М Я Т А
Я вышел из дома прогулять с псом Чарли и купить сигарет. Вернее, это я домашним так сказал. На самом деле, я вышел из дома, чтобы побыть одному, ну, и купить сигарет, тоже. В окне киоска пестрили фантики жвачек: мед с лимоном, лесные ягоды, вкус арбуза, и, наконец, мята с корицей. Красными от холода руками, протягивая купюру в маленькое окошко, я получил свои сигареты и жвачку. Ту самую жвачку, со вкусом наших поцелуев. Я присел на заледенелую скамейку и закурил.
Впервые я встретил ее, когда еще был студентом – лет десять назад. Молоденькая учительница, сама только что вышедшая из-за парт, встала у кафедры. Она вела какие-то дополнительные курсы, так и не пригодившиеся мне по специальности, но я записался и проявил в общем-то не свойственные мне усердие и прилежание, не пропустив ни одного занятия. Когда закончился последний семестр, и настало время летних каникул, я узнал, что она едет в студенческий лагерь, вожатой. Не удивительно, что я тоже отправился в этот чертов лагерь.
Догадывалась ли она, что я влюблен в нее по уши? Теперь я понимаю, что да. Хотя вела она себя достаточно сдержано и только улыбалась, чуть прищуриваясь, если меня несло, и я начинал, как ненормальный, перечить каждому ее слову. Она была снисходительна ко мне, а мне хотелось содрать с нее эту маску снисходительности, а вместе с ней всю одежду и…. Ну, вы знаете, как бывают в юности агрессивны гормоны. Ночами я думал об одном, - что хочу, чтобы первой моей женщиной оказалась она и только она. А в реальности дней я психовал от бессилия как-то привлечь ее внимание. Еще я узнал, что она почти замужем. Что мне оставалось делать? Тренировать силу воли, пряча свои руки за спину и сжимая кулаки, когда она оказывалась так близко, что можно было почувствовать ее запах. Тайно следить за ней, как она общается с другими людьми, как она смеется с ними, - как меняется ее мимика, когда она радуется, волнуется или грустит. Я пытался понять, что она чувствует, что она думает в разные моменты, и мне казалось, что я научился понимать ее без слов. Я стал мрачен, потому что слишком близко пустил ее в свое сердце, но она продолжала меня не замечать. Тогда моим любимым занятием стало уходить с другом подальше от лагеря и пить пиво, чтобы смягчить чувство безнадежности моего положения. Я видел, что она этого не одобряет, но зато стала уделять мне больше внимания «в воспитательных целях». Глупышка.
Закончилось лето, начался новый учебный год. Мою и без того шатающуюся башню снесло окончательно. Я прогуливал занятия, заваливал зачеты, не приходил на экзамены. Но зато ее лекции отсиживал от звонка до звонка. Задавал вопросы, копался в библиотеке, писал рефераты по совершенно не профильному предмету. К концу семестра в воздухе повис вопрос о моих хвостах и возможном отчислении. Случайно я узнал, что на педсовете она выступила в мою защиту - как ни странно, мне дали отсрочку, а она была лично назначена курировать мой позор и мои успехи. Теперь я должен был отчитываться перед ней за опоздания и прогулы и по другим предметам. Зачем ей это было надо? Не знаю, наверное, она чувствовала, что стала причиной моей хандры. Да, к тому времени она действительно меня раскусила.
Однажды вечером, после занятий, я заметил, что она собирается нести домой две большие сумки с книгами, - конечно, как истинный рыцарь, я вызвался ее проводить. Она даже не удивилась этому порыву, и отдала мне обе сумки с такой легкостью, как будто я всегда был ее личным носильщиком. Мы шли медленно, от одной остановки к другой, разговаривая обо всем понемногу, и ни о чем конкретно. Была зима, вокруг, как чернила по тетрадке, разлились синие сумерки, желтоглазые фонари освещали наш путь. Сумки с каждым шагом становились тяжелее, но мне хотелось, чтобы дорога до ее дома никогда не кончалась. В тот момент, когда она шла рядом, в голубой шубке, и снег хрустел под нашими ногами, мне казалось, что она простая девчонка, такая же студентка, как и я… Мои остроты казались ей смешными, и она заливалась смехом, приятнее которого я еще не слышал. Мы проходили мимо городского озера, зимой оно становилось открытым катком. Я предложил ей зайти, посмотреть на праздно катающихся. Опустив ресницы, она согласилась.
