Город с горностаем в гербе
«Горсть казаков и несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх и риск океаны льда и снега, и везде, где оседали их кучки на мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана», - писал о сибирских землепроходцах А.И. Герцен.
На огромных территориях, чаще всего на пересечении рек, по Сибири строятся города, остроги, пашется «землица», умножая богатства Московского царства, собирается «ясашная мягкая рухлядь» - белка, лиса, соболь, горностай.
В 1586 г. отряд воеводы Ивана Мясного на берегу реки Туры строит крепость Тюмень, в 1587 г. – письменный голова Василий Чулков под столицей Сибирского ханства возводит острог Тобольск.
С конца 16 в. до начала 18 в. он был главным военно-административным и политическим центром Сибири. С 1708 г. центр Сибирской губернии, с 1782 г. - Тобольского наместничества, с 1796 г. - Тобольской губернии. Тобольский кремль, конец XVII - начало XVIII вв., первый в Сибири каменный кремль.
В 1594 г. из Тобольска на юго-восток движется отряд в 1540 стрельцов под началом князя Андрея Васильевича Елецкого, дабы «идти город ставить вверх по Иртышу, на Тару реку, где бы государю было впредь прибыльнее, чтобы пашню завести и Кучума царя истеснить и соль завести... Город сделать, высмотря место ниже ли того, выше ли того, где пригоже, чтоб город сделать и укрепить».
Князь Елецкий получил в Москве от царя Федора Иоанновича наказ о посылке его на Тару-реку и воеводстве в будущем городе. На постройку крепостцы отводилось два-три месяца. Царь предписывал: «а лес на город велеть валить легкой, чтобы вскоре город зделать, а «зделав» «воеводе князю Ондрею с товарыщи отпустить казанских и свияжских и башкирцов назад к себе, чтобы им поспеть до заморозков и с голоду б им не помереть».
В наказе царя князю не было указано точно место «делания», сказано лишь, что город строить на реке Таре. Заболоченное устье Тары не приглянулось, места пригожие выбрали ниже устья Тары, на берегу речки Аркарки, а название рассудили дать «по реке Таре… ибо сначала положено было город заложить при оной».
На новом месте закипела работа, лес возили, город рубили всей ратью, не забывая о «государственном интересе» - татар тутошных волостей» побаивались и выполняли приказ: «в город не пущать, покамест город укрепится, чтоб им людей государственных не смечать».
Князю Елецкому наказывалось заложить крепость до 500 кв. сажен, но служилые люди не только срубили крепость с острогом, но и окружили их стенами с пятью башнями, главная из которых Спасская, с выездными воротами, выходила на тобольскую дорогу. К речке Аркарке выходили «водяные ворота».
Поставили воеводский дом, съезжую избу, житницы, амбары. Предписывалось «да попам да пушкарям да стрельцам у них чтобы в городе дворцы были», но с тем условием, чтобы огороды у них были защищены, т. е. в остроге там же летом «ести варити».
Так на стыке степей и тайги вырос город, которому до начала XVIII века предстояло оставаться на юго-востоке Западной Сибири опорным пунктом Российского государства, занимая ключевое место в степной политике Москвы.
Тара, город областного подчинения, центр Тарского района Омской области РСФСР. Пристань на левом берегу Иртыша, в 410 км ниже Омска. 24 тыс. жителей (1974). Выпуск деталей с.-х. машин, веялок, обозного инвентаря и др. Комбинаты: мясной, маслосыродельный, мельничный; рыбный, пивоваренный и кирпичный заводы, обувная и швейная фабрики. Основан в 1594.
Прежде путь к первым сибирским городам - Тобольску, Тюмени - шел лишь по рекам, озерам и волокам.
Надежная сухопутная дорога в Сибирь в конце XVI века стала просто необходимостью. Недаром ее строительство и обустройство было прописано в особых указах русских царей Федора Иоанновича, Бориса Годунова, Михаила Федоровича.
Когда возраст Соли Камской перевалил за 160 лет, но на месте белокаменных нынешних храмов еще стояли деревянные церкви, когда к востоку от Соли Камской, кроме недавно построенных Лозьвинска, Тобольска и Тюмени, еще не было других русских городов, а путь на восток был только по рекам - длинный и трудный, вот тогда уроженец деревни Верх-Усолки (что в верстах 20 от Соли Камской) Артемий Бабинов, посадский человек - так в ту пору называли торговцев, ремесленников, - надумал строить посуху тракт в Сибирь - через горный хребет, по охотничьим тропам. Об этом он написал начальству «донос». И получил через воеводу высочайшее повеление: «просеки рубить, канавы копать, мосты мостить».
Для работ было выделено «два целовальника» (то есть чиновника) «и с ними посошных людей 40 человек» (набранные в порядке повинности на временную службу). Два плюс сорок, да сам Бабинов. Такими невеликими силами всего за два года была построена дорога - совершен бросок через горы, болота, тайгу из одной части света в другую. Дорога брала начало от торговой площади, что у Троицкого собора.
Ныне там поставлена мемориальная доска с надписью: «На Соборной площади в 1597 году взяла свое начало Государева (Бабиновская) дорога, соединившая Центр России с Сибирью». Дорога прошла через Городище и Половодово. Эти старинные села живы и до сих пор. Здесь же рядом была и деревня Верх-Усолки, в которой жил Артемий Бабинов, но от нее осталась лишь колокольня.
Новая дорога значительно сократила время пути. Государева дорога, Великий путь в Сибирь или просто - Бабиновская дорога - так много лет называли первую сухопутную трассу, в конце XVI века проложенную через Уральский хребет Артемием Бабиновым. Потому что после разгрома последнего сибирского хана Кучума, надо было еще победить пространство, заселить его, войти в контакт с местными жителями, научить их жить по единым российским законам.
С 1598 года, со времени постройки города Верхотурья, и по 1763 год, когда открылся сибирско-московский тракт на Екатеринбург, Бабиновская дорога именовалась официальным путем в Сибирь.
Вот тут, в столице Сибири Таре и поселились бухарцы Айтыкины (или Айтикины, Альдикины), род которых связан был с Россией почти 4 века.
В 1950-1960-х годах исследователь Ф.Т. Валеев нашел родословные записи Айтикиных в архивах Тобольска, Тары, Павлодара.
По его мнению, хан Кучум пригласил в Сибирь Айтикиных для распространения ислама из Ургенча, где они занимали высокие духовные и светские должности.
За родоначальника Айтикиных Дин-аул-ходжу Кучум отдал замуж свою дочь Нал-Ханишу. Валеев Ф.Т. Родословные записи (шэжэрэ) сибирских татар как историко-этнографический источник. - Проблемы антропологии исторической этнографии Западной Сибири. Омск, 1991. С. 98-104.
После того, как Кучум оставил Искер и ушел на юг, Дин-аул-Ходжа перебрался в Тарское Прииртышье в д. Сеитово, где тогда была мусульманская община, а после в Тару. Благодаря усилиям Айтыкиных, решил Валеев, в XVII-XVIII вв. Тара и оказалась центром распространения ислама в Западной Сибири.
До сих пор нет однозначного мнения, были ли Айтыкины в Сибири первыми. По одной из версий, впервые караван кочевых бухарцев прибыл к русскому острогу Тюмени осенью 1595 года. Гостям, на всякий случай, отвели место на левом берегу Туры (против города), где они и основали Бухарскую слободу, занимая под постройки наиболее возвышенные участки «гривы» среди болотистой низины.
Омский историк А. Жиров думает, что первые носители этой фамилии, тарские купцы Айтыкины, происходили «из племени бухарского». По преданию, их род вел начало от Дина Али Ходжи из Ургенча, чья родословная восходит к знаменитому бухарскому суфию Саиду Ате, обратившему в ислам властителя Золотой орды Узбек-хана.
Именно Дин Али Ходжа, потомок пророка Аллаха Мухаммеда, был одним из трех шейхов, по просьбе хана Кучума в середине XVI в. направленных в Сибирь его родственником - правителем Бухары, шейбанидом Абдуллой-ханом.
Сибирский источник «Шеджире рисаля» сообщает, что Айтыкины по отцовской линии восходят к Дину Али Ходже, а по материнской – к чингизидам , ибо одной из жен Кучума была Лайлу-бек, дочь казахского хана Шигая, родившая Кучуму двух детей – султана Арслана (позже владетеля Касимовского ханства на Оке) и Лейлу. В дни своего могущества Кучум и выдал Лейлу за Дина Али Ходжу.
По данным краеведов, внук Кучума и Дина Али Ходжи Нияз Айтыкин уже в 20-х годах XVII в. поселился и открыл торговое дело в городе Таре, одном из основанных после разгрома Кучума русских поселений в Зауралье (в 1594 г.), поначалу бывшим центром управления и колонизации Сибири и казахских земель.
К началу 1620-х годов, когда в Тару прибыли «бухарцы», острог был опоясан высоким тыном 500 саженей в окружности и имел 6 башен и 263 двора.
Застройка была плотной. Хотя летом запрещали топить дома и бани, над городом часто вздымался красный петух. Опустошали Тару пожары 1629, 1658, 1669, 1709, и 1711 гг.
Сильнее всех был пожар 1669 г., спаливший 630 дворов.
Но город вновь отстраивался.
Вот в этом юном, постоянно строящемся городке и поселились пришельцы из знойной Бухары. Уже через несколько лет их число возросло в несколько раз, в основном за счет вновь прибывших и рождения «сибирских бухарцев».
Характеризуя роль этой «маленькой, но энергичной бухарской колонии», С.В. Бахрушин обоснованно подчеркивал её важное место как в налаживании торгово-посреднического обмена между районами Сибири, так и в осуществлении политических и хозяйственных связей с сопредельными странами Востока.
Не менее важной была и хозяйственная функция самой Тары, поскольку «освоение и развитие Сибири обеспечивалось становлением торговли как важнейшего элемента товарно-денежных отношений. Главными субъектами их формирования и реализации являлись купечество и города».
Два века Тара снабжала солью пол-Сибири и соседние Екатеринбургскую, Челябинскую, Казанскую губернии и даже некоторые волости Пермской губернии, хотя там был свой Соликамск (Соль Камская).
Дело в том, что Тара оказалась ближе других городов к соленым озерам, на которых добывали самосадную соль.
Особенно славилось Ямышевское озеро, где за лето соли оседало несколько вершков, и была эта соль "чиста, аки лед-ясенец". Перевозили ее на телегах и на дощаниках в огромных количествах.
В Таможенной книге читаем: «Отпущены с Тары в Тоболск тарские служилые люди Пронка Шабалин, Ивашко Поморец да тоболкой посацкий человек Ондрюшко Ярофеев. А с ними отпущено промыслу их привозу от Ямыш-озера по смете таможенных целовальников тысяча пуд соли, а по тарской таможенной оценке тое у них соли на сорок рублев. И с тое соли великих государей десятая пошлина у них, у Ивашка с товарищи, взята на Таре тою же солю сто пуд».
Несложный подсчет показывает, что пуд соли стоил четыре копейки.
Но в 1822 г. перевозку соли подмяла под себя казна.
А вскоре в Ямышевское озеро пробились пресные ключи, соль перестала садиться, и Тара утратила статус солепромышленного центра.
Гостиный двор и таможня появились в Таре вскоре после основания.
Гостиный двор - выстроенный за счет казны комплекс складских, торговых и жилых помещений для продажи, хранения товаров и проживания приезжих купцов - сначала предназначался лишь для торговли с «бухарцами» и калмыками, но вскоре стал местом торговли горожан в собственных лавках.
Поначалу он размещался внутри крепостных укреплений и сам напоминал крепость, затем был перенесен в торговую часть города, на центральную площадь, рядом с церквями. Торговали в дневное время, вначале оптом, потом и в розницу.
Буквально после постройки острога, начиная с 1595 года, завязалась торговля с бухарскими и ногайскими купцами. Царское правительство наказывала воеводам содействовать этой торговле, поначалу вообще освободило бухарцев от уплаты таможенных пошлин, а позже обложило их двадцатой пошлиной (хотя с русских людей брали десятую пошлину, т.е. десятую часть от стоимости товара).
Торговля с калмыками шла за стенами острога, с лодок, дощаников, возов на посаде. Много лет спустя, в годы правления контайши Галдан-Церена по договорам 1733 и 1742 гг. «О коммерции и торге» между Россией и Джунгарией началась беспошлинная торговля. Тарские купцы имели свои филиалы в Урге и Яркенде.
Ежегодно в Таре со 2 марта по 20 мая проходила ярмарка, куда съезжались российские купцы и «весновали», скупая пушнину. В основном - соболя и горностая, недаром соболь был помещен на казенной печати Тарской воеводской канцелярии, а горностай - на гербе города Тары.
Изобилие было таким, что «в иные годы в Таре продавалось до 300 тысяч шкурок горностая. Он скупался по 20-40 копеек.
Вскоре зверька практически истребили, хотя уже в 1706 г. указом Петра Первого запрещался частный промысел горностая.
