Скульптор С.Конёнков. (По заказу С.Рахманинова). "Великая русская певица НАДЕЖДА ПЛЕВИЦКАЯ".1925г. Музей С.Конёнкова. Москва.
Ирина РАКША
Из цикла «Штрихи к портрету»
ТАМ, ЗА ДАЛЬЮ НЕПОГОДЫ
новелла
Поэт Николай Михайлович Языков. Вот годы его жизни. 18О3 – 1846. Боже мой. "Как мало прожито! Как много пережито!" Всего-то сорок три, сорок три года. Самый расцвет человеческих сил.
К сожалению, имени этого необыкновенного поэта сегодня не встретишь в школьных учебниках русской литературы. А пол века назад, в мои школьные годы, не знать это имя было стыдно. Оно было на слуху буквально у каждого учащегося. В школьных классах на стенах рядом с портретами Толстого, Тургенева, Гоголя, Лермонтова в одном ряду одного размера и в такой же раме обязательно висел и портрет красавца-мужчины - Николая Языкова. Ну, а если мы нырнём вглубь ещё на одно столетие, например, в первую половину «золотого» девятнадцатого века – то увидим, что популярность поэта Языкова была почти так же велика, как и пушкинская. Порой современники даже ставили эти имена рядом. Буквально так, как сегодня мы привычно произносим подряд имена классиков родной поэзии - Пушкина и Лермонтова. В прочем, надо ещё и заметить, Николай Языков был не только знакомцем, но и сотоварищем обоих этих гениев.
Однако... почему, почему всё-таки это имя как бы выпало из обоймы, из привычного ряда имён великих поэтов девятнадцатого века??? Раскрыв прекрасную, с золотым обрезом антикваркую книгу из многотомной энциклопедии Брокгауза и Эфрона (которой я очень доверяю), изданную в начале ХХ века, и с трепетом полистав страницы на букву «Я» - мы можем прочесть о Языкове следующее: "...Он мог бы при благоприятных условиях стать выдающимся художником, но, к сожалению, так и остался вечным студентом и литературным дилетантом". То есть, уверяют энциклопедисты, мог бы стать «выдающимся», но не стал? А стал «вечным студентом и дилетантом»? Но почему? Что это за «неблагоприятные условия» постигшие его?.. Согласитесь, сегодняшнему читателю это и не известно и не совсем понятно. Вернее даже, совсем не понятно.
Так давайте выясним, что это за такие "условия", которые не позволили Николаю Языкову в полной мере осуществиться, навсегда именоваться «выдающимся художником" своего времени? Ведь вначале его литературная судьба складывалась просто блестяще. Не менее удачно, чем, например, у молодого гения Александра Пушкина?
Сын богатейшего Симбирского помещика-дворянина прилежный Коленька Языков, был изначально мальчиком ярких и разнообразных способностей. В одиннадцать лет (получив в отцовском имении прекрасное домашнее образование, свободно говоря на нескольких языках) он был определен любящими родителями, по моде тех лет, в Санкт-Петербургский институт горных инженеров. А затем и в инженерный корпус. Однако родительский выбор оказался не очень удачным, даже явно ошибочным. Механика, математика и прочие точные науки очень скоро Коле Языкову надоели. Его душу неожиданно увлекла, буквально охватила, как лихорадка, "прекрасная болезнь". Им всецело завладела Её величество - Муза Поэзии. И стройный, красивый юноша стал жадно, даже на занятиях, из месяца в месяц, не внимая замечаниям педагогов, исписывать стихами тетради, одну за другой. Стал без стесненья читать их - свои легкие, словно прозрачные вирши всюду, там, где только его соглашались слушать. Читал тоже красиво, звучно, картинно. И ровесникам, и их родителям, и даже учителям своим, и до и после занятий - в кружках и на вечерах, и конечно на музыкальных пирушках и вечеринках. Он понимал, он душой чувствовал, что его дар, и его творчество полнокровно, и ярко. Чувствовали это и слушатели, и даже ровесники, которые порой, что греха таить, завидовали ему. И скоро, очень скоро популярность юного провинциального дворянина стала расти. И вот, наконец, по совету известного профессора словесности А.