Глава I.
ЗАЛОЖИЛИ «ГУСИ» ГОРОД
I.
Начать пожалуй, будет лучше с выяснении вопроса о том, когда и кем была построена Казань?
Вокруг него споры идут вот уже столетия. Последняя версия высказана совсем недавно доцентом Р. Нугмановым в газете «Казанские ведомости» 28 ноября 1991 года.
Из довольно большой (почти на всю газетную полосу) статьи позволю себе процитировать несколько абзацев:
«...Читатель может предположить, что, дескать, наш город назван по названию реки, на которой построен.
Это верно отчасти.
Интереснее другое: название реки — это отражение «адреса» народа в его кочевом образе жизни, а город — уже «адрес» его оседлого периода.
Если вдуматься, то «Казанка» — слово, хранящее в названии реки тотемическое имя племени «каз» (гусь).
Аналогичное мы видели в названии реки «Черемшан», где явно проглядывало понятие «черемис» - марийцы.
Так же, похоже, расшифровывается топоним «Рязань», то есть «эрзя-ан».
То же начало лежит в понятии «Мокшанск» (мукшы это мордва).
Короче говоря, идея возникновения названий рек восходит к имени племен, некогда обитавших в этих местах.
Учитывая, что окончание «ан» — самостоятельное слово, означающее «место обитания», «сторона», название реки «Казан», или, вернее «Казан», мы прочтем как «сторона племени гусь»...
Вернемся, однако, к вопросу о времени основания Казани...
Если сопоставлять факты, то обнаруживается, что наш город изначально назывался «Ошель». Это слово легко расшифровать с позиции его тюркского варианта — «Айше иле»...
В русских летописях сохранился ряд ценных сведений об Ошели.
Например, известно, что в 1184 году Ошель была разрушена князем Всеволодом Юрьевичем...
Есть также в летописи запись о походе Андрея Боголюбского в наши края, где читаем: «Случися Андрееви идти из Ростова на болгары, иже нарычутся казанцы».
Это было в 1164 году, то есть за 20 лет до Всеволода.
И, что очень важно, в этих записях нет ни слова об Ошели.
Так что Андрей-князь мог пока беспрепятственно проникать в район Иски Казани.
В 1184 году Всеволоду это уже не удалось.
Из сказанного приходим к выводу, что, во-первых, на историческую арену Волжской Булгарии выходят племена, которые "нарычутся» казанцы...
Во-вторых, сведения казанского летописца XVI века о том, что Казань основана в 1177 году, хорошо согласуются с другими летописными сведениями...»
Свою статью названный автор заключает словами: «Примерно также выстраиваются сегодня исторические факты о древнем пути казанских татар».
Если вот так выстраивать «факты», боюсь, мы никогда ничего не узнаем из своего исторического прошлого.
И я привел выдержки из газетного выступления, конечно же. не ради критического разбора статья, видит бог, ниже всякой критики, - а чтобы еще раз подчеркнуть: интерес народа к истории настолько велик, что принимаются к публикации даже такие материалы.
Между тем к настоящему времени уже известно около двух десятков различных версий происхождения названия города Казани и множество предположений относительно времени его возникновения.
Все они основаны на толковании того или иного значения широко распространенного и активно употребляемого в тюркских языках вообще, и в татарском, - в частности, слова «казан», а дата основания города еще не нашла определенного места даже в довольно широких хронологических рамках (последняя четверть XII-середина XV вв.).
Логика диктует: нельзя вообще рассуждать о времени возникновения того или иного города, не имея четкого представления о том, кем и с какой целью он закладывался.
Ведь не случайно же повисла в воздухе идея, выдвинутая сразу тремя видными казанскими историками В. В. Ивановым. И. М. Ионенко и А. Х. Халиковым и поддержанная широкой общественностью, что основание города Казани относится к 1177 году.
Отправной точкой для обоснования ими этой даты стало то место в «Казанской истории» (XVI в.) анонимного автора, и известного специалистам как «Казанский летописец», где говорилось:
«Бысть же на Каме на реке старый град, именем Брягов, оттуду же прииде царь, именем Саин Болгарский. И поискав по местам проходя в лета 6685 (1177 г.) и обрете место на Волге, на самой украине русской на сей стране Камы реки, концом прилежаху к Болгарской земле, другим же концом к Вятке и к Перми...
...и бысть Казань стольный град, вместо Брягова... И от сего царя Саина и преже зачася Казань».
Помнится, в связи с этим «открытием» указанные авторы выпустили небольшую брошюрку «О времени возникновения и названия г. Казани» (1974).
Примерно тогда же началась подготовка к торжествам по случаю большого юбилея — 800-летия города, были выпущены массовым тиражом буклеты, наборы открыток, различные значки и вымпелы, альбомы на прекрасной бумаге, почтовые знаки...
По указанию партийно-советских органов «скоростными методами» была подготовлена к изданию коллективная монография «Молодость древнего города".
По мере приближения знаменательной даты улицы и площади Казани становились все пестрее от транспарантов, стендов и кумачовых призывов: «Ознаменуем юбилей...», «Достойно встретим..."
В газетах появились было уже и рапорты о «новых трудовых достижениях», как «вдруг» фанфары смолкли.
Долгожданный юбилей не состоялся.
И дело вовсе не в том, что выдвинутая группой ученых гипотеза о времени основания Казани оказалась недостаточно аргументированной и ее довольно легко разобрала «по косточкам» и опровергла другая, не менее авторитетная, группа историков.
Кто бы стал считаться тогда с мнением научных работников, когда уже закрутилось колесо «мероприятия по достойной встрече знаменательной даты»?
В дело вмешалась Москва, и все возвратилось на «крути своя».
Да и не могло выйти ничего путного из установочных идей, рожденных в парткабинетах и густо замешанных на идеологии.
