10. Мелочи жизни

Виталий Рогатин
 

     Глупо было бы полагать, что как только Вулич отдаст соответствующий приказ, я и Курляйутис тут же, как по мановению волшебной палочки, очутимся  на Центральном, пусть и с учетом потери времени,  что неизбежна при ожидании промежуточной пересадки на Карионе. Вместе с тем, воодушевленный обещанием скорой отправки с острова я был преисполнен излишнего нетерпения, подстегиваемого еще и известным любопытством увидать наконец-то таинственную «стрекозу». А между тем,  к моему сильнейшему разочарованию, дальнейшие события развивались крайне неспешно.
    Предоставленный нам водитель, к слову, весьма неразговорчивый тип с вытянутым печальным лицом, быстро нас домчал на вездеходе до лагеря геологов. По прибытии он тут же скрылся в домике начальника экспедиции — с целью, как мы полагали, связаться по рации с тем самым Кауфманом, о котором говорил Вулич. Мы же остались дожидаться его снаружи неподалеку от входа в дом, прячась от солнца под тканевым пологом навеса у соседней палатки. Но вот прошло пятнадцать, двадцать минут, а он все еще не показывался. Побуждаемый к действиям моими нетерпеливыми взглядами, администратор заглянул внутрь жилища начальника экспедиции. Показавшись через несколько минут  в дверях, развел руками: «Ну что сказать... Придется подождать немного. Связь сейчас плохая, прерывистая. В той части острова сложный рельеф, много оврагов и распадков, иногда не помогает и дополнительная мачта связи на вершине горы — вы же сами знаете, ультракороткие волны действуют только в пределах видимости».
    Я вздохнул. Опять меня призывали к терпению, это было невыносимо. Мои переживания сейчас  полностью соответствовали физическим страданиям. Послеполуденное солнце уже успело порядком накалить воздух, и теперь, когда больше не было спасительного утреннего бриза, даже в тени под навесом я чувствовал себя неважно. К тому же, близость леса способствовала высокой влажности в воздухе, что вместе с более чем сорокаградусной жарой создавало убийственное по моим  меркам сочетание. Дышать этим горячим супом было невероятно тяжело. Сочувственно поглядев на меня, Курляйутис предложил пока на время спрятаться в палатку, где можно было переждать в более сносных условиях, но я отверг это в общем-то разумное предложение. В попытке обосновать свой отказ мною было высказано опасение, что находясь за толстыми стенками надувного жилища можно легко не заметить прилета воздушной машины Кауфмана. В ответ на это я услышал, что, пожалуй, этот момент для меня вряд ли останется незамеченным, где бы я ни был в лагере. Пришлось поверить администратору на слово, но и идти в палатку я не собирался. Отчего-то меня сейчас тяготило замкнутое пространство. Пожав плечами, помощник управляющего вскоре куда-то удалился, оставив меня топтаться в мрачном одиночестве напротив входа в домик начальника экспедиции. Я было решил, что он отправился искать в лагере встречи с медработником Эрикой, предпочтя скучной кампании со мной более приятное женское общество, но ошибся.  Спустя непродолжительное время тот объявился, неся объемистый пакет, и с двумя раскладными стульями подмышками. Расставив стулья, он с гордым выражением лица выложил на них содержимое своей ноши — несколько пищевых брикетов в саморазогревающейся оболочке и пара бутылок с минеральной водой. Все это оказалось как нельзя кстати.
   Утолив голод и жажду, я пребывал в самом благостном расположении духа, и даже давящая духота и жара в данный момент нисколько не могли испортить моего настроения. Сейчас я совсем был не прочь поболтать с администратором на какие-либо темы, не требующих значительных умственных усилий. Тем более, что пока все равно нечего было делать.
 - А скажите, Закарий, - обратился я к нему, устраиваясь поудобнее на раскладном сиденье, вытянув ноги, - мне показалось, или и вправду Вулич малость недолюбливает вашего Семашина?
