ЯЛТА

Я приехала в Ялту не тогда. Теперь она уже не являлась модным местом отдыха российского дворянства. По причине отсутствия все того же дворянства. А когда-то ялтинский бархатный сезон собирал под свое солнце представителей петербургской знати. Нахождение здесь в эту пору могло статься выгодным и полезным. Мужчины заводили деловые знакомства, женщины – видных женихов. Я опоздала лет, эдак, на сто.

Я приехала в Ялту, увы, не тогда, когда сюда стекались сливки советской России – Звезды, знаменитости, партийные деятели. Когда отдых за границей еще не представлялся возможным, а в Ялте все было схвачено. Я припозднилась лет, так, на двадцать.
Я приехала в Ялту тогда, когда Россия и Украина повернулись друг к другу задом, расторгли брачные узы, и над Крымом взошел хохол. Такой большой и важный. Як сало.
Конечно, это – сказка. Яркая и цветная. Как картинка в телевизоре Sony Trinitron.
Горы, обнимающие побережье. Море, подпоясанное горизонтом. Небо, венчанное с высотой.
Когда солнце прячется в облаках, цвета меркнут. И в глаза лезут убогие людские строения. Этот Trinitron – да в хорошие руки!

Я хожу по улицам Изумрудного города и не верю реальности. Она так далека от серого музейного Питера.
Я нежу и пестую плоть. В моей голове полное отсутствие рассудка. Я растворяюсь в природе. Не хочу думать о проблемах. Все потом. А пока…

Шеренги кипарисов по стойке «смирно». Пальмы с обожженными листьями, как уши у слонов в цирке. Магнолии, с белыми цветами, которые распускаются лишь на сутки. Они расточают восхитительный аромат.
Наклоняю ветку. Вдыхаю волшебный запах. Проходящая мимо женщина бросает в спину:
– Этот цветок ядовитый!
Почему все красивое чревато последствиями?

Море не выразило никаких эмоций по поводу моего приезда. Оно не било себя в грудь, доказывая, что самое лучшее море в мире, и мне другого такого не сыскать. Напротив, оно равнодушно возлежало под солнцем, без единой складочки на бирюзовой коже. Море меня не замечало.
Зато я не упустила возможности прикоснуться.
Вода в ответ источала нежность. Гладила ласковой волной. Я таяла. Растворялась. Лежала на спине, раскинув руки. Слушала симфонию жизни, стук сердца Хозяина.
Я уходила на глубину, поднималась вверх, совершала немыслимые перевороты, круженья. От них тело приходило в благодарный восторг.
Стоп. Я поняла. Точно так же я летаю во сне. Та же широта движений. Та же легкость. Та же эйфория.
Значит, я уже когда-то Здесь была. Плоть это запомнила. Мозг это сохранил. Я уже жила Здесь. В прошлой жизни. И море учило меня летать.

На дороге к пляжу, усыпанной всевозможными лотками, торгует колоритная парочка.
Он – длинноволос, усат. Хронически пьян. Моложав, но запущен. Она – неопределенного возраста. Ей может быть и тридцать, и пятьдесят пять. Понять трудно, из-за печати на лице. Печати непросыхания.
На ней красные джинсы. Синий трикотажный свитер с орнаментом. Вязаная шапочка. Наверное, для плавания.
Предмет их торговли – книги, утомленные солнцем и временем. «Кодекс Законов о Труде СССР», «Кондиционирование воздуха в пищевой промышленности», «Справочник молодого бульдозериста», «МУМУ» Тургенева, «Памятка вступающему в Комсомол»…
Трудно себе представить другую литературу для коротания тихих южных вечеров.
К Даме подходит собиратель бутылок:
– Аня, я тебе принес четыре гривны.
– Подожди, я запишу, – достает замусоленную школьную тетрадь. – Так, Федор, четыре гривны вычеркиваю. Ты мне должен еще две.
– Я тебе уже отдавал, Аня.
– Не надо песен.
– Аня, ты же пьешь, Аня. И не помнишь. Я тебе приносил две гривны, а ты забыла.
– Да, Федор, я пью. Но я все записываю.