Мы наблюдали за скользящими по льду людьми с детской площадки. Скамейки засыпало снегом, так что присесть было некуда. Я поставил сумки возле сугроба, стал потирать затекшие руки. Она подошла ко мне очень близко и сказала, глядя снизу вверх прямо в глаза:
- Вы знаете, - она всегда обращалась ко мне на вы, - я скоро уезжаю.
- Куда? – удивился я.
- Мы с мужем отбываем в Канаду.
- В Канаду? – для меня это прозвучало, как «на луну».
- Да, в Канаду, ему предложили хорошую работу и…
Я не мог произнести ни слова. Она с пониманием посмотрела на меня и поспешно отвела взгляд на веселящуюся толпу прохожих. Играла новогодняя музыка, в центре катка яркими огнями сверкала Елка. Я был сражен, разбит и распят нежной ручкой своей Дамы сердца.
- Я, конечно, доработаю до конца семестра, - продолжала она. Так что… – и замолчала.
Лукаво улыбнувшись, она прошла мимо меня, оглушенного новостью, к одинокой качели. Смахнув сугроб снега с сидения, она запрыгнула на него и позвала меня жестом.
- Покатай меня. Я так давно не каталась, - она впервые обратилась ко мне на «ты».
Я машинально надел перчатки и взялся за стальной прут качели. Я со злостью отталкивал железную конструкцию от себя, качели скрипели, а моя Прекрасная недоступная Дама откидывалась назад, лицом в небо, и смеялась… Что за женщина? Она все время смеется надо мной, - накручивал я себя сам, раскачивая качели все сильнее. В ушах противно звенело от скрежета замерзшего железа, но я не мог остановиться – ярость кипела во мне. Я стал вспоминать все беды, которые посыпались на мою голову, как только я встретил ее.
- У меня кружится голова… Да остановись же ты! – закричала она.
Я очнулся. Схватил прут качели и задержал ее на весу, почувствовав, как напряглись мои мышцы. Потом медленно опустил. Она снова приблизилась ко мне, что-то говорила, но я не слышал слов, я смотрел на ее шевелящиеся губы, дрожащие ресницы. Я наклонился и впился в ее сладкий рот. Кажется, она попыталась оттолкнуть меня, стукнуть рукой – но я держал ее мертвой хваткой. «Не отдам, - думал я, - не отпущу», - и сердце мое неистово стучало, как у пробежавшего галоп жеребца. Она перестала сопротивляться, словно растаяла от моего жара, и мы долго, долго целовались на морозе.
Не помню, как в тот вечер мы смогли оторваться друг от друга.
Затушив ботинком окурок третьей, выкуренной подряд, сигареты, я достал жвачку - две подушки — и положил их в рот. Мммм.. именно так горячо и пряно было во рту после ее губ. Нет, она не стала моей первой женщиной. Это случилось со мной уже после ее отъезда, с другой. Но она была моей первой возлюбленной, моей Дамой, Пандорой, Дульсинеей. Она БЫЛА в моей жизни, - и это уже много.
Правда, до отъезда было еще несколько тайных встреч, - мы ездили в местный монастырь, гуляли по покрытому инеем сказочному лесу, пели песни и ели бутерброды в машине. Она казалась очень веселой и вела себя совсем как девчонка. С ней было легко и непринужденно. Мы радовались жизни - танцевали под снегопадом, дурачились, засовывая холодные руки друг другу в рукава и целовались, целовались, целовались… Это была самая горячая зима в моей жизни, насыщенная радостью «ни от чего» и «просто так». Настоящей радостью жизни, которая только возможна при мысли, что еще немного и все закончится. Быть может, навсегда.
Она уехала, как и обещала, ранней весной. Мы обменялись телефонами, по которым теперь никто не звонит. У меня осталась только одна фотография, где мы всей учебной группой первокурсников застыли с глупым выражением лиц, а внизу, на стульях, сидят преподаватели. Она – вторая слева. Сейчас мне примерно столько же лет, сколько было ей тогда. И я понимаю, что это совсем не возраст…
Я закончил ВУЗ, женился, у меня растет дочь, - славная девочка. Я ни о чем не жалею, или почти ни о чем. Просто иногда мне нужно побыть одному: пройтись по знакомой тропинке, сходить на каток и посидеть на той качели. Вспоминает ли она меня? Было ли у нас будущее? И что случится с моим глупым сердцем, если она вернется? – я старался не думать об этом, пока однажды не раздался звонок…
К О Р И Ц А
Я позвонила ему по приезду в город своей юности. Сначала он скинул вызов, но через три минуты перезвонил сам. Голос его срывался, и я почувствовала в нем щемящую нежность и радостное волнение. Мы назначили встречу в ближайшие выходные. В таких случаях, как назло, время идет не спеша, выборочно делая остановки в памяти.
