Петькино счастье

Евгения Козачок
Как только я появился на свет божий – очень удивился! Вначале тому, что сам пробивал  путь в светлую жизнь, а потом тому, что меня лишили возможности плавать как хотел и когда хотел.   Я наслаждался  своей свободой действий,  словно космонавт невесомостью. О космонавтах  узнал значительно позже, но всегда чувствовал,  что «братья» по подобным кувыркам в пространстве существуют. Не один же  я такой!  Плавать было хорошо и  легко. Спал, когда хотел. И никогда не был голоден. И вдруг такая неожиданность! Как-то уж очень быстро, всего привычного для меня, не стало. Чик ножницами - и  я  оказался в огромнейшем помещении. 

Первое, что увидел, так это озабоченные  лица людей в белых халатах.  Я их так  испугался, даже крикнуть не мог.  Хорошо, что услышал мамин обеспокоенный голос. Хотел было ответить  ей, но в этот момент   чужая тётя так шлёпнула меня по попе, что я закричал на всю их большую комнату, а может  и дальше был слышен мой ор.  Да и как тут не заорёшь.  Еще и минуты  не прожил в этой жизни, а уже успели по попе ни за что, ни про что надавать, да ещё при этом и  радостно улыбаться. Запричитали все: «Ну, слава Богу, заплакал!»

А мама от  моего крика счастливо  плакала и улыбалась одновременно. Подумал, если все радуются  такому факту, тогда  буду орать  громче и дольше. 

И продолжал  кричать  до тех пор, пока меня не положили маме на грудь. Тут  уж я почувствовал знакомое  мамино  дыхание, и так тепло и хорошо стало, что  решил  побыть как можно дольше в этом  привычном покое.  Перестал орать и затих, чтобы все  отдохнули от меня.   И мы с мамой отдохнём. Нам ведь нелегко было вдвоём делать всё так, чтобы  я родился,  и мы смогли увидеть друг друга.   Мне было  трудно открыть глаза, но я чуть-чуть их приоткрыл и увидел, что красивее и лучше, чем у меня, нет мамы на всём белом свете. Я лежал и прислушивался к  биению маминого сердца. А мама слушала моё маленькое сердечко. Так и сказала: «Сердечко ты моё маленькое, счастье ты наше ненаглядное».  Гладила меня по спинке, ручкам, головке,  словно знакомилась с каждым  миллиметром моего тела. Потом целовала головку, щёчки, пальчики на ручках   и всё говорила и говорила ласковые, красивые слова, которые я запомнил, оказывается, на всю жизнь.  Мама благодарила  Бога за то, что он подарил им с папой огромное счастье -  меня!
А тёти почему-то  только  после того, как мы с мамой друг друга увидели,  сказали:

- У вас мальчик родился и такой красивенький.

 Тоже мне новость сообщили! Об этом я давно знал. И мама тоже. Каждый раз, когда гладила свой животик,  говорила: «Расти, сыночек! Мы с папой очень тебя любим!»
Так, стоп! Мама здесь. А папу почему не слышу? Я его  по голосу  узнаю. Только подумал о папе и мама сразу же о нём заговорила:

- Скоро к нам папа придёт. Ты, сыночек, даже не представляешь, как папа обрадуется, что ты у нас родился! Это же  счастье  какое! Мы тебя, сыночек, очень ждали.  А имя тебе дедушкино, моего отца, дадим. Петей назовём.

Могли бы  и интереснее имя дать. Например, Альберт или Эдуард, а то Петя. Да ладно уж, Петя так Петя.  Лишь бы потом  дети «петухом» не дразнили.

Мама, что-то говорила и говорила, а я словно под песню журчащего ручейка, уснул. Так хорошо было мне рядом с мамой. Проснулся от голода. Кушать хотелось неимоверно. Не понял почему. В мамином животике я никогда не был голоден. А здесь такое желание  покушать появилось, что хоть криком кричи. Вспомнил, как все радовались когда я плакал,  и  я заорал, чтобы мама услышала и пришла ко мне. Но никто не подходил. Усилил звук. Подошли две незнакомые тёти  и без улыбок  неприветливо   сказали:

- Это новенький, Петька, разорался как петух недорезанный. Мог  бы  спать себе  преспокойно и нас не будить. Люсь, дай ему немного  воды с глюкозой. Может, пить хочет?