   Курляйутис почесал в затылке и после непродолжительного раздумья высказал мнение, что слово «недолюбливать» в данном случае не совсем верно описывает отношения, сложившиеся между начальником экспедиции и управляющим. Возможно, основная причина подобной «нелюбви» крылась в том, что незадолго до прибытия тогда еще будущего администратора на эту планету, прежде именно Вулич был восемь лет подряд управляющим на Кон-Дионе. Семашин же в то время занимал должность начальника медицинской службы колонии. И до определенной поры интересы обоих если и пересекались, то только по служебной необходимости. Камнем преткновения в их взаимоотношениях  неожиданно стала фигура Анны Рейнц — гражданской жены Вулич, тихой миниатюрной женщины, от которой у него была несовершеннолетняя дочь. Работала Анна старшим медиком на Центральном, и никто до сих пор доподлинно не знал, существовали ли между ней и ее непосредственным начальником какие-либо серьезные отношения либо же только платонические, но факт был налицо — они несомненно испытывали друг к другу взаимные симпатии. Разумеется, стоило о том прознать Вулич, как грянул яростный скандал, с прилюдными оскорблениями и угрозами, и попытками рукоприкладства со стороны последнего. В результате Семашин вынужден был покинуть Центральный и отправиться подальше с глаз управляющего на Акватерру, где ему до поры до времени пришлось довольствоваться ролью научного консультанта при одной из лабораторий Райзенвилля. Восстановить прежних семейных отношений у Вулич с Анной так и не удалось. В конце концов, в том не было ничего удивительного, стоило только сравнить тогдашнего управляющего и Семашина: один — грубый и властный мужлан, другой же — полная его противоположность. С тех самых пор Вулич затаил на бывшую жену и соперника обиду, и это впоследствии сказалось на дальнейшей судьбе Анны Рейнц самые трагическим образом.
    Спустя какое-то время СИИ совершила одну из своих многочисленных сделок с одной из компанией, рассчитавшись за поставку крупной партии шахтного оборудования для безатмосферных планет частью оборотных активов, в том числе передав в сопровождение договорных обязательств под управление новому владельцу несколько сотен трудовых контрактов.  В силу последнего, сорок с лишним работникам с Кон-Диона, сменившим поневоле своего хозяина,  предстояло отправиться ближайшим транспортом в Распределительный центр на Земле, откуда уже они должны были быть переброшены на новые места работы. В список этот попала и Анна, и, как многие небезосновательно подозревали, не случайно, поскольку подобные кадровые вопросы никогда не решались без участия управляющего. Как и следовало ожидать, подобная участь привела женщину в ужас, поскольку означала для нее не только ломку привычного уклада жизни, но и расставание с единственной дочерью. Превозмогая собственную гордость, Анна была вынуждена обратиться за помощью к своему бывшему гражданскому мужу. Дело в том, что по общему правилу, на основе которого строилась этика внутрикорпоративных взаимоотношений работников, муж и жена не могли принадлежать разным компаниям, что автоматически означало невозможность заключения брака между лицами, имеющими отношение к конкурирующим организациям, равно как и принудительного разделения лиц, находящихся в браке и принадлежащих к одной и той же компании, путем продажи контракта одного из них. Предусматривалось, видимо, данное положение во избежание возможных случаев конфликта деловых интересов между компаниями-конкурентами. Единственное, что не принималось в расчет в подобных случаях, так это  нахождение таких лиц в отношениях так называемого гражданского брака. Однако, наличие у них в результате таких взаимоотношений несовершеннолетних детей служило основанием к возможности пересмотра вопроса о передаче контракта одного из гражданских «супругов» другому работодателю, при обязательном условии, что эти лица незамедлительно официально оформят брак.
    Как и следовало ожидать, Вулич, реализуя свою месть обиженного ревнивца, отказал Анне в подобной юридической формальности, вместе с тем использовав все преимущества собственного должностного положения, чтобы закрепить за собой окончательное право воспитывать дочь самому. Не помогло и посильное вмешательство в ситуацию Семашина, его отчаянные уговоры не возымели на управляющего никакого влияния. В положенное время опечаленная женщина, вынужденная подчиниться распоряжениям Компании, покинула Кон-Дион. А через год после указанных событий в колонию с небольшим опозданием пришла горестная для обоих мужчин весть о том, что Анна Рейнц погибла в горах на далекой Эклектике, попав под снежную лавину вместе с бригадой монтажников, возводящих в тех местах транспортную подвесную систему.
