ГЛАВА 17.
СУХИМ ЛИСТОМ…
– …Марина! Просыпайся! Беда…
Далёкий тревожный шёпот стюардессы вырвал из мучительного кошмара, в котором Мари падала в темноту и пустоту «сухим листом», застыв в леденящем воздухе космоса.
– Ты уже можешь «работать»?
Смутившись крамольного для «застойного времени» вопроса, Мила взяла себя в руки: «Не время для предрассудков. В попытке выжить отступают все нормы и правила».
– Давай выйдем в тамбур, там тебя бортинженер Юрий Киселёв ждёт уже.
С трудом подняв голову, сдерживая тошноту от головокружения и перепада давления в салоне, села в кресле и стала нашаривать ногой туфли.
Мила бросилась на помощь и быстро их одела, едва застегнув ремешки на тонких опухших лодыжках. Помогла осторожно медленно встать на ноги, зная её особенность: в самолёте сильно отекали ноги и руки. Стараясь улыбаться, сделала вид, что провожает нездоровую пассажирку в туалет первого салона.
Всё равно её подозрительные манёвры вызвали нервный шёпот у так и не заснувших пассажиров ночного рейса.
Поразилась: «Чувствуют люди, что не простой будет полёт?»
Сделав пять шагов, оказались во внутреннем тамбуре, с двух сторон занавешенном плотными серыми шторами, отделяющими от первого и второго салона и любопытных взглядов. Технический тамбур: принимали и разводили по местам людей, пульт связи с экипажем и радиорубка для сообщений подробностей полёта. Здесь же имелись выходы к хозблоку и грилям – раздача фасованных блюд велась именно отсюда.
Марина стояла спиной к «кухне» и чувствовала, как из щелей «тянет» стылым холодом.
– Здравствуйте, Юрий! Сколько?..
– Рад видеть Вас на борту, Марина! – тепло улыбнулся и посерьёзнел. – Высота – 10480, время – час 46, за бортом – минус 48, – отчитался, серьёзно смотря в девичье синюшное лицо. – Как Вы?
– Готова. Слушаю.
По его встревоженным синим глазам стало понятно: болтать не придётся.
– Впереди мощный грозовой фронт. Эшелоны под завязку. Только наверх. Обойти не удастся, – голос мужчины лет тридцати восьми становился всё глуше.
Тайком вздохнула: «Ясно: всё серьёзно».
– Как двигатели? Сдюжат? Запас большой? Тяжёлые?
– Надёжны. Запаса достаточно, – тяжело вздохнул. – Под завязку.
«Понятно: топливо “по ноздри” – фигово. Манёвренность нулевая».
– Прогноз.
– Только усиление, плюс ураганный ветер, – вскинул глаза в упор. – Вы говорили об этом. Были проинформированы?
– Нет, ощущения – к делу не пришьёшь, понимаю, – грустно улыбнулась. – Держите в курсе. При малейшем ухудшении зовите… – присмотревшись, поняла, что это то самое ухудшение! – Ну?!
– Пытаемся выше – тщетно. Пройдём – свечку поставим, – в глазах непроницаемая вечность.
– Поняла. Дайте мне минутку.
Едва стала входить в транс, вынув пёрышки и зажав в руке, как самолёт резко тряхнуло и швырнуло вправо!
Крик людей и свист турбин слился воедино, стало сразу холодать в салонах.
– Разгерметизация?..
Не дослушав, Киселёв бросился в кабину, пролетев через первый салон «мухой», забыв о правилах поведения экипажа в нештатных ситуациях.
«Значит, я оказалась права – нас вспорола молния!
Подняла глаза на старшую стюардессу: белая, как снег, взрослая женщина стояла ступором, судорожно вцепившись в боковой поручень. Мари раздражённо фыркнула:
– Профессионал, блин! Гнать таких надо в шею! Трусиха!»
– Мила, хоть умри – информацию мне! – закричала, перекрывая звуки паники и рёва самолёта.
Та, держась за спинки сидений, выкрикивая слова утешения и призывая к спокойствию пассажиров не «своего» салона, кинулась к кабине пилотов.
