Сюжет рассказа, со всем уважением, заимствован у Клиффорда Саймака. Великого человека и превосходного писателя. За основу взята повесть «A Death in the House» опубликованная на русском языке в 1966 году в журнале «Смена». Год написания 1959. Спасибо, сэр.
- Еще не старый мужчина, - сказала Анна Ивановна из «скворечника», - всего семьдесят четыре. Ну не в маразме же он! Что ж, Тоня думает ей все можно, раз она местная?
- И ведь как хитро! Взяла и забор поставила под шумок! Пол сотки отхватила! – возмутилась Екатерина Лаврентевна из «генеральского дома».
- А Палсеич и не заметил!
- А с тех пор как Аллочка его умерла, царство ей небесное, он рассеянный стал. Иногда идет, и забудет поздороваться, а то и два-три раза в день специально подойдет «Здрасти, Татьяна Михална!» Я ему: «Так виделись уже!» Он смотрит и не понимает. Подкосила его аллочкина смерть! – дородная Татьяна Михайловна со вздохом достала кошелек, - Витенька, сколько с меня?
У автолавки собралось изысканное летнее техеревское общество. Дамы в лучших дачных нарядах: в, слегка порванных по краям, кружевах и леопардах не первой свежести, по очереди загружали в сумки-тележки консервы, сахар и отменный местный хлеб.
- Знаете, Тоня странная все же женщина, - «молоденькая москвичка», пятидесятивосьмилетняя пенсионерка Лилия Исааковна из нового дома, стояла в очереди последней. Ибо молодая и «чужая» в деревне, - ей не трудно такой огород одной возделывать?
Всегда эти москвичи лезут слово вставить. Общество глянуло на Лилию Исааковну неодобрительно. Новый домище в хорошем месте еще не дает право голоса.
«Вбухали бешеные бабки в один фудамент! Москвичи, что с них взять! Еще и евреи! Это сын ей построил, чтоб квартиру сдавать. Так у нее вроде дочь-проститутка? Вы что! Она замужем не была. Никогда! »
- Лиличка, так нужда! - отвечали приторно–сладко, но с явным оттенком презрения, - Двадцать пять соток – это не мало, конечно, но вы же, понимаете? Картошку нужно сажать. Не все в Москве хорошо устроились...
У автолавки в Техерево всегда обсуждались только самые насущные и важные дела деревни. И на сей раз речь шла о, не много не мало, самовольном присвоении чужой земли!
Кроме того в лесу пошли белые.
И пора было варить варенье из смороды.
Техерево волновалось.
Палсеич, один из виновников деревенского переполоха, тот самый пострадавший «и еще не старый мужчина» пристально рассматривал свое отражение. Пятнистая, кривая амальгама в дверце ждановского шкафа не утешала. Старый. Не стриженный уже месяц, тощий и скрюченный старый пень.
Палсеич пригладил волосы ладонью. Большинство мужиков облысели к шестидесяти, а его, когда–то бурные рыжие кудри, все еще крепко держались за череп. Прям вцепились - не отдерешь!
А лучше б, кажется, и облысел. В райцентре за социальную стрижку брали 150 рублей, а это не малые деньги. Можно курицу купить и отварить. На неделю хватит.
«Надо бы сбить их» подумал Палсеич и потер подбородок. И тут наросло. «И откуда в человеке столько волос? Лезут и лезут...»
От щетины следовало срочно избавится. Через час у Палсеича было очень серьезное дело, для которого он достал самый приличный костюм и почистил содой серебряную цепочку с крестиком. Свое самое ценное украшение.
Павел Алексеевич Иванченко семидесятичетырехлетний житель Техерево собрался женится.
Он достал красивую коробку с иностранными надписями с верхней полки шкафа и пошел к розетке.
Ирочка в позапрошлом году привезла ему из Канады прекрасную электробритву. Здесь таких не продают. Битва-зверь. Работала без сбоев. А выглядела, как какое-то невероятное инопланетное украшение. Черная сверкающая, с золотой сеткой, предохраняющей лезвия и золотым же тиснением по боку.
Палсеич каждый раз любовался на западную машину, вздыхал и качал головой.
«Вот бы и у нас такие делали!»
Побрился тщательно, особенно выскоблил те места, которые обычно забывал. Приоделся и вернулся к зеркалу оценить.
Ну... Что ж... Получше. На него по-прежнему смотрел усталый, худой старик в больших очках. Но теперь при костюме, причесанный и побритый.
-Ну... Получше, - проговорил вслух Палсеич. Голос звучал слабо. Скрипуче. Палсеич говорил мало и редко, от чего навык попал. Его ораторские таланты теперь начинались и заканчивались на «здравствуйте-до свидания». А раньше ведь умел. И как хорошо! Но все уходит.
- Это самое... - он решительно заставил себя отрепетировать речь, - значит... Антонина Матвеевна! Я... Значит... Это... Тьфу! Ну что за ерунда!
Досадливо хлопнул себя ладонью по бедру.
«А ну соберись!»