Геральдика, к сожалению, сильно запоздала. Герб появился лишь 17 марта 1785 г., когда «ея императорским величеством высочайше конфирмован городу Таре герб: в зеленом поле серебреной горностай в знак изобильности и особливой добротности горностаев в Тарской округе». Горностай уцелел лишь на гербе.
В России история чаепития берет начало в 1638 году.
«С той поры, как купец Василий Старков привез 4 пуда диковинного сушеного листа в дар от монгольского Алтын-Хана государю Михаилу Федоровичу, минуло много лет, а напиток так полюбился на Руси, что стал необходим и при дворе, и в трактирах. Караваны из Китая везли мешки с чайным листом, а поставщики - Перлов, Высоцкий, Кузнецов и другие - расфасовывали дорогой товар, усердствуя в оформлении бумажных пачек и жестяных банок...» Такие слова встречали посетителей ретроспективной выставки «100 лет русской этикетке» в Политехническом музее.
В 1657 году, возглавляя одно из первых русских посольств в Китай, тарский сын боярский Иван Перфильев привез китайскому Богдыхану в подарок от московского царя «40 соболей, 13 лисиц чернобурых, да сукон добрых 4 портищ, да шуб горностальных (т.е. горностаевых) и зеркол на 200 рублев». В ответ в 1659 году Перфильев привез оттуда в подарок царю Алексею Михайловичу «25 камок розными цветы, серебра пуд 20 фунтов 45 золотников, 3 бобра, 3 барса, 3 борхата, 3 нерпы, пуд травы чаю...» Это послужило основой для заключения официального договора на поставку «сушеной китайской травы».
С увеличением ввоза чая в XVIII веке чаепитие на Руси получило широкое распространение.
«Маленькая, но энергичная колония…»
Так как Тара находилась на Великом чайном торговом пути, в город зачастили большие караваны с чаем из Бухары.
Многие бухарцы селились в нем.
Судя по всему, дела у Нияза и его соплеменников пошли сразу неплохо. Нияз с земляками создал в Таре особое поселение - «бухарскую слободу».
Естественно, что руководителями этой слободы стали Айтыкины.
В 1672 г. в ней было уже 53 бухарских двора.
В XVII-XVIIII в. Айтыкины успешно вели торговлю не только в России, и но и со Средней Азией, Китаем, Джунгарией и другими сопредельными с Сибирью территориями. Через короткий срок за выполнение неведомых государевых «служб» и успешное снабжение сибирских городов представители рода Айтыкиных получили звание «детей боярских».
Их династию можно считать одним из удачных опытов интеграции восточных пришельцев в русскоязычную среду сибирского населения, потомки которых, обрусев, глубоко усвоили европейские ценностные установки, при этом сумев сохранить национальную идентичность, веру и традиционный хозяйственный уклад.
Вместе с влиятельным тарским «бухаретениным» Алимом Шиховым и другими соплеменниками Айтыкины способствовали становлению русско-азиатской торговли на Сибирских линиях в 40-50-е годы XVIII века и были завсегдатаями меновых торгов в Ямышевской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской крепостях.
В таможенной ведомости Ямышевской крепости 1766 г. указан Ниас Айтыкин, который совершил обмен «чаши чугунной и кожи красной» на «конец канфы и бязи».
В журнале Железнинского меновного двора от 24 апреля 1793 г. упоминается другой из представителей клана - Назир Ниясов. Он следовал до Семипалатинской крепости с 27 наименованиями товаров, большую часть которых составили металлические изделия, сукна, посуда, зелёный чай .
Но главный поток китайских товаров шел из Бухары. Пошлину брали не только деньгами, но и товарами. Затем тот пошлинный товар продавали русским и брали с них десятую деньгу.
Чем торговали, помогает выяснить Таможенная книга Тары за 1674-1975 г.
Какие товары на обмен предлагали русские?
«Июня в 22 ден приехал ис Тоболску на Тару устюжанин торговый человек Гришка Родионов Кабанов, а у него привозу ево русского товару четыре ста аршин сукна сермяжного - цена шездесят четыре рублев; тысяча аршин холста хрящу - цена сорок рублев; четыре пуда меду - цена двенадцат рублев; тритцат три вареги - цена три рубли; тритцат топоров средних - цена десят рублев с полтиною; два пуда укладу (железо высокоуглеродистое - П.Б.) - цена шесть рублев; четыре замка двоеполинных малых - цена рубль; половинка сукна аноурского в остатках середняя - цена двенатцат рублев...» Кроме того, русские везли на продажу зеркала, писчую бумагу, юфть красную, сапоги, косы-горбуши и, конечно, мягкую рухлядь - меха.
Что возили из Бухары:
"У тарских бухарцев <...> всего их китайского товару сто камок китайских малые руки, три тысячи сорок концов китаек, дватцат полукушачей бумажных, двесте чашек китайских мурамленных, девят пуд травы чаю..."
Таким образом, из Китая через Бухару в Россию попадали разные ткани, в основном шелковые, фарфор, украшения и чай.
До 1800 года всеобщим эквивалентом в товарообмене была легкая ткань «китайка», потом таким эквивалентом стал чай. Айтыкины быстро поняли выгоды торговли с Китаем и вскоре вошли в ряды крупнейших чаеторговцев
С увеличением объемов ввоза китайского чая важной статьей торговли сибирских купцов стала кожа, прежде всего, юфть, используемая для упаковки чая.
Наряду с Тюменью, Томском и Кунгуром Тара была одним из 12 главных поставщиков юфти для чаеторговли на китайской границе.
На Великом чайном пути
В России чай начали употреблять в 40-е годы 17 вв., но широких масштабов его потребление достигло только в начале XIX века. Он стал главным предметом торговли с Китаем. До революции ввоз его в Россию ежегодно составлял 75 млн. кг. Наибольшее распространение в Сибири получили байховый (элитных сортов) и кирпичный. В отдельные годы его доля в импорте составляла 90%.
Китайцы меняли чай на пушнину, поэтому Тара долго успешно поставляла на экспорт пользовавшегося спросом местного горностая, которого в «изобильности было в оном округе», не зря этот зверек попал на герб города.
Великий чайный путь начинался в китайском городе Калгане, или, как его сейчас называют, Чжанцзякоу, пересекал Монголию.
«Воротами» в Россию на ее границе служила Кяхта, основанная в 1727 г.
Затем чайный путь пролегал через всю Сибирь в Европейскую Россию.
Чай везли по Московско-Сибирскому тракту, сначала через Тару, а затем тракт поворачивал на юг.
В Таре или Омске чай перегружали на баржи и отправляли вверх по Иртышу, в сторону Семипалатинска, или вниз, в сторону Тобольска.
Огромные партии чая принимала Ирбитская ярмарка, главное сибирское торжище. Сгруженные в отдельных местах на площадях Ирбита чайные кипы достигали 8-10-метровой высоты.
От Кяхты до Иртыша обоз шел четыре месяца. В те времена извозом в Сибири занимались почти все притрактовые селения, артели и товарищества: сотни тысяч людей, десятки тысяч подвод. Загрузка, перегрузка и разгрузка, ремонт и прокладка дорог, постой, содержание и смена лошадей, обеспечение их сеном и фуражом, прочие услуги на чайном пути – все это давало средства к жизни огромной массе людей.
Тарские мужики-извозчики купеческой клади - как правило, это были люди смелые - уходили после Нового года до Иркутска на санях. В пути сани продавали, покупали телеги и с китайскими товарами возвращались домой только к покосу.
Жесткие контрактные сроки заставляли двигаться днем и ночью, в любую погоду. Обозы длинными вереницами тянулись по тракту, изрытому ямами и ухабами.
В Западной Сибири были участки, становившиеся в распутицу непреодолимыми.
Тяжелые ящики и мешки с товарами переносили через болота и мелкие речки на себе. Обычным явлением были встречи с волками и медведями.
На дороге орудовали банды разбойников, называемых «чаерезами».
Тем не менее, благодаря перевозке чая многие из сибиряков получали устойчивый доход, а оптовые торговцы чаем составили на извозе крупные состояния. Об этом красноречиво свидетельствовали их усадьбы.
«Дом построю из камней …»
В те годы для купца каменный особняк или деревянный дом на каменном фундаменте был не визитной карточкой, а доказательством его платежеспособности.
Купцы брали крупные ссуды под залог домового строения. Престижность каменных домов была столь велика, что в малых городах купцы норовили отделать под камень стены даже одноэтажных домов.
По данным оценочных ведомостей конца XVIII в., купец 1-й гильдии владел в среднем тремя-четырьмя домами стоимостью от 10 до 20 тыс. руб., купец 2-й гильдии - одним домом стоимостью от нескольких сот руб. до 2 тыс. руб.
В первой четверти XIX в. эти цифровые данные выросли: купец 1-й гильдии был владельцем двух-четырех домов (нередко одного каменного) стоимостью от 18 до 50 тыс. руб., купец 2-й гильдии имел два дома стоимостью от 11 до 20 тыс. руб., купец третьей гильдии, как правило, имел один дом стоимостью до 11 тыс. руб.
Купеческие усадьбы в небольших сибирских городах, в частности в Таре, до конца XVIII в. были по большей части деревянными, строились из прекрасного леса, снабжались высоким крыльцом и дощатыми стенами, соединялись с низкими банями и сараями как бы в одно надворное строение.
Порой купцы использовали жилую усадьбу для получения дополнительного дохода. Так, на подворье тарского купца Н.В. Шанского, помимо большого двухэтажного деревянного дома, стояли и несколько одноэтажных, а также погреба, 5 кладовых, завозни с конюшнями и сенником.
У него снимали квартиру для старшины Тарской пароходной пристани Олимпиева.
Обывательские книги по Таре позволяют выделить три типа купеческих домов: наследственные, купленные и построенные. Наследственные дома, как правило, получали купеческие дочери в качестве приданного, сыновья - только после раздела имущества или смерти главы семьи. После вступления в гильдию купцы сами стремились купить или построить дом или усадьбу.
Семьи тарского купца Нияза Айтыкина и его сыновей много раз подвергались разделам и выделению молодых семей.
В итоге в нижней, подгорной части города возникла целая группа домов, принадлежавших этому роду.
Дома Айтыкиных, в основном, были деревянными, лишь три из них были полукаменными, имевшими каменный низ и деревянный жилой верх.
Конечно, были и исключения: не все купцы имели в собственности дома, или цена усадьбы существенно отличалась от средних данных.
Это можно сказать о богатых купеческих династиях Айтыкиных, Можантиновых, Медовщиковых, Нерпиных, Филимоновых: их усадьбы представляли настоящие шедевры архитектуры конца XVIII - первой половины XIX в.
Высокий социальный статус заставлял купцов следовать европейским стандартам как во внешнем оформлении домов, так и во внутреннем их убранстве. Неспроста в советские годы дома купцов А. Айтыкина, Н. Машинского, К. Балыкова и Я. Орлова, возведенные из камня, а также деревянные дома А. Щербакова, И. Хомякова, Н. Носкова и П. Корикова-Михайлова использовались под разные конторы. Многие из этих частных построек были и остаются украшением городских улиц, стали архитектурными и историческими памятниками местного значения.
К сожалению, до наших дней дожили в нижней части города лишь 3 дома потомственных почетных граждан Тары Айтыкиных, остальные погибли.
Как провинилась Тара
Тяжкий удар по некоронованной столице Сибири нанесли последствия так называемого тарского бунта.
Вкратце история его такова.
5 февраля 1722 г. Петр I, лишившись сына, издал Устав «О наследии престола», не назвав в нем наследника.
Когда в мае указ пришел в Тару, жители отказались присягать наследнику без имени, опасаясь пришествия безымянного антихриста.
Отказ в присяге был расценен как бунт.
Из Тобольска прибыл карательный отряд из 400 солдат во главе с полковником Батасовым и 200 служилых татар с капитаном Рублевским. Один из зачинщиков «бунта» казачий полковник Иван Немчинов и еще 18 человек взорвали себя.
Последовал розыск, более 250 человек схвачены и отправлены в Тобольск. 34 человека были казнены, некоторых посадили на кол, 150 отправили на галеры, «а иные вместо галерной работы осуждены в железах и деревянных смыках дрова таскать и всякую городовую поделку делати, и землю копати, и пушки таскать». Дома главных бунтовщиков были разорены.
Это было началом утраты былого могущества.
После возведения на Иртыше в 1716-1721 гг. Омской, Железинской, Ямышевской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской пограничных крепостей, туда из Тары стали переводить одну казачью команду за другой.
Город не просто лишился значения военного форпоста, он терял важнейшую часть жителей.
Через два века после основания Тары в «Описании Тобольского наместничества» читаем:
«В городе Таре ныне ни одного монастыря и монахов, а также городового укрепления, воспитательных домов, больниц и фабрик не имеется».
