2. 084 Хуан Рамон Хименес

Виорэль Ломов
2.084 Хуан Рамон Хименес
(1881—1958 гг.)


Видимо настанет время, когда в наши учебники литературы включат маленькую повесть Хименеса о серебристом ослике — «Платеро и я». Эту книгу (там нет и сотни страниц) поэт писал девять лет. Ослик прожил у Хименеса два года, потом, отравившись, погиб.

Поэт воскресил его на бумаге, больше того — он его вознес на небеса. А саму книгу посвятил памяти сумасшедшей девочки Агедильи с соседней улицы, приносившей поэту и его ослу цветы. «Платеро» принес поэту всенародную любовь и славу первого поэта. Испанцы вообще считают, что в нем не меньше, чем у Сервантеса, запечатлена вся Испания. Нет ни одного эмигранта испанца, который не взял бы с собой на чужбину, как горсть родной земли, эту книгу.

Спроси сегодня у любого испанца, кто такой Х.Р.Х. или «поэт из Могера», и он ответит: это Хуан Рамон Хименес из Могера, что в Андалусии. Будущий поэт родился в этом «роднике горькой радости» 23 декабря 1881 г. В семье банкира Виктора Хименеса и его жены Пурификасьон Мантекон-и-Лопес Парейо, кроме Хуана, было еще двое детей, а также дочь Виктора Хименеса от первого брака.

Болезненный мальчик не терпел взрослых празднеств и детских игр, любил природу, а еще книги Данте, Шекспира, Камоэнса, Гонгоры, Ронсара, Гете, Байрона, Шелли, Верлена, Рембо — всех не счесть.

Одиннадцати лет Хуан отбыл в Пуэрто-де-Санта-Мария, близ Кадиса, в монастырскую школу при монастыре иезуитов. Затем по настоянию отца стал изучать право в Севильском университете, правда, занимался больше живописью, чтением и сочинением стихов. Стихи юноши, напечатанные в мадридском обозрении «Новая жизнь», привлекли внимание поэтов-модернистов и их главы знаменитого никарагуанца Р. Дарио. В короткий срок Хименес сблизился с ними, подружился с Р. Дарио, принял участие в создании журналов «Гелиос» и «Возрождение». Первые книги поэта — «Души фиалок» и «Кувшинки» — увидели свет в 1900 г.

Интроверт Хименес не мог долго выносить столичного шума и вскоре вернулся домой. Неожиданная смерть отца подкосила его, в результате чего он впал в депрессию, от которой лечился в клинике Кастелла д'Андроте в Бордо. И хотя в санатории Хименес изредка организовывал в своей комнате встречи с поэтами, после лечения он вел жизнь затворника.

Вернувшись в 1902 г. в Мадрид, Хуан Рамон написал свои первые зрелые стихотворения, вошедшие в сборники «Рифмы», «Печальные напевы», «Дальние сады», «Пасторали», принесшие ему славу поэта-новатора.

Через три года Хименес вновь покинул Мадрид и на семь лет вернулся к обедневшей семье. Жил уединенно, однако активно переписывался со столичными издателями и провинциальным учителем, выдающимся испанским поэтом А. Мачадо. В Могере поэт написал книги стихов «Гулкое одиночество», «Весенние баллады», три тома «Элегий».

В 1912 г. Хуан Рамон переехал в Мадридскую студенческую резиденцию, центр гуманитарной культуры, где познакомился с американкой Зенобией Кампруби Аймар, переводчицей Р. Тагора. В это же время он выпустил сборник стихотворений «Лабиринт» и книгу «Лето», посвященную Зенобии. В 1916 г. Хименес приехал к ней в Нью-Йорк, и они повенчались в католической церкви св. Стефана.

По возвращении в Мадрид, поэт по-прежнему вел уединенный образ жизни. Книга стихов и прозы «Дневник только что женившегося поэта» («Дневник поэта и моря»), открыл новый период творчества Хименеса. В его поэзии неразрывно соединились слово, музыка, живопись. У Хуана Рамона был «абсолютный слух» на родную речь; увлечение живописью помогло ему передавать цвет не только на холсте, но и в слове; а музыка Шуберта, Глюка, Шумана, Мендельсона вдохновила его на создание стихов, отличавшихся исключительной музыкальностью.

В сборнике «Вечные мгновения» поэт в поисках «чистой поэтической сущности» стал проповедовать «нагую» поэзию, свободную от всего лишнего, даже рифм. Именно это обнажило его душу и дало миру истинные шедевры поэтической лирики. У Хименеса были великие образцы такой поэзии — японские танка и хокку, а также произведения Р. Тагора.

В 1917 г. была опубликована лирическая повесть «Платеро и я», получившая всемирную известность.

В 1920-е гг. Хименес — общепризнанный мастер, мэтр, учитель. Одного за другим он открывал молодых талантливых поэтов. Среди его учеников Ф.Г. Лорка, Р. Альберти. Работая критиком и редактором в испанских литературных журналах, поэт выпустил сборники «Вечность», «Камень и небо», «Красота», подготовил антологию «Круглый год песен нового света», изданную в 1946 г.