- Так. Антонина, значит, Матвеевна, я к вам по делу. Вы одинокая... Нет! Не прилично! Женщине напоминать про такое... Нет. Надо иначе. Тра-та-та Матвевна, я одинокий и вы тоже вроде, наши огороды граничат, а значит, я подумал, что нам делить-то? Давайте мы с вами поженимся, и все у нас будет общее. Я вас не осуждаю за заборчик, вы не подумайте. Наоборот предлагаю объединится. Так вот, почему бы нам не пожить вместе, а как помру...
«Старый дурак!» - он беззвучно рассмеялся, мелко тряся плечами, - «Ладно. Прорвемся!»
Крестик нацепил поверх белой футболки с красным кленовым листом. Рубашки уже все пожелтели и годились только на тряпки, а футболочка нарядная. И под пиджак – очень современно. Тоже Ирочка-дочка привезла.
В общем, Палсеич выглядел не орлом конечно, но и не бомжом каким-нибудь.
«Ну с богом...»
Как-то незаметно и быстро стемнело. Он выглянул во двор и взял с собой фонарик. В доме соседки света не было: должно быть пошла на огород огурцы закрывать.
Тем лучше. В Техерево не принято было в дома ломится. Если только по приглашению. А так, все переговоры велись на улице. Никто не хотел, чтоб деревенские видели что у кого дома творится. Любопытные все. А потом разговоры пойдут. «Вот у этой обои старые, еще советские, все драные. Как не стыдно! А у той полы не крашены» Или еще что-нибудь. Люди всегда найдут, что обсудить и за что осудить.
Одна только Лилечка всех в дом приглашала.
Палсеич остановился, вдохнул свежий сладкий воздух.
Эх, Лилечка! Вот был бы он лет на десять помоложе! Но к такой образованной интеллигентной женщине разве так просто подойдешь? А если она, как Лилисаковна – красавица? Тут вообще дохлый номер.
Кому ты нужен старый черт? Квартиру в Питере продали, еще когда Ирочка в Канаду уезжала. Ей там деньги нужней. Своих сбережений – только пенсия повышенная. Как заслуженному учителю. И блокадные надбавки, конечно. Только разве это-то состояние, с каким мужчине стоит идти предложение делать женщине вроде Лилечки?
Антонина попроще и ей земля нужна. Все ясно и понятно. Вот только...
Зачем-то, не спрося, огородила кусок Палсеечева участка? Думала, не заметит? Наверное, совсем его слепым считает. Но у нее судьба тяжелая и характер соответственный.
И, потом, старым, им что? Кусок жизни остался с коровий носок, любую можно потерпеть. Не один – уже счастье.
Но он все не мог отделаться от мыслей о молодой москвичке. А дома у нее, хоть и не сказать, чтоб чистота сверкающая, зато много интересных вещей и картины. Цветы, местное озеро на закате, портреты каких-то детей. Красиво.
Понятно, что она всех пускает – дом новый, богатый и все у нее под ее вкус там сделано. Уютно.
Палсееич одернул себя. Все, хватит! К одной женщине с предложением идти, думая о другой – это свинство. Гадость какая-то! Тоже мне пахарь-трахарь нашелся...
Он шел по тщательно выбритой триммером лужайке, пытаясь разглядеть в сумерках где там Антонина копается, и вдруг прямо над головой полыхнула синяя, яркая молния.
Шварк! Шшшш...
Что-то громко шлепнулось прямо в раскисшую грязь ровнехонько на том месте, где еще вчера был тонин незаконный забор.
«Что за черт?» - Палсеич стараясь не поскользнуться, поспешил к месту, куда что-то свалилось прямо с неба.
С другого края огорода уже спешила, светя фонарем, Антонина Матвеевна Черпакова.
- Что это там? – грозно спросила она, обнаружив соседа, - на моем участке?
- Не сказал бы, что на вашем,- слабо возразил Палсеич,- скорее уж на моем... Но давайте хоть посмотрим что это?
Под аккомпанемент тониных «да сейчас! Может весь огород тебе отдать? Совсем свихнулся! Это на моей стороне!» подошли поближе. Посветили.
В непросохшей после субботнего дождя грязи обнаружилось красиво поблескивающее устройство. Палсеич, сказал бы, что оно напоминает клетку, но какую-то нелогичную. У клетки было восемь с половиной сторон, и некоторые из них располагались очень уж странно. Казалось, что клетка не совсем трехмерная... Дико конечно, но вот так оно выглядело.
Внутри устройства лежало что-то темное, небольшое. Размером с котенка.
Антонина, с ловкостью, свойственной скорее девушке, чем пожилой даме, скакнула к находке, цапнула ее обеими руками, потрясла энергично, так что существо с тихим «шмяк» вывалилось в грязь.
- Это на моей земле упало! Это мое! – зычно выкрикнула она, отступая и пряча «клетку» за спину.
«Серебро, скорее всего» - прикинул Палсееич на глазок, - «Хотя так прямо не скажешь! Нужно пробу делать.»
