Флавий Клвдий Юлиан II, известный в истории христианства как Юлиан Отстпник (331 или 332 — 26 июня 363) — римский император в 361—363 годах из династии Константина, последний языческий римский император, ритор и философ. С детских лет его преследовал страх, страх смерти из-за патримониальных коллизий. Он знал, что Константин, основатель династии убил своего сына Криспа от первого брака, которого обвинила в насилии вторая жена Константина Фауста, расчищая дорогу к власти для своих сыновей. Но когда выяснилась невиновность Криспа, Константин казнил Фаусту, «столкнув её в горячую воду в бане», но свое дело она сделала, ее сын Констанций II, согласно романа «Юлиан Отступник» Д. Мережковского, при вступлении на престол, из боязни соперников, умертвил родного дядю, отца Юлиана и Галла, Юлия Констанция, брата Константина. Пало еще много жертв. Через семь трупов перешагнул братоубийца, чтобы вступить на престол. Мог ли любить его Юлиан? Он усвоил одно: если Констанций истреблял свой род и при этом был добрым христианином; а если убийца может быть благочестивым христианином, значит, в этой религии что-то не так. Итак, у Юлиана были все основания ненавидеть Констанция, отсюда и проистекает его ненависть к христианству. Юлиан и Галл жили под вечным страхом смерти. Этот страх быть убитым надолго запал в душу Юлиана, существенно повлиял на его мировоззренческую позицию.
В самом раннем детстве Юлиан вместе с братом остались круглыми сиротами под опекой императора Констанция, воспитывались Евсевием, арианским епископом. Как известно ариа;нство — одно из учений в христианстве в IV—VI веках н. э., утверждавшее сотворённую природу Бога-Сына. Получило название по имени его основателя — александрийского священника Ария (ум. в 336). Арианство расходилось с основным течением христианства того времени в интерпретации природы Христа: Арий утверждал, что Христос сотворён Богом, и следовательно, во-первых, имеет начало своего бытия и, во-вторых, не равен ему: в арианстве Христос не единосущен, как утверждали оппоненты Ария александрийские епископы Александр и затем Афанасий, а лишь подобосущен ему. Более того, споры сторонников Ария и Афанасия в Египте приобрели такое ожесточение, что стали переходить в стычки на улицах, в которых люди осмеливались оскорблять изображение василевса, а в римском праве покушение на изображение императора являлось преступлением. По приказу Константина в г. Никея в 325 году был созван I Вселенский Собор, на котором арианство было осуждено, и в качестве символа веры (Никейский Символ) было принято учение о единосущной Троице, а сам Арий изгнан. Впоследствии император Константин поддержал арианство, из ссылки были возвращены лидеры ариан. Пришедший к власти Констанций II всецело поддерживал ариан и изгнал всех его противников. В такой обстановке формировалось мировоззрение Юлиана.
«Юлиан научился лицемерить с детства с недетским совершенством. Обманывал с наслаждением, иногда притворялся, хитрил и лицемерил без нужды, по привычке, с чувством злобной и мстительной радости». Во время богослужения в арианской церкви мальчик взглянул вверх, на огромный полукруг мозаики между столбами свода: это был арианский образ Христа – грозный, темный, исхудалый лик в золотом сиянии и диадеме, похожей на диадему византийских императоров. Он сидел на великолепном престоле, и римский император – Юлиану казалось, что это Констанций, - целовал ему ноги. Ноги распятого Галилеянина. И он не оттолкнул этого братоубийцу. Юлиану больше нравился другой образ – мраморный барельеф на гробнице первых времен христианства. Там, среди пантер, веселых тритонов, фигурки Моисея, Орфея и среди них – Пастырь Добрый, несущий Овцу на плечах, заблудшую и найденную Овцу – душу грешника. У него была улыбка тихого веселия. И Юлиан шептал: «Галилеянин!» И сердце мальчика сжималось не от благоговения, а от ужаса перед тайной улыбки, которую во всю жизнь не суждено ему было разгадать.