Центральной набережной не чужда цивилизация. Она широко представлена однообразными кафе с «живой музыкой». Караоке по-ялтински: певцы, они же игрецы на «расческах-самоиграйках». Песнопения заглушают друг друга. Сливаются в один большой ком сотрясений воздуха. Народ это забавляет.
Художники-портретисты, вездесущие «ловцы жемчуга». Пара-тройка старичков-боровичков с напольными весами (50 копеек. За килограмм. Шутка.) для желающих узнать сколько в них добра.
Пиво местное. Жидкое, невнятное. Но много. Мороженое. Сливочно-обманчивое. Сладкая вата и воздушная кукуруза. Бери. Не хочу.
Море. Изумрудное. Безмерное. Разговорчивое. Оно шкварчит у берегов. Оно медитирует на глубине. Я закрываю глаза и внимаю музыку.
Волна набегает – оркестр, играющий марш. Откатывается назад – аплодисменты, нарастающие и гаснущие. Марш и аплодисменты. Дробь и рукоплескания.
Море неукротимо и неподвластно. Человеку не дано его приручить. Это реки сидят на привязи и таскают на спине корабли.
Море – зверь. Грозный и мудрый. Он позволяет приблизиться к себе, прикоснуться. Но в любой момент может показать зубы.

Пляж усеян жаждущими сменить кожу. Они покупают краску порциями, расплачиваясь сознательными ожогами. Юг – это роскошь. Выкроенные из бюджета две недели отдыха яростно изводятся на загар. Утром, днем, вечером – солнечные ванны.
Дети далеки от этих проблем. Они ползают по кромке моря, как по огромному ньюфаундленду. Виснут на волнах в надувных поясах. Зарываются с головой в бирюзовую шкуру.
– Мамаша, наденьте девочке трусы. Это же неприлично. Тут маленькие мальчики имеются.
– А что, собственно, такого? Все естественно.
– Это естественное должно быть приличным.
Девочке пять лет. Она, не обращая внимания на трения взрослых, ковыряется в гальке. Затем, подходит к воде и какает. Набежавшая волна с аппетитом слизывает выраженную непосредственность. Женщины безмолвствуют.

Центральная площадь до сих пор носит имя Ленина. И в самой ее сердцевине стоит кто? Кто. Кто. Ленин в пальто. Зачем ему пальто в Ялте?
Взгляд огромного вечно зеленого вождя прикован к морю. Хитрые украинцы перед самым носом дедушки установили Доску Почета. Пусть порадуется. Хотя, это трудно сделать. Лица ударников – кирпича просят. Но отдыхающим не до того. А Ильичу не дойти.

Мужчины города Ялта – плотные и пузатые. Наглые и беспардонные.
– Эй, девчонки, давайте с нами вино пить, – в руках двухлитровая канистра. – А на море купаться вместе? Девчонки, да никто вас не будет трогать, если захотите. Девоньки, собаки бешенные, приходите на пляж.
Местные мужчины цепляются к фланирующим в аллеях дамам, имея подле себя малолетних отпрысков. Отпрыски реагируют нормально. Они вообще не реагируют. Они привыкли.
Многочисленные извозчики предлагают свои услуги:
– Такси для малоимущих. Недорого. Девушка, такси. Куда ж вы идете? Хотя бы спросите, сколько это стоит.
– Ну, и сколько?
– Сорок гривен.
– Да пошел ты…
Такси. Такси. Такси.
– Отвезем куда угодно! Форма оплаты (окинув взглядом) – любая!

Объявление на бане, которая не работает:
«Свои стихи читает Александр Дунаев-Брест. Автор книг – «Авантюра», «Авантюра вторая», «Смех фортуны». В прошлом – боксер-тяжеловес. Победитель и призер в ряде Всесоюзных и Международных турниров. Неоднократно судимый (до распада Союза!). Участник событий в горячих точках. Свободный художник. Отец десятерых детей. Ныне одиноко живет в Ялте».

