Репродукция картины Ирины Кузьменко "Синяя птица"
«О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней»...
(Фёдор Тютчев, «Последняя любовь».)
Квартал, ряд, место. Последний адрес...
На похоронах Андрея Анна присутствовать не могла. Его хоронила семья. Семейная жизнь и их отношения протекали как бы в разных мирах и эти миры не пересекались на протяжении многих лет.
Спустя несколько дней после его похорон, Анна с алыми розами (его любимыми цветами) и фигурной свечой (маленьким сувениром из Германии) ищет на кладбище нужную ей табличку. Вдруг, словно её окликнули:
— Аннушка!
Оглянулась. Его табличка выше всех. Слёзы душат...
Женщина запалила поставленную в баночку свечу. Огонёк вспыхнул и встал, ровно подрагивая, готовый нести вахту памяти. Сменяя друг друга, словно в калейдоскопе, в воспоминаниях Анны пролетели картины быстротечной жизни. Всё от и до вспомнилось ей как торопливо промчавшийся, смутно восстановленный сон, полный беззвучной, но чарующей музыки. Пробежало чувство, промелькнули события, которых она никому не откроет, а они-то и есть самые важные, они-то и дают тайное направление чувствам и поступкам.
Догорела свеча. Его свеча. Фиолетовая. «Спасибо за всё»...
Анна медленно побрела к выходу. В поникшей голове женщины звучали как зацикленные слова популярной когда-то песни: «Люби, покуда любится, встречай, пока встречается». А вокруг бушевала весна.
Небо, южное небо, совершенно чисто — ни одной тучки, солнце щедро дарит свои лучи. В весеннем хороводе всё живое спешит насладиться светом, солнцем. Жизнью. Сколько её, той жизни?..
Длинный тёмный тоннель. В конце тоннеля яркий свет. Анна быстро летит по тоннелю вверх к свету и кричит:
— Андре-ее-ей!
Открывает глаза. Операционный зал...
— Ну, слава Богу, — облегчённо вздыхает женщина в маске и в белом халате. — Очнулась. Нужна ещё своему Андрею.
Сложная операция под общим наркозом прошла успешно.
«Я кричала: Андрей?» — удивлена Анна. Забавная штука наше подсознание. Ничего не утаишь. Не скроешь, кто главный в твоей жизни...
Это уже воспоминания, а началось всё с туристической поездки в Германию (точнее, тогда ещё в Германскую Демократическую Республику). Погожим сентябрьским утром идёт посадка в поезд. Анна расположилась в купе на нижней полке. Ждёт попутчиков. В дверном проёме... Штирлиц. Высокие скулы, прямой нос, сомкнутые губы с чуть заметной улыбкой, добрые и в то же время грустные глаза.
— Можно? — низким, приятным голосом спросил мужчина, удивительно похожий на Вячеслава Тихонова – самого титулованного советского артиста.
Анна попыталась ответить и уже открыла рот, но с голосом случилось что-то непонятное, и она лишь молча закивала головой. Что с ней? Потеряла дар речи?
Слегка томный, полный усталой нежности взгляд незнакомого мужчины с привлекательными чертами лица проник в неё как-то уж слишком глубоко. По телу пробежала обжигающая волна. Щёки запылали. Сердце громко забилось. Из груди вырвался лёгкий вздох. Состояние, подобное описанному в пушкинских строках:
Ты чуть вошёл,
Я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!...
Когда Анна была ещё школьницей, на экраны страны вышел фильм «Дело было в Пенькове», охарактеризованный советской критикой как идеологически опасная вещь. Основная мысль фильма выражена в словах песни, сопровождающей события: «Парней так много холостых, а я люблю женатого».Тихонов, сыгравший главную роль в фильме, стал кумиром многих, в том числе и Анны. Позже он покорит зрителей в других ролях, а особенно в роли Штирлица (советского разведчика майора Исаева), изобразив аристократизм души, в многосерийном телевизионном фильме «Семнадцать мгновений весны».
— Будем знакомиться, — переступив порог мужчина представился: — Андрей.