А версии тем временем остаются лишь версиями.
Одни из них, зародившись в стародавние годы, облачились в формы красивых легенд и сказаний и продолжают жить в народной памяти, другие — не находя подкрепления факсами, постепенно уходят в забытье.
С раннего детства мне запомнилась, например, вот такая деталь, связанная с наречением имени городу Казани.
Откуда-то издалека люди шли, чтобы выбрать себе новое место для поселения, поскольку на их родине, где они раньше жили, стало невмоготу от беспрерывных войн и неурядиц.
Шли долго, устали.
Захотелось воды испить из речки, вдоль которой пролегал их путь.
Хан-предводитель послал за водой свою дочь с золотым котлом.
Котел оказался тяжелым, и, когда Малика, дочь ханская, попыталась зачерпнуть им воду из реки, он сорвался с рук и затонул.
Искали-искали этот котел, который по-татарски называли «казаном», но не нашли.
Жаль было покидать это место, к тому же и окружающая природа оказалась благодатной, решили остановиться здесь, назвав речку Казаном
Позже приходилось слышать и читать варианты этой легенды, встречаться с другими версиями и предположениями, которые и не связывали слово «казан» с понятием сосуда для жидкости или варки пищи, но рассказанное мне писательницей Софьей Радзиевской стало незабываемым.
Софья Борисовна прожила на свете долгую и, должно быть, нелегкую жизнь.
Воспитанная в среде старой петербургской интеллигенции, выпускница естественного отделения Бестужевских высших женских курсов, она несла в себе кладезь знаний и, шагая по земле, щедро «сеяла разумное, доброе, вечное».
В конце 40-х — начале 50-х годов ее часто можно было видеть на детских площадках, утренниках в школах, в парке «Черное озеро», в читальных залах библиотек, фойе кинотеатра «Пионер», где она рассказывала нам, казанским детям войны, о приключениях «болотных робинзонов», увлекательных путешествиях доисторических мальчиков Рама и Гау, жизни далеких планет, о всем замечательном, что нас окружало. Быть может, именно она, светозарная и притягательная Софья Борисовна, еще в ту пору трудной безотцовщины пробудила во многих из нас, мальчишках и девчонках, интерес к чтению, подтолкнула кого-то к поискам неизведанного, оторвала от пагубного влияния улицы. Возможно, благодаря этой прекрасной детской писательнице, которая жила не за горами, а была всегда рядом, именно тогда, в конце 40-x годов, и началось накопление мною каких-то сведений о родном крае, первые навыки, сопоставительного изучения нарицательных слов и символов.
II.
И вот сегодня мы имеем перед собой множество версий происхождения имени Казани.
Думается, не стоит пересказывать все изложенное в специальной литературе, тем более, - самые различные точки зрения, сложившиеся за века вокруг названия города, с достаточной полнотой проанализированы профессором Г. Ф. Саттаровым в его трудах по топонимике края.
Интересующихся подробностями мог бы отослать, например, к его книге «Почему так названы?» (Казань, 1971. На тат. языке), где все изложено весьма популярно и общедоступно.
Здесь же необходимо с самого начала обратить внимание вот на что.
Слова с корнем «каз» (то же — хаз, кас, каш, газ, гаш) часто встречаются не только в тюркских, но и в других языках.
Совпадения могут быть продуктом как заимствований в результате длительных контактов различных племен, так и свидетельством их былой этногенетической общности.
Если пути формирования этносов и этнических групп еще можно как-то проследить ретроспективным методом исследования, то даже весьма приблизительно датировать «момент распада» любимо праязыка на языки-потомки очень и очень трудно.
Лингвистов, которые занимаются этим многотрудным делом (глотохронологией) часто критикуют за мало эффективность.
Но, как говорится, «а Васька слушает да ест" и, представьте, изредка добиваются правдоподобных результатов.
Нам же достаточно и того: воспользовавшись современным уровнем языкознания, с учетом исторических закономерностей перестройки слов и слогов при заимствованиях, а при длительном «самостоятельном» развитии — наполнении их новыми смысловыми оттенками, дать свое толкование взаимосвязи гидронима «Казанка», ойконима «Казань» и этнонима «казанцы", или «казанские татары».
Значения вышеуказанных слов в разное время, определялись в зависимости от выбранного подхода к предмету исследования.
Сам подход часто зависел от индивидуального видения и прочтения источников, которые в свою очередь произвольно оценивались как «достоверные» или «сомнительные».
Предвзятость в суждениях начала входить в привычку некоторых историков, особенно в советское время, когда прямо-таки навязывалась всеобщая методология исследований.
Так, академик Б. Д. Греков поучал всех нас: «И письменные и неписьменные источники к нашим услугам.
Но источник, какой бы ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет» (Киевская Русь. - М., 1945, с. 21).
Не сносить было головы тому, кто не внемлел [внимал] этим «ценным указаниям».
В процессе познания, конечно же, не может быть ничего заведомо «полезного" или «вредного».
Например, очень даже заманчива идея, чти название города Казани пошло от слова «казык».
По-татарски - это кол или столб, [вешка, веха] врытый в землю.
Не всегда же имя города соответствует названию реки или озера, на берегу которых он закладывается.
В уподоблении слова «казык» имени города, во всяком случае есть здравый смысл: прежде чем заложить город или какой-нибудь хозяйственный объект, определить границы территории или земельного участка, люди повсеместно и поныне пользуются колышками.
Часто на самом видном месте врывается в землю столб с указанием имени владельца участка, цели отвода земли, наименования будущего объекта и т. д.
Можно вполне предположить, что при установке «казыков» на них также делались надписи или ставились какие-то подо-племенные знаки.
Вот бы еще знать, какие знаки были нанесены на казанский «казык»!
