Борису Чечику, научившему меня песне "Тода раба ма ше барата" (Большое спасибо Тебе за то, что Ты создал!)
Ключ к радости
Субботнее утро в Ашкелоне наполнено сонной тишиной, особенно в такой ранний час: я возвращался домой, проводив гостей к пятичасовому туристическому автобусу. Я шел, глубоко погруженный в собственные мысли, не замечая ничего округ. Они, эти мысли, не доставляли мне удовольствия, такой уж у меня характер: как зациклишься на какой -то проблеме, так она и держит тебя в тисках, ходит по кругу, как заводная.
И вдруг меня остановила песня!. Очень знакомый голос пел очень знакомую песню на иврите.
Песня возникла так внезапно, что я оторопел, и застыл на месте, оглядываясь по сторонам!
Певца я обнаружил в двух шагах от себя. На ступеньках больничной кассы"Макаби", прислонившись к стене, в позе, выражающей бесконечное блаженство, сидел немолодой мужчина, обратив лицо к солнцу, и прикрыв глаза, напевал в пол-голоса хорошо мне знакомый мотив.По большому счету, это была даже не песня, а древнееврейский псалом, ставший со временем также и светской песней, которую распевают и на школьных вечерах,и на армейских привалах, и на пикниках, так любимых израильтянами...
В этой песне-псаломе воздавалась хвала Тому, кто дал человеку все, что его окружает, что составляет ценность его жизни... Спасибо Тебе,-звучало в песне,- за все, что Ты создал, за все, что Ты дал мне, за друга, за любовь, за угол,за тепло и свет, за все Тебя благодарю!
Хотя пел певец на иврите, но рядом с большим армейским баулом, подобном тому, в каком девушки-солдатки, уходя в увольнение на "шабат" (субботу), несут домой постельное белье на постирушку, лежал многостраничный субботний выпуск русскоязычной газеты "ВЕСТИ".
Несомненно, это был один из выходцев из почившего в бозе Советского Союза. На это намекала и одна деталь его одежды. Собственно, одет он был, как обычный израильтянин: светлая рубашка с закатанными рукавами, видавшие виды джинсы, первоначальный цвет которых трудно было угадать, запыленные кроксы на босу ногу... Но он был, как говорится, "при галстуке"! Где вы найдете израильтянина при галстуке?! Разве что в госучреждениях, там у служащих- это неприменный атрибут!! Но уж точно, не на пороге больничной кассы "Макаби"!
Тут мои рассуждения внезапно прервал голос:
- Шабат шалом, Валера!! Чего стоишь, присаживайся, попоем вместе!
Господи, да это же Лева! Лева Чуркинд, давний мой школьный приятель! В те далекие времена, "когда Адам был юнкером, а я - ребенком", мы даже некоторое время жили по соседству, в Симферополе, и распевали на скамейках на улице Горького, которая некогда была Дворянской, босяцкие песни! Как же это я сразу его не узнал?! Это из-за рыжеватой выцветшей шотландской бороденки, да голубой бейсболки, прикрывавшей его голову! Ну, никогда бы не ожидал вот так с ним столкнуться на пустынной Ашкелонской улице!
"Елы-палы!!! Неужели,Чуча, это ты?!"-воскликнул я.
В школе мы звали его "Чуча", из-за его безумной любви к Глену Миллеру. Он постоянно напевал "Чатануга Чу-ча", из "Серенады Солнечной долины", все песни из этого фильма он знал наизусть! Думаю, это определило все его будущее...
Левка стал классным музыкантом! Его скрипка была достойна лучших оркестров Советского Союза, он виртуозно владел гитарой, и его репертуар песен был необъятен!
Но в Левкином характере была одна странность: он не выносил долго оставаться на одном месте. Его мотало по всем бескрайним просторам Советского Союза, и я вскоре потерял его следы.
Но когда я перебрался в Израиль, однажды на Беер Шевском шуке (рынке )я повстречал земляка-крымчанина. Разговорились...
- "А знаешь, кого я видел в Тель Авиве?"-вдруг сказал он,- "Чучу!! Стоял у театра "Гешер", и играл на скрипке мелодии из "Сильвы"! Я постеснялся к нему подойти, наблюдал со стороны! Зрители выходили после спектакля, он сыпал шутками, и его неплохо одаривали!"
-"Узнаю Чучу! Он никогда не страдал комплексами! Если можно, почему не подзаработать?"
-"Ну, знаешь! С его именем? Не солидно!"
На том и разошлись...
И вот такая встреча!
-Ну, здравствуй, Левчик! - протянул я ему руку.
Неожиданно он крепко обхватил мою ладонь и потянул меня так, что я шлепнулся рядом с ним на спортивный коврик.
- Сядь со мною рядом, - запел он сладким голосом,-
Рассказать мне надо,
Не скрывая, не тая,
Как я люблю тебя!
- Каким ты был чудилой, Чуча, таким остался!- огрызнулся я, - Что ты делаешь в такую рань на этом странном месте?
- В этот восхитительный миг, на этом чудесном месте я встречаю роскошный рассвет замечательного майского дня! Посмотри на это необыкновенное небо! Вдохни этот воздух! Разве не охватывает тебя чувство радости бытия?
Я взглянул на это небо... Белесое небо пустыни в лучах восходящего солнца не предвещало ничего, кроме пекла! В воздухе, правда, я уловил знакомый сладкий аромат фиолетовых цветочков на кустарнике на подпорной стене вдоль улицы Эли Коэн, других выдающихся качеств его я не обнаружил.
"Не морочь мне голову,Чуча!" - хотел сказать я. Но не сказал. Лицо Левы выражало,несомненно, искренний восторг!