— Анна, — медленно произнесла женщина, выходя из оцепенения.
— У вас красивое имя. Аннушка... Можно я вас так буду называть?
— Можно, — улыбнулась женщина, отметив про себя, что так ласково её ещё никто не называл.
Вскоре в их купе расположились ещё двое пассажиров, и поезд отправился в манящую даль.
Андрей приметил Анну ещё накануне поездки. С группой проводили инструктаж, объясняли, как себя вести за границей Советского Союза. Анна, занятая, как обычно, семейными делами, на собрание немного опоздала. Влетев в зал, она села на свободное место в первом ряду. Лектор, проводя нужную партийную линию, обволакивал всех словами и как-бы таял в своём торжестве, объясняя, в какой обуви ехать в Германию (босоножки без задника исключались!), что надевать, что не надевать, о чём можно спрашивать немцев, о чём нельзя, как отвечать на вопросы о политике, о религии. Особое внимание уделял моральному облику советского туриста. Приводил примеры аморальных поступков, за которые могут исключить из Коммунистической партии с публичным скандалом. К таким относилось и посещение сексшопов. Что это такое, в то время было непонятно.
Лекция затянулась на долгих три часа. По её окончании Анна, даже не окинув взглядом сидящую в зале группу, с которой ей предстояло двухнедельное путешествие, поспешила домой (время семейного обеда). Позже Андрей признается:
— Ты влетела в зал как фея. Красивая. В голубом платье. Как-то сразу взволновала меня. А потом исчезла. Я не успел даже подойти к тебе поближе.
Туристическую путёвку в Германию в то время получить было сложно. Их распределяли по предприятиям и выдавали передовикам производства. Большая очередь была и среди передовиков. Анне удалось получить её только на третье заявление. Два раза отказали и Андрею. И теперь они вместе в одном купе едут в Германию. Какая она, Германия?
Отец Андрея погиб при взятии Берлина. Мать осталась вдовой с тремя малыми детьми. Жили в селе на Украине. Война закончилась, а её следы остались. Спустя пять лет после изгнания немцев с оккупированной ими территории младший ребёнок подорвался на немецкой мине. От горя у матери произошёл нервный срыв. Четырнадцатилетний Андрей стал главой семьи. Чтобы содержать больную мать и восьмилетнюю сестру вынужден был идти работать в колхоз. А он так мечтал стать переводчиком! Учёба давалась ему легко. Пятёрки получал и по украинскому языку, и по русскому, и по немецкому. Дневную школу пришлось сменить на вечернюю. Да и какая учёба после тяжёлого трудового дня в колхозе?
В восемнадцать лет Андрея призвали служить на флот. Окончил школу водолазов и прошёл срочную службу. Участвовал в обеспечении боевой подготовки кораблей флота, в ликвидации аварийных случаев. Повидал подводный мир, а он таил в себе смертельную опасность войны. Тщательно метр за метром водолазы обследовали илистое дно в поисках смертоносного груза и обнаруживали немецкие донные боевые и магнитно-акустические мины, химические авиабомбы, начинённые ипритом, извлекали снаряды из затопленных барж и эту «ржавую смерть» поднимали со дна. Водолаз, как и минёр, ошибается только однажды, и эта профессиональная тщательность закрепилась у Андрея на всю жизнь.
После службы работал на судоремонтном заводе во вредном цехе. Женился. Родились два сына. Строил квартиру по методу «народной стройки»: одну смену отрабатывал на заводе, другую — на строительстве многоэтажного дома с правом получения в нём двухкомнатной квартиры. Здоровье подорвал. Работать во вредном цехе врачи запретили. Пришлось переучиваться. Стал механиком.
В память о погибшем отце стремился съездить в Германию, возложить цветы на братскую могилу советских воинов в Трептов-парке Берлина. Самостоятельно освоил немецкий язык; добился туристической путёвки.
