Стояла когда-то в самой верхней части нашего города водонапорная башня. Недавно в память о ней в том же самом сходе четырёх дорог установлена небольшая башенка с часами на все стороны. Открытие Биг Бена местного масштаба напомнило старожилам про прежнюю достопримечательность. Я как раз заканчивал краеведческий труд про историю бывшего стрелецкого острога, ставшего к нынешним дням солидным промышленным центром всей этой стороны области. И про башню воспоминания записал, захотелось для будущей книги заиметь её фотографию.
Увы, нужного снимка у ветеранов близлежащих к башне улиц частных домов не оказалось, но зато в одной старенькой избе недалеко от Вознесенской церкви услышал интересную историю, которую решил поведать и вам.
- Нет, милок, фотки такой нет, - просмотрев весь альбом в чуть истертом бархатном переплете, ответила мне старушка, отложив в сторону несколько снимков.
- А вот эти почему вы отложили, тут военный один и тот же?
- Мой отец. Всю войну фельдшером прошёл. Две Красных Звезды и много медалей. Вот хочу, давно просили, в музей дома пионеров отдать. А снимок с девчонками в косынках надо соседке занести – на фото и её мать. У Лиды, чай, такого точно нет. Лидка-то наша ещё восемнадцать лет назад приютила восьмидесятивосьмилетнего вдовца, замуж официально даже за него вышла, ухаживает за ним так, что Ферапонту Филаретычу на днях сто два года исполнится, а он как огурчик, правда, сморщенный.
- А той Лидии-то сколько?
- Чай, семьдесят три, если она с сорокового. А за Филаретычем-то ей мать завещала приглядывать. Ох, тут и история была! Ты, милок, чай, газетчик, поди, интересно тебе послухать будет.
…Филарет - парень не очень приглядный: худой, рыжий, но большеносый и большегубый. Не красавец, словом, девки на него не заглядывались. В первом классе бегал с друзьями из Конопляной улицы курить самосад в овраг у Семёновой горы. Во втором классе баловаться табаком бросил: отец отхлестал ремнём по тощей заднице. Учился плохо, над учебниками не горбатился, поэтому в науках не силен, в школе высидел дважды в пятом классе и сбежал в артель клепать замки.
А вот в Красной Армии образумился, оказался в бронетанковых мастерских, научился машинную технику ремонтировать. Вернулся с умной головой и золотыми руками. В артели стал ремонтником, зарабатывал прилично, одевался как мастер или начальник цеха. Но нос-то всё равно у рыжего парня оставался большим, губы – толстенные. Предложил, назначив свидание у Прядиловского дома, соседке, живущей напротив его избы, Ларисе, выйти за него замуж. Всю службу о ней мечтал, ведь до пятого класса как счастливо дружили: это она его отцу донесла про недоростка-табачника. Ведь добра желала.
Лариса со смехом отказала:
- За такого губатого и носатого! У меня кавалеры постатнее и побогаче есть.
Только долго выбирала, так что на пробованную девку женихов не стало. Филарет снова пригласил Лариску на серьёзный разговор. Она, как и в первый раз, смеясь, отказала: в это время в другой половинке их избы поселился молодой инженер, присланный из Горького помогать налаживать на только что построенном заводе выпуск автотракторного инструмента. Прямой нос, под тонкими губами черные пышные усы, образованный, не то, что малограмотный Филарет. Да и с надёжной зарплатой. Вот его и решила Лариска захомутать.
Получилось. Скоро и свадьба была. Филарет на следующий год тоже семейным стал: в дом привел деревенскую Фаю из Малой Тарки. Оказалась девушка с длинной косой покрасивее Ларисы, похозяйственнее в домашних делах. Да и сам Филарет был не промах: перешёл с замочной артели на автотракторный в кузнечный цех к Фае. Она облой на прессе обрубала, он сперва был кузнецом, потом начальство, прознав про его умелые руки, механиком назначило.
А пышноусый Ларискин супруг Анатолий Степанович попивать начал, особенно когда перед самой войной долгожданная Лидка родилась. Сравнялся молодой отец в должности с Филаретом: понизили инженера за пьяные отлучки в механики соседнего цеха. Филарет дом отремонтировал, крышу заменил на железную. А у Анатолия Степановича всё из рук падает, чуть не повалился забор. Пришлось Ларисе на помощь Филарета звать. Весь забор Филарет перебрал, новые столбы поставил, Анатолию Степановичу лишь доверил править кривые гвозди, выдернутые из старых досок, на обухе топора, да ямы под столбы углублять. К вечеру пригласила она Филарета отужинать: выпил рюмку, крякнул, да перевернул её вверх дном, отказавшись от второй. Вот когда первый раз Лариса позавидовала, что не вышла за Филарета.
В войну Филарет с такими же умельцами ремонтировал подвижной состав пятой танковой армии. Не раз ползал под обстрелом к подбитой технике за передовой линией. Возвращался в полевую мастерскую на гусеничном ходу. Одна медаль дана за подсказку: под Курском дважды наши занимали немецкие окопы, дважды их отдавали. А в третий раз отступили специально при начавшемся очередном гитлеровском натиске, оставив в окопах мины.
Филарет, никогда не учивший географию, теперь хорошо знал, где находятся Воронеж и Курск, Полтава и Харьков, Белая Церковь, Киев, Житомир и Винница. Проехал ровными дорогами по Западной Украине, Румынии, Югославии, Венгрии. В австрийской Ице в конце уже мирного мая из рук генерала Кравченко получил второй орден Красного Знамени. А через два дня погрузка в эшелон и долгий путь на Дальний Восток, а потом в Манчжурию.