Однако вешек-«казыков» было понаставлено по земле разными народами превеликое множество.
Где теперь их следы?..
Небессмысленны и попытки связать название Казани с ландшафтом местности, где возчик первоначально город «Казан», вернее — производное от него — «казанлык», имеет значение не только котла, но и котловины, долины, окруженной горами.
Там, где стояло когда-то поселение Иски Казан, однако, нет и никогда не было горных кряжей, образующих площадку, хоть отдаленно напоминающую котловину.
А геологических катастроф, как известно, в том районе за последние 500-600 лет во всяком случае не отмечалось.
К счастью, сохранилась еще и речка Казанка, которая течет видимо, все по одному и тому же руслу - стариц особенно не видать.
Правда, в прежние времена она несомненно была полноводнее, богаче рыбой, другой живностью.
Должно быть, полным-полно было на Казанке диких уток, не зря же еще в не столь давние времена распевали:
Вдоль да по речке.
Вдоль да по Казанке
Дикий селезень плывет...
Были, наверное, и гуси, много гусей.
Но на какой водоем, скажите мне, они не садятся во время своих дальних перелетов с юга на север и обратно?
Хотя есть Гусиные озера, и речки под названием Гусь (например, во Владимирской области, где стоит городок Гусь-Хрустальный), все же не все они наречены в честь этой гордой и священной птицы.
Пожалуй, и наша Казанка, где коренной слог «каз» по-татарски можно прочесть как «гусь», не очень-то связана с обитанием здесь когда-то, скажем, колоний гусей.
Гидронимы в большинстве своем характеризуют на том или ином языке внешний облик, состояние и особенные качества самих объектов природы.
Горячий ключ, Быстрица, Красное море, Черная речка, Каменка, Поганое озеро, Желтая вода и т. д. и т. и, - сколько их можно встретить в разных уголках земного шара!
С прилагательными или без, все они говорят нам или о вкусовых качествах воды, или характеризуют степень ее чистоты, или отражают зримое восприятие водной глади, или дают информацию о силе течения, или определяют особенности русла и дна.
Г. Ф. Саттаров, так много труда вложивший в выяснение истинного значения гидронима Казанка, в конце концов пришел к такому выводу:
«Гидроним Казан состоит из корня "каз" и суффикса "ап", означающего страдательный залог причастия прошедшего времени.
Известно, что слово "каз" в древнетюркском языке употреблялось в значении рыть, копать, выкапывать.
Проанализировав происхождение многочисленных гидронимов, начинающихся со слова "каз", приходим к выводу, что название реки Казан означает: прорывшая землю река, или река, роющая землю.
Это название имело некогда формы Казыган елга — Казган елга — Казан елга.
Претерпев ряд закономерных фонетических изменений, а также в результате постепенного усечения гидрогеографического термина "елга", данное название приобрело форму Казан» («Советская Татария», 1988, 23 марта).
Жаль.
Жаль, потому что когда-то Саттаров был, как нам кажется, на более верном пути, развивая гипотезу происхождения названия реки Казанка и имени города Казани от этнонима "каз».
Уже вроде бы и оставалось совсем немного: определить реального носителя культуры племени «каз» и связать его с ныне живущими поколениями.
Как раз этого и не было сделано Г. Ф. Саттаровым.
Жаль...
Впервые предположение о том, что слово «казан» может быть связано с самоназванием какого-то племени, народа было высказано Х. В. Юсуповым в начале 60-х годов текущего столетия.
К сожалению, эту очень перспективную идею он не успел детально разработать из-за прогрессирующей болезни, которая унесла ученого из жизни.
Х. В. Юсупов, указывая на факт существования в далеком прошлом племени казан-салор среди предков туркмен, приблизительно наметил и возможные пути проникновения его в междуречье Волги и Камы: из Закаспийских степей в низовья Волги и Дона, а оттуда в период распада причерноморской Великой Болгарии (VI-VII вв.) — на север. Г. Ф. Саттаров, проанализировав высказанное X. В. Юсуповым предположение, аргументированно опроверг его, но все же согласился с главным в идее: в слове «казан» можно усмотреть этническое название (Саттаров Г. Ф. Указан, работа, с. 31). В последующие годы он уточнил и имя предполагаемого племени — "каз", но, как отмечалось, отказался продолжать поиски в том же направлении.
Возможно, повлияло и то, что эти попытки найти истину уже видным тогда археологом Р. Г Фахрутдиновым как-то неловко, скажем так, были названы «гусиной теорией». Не поддержал идею и А. X. Халиков. Жаль...
III.
А между тем ведь нет ничего сверхъестественного в том, что многие объекты природы, а не только водоемы, места своей хозяйственной деятельности и проживания, дороги и перевалы, по которым они проходили, люди издавна называли своим или родо-племенным именем, отмечали какими-нибудь вешками или памятными знаками.
Названия эти но имени чужого племени могли даваться и соседям!?.
Хазарское море, Угорские ворота. Киргизские степи, реки Угра и Нократ, Азовское море, Черкасская земля, Чудское озеро, Керчен-дарья (река Керечин), Мещера, Марийские леса...
Необъятное множество географических названий.
Одни из них уже переиначены, другие еще продолжают жить, третьи ходят по земле в различных вариантах.
Наречение природных объектов своим именем было широко распространенным явлением не только в глубокой древности, оно довольно часто практиковалось еще в недалеком прошлом, особенно в связи с географическими открытиями (например, гора Пржевальского).
А для земледельцев и скотоводов определение границ своего владения, пометка используемых угодий частными знаками было просто жизненно необходимо.
Частные знаки-тамги, сами названия и вид которых были весьма разнообразны и большею частью соответствовали представлениям хозяйственного человека, изображали предметы ему близкие и понятные.