    Курляйутис нисколько не сомневался, сейчас-то Вулич раскаивался в собственном поступке, но на тот момент, нужно заметить, этого человека не мучили никакие угрызения совести, когда, не преминув воспользоваться подходящей ситуацией, он преспокойно разлучил прежде близкого человека с собственной дочерью. И даже теперь, как полагал администратор, основным виновником тех злополучных событий, следствием которых стала трагическая гибель Анны, Вулич видел не себя -  отнюдь! Таковым он считал по прежнему Семашина. Как и тот — по справедливости — его.
    Никогда не полагал себя сентиментальным, но, признаюсь, меня тронула история Закария. Вот уж, кто бы мог подумать, что здесь в этом захолустье могут разыгрываться настоящие драмы! Присоединяясь к осуждению вместе с администратором циничности и аморальности поступка бывшего управляющего, я, тем не менее, не мог не заметить одну из неувязок в рассказе Курляйутиса. О чем и поспешил ему тут же заявить:
 - Если уж на то пошло, не смущает ли в этой истории вас, Закарий, то обстоятельство, что Вулич решил отыграться на несчастной слабой женщине вместо того, чтобы попытаться прежде устранить своего соперника? Тем более, что он, как вы говорите, считал его основным виновником всего произошедшего? Подобный расклад дела, наверное, был бы более понятен, да и предпочтительнее что-ли... Так было бы... более по-мужски, я бы сказал. Конечно, любой человек под влиянием ревности и обиды способен на неожиданные и даже неблаговидные поступки, но, согласитесь, ваш Альфред все же не производит впечатление закоренелого злодея. Или я не прав?
 - Да... - После недолгого размышления согласился со мной Курляйутис. - Мне тоже приходило такое в голову. Но теперь-то я понимаю, у Вулич просто не было другого выбора: либо так, либо оставить все как есть. Каких-либо реальных рычагов воздействия, кроме разве что административных, на Семашина у него попросту не было: он не мог заставить того покинуть планету. Даже если применил бы шантаж, используя личную привязанность последнего. Дело в том, что немногим ранее, словно предугадав развитие событий, Семашин, сообразуясь каким-то собственным убеждениям, разорвал свой контракт с Компанией. И, насколько мне известно, пытался уговорить тоже самое проделать и Анну. Как вы сами понимаете, в этом случае СИИ утратила бы всякую власть над обоими.
 - Постойте-ка!.. - Мне трудно было поверить своим ушам. - Не хотите же вы сказать, что Семашин... что он расторгнул договор с Компанией по собственной воле? Добровольно?
 - Ну да. - Администратор взглянул на меня, явно не понимая причины моего внезапного волнения. - Вы разве не знали, что отказ выполнять любые обязательства по отношению к Компании фактически приравнивается к расторжению пожизненного трудового контракта в одностороннем порядке?
   Я то это знал и все же был поражен услышав о нечто подобном. До меня иногда доходили слухи о существовании так называемых «бесконтрактников», но до сих пор мне не приходилось с ними сталкиваться. Порой я даже задумывался о том, не выдумка ли это, созданная в каком-нибудь отделе пропаганды и рекламы единственно с целью, чтобы стращать добропорядочных людей и побуждать их более ревностно относиться к своим обязанностям. Но жизненный опыт подсказывал, нет ничего невероятного в том, что возможны ситуации, когда в силу определенных обстоятельств либо исключительно по собственной вине тот или иной человек лишался покровительства компании. У меня, как, наверное, и у многих было смутное представление о дальнейшей судьбе несчастного в подобных случаях. Но без всяких сомнений она была незавидна — человек, чей контракт был отозван или аннулирован, в одно мгновение становился никем: лишенный кредитной линии он больше не имел прав ни на одно из благ современного мира. Он не имел права даже на социальный минимум — крышу над головой и ежедневный бесплатный паек. Стать изгоем для общества — такова была участь «бесконтрактника». А по моему убеждению, что еще могло быть хуже?