Я приезжала в родной город из Ванкувера раз в два-три года, - чаще не получалось. Не смотря на все мои страхи, муж нашел достойную работу и мы хорошо устроили свою жизнь, родили сына. Неверное, со стороны моя судьба имела налет сказочной романтичности, но в реальности не все бывает гладко. Много было вложено сил на изучение языка и традиций, чтобы найти друзей и работу, но мы сделали это. Когда была общая цель, мы чувствовали себя двумя членами команды корабля, спасшимися во время крушения, и мы всегда помогали и поддерживали друг друга. Но время идет и отношения изменяются, как контуры проплывающих облаков.И однажды я заскучала в этой прекрасной и удивительной стране. Может быть, по тому небольшому городу, который громко называется родиной, может быть по друзьям, по людям, которые окружали меня, по этой странной русской душе, безошибочно читаемой в наших глазах, а может, по своей незаметно проходящей молодости.
И я вспомнила о Сергее… Стройный сероглазый блондин, веселый и беззаботный на первый взгляд - один из тех, которые в нужный момент становятся серьезными и взрослыми не по возрасту. Он был хорош не только внешне, сквозь налет мальчишеской бесшабашности угадывалось в нем что-то сильное и настоящее. Я заметила его на первом же занятии – он прерывал лекцию своими репликами, задавал не всегда уместные вопросы. Пришлось применять разные педагогические приемы, и он заставил меня вспоминать о себе и после занятий, во время подготовки. Затем мы встретились в лагере, и до меня вдруг дошло, что именно я стала причиной его повышенной ершистости. Не смотря на вызывающее поведение на занятиях, он мне нравился, но, конечно же, я запретила себе думать о нас, ведь мы были вовлечены в учебный процесс, где роли строго расписаны, а преподаватели и студенты находятся на разных берегах его течения. Я видела его переживания, но ничем не могла помочь и поэтому избрала тактику игнорирования. Я надеялась, что со временем его чувства пройдут, тем более что студентки делали ему недвусмысленные намеки. Наверное, так бы все и продолжалось какое-то время, пока не сошло на нет, но муж сказал мне о переезде. И я задумалась… Конечно, я понимала, что должна сказать эту новость моему Рыцарю лично, но все время откладывала, надеялась, что подвернется случай. И вот настал тот день, когда мы впервые поцеловались на катке, и который я с нежностью храню в своем сердце.
Но был и другой день, другая встреча…
За окном царила поздняя весна, с уже растаявшим под ласковыми лучами солнца грязным снегом, высохшими лужами и нежно шелестящей молодой листвой. Встреча была назначена в старой части Заречья, где росли, как грибы, маленькие дома с уютными двориками, сидящими на лавочках старушками в цветастых платочках и играющими в песочнице вечно сопливыми детьми. Время в таких местах тянется медленно и плавно, и можно прочувствовать каждую секунду, растянутую в пространстве, как мягкая ириска.
Сказать, что я волновалась, - все равно, что не сказать ничего. Я понимала, что мы оба изменились, и что у каждого сложилась и утряслась своя жизнь. Три дня до встречи я тщательно обдумывала слова, которые скажу ему, но чем ближе подходил назначенный час, тем путаней становился мой монолог, а суть слов изменялась на крайне противоположную тому, что хотелось сказать. Я нервничала и уже пожалела, что назначила это свидание, но я не могла уехать обратно, не повидав его.
Заходящее солнце щедро поливало розовыми лучами город, отражаясь в стеклах звенящих трамваев, медлительных автобусов и пронырливых легковушек, ведомых лихими водителями-джигитами. Зайчики света прыгали по лицам спешащих прохожих, заглядывали в окна домов, и растворялись в пропитанном тонкими весенними ароматами воздухе. И только прохладный ветерок напоминал о том, что еще совсем недавно здесь прошла зима.
От волнения, я не рассчитала время и впервые пришла на свидание раньше назначенного. Я прогуливалась по узкой кривой улочке, разглядывала здания и прохожих, пытаясь отвлечь себя от ожидания. Наконец, я не выдержала и позвонила Сергею.
- Все остается в силе, ты едешь? – спросила я.
- Да. А ты?
- Я уже на месте.
- Я скоро.
- Хорошо.