- И не заходи на мой участок! А то милицию вызову! – добавила зло и истерично несостоявшаяся невеста, - я тебе серьезно! Я на тебя такую жалобу накатаю, что тебя в психушку заберут! В дом престарелых!
И понеслась к дому на всех парах, словно Палсеич собирался вступать с ней в бой или гонятся по всей деревне с ножом.
«Вот же...» - он кряхтя присел на корточки рядом с неведомой зверушкой, - «Теперь попробуй ее убеди что нам вместе будет лучше. Теперь не выйдет точно. Она и так меня ненавидит, а теперь вообще осатанеет. Что ж мне везет-то как утопленнику?»
«Котенок» внезапно задрыгал лапкой и издал какой-то придушенный писк.
- Господи, - выдохнул Палсееич ,- живой что ли?!
И протянул руку, чтоб достать зверюшку из грязи.
Проблемы с женитьбой отступили на второй план. Странное существо из клетки отказалось живучим.
Дома Палсеич налил из чайника кипятка, развел холодной водой и помыл «котенка» . Аккуратно, стараясь как можно деликатней прикасаться к хрупкому существу.
Оно действительно напоминало котенка, однако хвоста у него не имелось, как, впрочем, и шерсти. Но Палсеич раз видел по телевизору бесхвостого лысого кота, так что, как бы дико все это не выглядело, «существо, упавшее с неба» могло быть котом.
Как минимум четыре лапы, с маленькими серыми пальчиками без когтей и огромные уши у него в комплектации имелись.
Котом его считать было проще всего, и Палсеич не стал мудрствовать. Кот и кот.
Он завернул кота в полотенце, обтер и положил на стол. Включил обогреватель и полез в шкаф за чем-нибудь, из чего можно было соорудить лежанку.
Пока возился, поймал себя на приятном, каком-то теплом чувстве – забота о небесном коте доставляла ему ощутимое удовольствие.
«Интересно теперь, чем тебя кормить?»
Автолавка привозила китикет и вискас, но от деревенских Палсеич знал, что это гадость, которой кормить котов нельзя категорически. Воде как они дохнут от этого.
Сам он домашних животных не заводил. Потому что боялся, что помрет внезапно, как это часто бывает со стариками. Ну, а что потом что с этими животными делать будут? Пока жива была его супруга Аллочка, можно было бы и завести, но у нее аллергия была на кошек, а собаки...
«С собакой возни много.» - говорила она и Палсеич был с ней полностью согласен.
Теперь приходилось думать о том, чем свалившуюся на него с неба зверюшку кормить.
- Ну, милый мой, доживешь до утра, значит все будет, - веско сказал он коту .
Тот иногда шевелил лапкой и разевал рот, однако глаза не открывал.
- Завтра приедет коммерческая автолавка, я куплю тебе говядины. Там неплохую привозят. А что мороженая, так меньше глистов будет. Не понравится, тогда не знаю...
Устроил Кота в вывернутой мехом внутрь старой кроличьей шапке и понес в комнату. Поставил на пол у кровати, чтоб поближе, если вдруг что. Включил телевизор, повесил на вешалку свой нарядный костюм, снял крестик, аккуратно положил его в бархатную коробочку, принял вечерние таблетки и залег.
Посмотрел новости, вспомнил, что пропустил «Давай поженимся», загрустил слегка. Очень Палсеичу нравилась ведущая. Погрустил немного, а потом вспомнил, что теперь у него есть кот и почувствовал себя почти счастливым. Все-таки живое существо в доме. Внимания требует. Вроде как теперь Палсеич не один.
С этой мыслью и уснул.
Коммерческая автолавка привезла суповые наборы и чудовищно дорогую говяжью мякоть. Пришлось купить ее, вместо запланированных макарон и печенья.
«Без печенья проживу» - подумал Палсеич, - «Печенье и макароны – прямой путь к диабету.»
- Праздник какой? – спросила молодая и бойкая продавщица Олеся.
- Да не то чтобы... - замялся Палсеич смущенно. Ему стало стыдно. Кому сказать, дорогущую говядину покупает коту. Ведь ненормальным же назовут! – но в общем... да, праздник.
- Тогда вот от фирмы подарок постоянному покупателю, - пачка юбилейного печенья легла ему в ладонь.
Очень симпатичная была Олеся.
Палсеич виновато разулыбался, попытался отказаться, но ничего не вышло.
На обратном пути он подумал завернуть к Антонине, рискнуть еще разок поговорить. Но на двери висел большой черный замок.
Уехала куда-то, стало быть.
«Потом» - упрямо подумал Палсеич, - «Вечерком зайду... Вот с печеньем, кстати. А вдруг...»
Он поднялся в хату, кряхтя открыл старинную тяжелую дверь и замер.
На пороге его поджидал кот. Только кот не сидел, как все нормальные коты, он стоял на задних лапах, подняв передние над головой.
- Здравствуй хомо сапиенс-сапиенс, - изрек кот тихим, приятным голосом, не совсем обычным, потому что, создавалось впечатление, что внутри кота говорил радиоприемник, - я так рад тебе!
Палсеич уронил покупки на пол.