Через минуту на стене тамбура на панели вспыхнула лампочка вызова, и… старшая очнулась.
Деревянной рукой сняла трубку телефона внутренней связи, выслушала короткую фразу, вскинула изумлённые ошалевшие глаза на стоящую напротив пассажирку и, словно не поверив своим ушам, переспросила абонента:
– Её? К вам?..
Вскоре девушка стояла за спинами экипажа.
Поприветствовала командира Колосова Андрея, тепло улыбнувшись и отсалютовав: «Рада встрече, кэп», и нового штурмана, Николая Зиновьева, подав ему руку: «Рада познакомиться. Ведьма Марина».
Экипаж, услышав это, рассмеялся!
Мила же побледнела сильно: «Не шутка это вовсе: открыто признаться, что ты ведьма – чувствовать смерть, не иначе. Выжить бы…»
Николай посадил девушку на маленькое боковое сиденье, вкратце обрисовав положение.
– Молния ударила в правый двигатель, выведя из строя, на попытки «оживить» не отзывается. С щелью: что было в силах, всё сделали, продолжаем наблюдение… но тут такое дело…
– Теряем время, командир, – тихо перебила, глядя в затылок командира.
Удивлённо оглянулся, вскинул брови.
– Мне нужно знать реальное положение, а не общие фразы.
– Молний было несколько. Горим, – так же тихо ответил. – Впереди ураган. Высота – 11800, выше нельзя – тяжёлые мы.
– Понятно. Что с прогнозом?
– Только усиление.
Задумалась, закрыв глаза.
Медленно встала, слыша краем уха вскрик бортинженера, голос Милы, Николая, их руки на талии – старались удержать в вертикальном положении.
Мари была уже там, за бортом: огромный грозовой фронт находился ниже лайнера, изрыгая во все стороны молнии, светясь страшным жёлто-фиолетовым пламенем, оглушая небо и космос грохотом и канонадой воздушного боя. Вот расступился, и, в образовавшейся пустоте, стала появляться странная точка, разрастающаяся… в «око»!
Заледенела душой: «Боже… Мы идём в “глаз” урагана! Это конец».
– Впереди «глаз». Если не уклонимся в ближайшие минуты, мы обречены, – голос был чужим и глухим.
Миле пришлось припасть к девичьим губам ухом, повторяя слова экипажу.
– Что хотите, делайте, а надо «упасть» на пару тысяч, крен влево.
– Только не с нашим грузом – сорвёмся в штопор, – хрипло ответил побледневший штурман.
Держал Марину ровно и крепко: болтанка стала не просто ощутима – их швыряло, как щепку в океане!
– Есть предложения? – Юрий обернулся в кресле.
Грустно улыбнулся, увидев, что медиум «вернулась» и смотрит прямо на него… потусторонней душой. Передёрнулся телом: «Жуть…»
– Что с запасными?
– Все далеко. Если сейчас рухнем – пусто.
– Карту мне, – понимала, что сейчас произойдёт.
– Географическую? Европа, Азия, Америка? – пошутил новенький.
Заметив, что старшие уставились с изумлением и тревогой на удивительную гостью, смолк и с содроганием отвёл взгляд от её странных, пугающих, расширенных, светящихся зелёным огнём глазищ. Ахнул: «Как у волчицы!»
– Карту, – настойчиво повторила, понимая, что у всех скоро просто не будет времени для спасения. – Специальная, на ней непонятные значки, странные волны и разводы разных цветов. Она и нужна.
– Но если Вы её не понимаете… – глухо проговорил командир.
Не дав ему договорить, ураган напал на них, как стая акул, хватая за крылья и хвост, швыряя град и дождь в стёкла, свистя и завывая, порождая в салонах панику и ужас!
Мари с Николаем рухнули на пол маленькой кабины на колени!
Девушка рассекла правую бровь об угол боковой стойки. Кровь струйкой потекла на светло-бирюзовый льняной пиджак.
Штурман достал свой носовой платок и прижал к ране.