Десять минут показались мне целым столетием. Когда же он подошел пружинящей походкой и сел рядом – ровно в назначенное время, - я не смогла ничего сказать. Только нервно покачивающийся кончик туфли выдавал мое тщательно скрываемое волнение, - и он заметил это. За десять лет он почти не изменился, только, кажется, стал еще выше и возмужал. Мягкая щетинка обрамляла его красивое лицо. Наверное, пока шел, он тоже разглядывал меня и заметил, что я поправилась и постарела. Мы сидели некоторое время рядом и просто молчали.
- Я хочу выпить, - сказала я неожиданно для себя самой.
- А по какому поводу? – пошутил он.
- Считай, что сегодня праздник.
- Я не буду, – ответил он.
- А мне надо. Только я хочу остаться на воздухе.
- Да, мне тоже нравится такая погода.
В магазине мы взяли бутылку Изабеллы и персиковое мороженое — ничего лучшего не нашлось. В ближайшем дворе мы устроились на скамейке под раскидистой зеленой липой. Разливая мне в пластиковый стаканчик красное вино, Сережа с юмором рассказывал про какие-то события своей жизни. Про хобби, работу, друзей. Показал мне на сотовом телефоне фотографии жены, дочери и какой-то подруги. «Любовница», – почему-то решила я. Он говорил мне комплименты, шутил, но сквозь эту веселость я чувствовала, что он тоже напряжен. Посмотрев на часы, он как-то резко засобирался, но я не хотела его отпускать, пока не скажу ему нечто важное. И, когда я уже перестала чувствовать вкус вина, – осталось полбутылки, - меня, наконец, прорвало. Из всех фраз, которые я тщательно подбирала три дня, вырвалась только одна, которая никогда не должна была прозвучать: «Я люблю тебя. Теперь ты свободен и можешь идти».
Я сидела в пол оборота на одном конце лавочки, он – на другом. Я ждала, что он сейчас встанет и уйдет, но спиной почувствовала, что он остался на месте. Я повернулась к нему лицом и увидела, что глаза его широко раскрыты, и он смотрит, не видя меня, сквозь меня, куда то вдаль. Я говорила, что понимаю абсурдность и нелепость происходящего, что сама не ожидала, что наши романтические отношения оставят в моей душе такой яркий след, и что сейчас у меня есть выбор… Лучше бы я замолчала после первой же фразы.
Внезапно я протрезвела, и до меня дошло, что я несу какой то истерический бред. Мне стало ужасно стыдно за себя, за то, что я напилась и показала свою слабость. Я закрыла лицо руками, мысленно желая, чтобы он скорее ушел, и забыл все, что я наговорила в пылу и горячности. И тут я почувствовала, что у моей спины появилась опора, - спина Сергея. Мне сразу стало легче, - я доверилась, откинулась назад, и Сережа разделил со мной тяжесть. Так мы и сидели на лавочке, в незнакомом дворе, защищая спины друг друга и глядя в бесконечно синее небо.
Я была благодарна ему, и мне хотелось посмотреть в его глаза, чтобы прочесть ответ на все мои нелепые вопросы, но Сережа натянул бейсболку на лицо так, что под козырьком были видны только подрагивавшие губы. Мы поднялись с лавочки, и молча направились в сторону остановок. По пути я взяла его за руку и силой развернула к себе лицом. Он раскрылся, расстегнул куртку, и я уткнулась лбом в его теплую грудь. Нескольких мгновений хватило, чтобы понять, - ни время, ни расстояния не властны над нами. И я снова почувствовала себя молодой и счастливой, кружащейся в танце на грани дозволенного, за несколько дней до отъезда. Может быть, навсегда.
На остановке я предложила ему жвачку, - но он ответил, что покупает себе только одну, - ту, которая напоминает ему вкус наших поцелуев. И мы долго смотрели друг другу в глаза. У него они были такие же зеленые, как раньше, но уже очень серьезные…
- Надо же, - сказал он мне на прощание, - все зависит от одного человека.
- От какого человека? От тебя? – спросила я.
- Нет. От тебя.
И я уехала, обещая себе утрясти все дела и скоро вернуться…
Недавно, гуляя по заснеженному парку, я услышала скрип качелей, и неожиданно вспомнила эту историю. Мне захотелось снова ощутить вкус мяты с корицей. С тех пор прошло много лет, в моей жизни произошли разные перемены, но я так и не вернулась в Россию. А эту жвачку... я искала ее, спрашивала в маркетах, но оказалось, что ее сняли с производства и больше не продают. Ни в Москве, ни в Ванкувере.