Магазины города Ялта скудны на предложения. Рог изобилия квартирует на рынке. Чего здесь только нет. Сметана, масло, сыр, творог, мясо, рыба, овощи, фрукты. Все безумно натуральное.
Продавцы дают пробовать товар. Поэтому изловчившись, можно завтракать, обедать и ужинать на халяву.
Решила побаловать себя чем-нибудь необычным. Ягода именовалась шелковица. Нежное сочное создание. Внешне похожа на малину, на вкус – оригинальна. Стаканчик – полторы гривны (10 рублей). Иду, ем, смакую – наслаждаюсь. Будет чем похвастаться друзьям. Клубника, черешня, вишня – эка невидаль. Шелковица – вот чудо редкостное.
Брожу по горным улицам города неторопливо и созерцательно. Мне некуда спешить. Мне легко дышится. Воздух сухой, обласканный морем. Ноги отсчитывают километры, не думая капризничать и ныть. Легки, бодры и на все готовы.
Рассматриваю их загорелую обложку, стройные формы. Останавливаю взгляд на асфальте, усыпанном загадочными плодами. Что-то до боли знакомое! Шелковица! Передо мной огромное дерево, заросшее ягодами. Их видимо-невидимо. На ветках и на земле. А я уже наелась за полторы гривны. Бесплатно и много – напрочь отбивает аппетит.

Пансионаты города Ялта настойчиво зазывают отдыхающих. Но отдыхающие налегают на частный сектор. Так удовольствие длится дольше и обходится дешевле.
Гостиница интуриста теперь уже не та. Номера и персонал по-прежнему ожидают клиентов с распростертыми объятиями, а обнимать, увы, некого. Редкая птица долетает до этого «скворечника». И не то, чтобы – не сезон. Скорее – не место.

Ялта предлагает гостям букет экскурсий. Самые дорогие маршруты – пешеходные. Когда вы сами, своими ногами, наматываете километры, покоряя вершины, совершая восхождения.
Это – как платный туалет. Сам сходил, сам оплатил. Несправедливо.
Дешевле стоят автобусные вояжи обзорного характера, то есть бесконтактные варианты.
В Большом Крымском каньоне есть Ванна Молодости. Это – небольшая глубокая чаша, вымытая горной рекой в известняковой породе. И вот к ней держат путь горе-экскурсанты в надежде сбросить годы, резко выздороветь и похорошеть.
Естественно, что весь маршрут, который пролегает в красивейшем ущелье, остается незамеченным, так как все мысли ходоков устремлены к Молодости.
Температура воды +7 градусов. Хорошего мало. Но всяк, кто дошел, как Александр Матросов бросается в ледяной бассейн, чтобы вынырнуть из него Настоящим человеком.
Конечно же, никакой чудодейственной силы в Ванне нет. Вода в реке везде одинаковая. Проточная. Во что только не уверуешь, ради Жизни.

«Полина, Даша, Ваня, Егор, – окликают своих чад кверхобрюхие мамаши. Море, тряхнув шевелюрой, выбрасывает человеческих детенышей на каменистую сушу.
Вот так, каждое десятилетие, время волной выплескивает в жизнь моду на имена. Новое поколение выказывает свои пристрастия к именованию.
Тысячи, миллионы людей, не сговариваясь друг с другом, скорее наоборот, ведомые неукротимым желанием отличиться, одновременно выводят общий знаменатель. Воистину мысли материальны.
Есть имена, которые всегда есть. Они не приходят и не уходят. Алексей, Александр, Сергей, Владимир, Наташа, Маша… А есть такие, которые пропадают, забываются, а потом, вдруг, через много лет, всплывают дружными рядами теск.
Моя бабушка звалась Александра Васильевна. Она родилась в 1902 году. Шурочка – популярное имя ее сверстниц.
Тридцатые-сороковые годы любили Николая.
Маму моей подруги звали Лена. Это имя непривычно резало слух. Матери-ровесницы чаще были Нинами, Тамарами, Валентинами. Зато мое поколение выбрало Лену. Ялта-99 показательно выявила приоритеты сегодняшние. В моде – русский стиль.

Собаки города Ялта – это особая местная порода. Согласитесь, обильно-шерстяные псы здесь не выдержат, огромные – не потянут. А басеты и таксы – то, что климат прописал. Хорошо обеспеченные ялтинцы заводят именно таких, с претензией на родословную.
Но основное собачье население – это беспризорные таксообразные и басетоподобные дворняги. С длиннющими телами на коротких ножках, с ушами до земли, кудрявыми хвостами и очень сомнительной шерстью.
Они – недоразумение бесконтрольных совокуплений. «Таксисты» неторопливо передвигают конечности, а чаще бездыханно возлежат в тенистых аллеях. Они сыты, согреты и никому не обязаны.

