Суженый для Лизы

Маленькаялгунья
               
                Пару часов назад город остался  за  влажной спиной велосипедистки, которую обдувал переменный ветер свободы. Город, похожий на встревоженное осиное гнездо,  растворился в знойном воздухе. Отсюда не  было слышно голосов людей и визга тормозов автомашин. Здесь покачивались в воздушных объятьях  райская тишина и адская жара.
               Колесо велосипеда накручивало километры на запыленную ось. Педали крутились в одном темпе, колени ритмично и поочередно то поднимались, то опускались. Лишь изредка на спусках отдыхали загорелые икры ног. Пульсометр тихонько попискивал, когда дорога уходила в гору. Временное превышение пульса было допустимо, если сердце тренированное. И оно стучало уверенно, как и двадцать лет назад. Биологический возраст велосипедистки  был на пятнадцать лет меньше паспортного. А про паспортный возраст  вежливый мужчина у женщины  не спрашивает – наметанным взглядом он незаметно определяет его сам. Но не зря говорят в народе:«Не верь глазам своим».
               Велосипедистка давно сбилась с курса, понадеявшись на свою зрительную память. И теперь колесила по пыльной дороге незнакомой местности, в надежде добраться до какого-нибудь населенного пункта. В пластмассовой бутылке, прикрепленной к раме велосипеда, на самом дне плескалось немного тепловатой воды. В защитные очки со встречной скоростью врезались шмели и мухи, так же слышимо ударялись и о новый велосипедный шлем. Правая щека и рука до открытого плеча пылали от жара беспощадного солнца. Но никакие уговоры не удержали бы от этой поездки велосипедистку дома. С завидным упорством она  уезжала в свою сказку, чтобы возвратиться туда, где ее никто давно уже не ждал.
              Синий указатель с белыми буквами поразил женщину своим названием местности. Она носила эстонскую фамилию покойного мужа, которую с удивлением обнаружила на  указателе. В переводе на русский язык слово «армас» - любимый, любимая. Здесь велосипедистка оказалась впервые и никогда ранее не слышала об этом селении.
              Неожиданно с пригорка  появилась  сперва красная черепичная крыша, а потом и добротный домик, похожий на сказочный теремок. Надежда попить студеной воды окрылила велосипедистку. Пульсометр предупреждающе запищал, но она не обратила на него внимания- колеса словно сами вращались. Вера в то, что временные неудобства когда-то должны закончиться, придавала ей силы.
              Кудлатая собачка за зеленым забором испуганно залилась нескончаемым лаем, взывая к хозяевам о помощи. Она была напугана незнакомкой, похожей в своих одеяниях на инопланетянку. На крыльцо вышла округлая бабушка, прищурившись, огляделась и на чистейшем русском языке приказала собачонке: «Тузик, цыц!». И Тузик стыдливо поджав уши, исчез в спасительной тени дома.
              Незнакомка слезла с велосипеда, с наслаждением почувствовав под кроссовками твердую почву. Сняла очки и шлем. Влажные волосы, собранные в узел, темной медью  засверкали на солнце.
- Приветствую Вас в Вашем доме! – произнесла  велосипедистка с дружелюбной улыбкой.
- Здравствуй, красавица! Откуда путь держишь?- пожилая женщина открыла настежь калитку, пропуская во двор незнакомку. Карие глаза на лице хозяйки по-молодому блестели, и трудно было определить ее настоящий возраст. Взгляд, как горячий шоколад, медленно сполз с лица к поджарому телу далеко не юной велосипедистки.
            Узнав, откуда прикатила незнакомка, бабушка  выразительно покачала головой:
-Далече отсюда. Заходи, передохни. Как звать-то тебя? – хозяйка смахнула пестрым фартуком со скамьи невидимые крошки.
- Мама звала Лизой.
- Значица, будем тезки? Меня тоже Лизаветой зовут, - удивилась кареглазая хозяйка такому совпадению. – Зови меня бабой Лизой. Молочка холодненького или водички? Погреба не держу, боюсь завалиться туда. А холодильник большой имеется, сынок подарил  в прошлом году на юбилей. Он у меня дальнобойщик. Немного до пенсии ему осталось. Тоже колесит по стране, только чужой. Норвегия называется. Ты располагайся пока, я мигом!
