Зарождающийся сюжет рассказа копошился в моей голове словно гусеница, вылупившаяся из яйца. Он был также прожорлив и хотел жить.
Гусеница за короткое время способна поглотить огромное количество пищи. Так и будущий рассказ с жадностью вбирал в себя мои эмоции, чувства, мысли, впечатления. Едва проклюнувшись, требовал новых ощущений, запахов, звуков.
Я был щедр и дарил ему всё, что окружало меня, все, что было возможно. Тепло объятий и жажду общения. Боль утраты и ребячливый восторг.
Я наблюдал жизнь вокруг. Шел в ближайший парк, долго бродил среди берез и лип, вслушивался в воробьиную перекличку, высматривал в высокой траве кузнечиков и жуков. Встретив людей, гуляющих с собаками, спрашивал разрешения и с удовольствием возился с псами, гладил, ласкал мохнатые или гладкие морды, наслаждался прикосновением шершавых языков и мокрых носов.
Заметив в сплетении ветвей белку, стучал двумя орешками, зажатыми в руке, а потом раскрывал ладонь. Комок рыжего пуха доверчиво усаживался на нее, деловито вертел добычу в лапках, а затем разгрызал орех или, зажав в зубах, взлетал на ближайшее дерево.
Я выходил к реке. Ветер доносил ее дыхание. Свежий запах воды и рыбы. Тут же являлись видения – рыбалка, раннее утро в тумане или вечерняя сумеречная мгла, когда поплавка не видно. Лишь чуткое удилище в руках реагирует на поклевку.
Я шел по шумному многоликому городу. Незнакомые слова, зацепившись, оседали в памяти. Потом, быть может, они станут пищей моему рассказу.
Случалось увидеть в толпе лицо, привлекшее внимание необычным выражением, или женскую фигуру, столь гармоничную, что я испытывал истинно художественное удовлетворение. Встречались уродцы, калеки, инвалиды – их я тоже бережно ощупывал газами и уносил в памяти страдание немощных тел.
Я видел играющих детей, разговаривал с ними, не переставая удивляться их восприятию мира. Непосредственности и искренности чувств, которые исчезают с возрастом. Рядом с ними сам становился ребенком, не знающим жизни. Был весел и беззаботен, как они, ничего не ведающие о смерти.
Сладость детства я забирал с собой.
Подростки были иными. Циничными и колючими. Но кто знает, вдруг моей гусенице придутся по вкусу горечь обид и соленые слезы.
Я смотрел в небо. Синева затягивала в глубину пространства. Низкие тучи грозили раздавить. Дождь угнетал, но, бывало, дарил очищение мыслям.
С балкона нередко наблюдал закат. За множество вечеров он ни разу не повторил сочетания красок и форм. Закрывая глаза, я пытался запомнить увиденное.
Как привередливая гусеница, которая не станет есть, что попало и даже готова голодать, отвергая ненужное, рассказ шевелился в моей голове, перебирая, перекладывая, перемешивая и выстраивая заново все накопленное.
Временами он тоже жил впроголодь, терпеливо дожидаясь лакомства.
Я долго искал первую фразу, переставляя слова, перекатывая их на языке – пробуя на вкус. Произносил вслух, пытаясь найти такое словосочетание, чтобы каждое было к месту. А фраза в целом изливалась ручьем, не натыкаясь на камни несуразности.
Записав её, понял, что дальше придумывать не придется – сюжет выстраивался без моего участия. Я лишь торопливо записывал текст.
Гусеница росла, несколько раз линяла – мой рассказ избавлялся от громоздких фраз и неуместных слов. Он хорошо прибавил в весе, но не в тысячи раз, как она. Жирная гусеница – удачная добыча для птиц. «Жирный рассказ» – не менее удачная находка для критика. Он должен стать изящным и упитанным в меру, прежде, чем превратиться в кокон, окуклиться и с нетерпением ждать вылета в свет.
Он может быть легким или трудным для чтения, язык скупым или красочным – в любом случае рассказ должен стать живым, вызывающим отклик в душе читателя.
Бывает ведь, вместо махаона или павлиньего глаза из кокона вылезает серый мотылек. Невзрачный и скучный.
Я день за днем наматывал нити впечатлений на тело сюжета – окукливание не терпело спешки. И могло продолжаться пару недель или несколько месяцев. Рассказ отлеживался, а я, перечитывая его раз за разом, пробовал на вкус и слух слабину или силу изложенного.
Прежний опыт подсказывал, что, если рассказ не совсем хорош – останется ощущение незавершенности. Если же он удался, наступит чувство полного освобождения. И живая яркая бабочка выпорхнет из-под моего пера на монитор компьютера.
Июль 2013г.
Фото из Интернета.
Автор не указан.