Отрывок для ознакомления. Лучшая цена на книгу на сайте «Ридеро»: https://ridero.ru/books/mastera_knigi/
Во второй книге я расскажу о еще более поразительных вещах, касающихся способов, которыми я смогу точно и надежным образом передать свою волю любому, кто постигнет смысл моей науки, как бы далеко он ни находился от меня, пусть даже за сто верст, и при этом никто не заподозрит, будто я пользовался какими-либо знаками, фигурами или буквами; а если я воспользуюсь услугами гонца, и этого гонца перехватят в пути, никакие мольбы, угрозы, посулы и даже пытки не принудят этого гонца открыть секрет, потому что он ничего о нем не будет знать; вот почему ни один человек не сумеет открыть тайну.
И все эти вещи при желании я смогу с легкостью проделывать, не прибегая ни к чьей помощи и не посылая гонца; даже узнику, заточенному в глубоком подземелье и находящемуся под неусыпной охраной, я способен передать свою волю.
Аббат Тритемий.
Глава первая
Несмотря на то, что я практически всем в жизни обязан своему деду по матери, Георгию Кузьмичу, я его не помню. Я помню его однокомнатную квартиру «за больницей», шкаф с редкими книгами, рабочий стол, всякие приспособления… Помню атмосферу волшебства, которая, как мне казалось в детстве, царила вокруг него, так что к деду я шел каждый раз, как в сказку. Но его самого я не помню совершенно. Странно, неправда ли?
Написал абзац, перечитал и думаю, что это неправильная, обижающая моих родителей правда. По поводу родителей мне можно только позавидовать, и единственное, в чем я могу их обвинить, так это в излишней ко мне любви. Родители сделали все, что могли, чтобы моя жизнь, начиная с рождения, получилась как можно более счастливой, и если им что-то не удалось, то только потому, что они не всемогущи. Они подарили мне беззаботное детство, дали образование, обеспечили всем необходимым, но дед… Он помог мне узнать ту фантастическую грань реальности, о которой я пытаюсь сейчас рассказать.
Георгий Кузьмич был хирургом от бога. В свое время он окончил с отличием гимназию, чем в детстве я настолько сильно гордился, что не сопротивлялся, когда он учил меня держать вилку с ножом и вести себя прилично в старорежимном понимании этого слова. Во время войны он был хирургом в полевом госпитале, затем до пенсии работал в нашей аксайской больнице, тогда еще, о чудо, она считалась одной из лучших в области.
Уйдя на пенсию, он неожиданно для всех занялся переплетом и реставрацией старинных книг. Вскоре к деду начали обращаться коллекционеры со всей страны. Другой бы озолотился, но он работал, что называется, из любви к искусству, и все свободные деньги тратил на совершенствование своего профессионализма.
Книги дед обожал до самозабвения. Его страсть не была страстью читателя или коллекционера, дед обожал книги, как пылкие любовники обожают своих возлюбленных.
Когда пришло время маме выходить на работу после декрета, родители хотели сдать меня в садик, но дед этого не допустил.
-Нечего парню по лагерям детство калечить, - заявил он. – Я сам буду за ним присматривать.
Так дед стал моей нянькой, и миром моего детства стала его квартира и по совместительству рабочий кабинет. К тому времени он уже был известным на всю страну мастером реставрации книг, и работы ему хватало. Он меня приучил бережно обращаться с книгами, и моими игрушками стали раритеты, каждая страница которых была произведением искусства. Думаю, владельцы этих сокровищ поумирали бы от инфарктов, узнай они, что гордости их коллекций на время переквалифицировались в детские игрушки.
-Ты бы его лучше читать научил, - говорила деду мама, но он только отмахивался от нее.
-Читать его любой дурак научит, - отвечал он. - Сейчас это не проблема. А вот говорить с книгой, понимать ее…
Ни родители, ни тем более я тогда не понимали, что он имел в виду.
Несмотря на книжное воспитание, я не был «ботаником» или маменькиным сынком. Как все нормальные дети я бегал по улице с рогаткой, играл в футбол, дрался, хулиганил… был, как все. А еще я страшно матерился, но когда я посылал на три буквы взрослых, всегда говорил им «вы», - так меня воспитал дед.
Он же отучил меня материться. Дело было за несколько месяцев до школы.
-Мне в школу скоро, - жаловался я деду, пересказывая опасения матери, - а там материться нельзя. А что если я не смогу?
-Хочешь больше не материться? – спросил меня дед.
-Хочу, - ответил я.
-Никогда-никогда?
-Никогда-никогда.
-Хорошо, я знаю одно средство.
И дед рассказал мне по секрету, что мы должны закопать мои матюки в землю, но так, чтобы никто об этом не знал. А то вдруг кто выкопает?
Так мы и сделали. Наматерили полный кулек матюков, тщательно его завязали, затем зарыли на пустыре. Помогло. Я не матерился до старших классов.
Дед умер скоропостижно, когда я пошел в первый класс. Его инструменты родители продали. Коллекция ушла в девяностые – пришлось продать, чтобы «уладить проблемы». На папу наехали бритоголовые краснопиджачники, и чтобы их отшить, а заодно и наказать понадобились хорошие деньги. Думали продать квартиру, но ее удалось отстоять.
И только спустя лет пятнадцать после смерти деда меня настигла его весточка. Я тогда взялся делать ремонт в теперь уже моей квартире и при замене полов обнаружил тайник, где хранилась одна единственная книга. Сначала я решил, что она старинная, но позже понял, что это был труд деда. На мгновение я увидел в воображении, как дед пишет ее на старой бумаге, макая гусиное перо в изготовленные по старинной технологии краски или чернила.
Текст в книге деда был только на первой странице, где он вывел каллиграфическим почерком: «Никогда не верь тем, кто благоговеет перед святынями – эти люди способны на всякую гадость». Остальные пятьсот с чем-то страниц состояли сплошь из орнаментов и узоров, скопированных дедом из тех книг, что он реставрировал.
Я не перенял от деда страсть к старинным книгам. Для меня они так и остались красивыми безделушками, за которые одержимые ими люди отваливают огромные деньги, но книга деда меня заворожила. С упорством параноика я изо дня в день перелистывал ее страницы, вглядываясь в орнаменты, и это рассматривание давало мне такой кайф, который я не мог получить ни от водки, ни от травы, ни от женщин. Наверно, только инстинкт самосохранения заставлял меня продолжать убивать ставшее столь драгоценным время, общаясь с друзьями и с женщинами, хотя женщины снимали сексуальное напряжение, позволяя тем самым еще глубже отдаваться созерцанию книги.
А в день моего тридцатилетия случилось То Самое.
Гости засиделись до двух. Вино, трава, закуски… все было на уровне. Всем было весело, всем было хорошо. Когда гости ушли, я, словно наркоман за своей дозой, бросился к книге. Но стоило мне дотронуться до нее, как меня пронзила острая боль. В одно мгновение тело перестало быть моим, и я рухнул на пол. Я умирал, и когда умер, тело осталось лежать на полу, а я…
Я стоял на прибрежном песке. Сзади был океан, спереди лес. На мне не было ни одежды, ни обуви, - там одежда была неуместной. Откуда-то я знал, что я был на острове, и что в лесу меня кто-то ждет. Да, чуть не забыл… была ночь, но это не мешало мне достаточно хорошо видеть. Скорее всего, пейзаж освещался луной, но саму луну я не помню.
Из леса вышел дед. Я сразу же его узнал, несмотря на то, что практически не помнил. Я знал, что он умер, но меня совсем не удивило его появление, наоборот, оно показалось тогда мне более чем уместным.
Обрадовавшись, я захотел броситься деду на шею, задать ему кучу вопросов, сказать, как я его люблю, и как мне его не хватает, но дед, видя мое состояние, сделал какой-то (я его не уловил) жест рукой, и меня словно парализовало. Он не сказал ни слова, и, тем не менее, я понял, что в этом месте такое поведение невозможно, что я должен соблюдать протокол, а он требовал, чтобы я с достойным видом проследовал за дедом. Убедившись, что я это понял, дед повернулся и пошел в лес. Опасаясь за свои ноги, я пошел следом. Боялся я зря – под ногами всю дорогу была мягкая, похожая на дорогой ковер трава.
Дед привел меня на лесную поляну, посреди которой горел костер наверно в человеческий рост. Вокруг костра сидели люди. Все были обнажены. При нашем появлении один из мужчин поднялся на ноги и сделал несколько шагов нам навстречу. Он излучал силу, мудрость и власть.
-Подойди к ней, - приказал он мне.
Несмотря на неопределенность этой команды, я понял, что надо делать. Приблизившись к костру, я увидел нечто, купающееся в его пламени. Это была Книга с нечетным количеством страниц, столь же неописуемая, как и невозможная в привычной реальности. Она открылась, и я наполнился пониманием.
Проснулся я во второй половине дня. В постели, но одетым. Самочувствие было таким, словно мне сделали общий массаж монтировкой. Решив, что это похмелье, я отдался на милость времени, но моя болезнь длилась больше недели. Все это время я находился в жутком, полубредовом-полудремотном состоянии. Я постоянно слышал чей-то шепот, словно мне шептали что-то в оба уха одновременно. Вокруг сновали какие-то тени. Из постели я выбирался только в туалет и на кухню попить воды.
Наконец, наваждение кончилось, и я смог подняться с кровати. Я был настолько слаб, что меня швыряло по сторонам, как пьяного. Еще через день я уже смог вернуться к книге деда. Каково же было мое удивление, когда я понял, что могу ее читать!
То, что я принимал за орнамент, было текстом… Нет, скорее даже не текстом, а проводником сознания в ту область, где было сокрыто знание. «Читая» книгу деда, я словно бы видел то, что он пытался мне рассказать, а то, что книга была написана для меня, не вызывало никаких сомнений.
Я видел, как умирающий боец открывал ему тайну, потому что он не мог, не имел права унести ее с собой, а больше никого из достойных рядом не было … Я видел, как дед в тайне от всех раз за разом убеждался в правильности слов умершего бойца, но каждый раз отказывался верить увиденному. Видел, как позже он по крупицам собирал древнее знание, а потом переписывал его в книгу. Я видел, как однажды он получил приглашение на остров, и как он встретился с Книгой с нечетным количеством страниц…
Когда мне открылась история и география острова, а также истинное назначение Книги, я тоже долго не мог поверить увиденному. Да и как можно поверить в такое!
Мы далеко не первые и не последние из тех, кто считал или будет считать эту планету своей. Сотни тысяч лет назад на Земле достигла расцвета цивилизация непохожих на нас существ. Их уровень развития значительно опережал наш, а наука достигла высот, позволивших им не исчезнуть бесследно с лица Земли, когда случилась глобальная катастрофа. Вовремя обнаружив, что солнечная система входит в зону смертельного для них излучения, от которого нет никакого спасения, они смогли переместить свои сознания в Сеть или Лабиринт – информационный мир, немного похожий на нашу виртуальную реальность.
На границе реальностей они оставили своеобразный модем в виде Книги с нечетным количеством страниц, позволяющий сознанию тех, кто сумеет его найти, подключаться к Сети или Лабиринту.
Тысячелетия сменяли друг друга. На земле воцарялся новый биологический вид. Появились те, кто посвятил свои жизни изучению собственного сознания или магии. Со временем эти люди открыли, что те бездонные просторы, которые сейчас принято называть коллективным бессознательным, являются не частью нашего психического процесса, а некой реальностью, в которой, как в нашем обыденно мире существуют тела, обитают наши сознания. Изучая этот поистине бескрайний мир, они обнаружили, что за его пределами находится еще более удивительная область, название которой мой психический аппарат перевел как «межпиксельное пространство». На границе между коллективным бессознательным и межпиксельным пространством находится Остров Книги. Причем именно Книга решает, кто может приблизиться к ней. Так Книга объединила вокруг себя группу посвященных в ее тайны, которая получила название Тайный Круг Мастеров Книги.
Книга открывала каждому свое, наиболее близкое ему знание, и Мастерам Книги пришлось искать способ для тайного хранения и передачи знания Книги. Эта задача была не из легких как минимум по двум причинам: во-первых, сами знания были из тех, которые невозможно облечь в слова; во-вторых, ни один человек, не одобренный Книгой, не должен был иметь ни малейшего шанса добраться до ее тайн. Мастера справились с этой неимоверной задачей. Они изобрели язык оформления книг, благодаря которому именно шрифт, расположение текста, украшающий книгу орнамент, а никак не содержащийся в ней текст имели истинное значение. При этом они не только смогли записывать все свои тайны, но и, создав армию переписчиков, копировать их без всякой угрозы утечки информации. В результате знание оказалось спрятанным у всех на виду.
К чтению обычных книг я пристрастился благодаря усилиям матери. Она читала мне вслух по несколько часов в день, причем только то, что было мне интересно. Никакой до тошноты «полезной литературы», никаких «читай сам». Как я понимаю, лучшего способа выработать у ребенка стойкое отвращения к чтению, чем обязательное чтение «полезных» книг по сколько то там страниц в день еще не придумали. Благодаря матери я подсел на чтение. Кстати, моей первой книгой был томик Гомера из «Всемирки»: «Илиада» и «Одиссея». Осилил я его с первой страницы до последней, включая список кораблей. Отдельное спасибо маме еще и за то, что она не принуждала меня читать рекомендуемую школьной программой литературу, в результате мимо меня прошла как вся та муть, которую «следует» изучать только потому, что кто-то из высокопоставленных умников решил, что это тоже зачем-то необходимо знать, так и действительно хорошие книги, которые стоит брать в руки, но в более зрелом возрасте. Для отметок вполне хватало читать предисловия, главное достоинство которых заключается в том, что они значительно короче самих книг. Так в отличие от моих менее везучих приятелей я не заработал на уроках литературы стойкое отвращение к классикам и серьезной литературе.
Когда я учился на первом курсе института, аксайские друзья-музыканты ввели меня в ростовский рок-клуб. А там все или пели, или играли, или писали тексты, или были мастерами звука и света, художниками и так далее. Я не подходил ни под одну из этих категорий и чувствовал себя белой вороной. Чтобы себя «очернить» я начал писать стихи. Получалось у меня примерно следующее:
С тех пор, как он вышел из поезда,
Прошел, вероятно, час.
Он жил, превращая в золото
Все, что скрывало нас.
Ветер, беря подаяние,
Шептал за его спиной
Имя, которое носят в кармане
Вместо разбитых часов.
Город – любезный Иуда
Под звон золотых монет
Привел на ту самую улицу,
Которой в помине нет.
А те, кто строил дорогу,
Я знаю, их совесть чиста,
Хотя никто никогда не умел
Считать или думать до ста.
Здесь некого будет вспомнить.
Некому будет понять
Тебя. И никто здесь не скажет,
Какая из улиц твоя.