Налицо: «Городническое правление, нижние расправа и земский суд, особо уездное казначейство - 1, городовой магистрат - 1, духовное правление - 1, торговой гостиный двор деревянной - 1, в нем купеческих лавок - 68, в мясном ряду особо маркитентерских лавок - 33, бойниц - 3, кузниц - 21, старого построения деревянных магазейнов соляных - 2, провиантских - 14, винных подвалов - 2, питейных домов - 7, при двух приходских церквах богаделен - 2, тюремный острог - 1, в нем колодничьих казарм - 2, торговая баня - 1, пороховой погреб ветхой - 1, обывательских всех вообще домов - 749». Кроме того, в городе тогда было 4 каменных церкви и 1 - деревянная.
Но вплоть до переноса в Омск центра Тобольского наместничества (1782-1797), а затем и Тобольской губернии (1804-1822 и 1839-1868), Московско-Сибирский тракт, соединявший Европейскую Россию с Востоком империи, проходил через Тару, что помогало развитию экономики города.
Она все еще оставалась главным торговым пунктом для подтаежного Прииртышья.
Через нее окрестное население снабжалось промышленными товарами, поступавшими в город. На ярмарках Тары шла скупка и перепродажа скота, сала, масла, кож, пушнины, хлеба.
После поворота в 1765 г. Московского тракта на Омск, он пролег южнее Тары: от Тюкалинска на Каинск, и вскоре Тара утратила былое политическое и экономическое влияние.
К тому же, через 40 лет в Омске разместился штаб Сибирского казачьего войска (1808-1917), через полтора десятилетия он стал административным центром Омской (1822-1839), потом Акмолинской (1895-1918) областей, более того, оказался резиденцией сначала Западно-Сибирского (1824-1882), а затем и Степного (1882-1917) генерал-губернаторств.
Статистик Ю.А. Гагемейстер в те же годы писал о Сибири:
«Фабричная промышленность в детстве и способы ее до того первобытны, что она с одинаковою выгодой производится и в крестьянской избе, и в городском помещении. Мелочная торговля в сибирских городах не может процветать, потому что по огромности расстояний, разделяющих города от селений, продавец отыскивает покупателя, которому нельзя за всякой надобностью отправляться в город».
Истину этих слов подтверждает вся судьба Тары, расцвет которой уже позади.
Начались проблемы и с хлеботорговлей. Стоимость сельскохозяйственной продукции находилась в прямой зависимости от близости к рынкам.
В корреспонденции из Тары (тогда Тобольской губернии) низкие цены на рожь (16 копеек за пуд) и овес (7 копеек за пуд) объяснялись тем, что хотя Тарский округ «является хлебородным», но «он отделен от крупнейших рынков плохими путями сообщения, которые в течение 6-7 месяцев занесены снегом».
Из-за сужения рынка и сокращения объемов торговли части купцов Тары пришлось покинуть родной город.
В XIX веке быстро растут Омск, Петропавловск, где сосредоточивается торговля со степью. Тара остается в стороне от торговли со Средней Азией.
Это вынудило тарчан заниматься транзитом – перевозкой чая, тканей, пряностей, металла и пр.
Крупнейшие местные купцы со временем переносили свой бизнес в другие, более прибыльные районы Сибири. Так, в число кяхтинских чаеторговцев-миллионеров вошли выходцы из Тары И.А. Нерпин, И.А. Носков, М.Ф. и Я.А. Немчиновы.
Последний, сын тарского мещанина стал одним из самых богатых людей Сибири.
В общем, на рубеже XVIII–XIX вв. город тихо нищал.
И. Завалишин писал: «Тара хорошо обустроена и расположена: Тарские купцы: хотя имеют хорошие капиталы, но тарская торговля уже далеко не та, какою она была в XVII и XVIII столетиях. Все эти северные города: Туринск, Тобольск, Тара, Енисейск и Якутск, с уклонением путей на юг: потеряли прежнюю самостоятельность».
О причинах неказистого облика городов Зауралья в середине XIX в современники судили так:
«Военные и гражданские чиновники, приезжающие из разных мест Европейской России в Сибирь на службу, получая там жалование, едва достаточное для удовлетворения повседневных нужд, не имеют средств и не считают нужным устраивать себе дома и вообще заводиться прочным хозяйством. Таким образом, остаются постоянными жителями сибирских городов: безремесленные мещане, небогатые торговцы и бедные отставные воинские чины, кои, по образу своей грубой и простой жизни и по ограниченности средств, не могут существенно способствовать улучшению обитаемых ими городов. Вместо скромных домиков, разрушающихся от времени, строятся другие, не богаче прежних, и наружный вид города остается прежний».
В одном из статистических описаний городов Тобольской губернии в середине XIX в. сообщается:
«По новейшим сведениям, в г. Таре 968 домов, из коих принадлежит дворянам и чиновникам 38, почетным гражданам 2, духовенству 5, купцам 36, мещанам 642, крестьянам 44, поселенцам 42, бухарцам и инородцам (магометанам) 37, казакам 12 и солдатам 110; кроме того церквей православного исповедания 6 каменных, часовен 1 каменная и 4 деревянных, каменная магометанская мечеть (в два этажа), мостов деревянных 2, деревянный гостиный двор, площадей немощеных 2, кладбищ 4, пристаней для черпания воды и мытья белья при Иртыше 3, огородов до 100. Главные улицы в городе: Большая-Спасская, Никольская, Зеленая, Бугорная и Подгорная, на последней – ветхая деревянная мостовая».
Не способствовали подъему экономики Тары и постоянные пожары.
В другом описании города, сделанном через несколько лет, указывалось:
«Вид Тары довольно живописен при въезде с Тобольского тракта, но гораздо лучше от Иртыша или от часовни Св. Модеста, построенной под горой, верстах в двух от города, которому вид церквей придает много красоты с этой стороны.
Тара была деревянным городом, в котором пожары полыхали едва ли не ежегодно. Так, в 1863 г. из 932-х домов только один был каменный и 8 – на каменном фундаменте. Для «бережения» от пожаров содержала Тара пожарный обоз с брандмейстером.
В общественных зданиях нанимали трубочиста для очистки дымовых труб – городская управа платила ему по 1 руб. 50 коп. в год. А в 1877 г. очистка дымовых труб была отдана с торгов в аренду мещанину Федоту Мясникову.
Далеко не всегда пожарные справлялись с огнем.
В августе 1879 г. вспыхнуло сено, хранившееся между построек на усадьбе Пчелина, полицейским управлением, архивным домом и каталажными камерами. Пожар заметили штукатуры со Спасской церкви, вызвали пожарных.
Вскоре двор был загроможден пожарным обозом и «суетившимся народом». Архивный дом был «истреблен» огнем (документы кое-как успели вытащить), сгорело помещение, где находились семейные арестанты, ожидавшие рассылки по волостям, подгорело и полицейское управление: хранилище его архива и каталажка (тюрьма)».
Видно, из-за пожаров, несмотря на то, что количество жителей Тары с 1856 по 1868 гг. выросло с 5192 до 7091 чел., или почти на 40%, численность домов за те же годы, напротив, несколько сократилась: с 968 (1856 г.) до 952 (1868 г.).
В рядах первой гильдии
По всем этим причинам, - пишет историк, - «в XIX веке тарское, как и сибирское, в целом, купечество отличалось высокой социальной мобильностью и нестабильностью их капиталов. Становление сибирского купечества характеризовалось систематическим вымыванием из их рядов потомственных гильдейцев, а также обновлением их состава выходцами из других социальных групп. Частым явлением были переходы из одной гильдии в другую, а также и в податные сословия (мещане)».
Гильдии в России возникли так. К концу XVII в. торгово-промышленное население, для управления коим не было особого приказа, по выражению Петра I, представляло "рассыпанную храмину". Он и в купечестве видел тяглое сословие, приносящее выгоды отечеству путем создания промыслов и выполнения повинностей.
Желая ускорить его развитие, Петр применял весь арсенал доступных ему средств - от кнута до пряника. При этом действия его часто были противоречивы.
Так, в 1709 г. купцам запретили переходить в другие сословия и вступать в различные казенные должности - «дабы от того тяглые люди в слободах не умалились, и от напрасного излишнего платежа за обывателей не разорились, и государевым податям умаление не учинилось».
Купцы были обложены подушной податью, и по-прежнему обязаны были службой по выборам, между прочим, и в звании таможенных, кабацких, соляных целовальников, надсмотрщиков, оценщиков и счетчиков.
А уже в 1711 г., для расширения свободы занятий торгово-промышленной деятельностью представителям всех сословий, даже дворянам, было разрешено записываться в купечество (запрет распространялся лишь на военнослужащих).
Впервые в России термин «гильдия» был упомянут в регламенте петровской Коммерц-коллегии (1719). В 1721 г. регламентом Главного магистра объявлялось обязательным создание гильдий в городах Российской империи. Посадское население всех городов делилось по имущественно-профессиональному признаку на три категории: на 1-ю и 2-ю гильдии («регулярных граждан») и «подлых» людей («нерегулярных граждан»).
К 1-й гильдии относились «знатные» купцы, судопромышленники, банкиры, а также городские доктора, аптекари, лекари. Во 2-ю гильдию включались мелкие купцы и ремесленники. Остальное население городов («чернорабочие», «обретавшиеся в наймах») причислялось к «подлым», «нерегулярным» гражданам. Гильдии имели выборных на год представителей – «старшин и старост с товарищами», которые должны были «попечение и старание иметь обо всем, что до пользы граждан» касается и «о чем надлежит магистру предлагать».
Купцы, записанные в гильдии, получили ряд серьезных льгот, положивших начало их выделению в привилегированное сословие.
Во-первых, они освобождались от личной рекрутской повинности при условии уплаты в казну по 100 рублей с человека (сбор этот в 1783 г. увеличен был до 500 р.).
Во-вторых, им разрешалось покупать крестьян, правда, с условием, чтобы последние были приписаны к фабрикам или заводам.
В 1742 г. вместо двух гильдий ввели три. Манифест от 17 марта 1775 г. установил минимальный размер капитала, необходимый для записи в гильдию - 500 рублей. Указом от 25 мая 1775 г. были определены размеры капиталов: для 3-й гильдии - 500 рублей, 2-й гильдии - в 1 тысячу рублей, 1-й гильдии - 10 тысяч рублей.
Гильдейское купечество освобождалось от уплаты подушной подати, которая заменялась денежным сбором в размере 1% с объявленного капитала (с 1790 - 1,25%, в первой половине XIX века - 5% и более). Объявление капитала представлялось на совесть каждого купца. Доносы на утайку имущества не принимались.
Указом от 8 ноября 1807 г. для зачисления в гильдии устанавливались капиталы, соответственно: 8 тысяч рублей, 20 и 50 тысяч рублей.
Гильдейская реформа 1824 г. имперского министра финансов Е.Ф. Канкрина («Постановление об устройстве гильдий и о торговле прочих состояний») вновь укрепила позиции купцов. Резко повышались пошлины с крестьян за право заниматься торговлей, вводилась более жесткая регламентация крестьянских промыслов в городах, ограничены права торговцев, не входящих в гильдии.
Итогом реформы стал рост численности гильдейцев: в 1825 г. в Тобольской, Енисейской и Иркутской губерниях количество купеческих семей, по сравнению с 1824 г., удвоилось, в Томской губернии произошел прирост в 2,5 раза, в Омской губернии - в 4 раза.
Удельный вес сибирского купечества в стране составлял по численности в 1912 г. - 2,3%, в 1914 г. - 4-5% от общего числа купцов.
Кроме того, в конце XIX - начале XX веков купцы имели ряд привилегий. Они освобождались от телесных наказаний, получали полную свободу передвижения и за особые заслуги - право на чины и ордена.
Купцы 1-й гильдии имели права на проезд к императору и ношение губернского мундира, а после 12 лет пребывания в 1-й гильдии могли получить звание коммерции- или мануфактур-советника и перейти в разряд потомственных почетных граждан. Купцы-христиане, состоящие в 1-й гильдии более 12 лет и не ставшие за эти годы банкротами, а также не заключавшие со своими кредиторами так называемых добровольных сделок, могли просить об определении детей их на государственную службу (канцелярскими служителями второго разряда) и пансионерами в разные учебные заведения.
Но гильдейского купечества в XIX в., считай, не прибывало.
Податное население страны с 1811 по 1840 гг. возросло почти на 70%, а гильдейское купечество - лишь на 9% (с 201,2 до 219,4 тыс. чел.). Хотя с 1863 г. доступ в купцы открыли для выходцев из всех сословий, но купеческое сословие еле увеличилось и во 2-й половине XIX в.: в 40-е гг. - 219,4 тыс. человек, в 1897 - 225,6 тыс. человек.
Империя: курс восточный…
Тут уместно напомнить и о политических реалиях времени.
Маркс в статьях 1841-1849 и 1853-1857 годов писал: "Россия стала колоссом, не перестающим вызывать удивление. Россия – это единственное в своём роде явление в истории: страшно могущество этой огромной империи в мировом масштабе...".
Россия «является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он превозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само ее существование».
