Дойдя до ближайшего поворота, Китс остановился и, оперевшись рукой о стену углового дома, попытался отдышаться и унять бешено колотящееся сердце. Он несколько дней готовился к этому побегу, который в последний момент чуть не оказался на грани провала, и вот теперь, когда его дерзкий план увенчался успехом, Джон неожиданно понял, что вовсе этому не рад.
Прислонившись к каменной кладке, он смотрел в стремительно темнеющее небо, на котором одна за другой загорались крупные южные звезды. И чем дольше Китс любовался мерцанием далеких светил, тем острее чувствовал, как же ему хочется жить. Пусть ему осталось немного... путь чахотка почти одержала над ним верх... только бы пожить ещё немного! Всего несколько недель... дней... часов...
Порывистый декабрьский ветер насквозь пронизывал тоненькое истрепанное пальтишко, а умирающий поэт думал о тепле домашнего очага. Согреться бы напоследок... унести хоть капельку тепла в беспросветный могильный холод...
Внезапно со стороны Испанской площади послышался шум. Юноша осторожно выглянул из-за угла. В доме-у-лестницы окна второго этажа были ярко освещены и тени от быстро перемещающихся по дому людей метались по незашторенным окнам. Китс догадался, что его отсутствие уже обнаружено. Что ж, Северн сориентировался быстро... Подъехал экипаж, и до слуха Джона донесся резкий, пронзительный голос Кларка, отдающий отрывистые распоряжения. Несколько человек с фонарями толпились у входа в дом, о чём-то споря по-итальянски и при этом оживленно жестикулируя. Доктор что-то сказал им - и двое, отделившись от остальных, направились по улице вдоль дома, двое других - в противоположную сторону, а оставшиеся, посовещавшись, двинулись прямо по направлению к притаившемуся за углом Китсу.
Декоративная кирпичная кладка, отдаленно напоминающая бойницы, позволяла поэту наблюдать за своими преследователями, оставаясь незамеченным. Итальянцы не торопились: то ли не были уверены в успехе, то ли доктор Кларк оказался недостаточно щедр. Но, тем не менее, они уверенно пересекали площадь.
Джон понял, что нужно бежать. Но куда?! Не успеет он достичь следующего перекрестка, как будет замечен. А не зная города, он легко может напороться на другую группу, отправленную на его поиски по соседней улице. Он быстро, одной рукой касаясь стены, чтобы не потерять равновесия, дошёл до конца дома - и понял, что судьба и на сей раз оказалась на его стороне: между домами чернел темнотой небольшой переулок. Китс скрылся в нём как раз в тот момент, когда первый из преследователей выворачивал из-за угла.
Если четверть часа назад Джон Китс был совершенно растерян, то теперь, при виде снаряженной за ним погони, раздумывать было некогда. У него появилась цель: во что бы то ни стало уйти от преследования. Он сумеет... должен суметь! Подгоняемый страхом вновь оказаться в руках Кларка, юноша выбежал на соседнюю улицу и, не удержавшись, зашелся в хриплом кашле.
- Eccolo qui! Piu presto! - раздался голос. Китс обернулся. В двух кварталах от него человек с фонарем махал руками, указывая в его сторону и одновременно подзывая товарищей. Свет от раскачивающегося фонаря плясал по стенам домов, выхватывая то запертую дверь, то каменный карниз, то облетевшие заросли росших возле дома кустов. Недолго думая, Джон бросился туда, раздирая пальто о живую изгородь, продираясь в заветный сад. Возможно, ему удастся скрыться от погони, направив её по ложному следу...
Небольшой садик заканчивался высоким - в рост человека - дощатым забором. Беглому поэту повезло: прямо перед ним доска болталась на одном гвозде. Отодвинув её, Китс протиснулся в узкую щель и в изнеможении упал на кучу прелых, покрытых пылью листьев вперемешку с мусором.
Каждое мгновение беглец ждал, что его вот-вот настигнут, но сил не было даже на то, чтобы пошевелиться. Текли минуты, казавшиеся вечностью, и внезапно Джон понял, что уже давно не слышит шума погони. Он приподнялся, ища глазами спасительную дыру в заборе, и чуть не ахнул.
Забора рядом с ним не было совсем.
В первый момент он подумал, что, должно быть, подстегиваемый преследованием, не заметил, как пробежал значительно больше. Но место, где он находился сейчас, было тем самым, куда он, обессиленный, рухнул, вывалившись из узкой щели. Пожелтевшие и начавшие подгнивать листья, покрытые толстым слоем серой пыли, валяющаяся чуть поодаль бутылка, которую он при падении задел рукой... Как бы то ни было, уйти от погони ему удалось, и сейчас оставалось, сориентировавшись в направлении, осуществить задуманное. Китс уселся поудобнее, вытянув вперед гудящие ноги, и огляделся.
Вокруг него было что-то вроде городского парка. Жухлая трава, темнеющие стволы высоких деревьев, чьи верхушки терялись в непроглядно-чёрной выси, облетевшие кусты, сквозь голые ветки которых был виден свет уличных фонарей...
Внезапно из-за деревьев ему в лицо ударил яркий свет. Джон вздрогнул, прильнув к земле. Шагах в десяти от него с утробным рычанием пронеслось нечто с двумя огромными светящимися глазами - и вновь всё стихло.
Отшатнувшись скорее от неожиданности, нежели от удивления, юноша, чтобы не упасть, ухватился рукой за ветку растущего рядом куста, почувствовав под пальцами что-то липкое, и с изумлением увидел на почти голой ветке пробивающуюся молодую листву.
И вот тут-то Джону Китсу стало по-настоящему страшно. Словно куски мозаики в его голове неожиданно сложились в целую, но непонятную, пугающую картину. А в сознание вновь и вновь проникало то, что разум отказывался принимать: здесь было гораздо теплее, нежели в декабрьском Риме с его пронизывающим насквозь ветром, а уходящих в высь деревьев он никогда не видел из окна своей комнаты в доме-у-лестницы. Даже фонари на улице в конце этого загадочного парка или сада были гораздо выше и светили ярче - неестественным белёсым светом. Джон двинулся в сторону ближайшего фонаря и неожиданно почувствовал под ногами, вместо утоптанной земли, жесткую поверхность. Присев на корточки, он осторожно коснулся рукой странной дороги - это была не привычная ему брусчатка, а множество более гладких плиток тёмного и светлого цветов, образующих определенный узор.
Вдали опять пронеслось нечто, светящее далеко впереди себя чем-то отдаленно напоминающим глаза, с шумом и глухим урчанием. Должно быть, опасности оно не представляло. Китс медленно пошёл по дорожке, освещённой странными яркими фонарями, вдоль низкой кованой ограды, отделяющей аллею от газона. По пути ему попались несколько скамеек, и порядком уставший поэт опустился на одну из них, чтобы передохнуть немного. Рядом со скамьями находились странные предметы, по виду напоминающие миниатюрные чугунные пушки. Джон наклонился, чтобы лучше рассмотреть забавную имитацию. Из жерла на него пахнуло чем-то, напоминающим едкий табак. Китс отшатнулся, на глазах выступили слёзы, и он снова закашлялся.
Он не понимал, где он, как очутился в этом странном месте и что это вообще было за место, а главное - что ему теперь делать. Как-то постепенно отошли на второй план мысли о самоубийстве, о неизлечимой болезни, о бессмысленности бытия... И всё ощутимее сводило от голода пустовавший желудок.
Эта ночь была слишком насыщена событиями, а измученное болезнью тело просило отдыха. И Джон сам не заметил, как свернулся калачиком на скамейке, подложив руку под голову, и задремал.