«Ну вот и все» - подумал он обреченно, - «вот и все.»
За долю секунды он успел в своем воображении начать громко разговаривать сам с собой, ругаться, проклинать невидимых врагов, потом мочится в штаны, потом засыпать под кустом и наконец повязанным по рукам и ногам получать успокоительную капельницу в психиатрической клинике.
«Старый шизофреник!» - сказала женщина в белом халате, посмотрев на него с ненавистью, - «Вонючий старый псих!..»
- Не бойся меня, - попросил кот, - пожалуйста. Я не враждебно настроен.
- Да я вижу, - слабо отмахнулся Палсеич и сел на скамью у полуразваленной русской печки, - ну что... Я свихнулся?
- Это еще почему? - кот убрал лапы за спину и на полшага приблизился.
Глаза у него были большие, ярко голубые, с замечательно красивыми желтыми прожилками, которые расходились в разные стороны от светло-коричневого зрачка, образуя что-то вроде солнца в ясном небе.
Палсеич даже забыл на минуту о шизофрении и залюбовался этим чудом.
- Я так понимаю, ты, человек, спросил у меня, не болен ли твой мозг? Нет, не болен. У тебя небольшие камни в желчном пузыре, гастрит и обычные возрастные изменения сердечной мышцы. Но твой мозг прекрасно функционирует, человек. Пожалуйста, не волнуйся. Меня беспокоит твоя гипертония и пульс! – кот озабоченно сложил руки и скрестил маленькие серые пальчики без когтей, - это я тебя напугал? Прости, но я еще не успел выучить правила поведения на этой планете.
- Ты говорящий кот? – слабо и растерянно спросил Палсеич. И едва не заплакал от жалости к себе.
«Это ж надо так внезапно сойти с ума! За что ж мне это...»
- Я не кот, - мягко и ласково поправил его кот, - я прщпрак.
- Понятно... - все становилось час от часу хуже. Пщпрак. Каких только бредней не родит больной мозг.
- Я прщпрак с планеты Кщтрамп.
- Я так и думал, - вздохнул Палсеич и потянулся поднять пакет с мясом.
Удивительно быстро он смирился со своим безумием.
Возможно, потому что кот был очень симпатичным и разговаривал на прекрасном русском языке очень по-доброму. Вежливо и дружелюбно. И глаза кота так великолепно сияли. Два солнышка в двух чистых летних небесах...
- Я купил тебе еды.
- О, благодарю, но к сожалению моя раса не питается белковой пищей, - грустно сообщил кот Пщпрак, - мне вполне будет достаточно пармащкатра, - он прокашлялся и виновато поправил сам себя, - воды с сахаром.
- Зря купил, значит... Ну ладно. Сварю суп.
- Не расстраивайся человек! – попросил кот и сделал еще один осторожный шажок вперед, - это хороший белок, тебе очень пригодится.
Они сидели за столом и смотрели повтор «Давай поженимся». Кот Прщпрак периодически запускал левую лапку в стакан со сладкой водой, а Паслсеич вздыхал и пил слабый чай с мятой.
- Так что это за планета... Как ее?
- Кщтрамп? Ну... Это довольно далеко отсюда... - Кот задумался, прикрыл прекрасные глаза и кивнул, - двести тридцать световых лет.
- Да уж... Далековато. И как оно там?
Кот заметно воодушевился и немедленно, в красках, начал рассказывать, что на его планете все совсем иначе, кислорода очень немного и он крайне ценен, а дышат они каким-то сложным химическим составом. И деревьев там нет, только панцерные крашпорки, но они прекрасны в фиолетовом свете заходящего спутника...
- Скажи, человек, а где мой корабль? – чуть виновато спросил кот, после настоящей поэмы в прозе о его родной планете, - понимаешь, от чрезмерного употребления кислорода я могу... хм... умереть.
- Умереть? – Палсеич уже совершенно смирился с шизофренией и более того, поверил коту.
Ну а что такого? Инопланетянин. Вон по каналу тв-3 каждый день показывают следы инопланетных цивилизаций. Скучновато конечно, но тем не менее. Раз по телевизору показывают, значит что-то в этом есть.
Он успел привыкнуть к приятному, ласковому, словно электрическому, голосу кота, к странным словам, которые он произносил и вообще к их размеренной вежливой беседе, и вдруг...
«Я могу умереть»
Палсеич насторожился и расстроился.
- Так эта клетка - твой корабль? – он покачал головой и отставил чашку с чаем.
- Да, это сверхсветовой межгалактический корабль класса «Крампша», - кивнул кот, как будто с гордостью, - я сам его собирал. Внутри благоприятная атмосфера. Нужен небольшой ремонт. Я столкнулся с крупным блуждающим щпа... метеоритом. Не самая мягкая вышла посадка, но, я думаю, починить будет не сложно. Так где он?
Прщпрак жалостливо и, при этом, с щемящей надеждой уставился на Палсеича. И даже лапки сложил, как будто в молитве.
- Ох, ты ж... - Палсеич схватился за голову, - так если ты без этой своей клетки, корабля то есть, не сможешь, то у нас дела плохи. Понимаешь...