И ты, слегка утомленный,
Будешь искать свой вагон.
Вечно спешащий и вечно влюбленный
В ту, что не знает имен.
Пушкиным себя я, разумеется, не чувствовал, но своим в рок-клубовской тусовке стал.
К написанию прозы я приступил на рубеже тысячелетий, уже будучи здоровым дураком. Рок-клуб, как и увлечение стихоплетством остались в графе «приятные воспоминания». Реальность состояла из плохой работы, женщин, анаши и ощущения пустоты, которое я попытался заполнить, взявшись за перо и чернила – писал я тогда перьевой ручкой, которую надо было макать в чернильницу. Рассказы получались более или менее сносными. Сначала я хранил их в столе, а с появлением компьютера, начал размещать в Интернете. Смена жанра привела к тому, что я разучился писать стихи и без мата не мог придумать и пары строк.
Я начал по-другому читать. Если раньше я больше уделял внимание содержанию книги, то с переходом на новый жанр я научился наслаждаться искусством автора управлять словами, жонглировать мыслями, выстраивать текст… При этом я не уподобился приятелям-музыкантам, которые за аккордами перестали слышать музыку. Читая, я оставался читателем, и только садясь за компьютер, превращался в писателя.
Кроме этого я начал задумываться над судьбоносными моментами, связанными с литературой. Так, написав «Войну и мир», Толстой, бесспорно, создал грандиозное произведение, занявшее достойное место среди литературных шедевров, но для далеких от филологии людей «Война и мир» как была, так и остается далеким от их понимания мертвым монументом, который они вряд ли когда-нибудь возьмут в руки. Зато когда другой неизвестный гений ввел в сонм героев поручика Ржевского, «мир» «Войны и мира» сбросив свою монументальность, ожили в умах людей, развиваясь по своим, независимым от чьей-либо воли законам.
Я понял, что хочу быть писателем. Не сетевым графоманом, которого читают непонятно кто и зачем, а настоящим писателем, во всех смыслах этого слова. При этом я хотел писать для души и продавать написанное достаточно удачно для того, чтобы можно было безбедно на эти деньги прожить. Поэтому я занялся изучением вопроса отношений издатель-автор, научился писать аннотации и синопсисы, узнал, что такое авторский лист...
Не обошлось без забавных открытий. Первое из них связано с отношением редакторов к авторам. Большинство из них мне попросту не отвечали, те же, кто нисходил до диалога посредством электронной почты, в своих письмах подбирали слова так, словно я был буйно-помешанным громилой, и мы были заперты в одной клетке без посторонних.
Те, кому было не лень разносить мои тексты в пух и прах, напирали в основном на пропущенные запятые и прочую орфографию, словно именно это, а не излагаемые мысли имеет первоочередное значение. Интересно, если бы текст был записан в виде аудиофайла, к чему бы они цеплялись? К интонации?
Несмотря на то, что писателем я так и не стал, мои попытки заявить о себе не были в полной мере сизифовым трудом. Как я уже говорил, большинство издательств оставляло мои послания без ответа, но были и те, кто задавал вопросы, просил подправить текст и только потом вежливо посылал подальше. При этом паузы между посланиями длились по несколько месяцев, в результате я научился терпеливо ждать.
Не бросил я атаковать издательства, во-первых, потому, что, рассылая очередной шедевр по всем известным мне адресам, я ничего не терял; во-вторых, упрямство требовало: со щитом или на щите. К тому же в качестве подбадривающих похлопываний по плечу судьба дарила мне редкие публикации в журналах.
Так я и жил двумя параллельными жизнями, в одной из которых был человеком Книги (у меня рука не поднимается назвать себя Мастером Книги); в другой – незадачливым писателем, обывателем, провинциалом. И если математические прямые не пересекаются в эвклидовой реальности никогда, то мои жизни пересеклись. Точкой пересечения стал сон:
Открыв глаза, я увидел деда. Он стоял у двери в спальню и смотрел на меня. Увидев, что я проснулся, он сказал:
-Одевайся, пойдем.
Боюсь, у меня не получится описать чувства, которые вызвали его слова. Я понимал, что он мертв, понимал, что проснулся во сне, понимал, что если во сне за тобой приходит покойник, скоро смерть придет наяву. Догадавшись, что творится у меня на душе, дед рассмеялся.
-Ты что забыл, что я был представлен Книге? – спросил он, отсмеявшись. - А тот, кто имел честь увидеть ее, даже после смерти продолжает жить на ее страницах. Так что я настолько же живой, как и все те, кого ты видел на острове. А если разобраться, то мы будем живей многих из тех, кто состоит из плоти и крови. В любом случае я не работаю подручным у Харона, и пришел для того, чтобы открыть твои глаза, а не за тем, чтобы тебя куда-то забрать. Одевайся. У нас не так много времени.
В следующее мгновение мы уже были на улице. Помню, было тепло и солнечно, как поздней весной. Мы шли по одной из улиц частного сектора. Приятно пахло цветами, хотя самих цветов я не видел. Дед привел меня к старому, покосившемуся дому с забитыми досками окнами. Дверь была не заперта, и мы вошли. Все пространство первого этажа было забито каким-то хламом. Мы поднялись наверх по широкой, покрытой останками ковра лестнице в огромную пустую комнату, настоящее царство пыли. На стене над давно уже потухшим камином висели часы с кукушкой. Часы шли, издавая какие-то чахоточные звуки.
-Посмотри внимательно на часы, - сказал дед, - видишь?
-Часы, как часы, - ответил я, не найдя в них ничего удивительного, кроме того, что они шли.
-Это особенные часы, и ты должен успеть увидеть…
Дед этого не сказал, но я понял, что оттого, увижу я нечто в часах или нет, зависит, как повернется моя дальнейшая жизнь. Но как я ни старался, я не мог найти в них ничего особенного. Я уже готов был признать свое поражение, как вдруг до меня дошло, что циферблат этих часов разбит на 61 деление.
-Эти часы твои, - сообщил дед, после того, как я поделился с ним своими наблюдениями, - и сейчас они говорят, что это начинается.
Стрелки часов сошлись на двенадцати. Часы заскрежетали, открылась дверца, откуда высунулась кукушка. Прокричав 12 раз, она вернулась в свой дом, и дверца закрылась, что и следовало ожидать от часов в 12. Едва я об этом подумал, часы остановились. Постояв с минуту, они с жутким визгом пошли в обратную сторону.
-Свершилось, - констатировал дед.
Несмотря на отсутствие видимой связи, я уверен, что исключительно благодаря этому сну смог написать судьбоносный роман. Не про Понтия Пилата. И не «Войну и мир». Ничего шедеврального. Обычную заурядную мелодраму о любовном треугольнике:
В небольшом провинциальном городе, как две капли воды похожем на Аксай живет обычная среднестатистическая семья: муж, жена и двое детей. Мужу и жене по 40. Детям 18 и 16. Семья, как семья. Не ангелы, но и не злодеи. В общем, люди, как люди. В начале романа жена узнает, что ее муж регулярно изменяет ей с ее сестрой, которую она считала своей лучшей подругой. Разумеется, двадцать лет совместной жизни – слишком большой срок, чтобы остаться безгрешными, но измена с сестрой…
Не желая прощать мужа, она заводит любовника, затем второго, третьего, не пытаясь скрывать свои измены. Отношения в семье накаляются настолько, что начинает попахивать разводом.
И тут появляется он. Не принц, без коня, не красавец, не олигарх даже в масштабах их городка… В общем, он совершенно не в ее вкусе. Вот только он этого не хочет понимать и всячески пытается добиться ее расположения. При этом он настойчив, но не навязчив и не выглядит идиотом. Разумеется, ей льстит его искреннее внимание, обожание, восхищение. А тут еще муж постоянно долдонит ей, кому ты еще нужна. Вот уж поистине нет более надежного способа обзавестись ветвистыми рогами, чем игра на понижение самооценки супруги или супруга.
В отличие от мужа добивающийся ее мужчина неустанно повторял:
-Ты редкая, чудная, восхитительная женщина, и мне несказанно повезло, что я сумел встретить тебя, увидеть, насколько ты необыкновенная, полюбить.
-Но я замужем и…
После «и» обычно шли нелепые отговорки.
-Я от тебя ничего и не требую, - спешил заверить он, - только то, что ты хочешь.
-Но я не хочу, чтобы ты зря на что-то надеялся. Между нами ничего быть не может. И…
Он не возражал и ничего не требовал.
С ним она чувствовала себя женщиной. Она была желанной, обожаемой, любимой… Незаметно для себя она влюбилась, и когда это поняла, попыталась все прекратить, но было уже поздно, и ей ничего не оставалось, как броситься в любовь.
А любовь была, как в сказках. Он ловил каждый ее взгляд, каждое слово… Носил на руках, целовал ноги… А главное, ей не нужно было с ним притворяться. Она могла быть злой, капризной, страстной или наоборот, не желающей ничего…
Было в этой идиллии и свое «но». Будучи идеальным любовником, он не хотел становиться ее мужем, ее же тяготела необходимость уходить от него, чтобы возвращаться в постылый дом к теперь уже чуть ли не ненавидимому мужу.
-Пойми, солнышко, - в сотый раз пытался он ей объяснить, - мы не сможем быть счастливы в браке. Я не смогу тебя содержать, как ты привыкла. К тому же муж – это не только муж. Это твой образ жизни, твои друзья, твой круг общения. Думаешь, они смогут меня принять? Или же ты хочешь порвать с этими людьми? И это не говоря о том, что у тебя дети…
-А что дети? – насторожилась она, когда этот разговор произошел между ними впервые. – Ты же знал, что я замужем, что у меня двое детей, и дети для меня главное.
-Конечно, милая. Об этом я и говорю. Как ты объяснишь им, что стоит тебе расстаться с папой, как у тебя тут же появлюсь я?
Не нравилось ей и поведение мужа. Несмотря на то, что она не могла скрывать свою любовь, на протяжении нескольких лет он не замечал ничего подозрительного, а если и заговаривал о любовнике, то исключительно в виде шутки. Она же представить себе не могла, что кто-то настолько может быть глухо-слепо-немым.
Понять, что есть что, ей помог случай. Спеша по делам, она проходила мимо кафе. Заглянув внутрь, она увидела любовника и мужа весело обсуждающих что-то за пивом. Как ни пыталась, она не смогла представить себе причину, по которой они могли оказаться за одним столом. Решив выяснить, что там к чему, она начала за ними следить. То, что она узнала, было за пределами ее понимания. Оказывается, муж нанял любовника, чтобы тот с ней спал. Муж платил ему деньги!
Добыв неоспоримые доказательства, она прижала любовника к стене. Он сознался во всем. Он сказал, что потерял работу, что ему были нужны деньги, поэтому он на это пошел. Потом он действительно влюбился, а соглашение с мужем позволяло не только беспрепятственно встречаться с любимой, но и давало возможность безбедно жить.
На ее «не верю» он возразил:
-Тогда почему, если я тебя не люблю, я ни разу не изменил тебе за все эти годы?
Но если любовника она могла еще как-то понять, то поведение мужа было для нее поведением марсианина-шизофреника: платить за то, что кто-то спит с твоей женой!..
Версия любовника была такова:
-Как я понимаю, твой муж – настоящий мужчина. А настоящий мужчина не может прощать жене измены. Поэтому, узнав о твоих похождениях, он должен был выставить тебя за дверь. Но вы прожили более 20 лет вместе, привыкли друг к другу, притерлись. К тому же, как хозяйка и мать ты великолепна. Вот он и решил, что лучшим выходом для него будет никогда не узнавать о твоих изменах. Ты же все делала для того, чтобы он тебя застукал… Тогда он решил обратиться ко мне с предложением стать твоим любовником.
-И ты все эти годы врал и расстилался передо мной из-за денег?
-От меня требовалось только вести себя так, чтобы муж имел возможность ничего не знать. В остальном я был совершенно искренним и естественным…
Роман писался настолько легко, что я скорее был акушером, чем автором. Не скажу, что слова сами рождались в моей голове. Процесс написания больше походил на компьютерную игру. В своем воображении я видел этих людей, по своему желанию мог смотреть глазами любого из них, а мог наблюдать за происходящим со стороны. Моя работа заключалась л в том, чтобы облечь увиденное в слова, которых мне катастрофически не хватало.
Как я тогда завидовал Жванецкому, Битову, Гребенщикову, Маяковскому, Наумову… всем тем, кто мастерски владел или владеет словом! Зависть требовала от меня сделать все возможное и невозможное, чтобы овладеть языком. И я старался. Я переписывал каждую сцену десятки раз, проводя за компьютером по 10 – 12 часов в сутки…
О такой зависти, как у меня, можно только мечтать. Я не скрежещу зубами по поводу чьих-то достижений, а демонстрации атрибутов хорошей жизни вызывают у меня смех. Да и как можно не смеяться над тем же Славиком?
Он переехал в новую квартиру, сделал ремонт, обставил квартиру мебелью. Все по последнему слову моды. Славик гордо демонстрировал мне свои достижения, с наигранной небрежностью называл суммы, в которые ему это обошлось. Меня откровенно смешила эта демонстрация чувства собственной важности. Бедный Славик лет на пятнадцать залез в долговую яму, и все для того, чтобы было чем похвастаться перед приятелями и подругами жены.
Когда я обнаружил, что на дорогой кровати под дорогим покрывалом лежит дешевый матрас, то еле сдержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
Моя зависть требовала тренировки тела и сознания, чтобы я смог стать лучшим из возможных вариантов себя.
Написание романа заняло каких-то три месяца - срок, которому позавидовали бы даже герои первых пятилеток. Подняв знамя Сизифа, я принялся рассылать роман по всем известным издательствам. Ответом была тишина. Но я не сдавался. Подобно последним оставшимся в живых на Земле героям фильмов, я продолжал упорно слать свои позывные в окружающее молчание.
Устав быть полковником, которому никто не пишет, я разместил роман в Интернете.
Новая глава
Они остановили меня во время прогулки. Двое парней примерно 30 лет. Судя по экстерьеру – менеджеры.
-Виталий? – спросил один из них.
-Смотря, что вы от меня хотите, - ответил я.
-Нам нужно с вами поговорить.
-О чем?
-«Не ищите правду» – ваш роман?
-Да, а что?
-Мы хотели бы обсудить с вами по этому поводу одно дело. Может, обсудим это где-нибудь в кафе?
Мы разговаривали на главной улице Аксая в районе больницы. Через дорогу от нас был «Цветочный», но там столики стоят чуть ли не на проезжей части, поэтому я предложил зайти в «Уно». Это в двух минутах ходьбы, и там можно относительно нормально посидеть. Мои собеседники не возражали.
-Мы хотели бы предложить вам сотрудничество или работу, - сказал тот же парень, когда мы сели за столик. Его приятель заговорил один раз, когда заказывал кофе.