И  Люся  в рот ткнула мне  какую-то соску, одетую на маленькую бутылочку. Глотнул.  Ни то, ни сё. Но легче стало. Замолчал. Соска не понравилась. И чтобы не давали мне больше её, терпел и по ночам не плакал.  Решил для себя, что буду лучше как можно дольше спать.  Еще не плакал и потому, чтобы больше не слышать, как меня обзывают «петухом недорезанным».  Это что же у меня дразнилка такая будет?  Ничего себе имечко  дали! И сказать  не скажешь, чтобы заменили. Обидятся родители и подумают, что ещё не оперился, а уже с претензиями.  Надо же,  и я подумал об оперении. Значит, только родившись,  признал уже и  дразнилку: «Петя, Петя, петушок золотой гребешок, что ты рано встаёшь, никому спать не даёшь…»  Интересно, а откуда мне известно, что петух -  это птица и дразнилка как будто знакомая? Господи! Да это же мама сказки всякие читала, песни пела, музыку включала. Ещё в животе меня будущей жизни обучала, чтобы родился и не был несмышлёнышем  и  не испугался неведомого мира, а узнавал то, о чём они мне  рассказывали. Когда не спал, я всё слышал, о чём папа и мама говорили и что делали.  Знаю, что папа детскую комнату мне приготовил, ремонт сделал, а мама красиво  её украсила (так папа сказал).  Ещё папа купил кроватку , коляску, много всякой одежды,  игрушек и удачно поставил кроватку,  и столик где меня пеленать  будут (так мама сказала).  Много всего планировали купить для меня папа и мама, чтобы  в их мире мне жилось радостно, комфортно и  счастливо.

Когда с родильного дома привезли меня в  родительский дом, то я начал узнавать  знакомые звуки  (в ванне капает вода), запахи (мамина парфюмерия, фрукты, цветы). Увидел свою  светлую красивую комнату, множество игрушек. Но больше всего мне понравились кроватка и детская  коляска. В них можно спать! Я так люблю спать! Хорошо, что придумали такие коляски. Прогуливаешься, дышишь воздухом и спишь.   Главное, что спать можно и дома, и на улице!
Что же это за кругозор (папа так говорил) мыслей моих узкий такой? То о петухе думал,  а теперь вокруг сна они летают. Я что планирую большую часть своей жизни проспать, что ли? Вот и мама папе говорила:

-  Ты, знаешь, Лёня,  наш сын будет настоящей соней. Спать  любит больше, чем есть.  Спит даже тогда, когда  голодный. Чувствую, что намаемся мы с ним, когда подрастёт и нам придётся его будить  в садик, а потом в школу.

-  Да что ты, Аня, переживаешь преждевременно. В нашем роду как будто сонь и лежебок нет.

- Да откуда ты знаешь, были или нет. Забыл что ли, что генная память и через сотое поколение может  такое  «вспомнить» на одном из своих последователей, что мало не покажется.

О «генах» этих я и от врача слышал, когда первый раз принесли к маме после моего перехода из тёмного мира в мир светлый, и я взял сосок маминой груди и начал пить вкусное молоко.  Мама обрадовалась, что  я сразу начал сосать и  не капризничал. А доктор ей ответил, что  ребёнок на генном уровне  получил все необходимые указания и изначально владеет  многими навыками. Какими навыками я владею  и что ещё мне «подарили» предки - это увидим в будущей жизни.  А вот, что молоко пить я здорово умею, так это точно!   Я ничего вкуснее ни до рождения, ни после года моей жизни не ел.  Я пил и пил этот  божественный  напиток,  а мама радовалась  и говорила:

- Вот хорошо,  сыночек, что ты полностью молочко выпиваешь, оно ещё лучше пополняться будет.

Пополнение молока неведомо откуда  так и осталось для меня загадкой.

- Покушал, Петенька? Вот и хорошо. Я тебе  песенку спою, а ты спи. Набирайся сил,  и расти большой, сильный и красивый, как папа.

А папа у меня ничего оказался мужчина,  видный (так соседка по палате маме сказала),   красивый и сильный. Я как увидел его через оконное стекло, когда мама меня ему показывала, сразу полюбил. Подумал ещё тогда, что  хороший папа мне достался, радостный такой! Всё время улыбается, руками машет, воздушные поцелуи посылает (позже и меня научил их посылать всем). Повезло мне с ним! Вначале я не понял, о чём папа маму спросил:

- Аня,  на чей род наш  сын похож?  На твой или мой?