Он на секунду задумался, а потом встал.
- Я схожу сейчас, попробую ее вернуть. Его.
- Вернуть?
- Да. Соседка моя забрала. Я скоро. Ты только смотри не помри пока, хорошо?
- Я буду очень стараться!
Антонина дверь открыла, но слушать Палсеича не стала.
- Мое! – она немедленно повысила голос, - это мое, на моем участке упало!
- Тонечка...
-Ты что думаешь, я не знаю, зачем ты пришел? Я сейчас в милицию позвоню! Будем судится! – лицо Антонины Матвеевны раскраснелось так, что Палсеич начал опасаться, как бы не инфаркт, - Я в программу «Пусть говорят» напишу, как людей унижают в деревнях и их личное имущество пытаются отобрать!
Так зарядила, что слова вставить не дала. Главное, сама чуть от злости не лопнула.
- Тоня, вы успокойтесь! - Палсеич решил по-мужски: взять за локоток и настоять. Не грозно, но веско.
Руку вырвала. Разбушевалась еще больше, чуть ли не Путину, в конечном итоге, жалобу сочинила и выставила Палсеича вон.
«Что же делать-то, господи... А вдруг кот помрет?!» - видение серого маленького тельца со скрюченными лапками на полу у мусорного ведра чуть не вышибло слезу, - «Помрет ведь... Что же делать?!»
Ночью не спали. Кот сидел на столе крутил что-то в старом радиоприемнике. Палсеич наблюдал с интересом.
Приемник был ценным. Хороший вэфовский аппарат, но уже лет пять, как не ловил вообще ничего. Включишь - одна статика. А раньше, бывало, с женой слушали «Голос Америки» и «Би-Би-Си» так чисто, словно из соседнего дома вещали. Замечательные времена!
Палсеич потому и не выбросил его. Вещь срослась с домом. С прошлым. И, потом, а вдруг что... Советские радиоприемники теперь на дороге не валяются!
- Вооот и готово! – оповестил Прщпрак и щелкнул серебристой ручкой.
Сначала была одна статика, но потом пошло. На ультракоротких заговорили, на средних запел Лещенко.
Палсеич улыбнулся, одобрительно качая головой:
- Ловко!
- Очень простой принцип приема, - Кот был явно польщен, - не трудно.
Потом поговорили про погоду на планете Кщтрамп, есть ли у них зима, а какие деньги в ходу, что едят, как развлекаются. Палсеич рассказал про Новый год и деноминацию.
Слово за слово и встретили рассвет.
- Одному плохо,- вздохнул Палсеич, после рассказа Прщпрака про прекрасную Крапщар, которая была, если выражаться по–русски, его единоутробной женой. Палсеич не понял, что там у них за дела, но решил, что нельзя мерить по себе инопланетных котов. Мало ли, все ж разные, - Плохо. Вроде бы живешь, но как будто не совсем. Ничего делать не хочется, день повозишься: за водой сходишь, суп сваришь, ну и все. Потом лежишь и телевизор смотришь. И не понимаешь, зачем ты до сих пор живой? Как будто тянешь, тянешь какую-то бессмысленную резину... Раньше я себе дела придумывал. Картошку копал, цветы посадил, а теперь…Ну и кому эта картошка? Мне надо немного. Ирочка в Канаде, разве ей нужна картошка? Вот, смотри, какую открытку прислала на прошлый новый год, – полез в коробку из под импортного печенья, зашуршал счетами и бумагами, - Ванкувер. Красивый город.
Кот оценил. Посмотрел на Палсеича своими прекрасными глазами, вздохнул и как будто слезы блеснули.
- Красивый город. Открытка замечательная.
- Но она звонит иногда, ты не подумай чего! Просто работает много. Как приедешь, когда работа? Это же сколько часов лететь! С ума сойдешь!
Обсудили сложности перелетов. Прщпрак рассказал про парсеки и космические исчисления времени.
Встало солнце. Палсеич пошел приготовить воды с сахаром коту и заварить себе кофейку. Пока ставил чайник и гремел ложкой в чашке - принял решение.
- Знаешь что, ты пока не умирай, хорошо? У меня есть одна идея! Продержишься еще?
- Продержусь,- кивнул Прщпрак, мокая пальчики в стакан, - по вашему исчислению часов 15.
- Ну, за такое время революцию сделать можно! – обрадовался Палсеич.
- А зачем? – удивился кот.
К полудню нарядный Палсеич снова стоял у двери Антонины Матвеевны.
- Не кричи, - с порога начал он, - у меня к тебе деловое предложение.
Тоня, привыкшая к его негромкой «интеллигентской» речи и обращению на «вы», от такого напора, даже растерялась и впустила в кухню.
- Я вот что думаю, давай я тебе тот участок отдам. Забор соберу заново и все такое. А ты мне клетку. Там с полсотки будет, я думаю. Все оформим у Анны Ивановны. Она печать с собой возит.