 Старое, неизвестно с каких времен сохранившееся в пожизненном договоре положение об упрощенном порядке расторжения трудовых отношений работника и компании лишний раз служило подтверждением незыблемой прочности этих связей между сторонами. Никто, насколько мне было известно, находясь в здравом уме и доброй памяти, не пошел бы на разрыв отношений с компанией по собственной воле. Совершить подобное было равносильно подписать самому себе приговор, предусматривающий одно из самых страшных наказаний... По крайней мере, я так полагал до сегодняшнего дня, пока слова Курляйутиса не поколебали мою в том уверенность. Семашин всем своим видом опровергал все то немногое, что мне было известно об этой стороне дела. Он нисколько не походил на человека, оказавшегося «за чертой», более того, каким-то образом умудрился сделать неплохую карьеру, возглавив правление колонии. Я не мог взять в голову, как ему удалось такое провернуть, и к тому же остаться в явном выигрыше. И самое непонятное, как Компания позволила такому произойти? Пытаясь найти ответ на этот вопрос, я призвал на помощь все свои полузабытые познания, почерпнутые в свое время из лекций по гражданскому праву в годы учебы в университете. И спустя несколько минут напряженных размышлений в голове моей забрезжила догадка.
   В собственных рассуждениях относительно настоящего предмета я упустил одну существенную деталь. Все мои представления о печальной судьбе человека, чей пожизненный контракт вдруг утратил бы силу, были справедливы только в том случае, если бы дело происходило на Земле. За пределами земной юрисдикции, в колониях в подобных ситуациях начинали действовать несколько иные правила.
   Многие, да и я в том числе, привыкли воспринимать колонии как естественное продолжение компаний, подчас забывая о том, что на самом деле внеземельные поселения в юридическом аспекте представляют собой самостоятельные хозяйствующие субъекты. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Факторы, что послужили предпосылками возникновения субъектов, носящих этот особый статус, сложились довольно давно, когда еще на первых порах люди только стали обживать дальний космос. Практически тогда же компании, перенесшие свои интересы на иные миры, столкнулись с проблемой огромных затрат, на которые тем приходилось идти еще на стадиях поиска и исследования подходящих для их целей планет. Даже для самых могущественных корпораций, имеющих на балансе предостаточно экономических ресурсов, чтобы иметь возможности решать любые глобальные задачи, нести бремя подобных расходов становилось слишком большим удовольствием. Экономический риск был неоправданно велик, а понесенные издержки порой не всегда окупались прибылями. Множество препятствий вставало на пути дельцов к успешному выполнению задачи эксплуатации каждой новооткрытой планеты, не последнее место среди которых занимала проблема чрезвычайной удаленности источников природных ресурсов. Решением этого вопроса  стало создание Службы космической разведки —  независимой внекорпоративной структуры, осуществляющей весь необходимый спектр  изыскательских работ в других звездных системах. Финансирование службы производилось за счет обязательных отчислений всех компаний, так или иначе заинтересованных в результатах ее деятельности. Косморазведчики стали своего рода пионерами, авангардом волны человеческой экспансии, стремящейся к новым мирам и их богатствам.
   Но практически сразу же возник другой вопрос: кому должны принадлежать новооткрытые территории и соответственно добываемые на них природные ресурсы? Поначалу эту проблему пытались решать сообразно духу и принципам Эры Всеобщей Консолидации: планеты и содержимое их недр рассматривались заочно как солидарная собственность всех компаний вместе взятых. Для этих целей было организовано несколько крупных совместных предприятий по добыче и переработке полезных ископаемых, но разгоревшиеся впоследствии споры относительно справедливости распределяемых долей прибыли между ее участниками вскоре вынудили поставить крест на дальнейшем существовании таких структур.
   Другим способом разрешения этой дилеммы была попытка сделать объектом отношений собственности только поверхность чужих планет, возведя  ее в статус совместного владения всеми сособственниками — кондоминиума. При этом, прямым владельцем полного объема изымаемых из недр полезных ископаемых признавалась компания-собственник добывающего предприятия, расположенного на участке, выбранном по результатам общего голосования всех сособственников. Но и тут не обошлось без конфликтов при выяснении теперь уж территориальных вопросов — соседство на одной планете сразу нескольких добывающих предприятий, принадлежащих различным компаниям-конкурентам, каждое со своим представительством, не доводило до добра. Напротив, при попытках разрешения споров в определении границ сопредельных территорий участились случаи  столкновений между службами безопасности, порой переходящих в вооруженные стычки.