Монгольская армада нанесла первое поражение Руси в 1223 г., а в 1237-1240-м гг. прошла почти по всей ее территории огнем и мечом. И около четверти тысячелетия (!) Русь являлась монгольским улусом, только в 1480 г. Иван III отверг свое подчинение ее повелителям.
Но, как верно констатировал Карл Маркс, «изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита». Там же.
Как замечал Ричард Пайпс: «Между вступлением на трон Ивана III в 1462 г. и смертью его сына Василия III в 1533 г. территория государства Московского выросла более чем в 6 раз - с 430 тыс. кв. км до 2800 тыс. кв. км.
Со времени вступления на престол Ивана Грозного и до конца XVI века московское царство удвоилось в размере - с 2, 8 до 5, 4 миллионов кв. км.
На всех завоеванных территориях проводились массовые конфискации земель в пользу царя. В первой половине XVII века русские охотники за пушниной прошли... через всю Сибирь и в замечательно короткое время добрались до границ Китая и берегов Тихого океана. Шедшие за ними по пятам царские чиновники объявляли эти земли царской собственностью.
Лет за пятьдесят Россия, таким образом, добавила к своим владениям еще 10 миллионов квадратных километров. Уже к середине XVII века русские цари правили самым большим государством на свете. Между серединой XVI и концом XVII веков Москва приобретала в среднем по 35 тысяч кв. км - площадь современной Голландии - в год на протяжении 150 лет подряд. В 1600 году Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе. Захваченная в первой половине XVII века Сибирь опять же вдвое превышала площадь Европы».
«Если же разбирать дело по совести и чистой справедливости, то ни одно из владений России нельзя назвать завоеванием в другом, антинациональном и потому ненавистном для человечества смысле.
Много ли государств, которые могут сказать про себя то же самое?
Англия у себя под боком завоевала независимое Кельтское государство, - и как завоевала! - отняла у народа право собственности на его родную землю, голодом заставила его выселяться в Америку, а на расстоянии чуть не полуокружности Земли покорила царства и народы Индии в числе почти двухсот миллионов душ, отняла Гибралтар у Испании, Канаду - у Франции, мыс Доброй Надежды - у Голландии и т.д.
Земель пустопорожних или заселённых дикими неисторическими племенами, в количестве без малого 300 000 квадратных миль, я не считаю завоеваниями...
Франция отняла у Германии Эльзас, Лотарингию, Франш-Конте; у Италии - Корсику и Ниццу; за морем покорила Алжир. А сколько было ею завоёвано и опять от неё отнято!
Пруссия округлила и соединила свои разбросанные члены за счёт Польши, на которую не имела никакого права. Австрия мало или даже почти ничего не отняла мечом, но самое её существование есть уже преступление противу права народностей.
Испания в былые времена владела Нидерландами, большею частью Италии, покорила и уничтожила целые цивилизации в Америке...» Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб.: Глаголъ, 1995. С. 25, 31-32.
В практике Российской империи, как и любой великой державы, легко обнаружить весь набор инструментов, когда-либо в мировой истории применявшихся для присоединения чужих земель.
Были вероломные захваты чужих земель, но были и просьбы о добровольном вхождении в состав империи.
Медведь порой уступал место лисе; неукротимая агрессия соседствует с цепкой самообороной.
Дипломатические усилия и шпионаж дополняются военными походами и карательными экспедициями.
Купеческие суда плывут бок о бок с лодками разбойничьих ватаг, а православные миссионеры и спиртоносы идут по следам географов и ботаников.
Раскольники и казаки бегут от государства на новые земли; регулярные части десятилетиями усмиряют непокорных инородцев.
По методам и формам колонизации политика России ничем не отличалась от действий других стран.
Самодержавие, наряду с экономическим гнетом, тоже вводило в своих колониях полицейский режим. Оно выработало сложную систему политического и культурного покорения покоренных народов.
Мечети сначала жгут, потом строят. Вводя в колониях ограничения в области языка и религии, власти насильно насаждали православие и русский язык.
Между отдельными национальностями искусственно создавались и разжигались конфликты. Правительство, подкупая одних малыми уступками, натравливало на них других и жестоко подавляло сопротивление третьих.
Восприятие Русью монгольского наследства окончательно сделало ее евразийской державой и, в частности, исключало какое-либо «высокомерие» русского национального сознания в отношении азиатских народов.
В связи с этим стоит привести высказывание крупнейшего деятеля Запада. Это князь Отто фон Бисмарк (1815-1898), посланник Пруссии в Петербурге, затем прусский министр-президент и министр иностранных дел, наконец, канцлер Германии. Он со знанием дела писал: «Англичане ведут себя в Азии менее цивилизованно, чем русские; они слишком презрительно относятся к коренному населению и держатся на расстоянии от него… Русские же, напротив, привлекают к себе народы, которые они включают в свою империю, знакомятся с их жизнью и сливаются с ними». Вопросы истории, 1994, №1, с.182. (Перевод историка В.Н. Виноградова).
Характерно, что позднее это подтвердил и английский политик, лорд Джордж Керзон (1859-1925), вице-король Индии, а затем министр иностранных дел Великобритании: «Россия, – писал он, – бесспорно, обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой… Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами… Я вспоминаю церемонию встречи царя (Николая II) в Баку, на которой присутствовали четыре хана из Мерва в русской военной форме. Это всего лишь случайная иллюстрация последовательно проводимой Россией линии… Англичане никогда не были способны так использовать своих недавних врагов». Цит. по кн.: Нестеров Ф. Связь времен. Опыт исторической публицистики. – М., 1980, с. 107-108.
Естественно, что лейтмотивом двух столетий правления дома Романовых в России являлось стремление укрепить и расширить свое могущество.
Начатая Михаилом и действовавшим за его спиной отцом патриархом Филаретом и продолженная Алексеем гибкая политика наращивания единоначалия, несмотря на заполошный экстремизм Петра I и легкомыслие двух его наследниц, была углублена и развита Екатериной Великой, затем Александром I и, наконец, достигла идеала в правление Николая I.
Один за другим подавлены крестьянские восстания Разина и Пугачева, погашен внутрицерковный раскол, разгромлен мятеж декабристов, возникли надежные рычаги управления империей в виде двух покорных сословий - дворянства и духовенства. Все это серьезно сказалось на внутренней стабилизации и укреплении империи.
На внешнеполитическом фронте: возвращены все территориальные потери Петра I, присоединены Малороссия, Северный Кавказ, часть Польши и Финляндия, одержаны победы над Турцией, Пруссией.
Более того, Россия оказалась единственной державой в Европе, сумевшей сдержать натиск Наполеона и войти в Париж, а затем и в клуб супердержав - участниц Венского конгресса.
К. Маркс писал с ехидцей: «Чтобы проиллюстрировать «антипатию» России к расширению, я привожу несколько данных из множества фактов, касающихся территориальных приобретений России со времени Петра Великого. Русские границы продвинулись: к Берлину, Дрездену и Вене примерно на 700 миль; к Константинополю примерно на 500 миль; к Стокгольму примерно на 630 миль; к Тегерану примерно на 1000 миль».
Но дальнейший захват земель в Европе уже невозможен, отныне для Москвы главный вектор территориального роста - Восток.
Поэтому в первой трети XIX века правительство России, обеспокоенное попытками Англии расширить свое влияние в Афганистане и ханствах Средней Азии, активно поощряло поездки купечества в соседние территории, разумеется, не с целью «размножения» торговли, но для сбора сведений военно-разведывательного характера.
Вот что еще в петровские времена о роли купечества писал Иван Тихонович Посошков: «Купечество в ничтожность повергать не надобно, понеже без купечества ни каковое, не токмо великое, но ни малое царство стояти не может. Купечество и воинству товарищ, воинство воюет, а купечество помогает, и всякие потребности им уготовляет».
Давно известно, что профессия купца - одна из лучших личин для шпиона. Об этом свидетельствует вся хроника государственных и частных экспедиций в Среднюю Азию и киргиз-кайсацкую степь в первой четверти XIX века.
В 1806 г. приказчик тарского купца Ивана Нерпина выехал через Иртышскую линию в Коканд, но из-за разбоев сумел добраться лишь до Ташкента.
В 1811 г. калужские купцы Иван и Аким Свешниковы достигли Коканда через Петропавловск. «За первоначальное открытие ими торга с Кокандом», по представлению генерал-губернатора Западной Сибири Г.И. Глазенапа купцы были награждены золотыми медалями.
В 1813-1814 гг. из Омска через Петропавловск в Ташкент прибыло русское посольство с купеческим караваном во главе с переводчиком отдельного Сибирского корпуса Филиппом Назаровым.
Через год по северу Кокандского ханства прошла военно-геологическая экспедиция известного алтайского горного инженера И.П. Шангина, который вел изыскания полезных ископаемых в западных и южных степях Среднего Жуза.
В 1825 г. была осуществлена чисто разведывательная экспедиция подполковника Ф.К. Шубина в Семиречье, а отряд под началом хорунжего Т.В. Нюхалова проник в Киргизию на озеро Иссык-Куль. Итоговыми отчетами правительственных экспедиций стали путевые записки. Публикация большинства из них впервые была осуществлена в «Сибирском вестнике» Г.И. Спасского.
Кокандское «хожение» Айтыкиных
Попутно заметим, что торговые связи русской Сибири со Средней Азией в XVII-XVIIII вв. изучались С.В. Бахрушиным, А.П. Чулошниковым, О.Н.Вилковым, Н.Г. Аполловой, Х.З. Зияевым и другими учеными, исследовавшими зарождение хозяйственных связей Азиатской России со странами Средней Азии, Джунгарией и казахскими жузами, объемы и товарообороты торгово-промышленных потоков, их географию и другие факты участия, наряду с русскими, в освоении сопредельных с Сибирью территорий их жителей, относившихся к разным народам и культурам.
Но исследователи истории торговли между Сибирью, Казахстаном и Средней Азией почти не обращали внимания на вклад купечества - русского, татарского, туркестанского, китайского и пр. - в развитие экономических и культурных связей между народами.
Историки часто игнорировали мотивы, маршруты, обстоятельства и дальность купеческих экспедиций, те трудности, которые они преодолевали на пути, коммерческие и иные итоги предпринятых ими «хожений».
Между тем, многие известия о путешествиях торговых и других людей в глубинные районы Средней и Центральной Азии и сибирские «новые земли» уже мало доступны исследователям.
Поэтому архивные находки о почти не известных купцах и их приказчиках, прокладывавших маршруты в соседние страны, имеют безусловную историческую ценность, не только расширяя наши знания о путешествиях прежних лет, но и позволяют с большим пониманием судить о политике и методах создания огромной евразийской империи, а также о перспективах развития торгово-хозяйственного и культурного взаимодействия Сибири с народами прилежащих к ней территорий. Кудрявцев Н. Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России. - СПб, Изд. дом «Нева»; М., ОЛМА-Пресс, 2002.
К числу таких малоизвестных, но содержательных источников можно отнести отчет о состоявшейся в 1827 г. коммерческой экспедиции в Ташкент и Коканд тарского купца Ниаса (Нияза, Ниаза) и его помощника Кармышака Айтыкиных.
Известно, что в первой половине XIX в. лишь несколько бухарцев состояли в гильдейском купечестве, в том числе и Нияс Айтыкин.
Во время проведения VII ревизии (1815–1830 гг.) торговлей занимались лишь 56 чел. из 953 бухарцев, проживавших в Тарском округе. Из них крупными размерами ежегодных оборотов выделялись лишь трое: Нияс Айтыкин (40 тыс. руб.), Маметей Шихов (20 тыс. руб.) и Ярым Айтыкин (10 тыс. руб.), остальные торговали на сумму до 5 тыс. руб.
Айтыкин к моменту экспедиции владел кожевенным заводом в предместье Тары, а в 1834-1847 гг. - т. е. до своей смерти - писался тарским купцом 1-й гильдии.
Торговая поездка Н. Айтыкина в Кокандское ханство с товарами на 44 тыс. руб., вероятно, была одной из многочисленных инициатив династии.
Маршрут экспедиции и ее хронология были изложены Кармышаком Айтыкиным в «Путевом журнале», хранящемся в Историческом архиве Омской области.
Единственным известным нам пользователем этого документа был узбекский исследователь З.Х. Зияев, взявший из него ряд данных для своей работы, посвященной анализу торговых связей Средней Азии с Сибирью в 17-19 вв.
Этот необычный документ трудно отнести к разряду дорожных дневников или путевых записок, которые в начале XIX века велись руководителями отправленных сибирскими властями в Среднюю Азию и казахские степи посольств и разных экспедиций.
В отличие от «Записок» Филиппа Назарова, написанных по итогам посольства в Кокандское ханство в 1813 г. и аналогичных источников, обычно содержащих подробные описания жизни, хозяйства, управления среднеазиатских народов, дневник Айтыкина крайне скуден на сведения этнографического, политического и иного описательного характера.
Этот журнал является не столько повествованием о коммерческом путешествии, совершённом торговым караваном летом-осенью 1827 года, сколько отчётом разведчика, как именно можно добраться из Омска в Коканд самым коротким и удобным путем.
