(продолжение)
Начало:
http://www.proza.ru/2013/07/24/1612
ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА
Женщины глазками ловили мужчин: приди ко мне, я вся твоя…
А война продолжалась.
Война до победного конца!
Да здравствует демократическая республика!
Да здравствует Учредительное Собрание!
В городе говорили, что на дальнем рейде стоит английский дредноут, чтобы забрать царя и его семейство. Однако решением Временного правительства их отправили в Тобольск.
Шли развинченной походкой матросы. Один из них наяривал на гармошке и лихо пел:
«Цыплёнок жареный,
Цыплёнок пареный,
Цыплёнок тоже хочет жрать.
Его поймали, арестовали,
Велели паспорт показать.
Наган он вынул
И в глаз он двинул,
Пошёл по улице пройтись.
Бушлат и клёши, такой хороший.
Не цыпа он, а анархист…».
На эстраде кривлялся куплетист с громадным бантом на шее:
Мать послала сына Мишку,
Разудалого парнишку,
Лет ему всего лишь пять,
Возле булочной стоять.
Вот проходят дни и годы,
Он дорос до дней свободы,
А как минет двадцать лет,
Мишке скажут: «хлеба нет».
…Революция продолжалась. В июле над большевиками нависла угроза арестов. Газеты крупными жирными заголовками кричали: «БОЛЬШЕВИКИ ПРОДАЛИСЬ НЕМЦАМ!» , «ЛЕНИН ПРИБЫЛ В ПЕТРОГРАД В ЗАПЛОМБИРОВАННОМ ВАГОНЕ НА НЕМЕЦКИЕ ДЕНЬГИ», «БОЛЬШЕВИКИ – НЕМЕЦКИЕ ШПИОНЫ».
На всех столбах появилось распоряжение градоначальства, подписанное прокурором Петрограда Вышинским, об аресте лидера большевиков В. И. Ленина (Ульянова).
Ленин исчез из города. Сталин знал, где укрылся вождь, но молчал. Он мотался по столице по тайным собраниям и конференциям, встречался с представителями рабочих, а с ним и Виктор, облачённый в полувоенный френч и галифе с наганом на жёлтой портупее. На ногах Виктора красовались кожаные жёлтые краги, наряд, купленный на остатки тех денег, что были при нём. К сожалению, деньги в швейцарском банке, лежащие на его счету, из-за фронтов, отрезавших Россию от Швейцарии, были сейчас ему недоступны.
– Надо бы нам разжиться деньгами, – как-то сказал Сталин. – Партийная касса пуста.
– В чём проблема, товарищ Сталин? – усмехнулся Виктор и кивнул в сторону окон одного из особняков. – Там полно денег.
Сталин, прищурившись, посмотрел на Виктора, подумал и спросил:
– А сможешь?
– Дайте мне двух надёжных матросов. Добро?
– Добро, – ответил Сталин – Но, в случае чего, молчок и мы с тобой незнакомы. Ясно?
– Куда уж ясней, – усмехнулся Виктор.
***
Тёмным вечером три фигуры, Виктор и два матроса, подошли к дому, где проживал известный ювелир Меер Шмайссер. В подъезде их встретил немолодой консьерж, спросил:
– Вы к кому, граждане, так поздно?
– К господину Шмайссеру, – сказал, осклабясь, Виктор. – Надеюсь, он дома.
– Все дома, но второй час ночи. Они спят. Приходите завтра.
– У нас срочное дело к господину Шмайссеру. Мы из народной милиции. Только что грабанули его лавку.
Консьерж раскрыл от удивления рот:
– Как?
Это был его последний вопрос на этом свете. Узкий стальной клинок стилета вонзился ему в горло, достав до позвонков.
Захрипев, консьерж упал за стойку. Виктор и сопровождающие его матросы, подметая клёшами мраморную лестницу, поднялись на второй этаж.
– А нужно ли было убивать старика? – спросил на ходу Виктора один из матросов.
– Он – свидетель, – ответил Виктор. – Запомните правило: в таких делах никогда не следует оставлять свидетелей.
Остановившись у нужной двери, Виктор дёрнул шнурок колокольчика.
Нескоро послышались шаркающие шаги, сонный женский голос спросил:
– Кто там?
