Сигизмунд Кржижановский. Поэтому

Валерия Никакая
ОБРАЗНЫЙ СТРОЙ рассказа С. Кржижановского «Поэтому»

Язык рассказа (или, скорее, новеллы) Сигизмунда Кржижановского «Поэтому» отличается яркой образностью, поэтичностью, стройностью. Именно этот аспект мы обсудим в данной работе. 

Мы считаем текст С. Кржижановского новеллой в связи с остротой сюжета и неожиданным, броским финалом. С другой стороны, это подтверждает неоднозначность, расплывчатость жанра произведения (проза — поэзия). И эта двоякость, двусмысленность  ярко проявляется в образном строе текста. В первую очередь внимание приковывается к противопоставленным образам, противоположным. Так, например, С. Кржижановский вводит образ калош как знак ушедшего, устаревшего, противопоставляя их образу туфель; при этом есть туфли старые («шлепанцы») и новые, натертые гуталином, блестящие. Старые туфли – символ стыда, неуверенности, шаткости; новые – уверенности, устойчивости, самостоятельности. Таким образом, мы наблюдаем дробление образов на более точные, узкие. Здесь видим ситуацию через предметы. Еще одно различие между калошами и туфлями: калоши – живые. Кроме того, «стоптанные, сплошь в дырьях, сапоги» словно указывают на близость героя к природе: он почти бос, то есть естественен, как дитя. Не зря обувь упоминается именно в лесной картине.
Обращаясь к сцене в лесу, нельзя не обратить внимание на повторяющийся образ сосны. Сосна считается деревом, указывающим путь. Это дерево защиты и, кроме того, символ света. И действительно, герой в финале произведения вновь оказывается в лесу, где его ждет его нареченная, другими словами – его судьба. И свет как чистота, красота леса: «лес – весь в нарядных, мытых дождями, травах: ветви – в ярко зеленых, только-только пролакированных почках, иглах и завязях».
Важно отметить цветовую картину художественного мира рассказа: множество желтых, зеленых, синих, красных и радужных элементов перемежаются черными и белыми.  Возможно, это указание на двойственность мира. Мир объективный, мир обывательский противопоставлен миру природу, миру поэта, миру покоя и светлой радости. 

Упомянуты образы геометрических фигур: квадрат, круг. При этом форма не только называется, но и подразумевается в образе какого-либо предмета: так, кольцо имеет круглую форму, письмо – квадратную (или прямоугольную, важно – угловатую, острую). Еще глубже – ощущения квадратности («сердце, будто оцарапанное …», «острые буквы “поэтому”») и круглости («мягкие войлочные туфли», «мягкие нежные руки»). На уровне звуков также подчеркиваются эти ощущения: «стальные прискрипы и шершавые шумы» и тишина — как противоположные друг другу.
Ночь и день, прелость и расцветание, бахромчатая потрепанность и блеск новизны – эти антонимы также употреблены в данном тексте. Но хотелось бы уделить некоторое внимание образам героев. В первую очередь это, конечно, поэт. Перед нами человек, затерявшийся, заблудившийся в океане слов, лиц, событий. Сентиментальный, романтичный. И, разумеется, любящий. Его сердце разбито, страдания его неизмеримы, и он уходит в лес в поисках Весны, в поисках вдохновения – и приходит в обывательский мир, где правят деньги, ложь и удача. Любовь не забыта, она не ушла, но исчезла чистота, искренность чувств героя — «потеряли способность страдать». Утерянное «поэтому» выступает в таком случае, мы полагаем, символом чувственности, жизненности, живости.
Образ старика – дедушки Весны – очень интересен. Сначала это обычный старик, добродушный, мягкий, светлый, но в работе «добрые глаза его … стали злобны, ноздри чуть раздулись». Что-то звериное, жуткое проступает в его образе. Возможно, подразумевается какой-то бог. Или леший.

Образ Весны выступает, вероятно, символом искомого пути, символом жизни, расцвета, любви.

Образный строй данного текста держится также на сравнениях: старик вскрывает безответно любившему юноше сердце, и тот рассуждает: «Может быть, и небу вскрыли сердце». «Поэт и сердце почти одновременно вошли в комнату: поэт в дверь, рассвет в окно. Встретившись, посмотрели друг на друга: оба были бледны и хмуры». Природные явления не просто олицетворяются – они действительно живут, дышат, чувствуют. Тогда как сердце человека становится чем-то неживым, ненастоящим: «Уберите сердце». С другой стороны, здесь возможна другая интерпретация: сердце умирало вместе с душой поэта, вместе с самим поэтом.
Поэт вновь обретает свою суть, самого себя. Обретая себя, он обретает весь мир, сливаясь с ним, становясь им. И таково значение финала, на наш взгляд.

(Весна 2012)