В 1935 г. Хименес получил приглашение на вакантную должность в Академию испанского языка, а годом позже, когда в Испании началась гражданская война, республиканское правительство направило его почетным атташе по культуре в Соединенные Штаты. Семья покинула Испанию навсегда.

Поэт тосковал по родной речи и вскоре перебрался из Штатов в испано-язычный Пуэрто-Рико, несколько месяцев лечился в госпитале от депрессии, затем по приглашению кубинских поэтов переехал на Кубу. Поэта не покидала надежда вернуться на родину. Но когда в Испании к власти пришел Франко, Хименес решил не возвращаться. Ностальгия мучила его. «Я всем своим существом, душой и телом, был… с далекой, обезумевшей землей», — тосковал «вечный испанец».

Новые стихи Хименеса были опубликованы в сборниках «Духовные сонеты», «Голоса моих стихов», «Красота», «Романсы из Кораля Гейблз», «Глубинное существо».

С 1939 г. семья переехала в США и поселилась в Майами в поместье Корол Гейблс. Поэт читал лекции в американских университетах, писал большую поэму «Пространство», издавал критические исследования.

В 1946 г. поэт снова пережил депрессивный кризис, на этот раз он провел в клинике восемь месяцев. Затем два года семья находилась в разъездах по Латинской Америке: Аргентина, Уругвай, Пуэрто-Рико. На корабле, возвращаясь из Южной Америки в США, Хименес создал книгу «Глубинное существо».

В 1951 г. Хименес с женой окончательно переехали туда, где люди говорили по-испански — в столицу Пуэрто-Рико Сан-Хосе. Там поэт занимался преподавательской деятельностью, а также работал над поэтическим циклом «Бог желанный и желающий». Сборник этот не был закончен, но фрагменты из него поэт включил в «Третью поэтическую антологию». Последний цикл его стихотворений назывался «Реки, что уходят». В конце жизни Хуан Рамон признался: «Поэзия всегда была самой сутью моей».

25 октября 1956 г. Хименес получил Нобелевскую премию в области литературы «за лирическую поэзию, образец высокого духа и художественной чистоты в испанской поэзии», а через три дня от рака умерла его жена. Хименес вновь впал в депрессию, из которой так и не вышел.

Через два года, 29 мая 1958 г., он скончался в той же клинике, где умерла жена. 6 июня тела Хименеса и Зинобии перевезли в Испанию, отдали им последние почести и похоронили на кладбище Иисуса в Могере.

В речи на церемонии вручения премии прозвучали слова: «Воздавая должное Хуану Рамону Хименесу, Шведская академия тем самым воздает должное целой эпохе великой испанской литературы». И хотя это была одна из тех премий, что выдали в том числе и по политическим мотивам — США таким образом высказали свое «фэ» независимой политике генерала Франко, она стала, тем не менее, премией за выдающиеся литературные достижения испанского поэта.

Поэзия Хименеса пришла в Россию полвека назад. Его переводили Н. Горская, С. Гончаренко, Н. Ванханен, П. Грушко, М. Самаев, В. Андреев, Г. Кружков, В. Симонов. Наиболее полный перевод произведений поэта на русский язык осуществил Анатолий Гелескул.

Я не вернусь. И на землю
успокоенье ночное
спустится в теплую темень
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
станет искать мою душу
и окликать в запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю,
да и найдется ли кто-то,
кто загрустит, вспоминая.
Но будут цветы и звезды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже темных окон
задумчиво не открою.



P.S. Кто хочет войти в заколдованный лес поэзии Хименеса — милости просим!

* * *

Встречают ночь переулки.
Все стало тихим и давним.
И с тишиною дремота
сошла к деревьям и ставням.

Забрезжили звезды в небе
над городом захолустным -
в нездешнем апрельском небе,
фиалковом небе грустном.

Огни за решеткой сада.
Скулит у ворот собака.
На синеве чернея,
возник нетопырь из мрака.

О, желтая дымка лампы
над детским незрячим взглядом
и вдовьи воспоминанья
и мертвые где-то рядом!

И сказки, что мы при звездах
рассказывали когда-то
апрельскими вечерами,
ушедшими без возврата!

А сумрак велик и нежен,
и слышно на отдаленьи,
как ночь окликают эхом
затерянные селенья.

* * *


Сторож гремит на бахче
медью, и звон ее дальний
катится вслед за ворами
к темному бору, садами.

Вот уже нет никого,
и в одиночестве бора
смутно вдали проступают
темные мертвые горы.

Среди полей человек
выглядит крошечным, грустным...
Август. Сквозь дымку луна
катится грузным арбузом.

* * *


Холодные радуги в зарослях сада,
размокшие листья в затопленной яме,
и сонный ручей под дождем листопада,
и черные бабочки над пустырями...

Больная трава на развалинах давних,
на старых могилах, на мусорных кучах,
фасады на север и плесень на ставнях,
агония роз, и доныне пахучих...