– Простите, сударыня, милиция. Проверка документов.
– Каких документов? – удивилась женщина. – Приходите утром.
– Если вы не откроете сами, взорвём дверь гранатой. По полученным сведениям в вашей квартире скрывается опасный преступник.
– Я позову хозяина, погодите, – ответила женщина.
Через пару минут послышался мужской голос:
– Вы с ума сошли, господа. Время два часа ночи.
– Открывайте, гражданин Шмайссер, иначе вы лишитесь двери.
– Я буду жаловаться градоначальнику.
– Можете жаловаться хоть самому Керенскому. В вашей квартире укрывается преступник Ульянов, сиречь Ленин.
– Да вы что, белены объелись? – удивился мужчина. – Какой Ленин?
– Чего вам бояться, если у вас его нет? Мы проверим и удалимся.
Звякнула цепочка, проскрежетал ключ в замке. На пороге стоял господин Шмайссер в халате. С головы его свешивался ночной колпак.
Виктор отстранил его и ворвался в квартиру, за ним матросы. Виктор ударил Шмайссера кулаком в лицо. Из носа несчастного ювелира хлынула кровь.
– А!.. – закричал Шмайссер, хватаясь за нос.
Матросы быстро обследовали комнаты и согнали в гостиную всех, кого обнаружили: трёх женщин в ночных сорочках, одна была пожилая, всей видимости, жена Шмайссера, вторая лет тридцати пяти, похоже, прислуга, третья совсем юная девушка, дочка ювелира.
– Молчать всем! – приказал Виктор. – Кто пикнет, зарежу. Моё слово – закон, повторять не стану, – и повернувшись к Шмайссеру, спросил: – Деньги драгоценности выдадите добровольно или как?
– Какие деньги? Какие драгоценности? Я бедный человек. Циля, – Шмайссер посмотрел на пожилую женщину, – покажи господам наши деньги. Там вы найдёте только на хлеб, господа.
Циля провела Виктора в спальню, открыла шкаф, достала с полки несколько кредиток.
– Вот наши деньги, – сказала она. – И есть немного моих украшений. Если вы пришли нас грабить, то можете их тоже забрать.
– Нехорошо, гражданин Шмайссер, обманывать представителей народа, – проговорил Виктор с укоризной. – Вы хотите сказать, что у вас дома, кроме этих пятисот рублей больше нет ни копейки?
– Ну, если пошарить по карманам, может рубль мелочью наберётся – ответил Шмайссер. – Вы, что же, думаете, если ювелир, так дома у него миллион? Деньги и драгоценности, господа, я держу в банке.
– Ай-яй-яй, – покачал головой Виктор. – Вам не жалко вашу дочку красавицу, гражданин Шмайссер. Как тебя зовут, детка?
– Рая, – робко ответила девушка, зажимая сорочку у горла.
В чёрных семитских её глазах встали прозрачными жемчужинами слёзы.
– Скажи, Рая, ты ещё девушка?
– Девушка.
– Скажи своему жадному папке, если он хочет, чтобы его красавица дочка осталась девственницей: папа, отдай все свои деньги дядям.
Девушка дрожащим голосом повторила:
– Папа, отдай все свои деньги дядям…
Она зарыдала, ткнувшись матери в грудь.
– Это… это… это… – заговорил Шмайссер. – Она ещё совсем юная. Ей ещё не исполнилось и семнадцати лет… Это… бесчеловечно…
– Бесчеловечно честь своей родной дочери ценить дешевле денег и золота, гражданин Шмайссер. Революция в опасности, а вы жалеете пожертвовать на неё.
– Так бы и сказали, господин, что вы пришли к бедному Шмайссеру его грабить. Это было бы сразу понятно, – сказал Шмайссер и провёл Виктора в кабинет. Он отодвинул в сторону картину с морским пейзажем, за которым обнаружилась дверца встроенного в стену сейфа, вынул из ящика стола ключ, вставил его в замочную скважину, набрал секретный номер и, повернув ключ, отпер дверцу.
На верхней полке сейфа лежала стопка кредиток, на нижней – металлический ящик. Шмайссер отпер его маленьким ключиком. Шкатулка была до краёв набита драгоценностями.