Анна Ивановна была московским нотариусом, и на пенсию, в свои 67, выходить не собиралась. Денежное место. Да и за консультирование местных, а то и за доверенности, если кто нетерпеливый, брала по-московски много.
- Полсотки? – растерявшаяся, было, Антонина пришла в себя и тут же встала в позу, - за пол сотки я тебе килограмм серебра отдам? Ты сдурел что ли? Мозги пропил? Полсотки!
- С чего ты взяла, что это серебро? – удивился Палсеич, почувствовав легкий укол страха. Думал все гладко пройдет. Но не с этой женщиной. Только не с ней.
- С того! – сердито фыркнула Тоня, - я в Валдай ездила, пробу делала. Кило чистого серебра. Сколько стоит, знаешь?
- Нет, не знаю. А сколько ты за него возьмешь?
- Тебе не расплатится,- отмахнулась Антонина с презрением, - он мне полсотки отдаст! Ха! Полсотки. Да ты мне весь свой участок отдашь. Вот сколько стоит эта ценность! А? Понял теперь?
- Участок отдам, - чуть помедлив, проговорил Палсеич. В голосе его послышались ледяные, суровые нотки, - оформим. Раз такое дело.
- Что ты в эту клетку уперся? – тревожно поинтересовалась Тоня.
Глаза забегали, руки засуетились. А вдруг что-то упустила. А вдруг оценщик наврал про серебро, а этот старый хрен больше понимает?
- Мне надо, - отрезал Палсеич, - так что, договариваться будем?
- Нет... ты мне скажи? – настаивала она все злее и злее.
- Понравилось мне,- мрачно ответил он, - понравилось и все.
- Ты что, серьезно насчет участка?
- Совершенно. У меня есть кадастровый номер, и документы все в порядке. Так что?
- Анна не возьмется за куплю-продажу.
- А я ждать не могу, мне надо сегодня забрать.
- Нет, не пойдет,- уперлась рогом и хоть тресни, - ты что-то мудришь, Палсеич.
- Твои условия?
- Я позвоню своим ребятам на Валдай, они приедут, и мы с тобой подпишем не дарственную, а купчую. И не на участок, а на дом с участком, - после минутного размышления, деловито выдала Тоня. Даже улыбнулась, показав четыре коричневых зуба. Челюсть, видимо, не надела. Зачем челюсть, если не в автолавку идти?
- На дом? – Палсеич опешил и сел на табурет. Силы все разом ушли. Даже колени затряслись глупо.
- Ну, вот и хорошо. Дом с участком – мои, клетка из чистого серебра, может даже антикварная – твоя.
- А жить я где буду? – слабо переспросил Палсеич.
- Я тебе свою баню до осени одолжу, а там посмотрим. Может и пущу тебя пожить за определенную плату, - Тоня развеселилась, довольная сделалась, даже как будто помолодела, - Тысяч за десять в месяц. Не пропадешь, у тебя пенсия большая. Ну что, я звоню ребятам?
Палсеич молчал.
С одной стороны – добро пожаловать в бомжи, а с другой кот. И кот не шутил, когда говорил, что помрет без своего корабля.
Помрет и все.
«А так, улетит на свою планету Пыщпыщ, и прости-прощай, дедуля. Живи в бане, пока не помрешь» - мерзенький голосок внутри, настойчивый, «трезвый», - «В бане тебе самое место, псих ненормальный!»
- Так что? – торопила Тоня, потрясая перед носом мобильником, - Палсеич? Ты чего замолчал? Может тебе чайку или волокардину? У меня есть. Ребята быстро приедут, к вечеру все оформим. С гарантией! Тебе клетка уже не нужна что ли? Так это... Можно все отменить...
- Не надо менять, - встрепенулся Палсеич, усилием воли заткнув внутреннего судью, - давай. Звони.
Прщпраку он ничего не сказал, даже старался виду не подать.
Кот, меж тем, без дела не сидел: все в доме починил, даже старый черно-белый телевизор «Ладогу 205», который давно использовался как подставка под всякий хлам. Сказал, что это, как кроссворды решать. Затягивает.
Посмотрели новости по новому–старому телевизору. Поболтали, пошли полили цветы, сварили суп из говяжьей мякоти. Очень душевно получалось все делать вместе. Палсеич даже забыл о своей проблеме.
Однако вечер наступил.
Как Тоня это провернула, одному богу известно, но все документы были готовы. Палсеич подписал.
- Получай свою клетку, - Тоня вынесла пакет из пятерочки и торжественно вручила ему, - и шибко-то не засиживайся, ага? Давай так. Чтоб через недельку уже заселился в баню. А там посмотрим.
Палсеич кивнул и отправился домой.
Прщпрак, увидев свой корабль, всплеснул лапками, закружился на месте и засиял прекрасными глазами, так, что, Палсеич немедленно перестал грустить и боятся.
Все правильно. Ну и черт с ним, с домом... Все равно уже не долго осталось.
Поставили корабль на стол, и кот принялся в нем копаться.
Чего там было копаться, в трех с половиной прутьях, Палсеич так и не понял, но видимо корабль все же был не совсем трехмерный... Бог его разберет.