   В конце концов, был избран третий путь решения данной проблемы путем объявления всех инопланетных миров полностью независимыми субъектами, на которые не имели право претендовать ни одна земная компания. Но это был нонсенс: отныне существовали территории с особым статусом, но не было полномочных представителей, что могли бы ими распоряжаться.
   Способ, каким впоследствии был обойден этот юридический казус, следовало признать, был весьма остроумен. Согласно ему судьба той или иной планеты решалась на специальном аукционе, проводимом комиссией, в состав которой входили представители всех заинтересованных в том компаний. Круг организаций-участников напрямую зависел от размеров аукционного сбора, устанавливаемого на основании предполагаемой оценки планеты в соответствии с рекомендациями Службы космической разведки. Другими словами, в этом мероприятии участвовали только те организации, что могли позволить себе подобную роскошь. Победитель аукциона заключал на определенный срок фиктивный договор поставки, по которому контрагент, представляющий интересы нового независимого мира, только предполагался в будущем. В соответствии с условиями такого договора компания-поставщик предоставляла другой стороне во временное пользование с правом выкупа в счет добываемых на планете ресурсов все необходимое: строительные материалы, оборудование, транспорт.  Но все это было бы по прежнему бесполезно без самого главного — людей. И компания великодушно выделяла для этих целей людей из числа своих работников, наделяя их соответствующими полномочиями представлять новообразованную колонию. А чтобы те добросовестно выполняли предназначенную им роль, для них предусматривались ряд некоторых привилегий.
   Разумеется, все колонии создавались по образу и подобию земных компаний: из числа поселенцев на выборной основе формировались органы правления, а для обеспечения нормального ведения дел на планете образовывались соответствующие структурные единицы. Любопытно, что лица, входящие в состав правлений колоний, на весь срок исполнения ими своих полномочий получали своего рода неприкосновенность со стороны компаний, владеющих их трудовыми контрактами. Члены правления колоний вполне могли рассчитывать на то, что не будут отозваны со своих должностей и переведены на другие места работы без их согласия. Но, разумеется, это правило никак не распространялось на рядовых колонистов. 
   По форме своей организации колонии представляли собой акционерные общества. Держателем акций мог стать любой желающий, кому это было по карману. Единственное требование, какое предъявлялось к потенциальному акционеру, состояло только в том, что тот должен был фактически проживать на территории колонии. Никаких других ограничений не предусматривалось. Помимо небольшой прибавки к жалованию в виде дивидендов акционер также получал право на активное участие в хозяйственной и политической жизни колонии.
   Одной из особенностей положения колониста следовало назвать его исключительное право на заключение срочного трудового контракта с руководством колонии, дававшего ему возможность пользоваться дополнительной кредитной линией. На Земле же никакие иные, кроме как пожизненные основные, не признавались.
   За редкими случаями, когда компании вдруг решали напомнить обитателям колоний о том, что по-прежнему являются их полноправными хозяевами, те в основном были предоставлены сами себе. Земля же старалась не особо вмешиваться в дела колонистов, придерживаясь в отношениях с ними политики умеренного протекционизма.
   Вот, в принципе, и все, что я смог припомнить касательно основ правого положения колонистов. Но и этой информации было достаточно, чтобы понимать, связи любого из колонистов с земными компаниями посредством пожизненных контрактов по большей части были сущей формальностью. Объяснялось все просто —  по причине той же крайней удаленности и обособленности территорий колонии. В свете всех этих фактов нетрудно было сделать вывод о том, что расторжение отношений со своим основным работодателем для поселенца не должно, да и не могло повлечь за собой тех же последствий, что и для землянина, то есть  не означало немедленно подвергнуться остракизму. А в случае, если на руках у колониста был заключенный с колонией трудовой договор, то у бесконтрактника и подавно не могло быть никаких поводов для беспокойства.  Дополнительная рабочая сила, пусть даже в лице того же бесконтрактника, никогда еще не бывала лишней на любой из обживаемых людьми планет. А, как уже говорилось, земные компании предпочитали смотреть на подобное положение дел сквозь пальцы, не видя в этом для себя никакой опасности.