Ф. Воейкова, он, семнадцатилетний, богатый, красивый юноша, обласканный поклонницами, забывает всю свою инженерию и математику, и окунается в яркую, шумную, с литературными ночными посиделками, студенческую жизнь, в побочную жизнь Дерптского (ныне это город Тарту) университета. И очень скоро становится поэтом-любимцем, и даже "Певцом свободного студенчества". Его Муза с ним настолько "на ты", как в прочем и бесчисленные девы-поклонницы, что стихи буквально рекой льются из под его пера. Как собственно и вино, и увлечения, и развлечения. Однако эта его бесконечная «студенческая вольница» за счет родительских денег становится настолько беспредельно «свободной», что из-за постоянного непосещения и лекций, и занятий практических, молодой стройный красавец не в состоянии сдавать экзамены, не может даже закончить курса. Его студенчество растягивается почти на девять лет. До самого 1829 года. А затем… Затем долготерпение руководителей университета всё-таки лопнуло. И повесу – стыд и позор - всё-таки отчисляют, да ещё с постыдной записью в аттестате: "Без аттестации. За неспособность сдать учебный курс". Так вот, вероятно, откуда и пошло, это уничижительное клеймо - "вечный студент", которое спустя пол века, даже осело в энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Воистину – «Береги платье снову, а честь смолоду».
Однако те годы, годы начала 19 века, были годами глобальных потрясений и исторических событий для всей его родины, для всей России (война с Наполеоном, смена на русском престоле царствований и властителей, восстание декабристов и пр.). Но они же, эти самые годы, были годами и ярчайшего расцвета искусств – буквально взрыва великолепных доом стижений в музыке, живописи, литературе, (как в прозе, так и в поэзии). Как говорится, на дворе расцветал «Золотой век». Шла смена эпох - романтической культуры на новую, мощную, реалистическую, названную в последствии «Пушкинской». Вот они, имена творцов «первого ряда» - Жуковский, Баратынский, Карамзин, Пушкин, Гоголь, Лермонтов... И в этом же ряду можно было бы назвать и Николая Языкова, уже популярного и много печатавшегося, Его и так уже называли – в первом ряду. Он был и современником и уже сотоварищем всех великих. Его стихи высоко ценили критики, оценил их и сам великий Жуковский. А это дорогого стоило – Жуковский был при дворе! Встреч с ним искал сам Пушкин. Через своего университетского товарища А.Вульфа Александр Сергеевич даже приглашал Языкова к себе в Михайловское – погостить, потолковать о литературе, пожить в его деревне, на лоне природы, средь ветреных, вольных просторов, вдохнуть «очей очарованье». Но не случилось.
В те годы бунтарские идеи декабристов буквально витали в воздухе. И вот уже в Москве Николай Языков, ощущая в душе ветер вольности, (он переехал в златоглавую в 1830 году) среди многих иных стихов, вдруг написал одно, необычное и очень страстное. Полное символики и значения. И назвал он его - "Пловцы":
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно,
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья.
Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И поборемся мы с ней.
Не правда ли, в этих радостно-удалых, сильных чувствах "плавцов" есть что-то общее с будущим лермонтовским "Парусом"?!. Только с той разницей, что Парус Лермонтова остался в море жизни совсем одинок, был далёк от побед, несчастен и почти безнадежен, а у Языкова в «Пловцах» - уверенность в будущем, в возможность побед, в силу и мощь человека, в светлое завтра. Так и захватывает дух от слов:
Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый станет,
Глубже бездна упадет.
Там за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.
Но туда выносят воды
Только сильного душой...
Смело, братья! Бурей полный,
Прям и крепок парус мой!
Этот воистину радостный символ - "Гимн надежды", очень скоро расходится по читателям в рукописях и публикациях. Становится любимым в народе, да, пожалуй, и в свете. Его всюду читают, его печатают и перепечатывают газеты и журналы. Музыку на эти слова пишут известнейшие композиторы: Балакирев, Виардо, Дюбек, Варламов, Соколов. Стихотворение становится песней. Существует 14 вариантов этой песни. Позже даже Чернышейский в своём романе "Что делать?" цитирует строки этого стихотворения устами своей свободолюбивой героини Веры Павловны:"...Будет буря: мы поспорим/И поборемся мы с ней..." Однако настроения самого автора к 1837 году сникают, становятся совсем иными.