- Ой, - вдруг сказал кот, - ой...
Палсеич напрягся. Посуровел. Настроения сразу как не бывало.
- Не хватает одной детали... - беспомощно пробормотал Прщпрак и сел рядом с клеткой, - выпаяли небольшой кусок, вот отсюда.
Он ткнул в основание клетки лапкой.
- Выпаяли? – Палсеич даже удивиться толком не смог, такая злость взяла.
- Да, вот тут, видишь, кусочка нет...
Пригляделся и точно. Аккуратненько вырезали кусок прута, и спаяли оставшееся почти незаметно. Даже зачистили, чтоб шва не было видно.
- Вот же... - Палсеич кулаком по столу двинул и встал,- ворьё! Вот же... Гады какие!
Кот растеряно шевелил огромными ушами и поглаживал серыми пальчиками спайку.
- Что же делать? Можно сделать что-нибудь?
- Можно, но... Мне нужен материал, - вздохнул Прщпрак.
- Материал?
- Серебро.
- А много? – Палсеич снова сел, а потом опять встал. На нервной почве сердце болезненно заколотилось.
- Не много. Несколько грамм... -Кот вдруг разволновался, бросил свой корабль и спрыгнул на пол. Подошел поближе, потянулся к Палсеичу, лапки сложил молитвенно, - Но ты не волнуйся! Меня беспокоит твое давление! Тебе необходимо себя поберечь. Сядь, пожалуйста. Прими таблетку! Все это ерунда!
«Серебро, серебро... Где взять серебро…»
Палсеич подумал, что на Валдае небось только в 11 утра магазины откроют. Поздно будет.
И позвонить некому...
Вот и конец коту Прщпраку.
Внезапно Палсеич замер, взглянул на своего инопланетного приятеля внимательно и печально. А потом вдруг улыбнулся победно.
- Серебро говоришь? Сейчас устроим!
Подскочил, как молодой, тут же крякнул, схватившись за сердце, но останавливаться не стал. Чуть не бегом, припустил в комнату и через минуту вернулся, потрясая цепочкой, на которой болтался крестик.
- Смотри-ка, что у меня есть! Прикинь, хватит тебе серебра?
Кот покрутил в пальцах палсеечево украшение и кивнул.
- Очень хорошо! Ровно столько, сколько нужно.
И взялся за работу.
Что-то трещало, поблескивало и вспыхивало.
Палсеич беспокойно ходил из угла в угол и поминутно спрашивал «Ну как? Получается? Все нормально?»
Так испереживался, что налил себе рюмку канадской вишневой настойки, которую берег на праздники.
- Готово! – довольно изрек кот и потер лапки, - можно отправляться.
Понесли корабль на задний двор. Палсеич расчистил лопатой землю, а вдруг пожар случится, все же космический корабль, не хухры-мухры. Полюбовавшись своим мини-Байконуром он водрузил в центр корабль и улыбнулся.
- Ну вот, все, вроде, нормально.
Кот стоял рядышком, склонив голову вправо, и разглядывал человека. В сумерках его роскошные глаза словно даже светились. Совсем немного. А может это был блик от деревенского фонаря.
-Спасибо, - сказал Прщпрак, - ты великий друг, Палсеич. Кмращ.
Помолчал немного и попросил:
- Ты наклонись ко мне, пожалуйста, я должен сделать тебе ответный подарок.
- Какой подарок, - отмахнулся Палсеич, - перестань, забирайся в свой корабль, а то вдруг что... Не заметишь и задохнешься!
- Нет-нет, еще 15 минут у меня есть, я точно знаю. Ты наклонись?
Палсеич держась за поясницу и стараясь не издавая звуков в такой торжественный момент, наклонился...
И получил ощутимый удар по лбу маленькой лапкой Прщпрака.
- Я оставляю тебе свой Кщац, - проговорил кот, - на память. Спасибо, мой друг.
Палсеич ничего не понял, потер лоб и почему-то вдруг рассмеялся.
- А ловко ты меня разыграл! Хлоп по лбу... Молодца!
И вдруг замолчал. Улыбка сползла с губ.
Кот стал каким-то не таким. Нет, все на месте: лапы, ушки, глаза... А вот глаза у кота стали теперь темными. Ни небесного света, ни солнышка с чудесными желтыми лучами-прожилками... Темные, странные, пустые глаза.
- Эй... Что случилось? – Палсеич расстерялся от такого преобразования и немного расстроился.
Хотя внутри все просто пело от непривычного ощущения, которое обычными русскими словами не передать. Как будто у тебя все хорошо, а впереди много интересных и увлекательных приключений.
Прщпрак качнул головой, махнул лапкой и прыгнул в свою серебряную клетку. Так ловко, что кажется прошел сквозь пару прутьев. Что-то вспыхнуло, хлопнуло и корабля не стало.
И кота не стало.
Улетел на свою странную далекую планету.
Палсеич постоял еще минут пятнадцать, вглядываясь в небо и утирая, ни к селу ни к городу, потекшие слезы, а потом пошел в дом.