Датчики сходили с ума, напряжённые лица пилотов не обещали ничего хорошего. Лайнер ощутимо стало качать, ритмично так: вправо-влево, вызывая ощущение тошноты и пустоты в теле.
Марина прислушалась к ощущениям: «Пустота… Холод… Кровь… Начинает сбываться видение. Остаётся падение в космос».
– Мы падаем? Яма? Нет, турбулентная спираль! Оттого и ощущение «зависа», да?
В ответ лишь всеобщее упрямое молчание.
– Падаем «сухим листом», так понимаю?
Упорное стоическое безмолвие, каменные спины в обмен просьб и вопросов.
– Карту! Жить хотите?! – рявкнула по-мужски, с рыком и гневом, совсем неожиданным для такой тщедушной девочки-воина.
Странно вздрогнув, Зиновьев покосился на командира, уловил от того молчаливое согласие, достал из бокового отделения на стене карту, развернул прямо у девушки на коленях.
Сидя на полу и прислонившись к стенке, посмотрела на неё: «Она, та самая, из сна».
– На ней отображен весь трафик движения? То, что под нами во время полёта?
Задавая идиотские непрофессиональные вопросы, старалась выяснить, что под ними.
– Если отклонились – на ней и та местность присутствует?
Увидев согласный кивок штурмана, склонилась над непонятной картой, сжала пёрышки в руке, сосредоточилась и прислушалась к себе и эфиру вокруг. Медленно разжала руку и перевернула ладонь, позволив свободно соскользнуть перьям на карту, со словами:
– Не дышать, не двигаться!
В полной тишине и покое, если не считать рёва самолёта и шума обезумевших от страха пассажиров за толстой дверью кабины пилотов, белые вестники надежды и Божественного Промысла слетели с сухой горячей женской руки. Необъяснимо чётко вращаясь по спирали, стали спускаться на полотно довольно большой карты по навигации.
Замершие пилоты и Мила, вжавшаяся в дверь, с ужасом наблюдали за странным лицом медиума, которое стало иным, чужим.
Пёрышки, описав три витка, приземлились на одном месте, сев друг на друга, образовав крест!
– Карандаш, – выдохнула, прижав пальцем божий знак к карте.
Едва это сделала, борт опять сильно швырнуло в сторону, но палец прилип к полотну намертво, что позволило не потерять указанное Провидением место экстренной посадки.
– Здесь. Ни метра в сторону. Не отвечать никому. Садиться только сюда. Когда земля окажется в зоне видимости, позовёте. Возможно, садиться будем вслепую, помогу.
С трудом встала с помощью Милы и Николая, который, отдав карту недоумевающим командиру и бортинженеру, помогал. Пошла в первый салон, где стюардессы уже освободили три места в первом ряду.
– Теперь оставьте меня. Пора сказать «спасибо» Тому-кто-сверху, – прошептала, рухнув на пол возле кресел на колени.
Отмахнулась от провожатых, отпустив их к работам и обязанностям.
Увидев удивительную процессию, пассажиры замерли, смолкли и поражённо наблюдали за манёврами странной пассажирки с рассечённой бровью и в окровавленном пиджаке.
Встав на колени удобнее, старалась не заваливаться в стороны – продолжала кидать болтанка.
Собравшись с мыслями, отстранилась от ситуации, «закрылась» в защитный кокон от звуков и посторонних раздражителей, вызвала из памяти видение церкви Усекновения Главы в «Коломенском»: вновь стала подниматься по сотне ступеней на самый верх холма, зашла в пролом, низко нагнувшись, поклонившись древним кирпичам и стенам.
И вот, уже стояла на том месте, где её тогда застал луч света. Силой воображение, памяти, мысли, усилием воли заставила его появиться вновь. Когда он ударил сверху и лёг у ног, всё расширяясь и увеличиваясь, начала читать молитву, поднявшуюся из глубин кармической памяти и седых столетий.
– …Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…
Она тихо полилась из губ, ставших опять чуждыми и незнакомыми, старинная молитва, которая разрасталась, ширилась и становилась всё внятнее и громче.
– …Яко Ты, Господи, упование мое: Вышняго положил еси прибежище твое…
Люди привставали и шептались, на миг забыв о страхе смерти.
– Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое…
Расслышав слова, с четвёртого ряда кресел поднялась скромная спокойная женщина лет пятидесяти, молча подошла, прошептала «сестра», опустилась рядом на колени, молясь вместе, вторя и усиливая силу и крепость древней молитвы.
– В руце Твоего превеликаго милосердия, о Боже мой, вручаю душу и тело мое, чувства и глаголы моя…
Их голоса перекрыли вскрики и плач и накрыли салон Плащаницей Божьей полностью. Было ощущение, что женщины молятся не в тесном помещении отсека самолёта, а прославляют Его в храме под большим куполом, осенённым святым крестом, и что Он слышит и внемлет им.
Молясь, Мари раздвоила сознание, «послав» одну сущность в кабину пилотов и поняв: «Мы на краю: лайнер практически неуправляем – падает».
– …Незлобиве Господи, мене, паче всех человеков грешнейшаго, приими в руце защищения Твоего и избави от всякаго зла…
Гремела «отходная» молитва среди испуганных пассажиров, большинство из которых были не только некрещёными, но и абсолютно неверующими.
Только мусульмане, поймав несколько раз её пристальный и требовательный взгляд, поняли, что всё плохо: «омыв» дрожащими ладонями лица, отстегнули ремни и в проходах повалились на разложенные полотенца и носовые платки коленями, обращаясь в последнем намазе к своему Всевышнему.
Православное молебствие всё шире звучало, пробиваясь и во второй салон: Мила включила рацию и выставила трубку в первый салон. Теперь молитва гремела на весь лайнер, была слышна и в кабине пилотов.
– Смиренную мою душу посети, Господи, во гресех все житие иждившую: имже образом блудницу, приими и мене, и спаси мя. Преплавая пучину настоящаго жития…
Боковым зрением увидела белое лицо Милы: «Ясно: пора в кабину». Кивнув: «Дай минуту», дочитала текст во весь голос, слыша рыдания в салонах:
– Душе, покайся прежде исхода твоего, суд неумытен грешным есть, и нестерпимый возопии Господу в умилении сердца: согреших Ти в ведении и неведении, щедрый, молитвами Богородицы, ущедри и спаси мя. Аминь.
С последними словами, трижды перекрестившись, встала с затёкших колен и, держась за стены, пошла за стюардессой, шепнув помощнице-наперснице: «Веди их к Нему!»
Согласно кивнув, она продолжала громко молиться, красиво и сильно запев кондак Богородице, сияя ясными и невинными глазами истинной монашенки на исступлённом, просветлённом, радостном лице.
– …Земля в зоне видимости. Борт почти не держится. Внизу нас не ждут. Открытым текстом сказали, что собьют ракетой.
Командир был тих и собран, только тонко дрожащие от напряжения пальцы на штурвале выдали крайнее возмущение и скрытое сильное волнение.
– Ваши действия? Кстати, – обернулся, посмотрел затаившись, словно не понимая, чего ещё от гостьи ждать, – откуда Вы знаете об этой площадке? Её ни на одной карте нет!
– Как и ответа на Ваш вопрос. Я лишь «проводник», слепой и глухой…
Её речь прервала связь с землёй, и командир вопросительно посмотрел на медиума.
Отрицательно покачала головой: «Не отвечать!»
Колосов нервно вздохнул, покосился на Киселёва, переглянулся и, как только тайком переключил связь на обратную, Марина резко выбросила руку и сдёрнула с его головы наушники, введя своими действиями в минутный ступор всех мужчин в кабине! Ей этого хватило.
Перехватив своё горло рукой особым способом, начала говорить в микрофон:
– Борт 608, гражданский, прошу экстренной посадки. 290 пассажиров за спиной. Прошу посадки…
Говорила низким начальственным мужским голосом, вспомнив уроки актёрского мастерства и припомнив кое-то из лекций Стрельникова, которыми начал «накачивать», в попытке научить выживать.
С земли ответили именно то, что предполагала: «Закрытая зона, разговора не будет, перехватчик на полосе».