Год 37 –ой! (Это был и в 19 веке год страшный). Страшный для всех – ибо был годом дуэли и гибели так любимого всеми - Пушкина. Гения русской поэзии – именно так воспринимал его и Языков. Смерть кумира буквально потрясла Николая Михайловича. Он как-то сник, замолчал, замкнулся, почти перестал встречаться с друзьями. Эта смерть была чуть ли не его собственной смертью. Очень надолго, если не навсегда, она подкосила душу поэта. Может быть, именно этот продолжительный нервный шок, этот срыв и спровоцировал, стал причиной неожиданной его болезни - начавшегося тяжелейшего заболевания? Болезнь костного мозга очень быстро делает Николая Михайловича инвалидом. И постепенно, из месяца в месяц, из года в год, вычеркивает еще молодого, тридцатичетырехлетнего человека из привычно-активной, полнокровной столичной жизни. Хотя сперва Языков, как и его герои-пловцы, пытается активно бороться, сопротивляться неожиданному горю. Ведь теперь он перестаёт владеть собственным телом, которое столько лет так исправно и верно служило ему. На леченье родительских денег пока хватает. И он отправляется в Европу, к знаменитым врачам, сперва в Германию, затем во Францию. Потом, по настоянию Николая Васильевича Гоголя, с которым он особенно крепко сдружился за границей, едет лечиться в Италию – в великолепные города Рим и Венецию. Но, ни заморские лекари, ни целебные минеральные источники, ни дивный климат средиземноморья не помогают. Поэт не может расстаться с ненавистной инвалидной коляской. И в 1843 году почти обездвиженный Николай Языков срочно возвращается на родину, в родную Россию, упорно повторяя близким - "Умирать надо дома. Только дома". Но Московские врачи, как впрочем, и европейские, так же не могут обнадёжить ни его, ни его окружение, и аккуратно и мягко предрекают поэту - «Скорую кончину». Даже очень скорую.
Но…Однако…
Однако, по промыслу Божьему, талантливому поэту уготовано было иное. И не случайно. Ему был промыслительно явлен воистину Божий дар. Поэт, уже считавший до ухода в вечность дни и недели, прожил на белом свете еще четыре полноценных,
незабываемых года. Ах, какие это были прекрасные годы! И хотя физически, для тела его, они были тяжелыми, но для души и для сердца стали, быть может, самыми важными, самыми значимыми годами его духовной жизни! В душе его словно происходит некая переоценка прошлого, и очень важный поворот.. Николай Михайлович, как прежде прикованный к постели, к инвалидной коляске, становится буквально душой, притягательным центром тогдашней культурной жизни Москвы. И сам он, нежданно увлёкшись русским народным искусством, становится его восторженным почитателем и даже продолжателем. Становится поклонником талантливого коренного фольклёра, богатейшей русской речи - былин, сказок, лубка, мелодичных и чистых простонародных песен. Всё это не просто вдохновляет его, а придаёт свежих сил, смысла жить. Он много пишет, диктует, порой даже ночами. У него дома, в салоне уютной квартиры постоянно собираются друзья – московские музыканты, поэты, писатели. В зале топится роскошный камин, играет рояль, в бокалы струится вино, звучат воспоминания о недавних пушкинских временах, ведутся споры, звучат стихи, строятся литературно-издательские проекты и планы... И всё это привычное окружение, эта любимая Родина, та самая, что совсем рядом, за его высоким окном, среди деревьев, воспринимается им теперь, как некий остров Надежды и Веры, мечты и возможных свершений. Как та его "Блаженная страна", о которой он сам написал когда-то, и которой достигли-таки, (вопреки черной буре), его дерзки-смелые "Пловцы". «Но туда выносят воды \Только сильного душой…\Смело, братья! Бурей полный, \ Прям и крепок парус мой!»
С этим счастливым убеждением в 1846 году (в сорок три года от роду) и скончался замечательный русский поэт Николай Михайлович Языков. Поэт, конечно же, «первого ряда», которого историки впоследствии не случайно назовут "Последним поэтом пушкинской плеяды".