В ту ночь я видел Эделину, она была необычайно грустна, теперь мы встречались гораздо реже. Находясь в плену войны, не хотелось приносить в её мир все эти адовы муки. Но всё же, не видеть её совсем я тоже не мог. Без меня она словно увядала, теряя огненные краски. Я боялся, что от своей вселенской тоски она может вовсе исчезнуть. Когда я находился рядом, моя вечная подруга оживала, восстанавливалась силами, так мы помогали друг другу. Она спасала меня, а я не давал ей погаснуть. Кто-то же зажигает на небе звёзды! А горят они все единым светом - одной бесконечной абсолютной любви.
На этот раз жилище Эделины напоминало монастырскую келью.
- Ты специально выбрала этот фон, чтобы мучить меня воспоминаниями?
- Прости любимый, я не знала, что ты придёшь. А здесь хорошо думается и истязать себя легко и приятно.
- Что с тобой, Эделина? Ты начала заниматься самобичеванием?
- Невозможность быть с тобою играет со мной злую шутку. Я не могу уйти и не вижу смысла остаться. На земле так страшно, что начинаю бояться за тебя, а когда страх окутывает погребальными пеленами, - перестаю видеть. Так что мрачные мысли не покидают меня, делая всё вокруг безжизненным и серым.
Её мир видоизменяется и находится в постоянном движении, в зависимости от настроения и душевного состояния своей хозяйки. Эделина вполне может устроить себе настоящий ад или воссоздать подобие рая. Вот и сейчас по каменным стенам пополз цветущий вьюн, обвивая всё сладковатым запахом душистого жасмина, под ногами начала появляться нежная весенняя трава, ландыши и незабудки. Её чувства ко мне проявляются воочию на живой поляне, восхищая и волнуя своей красотой.
Я обнял мою волшебницу, прижал к исстрадавшемуся сердцу и тут же появилось несколько огромных кустов алых роз, каждый бутон которых говорил мне о её любви, наполняя пространство нежными переливами арфы, кружа голову фантастическим ароматом. Стены раздвинулись, а позже совсем исчезли, зашумели ручейки, запели птицы. И мне стало так хорошо и спокойно, что возвращаться на Землю совсем не хотелось. Больше не гремели выстрелы и удары орудий, никто не страдал от ран, не было зловония разложения, немытых мужских тел, пороха и крови... Ужасы человеческой жизни таяли перед трепетным теплом моей вечной любовницы и верной подруги.
- Как же я долго ждала тебя, Эрнесто!
- Прости! От тебя так трудно оторваться и потом вновь погружаться в кошмары войны...
- Знаю, но хоть здесь я могу залечить твои раны, хоть на время успокоить твой дух, вдохнуть в тебя новые силы!.. - она прислонилась ухом к моей груди и, закрыв глаза, слушала, как бьётся человеческое сердце, а потом начала что-то шептать, и горячая нежность побежала по венам, наполняя меня сладостной истомой. Перед глазами появились искорки, словно сотни мерцающих светлячков кружились у нас над головами. Это был сон наяву. Потрясающее непередаваемое ощущение экстаза.
- Целительница ты моя! И что бы я без тебя делал!
Огненные волосы легли мне на плечи. Вдыхая их цветочный аромат, я вновь и вновь ощущал, как её душа проникает в меня всё глубже.
Эделина заслуживала гораздо больше того, что я мог ей дать. Моё сердце по-прежнему принадлежало Патриции, которой больше нет. Мне было мучительно больно вспоминать о сестре Аннете, - эта её несгибаемая, как сталь, вторая сторона, была мне чужой, но я не мог вырвать из души глубокие корни своей любви к той, какою она была когда-то... Это сродни болезни, от которой не излечиться вовек.
Читая мои мысли, как открытую книгу, ощущая мои чувства и боль, Эделина знала обо всём, но точно так же не могла отпустить меня, как я не мог забыть о далёкой монахине и о нашей с ней маленькой Изабель, о Веронике и Антонио, об Амато и Валентино. Все эти люди держали меня тысячами невидимых цепей даже тогда, когда я был во власти Эделины. Вопреки всему, она умудрялась черпать где-то силы на то, чтобы продолжать заботиться обо мне, оживала сама и радовалась каждому мгновению в моих руках. Разве я мог лишить её этой, пусть даже горькой, но радости, самого малого, - своего присутствия?!