Они известны на Руси как знаки межевания.
«Долго еще в лесах ея, — писал О. Блинов, сохранялись старинные грани, бортные знамена, пасы, белеги, рубежи, рубки, лехи, резы и др. рода знаки и межи, вырубленные или намеченные на деревьях...
Например, знаки назывались: рубежи, курьи лапы, мотовило, соха, крюки, вилы, калита с поясом, козьи рога, крест да вилы, отбои, прибои и пр.» (Остатки старинного межевания в России. — Сб. «Древняя и новая Россия», 1878, т. II, с. 150).
Забегая вперед, скажем: подобные знаки-тамги до последнего времени (до коллективизации крестьянских хозяйств) применялись в обыденной жизни моих ближайших предков — отца и деда, во всех кряшенских селениях, отличавшихся, как известно, глубокой самобытностью, и поныне памятны в каждой семье.
Так, нашей родовой тамгой была «гусиная лапка», по-татарски «каз тэпие».
Знак этот был вырезан на воротах усадьбы, на колышках наших полей, наносился почти на все предметы обихода, которыми часто пользовались и соседи, при тавровке лошадей, клеймении овец.
Что интересно: в селе Уреево-Челны, в погосте которого нашли вечный упокой души все мои деды, прадеды и пращуры как минимум до двадцатого колена (село стояло на том же месте и во времена Казанского ханства — см.: Чернышев Е. И. Селения Казанского ханства (по писцовым книгам). — Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. — Казань, 1971), тамгой «гусиная лапка» пользовались во многих крестьянских дворах.
И не только в Уреево-Челнах. «Гусиные лапки» можно было встретить и в соседних Бердыбекове, Тук-Пулате, Казакове-Челнах. Алан-Поляне и более отдаленных кряшенских селениях казанской стороны, — в Старом Карабаяне, Тямтях, Субашах, во всех четырех Мерятяках (* Названные населенные пункты входят ныне в Рыбно-Слободский и Сабинский районы Татарской республики.)...
Тамга «каз тэпие» или «каз аягы», определяемая некоторыми историками как «трехногая» или «тарак» (гребень), изображалась на печатях баскаков - сборщиков дани, чеканилась на монетах некоторых золотоордынских ханов, например, Шадыбека (1399-1407) — ставленника Идегея. Хаджи-Герей, основатель династии крымских ханов, принял эту тамгу в качестве государственного герба. «Каз тэпие» имеется на монетах, чеканенных с именем Улуг Мухаммеда — основателя Казанского ханства.
Смысловое значение этой тамги, изображаемой на монетах, печатях, знаменах в виде буквы «Э» с закрученными слегка концами и перекрестием среднего луча, называемой часто лирообразной, специалисты толкуют по-разному.
Некоторые видят в ней схематическое изображение арабского написания слова «булгар», кто-то — первую букву имени хана Шадыбека, а вот некто А. Фролов, говоря о печати, найденной в Городце Нижегородской области, узнает в той же тамге изображение якоря. «Ведь город Кафа (прежнее название Феодосии — М. Г.), — пытается обосновать свою точку зрения А. Фролов, на монетах которого мы встречаем такую тамгу, — крупный черноморский порт» (см.: «Казанские ведомости», 1992, 17 июня).
Предположения и догадки бывают ближе к истине, видимо, все-таки у тех, кто смотрит в корень...
Вернемся однако к дню текущему.
Из специальной литературы нам известно, что в качестве тотемических [тотемных] знаков, названий родо-племенных объединений люди принимали не только нарицательные имена птиц или частей их тела, но и животных, земноводных, насекомых. Примеров тому уйма.
Сравнивать, что в данном случае лучше, привлекательнее: гусь или собака, волк или корова, ворона или комар и т. д. — просто неуместно.
Понятия и представления у разных людей формировались и закреплялись как богом данные в разное время, в неповторимых природно-климатических условиях.
Но это было общечеловеческим явлением, отражающим сложные процессы развития сознания и самосознания человека в его столкновении с объективной действительностью. Об этом немало написано и, кажется, попятно всем.
Отметим только, что, видимо, были схожие ситуации, совпадающие моменты в жизни не только одной семьи народов, скажем, — тюркской, но и у народов другой языковой группы.
Чтобы сориентироваться в поисках нитей, связывающих с предками, мне пришлось немало времени потратить на течение этнической истории своих соседей — удмуртов, марийцев, чуваш, мордвы, башкир и летописных муромы и мери.
Что это дало?
Расскажем в соответствующих местах книги.
Здесь же следует остановиться вот на чем.
IV.
Население Волго-Камья задолго до появления государственных образований в Восточной Европе безусловно имело, тесные контакты в первую очередь с племенами, жившими в Волго-Окском междуречье.
Это только нам кажется сегодня, что мы умнее и понятливее своих предков, жизнь которых будто бы была настолько убога, что даже не стоит об этом говорить.
Думается, это прямой результат исковерканною марксизмом мышления и искаженного восприятия многими из нас своей истории.
Ведь еще совсем недавно всех нас учили: «... чем дальше назад уходим мы вглубь истории, тем в большей степени индивид, а следовательно, и производящий индивид, выступает не самостоятельным, принадлежавшим к более обширному целому» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, с. 18).
На поверку это не совсем так.
Менее отчужденный от природы - да, более связанный традициями своей общины — да, но скованный, замкнутый в узком кругу — нет!
Когда производительные силы повсеместно были слано развиты, когда недород и повальный мор постоянно угрожали людям, выжить без открытости миру племенам и народам было просто невозможно.