Божественный трепет благоговения он испытывал в другом храме, в храме богини любви Афродиты. Под открытым небом посредине храма стояла она, только что рожденная из пены Афродита. «Богиня как будто с улыбкой смотрела на небо и море, удивляясь прелести мира, еще не зная, что это – ее собственная прелесть, отраженная в небе и море, как в вечных зеркалах». Время остановилось для Юлиана и мальчик опустился на колени перед Афродитой, поднял лицо, прижав руки к сердцу. Сколько прошло времени он не осознавал, что-то чистое сходило от звезд на землю. Он наклонился и поцеловал ноги изваяния. «Афродита! Афродита! Я буду любить тебя вечно». И слезы падали на мраморные ноги…
Первым учителем Юлиана был евнух Мардоний. «У Мардония я научился ходить, потупя взор, - пишет в своих записках Юлиан, - не зазнаваться и не думать ежеминутно, какое впечатление я произвожу на других. Он же научил меня собранности во всем и даже пытался отучить много говорить, именно от Мардония, который для галилеянина слишком любил греческую литературу и философию, я узнал о Гомере и Гесиоде, Платоне и Теофрасте». Мардоний, познакомив его с лучшими образцами греческой словесности, привил ему тонкий литературный вкус, и теперь, сравнивая варварскую тарабарщину Матфея, Марка, Иоанна и Луки с кристальным языком Платона, он не мог не отдать предпочтение последнему. Мардоний ему объяснил, что все до последнего слова написанное Гомером, истина. А на вопрос мальчика, что стало с Зевсом, Аполлоном и другими богами? Их Иисус убил? Мардоний будучи страстным поклонником классической литературы, а с другой - галилеянином и как многие в наши дни, разрывался между старым и новым, согласно роману Видала «Император Юлиан» отвечает: «Ты же знаешь: когда жил Гомер, Христа еще не было на свете. Гомер, при всей своей мудрости, не мог знать конечную истину, которая дарована нам, и ему приходилось довольствоваться воспеванием тех богов, в которых верили его современники. Единый Бог может принимать различные обличья, в том числе и олимпийских божеств. В конце концов и сейчас у Бога столько имен, сколько существует на свете религий и языков, а он всегда один и тот же». Огнепоклонники, в том числе приверженцы культа Митры утверждают, что существует три мира, три области бытия, над которыми господствует Единый Бог, а солнце - его видимое воплощение. Первый из этих миров - мир умопостигаемый, который можно понять лишь разумом. Второй мир - это промежуточный мир, наделенный Разумом. Им правит Гелиос-Митра, которому помогают старые боги в разных обличьях. Серапис - повелитель загробного мира, Дионис - красота вселенной, Гермес - ее разум и, наконец, Асклепий. Этот последний, был богом врачевания, именно ему умирающий Сократ просил учеников принести в жертву петуха в благодарность за выздоровление от лжи и несправедливости.
Официальным опекуном Юлиана и Галла считался епископ арианского толка Георгий. Именно по его настоянию их учили, в первую очередь, галилейскому богословию, согласно которому, Иисус подобносущен Богу Отцу. Бог создал Иисуса еще до сотворения мира, но по природе своей он не сын Божий. Епископ Георгий особо нетерпим был к учениям Плотина и Порфирия. Под видом борьбы с этими учениями Юлиан выпросил у эпископа сочинения Плотина и антихристианские работы Порфирия. По его признанию, работы Порфирия лягут в основу отречения его от Назарея. Непосредственное влияние на него оказали, учитель Юлиана, греческий (армянский) ритор, философ-софист, глава школы неоплатоников в Афинах, противник христианства Проэресий и Максим Эфесский (ок. 310 - ок. 372 н. э.), греческий философ-платоник, пресвитер александрийский, он вошел в историю как Максим Циник. Он не был приверженцем философии Диогена, но киники имели не только неряшливую внешность, но и очень сварливо себя вели, поэтому их называли «собаками» (кинос). Максим также носил длинную бороду и длинные волосы – внешность, как у лохматого пса, поэтому его прозвали «киником».
Юлиан, по сообщению Либания, познакомился с Максимом около 351/2; именно Максим ввел Юлиана в мистерии «по халдейским обрядам» в подземном храме Гекаты в Эфесе. В романе Мережковского на вопрос: - Как может философ Максим верить в чудеса? Максим ответил: - И верю, и не верю. Разве природа, которую мы исследуем, не самое чудесное из чудес? И на вопрос зачем обманывает Юлиана, прикрепляя к потолку в темной комнате светящуюся рыбью чешую. А ученик верит, что это – звездное небо; вы лепите из кожи и воска голову, снизу приставляете к ней журавлиную шею, и спрятавшись в подполье, произносите в эту костяную трубку ваши пророчества – и ученик думает, что череп возвещает ему тайну смерти; а когда нужно, чтобы мертвая голова исчезла, вы приближаете к ней жаровню с углями – воск тает, и череп распадается; сквозь водоем у которого каменные края и стеклянное дно, вы показываете ему живого Аполлона, переодетого раба, живую Афродиту, переодетую блудницу. И вы называете это священными таинствами!.. На что Максим ответил с двусмысленной улыбкой: – Он сам хочет быть обманутым. Таинства наши глубже и прекраснее. Человеку нужен восторг. Для того, кто верит, блудница воистину Афродита, и рыбья чешуя воистину звездное небо. Где истина? Где ложь? Ты говоришь - я обманул его? Я люблю его. Я не отойду от него до смерти. Я сделаю его великим и свободным.
