- Мама! Три триста – это как? Много или мало? В самый раз? А пятьдесят два сантиметра? Высокая? Ну, еще бы: в кого же ей быть невысокой? Нет, не видел ещё. Я под окном стою, тут ещё трое: у них мальчики, только у меня дочка! Сестричка сказала: ждите, принесут кормить – жена и покажет. А часто их приносят? Каждые три часа? Значит, скоро уже.
Дочка. Никто не верит, а он и мечтал о дочке.
Не потому, что «сначала нянька, потом лялька». Дочка нежнее. Работать Маринке он лет пять не даст: пусть ребенка воспитывает! Он столько умных книг начитался: что в первые пять лет в ребёнка заложишь, то и вырастет. В Японии вон до пяти лет даже шлёпнуть нельзя, а японцы умные люди, знают, что делают. Не убежит Маринкина работа, а семью он обеспечит. Надо будет – подработку найдёт. Можно извозом заняться, как Димка из третьего цеха.
Дочка.
Пальчики у нее такие крохотные – дотронуться страшно. Имя он давно придумал: Лена. Леночка, Алёнка, Елена Константиновна. А что? красиво. Подрастёт – он её в гимнастику отдаст. Для себя, не для наград. Всякие соревнования – это стресс, этого им не нужно, а для осанки, походки, гибкости в самый раз. А может, на фигурное катание? Нет, там коньки острые, лёд - упадёт ещё. Гимнастика – в самый раз. Художественная. Ничего он не пожалеет для своей крохотули. Для Леночки. А будет ей лет этак десять, возьмёт с собой в горы. На спину маленький рюкзачок, на ножки кроссовки и в горы: красоту, которой сам, сколько ни ходит, налюбоваться не может. Маринка не понимает, а Лена поймёт. «Ой, - скажет, - папа! До чего ж хорошо! Облака-то какие! Папа, а как это дерево из камня растёт? Разве такое бывает?» Бывает, ответит он, и объяснит, что сам знает. Он всегда будет всё объяснять. Всегда будет рядом. Она будет уезжать или возвращаться, а он стоять на перроне.
Грустно улыбался Ангел с небес.
Будет гимнастика, будет осанка, будет каток, интересные книги, будет восторг, когда папа возьмёт её в горы, белое платье и крики «Горько».
И одинокие вечера: где он? С кем? Когда и каким придёт? Позвонят ли ей из милиции? Из вытрезвителя? Из больницы?
Уложила ребёнка, а сама, как на вахту, к окну. И так почти каждый вечер.
А что делать? Не бросить же мужа! Совсем пропадёт.
Она не предаст. Она будет бороться. Не знает, как. Не знает, сумеет ли победить. «Все так живут, - говорит свекровь. – Терпи».
Нет, не все. Она помнит, каким был папа.
Помнит горы, прохладный ветер, багровые облака на закате.
Она знала, что такое быть в детстве счастливой. Сынишка не знает.
«Мама, а папа опять вчера пьяный пришел? Я спал и не слышал».
Пришел. И вчера, и сегодня, и завтра. То устал, то встретил приятеля, то аванс, то получка.
А ей – стоять у окна.
Где-то горы, музыка, смех. Где-то жизнь.
Ради чего?