Форма его составления и содержание имеют предельно конкретный характер.
Журнал содержит поденные (текущие) записи, которые составлены в виде таблицы с пятью разделами: нумерации пунктов, указания времени (месяц и число), названия мест (реки, озёра, горы), количество вёрст и «замечаний» (примечаний).
Замечания содержат краткую характеристику ландшафта на пути следования: качество воды, наличие топлива, состояние трав, места переправ через реки и другие важные сведения, знание которых могло использоваться в военных целях. Обратный путь дополнен в журнале графой, в которой указано время следования между отдельными пунктами (часы и минуты).
Такое скрупулёзное описание маршрута продвижения в Коканд и обратно явно указывает на особую «рабочую» специфику документа, иначе говоря, подтверждает, что, наряду с торговыми, экспедиция Айтыкиных несомненно имела и разведывательные цели.
В отличие от других, экспедиция, выехавшая из Тары сначала в Омск, была крайне невелика, в ее состав входили лишь 13 работников и хозяин каравана.
Несмотря на отсутствие вооружённой охраны, она везла крупную партию товаров общей стоимостью 44499 рублей.
Можно полагать, что Айтыкин верил, что ему, как потомку Аллаха, ничего не грозит, а возможно, этот факт говорит, что Нияз и его спутники хорошо знали Степь и были убеждены в успехе своего начинания.
Начав путь 1 мая из Омска, караван благополучно пересёк пограничную Кипчаковскую волость и углубился в лесостепи недавно созданного Кокчетавского округа.
При себе Нияз имел письмо от Омской администрации, предписывавшее казахским старшинам оказывать всяческое содействие его каравану, но оно не было, как показали события, гарантией их полной неприкосновенности.
За месяц путешественники преодолели 680 вёрст, не встретив на пути никаких затруднений. Остановка у озера Теку была вызвана необходимостью поиска проводника и покупки вьючного скота у местных жителей. Стоимость верблюда при сделке была оценена в 160 рублей, лошади - 80.
Под руководством нанятого проводника Донантеля Бикченоева, по дороге, идущей из редута Мельничного, входившего в состав Пресногорьковской линии, караван проследовал до озера Мамая и, двигаясь на юго-запад по безлесной степи, вышел на торговый тракт Петропавловск-Коканд.
В местечке Уч-Булак (Три ключа) они встретили караван, идущий из Кокании в Петропавловск. У главы каравана Айтыкин «на китайское серебро» купил ещё 16 верблюдов, причем верблюдов при сделке оценили уже по 210 рублей.
Далее их путь следовал через озёра Кошкуль и Сарыкуль к верховьям реки Ишим.
В низовьях речки Нуры произошла непредвиденная остановка. Караван задержали люди султана Алтасыкойской волости Абаса, по словам Айтыкина, «без всякой надобности» на 10 дней. При этом султан «взял грабежом» товаров на мизерную сумму 200 рублей (0,44% от общей стоимости товара, т.е. скорее всего, речь идет о плате за проезд через волость).
Пытаясь вернуть «награбленное», голова каравана, используя письмо от Омского областного начальника, обратился за помощью к казахскому султану соседней Картыковской волости Кунуре Кульджи Худаймендиеву.
К сожалению, он отлучился за пределы волости, но его мать Асыль-ханым, приняла письмо и караван, «со всеми знаками искреннего расположения», пыталась помочь пострадавшим. Она послала к Абасу влиятельного бия Санака с просьбой вернуть захваченные товары. Но его миссия не увенчалась успехом.
По словам приказчика, Абас не только отказался вернуть награбленное, но и заявил, что «он русских немало не боится».
Опасаясь новых поборов, караван Айтыкина вынужден был ещё неделю провести в аулах Картыковской волости под защитой Ассыль Ханым и тронулся в путь лишь 19 июня, с приходом в волость каравана из Петропавловска под началом Ромазана Космасова, с которым Айтыкин продолжил движение в намеченные пункты следования.
По совету Космасова телеги «по ненадобности» были оставлены в аулах султана Кунур Кульджи, а товар перегружён на вновь приобретенных верблюдов, стоимостью 200 рублей каждый. При поддержке Космасова, приказчик сумел также добиться компенсации ущерба, нанесённого Абасом. У его брата Абая Арысланова он сумел получить взамен товаров необходимое количество баранов.
Дальше путь каравана пролегал через безлесные пустынные степи Среднего Жуза, переходящие в полупустыню. После переправы «мелким бродом» реки Нуры отряд вышел на «общий» караванный путь, вдоль которого располагались водные источники: озёра Кумлукуль; Чуплекуль, Чучкалы-Куль, Чу, долины рек Сурте, Сары-Су, а также колодцы с пресной и солёной водой.
Самым трудным участком пути для людей Айтыкина стала западная часть степи Бетпак-Дала (Голодная степь). В дни её прохождения Кармышак вносит в дневник записи о скудных травах, отсутствии источников с пресной водой и использовании в качестве топлива кизяка. Чтобы быстрее преодолеть Голодную степь, караваны проходили за день не менее 30 вёрст, при этом сокращая время отдыха.
15 июля, после двух с половиной месяцев шествия по степи, преодолев 1260 вёрст, члены экспедиции достигли пограничной крепости Сузак, за которой начинались владения кокандского хана.
Путь по Кокании уже шел по обжитым многолюдным местам: деревни Бабайку, Икону, город Туркестан и другие населённые пункты.
Преодолев почти 300 вёрст по Сырдарьинской долине, 28 июля караван прибыл в Ташкент, где разместился в одном из караван-сараев. В нём с приезжих купцов была взята таможенная пошлина (зекет) «с 40 рублей по рублю» и выдана квитанция о не взимании её с вывозных товаров на обратном пути.
После продажи в Ташкенте части российских товаров на «деньги, золото, серебро и прочее» караван отправился в Коканд.
Путь из Ташкента в Коканд не нашёл освещения в журнале. Наверно, автор не счел нужным указать расстояние, населенные пункты, местную топонимику и другие моменты, давно знакомые сибирским купцам, проникавшим в Среднюю Азию со стороны Иртышской линии.
Его внимание привлекли лишь проход через гору Даван, по его словам, бывший «весьма трудным и высотным», переправа на пароме через Сыр-Дарью, приводимом в движение лошадьми с помощью каната.
В примечаниях содержится также краткая, но содержательная характеристика торговли и хозяйственной жизни Кокандского ханства.
«Жители городов Коканта Ташкента и прочих селений занимаются торговлею и следующими рукоделиями, а именно: шёлковыми, полушелковыми, ткут бумажные и шелковые материи, печатают выбойки и занавески, красят зендени и дабы. Из них есть земледельцы, занимающиеся садоводством в особенности кышмышем, изюмом, черносливом, урюком, орехами похожими на грецкие и орехами фисташками для разного употребления». Он также отметил «сеяние хлопчатой бумаги», разведение червей, «дающих шолк», наличие у жителей ирригационных сооружений.
По прибытию в Коканд 13 августа купцы вновь поселились в караван-сарае, где началась торговля. При её описании Айтыкин указал на затруднения в продаже русских товаров, особенно сукна и мехов, которые «сбываемы были не слишком выгодны по причине войны кашгарцев с китайцами».
Вместе с тем, он отметил «весьма выгодное» приобретение в Коканде ковров, хлопчатобумажных, ситцевых тканей, готовых текстильных и других изделий. Приказчик обратил внимание и на доброжелательное отношение местных властей к приезжим купцам из Сибири, что подтверждает запись в дневнике: «во время нахождения каравана в Кокандском владении притеснений никаких для каравана не было».
Участники экспедиции провели в Коканде более полутора недель.
23 августа, завершив продажу остатка российских и закупив кокандских товаров, они на нанятых подводах пустились в Ташкент. Прибыв в Ташкент и расторговавшись, стали готовиться в обратный путь в Омск.
Видно, торговля в Коканде и Ташкенте для них оказалась весьма удачной, так как пришлось нанять четырёх работников - «киргизов» и купить еще верблюдов. Приобретённые товары, продовольствие и сопровождавшие груз работники двигались на 50 верблюдах, 9 из них составили «екипаж». Из Ташкента караван следовал прежним курсом, делая 4 версты в час и при этом отмечая время прохождения между отдельными пунктами.
В местечке Акьяр он переправился через речку Каляс, а затем повернул на восток, где в степи имелось больше водных источников.
В течение недели путники проследовали через ключ Белый, речки Бадан, Букан, деревню Икону и достигли города Туркестана.
Поскольку им предстоял тяжелый и долгий поход по безлюдным казахским степям, караванщики провели в городе «два ночлега» и продолжили движение к южной границе Среднего Жуза.
Вместе с попутчиками караван Айтыкина переправился через реку Бабди Курган и перевалил через хребет Каратау.
На привале у ключа Балыкер у его подножия, приказчик впервые изменил деловому стилю изложения, указав в дневнике: «В нём имеется маленькая рыба, по преданиям азиатцев, пущенная святым».
От крепости Сузак до реки Чу караван следовал уже знакомым путём, ведущим в Петропавловск. Затем повернул на юго-восток и последовал «прямой дорогой» в направление Омска. Она простиралась по среднему течению реки Сара Су, в долине которой имелись колодцы с пресной водой, служившие путникам местами отдыха - «днёвок». Их равномерное расположение на пути шествия каравана при отсутствии других водных источников позволяет догадываться, что путешественники следовали каким-то древним торговым путём, о котором узнали от сопровождавших их казахов.
Движение по безлюдной, почти лишённой растительности, песчаной степи восточных окраин Акмолинского округа было нелёгким испытанием для людей и животных.
На середине пути, на каменистых подступах к реке Нуре пали от истощения три вьючных верблюда, ещё два были, «за худобою», оставлены в Канжигалинской волости.
В рапорте министру финансов Е.Ф. Канкрину от 31 января 1828 г. начальник Омской области генерал-лейтенант де Сент-Лорен сообщал о немалых «затруднениях и неудобствах» в ведении восточной торговли, осуществляемой через иртышские крепости Сибирской линии, связанных с удалённостью и медленным обращением капиталов в торговле с «Коканией» и киргиз-кайсаками.
По его словам, местное купечество вынуждено было, после закупки на Ирбитской ярмарке товаров в феврале, оставлять их до осени в Семипалатинске, так как купцы не успевали сделать «нужных для караванов приготовлений» и пересечь до наступления жары безводные южные казахские степи.
Караваны же, выезжавшие из Семипалатинска осенью, часто застигаемы были в степи «зимними непогодами», отчего торговцы несли большой ущерб в товарах и в скоте. По прибытии в Коканию, купцы вели в ней меновую торговлю в течение зимы и возвращались оттуда не раньше мая или июня.
В феврале они вновь отправлялись на Ирбитскую ярмарку для сбыта там кокандских и закупки новых «тамошних» товаров.
Протяженность прежнего пути от Омска до владений Кокандского ханства составляла до 2100 верст, а время обращения капитала исчислялось почти в два года.
Новый маршрут, прокладку которого выполнили Айтыкины, по сравнению со старым, уменьшал расстояние на 600 вёрст, а срок оборота капитала сокращал до года.
Открытие нового торгового пути, по мнению начальника области, сулило несомненные выгоды сибирскому купечеству и являло собой «необходимую потребность для оживления сей торговли».
Подчеркнув особую значимость «трудов» экспедиции Нияза и Кармышака Айтыкиных, способствующих улучшению сибирской торговли, Сент-Лорен ходатайствовал перед министром о награждении их медалями.
К этому рапорту прилагался подробный отчёт о пути каравана Айтыкиных, который содержал исчерпывающие сведения о его маршруте, большей частью проходившем по безлюдным местам серединной Киргиз-кайсацкой степи.
Ходатайство Сент-Лорена о наградах было удовлетворено правительством, а Нияз Айтыкин и его потомки с тех пор носили прозвище «Царский купец».
Это вновь позволяет предположить, что экспедиция Айтыкина являлась не частным делом предприимчивых бухарцев из Тары, но стала этапом в реализации замыслов Омской областной администрации, осуществлявшей дальновидную стратегию в изучении Киргиз-кайсацкой степи и её хозяйственной колонизации, и органично вписывается в общий фон политики Российской империи в среднеазиатском регионе и усилий руководимого ею частного капитала.
Очевидно, что следует изучать ее в системе активных действий правительства Империи, направленных на углубленное изучение природных ресурсов Киргиз-кайсацкой степи в целях её будущей колонизации, расширение обмена и поиск удобных торговых путей к рынкам Средней Азии и других регионов Востока.
Любопытно, что в августе 1875 года именно по маршруту, разведанному Айтыкиными, прошли русские войска, присоединившие Кокандское ханство к России.
По сведениям за 1840 г., общий оборот торговли Н. Айтыкина через Петропавловскую и Кяхтинскую таможни составлял 92,8 тыс. руб. Унаследовавшие его состояние сыновья перевели в Кяхту все внешнеторговые операции. К 1850 г. оборот их торговли достигал 150 тыс. руб. Впрочем, к 1860 г. эта цифра уменьшилась до 74 тыс. руб.: Айтыкины разочаровались в Кяхте...
