Л. Толстом, написавшем о том, как 65 лет назад «дубина народной войны» дубасила французов, и знать не могла, как через 65 лет весь русский народ будет повторять стихи Симонова «Так убей фашиста, чтоб он, / А не ты на земле лежал, / Не в твоем дому чтобы стон, / А в его по мертвым стоял».
Вскоре были напечатаны другие рассказы Гаршина: «Происшествие», «Трус», «Очень коротенький роман», в которых он продолжил военную тему, а также обратил внимание на социальные противоречия и падение нравов.
Рассказы «Встреча» и «Художники» впервые поставили перед читателями проблему выбора пути для интеллигенции — обогащения либо служения. В «Художниках», программном для писателя рассказе, речь шла также о поиске новых путей в искусстве, неудовлетворенности совестливого художника Рябинина результатами своей достаточно успешной деятельности, оставившего живопись и ушедшего «в народ». Гаршин и сам собирался поселиться в деревне и помогать крестьянам, но не смог сделать этого из-за болезни.
В 1880 г. у Гаршина появились признаки психического расстройства. В болезненно экзальтированном состоянии он явилcя к гpaфy М. Лopиc-Meликoвy, начальнику «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», и уговаривал того отменить смертный приговор анархисту И. Млодицкому, накануне неудачно стрелявшему в графа.
Граф выслушал просителя, но визит априори был обречен на неудачу. Млодицкого повесили, после чего Гаршин в состоянии сильнейшего нервного расстройства разъезжал по знакомым в Москве, Рыбинске, Туле, побывал у Л. Толстого в «Ясной Поляне», пока родные и друзья не пoмeстили его нa Caбypoвoй дaчe (бoльницa для дyшeвнoбoльныx), вблизи Xapькoвa, гдe писатель провел несколько месяцев, а затем 1,5 года жил у одного из своих дядей, В. Акимова, в Херсонском уезде.
После излечения от маниакально-депрессивного психоза, Гаршин в 1882 г. вернулся в Петербург; женился на слушательнице медицинских курсов Надежде Михайловне Золотиловой, стал служить секретарем в кaнцeляpии «Oбщeгo cъeздa пpeдcтaвитeлeй pyccкиx жeлeзныx дopoг». Вернулся Гаршин и к литературе. После публикации очерка «Петербургские письма», занимался переводами, стал писать новеллы.
Вопрос — «смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье» — занимал писателя всю жизнь. Недаром современники называли его «Гамлетом сердца». По собственному признанию Гаршина, писал он одними своими нервами, и каждая буква стоила ему капли крови. Любую несправедливость и человеческое несовершенство он возводил в немыслимую степень и считал их порождением мирового зла.
Каждый рассказ Гаршина по наполненности мыслей и чувств «тянет» на повесть или роман, будь то «Из воспоминаний рядового Иванова», написанный в имении Тургенева Спасском-Лутовинове, «Надежда Николаевна» или «Медведи». Гаршин обладал редкостным умением наполнять короткие безжалостно реалистичные истории тонкой поэзией.
Один из лучших его рассказов «Красный мак», в котором безумец, увидев в больничном саду три красных цветка и вообразив, что в них заключено все мировое зло, уничтожил их ценою собственной жизни, психиатр Сикорский считал клинической картиной, до мельчайших подробностей соответствующей действительности.
Гаршин охотно обращался также и к жанру сказки: «То, чего не было», «Сказка о жабе и розе», «Лягушка-путешественница». В сказке «Attalea princeps» пальма, привезенная из Бразилии и помещенная в стеклянную оранжерею, страстно стремилась на свободу, пробила крышу, увидела осеннее «грязное небо», удивилась — «и только-то?» — и погибла от холода и пилы садовника. Сказку Гаршин отдал в «Отечественные записки», но Салтыков-Щедрин отверг ее, узрев в ней крайне пессимистическую политическую аллегорию.
Искания нравственного идеала привели Гаршина к увлечению философией Л. Толстого и созданию «Сказания о гордом Аггее» и «Сигнала». В последние годы жизни писатель задумал эпическое произведение, стал собирать исторические материалы о времени Петра I, собрался писать роман «Люди и война». Увы…
В 1887 г. Гаршин впал в депрессию и оставил службу. В семье начались ссоры между женой и матерью, после одной из которых писатель в припадке тоски бросился с площадки 4-го этажа в пролет лестницы. Это случилось 19 марта 1888 г. Он собирался на другой день ехать на Кавказ.
24 марта (5 апреля) Гаршин умер в больнице Красного Креста, не приходя в сознание. Похоронен в Петербурге.
Памяти писателя были посвящены два сборника: «Красный Цветок» и «Памяти В.М. Гаршина», в котором А. Чехов написал: «У него (Гаршина. — В.Л.) особый талант — человеческий. Он обладал тонким великолепным чутьем к боли вообще».
Через 4 года родился другой великий рассказчик, чуткий к боли, — японец Акутагава. Их судьбы схожи.
Он также был обнаженным нервом эпохи и совестью нации, не подозревавшей, правда, об этом при его жизни. Также не принял социальные пороки общества и также не мог примирить человека и общество. Также боялся слабоумия и также покончил с собой в цвете лет.
После его похорон рассуждали чисто по-японски: «Будь у г-на Акутагава поменьше ума, побольше здоровья и живи он как все, тогда, кто знает, все могло бы сложиться для него счастливее».
А у поэта Н. Минского, перед тем как бросить горсть земли на гроб Гаршина, чисто по-русски вырвалось: «Без него нам стыдно жить».
Неужто талант надо зарыть в землю, чтобы хоть кому-то стало стыдно?