Анна родилась в начале войны. Постоянные бомбёжки, взрывы отложили глубокий след в её подсознании, укрепив ужас пережитого. Замуж вышла в восемнадцать лет за человека старше её и довольно крутого нрава. (Эта подробность имеет безусловное значение!). Родила сына и дочь. Окончив технический вуз, стала работать в конструкторском бюро. Поднялась по карьерной лестнице до должности ведущего специалиста. На жизнь не жаловалась. Считала, что всё у неё складывалось удачно. Стремилась посмотреть современную дружескую Германию, надеясь избавиться от страха, возникающего при слове «немцы». Дети подросли, и теперь она могла позволить себе туристическую поездку.
Андрей и Анна сразу потянулись друг к другу. Вместе им было приятно, легко, интересно и весело. Она принадлежала к числу немногих людей, общество которых приподнимает. При открытом и ровном характере её образованность естественно сливалась с природным умом и не поражала неприятной нарочитостью козыряния. Андрей, не получивший высшего образования, оказался человеком начитанным, с аналитическим умом и лёгкой иронией в речи, а хорошее знание немецкого языка позволило ему выступать в роли личного переводчика Анны, знаний которой, полученных по обязательной программе школьного, затем вузовского курса, оказалось недостаточно для общения с немцами.
Анна не подавала Андрею никакого повода для более близких отношений, но каждый раз при встрече с ним в душе её разгоралось то самое оживление, которое нашло на неё в вагоне, когда она в первый раз увидела его. Она чувствовала, что при виде Андрея радость светилась в её глазах, а губы растягивались в улыбку, и она не могла затушить выражение этой радости. Он был счастлив видеть её и хотел теперь быть только лучше, чем был прежде. Они ходили парой, а руководитель группы (представитель Горкома компартии, поставленный следить за моральным обликом туристов) постоянно грозил им пальцем, приговаривая:
— Смотрите у меня. А то каждому сообщу и в семью, и на работу.
Предупреждение казалось лишним. Оба морально устойчивы, у каждого хорошая семья, публичных скандалов им не нужно.
А обстоятельства располагали к интиму. В гостиницах туристов селили в одноместные номера. По всем каналам телевидения круглосуточно шли эротические передачи. В кинотеатрах показывали фильмы с откровенными сценами секса, которые в СССР вырезались заботливой цензурой.
Германия им не понравилась.
— Schneller, Schneller — быстрее, быстрее, — торопит гид, передвигаясь семимильными шагами в босоножках без задника (почему-то запрещённых советским туристам), а группа отстаёт от неё почти на квартал.
Хвалёные немецкие чистота и порядок достигаются за счёт доносов и штрафов. Немецкая точность порой казалась бесчеловечной. Всюду на улицах часы. Если экскурсионный автобус отходит от гостиницы ровно в восемь утра, то водитель, несмотря на просьбы бегущих к автобусу туристов, не будет ждать и минуту. Nain! — Нет! И всё тут...
Быстро приелась и однообразная еда. На фоне немецкой речи с преобладанием тихой гласной «е», речь русских туристов со звонкой «а» казалась неприлично громкой. В воздухе — запах угольной гари. Хотелось скорее вернуться домой, вдохнуть свежий морской воздух родного города.
Приключилась с Анной и забавная история. Группу привезли в небольшой городок, где сохранились улочки двенадцатого века. Туристы свернули в проулок, а Анна засмотрелась на старинную башню, отстала от группы и оказалась на городской площади одна. Что делать? Куда идти?
Не успела Анна принять решение, как на башне зазвонили часы. Наступил полдень. Под звон башенных часов на балкон башни вышли ряженые музыканты. Они расположились полукругом. Настроили инструменты. Полились звуки чарующей музыки. Анна заслушалась. Может, это и есть «Мелодии небесных откровений» композитора Хильдегарды Бингенской, монахини XII века, которая сочиняла гимны и музыку к ним? О ней рассказывала гид в автобусе при подъезде к этому городу.