– Отставить перехват! 9-е управление КГБ приказывает! Подполковник Мелешов! Немедленно подготовить дальнюю и убрать боковые осветительные фермы! Сию минуту, живо!.. Мы тяжёлые – выкат неизбежен. Извольте исполнять! Приказываю, как старший по званию и ведомству! Неприятностей захотели?!
В эфире странно замолчали, потом юный испуганный голос переспросил фамилию и звание, и главное – ведомство. Услышав грозный рык: «КГБ, боец!» в ответ, что-то промямлил и пообещал доложить начальству полигона, когда найдёт.
– Отставить начальство! Мы падаем тебе на голову! Фермы с дальней долой! Гони роту! Хоть в трусах! Освещение аварийное! Все спецбригады на поле! Встречайте, мы на подлёте. Что на глиссаде?..
С этими словами передала ошалевшему онемевшему Колосову наушники, кивнув – «твоя очередь».
Отступила от кресел и… рухнула без сознания, залившись кровью, хлынувшей из носа.
…Сильно тряхнуло, дико закричали люди, что-то скрежетало и стучало.
Боль в левом боку не отпускала, вызывая вспышки с каждым вздохом!
Мари застонала, не в силах раскрыть век: «Что стряслось? Почему не могу сдвинуться с места?»
С трудом открыла глаза: салон самолёта, пристёгнута к креслу, рядом сидит пристёгнутая Мила и держит в руках капельницу, которая поставлена ей, Марине. Ничего не понимая, попыталась спросить, но от сильного толчка и боли в треснутом ребре практически потеряла сознание.
Вдруг, отскрежетав, отгрохотав и отстучав, самолёт странно завалился на правый бок и замер.
В един миг всё стихло. Смолкли вопящие пассажиры, притихли дети, только где-то надрывно ревели аварийные датчики и сирены, похожие на пожарные машины.
Покосившись в иллюминатор, поняла, что всё закончено: на земле.
Мила, передав ей бутылку капельницы, метнула непонятный взгляд и кинулась в кабину.
Через пару минут всё вокруг закипело, задвигалось, зашумело, засуетилось.
– Господи! Неужели мы сели? На земле? Мы живы? – слышалось ото всюду с радостными вздохами, охами и плачем.
Спустя несколько минут, пассажиры через надувные трапы и запасные выходы были эвакуированы из лайнера.
Вышли на твёрдую землю, и только тогда стало понятно, где они приземлились.
Это была бескрайняя степь, погружённая в предрассветные тёмные сумерки. Здесь прошёл недавно дождь, но не ливень: сырая земля была мягка, но не жидка. Вокруг виднелся невысокий молоденький лесок и обильное высокое разнотравье, словно его специально здесь так щедро сеяли.
Самое удивительное было в том, что московский борт лежал почти на боку в нескольких метрах… от озерца! Носом зарывшись в мягкие дюны, странным образом не вспыхнул и не взорвался.
Выкатившись в момент посадки за короткую полосу, вовремя подломив переднее шасси, превратился на влажной и податливой земле в сани-боб. Так и скользил «ТУ-154» по густому морю невысокого молодого хвойного лесочка, по подушке высоких многолетних трав, проюзив до холмистого взгорья, которое послужило естественным тормозом неуправляемому движению, как и задние шасси, ставшие деликатным «якорем» судну. Полупесчаные холмы осторожно остановили безудержное скольжение и не дали керосину вспыхнуть от резкого толчка.
Все факторы скрытого аэродрома способствовали спасению почти трёх сотен гражданских! То, что здесь была непривычно короткая полоса – 700 метров, стало их спасением. Борт коснулся земли с такой скоростью, что выкат был неизбежен даже на стандартной для пассажирских – 3 километра. Будь за пределами полосы камень, бетон, щебень – взорвались бы. Их, словно на ладонях Бога, принесло сюда, на мягкую землю, густой лесок, на зелёную перину из травы и песчаных холмов, аккуратно остановив и оградив от жуткой мученической смерти – сгореть заживо. Мистика.