Как советовал М. Е. Литвак, когда кто-то предлагает что-либо потенциально интересное, надо соглашаться, а уже потом, при обсуждении деталей, можно сказать нет. Решив последовать его совету, я ответил:
-Сотрудничество – это хорошо. Но что именно вы от меня хотите?
-Я не знаю, как это называется в писательской работе… Короче говоря, мы бы хотели, чтобы вы писали для нас, как писали «Не ищите правду», но только по нашим сюжетам… даже не по сюжетам, а по заданным ситуациям… ну там по месту действия, действующим лицам… Примерно так.
-Можно, конечно, попробовать, а там будет видно.
-И нам бы хотелось, чтобы это был наш эксклюзив. Разумеется, мы готовы платить, - поспешил добавить он, видя, как скривилось мое лицо. Он назвал сумму более чем в 10 раз превышающую мои самые смелые ожидания.
-Какого объема тексты вам нужны?
-Это не имеет значения. Главное, чтобы сюжетная линия, особенно поведение героев и психологическая подоплека их поступков были максимально естественными, такими, как в вашем романе.
-Понятно, а как вы представляете себе схему нашего сотрудничества?
Схема оказалась простой и предельно удобной: Я получаю по электронке материал для будущего текста, творю, отправляю по электронке, получаю деньги на свой счет с уже вычтенными налогами – все законно. На случай возникновения проблем мне дали номер телефона и имя: Алина. В общем, самым трудным шагом мне виделся поход в банк.
Первый заказ пришел через неделю. Пять вордовских листов с описанием разборок в банде. От меня требовалось, чтобы в конце текста один из бандитов, премерзкий, надо сказать, тип вышел победителем. Прочитав условие задачи, я позвонил Алине.
-Чем могу помочь? – услышал я в трубке приятный женский голос.
-У меня проблема с заказом.
-Говорите.
-Я не владею знанием воровских понятий и блатной феней.
-Это не страшно. Пишите своим языком. Редактор, если будет нужно, подправит. Для нас важен сам сюжет.
Рассказ, а у меня получился текст на сорок страниц, был готов через месяц. На следующий день я получил «положительный отзыв» и сканированную квитанцию, согласно которой гонорар был переведен на мой счет.
Еще через неделю пришел следующий заказ…
По мере набивания руки, я начал представлять себе структуру текста в виде своеобразной конструкции-лабиринта, количество разветвлений которого равнялось количеству возможных естественных вариантов развития сюжетной линии, то есть таких вариантов, при которых развитие сюжета происходит естественным путем, как происходило бы в жизни. Именно от степени естественности зависит, насколько читатель будет психологически верить в описываемые события. В результате моя работа превратилась в прокладывание оптимальных маршрутов для героев повествований. Правда, задания мне попадались сплошь линейные или с одной, двумя узловыми точками, так я назвал развилки лабиринта. Добираясь до них, я звонил Алине, и уже она или кто-то у нее за спиной решал, какой из возможных путей мне выбрать.
Раза два мне пришлось отказываться от заказа на том основании, что сюжетный лабиринт не предусматривал ожидаемого результата. Получив исчерпывающий аргументированный ответ, работодатели заплатили мне за отказ, как за полноценно выполненную работу.
Так я стал хоть и неизвестным, но одним из наиболее высокооплачиваемых писателей страны. Я купил дом и нанял домработницу. По мне так нет более бесполезного занятия, чем уборка. Уберешь, а через неделю начинай сначала. Каждый раз, беря в руки пылесос, я чувствовал себя Сизифом, а во время генеральной уборки – генеральным Сизифом. Поэтому при первой же возможности я возложил эту обязанность на чужие плечи. Затем я избавился от машины. Я никогда не любил сидеть за рулем, и когда у меня появилось достаточно денег, чтобы можно было не экономить на такси, я отправил права в унитаз. Благо, их срок годности подходил к концу, а получать новые мне не хотелось. Чуть позже я начал питаться только в кафе-ресторанах и периодически заказывать еду на дом.
Я начал подумывать о поиске Родины. Несмотря на то, что я всю жизнь прожил в Аксае, Родину я видел где-нибудь на далеком теплом острове. Я рисовал себе в воображении тихий домик недалеко от океана, во дворе пара-тройка кустов марихуаны. Рядом кафе или ресторанчик, где можно прилично питаться. И чтоб никакой демократии, никакой любви к президенту, никакой политкорректности или победы феминизма. И чтоб ни одна сволочь не лезла в чужие дела.
Раньше, благодаря железному занавесу таким раем на земле для нас была заграница. Там в нашем понимании текли молоко и мед, а колбаса рождалась прямо в магазинах. Оставалось только найти способ вырваться из цепких лап родной страны. Потом, когда занавес рухнул, стало выясняться, что там тоже не все гладко. Что там тоже дебильные законы, но там их надо исполнять.
Здесь у меня были деньги, была непыльная работа. Были люди, которые старательно оберегали меня от реалий постсоциалистической комсомольско-буржуазной действительности, лишь бы только я не отвлекался от писательского труда.
Первое подтверждение того, что мои работодатели – люди серьезные, я получил при покупке дома. Надо было идти в горгаз, паспортный стол и прочие доставшиеся нам от темных времен столпы бесчеловечности. У меня с детства стойкая аллергия на казенных людей. Охватившее меня уныние отразилось на работе. Не успел я сдать заказ, как позвонила Алина.
-Что с тобой? – спросила она. Мы уже были на «ты», хоть я ее ни разу еще не видел.
-Ты что, забыл, что я решаю проблемы? – спросила она, когда я изложил ей положение дел.
-Я думал ты… это… только по работе, - растерялся я.
-Я приставлена к тебе для того, чтобы решать все проблемы, мешающие писать.
На следующий день какой-то парнишка принес мне все нужные договоры, заключенные без моего участия и записку, в которой говорилось, что мне также не стоит думать ни о чем, включая оплату коммунальных услуг. Наверно, мне многое могло бы сойти с рук, но я предпочел это не выяснять – не стоит испытывать терпение тех, у кого оно может быть не безграничным.
Правда, при всем своем желании никто не мог избавить меня от грязи на дорогах, от грохочущей музыки из машин, от орущих диким голосом детей, от вечных выключений света или воды… А с другой стороны, никто ведь не гарантировал, что вновь обретенная Родина лишена своего местного отравляющего жизнь набора удовольствий? Не зря же Шекли написал «Билет на планету Транай».
Второй раз Алина позвонила, чтобы устроить мне небольшой разнос. Работа отнимала у меня часа по четыре в день, и в свободное время я писал небольшие рассказы, которые размещал в Интернете. Я только выложил рассказ о тайном обществе, члены которого с целью увести различных эзотерических туристов и прочих искателей истины от действительно охраняемых секретов, создавали лжеартефакты вроде лемурийцев, которых видел Мулдашев.
-Я звоню сказать, - начала она без предисловий, - что в своем последнем рассказе ты затронул весьма щекотливую тему. Нам пришлось во избежание проблем кое-что в нем подправить. Тебе же не нужны проблемы?
-Нет, мне проблемы не нужны, - ответил я, вспомнив размышления Роберта Уилсона о том, что Лавкрафт загадочно умер из-за того, что слишком откровенно писал о вещах, которых случайным людям знать не положено.
-Вот и хорошо. А раз так, давай ты будешь высылать все свои тексты сначала мне, а я сама уже буду выкладывать их в Интернете. А если учесть, что такой договоренности у нас с тобой не было, мы готовы предложить тебе компенсацию за эти неудобства в виде повышения твоего гонорара на двадцать процентов. Идет?
За двадцать процентов я готов был вообще все сжечь и больше не писать ничего лишнего. Тем более что этот вопрос они могли решить в приказном порядке.
Новая глава
На первый взгляд заказ мне показался простым. Обычная слегка запутанная мелодрама. Муж, жена, любовник, любовница, дети, родственники, бизнес… Сто сорок какие-то серии подобной мути всегда идут по телевизору. Но стоило мне начать выстраивать сюжетный лабиринт, как видимая простота обернулась неимоверной структурной сложностью. Мало того, что по степени запутанности лабиринт был сравним с картой автомобильных дорог Москвы, он еще и открывался пошагово. То есть, находясь в одной из узловых точек сюжета, я мог видеть только варианты следующего сюжетного хода, но не дальше, и мне надо было переписывать рассказ несчетное множество раз, чтобы добраться до заданного варианта финала. И это еще не все. Сюжетный лабиринт был нестабильным! То есть он мог в любой момент по воле случая сам поменять свою конфигурацию, сведя на ноль все мои старания. Промедитировав над заданием около недели, я позвонил Алине.
-Похоже, у нас серьезная проблема, - сообщил я.
-Что у тебя?
-Последнее задание невыполнимо.
-Что значит невыполнимо?
-Ну… это как в физике задача на взаимодействие трех и более тел.
-И что, ничего нельзя сделать?
-Единственный вариант решения состоит в написании бесконечного числа текстов на заданную тему, а это потребует времени, сопоставимого со временем существования вселенной.
-Ладно, будем решать на месте. Жди, я скоро приеду.
Меньше, чем через час она уже сигналила у моих ворот. Пока я выходил из дома, она открыла своими ключами калитку, справилась с воротами и заехала на миниатюрной «Тойоте» во двор.
-Привет, - сказала она, выходя из машины, - будем знакомиться. Я Алина.
Среднего роста. Блондинка. Стрижка кроткая. Худенькая. Не красавица, но симпатичная. Одета просто: джинсы, кофточка, куртка. На ногах сапожки. Изящные, хоть и на низком каблуке.
-Привет, - сказал я, - заходи. Не разувайся.
Меня бесит традиция снимать обувь в прихожей и топать дальше либо в общественных тапочках, либо в носках. Считается, что это правило поведения продиктовано грязью на улице, которая, налипая на подошвы, попадает в дом вместе с тысячами опасных микробов. При этом никого не смущает тот факт, что через открытые форточки и окна в дом влетает на несколько порядков больше пыли, чем может уместиться на самой рифленой подошве. Также никого не смущает, что эта же пыль с этими же страшными микробами садиться на вывешенное на улице или на балконе белье. Опять же, носки или колготки – прекрасные пылесборники. На них мы переносим из дома в дом не только грязь и аромат ног, но и всевозможные болезни, которым вольготно живется потом в коврах и хозяйских тапочках. Кто пытался вывести грибок, знает, о чем я говорю. Так что еще неизвестно, что гигиеничнее, разрешать гостям не разуваться, или заставлять их ходить в носках. Тем более что ни один нормальный человек не будет лезть по колено в грязь, идя к кому-нибудь в гости, а тех, кто этого не понимает, не стоит приглашать.
Детские воспоминания вселяют в меня уверенность в том, что эта традиция вообще не имеет никакого отношения к вопросу чистоты: Первая половина семидесятых годов. К родителям часто приходят гости. Они проходят в зал и уже там, перед ковром снимают обувь… Ковер! Именно Ковер с большой буквы. Это сейчас для многих он не более чем напольное покрытие. Тогда же, в советское время он был символом достатка, успеха в жизни и богатством, которое надо было передать детям и внукам в целости и сохранности. Именно благоговение перед Коврами заставило нас снимать обувь.
Разуваясь, мы, тем самым, демонстрируем преклонение перед хозяйскими Коврами или половиками и заставляем гостей поклоняться нашим Коврам, словно они наши боги.
В цивилизованном мире, как и в тех российских семьях, в которых годы советской власти окончательно не изжили этикет, к публичному расхаживанию в носках относятся примерно также как к появлению на людях в одном белье.
Об этом, кстати, свидетельствует сцена из жизни лилипутов в фильме «Дом, который построил Свифт». Помните момент, когда у героя Караченцева соскакивает туфля и второй лилипут обнаруживает там потайную стельку, позволяющую казаться выше. Он зовет жену, Бетти, чтобы рассказать ей об этом, но уличенный в мошенничестве лилипут и Бетти признаются, что она знает об этом, потому что видела его без туфель.
Без туфель, значит без всего! – доходит до обманутого мужа.
Разрешив гостям не разуваться, я начал получать массу удовольствия, наблюдая за их реакцией. Одни, переспросив пару раз, решались нарушить культурологическое табу. Условный рефлекс других заставлял их разуваться, даже в тех случаях, когда кроме них этого никто не делал. Третьи оставались в обуви, но отказывались пройти в дом, предпочитая разговор у входной двери.
Алина позволила мне помочь ей снять куртку и направилась в рабочий кабинет.
-Я тут подумала и решила, - начала она разговор, сев на диван, - что раз наша задача не решаемая, превратим ее в решаемую.
-Это как?
-Изменим стартовые условия; разобьем ее на несколько задач; изменим список действующих лиц… Да мало ли.
К тому моменту, когда бесконечный сериал превратился в сборник рассказов, а финал стал менее феерическим, чем от меня требовалось вначале, уже начинало светать. Глядя на нас, можно было подумать, что это Алина владеет секретом сюжетного лабиринта. Мне оставалось восхищаться ее блестящим умом, варить кофе и заваривать чай.
По мне так нет более отвратительного явления, чем чрезмерно тактичный человек. Так, например, из вежливости он будет внимательно тебя слушать, даже если то, что ты говоришь, ему глубоко до фонаря, и тихо проклинать тебя за непонимание того, что пора бы уже заткнуться. С максимально радушным выражением лица он будет приглашать тебя в дом или за стол, одновременно проклиная за то, что ты принял его приглашение. Или же он будет всячески демонстрировать, как он рад тебя видеть, мечтая о том, чтобы ты свалил… А если даже он действительно рад тебя видеть, то все равно ты будешь чувствовать себя полным мудаком, не зная, надо ли тебе уже сваливать, пора ли заткнуться или вообще перестать с ним здороваться. При этом такая тварь никогда прямо не скажет, что сегодня, например, тебя видеть не рады, или уже пора тебе, батенька, домой… А если ты попытаешься вести себя с ним более или менее искренне, воспримет это как оскорбление. Выход один: держаться от таких людей подальше и всячески пресекать любую попытку вести себя с тобой вот так до тошноты тактично.
Другой не менее отвратительной крайностью является граничащая с наглостью простота, когда такому гостю постоянно хочется сказать: «нельзя», «фу», «место», «не трогай», «пошел вон!».
Алина легко балансировала между этими крайностями, заставляя меня убеждаться в том, что общение, даже деловое, может быть действительно праздником души. К тому же она умела создавать вокруг себя атмосферу той легкости, которая бывает только во время общения с хорошими старыми друзьями. Короткие деловые телефонные разговоры не позволяли мне узнать ее с этой стороны… В общем, я был очарован и приятно удивлен.