Вопрос о персидских и русских невольниках, которых в Xиве скапливалось порой очень много, нередко вызывал напряженность в ее отношениях и с Персией, и с Россией.
Но Xива, вплоть до завоевания Россией Средней Азии в 60-70-х гг. 19 в., была более уязвима со стороны Персии, чем с севера.
Xива не раз страдала от походов персов. Особо памятно было для хивинских узбеков грозное нашествие Надир-шаха (1740), который освободил и увел из Xивы большое число невольников-персов.
Феодалы Xивы, крайне озлобленные потерей почти всех рабов, постарались отделаться от нового хана - ставленника Надиршаха - и восстановить Кунгратскую династию.
Упадок Персии в 19 в. освободил Хивинское ханство от набегов с юга; зато надвигалась угроза с севера, со стороны царской России.
Набеги на старую столицу ханства Ургенч яицких (уральских) казаков в начале 17 в., экспедиция в X. князя Бековича-Черкасского в первой четверти 18 в. (при Петре I) в поисках золотоносных песков и возможности использования р. Аму-Дарьи для торговых сношений с Индией и наконец поход. ген. Перовского 1839-40, предпринятый для уничтожения политических связей Хивинского ханства с бунтовавшими против царского владычества кочевниками-казаками, обеспечения прав и безопасности русских купцов в Xиве и освобождения всех попавших в хивинский плен рус. подданных, - все эти вооруженные нападения на Xиву со стороны России неизменно терпели неудачу.
В Xиве считали, что она самой природой надежно защищена от России.
Но эти расчеты не оправдались. Царские войска построили в 1847 в устье Сырдарьи в качестве базы для своего продвижения в Средней Азии Раимское укрепление, получившее вскоре название Аральского.
Этим Xива была лишена не только части территории, но и возможности собирать дань со значительной массы кочевников-казаков.
Царское правительство ставило в вину Xиве укрывательство недовольных русским владычеством степных казаков, агитацию среди них против России и набеги на верноподданных царю зажиточных кочевников тех же казанских степей.
Новый поход на Xиву в 1873 г. был тщательно подготовлен. С разных сторон (из Ташкента, Оренбурга, с Мангышлака и Красноводска) были двинуты отряды общей численностью в 10.000 солдат под командованием генерала Кауфмана.
Войска генерала Скобелева взяли Хиву в 1873 году.
Одним из следствий этого был запрет рабства в ханстве. Эдикт за подписью хивинского хана, гласил: «Я, Сеид-Мохаммед-Рахим-Бахадур-хан, повелеваю всем моим подданным из уважения к русскому царю отпустить на волю всех невольников моего ханства. С этого момента рабство навеки уничтожается в моих владениях. Да послужит этот акт человеколюбия залогом вечной дружбы и уважения между моим славным народом и народом великой России».
По этому эдикту были освобождены 21 русский, бывший в рабстве, и 25 тысяч персов! Каждое слово эдикта было оплачено ценою крови русских солдат.
Смуты и народные восстания против деспотизма кокандских ханов помогли бухарскому эмиру Насрулле в 1839 и 1841-42 нанести Коканду сильный удар и отнять ряд областей, в частности Ташкент и Ходжент.
В Коканд был назначен бухарский наместник. Призванный ферганцами двоюродный брат Алим-хана - Шир-Али-хан (1842-45) изгнал чиновников Бухары и, отразив новый натиск Насруллы, утвердился в Коканде, отвоевал Ходжент и Ташкент.
В середине 19 в. началось русское завоевание Средней Азии. 17 мая 1865 русские войска заняли Ташкент, 24 мая 1866 - Ходжент.
Потеря огромных земель заставила правителя Коканда Худояр-хана повысить налоги, что усилило недовольство народа и ряда феодалов, вызвало восстание 1873-1876, окончательно подорвавшее Кокандское ханство изнутри. За 2 месяцев русские войска разбили повстанцев.
19 февраля 1876 г. ханство было упразднено и вместо него создана Ферганская область, вошедшая в состав Туркестанского генерал-губернаторства Российской империи.
Наливкин В. Краткая история Кокандского ханства, Каз., 1886; Халфин Н. А., Политика России в Средней Азии (1857-68), М., 1960; Иванов П.П. Очерки по истории Средней Азии (XVI - середина XIX), М., 1958; История Узбекской ССР, т. 1, Таш., 1967.
Невзгоды бедной Тары
…Хотя Тара оставалась родовым гнездом Айтыкиных, а часть из них продолжала там жить, но дела в ней шли все хуже.
По мнению советского историка, «в середине XIX в. экономическая жизнь Тары сложилась на основе первичной обработке сырья, поступающего из тяготеющего к нему района. Главный вид сырья доставляло местное животноводство: кожи, сало, масло. Торговля этими товарами не имела самостоятельного значения, но находилась в подчинении от таких центров торговли, как Ишим (ближайший к Таре) и Курган».
Сама природа Тарского уезда не способствовала развитию в нем товарного сельского хозяйства: скотоводство развито было только в его юго-западной части. На основной – лесистой и малозаселенной - территории на правом берегу Иртыша лишь охота и лесные промыслы.
Отсутствие товарного производства препятствовало налаживанию далеких торговых связей. Тарчане жаловались, что даже во время городской ярмарки проходящие мимо грузовые баржи с товарами не останавливались, так как она их не привлекала из-за скудости местного ассортимента.
В середине ХIХ в. в Таре существовали две ярмарки: Вознесенская (с 20 апреля по 20 мая) и Екатерининская (с 24 ноября по 20 декабря).
Но вскоре первая была закрыта из-за малых оборотов. Екатерининская же продолжала существовать.
Вот как ее описывает Н. Линчевская: «Осенняя Екатерининская ярмарка (24 ноября – 20 декабря) была богаче. Купечество, ремесленные крестьяне и мещане, местные и окрестных деревень, привозили в Тару коровье масло и семенное, сало, кожи и кожаные изделия, дикую стреляную птицу и мед, щетину, шерсть и пух. Продавали свечи для церковных нужд и освещения жилья, гончарные и бондарные изделия. Из «ренсковых» погребов доставали вина и наливки – русские и иностранные, столичного разлива и местного: На осеннюю ярмарку, случалось, наезжало до 200 иногородних купцов. Впрочем, бывали годы, когда и десятка не набиралось. Весовой товар приходил через важню, устроенную в 1853 г. «по доброй воле жителей вскладчину до 5 рублей». Весы и меры для важни купили за счет городской казны и отдали ее по акцизу с торгов мещанам».
Судя по словам современника: «Вообще говоря, самая обширная отрасль западносибирской торговли есть салотопление и всевозможные животные продукты, как то: кожи, мясо, жир, свечное сало, стеарин, масло и щетина».
По данным Г. Колмогорова, в середине 1850-х гг. на Екатерининскую ярмарку привоз жировых товаров – сала, кож и масла, а также лубяных и мочальных товаров составлял до 50 тыс. руб.
Кроме того, холстов, мяса, дичи, мерзлой рыбы, кедровых орехов, ягод и др. «сырых произведений» до 20 тыс. руб. серебром.
По итогам X ревизии, в 1858 г. в Таре было лишь 3 купца 1-й гильдии: Л.И. Филатов, И.Е. Щербаков, Я.А. Немчинов, 2 - 2-й гильдии: Е.И. Кащеников, Т.И. Мелешкин и 54 - 3-й гильдии.
В отличие от торговли, промышленность Тары развивалась медленней.
«По степени населения и по торговым оборотам Тара принадлежит к средним городам губернии: занимает 4-е место; по важности же в ремесленном и мануфактурном отношениях принадлежит к низшему разряду».
В 1863 г. тут имелось 20 «заводов»: 9 кожевенных, 7 кирпичных, 2 свечных, 1 салотопенный, 1 гончарный, но численность занятых на них была невелика: порой на «заводе» трудилось от 2 до 5 человек . По другим источникам, в 1867 г. в Таре было 3 кожевенных, 2 салотопенных, 6 свечных заводов, 1 винокуренный завод и «стеколоделательная» фабрика.
Кожевенным производством активно занимались тарские купцы А.Ф. Айтыкин, Н. Лоскутов, А. Верещагина, В. Паникаровский, Г. Носков, А. Медведчиков, И. Щербаков, Н. Машинский и др. В год на купеческих заводах города выделывалось от 1,5 до 2 тыс. кож.
Еще в дореформенный период исчезли с рынка известные в XVIII в. купеческие династии Тары Медовщиковых, Бекишевых, Нерпиных.
На смену им пришли новые династии торговцев и промышленников, в частности Щербаковы.
После того, как через Омск прошла железная дорога, упадок Тары был неминуем. Она перешла в ранг заштатных уездных, хотя славилась такими фамилиями, как Немчинов, Айтыкин, Пятков, Щербаков, Ярков, Шанские и др.
Многие живущие в ней и некогда процветавшие «торговые бухарцы» и татарские купцы обеднели, в том числе и Гомер Ибрагимов, отец Абдурашида Ибрагимова, будущего казыя Оренбургского магометанского собрания, депутата Государственной Думы.
«Омск - город щедрый»
Между тем, в течение века Омск уверенно превращался в торговую столицу Сибири.
Уже после перевода Омской крепости в разряд города тут открылись две ярмарки, длившиеся по неделе: первая начиналась 6 декабря в день Николы Чудотворца, вторая – 15 августа в день Успения Богородицы.
В первой половине 19-го века ярмарочную торговлю Омска представляли: двухнедельная Троицкая ярмарка, начинавшая с праздника Троицы, и Введенская ярмарка продолжительностью с 18 ноября по 1 декабря.
Уже в 1760-х годах некоторые сибирские купцы оценили важное торговое положение города, перебравшись сюда на постоянное местожительство из Тюмени и даже Оренбурга.
Впрочем, в конце 18 века торговая деятельность омского купечества еще начиналась: « купцы и мещане торгуют по неимуществу у них капитала мелочными разными товарами, по примеру на 8000 рублей» (1790).
На ярмарки привозились шерстяные, бумажные, льняные, шелковые и полушелковые ткани, пенька, китайка, разные кожи и полуфабрикаты из нее, металлические изделия (особенно ценились котлы и сундуки), фарфор, фаянс, стекло, хрусталь, хлеб, рыба, сахар, мыло, мед, воск, табак, бумага, книги, овощи и различные вина (до 15 наименований).
Ярмарки по своим оборотам были небольшие: на Троицкой ярмарке привоз и продажа товаров составляла соответственно 17600 и 12000 рублей, а на Введенской – 36200 и 32500 рублей (1833). Тон на ярмарках задавали в основном приезжие купцы, а для омских торговцев «капиталу возроста не имеется потому, что они товары покупают единожды в год в Пермской губернии в Ирбитской ярмонке, а продают уже оные в оном городе… и в округе оного с самомалейшими выгодами к единому содержанию своих семейств, поелику выгоды их теряются за обращением многих иногородних купцов торговлею в самом городе и округе» (1806).
Город был центром меновой торговли с калмыками и казахами, имевшей стабильную тенденцию к росту.
Среди «просатованных», то есть променянных за границу, товаров были: кожи юфтевые, холсты, табак, железные ящики, лари и сундуки, металлическая утварь и посуда, сапоги, сукна солдатские, бязи, дабы, карповое сукно, китайка, кармазин, шелк, ситец, саранжа ташкентская, русские ножи и топоры, другое.
К середине XIX в. город Омск имел развитую торгово-промышленную инфраструктуру. 18 каменных и 1748 деревянных домов, 3 каменных церкви, 5 училищ, 13 фабрик, 80 торговых лавок, 1 трактир и 8 питейных заведений.
Городской доход составлял 4560 рублей и уступал лишь Тобольску и Тюмени (1847).
В городе числилось 3 купца 2-й гильдии и 90 человек, приписанных к 3-й гильдии. Омск быстро рос. По данным городской переписи населения 1877 г., в нем проживало 24,8 тысячи человек; военные составляли 42 %, дворяне и чиновники – 9,9%, мещане - 21%, крестьяне - 12,9%, духовенство - 0,7%, купцы - 0,3%. Были национальные общины: поляки и евреи - по 2,7%, немцы и казахи - по 1 %.
Через 20 лет, в 1897 г., Омск выглядел так: общая численность - 37,3 тысяч человек, мещане - 37,3%, крестьяне - 35,7%, дворяне - 13,7%, купечество - 1,3% и духовенство - 0,8%.
Во второй половине 19-го века хлеб из России стал главным продуктом торговли в Степи. Главным центром хлеботорговли для северных и восточных районов Казахстана стал щедрый город Омск.
В 1851 г. из Омска отпущено хлебных товаров на сумму 15 619 рублей. В 1900 г. продана 151 тысяча пудов.