Однако предвзятое мнение, будто тогдашняя жизнь была настолько замкнута, настолько ограничена, что, по существу, народы были полностью оторваны друг от друга, а меновая торговля своей тонкой ниточкой сезонных товароотношений[товарообмен] не могла связать их в сколько-нибудь прочную и постоянную цепь и быть источником более-менее регулярных взаимоотношений, — такое мнение еще существует даже в ученых кругах.
Но ведь биологи могут подтвердить: даже одноклеточные организмы не могут жить без достаточной информации об окружающей среде!
Источником необходимой информации, подчеркиваем — именно необходимой, без которой невозможен был дальнейшим прогресс человечества, невозможно даже простое воспроизводство рода, стали, конечно, не только моменты встречи во время товарообмена, а позже — и постоянные торговые пути.
Сюда можно было бы отнести и миграции племен и народов из-за участившихся неблагоприятных погодных условий, переселения их под ударами появившихся невесть откуда захватчиков, массовые бегства из плена и ассимиляцию беженцев с коренными поселенцами края, межплеменные династические браки...
В результате войн победители никогда не истребляли оставшихся в живых побежденных, их семьи, поскольку в условиях крайне малонаселенной Северо-восточной Европы, главной ценностью был человек, хотя бы как живая сила.
Она нужна была для прокладки дорог, тяжелых лесоповальных работ, строительства укреплений вокруг населенных мест.
Все это сопровождалось передачей опыта, жизненных навыков, понятии и представлений.
Эти предварительные замечания нам нужны для понимания того факта, что, несмотря на относительную самостоятельность развития культуры верхневолжских племен по отношению к племенам нижнекамским, способ производства у них был на одном уровне, что подтверждается и археологическими раскопками.
Самое интересное в том, что среди находок, датируемых до-булгарским временем, в низовьях Камы и в районе нынешнего Переяславля-Залесского, обращают на себя особое внимание так называемые шумовые подвески — золотые женские украшения, изготовленные по мотивам общих космогонических представлений, в данном случае — носителей именьковской и постзарубенецкой археологических культур.
Объединяет нижнекамскую и верхневолжскую подвески (серьги) и общий сюжет орнаментировки — и в той, и в другой в центре основного колечка утка или гусь, на цепочке по три шумовых элемента: в одном случае — в форме яичек, во втором — гусиные (может быть - утиные) лапки (Вещи изданы: Финно-угры и балты в эпоху средневековья. — М., 1987, с. 277-278; Давлетшин Г. М. Космогонические представления волжских болгар. — в сб. Поиски и находки. — К., 1989, с. 54).
«Гусиные лапки» как обязательный атрибут украшения женщииы-мерянки — об этом говорят не единичные находки, а целая коллекция, составленная в результате раскопок на бывшей Мерянской земле в 1854-1857 годах под руководством академика А. С. Уварова, — могла бы стать темой перспективного исследования.
И мы еще кое-что скажем по этому поводу.
Пока же важно отметить: на той же бывшей Мерянской земле, где позже образовалось Ростовско-Суздальское княжество, есть не только уже названная речка Гусь с городом под тем же именем на ее берегу, но еще Сож, города Сужда, Суздаль (первоначально - Суждал).
Последний — один из древнейших и славных городов Северо-восточной Руси.
Временем возникновения и происхождением его названия вплотную интересовались многие видные ученые.
Так, академик А. А. Шахматов выводил Суздаль из финно-угорского «сусудал» (См.: Нерознак В. П. Названия древнерусских городов. — М., 1983, с. 165), но без толкования значения этого слова.
Академик М. Н. Тихомиров утверждал: «Археологические раскопки и известия летописей подымают завесу, опущенную над прошлым Суздаля, рисуя его как город с ремесленным населением, среди которого, несомненно выделились каменщики-строители» (Древнерусские города. М. 1956, с. 398).
Член-корреснондент АН СССР О. Н. Трубачев, видимо, исходя из идеи «Суздаль - каменный город», нашел, что название восходит к древнерусскому отглагольному образованию "съзьдати"(создать), предположив существование в прошлом и самостоятельного слова «суздаль» со значением «глинобитная, кирпичная постройка» (Нерознак В. П. Указан, работа, с. 166)
Мне не раз приходилось бывать в окрестностях Суздаля, и хорошо знаю, что в радиусе не менее 100 километров вокруг этого города нет не только природного строительного камня (хотя бы известняка), но и пригодной для изготовлении кирпичей глины.
При закладке города вдали от судоходных рек, при отсутствии проторенной грунтовой дороги вряд ли первостроители легко и просто могли достать камень даже для основы первого сооружения.
Сомнительно также существование в те времена и кирпичных заводов на привозной глине (основание Суздаля датируется по Лаврентьевской летописи под 1024 годом).
Основным и часто единственным материалом для постройки городов и весей в лесостепной полосе Восточной Европы в IX-XIV вв. служило дерево.
Путешествуя по «золотому кольцу» древнерусских юродов, я, конечно же, заходил в краеведческие музеи на кафедры гуманитарных наук местных вузов и с сожалением отметил, что, несмотря на возросший интерес к прошлому края, люди все еще до обидного мало знают о своих предшественниках на этой земле.
А ведь кто знает, думалось мне, может быть основателями всемирно известного ныне Суздаля были меряне [производн. от - "мЕря" - этнос, народ] — многочисленный когда-то народ, с достаточно высокой для своего времени материальной и духовной культурой.