Тоска о несбыточном, о непонятном,
о том, что исчезло, да вряд ли и было,
и темные знаки на небе закатном,
и тот, кому горько, и та, что забыла...

* * *

ЛЮБОВЬ

Не будь же слеп!
Не поцелуй руки,
целуя хлеб!

* * *


Воскресный январский вечер,
когда ни души нет в доме!
...Зелено-желтое солнце
на окнах, и на фронтоне,
и в комнате,
и на розах...
И капают капли света
в пронизанный грустью воздух...
Протяжное время сгустком
застыло
в раскрытом томе...
На цыпочках тихо бродит
душа в опустелом доме,
упавшую крошку хлеба
разглядывая на ладони.

* * *

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ


По закатному золоту неба
журавли улетают... Куда?
И уносит река золотая
золоченые листья... Куда?
Ухожу по жнивью золотому,
ухожу и не знаю - куда?
Золотистая осень, куда же?
...Куда, золотая вода?


* * *

ГОРЬКО-СЛАДКАЯ ПЕСНЯ


Вспыхнуло солнце, родная моя,
и лучи вместо ливня пролились на сад.
Вспыхнуло солнце, родная моя,
и глаза мои свет, а не слезы струят.

* * *


Пришел, как жизнь, короткий,
прощальный, тихий вечер.
Конец всему родному...
А я хочу быть вечным!

Листву в саду кровавя
и душу мне увеча,
пылает медь заката...
А я хочу быть вечным!

Как этот мир прекрасен!
Не задувайте свечи...
Будь вечным, этот вечер,
и я да буду вечен!

* * *


У меня по щеке пробежала слеза
и лицо у тебя исказила.
Что за сила в прозрачной, как воздух, слезе?
Что за страшная сила?

* * *


О, как же ты глядела!
Казалось,
моя жестокость откромсала веки.

И я рванулся -
из последней дали! -
как тонущий, к живой твоей душе,
на вечный свет - к радушью маяка
на берегу спасительного тела!

* * *


Надежду свою, подобно
блестящему украшенью,
из сердца, как из футляра,
я бережно вынимаю;
и с ней гуляю по саду,
и нянчу ее, как дочку,
и как невесту ласкаю
... и вновь одну оставляю.

* * *


Сначала пришла невинной -
под девическим покрывалом,
и я, как дитя, влюбился.
Но платье она сменила -
разоделась, будто для бала,
и я от нее отвернулся.
Явилась потом царицей,
в драгоценностях небывалых,
и в гневе я задохнулся!
...Но она раздеваться стала.
И я улыбнулся.
Осталась в одной тунике,
маня простотой античной.
И вновь я к ней потянулся.
И сняла под конец тунику
и во всей наготе предстала...
О поэзия, - страсть моей жизни! -
нагая, моя навеки!

* * *


Я узнал его, след на тропинке,
по тому, как заныло сердце,
на которое лег он печатью.

И весь день я искал и плакал,
как покинутая собака.

Ты исчезла... И в дальнем бегстве
каждый шаг твой ложился на сердце,
словно было оно дорогой,
уводившей тебя навеки.

* * *


Явилась черная дума,
как будто бы птица ночи
в окно среди дня влетела.

Как выгнать ее - не знаю!

Сидит неподвижно, молча,
цветам и ручьям чужая.

* * *


Не забывай меня,
нечаянная радость!

Чему когда-то верилось - разбилось,
что долгожданным было - позабылось,
но ты, неверная, нечаянная радость,
не забывай меня!
Не позабудешь?

* * *


Я как бедный ребенок,
которого за руку тащат
по ярмарке мира.
Глаза разбежались
и столько мне, грустные, дарят...

И как нелегко мне отсюда уйти!

* * *


Бабочка света,
красота ускользает,
едва прикоснусь к ее розе.

И гонюсь я за ней, ослепший...
И то там, то здесь настигаю...

А в руках остаются
одни очертания бегства!



* * *

ЮГ

Бескрайняя, жгучая, злая
тоска по тому, что есть.


* * *

ПРИСТАНЬ

Мы спим, и наше тело -
это якорь,
душой заброшенный
в подводный сумрак жизни.

* * *

ПОЛНОТА

Коснуться плеча,
коснуться волны,
коснуться луча,
коснуться стены.

Поверхность души
под ласкою рук.
Касание струн
и вечность вокруг.

* * *


...Знаю, стала ты светом,
но не ведаю, где ты,
и не знаю, где свет.


* * *

ЭТА БЕЗБРЕЖНАЯ АТЛАНТИКА

Бездна одиночества одна.
И один идешь к ней издалека
одиноко, как одна волна
в одиноком море одинока.



* * *

НАГОТА

Конь, черноты чернее,
вынес из моря, впрягаясь в волну,
женщину - белую белизну.

И помчалась по пляжу
округлость нагая,
переплетая белый и черный цвет.

И, словно собака,
волна, округлая и тугая,
не отступая, не отставая,
на мокрый песок набегая,
катилась за ними вслед.


* * *

11 июня

О, море! Мятежное небо,
низринутое с небес!