Если вы думаете, что приехав в Крым, меня тут же охватило вдохновение, и я принялась строчить песни, рассказы и все такое прочее, то заблуждаетесь. Здесь совершенно не до того. Я имею в виду – не до творчества.
Мозг затуманен, задурманен, рассредоточен. Плывет по течению. Никакой самостоятельности. Загорает, купается, ползает по горам вместе со мной, открыв рот от удивления и переизбытка кислорода.
О чем можно писать в тридцатиградусную жару? О любви? Я вас умоляю. Надо идти и макать расплавленную плоть в море. Расслабляться и получать удовольствие. Я же должна кожей своей бронзовой, по возвращении, вещественно доказать, где была. Есть лишь одно оправдание моему беспечному долгосрочному отсутствию – загар. Другого объяснения простой обыватель не примет.
Да, конечно, други мои, я тупею от каждодневных процедур. Наслаиваю пигмент на непривыкшую к такой дерзости кожу. За себя и за всех вас, вместе взятых.

На бесплатном пляже яблоку негде упасть. А я – далеко не яблоко. И загорать хочется. Еще больше – купаться. Солнце зверствует. Долгие поиски места увенчались маленьким клочком суши вдали от воды. Это значит, что каждый поход к морю превратиться в героический штурм раскаленной гальки.
Первый раз порадовалась своему среднему росту. Так как в полный рост очень проблематично распластаться. Голова уперлась в чьи-то ступни. Собственные ступни проделали то же самое.
Через пару минут принялась раскапывать источник отвратительного запаха. Окурки. Здесь кругом, окурки.
Главное, не забывать вовремя переворачиваться без ущерба для окружающих и совершать набеги к морю.
К полудню лучше спрятаться в тень. В Ялте очень хорошая тень. В ней прохладно. И дождь очень правильный. Стремительный. Прискачет, пошумит, поругается, да со слезищами, да с причитаниями. И неожиданно смоется. Как будто его и не было.
В Питере дождь, как загостившаяся теща.

Подступы к пляжу хитрые украинцы перегородили аттракционами, качелями-каруселями. Пройти сквозь такой кордон с детьми, без ущерба для кошелька, практически невозможно.
Деньги летят, как ветер. Доллары и рубли – быстрее ветра. Курс гривны завышен и стабилен. Во всех обменниках. Их тут, как грязи. Более того, гривна задирает нос с увеличением потока отдыхающих. Казалось, должно быть наоборот. Больше – дешевле.
Вы забываете, с кем имеете дело.

Две центральные улицы Ялты – Московская и Киевская. Они держат путь к площади Ленина. Но перед самым его носом (Ленина) расходятся в разные стороны. Московская как-то резко обрывается. А Киевская сворачивает круто вправо. И дальше сама… сама…
Вот такая история.

Ночной город – это волшебный мир светлячков. С высоты канатной дороги открывается черная бездна, черный бархат, усыпанный серебряными монетами. Как будто звездное небо отражается в зеркале. Сверху и снизу – небо.
Ялта. Три часа ночи. Мирный сон. Звонок по телефону:
– Это десятый этаж?
– Да.
– Скорее идите на кухню. Вы нас заливаете.
Идем на кухню. Всматриваемся во все углы. Чисто. А главное – сухо! Сонные безумные лица. Своевременное замечание уже более проснувшегося:
– Так воды-то нет. Ее же на ночь отключают.
До утра я пытала мозг вопросом: «Откуда они знают наш телефон?» Нет, ну откуда? Да, в Ялте имеют место быть телефонные книги с адресами абонентов. Но по алфавиту. По фамилиям.
И вообще, первая реакция при затоплении – прямая – идете к вышеживущим, звонитесь в дверь и выясняете отношения. Никто не пришел. Ни с обвинениями, ни с извинениями.
Местные погремушки.

Море никогда не бывает одинаковым. Оно не повторяется. Новый день дарует ему новое лицо.
Ветер. Сильный ветер в городе. Деревья пританцовывают. Серый фильтр облаков укрощает настроение. Казалось бы, море должно безумствовать. Тишина и покой. Легкая рябь. Словно кто-то немощный дует на чай.