«На востоке граница Мерянской земли, начиная с лесистой местности в Устюжском уезде, — писал А. С. Уваров, - почти у верховья реки Сухоны, шла на юг до реки Межи, потом реками Межею, Унжею, до впадения этой последней в Волгу (* Здесь и далее некоторые подробности описания границ А. С. Уваровым и целях сокращения опущены. - М. Г.)... На севере граница вероятно шла рекою Сухоною чрез густые леса и болота... до самой южной части "Кубанского" озера (возьмем подчеркнутое на заметку — М. Г.)... Мерянские поселения встречаются далеко за Окою... затем граница держится правого берега Теши, Оки, Клязьмы, поворачивает на юг и идет по "Судогодскому" (подчеркнуто мной — М. Г.) уезду до встречи с Окою... при повороте Оки на север держится восточного берега реки Москвы... На западе, граница, начинаясь у впадения реки Нерской в реку Москву... шла к великому озеру в "Керчевском" (подчеркнуто мной — М. Г.) уезде... Мерю окружали с трех сторон одноплеменные с нею финские народы: мурома, мордва, черемиса, весь; с одной только западной стороны граничили с нею племена чуждой народности, а именно: словене, кривичи и вятичи» (Меряне и их быт по курганным раскопкам. — М.. 1872, с. 7-8).
О судьбе этого исчезнувшего «вдруг» народа еще предстоит поговорить.
Пока же отметим только: меряно боготворили змей и птиц, и на их знаменах были на то указания (Уваров А. С. Указан, работа, с. 69).
Известно также, что большая часть мери где-то в середине XI века «удалилась в средние и нижние части Волги, уступив наплыву русских колонистов» (Шестаков П. Д. Родственна ли меря с вогулами? — Казань, 1873, с. 37).
На гербах городов Гусь, Сужда, Судогда изображены гуси, Суздаля -тоже птица, полагают, — сокол с расправленными крыльями.
Герольдисты XVIII века при составлении гербов российских городов несомненно имели дело с какими-то не дошедшими до нас бумагами, легендами, старинными печатями, знаменами, космографическими представлениями и преданиями местных жителей.
С их стороны могли быть допущены и ошибки при чтении различных летописей, разборе противоречий, толковании значений древних графических изображений, тотемических [тотемных] знаков и т. д.
И вполне может быть, что наши далекие предки предпочли бы увидеть на гербах своих городов нечто другое.
Вместо сокола или орла на гербе Суздаля — гуся, а на казанском гербе вместо фантастического дракона — опять-таки очень близкого и понятного для них гуся.
Сопоставим легенды, связанные со змеями, обитавшими во множестве на местах основания Казани и Суздаля, вспомним, что змеи и гуси при шипении издают одинаковые звуки, а в русских народных сказках гуси-лебеди и змеи-горынычи одинаково кровожадны и похищают детей, и тогда допускаемые нами сравнении не покажутся слишком натянутыми.
Понимая, что догадки и озарения мысли — все-таки не аргументы для науки, тем не менее я продолжал искать отпечатки «гусиных лапок» и на Мерянской земле.
И вот, благодарение Господне, в Этимологическом словаре русского языка А. Г. Преображенского (Вып. I, М., 1910, с. 152) читаем: «sug арм. из древнесеверогерманского gus — гусь».
Конечно, приходится учитывать, что методика выстраивания ряда развития индоевропейских звуков в таблице Преображенского научно устарела.
Кроме того автор и сам делает примечание, что указанное древнесеверогерманское слово им приводится только предположительно.
И все же...
Всему есть предел, как говорится, и я не берусь связывать основание Суздаля с каким-либо древнеармянским племенем.
Хотя...
Куда только не забрасывало малоземелье представителей этого древнейшего народа?
С незапамятных времен существовали армянские колонии в Каменец-Подольске, Казани и во многих других городах земного шара. И все же...
Вот если бы обратиться к словарю мерянского языка!
Но такого словаря пока не существует.
Говорю «пока», потому что попытки репродуцировать этот исчезнувший язык уже предпринимаются.
Суздальское наречие с легкой руки Владимира Даля создателя популярнейшего четырехтомного «Толкового словари живого великорусского языка», было отнесено к «офенскому языку».
К сожалению и удивлению, он не задался вопросом: как, каким образом почти безграмотным в сущности офеням удалось «оное придумать и сплесть?»
Ведь в этом «искусственном», как полагал В. Даль, языке органически сочетались многие угорские, тюркские, славянские, греческие, латинские, балтские, персидские и, может быть, армянские слова.
Вот некоторые из них: пенда, пензик — от перс, «пяндж» — пять, пятак; яман (тюрк.) скверный; декан (лат.) — десять; гамза (болг.) вино; сары (тюрк.) — желтый, золотая монета; хаз (герм.) - дом, изба; костер (герм.) — город, замок; дуванить (тюрк., ср.: Кара-Дуван — селение в Арском районе ТССР) — делить; вохре (слав.) - кровь; верзен (слав.) — верста, бег (отсюда, видимо, - верзила); гирый — от греч. «херон» — старый и т. д.
Разве не допустимо включить в этот ряд и древнеармянское слово «суж» — гусь?
Эти и многие другие известные слова (с включением и армянского «суж») из «суздальского наречия» могли проникнуть в язык офеней-мазыков тогда, когда их предки — угры, некоторое время проживая в причерноморских степях, между Доном и Днепром, были посредниками в торговле между Фанагорийской Болгарией, Хазарией, проторусскими княжествами, с одной стороны, и Византией — с другой.
Наверняка офени — это остатки того некогда многочисленного народа, большинство которого, как писал упомянутый П. Д. Шестаков, «ушло со своими соплеменниками, мадъярами, через Карпаты в Паннонию», какая-то часть осталась на месте и обрусела, и, очевидно, не меньшая — переселилась на Среднюю Волгу.
Когда и как — об этом будет сказано в соответствующем разделе.
Отложив на время решение вопроса о том, жили ли когда-либо на Мерянской земле племена по имени суж (гусь, каз и т. п.), установив тот факт, что объекты природы и культуры, в названии которых имеется корень «гусь», издавна существовали и в других краях, вернемся, однако, к себе на родину.
V.