-Ну что, может чаю для промывки мозгов? – предложил я, выключая ноутбук. – Все равно, пока мозги не остынут, бесполезно ложиться спать.
-Что мы еще не пили?
Пару лет назад приятель подсадил меня на хорошие китайские чаи, которые можно найти только в хороших чайных клубах. С тех пор у меня дома всегда было не менее десяти сортов чая.
-Могу предложить хороший гуаньданский улун, - сказал я.
Предложение было принято.
Потом, совершенно неожиданно для меня мы оказались с Алиной в одной постели. Я не был девственником или монахом, но героем кобелистического труда меня тоже трудно назвать. Несмотря на то, что я относительно легко находил с женщинами общий язык, я всегда немного терялся, когда надо было переходить от дружбы к любви. С Алиной…
Я не люблю риск и не настолько безрассуден, чтобы становиться на пути у могущественных людей, а на Алину у кого-нибудь из них вполне могли быть свои виды. Вот только желание быть с ней оказалось сильней моего страха, и, вместо того, чтобы забыть о том нашем безрассудстве, я сделал все, чтобы наши отношения вылились в полноценный роман. Первые пару месяцев я чувствовал себя героем Оруэлла, но со временем до меня дошло, что мои наниматели готовы приветствовать все, что способствует улучшению моего труда. Присутствие Алины меня окрыляло. Несмотря на понимание того, что, стань я для нее проблемой... Не знаю, чем наши отношения были для нее, я влюбился до потери соплей.
Нашу любовь описывать бесполезно. В ней не было ни душещипательности мелодрам или женских романов, ни изощренного секса эротического жанра. С нами случилось нечто значительно большее, чем основанный на владении искусством любви секс, необузданная страсть или постоянное желание друг друга, а именно совершенно нереальное чувство единения, словно наши энергетические тела или души, кому что больше нравится, стали сиамскими близнецами. Подобно тому, как возникающее в сознании верующих чувство приобщения к таинству веры превращает нелепый для постороннего набор слов в путь к богу, возникшее у нас чувство превращало повседневные мелочи и трогательные нелепости в родственное гнозису таинство любви. А гнозис словами невыразим.
Если честно, у меня не получилось написать что-либо вразумительное о нашей любви. Окончательно запутавшись в словах, я разродился лишь нелепым стихотворением.
Алина стала центром моей вселенной, огромной силы черной дырой, притягивающей все мои чувства, мысли желания… Я бы с радостью, забыв вообще обо всем, исчез для всего остального мира за ее горизонтом событий, но сохранившая трезвость ума Алина удерживала меня от этого шага.
Видя мое любовное помешательство, она взяла на себя контроль за моей работой, и если я пытался халтурить или летать в облаках вместо того, чтобы заниматься заданием, окатывала таким вселенским холодом, что я в миг становился пай-мальчиком и брался за дело.
Вот только ее работа не ограничивалась ролью моей няньки, и каждый звонок ее мобильного телефона переносил нас из мира домика Мастера и Маргариты, который они обрели в конце романа, в мир Джеймса Бонда.
Алина говорила в трубку: «Понятно», - затем быстро одевалась, хватала всегда собранную походную сумку и исчезала иногда на час, а иногда на несколько дней. Чем она занималась, для меня было тайной за семью печатями. Я лишь один раз попытался завести разговор о ее работе, но Алина одарила меня настолько красноречивым взглядом, что я никогда больше не касался этой темы. В отместку, (и как я сейчас понимаю, это было правильным решением), я ни словом не обмолвился о сюжетном лабиринте, объясняя свои выводы интуицией или чутьем.
Однажды, правда, у нас состоялся разговор, расставивший все «ё» перед «б».
-Может, мотанем куда-нибудь на недельку? – предложил я тогда. - Забудем случайно мобильники и ноутбук… Куда-нибудь в тихое место, только я и ты, и чтобы ни одной твари?
Она отреагировала на это, как кошка, которой наступили на хвост.
-Правило гласит: работа прежде всего. Все, что помогает нам делать нашу работу, приветствуется и поощряется. То, что мешает, рассматривается как препятствие, а препятствия у нас принято устранять. Поэтому если хочешь, чтобы у нас все было хорошо, нужно, чтобы наши отношения помогали работе, или хотя бы ей не мешали. Запомни это раз и навсегда и больше не возвращайся к этой теме, - она произнесла это так, словно вгоняла в меня слова, как гвозди.
-Понятно, - грустно ответил я.
В следующее мгновение она уже меня обнимала.
-Я просто не хочу стать помехой в твоей работе, - прошептала она, целуя мое лицо.
И если, благодаря стараниям Алины, с работой все было в порядке, то о Книге с нечетным количеством страниц, как и о книге деда, я забыл. Но Мастера Книги меня не забыли. Они пришли перед рассветом, как гестапо или НКВД. Шесть человек в длинных просторных одеждах белого цвета. Они вошли в нашу с Алиной спальню, вынырнув из тускло светящегося тумана, закрывшего собой все пространство за дверью в комнату. Старшим из них был представивший меня когда-то Книге мужик.
-Она ждет, - сказал он, когда меня растолкал один из его подручных, - идем.
Спорить, а тем более сопротивляться было бесполезно. Я покорно встал с кровати. Алина продолжала крепко спать – скорее всего, они каким-то образом не давали ей проснуться. Мысленно попрощавшись с ней, я занял свое место в весьма оригинальном построении. Впереди встал старший, за ним еще двое, за ними я, за мной двое, за ними последний гость. Когда я занял свое место в строю, мы вошли в туман, который оказался своеобразным обманом зрения. До самого последнего момента, глядя на туман, я был уверен, что он постирается на огромные расстояния. На практике он оказался чем-то вроде плоской ширмы, служащей границей между спальней и миром Книги.
Пройдя сквозь туман, я очутился перед ней. Как и в прошлый раз, она парила в пламени костра. При моем появлении Книга раскрылась, наполнив мое сознание пониманием без слов.
Глядя на Книгу, я понял, что совершил серьезнейшую ошибку, забросив свои упражнения с книгой деда; что тот, кто ступил на путь знания, не может с него свернуть, и единственной имеющей принципиальное значение целью моей жизни должно быть обретение прозрения; что, став отступником, я сам обрек себя на слепоту, что я не должен винить в этом не Книгу, не ее Мастеров, ведь слепота – это то, что мы имеем по умолчанию, тогда как за право быть зрячим надо бороться каждое мгновение жизни.
Также я понял, что в мире Книги действует до боли знакомое правило: Книга прежде всего. Все, что помогает нам искать прозрение, приветствуется и поощряется. То, что мешает поиску, рассматривается как препятствие, а препятствия принято устранять.
Объяснив это, Книга вспыхнула столь ярким светом, что он вызывал у меня такую же боль, какая бывает при попадании спирта в глаза. Я закричал и… проснулся.
-Надеюсь, ты не часто кричишь во сне? – недовольно спросила Алина. Я разбудил ее криком.
-Который уже час?
-Половина десятого.
Самое дурацкое время для пробуждения: с одной стороны, можно еще спать и спать, а с другой, - проснувшись, уже хрен заснешь.
-Давай, может, чаю? – предложил я.
-Я бы выпила кофе.
-Кофе, значит кофе.
Едва я смолол зерна, зазвонил телефон Алины.
-Мне пора, - сообщила она, сказав привычное «понятно» в трубку.
-Может, выпьешь чашку? – спросил я.
-Не могу – меня ждут.
-Дело пяти минут. Пока ты будешь одеваться, я сварю.
-Забудь, искуситель.
Одевшись, Алина подошла поцеловать меня на прощанье. Для ритуального мой поцелуй получился слишком уж страстным и каким-то драматическим.
-Ты чего? – спросила Алина.
-Не знаю, наверно сном навеяло.
-Ладно, обещай быть хорошим мальчиком.
-Клянусь на самом святом, - ответил я, положив руку ей на талию.
Проводив Алину, я приготовил кофе, поджарил гренков. Умяв их с сыром и медом, - поистине достойный Винни-Пуха завтрак, - я сел за компьютер.
Я сидел и тупо пялился в экран ноутбука. Задание было пустяковым, на полтора авторских листа (1 ал = 40 000 знаков с пробелами). Вот только лабиринт я больше не видел. Между нами словно возникло заляпанное грязью стекло. Пялиться в экран было бесполезно, разве что это стимулировало и без того распоясавшееся воображение, которое рисовало картины моего ухода в отставку. Я буквально видел, как я сижу перед нанимателем, его лицо скрыто за лампой, свет бьет мне в глаза.
-Извините, - говорю я, - я больше не могу выполнять работу.
-Ты хорошо подумал, сынок? – сочувственно спрашивает он.
-Да, сэр.
-И что, ничего нельзя сделать?
-К сожалению, ничего.
-В таком случае не обижайся, но мне ничего не остается, как тебя уволить.
После этих слов, произнесенных с пониманием и сочувствием, он достает из стола ковбойский револьвер, наводил его на мой лоб и нажимает на спусковой крючок.
От страха у меня резануло живот, потом еще и еще. Согнувшись пополам, я бросился в сортир. Терпения хватило едва-едва. Усевшись на унитаз, я издал грандиозный ректальный крик души. Облегчение принесло облегчение. А еще неимоверное блаженство. Так хорошо до этого мне было только один раз. Тогда мы до чертиков накурились на даче, сожрали по две банки сгущенки, выпили литра по три пепси, и это кроме мелочей в виде, хлеба, булочек, бутербродов… А на следующий день моя жопа забыла, как срать. Видно, наркотик где-то отключил связь между мозгом и жопой. Мой живот раздулся до неимоверных размеров. Кишечник болел так, что слезы на глаза наворачивались, но жопа была непреклонной. И только в шесть часов вечера на следующий день до нее дошло, что надо приниматься за работу. Тогда я тоже едва успел усесться на унитаз. А потом плакал от счастья.
Когда кишечник перестал давить на мозги, ко мне вернулась способность соображать, и я вспомнил о книге деда. Но ее я тоже не смог читать. Я знал значение каждого рисунка, но это была реакция памяти. Читать я больше не мог. Альтернативного пути к успеху у меня не было, поэтому я продолжал листать книгу деда, внимательно разглядывая каждую страницу. Помогло. Книга погрузила меня в похожее на гипнотическое состояние, и я услышал в своем сознании голос деда:
-Тот, кто уже стал на путь, не может с него сойти. А это значит, что ты еще можешь найти прозрение. Для этого тебе, как и мне в свое время, придется постоянно двигаться дальше, познавая знание предшественников и добывая свое. Такова наша участь, и от нее не уйти. Также ты должен запомнить, что чем дальше ты на пути, тем сильнее будет твое страдание в случае отступничества.
Так вот, значит, что заставляло деда практически даром реставрировать чужие книги! Решение было найдено, а заодно и появился повод позвонить Алине – ее никто не увольнял с должности моей няни. Я приготовился сказать в трубку «люблю», «соскучился» и так далее в том же духе, но мне ответил мужской голос.
-Извините, я, наверно, ошибся, - сказал я, отключая соединение.
-Не вешайте трубку, вы не ошиблись, - поспешил сообщить мне тот же самый голос, когда я повторно набрал номер Алины. – Мое имя Олег, и какое-то время я буду помогать вам в решении проблем.
-А где Алина? – спросил я.
-Она временно исполняет другие обязанности, так что, говорите, если вам нужна помощь.
-А как долго ее не будет?
-Этого я не могу знать.
-Надеюсь, ее не уволили?
-Не знаю. Подобные вопросы не входят в мою компетенцию. Могу лишь сказать, что я временно исполняю ее обязанности.
-Тогда я позвоню позже.
-Если вам нужна помощь, не стоит откладывать. Ее может не быть длительное время.
Я готов был перейти к конструктивному диалогу, когда в моей голове вспыли «слова» Книги о том, что помехи на пути принято устранять. А если учесть, что из-за любви к Алине я позабыл все на свете, включая путь…
-С ней все в порядке? – спросил я.
-Я же уже сказал, что эти вопросы…
-Послушайте, Олег, - перебил его я, - вы имеете представление о том, в чем заключается моя работа?
-Разумеется. Иначе бы я сейчас с вами не разговаривал.
-Значит, вам должно быть известно, что вся моя работа базируется на интуитивных наитиях.
-Я не понимаю, что вы этим…
-Так вот, - не стал я его слушать, - интуиция мне подсказывает, что с Алиной что-то случилась.
-Я не…
-Вы можете не перебивать?
-Хорошо.
-Так вот. Качество моей работы напрямую зависит от моего эмоционального состояния. А если вы учтете характер наших с Алиной отношений, вам станет ясно, что от ответов на мои вопросы будет зависеть величина и качество моих художественных надоев. Тем более что я не спрашиваю, где и чем она занимается, раз у вас не принято об этом говорить. Я лишь хочу знать, все ли с ней в порядке.
-Хорошо. Я постараюсь выяснить этот вопрос.
-Буду вам весьма признателен. И еще. У меня проблемы с вдохновением, и здесь уже без вашей помощи не обойтись.
-Мы сделаем все, что в наших силах.
-Думаю, это в ваших силах. Мне нужны старинные книги.
-Хорошо. Когда прислать мастеров, чтобы оборудовали библиотеку?
-Спасибо за заботу, но мне больше подошел бы допуск к каким-нибудь коллекциям или архивам. Мне нужны не сами книги, а возможность периодически их читать. Меня устроят даже качественные сканы или фотографии, если такие есть в наличии.
-Хорошо. Я разберусь с этим.
Через два часа, (наверно, через самых долгих в моей жизни два часа), курьер привез мне два удивительных тома, пропуск в областную библиотеку и записку с просьбой позвонить Олегу.
Меня трясло, когда я набирал номер, ждал, когда он ответит… Наконец, трубка сказала его голосом:
-Слушаю вас.
-Я все получил. Спасибо.
-Я правильно выполнил ваш заказ?
-Более чем.
-Надеюсь, с вашим вдохновением все будет в порядке.
-Теперь уже да, - сообщил я, хотя сам не был в этом уверен.
-Тогда приятно вам потрудиться.
-А как Алина? Вы о ней что-нибудь узнали?
-Пока нет. Шеф все время занят, и… Но когда у меня будет на руках выполненная работа…
-Понял, - сказал я, - выпускаю заложника.
-Что вы имеете в виду? – насторожился Олег.
-Ну это как в кино. На любое требование террористов идет контртребование выпустить заложника. В данном случае заложником является мой заказ.
-Я на вашем месте не стал бы так относиться к этому вопросу.
-Да это шутка.
-Шутка?
-Шутка, шутка.
-Хорошо. Пусть будет шутка.
Только раскрыв присланные Олегом книги, я почувствовал, что нечто во мне, этакий аналог бензобака или даже, скорее, аккумулятора был совершенно пуст. Я полностью исчерпал свой потенциал, благодаря чему потерял способность видеть.