И так ему хорошо на душе было, такая внутри царила щемяще-сладкая грусть, что не захотелось даже «Пусть говорят» смотреть. Он не стал включать телевизор, а оделся потеплей и пошел на деревню. Просто пройтись.
Надо было о многом подумать, но он только шел и улыбался, то и дело останавливаясь. Смотрел в алеющее закатом темное высокое небо и махал рукой.
- Ну, пока, пока, Прщпрак! Счастливого тебе пути к твоей жене! Пусть у тебя все будет тип-топ!
Как будто он был не бездомным, одиноким стариком, а совершенно наоборот. И все у него еще только начиналось.
- Палсеич! Добрый вечер!
- Добрый вечер, Лилечка! Какой прекрасный вечер, а?
Она вышла за ворота и встала рядом. Такая молодая и красивая, что у Палсеича дух захватило.
Он рассмеялся.
- А вы такая замечательная, Лилечка! Я давно хотел вам сказать! – что-то странное с ним творилось. Слова сами собой выскакивали из горла, чистые, добрые, радостные. И хотелось, чтобы всем было хорошо!
Лилия Исааковна тоже заулыбалась. Позвала на чай.
Сидели до трех часов, говорили и говорили. С трудом разошлись. Палсеич получил на прощание пакетик домашнего печения и поцелуй в щеку.
Мир был потрясающе, удивительно легок и светел.
И на утро ничего не изменилось.
Приехали какие-то рабочие, начали измерять участок, что-то сверлили в земле, натоптали в доме. Сообщили Тоне, которая тут же крутилась, за всем следила, что сарай надо сносить, да и дом слишком старый.
Палсеич на все происходящее смотрел с любопытством, задавал вопросы по поводу приборов, которыми орудовали рабочие, всем интересовался, готовил чай, чтоб «ребята передохнули», словом, к концу дня Слава, Виталя и Евгений Федорович стали его лучшими друзьями. Обещали даже поглядеть в бане по поводу электричества и сделать пару розеток, чтоб Палсеичу удобней было.
День выдался на редкость увлекательным.
Вечером пришла Антонина, поторопила с вещами. Палсеич ее чаем угостил.
И не устал ни капельки.
Как будто его подменили новым и совсем молодым человеком.
На следующий день – опять суета. Опять рабочие. Баню посмотрели, сделали там проводку. Не поленились и денег не взяли.
«Это тебе, Палсеич подарок от фирмы!»
Палсеич, как обещал, вещи собрал. Оглядел свой старый дом, взгрустнул совсем немного.
Хороший дом. Живой. Все в нем на местах. Ну и что, что с позапрошлого века просел и покосился. Зато крепкий и удобный. Староверы строили, а они мастера были...
Пока никто не видел, подошел к старой тяжелой двери, коснулся губами крашеного дерева.
«Прощай, мой хороший!»
И пошел в баню.
Только далеко не ушел.
- Лилисаковна, что–нибудь случилось?
Она стояла напротив, такая необычная, красивая. Густые, черные с проседью, волнистые волосы распустила по плечам. Такое богатство грех скрывать! Вместо обычных джинсов и футболки зачем-то платье красное надела. А ведь даже в автолавку так не наряжалась!
- Дорогой Палсеич! – Лилия Исааковна замялась, покашляла чуть-чуть, чтоб горло прочистить, и продолжила высоким, взволнованным голосом, - вы такой человек... Знаете, я никогда за всю жизнь такого светлого... Такого удивительного человека не встречала! Это очень плохо, что с вами так поступили. У меня большой дом! Четыре комнаты и на веранде много места. Я живу совсем одна и если бы вы согласились... Пойдемте жить ко мне?
- Но как... Как же, вам это не удобно будет! – Палсеич так обрадовался, что даже забыл толком правила соблюсти и засмущаться, - я чужой человек...
- Это не важно! – она замахала руками. Зазвенели блестящие браслеты,- и вы не чужой! Вы очень хороший! Пойдемте? Правда...
А через неделю вся деревня гудела. Антонину по скорой, с инфарктом, увезли в город.
- Все бегала, бегала. – покачала головой Анна Ивановна, складывая в сумку хлеб и дорогие рижские шпроты, - Говорила я ей: в твоем возрасте надо себя беречь! А она что? Все ей мало! Решила дом сносить и новый строить... Вот и добегалась.
- А что говорят врачи? – охнула Екатерина Лавреньтевна из «генеральского дома» - поправится?
- Куда там... - Махнула рукой Анна Ивановна, - Витенька, а ты мне килограммчик конфет тех, новгородских еще насыпь. Очень вкусные...
У автолавки в Техерево всегда обсуждались только самые насущные и важные дела. Однако, неприятность, приключившаяся с Антониной Матвеевной, быстро перестала быть в центре внимания общественности. Инфаркт и инфаркт, с кем, в таком возрасте, не бывает? Не новость, особенно, на фоне того, что в деревне скоро ожидалась свадьба.
Да и лисичек на той стороне озера стало много, говорят, хоть ковшом собирай.