Омск бил конкурентов рублем. В №30 газеты «Восточное обозрение» за 1886 г. приводились цены в городах от Хабаровска до Омска. Некоторые из них:
В Омске пуд ржаной муки – 30 копеек. Пуд мяса – 1 рубль 80 копеек.
В Томске пуд ржаной муки – 50 копеек. Пуд мяса – 2 рубля 60 копеек.
В Иркутске пуд ржаной муки – 1 рубль 50 копеек. Пуд мяса – 4 рубля.
В Чите пуд ржаной муки стоит 2 рубля 50 копеек. Пуд мяса – 2 рубля 30 копеек.
Одновременно Омск был и базой оптовой торговли Акмолинской области.
В нем были оборудованы склады для европейских мануфактур, бакалейных, галантерейных, кожевенных, металлических и других товаров, отчасти азиатских, которыми снабжалось как оседлое, так и кочевое население.
За 1894 г. из Омска было вывезено в центр более 500 тысяч пудов кож и шерсти, 72 тысячи пудов сала, а кроме того, более 2 миллионов пудов пшеницы.
Не следует забывать и то, что по Иртышской казачьей линии пролегал единственный почтовый и торговый тракт, соединяющий перегрузочный пункт Сибирской линии Омск с Павлодаром, Усть-Каменогорском, Семипалатинском, Зайсаном. Этим же трактом на приемные пункты в Омск и на Ирбитскую зимнюю ярмарку отправлялись все товары из этих степных районов.
Уже в 1867 г. на торгах в Омске были представлены степные магазины: Атбасарский, Айдабульский и Караобинский. В 1878 г. на Омскую ярмарку было привезено товаров на сумму 177 тысяч рублей, в основном кожа, шерсть, сало, пшеница и масло. Провоз каждого пуда груза зимним путем на Омск от Павлодара стоил 30-40 копеек с пуда и обратно - 20 копеек. Только хлебных грузов и сливочного масла из Омска отправлено в 1900 г. соответственно 151 тысяча и 224 тысячи пудов, в 1909 году – 3 961 тысяча и 628 тысяч пудов. Здесь имелось до 50 контор по скупке мяса.
В 1909 г. со станции Омск по Сибирской железной дороге отправлено 6 509 тысяч пудов грузов и прибыло 9 365 тысяч пудов. Развитие Омска как одного из центров торговли между казахами-скотоводами и оседлым населением имело важное значение для обеих сторон. Торговые связи способствовали общему расширению контактов.
Павлодарский вариант
Крайне притягательными для бурно развивающегося бизнеса России были Казахстан и Средняя Азия.
Север Казахстана издавна являлся не столько рынком сбыта российских товаров, сколько источником сырья для промышленных предприятий России и самой Сибири.
Уже во второй половине 50-х годов 19-го века у казахов ежегодно закупалось 450 тысяч баранов общей стоимостью 1 миллион 300 тысяч рублей.
При этом при продаже мяса, сала и шкур, по данным А.Т. Бексеитовой из университета им. Ш. Уалиханова (г. Кокшетау), сибирские скотопромышленники получали почти 1,6 миллиона рублей чистой прибыли.
В 1861 г., например, в общем торговом обороте в Западной Сибири в 8,2 миллиона рублей привоз из Степи составлял 3,3 миллиона рублей.
В свою очередь, сибирские крестьяне привозили на продажу не менее 600 тысяч пудов муки, много меда, масла и рыбы. Купцы везли ткани, изделия из кожи и прочее.
Любопытную запись, имеющую отношение к истории Павлодарского Прииртышья, удалось обнаружить в изданной в начале ХХ века «Настольной и дорожной книге» для путешествующих. «Плавание по Иртышу от Омска до Семипалатинска, - предупреждал автор, - не обещает ничего интересного. На расстоянии тысячи километров здесь расположен всего один небольшой уездный город и десятка два незначительных селений. В торговом и промышленном отношении край значения не имеет...»
В 1910 г. журнал «Сибирские вопросы» сообщал: «Славился Петропавловск в степи своим базаром, своим меновым торгом. У самого Кызылжара еще в 1773 году русские открыли торг. Сюда съезжались купцы - тобольские, тюменские, томские, казанские, сюда же направлялись с караванами бухарские и ташкентские торговцы. В Кызылжар пригоняли скот не только из казахских аулов, но и из монгольских степей и Кашгарии… Ярмарка ворочала миллионами. Уже в 1869 году ее оборот достиг 1 731 718 рублей. На рубеже 20-го века перевалил за 4,5 миллиона…».
Одним из важнейших центров торговли и предпринимательства на Севере Казахстана, особенно после предоставления ему в 1861 г. статуса города, стал Павлодар.
Уже в 1867 г. тут проживало купцов 1-й и 2-й гильдии - 40, иногородних купцов - 21 и торгующих по свидетельству на мелкие торги - 34.
По документам, хранящимся в фондах историко-краеведческого областного музея, в конце XIX - начале XX в. в Павлодаре проживали с семьями Абдул-Фаттах, Абдулмалик и Нажмитдин Айтыкины. Они поддерживали деловые связи с фирмами стран Запада, участвовали в Ирбитской и Макарьевской ежегодных ярмарках. Им принадлежали магазины и склады, а в торговых рядах городского базара - лавки. Торговали они жирами, чаем, мануфактурой, бакалейными и азиатскими товарами, большими партиями скупали шерсть и кожи, которые переправляли на собственных пароходах для переработки на своих заводах в Таре.
В 1868 г. Айтыкины первыми в Павлодаре были удостоены звания почётных граждан города.
Жили тут и семьи совладельцев имущества клана Абдулкали, Абдулгазиза и Миркадама Айтыкиных, игравших в руководстве бизнесом второстепенную роль.
Всего Айтыкиным в Павлодаре принадлежали пять домов: четыре деревянных и один кирпичный, возведённые вместо сгоревших во время майского пожара 1901 года. Построенные из отборных сосновых брёвен в сибирско-татарском стиле, они отличались от домов городских обывателей крупными размерами, опрятностью и оригинальностью внешнего вида. Карнизы окон и фронтоны крыш украшены резным орнаментом, полы, настланные из отборных сосновых досок, приподняты высоко над землей. Вместительные крылечки, обращённые внутрь просторных дворов, обрамлены причудливыми перилами.
Из купцов - в капиталисты
Давно известно, что хотя появлявшиеся в среде купечества династии были в экономическом отношении весьма могущественными, они не отличались устойчивостью. Как правило, продолжительность купеческого рода составляла 2-3 поколения.
Отечественные историки давно подметили, что ни одна известная торгово-промышленная фамилия петровского времени не сохранила своего значения до конца XIX - начала XX в.
Вероятно, это связано с тем, что наиболее крупные купеческие состояния составлялись не «естественным» капиталистическим путем, а благодаря поддержке государства, помогавшего экономическому становлению купечества внеэкономическими методами.
Если у государства в дальнейшем ослабевал интерес к деятельности каких-то купеческих кланов, судьба их становилась неопределенной.
В условиях господства феодально-крепостнической системы представители именитых купеческих родов с течением времени или скатывались вниз по социальной лестнице - в мещане, или становились дворянами, как это произошло со Строгановыми, Демидовыми, Гончаровыми, Исаевыми и др.
Но род Айтыкиных, оказавших важные услуги империи, существовавший 4 века, опроверг эту закономерность.
Он к тому времени уже давно перешагнул городские стены Тары.
Уже во второй половине XIX века представители клана Айтыкиных, став воротилами межрегионального масштаба, успешно вели торговлю в других городах Западной Сибири, в компании с русскими купцами успели укрепиться в Омске, Тобольске, Павлодаре и Петропавловске, и, зарегистрировавшись как купцы 1-й гильдии в Омске и Павлодаре, оказались готовы к грядущим переменам.
Сыновья Нияза – Абдул-Фаттах, Рахматулла и Насретдин – существенно расширили семейный бизнес. Они вели торговлю в Чучучаке, Кульдже и Кяхте.
По сведениям из Омска, Насретдин (Насер, Назир) Эддин Ниязович – купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин. Награжден медалью на Станиславской ленте и золотой медалью. Его наследники торговали мануфактурой, галантерейными и бакалейными товарами.
Рахматулла Ниязович - купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин. За заслуги пожалован военным министром серебряной медалью, в 1865 г. получил орден Станислава 3-й степени. Занимался чайной торговлей.
Абдулла (Абдул) Фаттах – купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин, торговал чаем жировым товаром, городовой судья в ратуше (1864), имел кожевенный завод и фирму по торговле сахаром, чаем, хлебом и другими товарами (1898-1905).
Итак, Айтыкины относились к тем деловым кругам Сибири, которые из поколения в поколение повышали свой социальный и финансовый статус.
Не довольствуясь прежними методами хозяйствования и накопления капиталов, наряду с торговой деятельностью, они осваивали новые сферы: переработку животноводческого сырья, судостроение, транспортные услуги, организовывали рискованные, но обещавшие хорошую прибыль, экспедиции в далекие страны.
Одними из первых братья осознали и перспективы добычи золота, серебра, свинца и других металлов на востоке Казахстана.
Еще 16 февраля 1867 г. политический ссыльный Е. Михаэлис сообщал из Березовского округа тобольскому губернатору: «В настоящее время Царский купец Насретдин Айтыкин предложил мне отправиться в Заилийский край для розыска золота и других металлов».
Они энергично обращались и к другим, неизвестным еще в Сибири, промыслам - например, к созданию бумагоделательной отрасли.
По одной из версий, «летом 1884 г. в Заводо-Успенку пожаловал тарский купец Алексей Щербаков. Чутье ему подсказывало, что заброшенный винокуренный завод, на продажу которого трижды за последние годы назначались торги, но не находилось охотников, может послужить прекрасной базой для развертывания производства писчей бумаги.
Благо, конкуренция в Западной Сибири еще не захватила эту отрасль.
Огромные лесные массивы, могущие служить исходным сырьем для будущей фабрики и безработица среди населения прибавили уверенности купцу.
Обследовав завод, пруд и прилегающие к нему окрестности, побеседовав с местными властями и мужиками, дабы разузнать их настроения, Щербаков пришел к решению строить фабрику. Однако на это понадобятся деньги, и немалые.
Вернее начинать вместе с состоятельными людьми. Кого же взять в компаньоны, чтоб поверили в его предприятие и раскошелились пощедрее?
Купцы братья Айтыкины явились первыми со своим предложением, следом за ними купец Смолин и другие. Промышленное товарищество Алексей Щербаков и Компания купило винокуренный завод со всеми постройками: хлебными складами, мельницей, конторой, управленческими домами и заводским прудом. Для строительства писчебумажной фабрики выбрали площадку на берегу пруда. Объявили о найме рабочих в Заводо-Успенке и ближних деревнях. Люди видели в фабрике свое спасение...»
По другой, более прозаической версии, купцы из Тары А.И. и В.А. Щербаковы и Р.Н. Айтыкин в 1886-1888 гг. создали писчебумажную фабрику в Заводоуковском под Тюменью.
Сначала в 1886 г. возникло «Сибирское фабрично-торговое товарищество Алексея Щербакова и К°». Вскоре в него вошли и предприниматели из Кургана Смолины. Оснастив фабрику современным оборудованием, товарищество освоило выпуск нескольких видов бумаги, создало разветвленную сеть оптовых складов в главных городах Урала и Сибири – Тюмени, Екатеринбурге, Томске, Иркутске и вытеснило с рынка московские фирмы, что стало заметным вкладом в развитие экономики Сибири.
На ярмарках Тары и округа важную часть оборотов (58,3% в 1875–1876 гг.) давала мануфактура, и Айтыкины не собирались отказываться от нее.
Вместе с тем, братья имели кожевенный и стекольный заводы, брали подряды на пошив обмундирования для личного состава Сибирского казачьего войска.
Их караваны курсировали между Средней Азией, Китаем, Сибирью, торговали на ярмарках Урала, Сибири и Поволжья чаем, железом, мануфактурой, продуктами скотоводства. Так, среди купцов из Тары, торговавших жировыми товарами на Ирбитской ярмарке в 1881 г., были и Айтыкины.
К тому времени братья уже открыли свои галантерейные, мануфактурные, гастрономические магазины в Омске, Павлодаре, Верном и Семипалатинске, но не забывали они и Тару: продавали тут столовую посуду из фарфора и фаянса, шелковые и шерстяные ткани; в магазине на Базарной площади (ныне мебельный салон «Анастасия») торговали чаем.
В 1894 г. текстилем в Таре торговали: Н.К. Машинский (оборот 200 тыс. руб.), ТД «Братья Волковы» (150 тыс. руб.), В.Е. Романов (120 тыс. руб.), Н.Н. Машинский, С. Айтыкин (по 100 тыс. руб.), А. Айтыкин (60 тыс. руб.).
По данным Сибирского торгово-промышленного календаря на 1896 год по г. Таре купцы 2-й гильдии сыновья Нияса Насреддин и Рахматулла Айтыкины вели чайную торговлю, торговали мануфактурой и галантереей.