Я листал книги, внимательно рассматривая каждую страницу, и чувствовал, как наполняюсь энергией. Когда уровень зарядки перевалил через отметку 50%, я вновь смог читать. За ноутбук я сел, зарядившись полностью. Когда выполненный заказ ушел по нужному адресу, я позвонил Олегу.
-Слушаю вас, - сказал он, - чем могу помочь?
-Текст уже должен быть у вас.
-Очень хорошо. Рад, что ваше вдохновение вернулось, как говорится, с новой силой и… - судя по голосу, он радовался моим успехам так, словно я был хирургом, оперирующим его жену или ребенка. От этой елейности мне стало противно.
-Теперь ваша очередь держать слово, - оборвал его я.
-Я помню, - уже без радости в голосе сообщил он, - как только переговорю с шефом, я позвоню.
-Я буду ждать.
Он позвонил через час.
-Боюсь, у меня для вас плохие новости,- сказал он.
У меня внутри все сжалось.
-Она жива? – выдавил я из себя.
-Она жива, стабильна. Ее жизни ничего не угрожает.
-Что с ней?
-Попала в ДТП. Лежит в больнице.
-Я могу ее увидеть?
-Нет, в эту больницу у вас нет допуска.
-Позвонить?
-Как только она придет в себя, и врачи разрешат ей говорить по телефону.
-Я могу ей чем-нибудь помочь?
-Своей работой. Чем лучше вы будете работать, тем более ценным она будет кадром. Вы понимаете?
-Я понимаю. Я буду делать все, что нужно, но вы… держите меня в курсе.
-Хорошо.
-Будь ты проклята! – крикнул я Книге, когда закончился разговор. Если бы я мог, я бы ее уничтожил. Но кроме бессилия и необходимости делать все, что нужно этой проклятой Книге и парням с той стороны телефона, у меня не было ничего.
Новая глава
-Я обожала играть на чердаке у бабы Дуси, битком набитом старыми чемоданами, - рассказывала по телефону Алина. - Мы были уверены, что среди этих еще времен карибских пиратов чемоданов была спрятана карта сокровищ. Мы целыми днями перетаскивали их с места на место, по несколько раз, миллиметр за миллиметром, обшаривали изнутри. Отсутствие карты еще больше нас подзадоривало – ведь если она была так хорошо спрятана, значит, она стоила того. Не найдя ничего в самих чемоданах, мы принялись разрывать их на мельчайшие лоскутки, и вскоре выпотрошили в буквальном смысле слова. Мы надрезали ножом старый дерматин, и дальше рвали его руками, чтобы не повредить карту. Это нас и спасло от возмездия. Вскоре после того, как был растерзан последний чемодан, бабе Дусе приспичило поехать к своей сестре, и она, охая и кряхтя, полезла на чердак. Мы приготовились к скандалу, но она решила, что это были крысы, и нам запретили играть на чердаке, к которому мы и так охладели – к тому времени мы уже знали, что карта спрятана не там.
Алина оставалась в больнице. Она медленно поправлялась. Мы существовали с ней словно в разных мирах, и единственным мостом между нами, (какая пошленькая получается фраза), был ежедневный сорокаминутный телефонный разговор. Нам было все равно о чем говорить. Важнее было слышать голос, ощущать пусть иллюзорное, но присутствие родного человека.
-У меня тоже был прикол, - решил я поделиться с ней забавным эпизодом, произошедшим со мной на улице.
Выйдя из библиотеки, я решил немного пройтись по «Пушкинской», благо погода располагала к прогулке. Был теплый, приятный день, один из тех, когда сидение дома должно рассматриваться как преступление. Я с завистью поглядывал на целующиеся парочки, смотрел на тротуар в поисках мелочи, - это было что-то вроде игры в удачу, - разглядывал проходящих мимо красивых женщин.
На одной из лавочек сидела компания довольно приличных с виду людей. Когда я поравнялся с ними, с лавочки встала женщина на вид чуть старше сорока лет, решительным шагом подошла ко мне и преградила путь.
-Я просто хочу посмотреть в твои сволочные глаза, - сказала она, затем сорвалась на крик.
Она кричала, что я уничтожил ее жизнь, сломал ее судьбу, что я сволочь, гад, убийца… Она кричала, пока с лавочки не поднялись двое мужчин и поспешили к нам. В их глазах я увидел граничащий с ужасом страх. Перед тем, как они оттащили ее от меня, она плюнула мне в лицо. Я быстро пошел дальше. Она кричала уже своим приятелям или знакомым:
-Ну и пусть! Пусть! Пусть эта сволочь знает! Ну и что? Мне терять нечего.
Она не была ни пьяной, ни сумасшедшей. Ее истерика была истерикой человека, перенесшего страдания и боль, вот только я даже представить себе не мог, каким образом ее несчастья могли быть связаны со мной.
Алина отнеслась к моим словам более чем серьезно.
-Ты уже сообщил об этом Олегу? – спросила она, перейдя на деловой тон.
-Зачем?
-Затем, что это серьезно.
-Да ладно тебе. Какая-то пьяная дура перепутала меня с кем-то другим. Я и тебе рассказал это исключительно ради забавы.
-Послушай меня внимательно. То, чем ты занимаешься, достаточно серьезно, хоть ты этого так и не смог понять. Поэтому никаких мелочей, никаких случайностей. Ты должен докладывать обо всем… обо всех нештатных ситуациях, иначе может случиться непоправимое. Ты меня понял?
Меня так и подмывало спросить, чем же это таким я занимаюсь, но подобные вопросы лучше было не задавать. Особенно по телефону. Поэтому я коротко ответил:
-Понял.
-Тогда пообещай, что сейчас же позвонишь Олегу.
-Как только истекут наши минуты, - поспешил сообщить я.
-Сейчас не время…
-Если ты бросишь трубку, я никому не буду звонить. Обещаю.
-Не будь дураком!
-Если бы я не был дураком, я бы не вляпался в этот мир теории заговора и тайных организаций.
Дальнейший разговор начал перерастать в ссору, поэтому мы «расстались» на десять минут раньше отведенного нам времени. Не желая усугублять положение дел, я позвонил Олегу, и тут же пожалел о том, что вообще затронул эту тему.
-Почему сразу не сообщил? – строго спросил он.
-Не думал, что это имеет значение. Я и Алине рассказал об этом исключительно, чтобы поднять настроение. И если бы не она…
-О подобных вещах надо сообщать немедленно. Тебя что не проинструктировали?
-Меня никто ни о чем таком не инструктировал.
-М… Ладно, это наш просчет. Впредь всегда сообщай о чем-нибудь необычном, даже если это ничего не значащая ерунда. В нашем деле лучше перестраховаться, чем…
-Может, ты все-таки объяснишь, что происходит? – ситуация начала меня раздражать.
-Давай ты не будешь задавать подобных вопросов.
-Но ведь это касается непосредственно меня, - попытался я возразить.
-Это был наш просчет, но теперь мы берем ситуацию под контроль… Расскажи лучше со всеми подробностями, что там с тобой произошло.
Он заставил меня раз сто рассказать ему все от начала до конца в мельчайших деталях. Особенно его интересовала внешность спутников той женщины, вплоть до цвета глаз, о чем они до этого разговаривали… и так далее. Он хотел, чтобы я описал каждого из них, как Толстой описывал дуб Андрея Болконского. Вот только я не Толстой. Не Лев и даже не Алексей – не помню, кто это сказал. Вымотав меня окончательно, Олег наконец-то сказал:
-Ты просто звони, если что. Хорошо?
-Хорошо, - устало согласился я.
Утром меня ждал сюрприз. Едва я сел завтракать, как заработал сигнал домофона.
-Мое имя Владимир, - услышал я в ответ на «Кто там?». – Я от Олега.
-Хорошо входите.
Владимир оказался немного худоватым мужчиной среднего роста с ничем не примечательной внешностью. Войдя в дом, он еще раз назвал свое имя и протянул руку.
-Чем могу помочь? – спросил я после рукопожатия.
-Я приставлен к вам с целью охраны вашей жизни и здоровья, - отрапортовал он.
-Кофе будете? – предложил я, несмотря на то, что меня взбесил такой поворот событий. Я с детства терпеть не мог надсмотрщиков. Но злость не мешала мне понимать, что Владимир ни в чем не виноват.
Мое предложение он принял с удовольствием.
Я приготовил кофе, поставил на стол печенье, хлеб, масло, сыр.
-Только, пожалуйста, не принимайте этот разговор на свой счет, - сказал я Владимиру, набирая номер Олега.
-Как скажете, - ответил он, приветливо улыбнувшись.
-Ну и что это за дела? – спросил я, услышав голос Олега.
-Руководство решило приставить к тебе охрану. Тебе не нравится Владимир? Пришлем другого.
-Мне не нравится, что вы лезете в мою жизнь, не считая нужным не то, что спросить, но даже поставить меня в известность.
-Владимир разве не поставил тебя в известность?
-Но я на ошейник и поводок согласия не давал.
-Ты преувеличиваешь.
-Не думаю. И если все настолько серьезно, я хочу знать, что мне угрожает.
-Владимир специалист высшего класса. Так что можешь не сомневаться, с ним тебе ничего не угрожает.
-Знаешь что! – не выдержал я. – Либо ты сейчас мне все расскажешь, либо идите вы на *** со своей работой! Я в таком состоянии писать не могу!
Сказав это, я почувствовал, как страх отозвался спазмом в моем животе. Я понимал, что наглеть с этими людьми опасно для жизни, и, тем не менее, уже второй раз за неделю шантажировал их своими кармическими надоями, - так я называл свое творчество.
Первой попыткой шантажа я выторговал ежедневные сорокаминутные разговоры с Алиной, - сначала мне хотели разрешить звонить ей лишь раз в неделю.
-Ладно, я кое-что тебе расскажу, - решил Олег. – Тебе не рассказывали, что случилось с Алиной?
-Нет.
-Так вот, она попала в аварию в исправной машине на совершенно пустой дороге. Просто разогналась и врезалась в бетонный столб. Сначала наши специалисты решили, что это была попытка суицида, но позже выяснили, что она не собиралась кончать с собой. Поэтому тебе так долго и не давали добро на контакт с ней. А если это связано с тобой? Поэтому мы и хотим обеспечить твою безопасность, пока не узнаем, в чем здесь дело.
-Пойми, я просто хочу хорошо делать свою работу, а для этого требуется определенное душевное состояние…
-Мы понимаем, мы все это хорошо понимаем.
-Тогда постарайтесь придумать другой способ обезопасить меня. Тем более, раз Алина непонятно зачем врезалась в столб, ваш Владимир вполне может без видимых причин всадить в меня пару пуль.
-Ладно, я позвоню.
-Вы не будете против, если я осмотрю двор? – спросил Владимир. Судя по его виду, он никак не реагировал на наш разговор с Олегом, словно не услышал ни единого слова.
-Вы только не принимайте мои слова на свой счет. Просто я… - краснея, как не знаю кто, начал я, но он не стал выслушивать мои оправдания.
-Я понимаю, - сказал он и улыбнулся так, словно действительно понимал, хотя, скорее всего, ему было просто глубоко плевать как на меня, так и на мое к чему бы то ни было отношение, - так можно я осмотрю двор?
-Да, конечно… Разумеется.
Он вышел, а я погрузился в саморефлексию.
Давненько я так остро не чувствовал себя идиотом. Ненавижу идиотизм, ни чужой, ни особенно свой. Наверно, поэтому я стараюсь много не пить, чтобы потом не было мучительно больно. Под градусом я не буяню, да и ничего такого не творю, но все равно… При этом я понимаю, что моя щепетильность - не более, чем появления чувства собственной важности, чувства, которое является своего рода кнопкой, при помощи которой можно мной управлять. Но хуже, чем острое понимание собственного идиотизма для меня только чувство собственной беспомощности.
Впервые я столкнулся с ним в раннем детстве. У нас были гости. Папа напился и начал всех крыть матом. Мама попыталась его вразумить, но он чуть не кинулся на нее в драку. Тогда один из гостей взялся его уложить спать. Он схватил папу за шкирку и чуть ли не волоком притащил в спальню родителей. Потом несколькими ударами по лицу уложил в кровать. Бил он не сильно. Даже не бил, а, скорее, толкал открытой рукой. Но сколько в этих толчках было презрения!
Я смотрел на это и разрывался между жалостью к отцу, жалостью к матери, она плакала, потому что папа ее обидел; желанием, что бы все это как можно быстрее закончилось, а еще лучше никогда больше не начиналось; и чувством собственной беспомощности, неспособности хоть что-либо изменить.
В тот день впервые рухнул мой мир. Конечно, потом он рушился еще и еще, но я ни разу больше не переживал крушение мира так остро, как тогда.
Сейчас, как писал когда-то Ленин, я был винтиком или шпунтиком в неком механизме, устройство, назначение и принцип работы которого мне были неизвестны. Я был как балка или вал из задачи по сопромату или теоретической механики, предметом, на который действует энное количество сил, причем для тех, кто стоял за этими силами, я был ничем. Их интересовала только польза, которую я приносил. Даже Алина рассматривала меня, прежде всего, как ценного работника, а уж потом как мужчину в своей постели. Понимание этого сводило меня с ума. Наверно поэтому я и взбесился, когда ко мне приставили охрану. Другой бы на моем месте был рад, а я… Сколько я ни старался, ни одного более или менее правдоподобного оправдания моему поведению в голову не приходило. «Ну и хрен с ним, - решил я, - все равно уже ничего не изменишь».
К тому моменту, когда позвонил Олег, я уже готов был согласиться с любым предложенным мне вариантом.
-Я поговорил с руководством, - сообщил он.
-И что? – спросил я.
-Шеф долго не мог понять, почему тебе не нравится личная охрана, но я ему сказал, что творческие люди все с прибабахом. Тогда он сказал: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не беременело», - и дал добро на компромиссный вариант. В общем, мы решили, что ты сам сможешь о себе позаботиться. Пройдешь небольшой ликбез, получишь оружие. А до тех пор тебе придется потерпеть общество Владимира, ну или кого-либо еще, если он тебе неприятен.
-Так он меня вполне устраивает, а о его профессионализме я судить не могу.
-С профессионализмом у него все в порядке, за это можешь быть спокоен. Ну так что, такой вариант тебя устраивает?
-Более чем.
-Вот и славненько.
-Я вообще не знаю, что на меня нашло.
-Я так думаю, это мы во всем виноваты. Надо было сразу тебе объяснить, что мы не хотим, чтобы ты пострадал от каких-нибудь хулиганов. Не учли, что ты личность творческая, и фантазия у тебя тоже творческая. А лучшей почвы для воображения, чем полузнание быть не может. Ну да не мне это тебе объяснять.