Нигде, пожалуй, нет такого особо почтительного отношения к гусю, как у нас в низовьях Камы.
Нет в здешних деревнях и селах состоятельной и уважающей себя семьи, которая не имела бы во дворе гусей.
Эта достославная птица окружена здесь заботой и повышенным вниманием, и не всякому дано ей угодить.
Раньше, бывало, при выборе места для кладки яиц, устройстве гнезда для высиживания гусиного потомства, появлении на свет выводка приглашали признанную на селе ведунью «по гусиным делам», чтобы «сглазу» для стаи не было, чтоб не заблудилась она, не отбилась от дома вне загона, а осенью вся в сборе вернулась бы в родное гнездовье.
Удивительные это существа — гуси.
Они не терпят над собой надзора, их не удалось загнать в колхозы даже при самых жестких условиях коллективизации.
Разборчивые в выборе соседей, привередливые к корму, они и в сообществе себе подобных держатся раз и навсегда выбранных правил.
Четкое распределение ролей в стае, знание каждой птицей своего места во время передвижений, преданность и постоянство во взаимоотношениях пар, дружная реакция на малейшие вмешательства извне — все это не могло не вызывать удивления и восхищения у человека, при отчуждении от природы оказавшегося таким одиноким.
Оказавшись наедине с самим собой, он не раз и не два, должно быть, обращал свой взор на бездонную, бледно-синюю глубину неба, как бы ожидая совета как жить дальше.
И в этой глубине, быть может, не раз и не два ему приходилось видеть, как, разрезая синеву широкой полосой надвое, тянулись вереницы диких гусей.
Наблюдая за бесконечными караванами, выстроенными углом и направленными прямо с севера на юг, или обратно, человек наверняка задавался вопросом: куда они, откуда, с какой целью летят эти птицы, с точностью повторяя свой маршрут ежегодно?
Он не находил ответа, но все же улавливал некую предопределённость в природе и, видимо, тогда у него появлялась светлая зависть к птицам, которые были ближе к небу-творцу.
Обычно гуси отправлялись в свой путь рано утром, когда солнце еще не могло быть жарким, и продолжали полет под закат дня.
Освещенные снизу, они всегда казались белыми.
Но на грешной земле, в той природно-климатической зоне, где сформировалась этническая общность тюрков, белых гусей почти не было, встречались только отдельные особи-альбиносы.
Пожалуй, именно поэтому с незапамятных времен самое пристальное внимание наших предков обращалось на белых гусей, которые обожествлялись и ценились более всего.
Природе же было угодно иметь гнездовья белых гусей только на далеком Севере, а маршруты их вечных кочевий пролегали с запада на восток и обратно, так что они не могли стать для человека естественно привычными и заурядными птицами.
Но и многовековые заботы и старания не были напрасными, искусственный отбор сделал свое дело: теперь в крестьянских хозяйствах преимущественно разводятся белые гуси.
Прародиной диких серых гусей является юг Западной Сибири.
В Барабинской степи, на озере Чаны, площадью около трех тысяч квадратных километров, и теперь еще имеется крупнейший в мире заповедник этих пернатых.
Маршрут сезонных перелетов как раз пролегает по тем местам, откуда вышли все тюрки — предгорья Тянь-Шаня, долины Аксу и Тарима.
Далее путь серых гусей лежал к перевалу Музарт, оттуда над пустыней Такла-Макан, диким Алтын-тагом, через плоскогорья Тибета к Гималаям.
Было чему дивиться нашим пращурам, которым и самим ради жизни частенько приходилось преодолевать горные перевалы, блуждать по ущельям и непроходимым лесным чащобам.
Сколько их гибло под снежными обвалами, срываясь со скал, проваливаясь в чертовы ямы!
А птицы преодолевали все: и пронзительный ветер, и жестокие морозы — почти круглый год на Тань-Шанью, плоскогорьями Тибета и Гималаями бушуют пыльные и снежные вихри, и оставалось только поражаться стойкости неугомонных крылатых путешественников, их неудержимым стремлением исполнить свое природное предназначение.
Топография Центральной Азии такова, что к сегодня во многих своих частях она остается неясной.
Мало кто из географов-профессионалов радуется командировке в этот регион.
Пролетая над этим участком планеты, летчики и сейчас чутко прислушиваются к шуму двигателей, пристально следят за приборами.
Они прекрасно знают, что о приземлении, скажем, в районе Музарта, не может быть и речи — прыжок с парашютом будет только прелюдией к более или менее медленной смерти.
А гуси бесстрашно летят.
Из года в год, и так - тысячелетиями.
Без карт, без компасов.
Ученые до сих пор продолжают спорить вокруг того, как ориентируются птицы во время своих перелетов: по солнцу, по звездам, особенностям земного ландшафта?
Ну, а предкам нашим сам бог подсказывал связывать все, что непостижимо человеку, со сверхъестественными силами.
Так и гусь, с его превеликими способностями и таинственными повадками, для многих племен и народов выходцев из Центральной Азии превратиться в незапамятные времена в полемическое существо.
Не уходим ли мы, однако, в сторону от своей основной темы?
Да нет.
Освещению места и значения гуся в жизни казанских татар можно было бы посвятить специальную монографию так глубоко и основательно вошла эта замечательная птица и в обычаи, и в фольклор.
Наиболее известная и, пожалуй, самая любимая и задушевная лирико-драматическая песня народа «Каз канаты» («Гусиное крыло»), центральный момент татарской свадьбы — «Каз чыгару» («Вынос гуся»).
Млечный путь по татарской космогонии — «Киек каз юлы».
Основное богатство невесты-татарки - перина и подушки из гусиного пуха.
Традиционный трудовой праздник - «Каз эмэсе» («Гусиная помощь»).
Признанное всеми средство лечения при ожогах и обмораживании — гусиный жир...