Когда Юлиан в 361 г. занял престол, он пригласил Максима к своему двору в Константинополь. Максим оставался рядом с Юлианом вплоть до его гибели во время персидской кампании, и был свидетелем его смертного часа. В сочинении Евнапия «Жизни философов и софистов» Максим изображен «божественным мужем», теургом, мистиком, прибегавшим к экстатическим состояниям и предсказателем, толковавшим волю богов и склонявших их силу на свою сторону; по Евнапию, Максим профессионально занимался предсказаниями, и большую часть его клиентов составляли придворные императора Юлиана. Аммиан Марцеллин пишет: «в своей склонности разыскивать предзнаменования он заходил слишком далеко, так что в этом отношении мог сравниться с императором Адрианом. Скорее суеверный, чем точный в исполнении священных обрядов, он безо всякой меры приносил в жертву животных». Максим всячески поддерживал веру Юлиана в предсказания и свою прозорливость.
В романе Видала «Император Юлиан» историк Прииск объясняет эту «прозорливость» Максима, которая потрясла Юлиана тем, что Максим в который раз проник в то, что лишь несколько секунд было известно ему одному. «Неужели он обладает способностью читать мысли, подобно халдеям? Или, может быть, узнает обо всем от своего гения-хранителя?»: «Здесь, как и во многих других случаях, Юлиан сознательно идет на самообман. Во время разговора Юлиана с Протекстатом Максим стоял под парапетом, и своей прозорливостью он обязан не «гению-хранителю», а отличному слуху».
Тщетность возродит старых богов Юлиану предсказала даже дельфийская пифия: - Передай царю, - сказала она его посланнику, - на землю пало славное жилище, и вещие источники умолкли. Богу не осталось на земле приюта и прибежища, и вещий лавр в его руке больше не цветет. Но Юлиан сторонник реставрации языческих традиций на основе неоплатонизма, будучи убеждённым сторонником язычества до смерти Констанция вынужден был скрывать свои религиозные взгляды. Став полновластным государем Юлиан, прежде всего, решил приступить к выполнению своей заветной мечты, а именно к восстановлению язычества. В первые же недели после своего восшествия на престол Юлиан по поводу этого издал эдикт. Ко времени Юлиана в самом Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Новых храмов в короткий срок воздвигнуть было нельзя. Тогда Юлиан совершил торжественное жертвоприношение, по всей вероятности, в главной базилике, предназначавшейся для прогулок и деловых бесед и украшенной Константином статуей Фортуны. По свидетельству церковного историка Созомена, здесь произошла такая сцена: слепой старец, которого вел ребёнок, приблизившись к императору, назвал его безбожником, отступником, человеком без веры. На это Юлиан ему отвечал: «Ты слеп, и не твой галилейский Бог возвратит тебе зрение». «Я благодарю Бога, — сказал старик, — за то, что он меня его лишил, чтобы я не мог видеть твоего безбожия».
Юлиан понимал, что восстановление язычества в прошлых, чисто материальных формах невозможно; необходимо было его несколько преобразовать, улучшить, чтобы создать силу, которая могла бы вступить в борьбу с христианской церковью. Для этого император решил заимствовать многие стороны христианской организации, с которой он был хорошо знаком. Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренняя жизнь языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; подобно христианским проповедям было предписано вести в храмах беседы о тайнах эллинской мудрости; во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность; за несоблюдение религиозных требований грозили отлучением и покаянием и т. д. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми фибрами своей души презирал.