- Водички! И побольше! Целый тазик! – крикнула вслед хозяйке обрадованная  велосипедистка и достала неприкосновенный запас своей воды.
             Издали баба Лиза видела, как из пластмассовой бутылки остатки  воды  жидкой струйкой стекали прямо на спину, обтянутую спортивной майкой. Медноволосая женщина с жадностью припала губами к металлическому ковшику со студеной водой. Остатки вылила в ладонь и обтерла ею потное лицо, подняв на гостеприимную хозяйку благодарные глаза.
- Еще принести? – догадалась баба Лиза и проворно скрылась в доме. Вернувшись с ковшиком, наполненным водой, она присела на скамейку рядом.
- На русалку ты глазами похожа, Лиза. Сейчас  встретилась  с твоим взглядом и сон сегодняшний вспомнила. После смерти хозяина редко сны вижу. А может, это уже и старость мешает снам появляться. А сегодня такой красочный сон увидела, как в кино – тепло улыбнулась баба Лиза.
             Во сне молодая и ладная баба я еще. Примерно твоего возраста. Вижу, как помолилась перед сном, попросила суженного у Бога. С утра встала, постирушку какую-то затеяла в избе. Солнечный свет через окна открытые в доме играет на полу. Странно, что во сне я -  не мужняя жена, как бы свободная женщина. Выхожу я с корытом мыльной воды на крыльцо. И вижу чудо – домик-то мой окружен со всех сторон прозрачной водой, как остров прямо. Белобокие березки в воде отражаются. И не шагнуть мне никуда дальше своего крыльца, видно сверху, что воды выше колена будет. Ну, и вылила я мыльную воду через перила. А тут какая-то баба постарше и шепчет мне: «Нельзя чистую воду мутить! Беду накликаешь какую». Но не видать мыльной воды там, где я вылила ее. И я, подобрав подол сарафана, взяла и шагнула в чистую воду, словно  наперекор ее словам. И тут же почувствовала – хвать! А в мою ляху вцепился цепкими лапами Водяной. И тянет к себе. Я его не вижу под водой, да и боюсь смотреть вниз, но точно знаю, чьи это проделки! Сперва настойчиво тянул к себе, но я не далась ему – молодая же во сне, сильная еще. И  чувствую, что хватка его ослабела. Отпустил он меня, а на ляхе остался красный след от ладони с длинными пальцами. И та баба, что шептала мне предостережения, странные слова толкует мне опять: «По отпечатку пальцев видно, что Водяной твой – холостой еще».
- Вот, где мой суженый прятался! А ведь, замуж-то в девках я  за моряка-подводника вышла, - рассмеялась баба Лиза и веселые морщинки лучиками разбежались от ее молодых карих глаз...
              Отдохнувшие ноги, автоматически крутили педали. Глаза за защитными стеклами очков наслаждались божественной  красотой  природы. Даже, солнце стало добрее и нежнее, бережно согревало  левую часть тела велосипедистки. Разговор о суженом поднял пласты памяти медноволосой женщины.
              Сколько  тогда было ей, совершившей свой первый грех? Чуть за двадцать? Женатый он был, дочка маленькая. Зачем она посмотрела на него своими русалочьими глазами в такое же знойное лето? И оба лишились покоя. Молодая была, а догадывалась, что дорого придется заплатить за эту воровскую любовь.
              В метель попала, когда провожала его зимним  утром на поезд. Простыла, ангину заработала. А потом ноги и руки стали гореть, как в аду. В больницу увезли. Два месяца он регулярно из другого города приезжал в больницу. Машины тогда у него еще не было. На перекладных добирался, но успевал появляться ко времени, разрешенному для посещения больных. Не знала она, как ему так удавалось – совмещать в своей жизни две работы, каратэ, семью и ее? Расстояния его не пугали. Энергичный был, нежный. Любил ее до слез. И она рядом с ним, как Снегурочка на солнце, таяла. Не требовала ничего от него, молчала о своей тоске по нему. Но чувствовала глупым сердцем, что неизбежна потеря для нее. И глаза ее наполняла грусть. А он целовал эти глаза и думал, что от болезни она печалится. Она держала в тонкой руке альпийские фиалки, подаренные им, и не знала - о чем просить Бога?