-А как же Алина?
-С ней тоже теперь все в порядке. Мы думали, что она сама повернула к столбу, а потом техники обнаружили неполадку с рулевым управлением.
Это объяснение позвучало столь же правдоподобно, как и любая другая официальная версия, но я не стал демонстрировать свои сомнения. Интуиция говорила мне, что я уже исчерпал лимит стервозности, а страх перед руководством требовал согласия с интуицией.
Вскоре вернулся в дом Владимир.
-Как я понимаю, вы уже в курсе моего назначения, - скорее сообщил, чем спросил он.
-Да, мы с Олегом все решили.
-И, как я понимаю, против такого поворота событий вы не возражаете?
-Ничуть. Когда мы можем начать подготовку?
-Все зависит от вас. Работа прежде всего. Так что в любое свободное от ваших основных дел время.
-Если честно, мне сейчас нужно проветрить мозги.
-Могу предложить занятие по огневой подготовке. Хотите пострелять?
-С удовольствием. Особенно если на свежем воздухе.
-Тогда собирайтесь.
Упрашивать меня не пришлось, и минут через десять мы уже садились в его «Мазду», а еще через десять минут въезжали в ворота воинской части, расположенной в Мухиной балке. Расположение части Владимир знал, как собственную квартиру, по крайней мере, по дороге на стрельбище мы ни разу не сбились с пути.
-Стреляли когда-нибудь? – спросил он, когда мы прибыли на место.
-Из пистолета один раз на военных сборах. Ни разу не попал в мишень.
-Ничего, скоро будете стрелять, как Джеймс Бонд. Держите.
Он протянул мне, пистолет, держа его за ствол. Взяв оружие, я почувствовал смесь из страха и почтения.
Первая же пуля попала в десятку, остальные легли на границе между черным кругом и молоком. Я стрелял до тех пор, пока мишень не начала расплываться перед глазами.
-Ну как? – поинтересовался Владимир.
-Давно не чувствовал себя таким счастливым! – признался я.
Я словно вернулся в те годы, когда носился по Аксаю с рогаткой.
Уже дома Владимир заставил меня разобрать, почистить и собрать пистолет.
-Оружие, как женщины: хочешь, чтобы оно было верно - не забывай за ним ухаживать, - напутствовал он.
Новая глава
Трудность исполнения моего очередного заказа состояла в его предельной простоте. Сюжетный лабиринт выглядел проще анатомического строения червя. Притязания заказчика тоже были вполне земными и выполнимыми, но как только я начинал прописывать сюжет, все, а особенно диалоги получались дебильно-пластмассовыми, как в мыльных операх.
Конечно, можно было отдать заказчику и такую муть, но только профессиональная гордость требовала от меня выполнять работу наилучшим образом. К тому же я всегда был человеком, упертым даже там, где без этого легко можно было обойтись.
Так на первом моем компьютере была установлена стратегия «Под покровом ночи». Я настолько увлекся игрой, что начал вскакивать по ночам, чтобы опробовать пришедший в голову вариант решения задачи. Когда я понял, что становлюсь похожим на наркомана в своем параноидальном стремлении пройти игру любой ценой, я удалил с компьютера все игры.
Поэтому, когда Владимир, войдя в комнату, попытался мне что-то сказать, я раздраженно махнул рукой, дескать, не до тебя.
-Я не надолго, - сказал он и вышел.
Обложив его мысленно матом, я вернулся к работе.
-Можно?
Этот вопрос заставил меня мгновенно забыть не только о работе, но и вообще обо всем на свете.
Алина! Она стояла на пороге комнаты, не решаясь войти. В ее глазах были растерянность и вопрос. Она была словно котята из «Кошкиного дома». Помните?
«Тетя-тетя кошка, выгляни в окошко.
Есть хотят котята, ты живешь богато».
Вскочив на ноги, я чуть было не опрокинул стол вместе с ноутбуком.
-Алина!
Я бросился к ней.
-Осторожно! – предупредила она.
-Алина, Алиночка, девочка моя, солнышко, лапочка, девочка…
Я шептал лирическую пошлятину, целовал ее лицо, руки, шею… Я обнимал ее, не забывая о том, что с ней теперь надо быть осторожным, чтобы не причинить боль…
Я был настолько счастлив видеть ее, что не сразу заметил слезы на ее щеках.
-Ты плачешь?
-Нет, милый… все нормально… теперь уже все хорошо…
-Что с тобой, девочка?
-Ничего…
И только после целого миллиона отнекиваний Алина призналась:
-Я боялась, что такая не буду тебе нужна.
-Какая же ты дурочка, - ласково прошептал я, а потом опустился перед ней на колени и поцеловал носы ее ботинок, - я люблю тебя.
Она села на пол рядом со мной, прижалась ко мне…
-Я тоже тебя люблю.
-Скажи только честно, теперь я сильно некрасивая? – спросила она чуть позже.
Она действительно заметно поплохела. Через правую щеку у нее теперь проходил красный рубец, делавший ее похожей на предводительницу пиратов. Она исхудала, и в теле появилась какая-то диспропорция. Не красила ее и дурацкая шапочка на голове, которую она натянула чуть ли не по самые глаза. Но для меня это было не важно. Я продолжал бы ее любить, даже если бы она стала в тысячу раз страшней.
-Ну так что?
Врать я ей не хотел, говорить правду тем более, поэтому я ответил затяжным поцелуем.
-Не уходи от ответа.
Я поцеловал ее еще раз.
-А так? – спросила она, осмелев настолько, чтобы снять шапку. Ее наголо остриженная голова была покрыта шрамами.
-Так ты похожа на кошачьего вожака, - ответил я, целуя ее в глаза.
-А ты похож на барбоса.
Точнее не скажешь. Пока Алина лежала в больнице, я оборбосился сильнее, чем сбежавшая из дома болонка. Не знаю, хорошо это или плохо, но я начисто лишен кобелестического духа. Поэтому, когда Алина попала в больницу, я не стал носиться по городу в поисках баб, как это делает большая половина моих женатых друзей, стоит им сорваться с цепи. Я работал, учился стрелять, изучал старинные книги… А так как мои занятия не требовали наличия правильного экстерьера, я себя запустил. Я был неделю небрит. Мои волосы не только недели две как мечтали о парикмахерской, но и не видели ни разу расческу с тех пор, как год назад я обрезал свою косичку. На мне была заляпанная чаем футболка и спортивные штаны с по-советски оттянутыми коленками.
Алина отправилась в ванную, «смыть с себя больничный дух», а я наскоро побрился, переоделся и принялся варить кофе.
Когда заметно повеселевшая Алина вышла из ванной в своем любимом халате и тапочках, кофе уже был на столе. Я пригласил Владимира к столу, но он тактично отказался, решив, что вдвоем нам будет лучше. Нельзя сказать, что он был неправ.
-Вот по чему я действительно соскучилась, так это по твоему кофе. Наверно даже больше, чем по тебе, - сказала Алина, сделав глоток и зажмурившись от удовольствия.
Выпив кофе, мы, не сговариваясь, встали из-за стола и пошли в спальню. Скинув халат, Алина юркнула под одеяло. Я присоединился к ней. Едва я оказался под одеялом, Алина прижалась ко мне, положив голову мне на плечо, и замерла в этой позе. Так мы и лежали. Она была неподвижной, а я гладил ее по ежику на голове. Я чувствовал, как некое опустевшее за время ее отсутствия пространство постепенно наполняется чем-то прекрасным, исходящим от Алины. Наполнившись, я отключился, улетев в те просторы, по которым гуляет нирвана.
Вернувшись из райского небытия, я нашел губами губы Алины. Она ответила на мой поцелуй. И только после этого я почувствовал, как во мне просыпается сексуальная страсть.
А потом, после того, как у нас все получилось, ее прорвало.
-Тебе рассказали, как это произошло? – спросила она. Во время телефонных разговоров мы эту тему не трогали.
-Олег держал меня в курсе.
-Отказ рулевого управления?
-Ага.
-И ты поверил?
-Нет.
-И правильно, что не поверил. В меня словно кто-то вселился. Как в кино. Я все понимала, но ничего не могла сделать, и когда это кто-то направил машину в столб…
-Ты им сказала?
-Нет. Они и без этого чуть не упекли меня в психушку. Решили, что я пыталась покончить с собой. Вот только нихрена у них не вышло это доказать.
-И тогда они выдвинули версию о неисправном рулевом управлении?
-Это они придумали для тебя. Меня они тестировали на предмет какого-либо воздействия. Сейчас полно всяких генераторов, которые сводят с ума.
-И что?
-Ничего. Я же как вспомню… - ее передернуло. – Я словно сошла с ума, вот только я не сумасшедшая. Я, ****ь, не сумасшедшая.
Она посмотрела на меня так, будто мой вердикт мог решить все.
-Нет, милая, ты не сошла с ума. Я знаю. Просто ты… - я осекся. Мне словно бы кто-то сказал, что если она узнает про Книгу - умрет. Вовремя заткнувшись, я прижал ее к себе и принялся целовать…
Постепенно жизнь начала возвращаться в привычное русло. У меня появилась пародия на распорядок дня. Я просыпался, завтракал с Алиной, работал над заказом, потом ехал в библиотеку, обедал в «Балкане» или «Кофемолке», возвращался в Аксай, медитировал минут тридцать-сорок, ехал на стрельбище, вернувшись, ужинал с Алиной, после чего мы шли гулять.
Алине тоже скучать было некогда. Позавтракав со мной, она отправлялась в пыточную, где над ней издевались инструкторы йоги, мастера лечебной гимнастики, массажисты, физиотерапевты, пластические хирурги… Благодаря этому титаническому труду ей хоть и медленно, но становилось лучше, а от шрама на щеке остался небольшой след, который со временем должен был практически исчезнуть. Как и я, домой она возвращалась только к ужину, после которого мы шли гулять.
Мы бродили по улицам Аксая, как какая-нибудь парочка из советских романов. Алина еще прихрамывала, и я поддерживал ее на ступеньках или на участках повышенной травматизации, которые имеются практически на каждом аксайском тротуаре. Мы бродили по улицам Аксая, предпочитая частный сектор в сухую погоду и асфальт в грязь, разговаривали ни о чем или просто молчали. Молчалось с Алиной великолепно, а для меня хорошо молчать намного важнее, чем хорошо болтать.
Владимир гулял с нами. Он шел чуть позади, чтобы не мешать нам ворковать. Похоже, эта часть работы ему нравилась.
Один-два раза в неделю мы встречались с моими друзьями. Принимали их у себя, ходили в гости или в кафе. Алина словно жила на необитаемом острове – к ней ни разу не то что никто не пришел - не позвонили не по работе.
Я уже сто раз успел пожалеть, что так поспешно отказался от услуг Владимира. Он имел прекрасное качество, наверно лучшее из тех, что бывают у других людей: Когда он был лишним или в нем не нуждались, Владимир не показывался на глаза, но достаточно было о нем подумать, он появлялся в пределах видимости. К тому же в его машине можно было не пристегиваться, что было приятной мелочью. Когда нас останавливали менты, он совал им под нос свое удостоверение, после этого они вытягивались по стойке смирно и брали под козырек.
Незаметно подошло время Владимиру складывать с себя полномочия по моей охране. Я собирался приступить к медитации, когда он, предварительно получив разрешение, вошел в мою комнату.
-Виталий Сергеевич, сегодня стрельбы отменяются, - сообщил он.
-Что случилось? – удивленно спросил я.
-Все, - ответил он.
-Что все? – окончательно растерялся я.
-Время вашей подготовки подошло к концу. Мне осталось повести последний инструктаж, выдать вам оружие и документы, и все.
От этих его слов мне стало грустно.
-Приступим? – спросил он, оставшись, как всегда, равнодушным к моему настроению.
-Давайте, - согласился я.
-Тогда держите, - он достал из кармана похожий на пульт управления автомобильной сигнализацией брелок и протянул его мне. – Это тревожная кнопка. Как только вы почувствуете, что вам может угрожать опасность, нажмите на кнопку. Одновременно с маячком на пульте диспетчера включится микрофон, и мы будем не только знать, где вы находитесь, но и слышать, что происходит вокруг вас. Главное, не бойтесь показаться трусом, и при первых же сомнениях в своей безопасности, будь то приближение пьяных подростков или перегоревшая лампочка в фонаре на улице, жмите, не задумываясь. В нашем деле перестраховка со стороны клиента только приветствуется. В случае ложного вызова вам достаточно позвонить по телефону диспетчеру и сказать, что все в порядке. А чтобы мы были уверены, что с вами действительно все в порядке, вам нужно будет сказать кодовое слово.
-Какое?
-Любое на ваше усмотрение.
-Тогда пусть будет «мутабор». Можно?
-Конечно, можно. Фиксирую: «мутабор». Записывать кодовое слово не надо. Если забудете его, ничего страшного. Поздороваетесь с ребятами, и все. Намного хуже, если оно попадет в чьи-то заинтересованные руки. Ну да, думаю, не мне вам это объяснять. С кнопкой понятно?
-Думаю, да.
-Отлично. Ну а если возникнут вопросы, смело звоните Олегу, он сделает все, чтобы вы получили необходимые ответы.
Теперь удостоверение. Держите, - он вручил мне красную книжку. – Оно дает вам право на ношение и применение по своему усмотрению огнестрельного или иного оружия, а также защитит от прокуратуры, милиции и прочих структур. Старайтесь им пользоваться только в самых крайних случаях, и тем же гаишникам, в случае чего, лучше давайте деньги, а если они запросят слишком много, подписывайте протокол. Потом сразу звоните нам. С этим, думаю, тоже все понятно.
Я кивнул.
-Тогда переходим к оружию. Пистолет свой вы уже знаете. Держите. – Он отдал мне пистолет. – Возможно, вам это покажется странным, но главным недостатком оружия является то, что оно делает своего обладателя более уязвимым. Оружие, как и пропасть, пугает и одновременно притягивает. Так что можете мне поверить, первое время вас так и будет подмывать попасть в ситуацию, где можно ловко выхватить пистолет и показать, на чьей улице сила. Так вот, если почувствуете, что идете у этого желания на поводу, лучше сдавайте пистолет, потому что ничего хорошего в этом случае от обладания им вас не ждет.
Лучшее решение этой проблемы – вообще забыть, что у вас есть оружие, и что вы можете дать кому-либо отпор. Обходите пьяные компании, не обращайте внимания на выпады в ваш адрес или оскорбления, не отвечайте на провокации. Пользуйтесь тревожной кнопкой. И главное, не забывайте, что стрелять в человека и стрелять по мишеням – это разные вещи, а так как по людям вы еще не стреляли, неизвестно, как вы себя поведете в случае необходимости. Поэтому, повторяю еще раз, лучше забудьте, что у вас есть пистолет. А если вам потребуется оружие, доставайте пистолет, только когда морально будете готовы стрелять. Не размахивайте им и не палите вверх, стреляйте сразу в противника. Цельтесь в средину тела, так проще будет попасть. А если вы даже промажете, противник тысячу раз подумает, стоит ли ему вас преследовать.