Из проулка на пустынную площадь вышла группа монашек в длинных чёрных одеяниях и шляпах с огромными белыми полями. Когда же они направились в сторону Анны, ничем не объяснимый ужас пробежал по корням её волос. Она невольно отпрянула, инстинктивно вжалась в шершавую стену старого дома, пропуская колонну с сухими монашескими лицами. Вдруг с необыкновенной ясностью Анна осознала, что машина времени существует, и она-то переместила её из двадцатого века в двенадцатый! Анна стояла на площади XII века, беспомощно чувствуя, как, затемняя мысли, её сковывает страх, что теперь она так и останется в этом далёком прошлом. Да ещё и на чужбине. Никогда больше не увидит свою семью, своих друзей...
Подобный страх провала во времени она уже испытывала однажды. Как-то в выходной день семья Анны совершала прогулку в окрестностях города. Поднялись на холм, и перед ними открылась страшная панорама. Со всех сторон двигались немецкие танки, мотопехота...
Ужас охватил Анну. Пробудилось спрятанное в подсознании ощущение пережитой войны. Она снова оказалась в том страшном военном времени. Схватив на руки пятилетнюю дочь, в панике закричала: «Немцы!» Тогда муж успокоил её:
— Глупышка. Это же кино снимают. Смотри. Вон аппаратура.
Сейчас на этой древней площади Анна была единственная из двадцатого века. Успокоить её было некому. Она закрыла глаза, чтобы не видеть окружающий её ужас, прижала руки к груди и взмолилась: «Господи! Верни меня в моё время!»
Почувствовав, что кто-то взял её за локоть, Анна вздрогнула. Открыла глаза. Незнакомый мужчина спросил на немецком языке:
— Frau, was ist los? (Женщина, что случилось?)
Её знаний немецкого языка было достаточно, чтобы понять вопрос, но ей было не до ответа. Следовало убедиться, что мужчина этот ей не померещился, и определить, из какого он времени. Анна снова закрыла глаза, затем открыла их и стала щупать взглядом мужчину, ожидающего ответ. Тот не выдержал затянувшейся паузы и спросил уже на русском языке (благо в Восточной Германии в школах изучали русский язык!):
— Женщина, да что с вами?
Джинсы... Майка... Современник! Точно современник! В XII веке джинсы и майки с изображением Мадонны, конечно же, не носили! Благодарная мужчине за его своевременное появление, собрав свои знания немецкого языка, Анна ответила ему по-немецки:
— Alles ist gut! (Всё хорошо!) — А через минуту радостно добавила:— Jetzt ist alles sehr gut! (Теперь всё очень хорошо!) — это туристы из её группы показались в ближайшем проулке.
В Берлине их группу поселили в гостинице «Медведица» («Berolina»), на улице с красивым названием «Под липами» («Unter den Linden» ). После завтрака состоялась поездка в Трептов-парк (Treptower Park); для Андрея — самое важное мероприятие туристического маршрута. Минуя Бранденбургские ворота (Brandenburger Tor), Берлинскую стену (Berliner Mauer), отделяющую восточную часть Берлина от западной, автобус попадает из Демократической Германии в Федеративную. Туристы внимательно слушают экскурсовода.
Здесь, в Трептов-парке воздвигнут не абстрактный монумент советскому солдату с девочкой на руках, а памятник сержанту Николаю Масалову, который, рискуя жизнью, спас немецкую девочку во время штурма Берлина в апреле 1945 года. Величественный воин стоит с опущенным мечом, что символизирует конец бессмысленной бойне, искалечившей судьбы миллионов людей. Перед бронзовым солдатом — мемориальное поле с братскими могилами — место захоронения более пяти тысяч советских солдат. В эту почётную аллею перенесены останки воинов, временно захороненных на разных городских кладбищах. Мемориальному комплексу гарантирован вечный статус, закреплённый в отдельной статье договора между Германией и державами-победительницами во Второй мировой войне. (Немецкие власти обязаны финансировать содержание мемориала, обеспечивать целостность и сохранность).
Возложив на братскую могилу цветы, Андрей ещё долго стоял склонив голову и мысленно отчитывался перед отцом за прожитую без него жизнь, а по его смуглым обветренным щекам катилась скупые мужские слезы...
После обеда Андрей и Анна отправились бродить по прилегающему к гостинице парку.