          Он всех любил – и ее, и свою маленькую  дочь. Разве можно ставить перед выбором любимого человека? Она сама должна была отречься от своей любви, ради его счастья. Так она решила в одну из бессонных ночей. Пусть у него все будет хорошо в семье. А она останется одна со своей болезнью.
          А тут крещенские морозы, соседки по палате уговорили ее погадать на суженого. Самая молодая в палате была она, незамужняя. Вечером расшалилась, повторяя слова за пожилой соседкой:
-Суженый, ряженый приходи наряженный. Из колодца воду пить и коней своих поить!
 А она смеялась от отчаяния, до слез смеялась и переиначивала заговор:
- Суженый простуженный, приходи контуженный.
 И шептал ей предупреждающий голос взрослой женщины:
- Нельзя баловаться. Беду накличешь на себя. На тумбочке колодец строй. Лицо разглядишь, коли явится. Стакан с водой туда поставь.
 А она не верила в эти гадания и, построив  на полу из карандашей колодец, быстро уснула.
          И  вскоре услышала  частое шарканье больничных шлепанцев в конце длинного коридора. Кто-то торопился в направлении их палаты. Лиза слышала, как этот «кто-то» перешагнул табурет, который с вечера она поставила, чтобы   дверь в палату не закрывалась на ночь, и свежий воздух гулял по палате. И «кто-то» присел на край ее кровати. Чуть слышно скрипнули и ощутимо прогнулись пружины под его телом. Лиза хотела открыть глаза, чтобы рассмотреть лицо того, кто бежал к ней. Она уверена была, что это должно быть лицо ее любимого. Только он такой стремительной походкой всегда врывался в ее палату! Но любопытство вдруг сменилось легких напряжением. И она зажмурила  свои русалочьи глаза еще крепче. Сердце стучало прямо в горле. Она слышала, как «кто-то» наклонился к полу и стал жадно пить воду. Точно так же, как сегодня пила она у бабы Лизы. Она  насчитала  пять глубоких глотков. Приоткрыв глаза, она увидела знакомые сильные плечи, обтянутые черным свитером. И снова зажмурилась. А потом этот «кто-то» сидя выпрямился, развернулся в ее сторону. Он положил свои руки  на ее предплечья и медленно стал  склоняться над ней. «Сейчас открою глаза, еще немного и поцелует», - подумала Лиза. И вдруг в  последнюю секунду страх вырос до огромных размеров и перешел в крик. Она кричала жалобно и беззащитно перед этим «кем-то».
          Открыв глаза от собственного голоса, Лиза медленно приходила в себя, дрожа от  пережитого страха. С удивлением она обнаружила, что сидит в кровати и кричит на одной ноте длинное «Ааааа», но никто в палате и за пределами открытых дверей, кроме нее не слышит этого крика! В узкую полоску открытой двери был виден край дивана  и белый халат, тихо посапывающей во сне, дежурной сестры. На ее ноги в плотных колготках падал приглушенный свет настольной лампы. Все спали мертвым сном. И только одна Лиза боялась лечь в постель до самого утра. Воды в стакане на утро оказалось меньше.
- Замуж быстро выйдешь. В этом году, - выслушав ее путанный  рассказ, объяснили соседки по палате.- Лицо-то хоть разглядела?
- Нет. Страшно стало, мне показалось, что он задушить меня хочет.
- Это просто показалось тебе, молодая еще, - успокоили ее женщины...
         Замуж  Лиза вышла спустя три месяца. Неожиданно для себя и всех. За афганца. И часто просыпалась по ночам от страшного крика, лежащего рядом мужчины. И рушился ее карточный домик, и все злее и раздражительнее звучал некогда веселый голос вояки. И все большее напряжение испытывала она, когда слышала в коридоре нетвердую поступь своего мужа.
           А  суженый что и как? Это все жизнь не давало ей покоя.
           Когда-то их было трое: она, ее женатый суженый и любовь. Они оба безнадежно одиноки. Изредка по ночам он звонит ей из далекой юности и рассказывает длинную сказку про их прекрасную любовь, рожденную в то знойное лето. Его запои давно уже стали хроническими и неизлечимыми. Он выбит из седла жизни. Она опять повернула свое лицо к Богу, но не знает – чего у него просить?