Внезапно меня что-то вырвало из её объятий и потянуло обратно на Землю. Резкое пробуждение, как от падения с большой высоты, заставило вздрогнуть всем телом, я с трудом перевёл дыхание. Вокруг шёл бой. На нас напали прямо посреди ночи. Звенели мечи, удар за ударом от металла отлетали искры. Амато отчаянно отбивался сразу от двух противников. Я вступил в бой. В нашей палатке помещалось несколько десятков воинов, многие из них уже лежали истекая кровью, другие ещё сражались. Сколько неприятелей ворвалось, трудно было сказать. Ткань шатра повреждена, болтается на ветру. Кругом кромешная ночь, только слабый свет луны, появлявшийся в разрывах между туч, помогал как-то ориентироваться в пространстве, но не показывал всей картины происходящего. Судя по крикам, доносящимся снаружи, мы были не единственными, кто подвергся нападению, во всём лагере царило смятение. Никто не стрелял. На перезарядку оружия нужно время и свет. Во тьме и не разберёшь, где свой, где чужой. Враг явно продвигался к пороховым запасам. Я бился полураздетый и босой, натыкаясь на какие-то предметы в темноте, спотыкаясь об тела, лежащие под ногами. Амато внезапно вскрикнул. Мне был знаком этот звук, и оттого стало ещё страшнее.
- Ты ранен? - закричал я, добивая своего противника. - Не молчи! - успев выбить занесённый над упавшим Амато меч, я нанёс решающий удар прямо в грудь врага. Бросился к другу и почувствовал, как по рукам течёт горячая, липкая кровь. Амато был без сознания, но ещё дышал.
- Нет! - завопил я так, что меня услышал весь лагерь. - Ты не можешь умереть! Ты не оставишь меня! Эделина, явись, умоляю! Сделай же что-нибудь! Ты же всё можешь! - слёзы лились по щекам, но я их даже не чувствовал. - Заклинаю тебя, любимая, помоги! Господи! Всё выдержу, всё вынесу, только оставь мне его!.. - зажимая ладонью его глубокую рану я выл от бессилия, как одинокий волк в полнолуние.
Она пришла и молилась вместе со мною, распространяя вокруг слабый голубоватый свет, а потом мы слились воедино. Меня трясло, как припадочного, по рукам пробежала волна раскалённой лавы. Я закричал от невыносимой боли и на какое-то мгновение отключился. А когда пришёл в себя, Амато уже очнулся.
"Не давай ему пить до утра!" - прозвучало у меня в голове, Эделина исчезла.
Где-то ещё шёл рукопашный бой, ещё звучали удары мечей и доносились вопли.
- Говори со мной, умоляю, только не молчи!
Прижав друга к груди, по-прежнему зажимая рану в его животе, я сидел посреди палатки, усыпанной человеческими телами моих собратьев по оружию и врагов, до самого утра. Амато отвечал на мои вопросы односложно, но больше не терял сознания, лишь время от времени приглушенно стонал и всё время просил воды. Как и сказала Эделина, я не давал ему пить. Просил терпеть. Убеждал, что скоро станет легче. Светало. Всё отчётливее становились очертания мёртвых тел. Валентино среди них не оказалось. Это давало хоть небольшую надежду, что он, возможно, ещё жив.
Врагу так и не удалось добраться до бочек с порохом. Атака была прекращена с большими потерями. Утром пришла подмога, и Амато отправили к врачам. Там с удивлением обнаружили на его животе большой ожог, благодаря которому кровотечение было остановлено и не началось заражение, осмотр раны привёл эскулапов к выводу, что если бы этого не произошло, пациент давно уже был бы мёртв. Они долго допытывались, как же это случилось. Клеймо в виде человеческой ладони навсегда осталось на теле Амато, как напоминание о слиянии человека с призраком и о силе нашей братской любви.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/02/910