Абдул Аббасович Айтыкин специализировался тоже на чае, а также продавал жиры. Айтыкин Абдул Маметьевич вел торговлю мануфактурой.
Согласно же переписи 1897 г., в Таре проживали купцы «А.Н. и А.А. Айтыкины (торговля чаем и железом)».
Развивающаяся хлеботорговля с Европейской Россией способствовала становлению речного транспорта. Уже в 1864 г. по рекам Оби, Иртышу, Ишиму, Таре, Туре и Тавде ходило 12 пароходов, барж, паузков и других каботажных судов. Судовладельцем стал и тарский купец 1-й гильдии Рахматулла Ниясович Айтыкин.
В 1877 г. в Омске после Введенской ярмарки перед отправкой купцов на Ирбитскую ярмарку прошел съезд пароходчиков и купцов. Генерал-губернатором были вызваны главные судовладельцы: из Тюмени - Тюфин, из Тары - Айтыкин и Щербаков.
На съезде обсуждался проект срочного пассажирско-товарного пароходства по Иртышу с пароходами двух типов: крупными – от Тобольска до Омска, мелкими плоскодонными – от Омска вверх по Иртышу, перегружать товары с одних пароходов на другие намечали в Омске. По мнению участников съезда, Иртышское пароходство могло иметь огромное значение в торговле с западным Китаем через ведущие западносибирские ярмарки – Ишимскую и Крестовскую.
Построенные на средства клана в Тюмени, в 1887 г. были спущены на воду пароходы «Работник» и «Тара», что курсировали по маршруту Тюмень–Тобольск–Тара–Павлодар, перевозя коммерческие грузы и пассажиров, занимались и доставкой соли из района степных озер. Пароходными и торговыми делами занимались управляющие Р. Айтыкина, на которых оформлялись доверенности на разные сроки в Тарском окружном суде.
По дороге, ведущей к храму
Первую мечеть в Таре заложили задолго до указа 1788 г. об учреждении Оренбургского магометанского духовного собрания.
В плане Тары за 1775 год, «высочайше» утвержденном императрицей Екатериной II, уже есть отметка о строящейся каменной мечети.
Объясняется это тем, что в Сибири еще до восстания Пугачева был особый порядок взаимоотношений с мусульманами: разрешение на строительство мечети было выдано начальником Тобольского наместничества.
Профессор Казанской духовной академии протоиерей Евфимий Малов в связи с этим сообщал: «В 1775 г. св. синод доводил до сведения сената, что в Сибирской губернии города Тары татары и бухарцы не только сами в веру христианскую не приходят, но еще стараются новокрещен из татар и идолопоклонников по Барабинской степи обращать и обрезывать в свое магометанское нечестие».
Первая мусульманская мечеть в подгорной части Тары, иначе говоря - татаро-бухарской слободе, сооруженная в основном из дерева (из камня был выложен только низ) в нижнем посаде, на Немчиновской улице (ныне ул. К. Либкнехта), по одним данным, открылась в 1793 г., по другим – в 1802-м.
Известно, что почти все средства на ее сооружение - весьма крупную сумму - пожертвовали Айтыкины.
Нияз Айтыкин в Таре являлся и попечителем местного медресе, в разное время передал ему несколько тысяч книг на разных языках.
Хотя за несколько веков, прожитых в России, «сибирские бухарцы» совершенно обрусели, а многие из них получили блестящее образование и говорили на нескольких европейских языках, но потомки Пророка остались верны своему Аллаху и, как могли, помогали распространению истинной веры - мусульманства.
Известно, что братья Айтыкины построили мечети в нескольких городах.
Ещё на заре становления Павлодара Айтыкины построили тут первую мечеть из брёвен, доставленных из Тары, открыли при ней мектеб (школу), где мальчики и девочки татар (раздельно) постигали азы грамоты и ислама. Они же несли расходы по их содержанию. Попечителем школы был Нажмитдин Айтыкин.
Когда после одного из многочисленных пожаров, в подгорной части Тары от некогда людной бухарской слободы осталось несколько домов, обратилась в пепел и возведенная их предком наполовину деревянная мечеть, Айтыкины вновь тряхнули мошной, и начали строительство полностью каменной мечети. Эта новая мечеть в нижнем посаде Тары, на улице Немчиновской (современная улица К. Либкнехта) строилась более десятилетия, но в 1906 г. уже стала обслуживать местных мусульман.
По заключению современного исследователя, эта «двухэтажная мечеть представляла собой белое каменное здание зального типа с минаретом, окруженным балконом и полусферическим куполом. Данный тип мусульманского храма близок к казанским постройкам первого двадцатилетия ХIХ в., решенным по традиционной для местного культового зодчества схеме "минарет на крыше". Одно- или двухэтажные здания имели прямоугольный план и перекрывались двускатной или вальмовой крышей. С южного торца примыкал объем михраба. Минарет располагался в геометрическом центре здания или чуть ближе к северному торцу. Особенность тарской мечети в том, что минарет смещен к югу от центра, над двускатной крышей, его завершение не шпилевидное, а полусферическое, и михраб довольно большой».
Вскоре после революции, в 1921 г. Тарская мечеть была национализирована, а в 1935 г. ее добротное здание разобрали на комсомольском субботнике. Кирпичи мечети пошли на строительство ремесленного училища.
На одной из ежегодных конференций «Сулеймановские чтения» историк С. Татауров, заведующий сектором археологии Омского филиала Института археологии и этнографии СО РАН, сообщил, что поиски точного места, где стояла Тарская мечеть, не увенчались успехом, поскольку всю территорию заняли дома послевоенной постройки. В будущем на месте бывшей мечети предполагается установка памятного знака.
Конец династии
1917 год Айтыкины встретили с тревогой. Революция и последовавшая гражданская война для семейного клана Айтыкиных стали годами страшной трагедии.
Всё их, нажитое веками, имущество новыми властями было реквизировано, как тогда говорили, или попросту разграблено, а хозяева изгнаны из своих домов.
Нажмитдин, видимо, был убит во время карательных операций после подавления крестьянских восстаний, когда расстреливали «заговорщиков, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты...»
А в июле 1920 г. во время крестьянских восстаний, охвативших Павлодарский уезд из-за изъятия хлеба и других продуктов питания по продовольственной развёрстке, без суда и следствия по обвинению в пособничестве контрреволюции были расстреляны Абдулфаттах и Абдулмалик.
Абдулкали умер от переживаний сразу же после расправы над братьями. Не суждена была долгая жизнь и Абдулгазизу Айтыкину.
Пока в Павлодаре не были построены кирпичные дома, в одном из айтыкинских домов, сменяя друг друга, жили первые секретари обкома партии, во втором - председатели облисполкома, в остальных трёх многие годы размещались областной отдел народного образования, областная милиция и областной комитет ДОСААФ.
До наших дней сохранились два особняка. Один из них приватизирован, в нём живёт семья Аманжола Святова, а другой дом купца Айтыкина (кирпичный, по улице Карла Маркса, 151) перешёл в собственность частного предпринимателя.
Этот дом решением местного облисполкома №227/14 от 17 июля 1984 г. признан историческим памятником купеческой гражданской архитектуры начала ХХ века регионального значения (построен в 1910 году).
Чудом уцелевшие потомки клана Айтыкиных были расстреляны в разгар террора 1937-1939 гг. Миркадам Айтыкин - приёмщик кож сырьевого склада «Союзкожи» - якобы участвовал в подготовке панисламистского восстания против Советской власти и шпионаже в пользу Японии. По таким же фантастическим основаниям были казнены Ади и Якуп Айтыкины.
В списке жертв на сайте «Мемориала» перечислены пятеро Айтыкиных, уроженцев Тары, на момент ареста проживавших в Таре и Павлодаре.
- Айтыкин Ади Назирович, родившийся в Таре в 1880 г., приказчик-торговец в Павлодаре. Арестован 26 декабря 1937 г., приговорен тройкой УНКВД по Восточно-Казахстанской области по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР. Расстрелян 6 марта 1938 г.
- Айтыкин Махмуд-Рифат Абейдулович, родившийся в Таре 1892 г. Арестован 15 октября 1937 г. Приговорен тройка при УНКВД по Омской области, расстрелян 5 ноября 1937 г. в Таре.
- Айтыкин Миркадам Каршакович. Родился в 1872 г. в Таре, приемщик кожи в Павлодаре. Приговорен тройкой УНКВД по ВКО 29 декабря 1937 г. к ВМН.
- Айтыкин Тауфик Назырович. Родился в 1883 г. в Таре; татарин; кассир окрпотребсоюза г. Тара. Расстрелян 5 ноября 1937 г.
- Айтыкин Якуп Сейтфатталович. Родился в 1884 г. в Таре, маслодел, проживал в Павлодаре. Приговорен к расстрелу тройкой УНКВД по ВКО 15 февраля 1938 г. по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.
Но жена Абдулгализа Шарипгамал апа пережила годы войны, оплакала гибель солдат-сыновей: Анеса и Хайритдина.
Лишь третий из них Гумар, вернувшись домой, в послевоенные годы трудился шофером. Умер он в конце прошлого века.
Сколько за эти четыре века было необычных судеб, сколько лиц и сердец…
На кладбище бывшей татарской деревни Айткулово есть могила с необычным надгробием. По преданиям, оно – нефритовое. На небольшом сером памятнике три строки, сделанные арабской вязью.
Из надписи понятна лишь цифра – 1891 год. Сказание гласит: плыл по Иртышу караван богатого купца. Дочь его неожиданно заболела, а потом умерла. Судно остановилось у Айткулово, где красавицу похоронили. Потом на ее могилу привезли надгробие. На вершине памятника - углубление, видимо, в нем был укреплен полумесяц. По легенде, исчезнувший символ мусульманской веры был золотым.
Другая версия проще. По ней, под редким на татарских кладбищах надгробием покоится прах одного из рода тарских купцов Айтыкиных. Никто экспертизы надгробия не проводил, но, похоже, эта прямоугольная плита с верхними закруглениями – из мрамора. Серый камень на ощупь шероховат и сильно отличается от нефрита.
Есть в Таре еще надгробие над могилой некого «купца 1-й гильдии Айтыкина из бухарского рода». Датировано оно второй половиной XVII века.
Радуют глаз прохожих прекрасные дома в Павлодаре, Семипалатинске, Таре, да уцелели в нескольких архивах посеревшие от веков документы с именами «бухарских сибиряков» Айтыкиных, патриотов России. Вот и все, что осталось в памяти людской…
Март 2008 г.
На снимке: Товаро-пассажирский пароход «Тара», построен купцом Ниязом Айтыкиным в 1887 г. на Тюменской судоверфи. Мощность - 100 и.л.с. Ходил по маршруту Тюмень – Тобольск – Тара – Павлодар. С 1925 г. работал на дачном сообщении Новосибирск – Бердск - Гуселетово. В 1926 г. прошел капитальный ремонт в Бобровском затоне. В 1938 г. - на линии Томск—Брагино. В 1950-е курсировал по р. Кеть, Васюган, Тым, Парабель. Утилизирован в конце 50-х в Моряковке, Томская область.
Из фондов краеведческого музея "Самусьский центр культуры".
П.С. Эту заметку в "Энциклопедии Сибири" я нашел через полгода после публикации очерка.
АЙТЫКИНЫ, тарские купцы 1-й и 2-й гильдий.
Основатель династии — потомок исламского миссионера из Ургенча Дин-Али ходжи А. Ярымов, основавший бухарскую слободу в Таре. Его дети Нияз (1777—1847) и Кармышак (1800—?) вошли в тарское купечество, в 1827—28 открыли короткий путь от Омска до Коканда. Их наследники торговали в Кяхте, Верном, Павлодаре, Семипалатинске, производили кожи, стекло, сукно, входили в «Ирбитское пароходство», владели пароходами «Работник» и «Тара», устраивали зимний путь от Ирбита до Томска. Сыновья Нияза, Абдулл-Фаттах (1817—83), Насретдин (1838—94), Рахматулла (1834—1911), в 1856 получили потомственное почетное гражданство (см. Почетные граждане). Абдулл, участник Семипалатинского соглашения об упорядочении торговли в Западном Китае, оставил наследство в 150 тыс. руб., но разделы распылили фамильный капитал. Насретдин знал фарси, арабский, немецкий, французский, английский язвки, собирал книги, совершил паломничество в Мекку и Медину, изучал опыт передовых предприятий. Рахматулла вошел в Сибирское фабрично-торговое товарищество «А. Щербаков и К°», основавшее Успенскую писчебумажную фабрику. Потомки Айтыкиных торговали хлебом, конским волосом и другими товарами в Таре и на Ирбитской ярмарке вплоть до 1917.
Награды: Насретдин — серебряная медаль на Станиславской ленте; Рахматулла — орден Святого Станислава 3-й степени, серебряная медаль на Александровской ленте.
Лит.: Валеев Ф.Т. Тарские предприниматели Айтыкины // Таре 400 лет: Матер, науч.-практ. конф. Омск, 1994. Ч. 1.
А.А. Жиров