Вечером центральная набережная оживает. Купальники уступают место вечерним нарядам. Жгучее солнце – подлунному царству.
Кафе и рестораны – в огнях и музыке. Для неискушенного отдыхающего – это уголок западной жизни.
Глоток массандровского вина разжигает пламя. Ноги отстукивают ритм шлягеров. Хочется продолжения банкета!
Где же вы, пресловутые курортные романы? Не клюет. Набережная кишмя кишит народом. Все больше спаренным (парным).
За соседним столиком мужская особь сорока лет явно ухаживает за дамой. Они пьют дорогой коктейль. (Здесь дешевых нет). Он покупает для нее цветы из рук продавца-передвижника. И, наконец, он заказывает в ее честь песню про московского пустого бамбука.
Счастливая Алла (так объявил солист – для нашей гостьи Аллы) пускается в пляс со своим благодетелем. Смотрю на парочку. Завидую втихаря. Где же ты, мой Казанова?
Нет, ну елки-палки! Вот так всегда! Ну, не дотягивает наш мужик до джентльмена! Ну, обязательно, обляпается! Похолодало. Алла в коротком платье без рукавов. Хахаль – в шортах и футболке. Но у него еще имеется спортивная куртка. Запасливый. И он ее на себя натягивает, кутается в нее, паразит. А Аллочка, милейшее существо, подрагивает, ерзает, пытаясь скрыть озноб любовью к музыке.

Горы. Свободные и величественные. Изредка на них совершают набеги местные тучки. Пленяют. Смыкают кольцо блокады. Но недолго длится неволя. Горы шутя сбрасывают оковы. И водворяют на вершины небесно-голубые флаги.
Водопад Учан-Су, один из крупнейших в Европе, выглядит неубедительно. Он больше напоминает огромный Бахчисарайский фонтан, который льет скупые мужские слезы.
Дожди не хотят, реки не могут. А без воды – не туды и не сюды. Одно название.
Представляете, такой большой и такой беспомощный!

Ай-Петри изрезан серпантином, как болт резьбой. Дорогу строили русские солдаты, еще в царские времена. Она до сих пор в добром здравии, за исключением редких незначительных размывов.

Названья в Крыму, в большинстве своем – татарские. Все серьезные постройки – русские. А живут – украинцы. В 1954 году Крым отошел Украине. Не без помощи Никиты Сергеевича.
За этот райский уголок, за эту богатую невесту издревле проливали кровь. Татары, турки, русские и, даже, немцы дрались насмерть. А заполучили, хохлы. Одним чохом.
Крымские татары, насильственно выселенные в 1944 году в Среднюю Азию, ныне возвращаются под стены Бахчисарая – некогда столицу Крымского Ханства. Плодятся, объединяются. Они готовят свое завтра.

С Ай-Петри открывается панорама южного побережья. Я узнаю облик Аю-Дага, Медведь-горы.
«Над морем, морем Черным артековский салют. Поют задорно горны, и барабаны бьют. Чтоб клятву дать, ребята, мы собрались сюда. Артековец сегодня, артековец – всегда!»
11 отряд. Дружина «Янтарная». Горный лагерь. Первая смена 1977 года.
Боже, какая я старая.

Воздух этих мест чудодейственный. Чистейший и проникновенный. Проникает в легкие, как благая весть. И легкие не нарадуются.
А. П. Чехов последние годы жизни провел в Ялте. Врачи рекомендовали ему этот климат в связи с прогрессирующим туберкулезом.
Чехову не давали покоя наезжавшие гости и местные поклонницы. Девушки висли на заборе, в надежде увидеть любимого писателя. Их так и звали – антоновки.
Антоша Чехонте скончался в 1904 году от чахотки. Есть что-то зловеще предопределенное в псевдониме, придуманном молодым Чеховым.

Ходила прощаться с морем. Сидела подле его ног и слушала дыхание. Я пыталась понять, будет ли оно скучать по мне. Или моя любовь останется без ответа.
Море прятало глаза, закрывалось волной, резвилось с ветром. Оно нарочито играло мышцами, демонстрируя свою силу и совершенство.
– Прощайте, Ваше Величество! Не поминайте лихом.
Я везу из Ялты портвейн «Ливадия» – любимое вино Николая Второго. Бронзовый загар, как заказывали. Две гривны, чтоб были. Ракушку на память. А еще – медузу. Для племянника. В бидоне с морской водой. Но она сегодня куда-то делась. Я открыла крышку, а там только два литра моря. Испарилась. Или ушла на глубину. Но ведь была. Была медуза. И Ялта. Была…

2000 г.