- Так ты сегодня живешь в Ашкелоне? -сменил я тему.
- Не угадал, мой пытливый друг, Валера! - усмехнулся Левка, -сегодня я НОЧЕВАЛ в Ашкелоне.В апартаментах этого будущего приюта счастливых семей!, - показал он на почти готовую многоэтажную новостройку напротив,- Точнее, в одном из апартаментов! "Дира ле дугма"!.(квартира для примера) Представляешь:три комнаты,кухня, ванная, туалет! И все в моем распоряжении! А постель у меня всегда с собой! -хлопнул он по армейскому мешку. -С охранником сговорился, и провел с ним великолепную ночь! Израильские охранники недостроенных домов очень любят слушать песни бродячих менестрелей!
- Ладно, балагур! Я серьезно: все же, где ты живешь?
Он расхохотался! ( Я бы сказал:" Заржал!")
- Где я живу? Я живу в Израиле! Израиль велик: здесь под каждым мне кустом приготовлен стол и дом! Как сказал великий баснописец!
И запел в своей ернической манере: " Мы вольные птицы, пора, брат, пора!"
Если бы с детства я не знал его эту манеру, к месту и не к месту вставлять песенные цитаты, уже бы психанул! Но это же Чуча!
-Левка! Ты хоть на минуту можешь побыть серьезным? - двинул я его легонько кулаком в плечо, - Или тебя что-то так распирает от счастья, что не до серьеза?
- На серьезных черти воду возят, - засмеялся Левка.
-Потом хлопнул меня, в ответ, по плечу: " А "Человек рожден для счастья, как птица для полета!" Как сказал товарищ Пешков, бродячий сказитель!
И снова засмеялся...,
Я не выдержал:
-Левка, ты-редкий человек на израильских дорогах!
Ты наверное, владеешь каким-то особым ключом к радости, как Буратино!
-Владею! - гордо ответил Чуча, - Вот мой ключ!
И он потряс над головой газетой "Вести".
- Чуча! Ты опять чудишь!
- Я? Нисколько! Ты почитай одни заголовки! "Мужчина 76 лет утонул в Кенерете!" Я радуюсь, не я утонул..."Автомобильное столкновение у Квар Сабы, водитель грузовика погиб.." Радуюсь,что не езжу за рулем! "Терракт в Багдаде: взрыв у полицейского участка унес 18 жизней"... Я радуюсь, что живу не в Багдаде! "На побережье штата Канзас обрушился ураган, без жилья осталось двадцать тысяч жителей!" А я радуюсь, что у меня нет жилья в штате Канзас!
Читать дальше?
- Я понял, понял, Левка! Отвык я от твоих шуток, извини! Ты скажи, все же,что привело тебя в Ашкелон?
И тут мне показалось, что совершил я некую бестактность: состояние Чучи резко изменилось...
Он надолго замолчал, устремив взор в никуда.. Потом тихо произнес: "Что меня привело в Ашкелон... Меня привела сюда одна дата. И хватит вопросов! Ты испортил ими мне настроение, друг мой пытливый! Мне пора!"
Он поднялся и начал сворачивать коврик...
- Лева, ты извини!- растерялся я, - что-то не так? Идем к нам, посидим, поговорим в домашней обстановке!
- Это ты меня прости!- вздохнул он, - Прости за отказ, но мне нужно на кладбище!
- На кладбище? В Субботу?!
- Заметь, мой наивный товарищ, на русское кладбище! Немногие города Израиля имеют русское кладбище!
- Ты тут кого-то похоронил?
Лева мрачно усмехнулся: "Да, похоронил!" И добавил после долгой паузы: "Я похоронил свое безверие!"
И вдруг снова сел на ступеньку, обхватил голову руками и запел, раскачиваясь из стороны в сторону...
Пение его было подобно канторскому распеву, но пел он на русском языке, видимо, для меня...И звучали в распеве боль и печаль, и, вто же время, какое-то возвышенное откровение и торжество!
И все это вместе потрясало мою душу:
"И был один майский день!-высоко поднял он голос, -День, подобный этому дню!
И был этот день радостным и многообещающим! И был концерт в городе древнем, в городе Беер Шева.
И я был на сцене в этот день в городе Беер Шева, а дочь моя, и супруга моя - в зале! И царствовал мой смычок в оркестре! И был большой успех!
А потом был банкет... И я остался на банкете! А жена и дочь не остались, а я остался!
А они уехали в машине!
И была только одна машина на ночной дороге, на дороге из Беер Шевы в Ашкелон!
И была только одна арабская ракета из Газы в Ашкелон. Только один "Касам". И шли они в одном направлении. И сошлись в одной точке! И точка эта была точкой моему безверию!
Возопил я к Небесам!
Вскричал я к Небесам:"Создатель, за что? За что забрал их, а не меня? За что, о, Боже!!"
Долго взывал я к небесам, но не имел ответа!
И рассудил я так: хотел ли ОН наказать меня за все мои грехи? Для этого не нужно было отнимать у меня дочь! Для этого не нужно было лишать меня семьи! Достаточно было лишить меня музыки! Достаточно было лишить меня слуха. Или оторвать мне пальцы!
Нет, нет, и еще раз нет!
ОН решил научить меня радоваться жизни, которую ОН мне дал! Любой ЖИЗНИ! И других учить радоваться жизни! И вот я живу, и радуюсь жизни, подаренной мне Всевышним, и учу радости других! Амен!"
Он решительно встал, забросил баул за плечо, и не прощаясь, зашагал прочь, затянув уже другую песню. Ту самую, что остановила меня. В такт песне он помахивал газетой "Вести",
"Ключом к радости".
* * *