Ласково светит сентябрьское солнце. Величественные раскидистые липы красуются в ярком осеннем наряде. Их облик спокойно-домашний. Шелковистые жёлтые листья, медленно кружа, падают на землю, усыпая её мягким ковром. Андрей шутит, а Анна тихонько смеётся и этот смех, подобный игре листьев среди неярких солнечных лучей, освещает её всю.
— Погода, как по заказу, — замечает Андрей и неожиданно для Анны выдаёт стихи:
Весь день, как летом, солнце греет,
Деревья блещут пестротой,
И воздух ласковой волной
Их пышность ветхую лелеет...
— Тютчев! Фёдор Тютчев! — восклицает Анна, узнав автора строк. — Большой мастер пейзажа в стихах. Я тоже люблю Тютчева. Его проникновенным строка не суждено умереть!
Всё привольней, всё приветней
Умаляющийся день, —
И согрета негой летней
Вечеров осенних тень...
Андрей ловит падающий жёлтый липовый листочек и, положив его на ладонь, преподносит Анне, глядя на неё смеющимися глазами.
— Сердечко. На память.
— Спасибо, — Анна благодарно улыбается, закладывает сердцевидный зубчатый листок в свой путевой блокнот, где он сохранится на долгие годы.
Наши герои, гуляя по парку, наслаждаются дивным хрустальным днём первоначальной осени, полным светлой задумчивости, неяркого сияния солнца и тишины.
И вдруг тишину порвала... русская песня. Грянул оркестр! Мощный голос с протяжкой звонких гласных вывел:
Ка-а-а-а-линка, ка-а-а-алинка, калинка моя,
В саду ягода малинка, малинка моя...
Откуда в Берлине разухабистая «Калинка»? Побежали навстречу звукам. На парковой эстраде выступал Ансамбль песни и пляски Советской Армии, гастролирующий в Германии. Зрителей собралось много. Они дружно аплодировали, одобрительно кричали. Песни, пляски сменяли друг друга. От налетевшего ветерка вековые липы зашумели ветвями, словно и они приветствовали советских артистов, а падающие жёлтые листья закружились под музыку подобно праздничным конфетти...
Андрей и Анна ощущали переполняющую их гордость за свою Родину, за свои песни. Они чувствовали себя счастливыми, что живут в огромной замечательной стране с кратким названием СССР. Патриотизм был у них в крови.
Прощальный вечер дружбы советских и немецких трудящихся состоялся на парафиновом комбинате. Надеясь на прощание потанцевать на вечере с Андреем, Анна надела зелёное бархатное платье; в тон платью — купленные в Лейпциге туфли на высокой шпильке, которые оказались как раз в пору и веселили ножки. Андрей выглядел импозантно в чёрном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, приобретёнными в Германии по выбору Анны.
Красиво сервированы столы, торжественные речи. Общение. Обмен адресами, сувенирами. Анна нашла себе здесь друзей и долгое время (вплоть до падения Берлинской стены и распада СССР) переписывалась с немецкой семьёй. Хозяева подарили гостям изделия, выполненные из парафина; группе — картину с изображением немецкого пейзажа, а каждому — фигурную свечу. Анне досталась голубая свеча, Андрею — фиолетовая. После торжественной части начались танцы. Андрей танцевал со многими женщинами, но ни разу не пригласил на танец Анну. «Почему?» — недоумевала она. Ждала и надеялась. Никогда Анна не делала первого шага, совершенно уверенная, что его должен сделать мужчина. А тот шаг так и не сделал. По овладевшей ею грусти она ясно поняла, что его особое внимание к ней и составляло весь интерес её поездки в Германию.
Возвращаясь с Андреем после завершения вечера в гостиницу, Анна, как бы между прочим, спросила:
— Почему ты не танцевал со мной?
И тихонько на ушко он признался:
— Боялся, что брюки не смогут скрыть, как я к тебе отношусь.
При слабом уличном освещении он не увидел вспыхнувшие щёки Анны, имеющей способность краснеть; такого откровения она не ожидала...
Прощай, Германия...
Окончание http://www.proza.ru/2013/06/15/525