Выстрелили и сразу сматывайтесь. При первой же возможности звоните Олегу. Чем быстрее позвоните, тем быстрее мы все уладим. В общем, ваше главное оружие – телефон и тревожная кнопка, так что внимательно следите за состоянием аккумулятора в телефоне.
И самое главное, не попадите в сети безнаказанности.
-Об этом можете не беспокоиться. Я знаю, что ничто так не сокращает жизнь, как иллюзия собственной безнаказанности.
-Очень хорошо, что вы это понимаете. И еще… чуть самое главное не забыл! Когда вам понадобиться куда-нибудь поехать, хоть по личным делам, хоть по служебным, звоните Олегу, он пришлет машину. Куда скажете, туда и пришлет, и вопросов вам никто задавать не будет, так что постарайтесь обойтись без маршруток и такси. Теперь, кажется, все. Честь имею.
Мы пожали друг другу руки, и он покинул мой дом.
Каково же было мое удивление, когда утром за рулем приехавшей за мной машины, пришло время ехать в библиотеку, сидел Владимир собственной персоной.
-Приставлен к вам в качестве личного шофера, - отрапортовал он. - Возражений, надеюсь, нет?
-Какие могут быть возражения, - ответил я, виляя хвостом и прыгая от радости, - безумно рад вас видеть.
Видя мой восторг, Владимир чуть улыбнулся одними уголками рта. В его глазах на мгновения вспыхнули искорки удовольствия. Похоже, своим восторгом я ему все же польстил.
Новая глава
Когда стало достаточно тепло, мы с Алиной начали кататься на велосипедах, благо, сразу за Аксаем начинаются живописные поля, луга, озера, рощи… И если не обращать внимания на повсеместные кучи строительного мусора, можно от всей души наслаждаться видами. Мы то и дело вспугивали фазанов или куропаток, встречались с зайцами, а один раз видели лисицу.
К тому времени, как мы сели на велосипеды, Алина вырвалась из рук эскулапов. Шрам стал настолько незаметным, что, не зная о нем, вообще нельзя было догадаться о его существовании. От хромоты, как и от других последствий аварии тоже не осталось и следа.
Несмотря на то, что она пришла в порядок, Алину не спешили отзывать из отпуска, чему я был только рад. Наконец-то мне не надо было ее никуда отпускать!
В общем, я обрел тихую, спокойную жизнь. У меня было любимое занятие, была любимая женщина, был свой дом с закрывающим прочую часть Родины высоким забором, и была защищенность от всех постсоветских радостей, будь то пьяный гопник, мент или проверяющий из горгаза. Короче говоря, у меня было все, о чем я когда-либо мечтал.
Я одновременно был и не был счастлив. Меня не покидало ощущение того, что этот рай - передышка перед новой битвой, из которой я смогу выйти лишь со щитом или на щите. Я чувствовал себя геймером, который прошел очередной уровень игры и теперь готовится перейти на следующий. С каждым днем я все отчетливей чувствовал приближение перемен, и это ожидание сводило меня с ума.
Новая глава
Переходом на новый уровень игры стал сон.
Мы с Алиной ехали куда-то на машине. Ползли с черепашьей скоростью по слишком оживленной улице. Толпы народа, лотки, редкие автомобили…. За рулем был я.
Вдруг земля задрожала, а уши заложило от страшного грохота, как будто рядом взлетал мощный самолет. Люди бросились разбегаться, кто куда. Началась паника. Мне пришлось остановиться, так как продолжать движение было невозможно. Стало темно. Совсем низко над нами с огромной скоростью проносилась гигантская черная туча, состоявшая, казалось, из самой тьмы. Она была настолько низкой, что закрывала верхние этажи зданий. Туча была живой, чувствующей, видящей и мыслящей. Она посмотрела на нас, и мы вместе с машиной начали подниматься вверх.
-Прыгай! – кричал я Алине, но она не обращала на меня внимания.
Когда больше медлить было нельзя, я выпрыгнул из машины, предпочтя переломы знакомству с тучей. Машина взмыла вверх и скрылась во мраке небес, меня у самой земли вновь подхватила эта сила.
-Руку давай! – услышал я голос деда.
Он держался за фонарный столб, обхватив его руками и ногами, а точнее, ногами и одной рукой. Другую руку он протягивала мне. Я схватил его за руку, и он притянул меня к столбу. Мы держались изо всех сил. Грохот усилился. Голова разламывалась на части. Из носа и ушей у меня текла кровь, но ужас заставлял еще сильнее вгрызаться в столб, придавая мне новые силы.
И тут туча разверзлась, в небе стало светло, и над нами пронеслось нечто огромное, заслонившее на мгновение все небо.
-Нам надо поговорить, - сказал тогда дед. – Я приду. Жди.
Он пришел через две недели. Разумеется, тоже во сне.
В детстве я такими представлял себе острова из книг про пиратов: море или океан, песчаный берег, позади лес. Мы сидели с дедом на берегу у костра, на котором он готовил рыбу, а рыба у деда всегда получалась волшебной. Он умудрялся разделывать ее так, что она с виду казалась целой, но в ней не оставалось ни одной косточки. А вкус!.. Причем кроме соли, душистого перца и лимона дед не добавлял в рыбу больше ничего.
-Чтобы мясо или рыба получились действительно вкусными, - частенько повторял он, - надо взять хороший, свежий продукт и просто ему не мешать.
Усвоив этот урок, я научился неплохо готовить шашлыки, но по сравнению с дедом был бездарностью.
Дед творил рыбу, а когда он творил, будь то рыба или возрождение из мертвых какого-нибудь раритета, лучше было не путаться у него под ногами. Поэтому я чуть поодаль сидел на песчаном берегу и наслаждался легким теплым ветерком, наблюдал за закатом, смотрел на волны... Эта картина была настолько умиротворяющей, что еще немного, и я бы превратился в Будду. Но рыба оказалась готовой раньше, чем я познал суть вещей, и дед пригласил меня к столу.
-Налетай, - как обычно сказал он.
-Видишь это море? – спросил дед, когда я вернулся из мира воспоминаний в мир грез.
Он всегда, когда хотел о чем-то поговорить, сначала спрашивал, вижу ли я будущий предмет разговора, помню ли его. Спрашивал, а потом замолкал на несколько минут, словно давая мне время ознакомиться с предметом предстоящего разговора. И чем более знакомым был этот предмет, чем избитей тема, тем дольше выдерживал паузу дед. Помню, в детстве меня это бесило настолько, что зачастую я срывался на крик. Я чуть ли не со слезами на глазах начинал доказывать, что не надо делать из меня идиота, что я уже тысячу раз видел «эту книгу» или «давно уже знаю, что…», а если он не в состоянии это запомнить или понять, то пусть отправляется в клинику для идиотов.
После каждого моего взрыва дед сначала долго и с удовольствием смеялся, все это время я чувствовал себя последним придурком, затем каждый раз произносил одну и ту же фразу:
-Именно то, что мы, казалось бы, знаем лучше всего, на деле оказывается наиболее неизвестным.
И он был прав.
-Это море, - продолжил он после паузы, - как ни что другое наглядно иллюстрирует наш психический аппарат. То, что мы называем сознанием и ассоциируем со своим «я» на деле является пеной на гребнях волн. Сами волны – это наше индивидуальное бессознательное, а основная масса воды – бессознательное коллективное. Последнее – это сеть, объединяющая нас в единое целое, в человека как такового или в Адама. Помнишь, ты об этом писал:
Человек… Обычно, произнося это слово, мы представляем себе некое существо с одной головой, двумя руками и ногами (не будем сейчас говорить об увечьях или уродствах), и далее по списку, обладающее сознанием и, предположительно, душой.
При этом мы почти не задумываемся о том, что этот очевидный для нас взгляд на человека является исключительно результатом того, что наше сознание угодило в одну из наиболее коварных ловушек во вселенной: в ловушку времени. И если в пространстве наше восприятие способно относительно свободно перемещаться в пределах доступных ему трех измерений, то время мы воспринимаем, перемещаясь по нему в настоящем из прошлого в будущее.
В результате мы смотрим на человека как на человека в настоящем, как на человека в данный момент времени, как на временной фотографический снимок, как на предмет.
Понимание этого позволяет нам взглянуть на человека как на некий процесс (ведь каждый предмет по своей сути является процессом, скорость протекания которого слишком мала для нашего восприятия) предположительно от момента зачатия и до момента смерти, так как ни «до» ни «после» нам не известны.
Такая точка зрения позволяет понять, что человек – это далеко не отдельное существо, а некий структурный элемент, неотделимый от гораздо более сложного образования, а именно от Человека как такового или процесса, включающего в себя всех людей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать. Ни один из нас не возник на пустом месте, и, следовательно, все мы связаны друг с другом. Связующим звеном является зачатие, которое структурно соединяет родителей, создавая новую ветвь на теле гиперчеловека или Адама, назовем его так.
Но и это еще не все. При таком взгляде рождение не является началом, а смерть не является концом. Они превращаются в некие формообразующие элементы, определяющие как временную конфигурацию отдельного человека, так и его место на теле Адама.
А раз так, то все то, что мы воспринимаем как величайшие из бедствий: разгул стихии, войны, эпидемии… есть не более чем элементы формы Адама, образующие его облик.
-Роковой ошибкой человечества, - продолжал дед, - стало отождествление себя только с пеной морской. В результате люди сами отрезали себе путь в море, которое по праву принадлежит им. Обитателями этого моря являются так называемые сверхспособности, ставшие чудесным исключением только потому, что люди сами превратили себя в отрезанные ломти. При этом только каждый из нас сам для себя может исправить эту ошибку. Так вот, Виталик, пришло время исправить эту ошибку тебе.
-Но как?..
-Ты прекрасно знаешь, как, - оборвал меня дед, и я проснулся.
Я действительно знал.
Миллион лет назад, еще будучи студентом первого курса института, я попал на курсы саморегуляции. Тогда я благополучно все забросил, и вот теперь пришло время вспоминать.
Новая глава
Был выходной. Мы с Алиной и моими приятелями сидели в кафе. Пили пиво, разговаривали ни о чем. Мы засиделись часов до двух, и, придя домой, легли спать. Я отключился, едва принял устойчивое горизонтальное положение.
Приснился мне огромный, помпезный зал. Всюду колонны, лепнина, золото, скульптуры… Под ногами красный ковер. Я кого-то искал, причем спешил страшно, поэтому появляющиеся на пути произведения искусства меня интересовали исключительно с точки зрения безопасности. Наконец, после изматывающих блужданий по чуть ли не бесконечному залу я услышал гул голосов. Как я и предполагал, он стоял, окруженный начинающими литераторами, смотревшими на него с тем выражением на лицах, которое появляется у бездомных собак при виде жующего пирожок с мясом или котлету человека.
Маленький, тощий, с мордочкой дебила-алкоголика, в каких-то лохмотьях… Здесь он был всем и никем. Всем потому что все это великолепие всегда принадлежало только ему; никем потому что здесь он был лишь слугой и опорой для огромного красавца-попугая, гордо восседающего у него на плече и с царственным видом раздающего понравившимся литераторам похожие на визитки карточки с эпиграфами. Каждая карточка означала успех. Бесцеремонно расталкивая литераторов, я пробился к нему сквозь толпу.
-Зачем ты меня позвал? – спросил я.
-Пришло время понять, - ответил он.
-Держи, - вступил в разговор попугай, и всучил мне картонную карточку без каких-либо рисунков или надписей.
Зал сменило кафе. Я был там с Алиной и теми же друзьями, но во сне я внимательно смотрел на экран телевизора. В выпуске новостей показывали сюжет точь-в-точь повторяющий одно из моих заданий, а чтобы у меня не возникло сомнений, внизу по экрану бежала строка с моим текстом.
-Ну что, убедился? – сказал кто-то, стоящий за моей спиной таким зловещим голосом, что я проснулся от собственного крика.
-Не обписался? – съязвила Алина, которую мой вопль жестко вырвал из лап морфея.
-Блин, кошмар приснился.
-Помочь успокоиться?
-Сначала надо вернуть пиво.
Поцеловав Алину, я встал с постели и направился в туалет. Ни не мгновение не усомнившись в правдивости сна, я чувствовал себя живомертвым котом Шредингера. С одной стороны, я не мог поверить в происходящее; с другой - были факты, а против фактов, как говорится, есть только лом. Что в одно ухо влетает, а в другое вылетает? Правильно, он самый.
Разумеется, я читал массу историй о том, как писатели чуть ли не в мельчайших деталях описывают предстоящие события. Я знал, что Эдгар По написал рассказ про кораблекрушение, пережить которое удалось четверым счастливцам. Впоследствии их стало трое, так как одного пришлось съесть. А потом, через какое-то время действительно произошло кораблекрушение, пережить которое удалось четверым счастливцам, но одного из них впоследствии съели оставшиеся трое, причем имена реальных участников трагедии и героев рассказа совпали. Я знал и про «Гибель «Титана»», - вышедшую в свет книгу до появления «Титаника», в которой автор подробно описал сам «Титаник», его маршрут, гибель, и угадал многие имена членов команды и пассажиров. Знал про многие другие случаи. Но то, что я являюсь одним из провидцев… Такое не пришло бы мне в голову даже по хорошей накурке. И, тем не менее…
-Главное, не пори горячку, а медленно спустись с горы и отымей все стадо, - сказал я себе в туалете под аккомпанемент журчащей мочи. Поссав, я помыл руки и вернулся к Алине.
-Сегодня ты весь какой-то вздроченый, - сказала она, когда мы, слегка отдышавшись после занятия любовью, вновь заключили друг друга в объятия, но теперь уже для того, чтобы подарить друг другу оставшуюся после секса нежность.
-Не знаю. Наверно обострился писательский зуд. У графоманов такое бывает, - сморозил я первое, что пришло в голову.
Она больше ничего не спрашивала. Положив мне голову на плечо, она закрыла глаза. «Как бы мне хотелось, чтобы это был просто писательский зуд!» – думал я, гладя Алину по голове. Я уже забыл, когда у меня было последнее обострение. Я лежал, гладил Алину по голове, а в моем сознании складывалась или раскладывалась волшебная шкатулка с секретом, ключом к которому послужил увиденный краем глаза в кафе сюжет выпуска новостей. Меньше всего мне нравилось то, что я был одним из элементов этого механизма, этаким винтиком или шпунтиком, прямо как у Владимира Ильича.
Постепенно все встало на свои места, вот только места эти оказались перевернутыми с ног на голову, как в «Алисе в стране Чудес».