4 февраля 362 года Юлиан издал закон о свободе совести. Согласно которому каждый может поклоняться тому богу, которому пожелает, и притом любым способом. Христианская вера перестала быть государственной, а христианские священники вновь стали обязанными платить налоги и муниципальные сборы. Кроме того из ссылки вернулись представители многих опальных течений в христианстве: донатистов, семириан, маркионитов, монтанистов, цецилиан и других еретиков, изгананых постановлениями соборов при Константине и Констанции, даже «враг рода человеческого» Афанасий, сосланный по обвинению в отравлении Ария. Объявлялась свобода исповедания, проходили публичные диспуты на религиозные темы.
В своём «Эдикте о терпимости» Юлиан разрешил восстановление языческих храмов и возврат их конфискованной собственности. Вместе с тем, возвратившиеся представители духовенства, принадлежа к различным конфессиональным направлениям, совершенно, с их точки зрения, непримиримым между собой, не могли ужиться в согласии и начали ожесточённые споры, на что, по-видимому, и рассчитывал Юлиан. Даруя веротерпимость и хорошо зная психологию христиан, он был уверен, что в их церкви сейчас же начнутся раздоры, и такая разъединенная церковь уже не будет представлять для него серьёзной опасности. Одновременно с этим Юлиан обещал большие выгоды тем из христиан, которые согласились бы отречься от христианства. Примеров отречения было немало. Святой Иероним называл подобный образ действия Юлиана «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению».
Помимо реставрации древней римской религии, Юлиан планировал заново отстроить Иерусалимский храм для иудеев. Наиболее чувствительный удар нанесла христианству школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, — говорит указ, — кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь традиционное направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов.
Таким образом, Юлиан запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов. Косвенно же христианам было запрещено и учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы. У эдикта об образовании был любопытное последствие. После его выхода тут же да драматурга отец и сын Апполинарии переложили заветы Галилеянина и иудейское Писание в греческие драмы и трагедии, Таким образом, они хотели обойти запрет и продолжить преподавание греческого. Новый завет они в подражание Платону изложили в виде сократических диалогов, а все иудейское Писание от начала до конца вместили в двадцать четыре главы дактиля. Ознакомившись с этим произведением Аполлинариев, Юлиан ответил ему одной фразой: «Прочел, понял, порицаю».
Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию, где население было христианским. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своём сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды». Конфликт обострился после пожара храма в Дафне, в чём заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину. Но все старания возродить старых богов были тщетны.
Тем не менее, Юлиан не расстался с идеей зкуменизма. Он был намерен объединить все жречество мира и поставить во главе его великого понтифика, который будет подчиняться непосредственно ему. На вопрос: все ли конфессии войдут в жреческую корпорацию, Юлиан ответил: «Да, люди должны иметь право поклоняться любому богу и богине, в каком бы обличье они ни являлись людям и как бы странно ни звучало их имя, ибо многообразие свойственно нашему миру. Все люди, даже галилеяне с их запутанным учением о Троице, верят в то, что на свете существует единое божество, от которого исходит все сущее, земное и небесное, и которому оно возвращается. Нам не дано постигнуть этого демиурга, хотя его материальное воплощение есть солнце. Однако он общается с нами при помощи посредников, будь то боги или смертные, благодаря им нам дано познать некоторые его ипостаси и подготовиться к следующему этапу наших странствий. «Трудно найти отца и создателя всего сущего, а найдя, нельзя его назвать», - справедливо заметил Сократ, но Эсхил, с другой стороны, не менее мудро изрек: «Люди ищут бога и, ища, его обрящут». Этот поиск бога и его познание суть конечная цель всех философских учений и религиозных обрядов».
Отдавая приказ отстроить храм в Иерусалиме, Юлиан рассчитывал посрамить Иисуса: «Назарей предсказал: иудейский храм будет лежать в развалинах до скончания веков, и после его смерти император Тит сжег этот храм. Если я его отстрою, это докажет, что Назарей – лжепророк». Иерусалимские иудеи с радостью согласились собрать необходимые средства. И тут произошло знаменитое "чудо". Однажды утром среди развалин запылали огненные шары. Внезапно налетевший северный ветер стал их перекатывать, и напуганные строители в ужасе разбежались. На том все и кончилось. Позднее было обнаружено, что галилеяне расставили в развалинах храма сосуды с петролеумом таким образом, что стоило зажечь один, и пламя перекидывалось на другие, так что казалось, будто вокруг мечутся огненные демоны. Спустя месяц Юлиан пал в бою, и его место занял христианский полководец Иовиан, который положил конец всем его планам.После того, как Палестину захватили арабы в 638 г., на месте, разрушенного Храма были построены исламские культовые сооружения.