Говорят, еще не в столь давнее время в селениях Заказанья жило поверье «Казга салэм биру» (Приветствовать гуся), по которому человек, встретивший на своем пути важно шагающего навстречу гусака, должен был поприветствовать его снятием шапки и легким кивком головы.
После этого будто бы гусь с человека все грехи снимал, а болезни, какие у него были, сразу же проходили.
Правда это, или нет, но традиционное отождествление природных возможностей гуся с животворящими силами самого человека было неспроста.
И почему-то все это связывалось с удалью молодецкой, а девушки с нежностью нередко называли своих суженых «казым» (гусь мой)...
В 30-е годы, когда началась коллективизация крестьянских хозяйств, когда на село опустились сумерки, а деревенские парни стали разъезжаться по стройкам и шахтам, остающиеся пока при родителях девушки пели:
Китэ казлар, китэ казлар!..
Китэ казлар Донбасска.
Мин узем уйлан торам
Шул казлардан калмаска...
Эта песня, разрывающая сердце на части, исполняемая под незабываемую протяжную мелодию (она и сейчас в ушах), записана мной у сестер Прониных — представительниц большого рода «чиркаслар» в деревне Толкияз Пестречинского района.
А перевести ее можно примерно так:
«Улетают гуси, ох, улетают наши гуси в Донбасс!
Вот и я стою и думаю: а не улететь ли вместе с ними и мне...»
Вот они, корни, опустошения наших деревень и сел!
Не зря снимались наши «гуси» с насиженных гнезд и летели в неведомые края.
Жить тогда у себя на родине стало невмоготу...
Сколько сказок, детских игр, поговорок и присловий, сколько надежд и молений связано с гусем!
Все эти чувства в наиболее сконцентрированной форме выражены в стихотворении молодого поэта Рустема Султи «Казан казы» («Казанский гусь»).
В нем, в частности, есть такие строки-озарения:
Эх, вы, гуси, белоснежные Каз-Казаны...
Одного корня, видать, «каз» и «Казан».
В названии города, наверняка, — ваше имя.
Этим народ увековечил свое и ваше имя.(* Подстрочный перевод. Оригинал см.: «Идел», 1992, № 1-2, с. 34.)
Так неужели все это так просто?.. Неужели это всего лишь «гусиная теория»?..
И тогда, скажите мне, откуда белые гуси с распростертыми крыльями на всех «тугэрэк жаулыклар» — традиционных и самых высоко почитаемых женских головных уборах кряшенок?.. (* Вышитый «высоким тамбуром» орнамент этих головных уборов, которым придается особое магическое значение, канонически воспроизводился из поколения в поколение абсолютно всеми кряшенами Заказанья.
Практически без малейших изменений он дошел до наших дней. «Тугэрэк жаулыклар» бережно сохранены, например, среди жителей Нырсувар (Мурзалар), Ковалей, Казылей, Кряш-Серды, Каз-Челнов, многих других селений Западного Предкамья.
Они приходили на смену «Ак калпак» (девичьих головных уборов) в самый ответственный момент жизни человека — день бракосочетания.)
Свое веское слово по этому поводу могли бы сказать и башкирские, и казахские ученые. Ведь и среди них «каз» (гусь) и поныне занимает почетное место.
Известно, например, башкирское родо-племенное объединение «казаяклылар» (гусиноногие), тамгой у которых служил «каз аяк» (гусиная нога).
В тюркском мире широко были представлены карагасы, аккасы, казлы и просто казы — факты хорошо известные науке.
Да и Г. Ф. Саттаров, как отмечалось, основательно связал было гидроним Казанка и ойконим Казань (первоначально город ходил и под именем Газан — см. начало поэмы Мухамедъяра «Тухваи-Мардан»: «...Башладык Газан шаhэрендэ мони») с этнонимом, и оставалось только назвать прямых потомков этих казов.
Саттаров не решился.
И вот я их называю: ногайцы!
* * * *** * * *
"ТАТАРСКОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ"
* * * * * * *
МАКСИМ ГЛУХОВ-НОГАЙБЕК
СУДЬБА
ГВАРДЕЙЦЕВ
СЕЮМБЕКИ
Неформальный подход
к еще неписанным страницам истории
* * * * * * *
КАЗАНЬ 1993
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВАТАН»
© Глухов М. С., 1993
* * * * * * *
Редактор Л. Ш. Арсланов
Научный консультант М. И. Ахметзянов Художественный редактор А. А. Тимергалина Технический редактор М. М. Абитова
Сдано 2.12.92
Подписано 12.03.93.
Себестоимость экземпляра на 15.08.93 - 750 руб.
Цена договорная. [карандашом проставлено - "244" и "9=13"]
Казань, ул. Лобачевского, 6/27.
Казань, ул. Баумана, 19.
* * * * * * * * *
ОБ АВТОРЕ
Максим Глухов (Ногайбек) родился в 1937 году в семье вольного казака — гармонного мастера и рос в одной из ремесленных слобод Казани Калугиной Горе. Окончил отделение татарской журналистики Казанского университета и аспирантуру по кафедре гражданской истории. Кандидат исторических наук. Как журналист стажировался при редакции «Комсомольской правды». Философскую подготовку получил в Уральском государственном университете (Екатеринбург), познания в сфере социальной психологии — в Ростовском-на-Дону Университете. Преподавал философию и социологию в вузах.
Максим Глухов — автор многих художественно-публицистических книг и научных трудов, лауреат Республиканской премии журналистов им. Хусаина Ямашева и премии ЦК ВЛКСМ. Но жизненным увлечением его является краеведение. Много лет посвятил научному поиску корней своего народа.
«Судьба гвардейцев Сеюмбеки», — один из результатов этого благородного дела.