Марина сидела на тройном кресле, что, отсоединив, вынесли прямо с ней. Укутанная в толстый плед, спокойно наблюдала за запоздалыми истериками женщин – врач успокаивал, отпаивал валерьянкой; за опомнившимися детьми, которые пытались разбежаться в стороны и разведать окрестности – их догоняли солдаты и возвращали к родителям.
Высадив на ровную площадку, пассажирам приказали отвернуться лицами к лесу и не оборачиваться – закрытая зона. Оцепление выставили и вокруг лежащего на боку судна, и… спасшихся людей!
Криво улыбнулась, обводя взглядом местность и радостные лица:
«Как бойцы перепугались кагэбэшника! Сразу и фермы убрали, вернее, сломали, и весь состав закрытого полигона согнали на поле. Теперь юные парни ёжатся со сна, трясясь от утреннего холода и неуютного ветерка, дующего из степи, и с надеждой посматривают на восток, ожидая восхода – солнышко согреет и позволит просохнуть отсыревшей одежде и сапогам. Бедняги, разбудили мы вас так не вовремя! Простите, но нам очень хотелось жить».
Между пассажиров ходил серьёзный офицер, внимательно вглядываясь в лица и кого-то разыскивая. Обойдя пару раз всех, недоуменно почесал голову, сняв фуражку, стал снова ходить, заговаривая негромко с некоторыми взрослыми мужчинами.
Между пассажиров ходил серьёзный офицер, внимательно вглядываясь в лица и кого-то разыскивая. Обойдя пару раз всех, недоуменно почесал голову, сняв фуражку, стал снова ходить, заговаривая негромко с некоторыми взрослыми мужчинами.
Мари тихо рассмеялась, наблюдая за тщетными поисками бедолаги:
«Нет, милый, ты его здесь не найдёшь. Мелешов в Москве. Спит и видит десятый сон у себя в постели.
Поблагодарила свою наблюдательность и цепкую память.
– Алексей случайно, увлёкшись с “инструктажем”, произнёс фамилию начальника соседнего отдела в управлении ГБ. Я б её забыла, если бы не… “Тихий Дон”. Там герой Мелехов. Зацепилась похожая фамилия в моей причудливой на ассоциации памяти. “Спасибо” буду говорить за это Стрельникову: проболтавшись, спас и меня, и ещё три сотни людей! Может, и больше! Кто знает, куда бы мы рухнули с небес на землю?..»
Офицер, тем временем, ничего не понимал: «Нет такого человека среди пассажиров! Кто же разговаривал с дежурным на пульте?» Отчаявшись найти сам, пошёл «на поклон» к Колосову.
Через десять минут возле её кресла, где дремала, полностью вымотавшись сеансами провидения и молитвами, страдая от боли в ушибленном ребре, остановились командир судна, бортинженер и дежурный офицер части, который был не просто в изумлении – глубоком шоке!
– …Вот она. Большего Вам не смогу объяснить даже под угрозой расстрела. Поймите – это не-объ-яс-ни-мо! – растерянно разведя руками, Колосов передал офицера с рук на руки. – Марина, я бессилен что-то внятно объяснить человеку. Не моя область, простите. Попробуйте Вы.
Пожав служивому руку, сердечно и признательно улыбнувшись бледной до синевы девушке, пошёл к группе машин, притормозивших за оцеплением.
Из глухо тонированных чёрных «Волг» вышли несколько крепких мужчин в строгом штатском.
Вздохнул, собрался с силами: «Началось».
Девушка слабо улыбнулась растерянному военному, покачала головой.
– Не объясню. Не помню. Люди спасены. Остальное – частности.
Постоял, осторожно пожал ей руку, склонившись, заглянул в зелень глаз. Замер, задохнулся, подавился воздухом, смутился, резко выпрямился, едва не отскочил в панике. Не прощаясь, стремительно направился к только что прибывшим: начальству и «спецам» – «на ковёр».
Усмехнувшись, смотрела в напряжённую спину: «Ни пуха, товарищ офицер! Надеюсь, Вас не разжалуют за то, что рассекретили вашу базу. Простите, мы не хотели. Гроза и Бог решили за нас».
Июнь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/06/07/10