- Конечно, на твой! Неужели ты не видишь, что он копия ты?

 И папа ещё сильнее заулыбался и почти запел:
-Я так и думал! У нас все в роду сильные мужики. И Пётр таким будет.

Папа сразу принял и полюбил  и меня, и моё имя, словно я давно уже живу на этом свете. И он обо мне всё знает, даже то, каким я буду в будущем.  Но не всё, оказывается он и мама обо мне знали.  Я им такие «фертеля» выбрасывал, что они диву давались. А я не понимал, чему можно было удивляться. Я жил так, как требовал мой  растущий организм и моё внутреннее «Я». Про  «Я»  услышал, когда мама папе сказала:

- Лёша, моё внутреннее «Я» сопротивляется тому, чтобы Петю  в годик от груди отлучать и в садик  водить.  Плохо ему там будет.  Ты же знаешь, как он спать любит! В любое время дня спит,  когда хочет и где хочет. А там дети спят только один раз.  Наш сын не выдержит такой режим.

… Но в два года меня всё-таки отвели в садик.  Мама,  словно в воду смотрела, что мне будет там сложно привыкать к их режиму. В садике мне всё нравилось: воспитательница, дети, игрушки, прогулки, свежий воздух, игры, сказки которые нам читали. Правда,  большинство  из них мне были знакомы. Становилось скучно,  и я засыпал. А Лена Петровна обижалась на меня:

- Петя, ну что ты за ребёнок такой? Я стараюсь, читаю, чтобы вы знали, какие есть звери, птицы, растения  и как они могут говорить между собой. Сказки – это же интересно, а ты спишь. Ну, скажи, Петя,  о чём или о ком я сейчас читала?

Когда же я рассказывал ей полностью сказку, которую  слышал только вначале перед тем, как уснуть, то Лена Петровна удивлённо поднимала брови, а иногда даже в ладошки хлопала и говорила:

- Ты, Кириллов (фамилия у меня такая), уникум ребёнок.  На ходу спишь, а умудряешься всё слышать и запоминать.  И помнишь так подробно. Фору дашь всем тем, кто сидит с открытым ртом и внимательно слушает.

Что такое «уникум» и «фора» я не понял, но что похвалили,  было приятно.   Но моей заслуги в этом было мало. Это мама и папа читали мне сказки, смотрели вместе со мной мультики  и поэтому я их запомнил и рассказывал в садике.

А Лена Петровна нахваливала меня  маме,  папе и воспитательницам с других групп, когда мы играли  на улице.

- Этот Петя Кириллов какой-то удивительный ребёнок.  Только заходит  в  комнату, моет руки и сразу же ищет где бы пристроиться поспать.  И главное спит и всё слышит, о чём я  детям читаю. И, кажется, что всё знает, о чём бы я его не спросила.  Одна  проблема. Приходится его  не выпускать из поля зрения. Боюсь, что стоя уснёт, упадёт и, не дай Бог, ещё руку или ногу поломает или головой ударится. Во всём ребёнок хорош: памятью, послушанием, дружбой с детьми. Вот только спать любит. Может,  это  болезнь  какая  то? Надо сказать родителям, чтобы повели его  к врачу и проконсультировались по поводу его сна.

- Да никуда не надо его вести. Пройдёт всё само собой. Значит, у него такой способ жизни.

Я не знаю, что такое «способ», но жизнь моя мне нравится.  И нравится то, что к моей  жизни все понемногу привыкают.  И даже в садике  не ругают, когда я  после дневного сна  по пути в гигиеническую комнату   могу ещё немного  и в шкафчике вздремнуть.  А что? Мне удобно! Не падаю. Вот только тапочки иногда забываю одеть и переодеться. Но и за это на меня никто не  сердится.   Говорят, что любят меня таким,  какой я есть.

И  я люблю  маму, папу, детей, людей  за то, что они есть, и что они меня любят. И  жизнь свою я люблю. Нравится мне в этой жизни  быть счастливым и своим счастьем  делиться со всеми!

 21.08.2013 г
04:22