– Теперь, гражданин Шмайссер, всё в порядке, – сказал Виктор, смахивая деньги в объёмистый портфель, в него же он высыпал драгоценности.
– Вы пустили меня по ветру, господин грабитель, – сказал Шмайссер.
– Зачем вам деньги, Шмайссер? Они вам больше не понадобятся. Мы отменяем их, – усмехнулся Виктор.
Выдернув из кармана небольшой браунинг, Виктор выстрелил Шмайссеру в лоб. Раздался негромкий хлопок. Шмайссер подогнул колени и упал на ковёр. Виктор спрятал браунинг в карман и вышел из кабинета.
В гостиной на него смотрели три пары перепуганных женских глаз.
– Марш дамы, по комнатам, – приказал Виктор.
– Где мой Меер? – спросила Циля.
– Сейчас вы с ним увидитесь, – усмехнулся Виктор. – Ложитесь в постели. Меер закроет за нами дверь.
Женщины разошлись по комнатам.
– Ты кончаешь старуху, – негромко приказал Виктор одному матросу и повернулся ко второму, сомневавшемуся в ликвидации свидетелей: – Ты – прислугу.
– Я не смогу, – ответил тот.
– Трус, – презрительно бросил Виктор и вошёл в комнату горничной. Женщина уже лежала в постели.
Виктор сорвал с неё одеяло.
– Не надо, прошу вас, – проговорила она. – У меня сейчас крови…
– Мне всё равно, милая, – сказал Виктор, склонившись над ней. – Я не порушу твою честь.
Одним резким движением он воткнул женщине стилет в горло. Горничная попыталась схватить клинок, но руки её, дёрнувшись, на половине дороги безвольно упали, по телу прошла смертная судорога, рот открылся, и из него хлынула алая кровь, заливая постель.
Вынув стилет, Виктор обтёр его о простыню и спрятал в ножны. Последнее, что он сделал, это прикрыл лицо несчастной одеялом.
Второй матрос тоже сделал своё дело.
– Вы свободны, – сказал им Виктор. – Ждать меня на улице, пока я не выйду.
Матросы вышли. Виктор открыл дверь в комнату Раи. Девушка, сжавшись в клубочек, смотрела на него.
– Не спишь ещё? – спросил её Виктор.
– Нет, – ответила та. – Где папа?
– Папа с мамой, – улыбнулся Виктор. – Ты хочешь их увидеть?
Он подошёл к девушке, отвернул одеяло, которое она не пыталась удерживать. Острые колени углом натягивали подол сорочки.
– Ты мила, – сказал Виктор.
– Не надо, – пролепетала Рая. – Пожалуйста, уйдите.
У Виктора не поднялась рука вонзить в девушку клинок стилета, он выстрелил ей в голову из браунинга.
– Вот и всё, дорогая. Ты ушла из этого поганого мира невинной, – сказал он, пряча браунинг в карман.
Взяв портфель, Виктор покинул квартиру ювелира.
Матросы ждали его во дворе.
– Всё, дело сделано, – сказал Виктор.
Они шли тёмными проходными дворами и безлюдными переулками. В одном из переулков, Виктор слегка отстал от матросов, извлёк из кармана браунинг и выстрелил в затылок совестливого матроса, пожалевшего консьержа и отказавшегося зарезать Цилю Шмайссер.
Второй матрос остановился и воскликнул:
– А Егора-то за что?
– Он слабонервный. Нервические особы быстро ломаются и предают, – усмехнулся Виктор, направив браунинг на него. – Ты, конечно, крепче, но чем меньше свидетелей, тем спокойней я буду спать.
Прозвучал второй хлопок. Матрос удивлённо взглянул на Виктора и упал навзничь, раскинув руки по грязной мостовой.
…Утром, заперев дверь кабинета, Виктор высыпал на стол перед Сталиным деньги и драгоценности из портфеля и сообщил:
– Тридцать семь с половиной тысяч рублей и к ним – безделушки.
Сталин откинул тоненькую пачку Виктору, буркнув:
– Тебе за работу.
Остальные деньги вместе с драгоценностями сгрёб в портфель, а портфель положил в сейф.
(продолжение следует)