Вернулся старший сержант домой в декабре, в этот же день прибыл и живущий напротив старшина Анатолий Степанович. С этого дня и возобновилась дружба соседских семей. Первый день гуляли у Филарета и Фаины, второй шабров угощали Лариса и шестилетняя Лидочка: Степаныч, крепко набравшийся ещё вчера и похмелившийся утром, добавил с дембелями у военкомата, они к обеду еле приволокли его домой. А маленькая Лидочка, ещё не привыкшая к отцу, назвала при всех гостях папой Филарета. Лариса в этот вечер во второй раз пожалела, что отказала Филарету Ферапонтовичу.
После войны на заводе механика кузницы, называли не иначе как по имени-отчеству. С живущими напротив Ларисой и Анатолием он и его супруга дружили по-прежнему.
Когда завод перешёл на выпуск автобусов, кому-то из начальственных кадровиков не понравилось, что у цехового механика всего пять классов образования. Его даже на заседание парткома вызывали, в вечернюю школу направляли. Давно уже не мальчишка обиделся, уволился, но на следующий же день принят автослесарем в гараж. В транспортном цехе задержался ненадолго: при конструкторско-экспериментальном отделе создали лабораторию дорожных испытаний и кому, как не Филарету Ферапонтовичу быть в ней слесарем-ремонтником. Он и новую модель автобуса в дальней дороге отремонтировать может, и конструкторам что-то дельное подскажет. До семидесяти лет умельца с завода не отпускали, наградив напоследок орденом Трудового Красного Знамени.
По этому случаю Ферапонтыч дома устроил шикарный день рождения. Своих детей им с Фаиной Бог не дал, зато четверо племянников приехали с разных концов области на юбилей дяди. А ещё в гостях были лучшие друзья с работы и давние соседи. Анатолий Степапныч, как водится, напился в стельку, мать с дочкой ещё с середины банкета еле уволокли его домой.
- В тот вечер, - завершала рассказ старушка, приговаривая газетчику, чтоб внимательно всё записывал, - мать и сказала дочери, что она уже в третий раз в своей жизни жалеет, что в свое время не вышла замуж за Филарета. Это я своими ушами слышала. Как раз пришла к уличной давней подружке Лидке узнать, как у Ферапонтыча банкет прошел. А её мать ещё дочке добавила, заметив меня в дверях, что вот при свидетелях завещает, если Фая, она уже тогда тяжело болела, вперед мужа умрёт, чтоб Лидия не бросала дядю Филарета и опекала его как своего отца.
- Вот даже как! А дальше что было?
- Чай тебе не к спеху. Самовар вскипел, чайку попьем и слухай дальше.
Отложив пустую чашку, старушка продолжила:
- Фая-то крепкой бабой оказалась. Ещё восемнадцать лет, и не в кровати, а почти до последнего года на ногах протянула. К тому времени Лиде уже пятьдесят пять стукнуло, давно отца и маму похоронила, её дочка успела замуж выйти и с десятилетней внучкой к мамке-бабке вернуться. Филарет Ферапонтыч после похорон сразу заболел. Тогда Лида и вспомнила завет матери: из больницы перевезла соседа в свой дом. Да как за дядей Филаретом ухаживает! Сто два года ему. Видит хорошо, но почти не слышит, да и ходит плохо, так что из дома не высовывается. Только в окошко иной раз на свою избу ненадолго поглядит. А про Лидину маму я вот что думаю: все же любила она Филарета, если вначале ещё и желала солидного жениха, то второй раз отказала, так как, чай, ей просто стыдно было перед Филаретом, что не девушка. А инженер Анатолий Степаныч оказался без предрассудков, по какой-то причине, года-то тогда опасные были, в Горький, видно, нельзя ему было возвращаться, вот и согласился на примака.
- А, может, у Лиды просто меркантильные интересы?
- Ты, чай, напраслину на неё не вводи! Мать завещала – надо сполнять! Филарет как-то сказал, что она могла бы его дочкой быть.
- Наследники как к тому относятся?
- Дети племянников что ль? Они уже сами в годах, Лидии отказные прислали. Пенсия, конечно, у Филарета Ферапонтыча большая. Но ведь и лекарства, и уход, еда-стирка. Лидке-то самой много не надо. Всё на дочь и внучку уходит.
- А дом напротив, с ним как?
- Поди, чай, мимо шёл, заметил, какая дряхлая изба. Квартиранты живут. Подарена Лидиной дочери Валентине. Скоро продавать будут, на выручку свой дом отремонтируют да ещё останется.
- Все правильно. Я заметил, на вашей улице то халупа какая, то двухэтажный чуть ли не дворец.
- Только хозяева в этаких дворцах милосердными, чай, не будут. Они своих-то родителей из старых, поди, квартир к себе не возьмут, забывают наши давние традиции. Вот недавно один богатенький купил дом на слом, в котором старички-учителя в один день умерли, чтобы тут коттедж построить. Так первым делом в саду он вместе со старой мебелью всю огромаднейшую библиотеку сжег. Сам не читает, дело его, хоть бы эти книги в школу, чай, или библиотеку какую отдал. Жадюга! А ты, милок-газетчик, вот что. Сходи-ка на улицу Карла Маркса, живёт там одна старушка в доме чуть подальше церкви, вот у неё, чай, думаю, есть снимок башни.