   Итак, для любого обитателя колонии, решившего порвать с компанией, кроме чисто психологических моментов принятия такого решения, — в его образе жизни это ровным счетом ничего не меняло. Он по-прежнему жил и работал, имел полагающиеся ему кров и получал пищевой паек. Все так. И все же было одно последствие, каковое влекло за собой  расторжение пожизненного договора, что должно было бы иметь огромное значение для любого человека, пусть даже и колониста. Это единственное, в чем я был уверен: бесконтрактник своим актом отказа от  исполнения обязательств по договору бесповоротно лишал себя возможности вернуться на Землю. Ведь космический транспорт — любой — был полностью подконтролен земным компаниям. 
   Полностью погрузившись в размышления, в каких я гипотетически пытался объяснить для себя существование в современном мире феномена бесконтратника, я на некоторое время потерял всякое представление о времени, позабыл где нахожусь и что делаю. Из состояния глубокой задумчивости меня вывел стеклянный хруст приближающихся шагов. Я поднял голову и вопросительно взглянул на подошедшего к нам Святко. Какие-то новости он желал нам сообщить?
 — Все улажено. Кауфман скоро будет. Ждите. — Геолог был более чем краток, но подробностей и не требовалось: новости и без того были хорошие. Уделив несколько секунд на короткий осмотр (не без некоторой зависти во взгляде) остатков нашей с Курляйутисом трапезы - обрывков термоупаковок, небрежно раскиданных тут же у наших ног, он отправился восвояси вглубь лагеря. Я б не удивился, если изголодавшийся Святко спешил сейчас к продуктовому складу, имея желание наверстать попусту потраченное на нас время.
   Как я понимал, времени до прибытия на базу геологов Кауфмана оставалось еще предостаточно, и был смысл продолжить небезынтересную беседу с помощником управляющего. 
— И что дальше? — Я поднял с земли бутылку, взболтнул ее содержимое, с сожалением для себя констатируя, что воды в полуторалитровой емкости осталось меньше, чем на стакан,  — Может расскажете, каким же образом так все сложилось, что Семашин смог занять место Вулич? Мне кажется, при изложенных вами обстоятельствах вряд ли у него было на то много шансов.
— И вправду! — Курляйутис, принявший было расслабленную позу на раскладном стуле под умиротворяющим воздействием полного желудка, вновь весь подобрался, наклонился в мою сторону, а глаза его живо заблестели, — Здесь вы точно подметили, подобного от Семашина никто не ожидал, и прежде всего сам Вулич. Деталей этой истории я не знаю, но по рассказам очевидцев операция по свержению бывшего управляющего прошла лихо.
— Лихо?
— Я имею ввиду, все прошло быстро, никто из членов бывшего правления и опомниться не успел, и уж тем более предпринять какое-либо административные меры противодействия. Впрочем, и неудивительно — у Вулич оказалось не так уж много сторонников среди членов правления, как ему бы наверное хотелось. Время же, проведенное в ссылке на острове Зеленом, Семашин не потратил зря. Все два с лишним года он подбирал себе единомышленников среди большинства акционеров, и, когда наступил подходящий момент, нанес удар. Инцидент на Бузирисе он обернул полностью в свою пользу, как повод для проведения досрочных перевыборов состава правления. Благо положения устава колонии в этой части позволяли это сделать.
— Бузирис? Да что же такого могло произойти на вашем Бузирисе? — я почувствовал легкую досаду и было отчего: который раз при упоминании этого названия планеты снова пришло ощущение, что оно прежде было мне знакомо, но все попытки вспомнить — при каких обстоятельствах я слышал о нем — были по прежнему тщетны.
— Нет, — Курляйутис неуверенно улыбнулся, недоверчиво заглядывая мне в лицо, — не может быть. Вы ведь шутите, правда? Только не говорите, что вы ничего не знаете про тот случай на Бузирисе... Нет, что в самом деле ничего об этом не слышали?
     Я отрицательно покачал головой. И тогда помощник управляющего рассказал мне о событиях на Бузирисе, которыми ознаменовался крах карьеры Альфреда Вулич.