Как оказалось, дед открыл меня тайне (написать «тайну мне» было бы величайшей наглостью с моей стороны), позволившей мне научиться видеть не литературный сюжет, а схему человеческой жизни или лабиринт судьбы. И это не книжный сюжет, а наша жизнь состоит из линий предрешенности и узловых точек, попав в которые мы выбираем дальнейшее направление своей жизни. Возможность выбора обусловлена знанием самой возможности выбора и пониманием своего положения в лабиринте судьбы. Большинство даже не догадывается о такой возможности и слепо следует туда, куда их гонит ветер случайности. Хотя, наверно, те, кто в жизни сумел добиться максимума, интуитивно делали правильный выбор в нужных местах, тогда как все остальные лишь бесполезно тратили силы, стуча головой о линии предрешенности, и ничего не делая в точках выбора. Моя интуиция подсказывала мне, как поведут себя люди в той или иной ситуации, какой сделают выбор, и как надо себя вести, чтобы получить желаемый результат. Другими словами мои тексты были не только предсказаниями, но и достаточно четкими инструкциями, за которые люди отстегивали моим нанимателям должно быть огромные деньги. Хотя, что могут значить деньги по сравнению с возможностью делать правильный выбор! Не пойти туда, где тебя покалечат или убьют; вовремя нейтрализовать противника; получить высокий пост…
В своем судьбоносном романе я, скорее всего, описал чью-то будущую судьбу. Выяснив это, мои наниматели решили меня проверить, и когда поняли, что набрели на золотую жилу, окружили меня Алинами, Владимирами, Олегами, бабками и барахлом, чтобы я и дальше нес золотые яйца и не начал совать свой нос, куда не следует. Поэтому они так всполошились, когда та дура плюнула мне в лицо. Видно в фирме произошла утечка, и ей не только объяснили, что здесь почем, но и указали на меня пальцем. А раз так, то мне лучше не суетиться под клиентом, а осторожненько все проверить, - в конце концов, мало ли что человеку может присниться.
Поставив на этом мысленную точку, я заснул.
Новая глава
Едва дождавшись окончания завтрака, я бросился к компьютеру в надежде откопать в Интернете доказательства своего открытия. И только сев за ноутбук, я понял, что не знаю, что и как искать. Вольно или невольно мои наниматели предусмотрели подобный вариант развития событий. Все задания, над которыми я работал, были вырваны из контекста. Ни географических или иных названий, ни имен, ни адресов. Иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что… Оказавшись в шкуре Иванушки-дурачка, я почувствовал себя полным придурком. Конечно, голову мне никто не рубил, зато у меня не было ни Василисы, ни Яги, ни даже говорящей жабы.
Вместо них были «яндексы» с «гуглами», которые и при нормально сформулированном запросе ведут себя, как электронные Иваны Сусанины и вместо того, чтобы помочь в решении вопроса, окончательно дезориентируют доверчивого бедолагу в электронном пространстве. Не придумав ничего лучше, я зарылся в новостные ресурсы в попытке отыскать что-нибудь подходящее. Потратив полдня на разгребание новостей, я узнал, что кого-то посадили, что Отец народа очень мудро что-то сказал по какому-то специально организованному для этого поводу, и много других столь же интересных, полезных и увлекательных вещей, не говоря о подробном описании жизни звезд и жен олигархов.
Не найдя подтверждения того, что мои прошлые предсказания сбылись, я решил внимательно следить за всеми возможными откликами на свои будущие работы. Для того чтобы проверить насколько сбывается мой прогноз, описываемое событие должно быть достаточно значимым, чтобы попасть в выпуски новостей, а такие встречались не часто. Обычно приходили сюжеты о наследстве, кидалове в бизнесе и прочих мелочах, которые невозможно отследить.
Наконец, пришло подходящее задание с сюжетом о разборке между банкиром и помощником депутата, разинувших свои баскервильские пасти на один кусок каравая. Мне предстояло написать рассказ о том, как банкир ловко обводит вокруг пальца помощника депутата. Вариантов развития сюжета было несколько. Был среди них и такой, при котором банкир получал желаемый куш тихо и незаметно. Но то, что устраивало клиента, не устраивало меня. Мне нужен был такой поворот событий, который должен был попасть в выпуски новостей. Для этого нужно было организовать «помощь друга».
-Привет, - сказал я Олегу, - нужно решить один вопрос с последним заданием. Дело в том, что я вижу только два варианта развития событий. Вариант первый: банкир грохает политика. Если он все сделает правильно, будет в полном шоколаде. Второй вариант – политик грохает банкира. Ему это тоже сойдет с рук. Отсюда вопрос: что писать?
-Пока ничего не пиши. Я позвоню.
-Как скажешь.
Так я стал организатором убийства не сделавшего мне ничего плохого человека. Я чувствовал возбуждение, как при азартной игре, страх, что меня раскроют, страх, что я окажусь прав, страх, что я окажусь неправ... Не было в этом салате из эмоций только чувства вины и угрызений совести. Отдаваемого на заклание человека мне не было жалко, как никогда не было жалко убитых политиков и богатеев – товарищ Маркс был прав по поводу классовой неприязни. К тому же я не нажимал на спусковой крючок, не смотрел ему в глаза, не видел крови. Я всего лишь сочинял историю, которая, пока что только в моем воображении становилась чьим-то руководством к действию.
Олег позвонил через час.
-Пиши, о том, как банкир валит политика, - сообщил он.
-Будет сделано.
Теперь надо было привязать сюжет к реальным условиям. Теоретически я мог запросить у Олега дополнительные данные, но ничего конкретного он бы мне все равно не сообщил. К тому же, согласно официальной версии, я просто сочинял правдоподобные истории для готовых платить за это клиентов, или, говоря проще, работал литературным негром, а зачем негру реальная информация о клиенте, особенно, если дело идет о предстоящем громком убийстве? Как сделать его громким я уже знал.
Выход был только один: попытаться найти необходимую информацию в самом сюжетном лабиринте. Справиться с этой задачей оказалось намного проще, чем я предполагал. Правильно говорят: глаза боятся - руки делают. Мне понадобилось не больше пары часов, чтобы расширить сюжетную линию как в сторону предыстории, так и в сторону ее последующего воплощения; дать главным действующим героям имена, определиться с местом действия и даже вычислить дату убийства. Признаюсь, когда я составлял подробную инструкцию для убийцы, на душе у меня скребли кошки, но я спустил на них собак своей неприязни к представителям власти.
Теперь оставалось самое трудное – ждать. Целых три недели! И если первые две мне еще удавалось держать себя в руках, то в последние дни перед убийством я места себе не находил. Хорошо, что Алина уехала в командировку, иначе меня ждал бы полный провал в смысле рассекречивания. Но боги, случай, Книга или все сразу были на моей стороне.
Вспомнив, что на военных сборах мы гасили агрессию и раздражение ходьбой пешком, я начал каждый день делать по кругу вокруг Аксая, наматывая километров по десять по пересеченной местности максимально быстрым шагом. Официальных причин было две: от этого худеют, а я в последнее время заметно освинел; и это помогает думать.
Ночь перед убийством я почти не спал. Лишь только под утро провалился в полусон-полувидение.
Мне снился Гамлет, умоляющий Шекспира переписать пьесу.
-За что ты обрекаешь нас на это? – жалобно стенал он.
-Ты неправильно ставишь вопрос. Не за что, а зачем, – отвечал ему Вильям. – Затем, что без этого пьеса станет дерьмом, а дерьма в театре хватает и без меня.
Проснувшись, я ощутил себя, Алину, Виктора, Олега… всех и все вокруг персонажами и декорациями действа, которое господь-бог придумал для развлеченья. Весь мир – театр, но люди не актеры. Мы персонажи, герои произведения, и это объясняет все: насилие, вражду, несправедливость, войны… Без этого творение было бы скучной бездарной халтурой, а так оно тянет на черную комедию, в которой не до смеха только нам, персонажам. Но разве кого-то по настоящему способно огорчить безобразие, которое творится на страницах книг? И разве не смеемся мы над тем, над чем бы плакали, случись это с нами в реальной жизни? Вот так и богу глубоко насрать на все, кроме того, насколько его творение получилось интересным для него и для зрителей. И не об этом ли говорит нам книга Иова?
Наконец, пришло время включать телевизор.
-Спокойствие, только спокойствие, - повторял я себе с упорством Карлсона, беря дрожащей рукой пульт. – Они тебя видят. Наверняка видят.
Когда диктор произнес чуть ли не слово в слово написанный мной текст, меня тряхнуло так, словно я был парашютистом, севшим на высоковольтные провода. Когда моя обугленная, но не побежденная тушка опустилась на землю, я почувствовал себя господом-богом инкогнито. Хотя, скорее, я был современным аналогом главного предсказателя императора, без совета которого тот боялся лишний раз вздохнуть. В любом случае я был творцом человеческих судеб, и это было круче всего, что я до этого знал.
Не желая больше зависеть от случая и прочих капризов богов или демонов, я решил создать свою судьбу. Разумеется, я мог лишь сознательно выбирать те или иные варианты, но, тем не менее, я был одним из немногих зрячих в царстве слепых, и не воспользоваться этим было бы верхом идиотизма. А заодно я прописал биографию Алины, узнав не только грядущее, но и всю ее подноготную: сколько, с кем, когда, как… Я мог сколько угодно детализировать каждый случай, замедлять или ускорять действие, просматривать весь процесс чуть ли не покадрово в своем воображении.
Вот только я не стал делать ничего подобного. В детстве, когда мне хотелось стать волшебником, научиться читать мысли или сделать так, чтобы сбывались все мои желания, мне попалась в руки книга, автор которой рассуждал о том, что подобные чудеса являются скорее проклятием, чем даром. Тогда я посчитал его идиотом и не стал дальше читать «эту муть», но позже я убедился в его правоте.
Возьмем хотя бы чтение мыслей. У каждого из нас чуть ли ни ежесекундно в голове мелькают мысли, которые мы ни за что бы не согласились высказать вслух. Я говорю не столько о тех мимолетных гадостях, которые мелькают в нашем сознании даже по отношению к тем, кого мы искренне любим, сколько о порожняке, который ментальной жвачкой жуется у нас в голове. А теперь представьте, что все вокруг говорят все, что творится в их сознании. По-моему, это кошмарнее, чем быть рядом с тем, от кого не ускользает ни одна твоя мысль. Хуже этого может быть только исполнение желаний. Не верите, тогда подумайте, насколько бы несчастней была ваша жизнь, если бы сбылись все те глупости, о которых вы когда-либо мечтали, и это не говоря уже о тех вещах, которые мы желаем сгоряча.
Ничуть не лучше обстоят дела с предсказаниями, гаданиями и пророчествами. В этом я успел убедиться на собственном опыте, когда несколько лет назад попытался освоить гадание на картах. У меня стало неплохо получаться, и пока моя жизнь была достаточно ровной и скучной, мне это нравилось. Когда началась полоса неприятностей, я понял, что выпадающая «плохая» карта наводила на меня гораздо большее уныние, чем сами неприятности. Тогда я понял, что с ударами судьбы надо справляться по мере их появления, и чтобы больше не отравлять себе жизнь ожиданиями беды, я выбросил карты в мусор.
Конечно, простое гадание или предсказание уже ожидающих тебя событий - это одно, а способность изменять свою судьбу, уходя от неприятностей и следуя за удачей – совсем другое. Возможно, это так, однако примером того, что бывает, когда тебе слишком сильно везет, служит история царя Поликрата, правившего Самосом примерно в 535—522 годах до нашей эры и превратившего свой остров, как считал Геродот, в сильнейший полис в Элладе.
Поликрат славился тем, что ему всегда и во всем везло, за что его прозвали Счастливым. Патологическое везение не радовало Поликрата, считавшего, что каждому из нас боги отмерили положенное количество удачи и неприятностей, а раз так, то запас его удачи должен вот-вот исчерпаться, и тогда на него обрушатся все уготованные богами несчастья.
Чтобы хоть как-то разбавить свою удачу несчастьем, он по совету египетского царя Амасиса бросил в море любимый перстень с изумрудом. Через несколько дней рыбаки поймали рыбу, в желудке которой обнаружили царский перстень. Поликрат понял, что боги не приняли его дар.
И действительно, вскоре у него начались неприятности, а в 522 г. персидский сатрап Орот заманил Поликрата в Магнессию, где, по мнению одних историков, он был посажен на кол, а по мнению других - распят.
О подглядывании за Алиной не могло быть и речи. Уже сама мысль о копании в ее грязном белье была мне отвратительна. К тому же любая попытка узнать ее тайны в лучшем случае все оставила бы на свих местах, а в худшем – испортила бы наши отношения. Да и что я мог такого узнать или изменить?
В прошлое лезть было бесполезно. На то оно и прошлое, что его не изменишь, а раз так, чего туда лезть? Узнать, с кем, когда и сколько? Зачем? В любом случае именно это прошлое позволило ей стать такой, какая она есть в настоящем. К тому же надо либо принимать человека со всеми его потрохами, либо отвергать. Алину я давно уже принял и считал подарком судьбы. Да и любовь не может существовать без взаимного уважения, а уважая Алину, я автоматически с уважением относился и к ее желанию иметь свои секреты.
В будущее мне тоже лезть не хотелось. Менять что-либо, когда и без того все хорошо, глупо. А если впереди ждет разочарование, зачем отравлять свое «сегодня» знанием о неприятностях «завтра»? По мне так буддисты совершенно правы: все наши несчастья происходят оттого, что вместо того, чтобы наслаждаться благополучием текущего момента, мы либо изводим себя постоянными прокручиваниями в голове прошлых проблем, неприятностей и обид, либо воображаемыми бедами будущего.
Судьбы мира и Родины меня вообще не волновали. Тем более что каждый из нас живет не на планете Земля, не в России, а на участке в несколько квадратных километров в окружении сравнительно небольшого количества людей. И если вершить судьбы мира или страны мы не властны, то сделать достаточно обитаемым свой мирок в наших силах. Мой меня устраивал на все сто, а если что-то работает нормально, нечего туда лезть.
Короче говоря, мой гиперманиакальный недуг оказался скоротечным, и уже через три дня от Манечки Величко остались одни воспоминания. Из богов я сначала разжаловал себя в пророки, а потом в гадатели. Что с того, что вместо карт, кофейной гущи, астрономических явлений или линий на руке я гадаю по некой литературной карте судьбы? И чем мой сюжетный лабиринт, если уж на то пошло, отличается от лабиринта линий на ладони или сюжета раскладки карт? Мультиреальностью? Так наверняка те же высококлассные хироманты способны разглядеть несколько возможных вариантов развития событий и направить клиента в нужном направлении. В общем, несмотря на всю экзотичность моего метода, я был всего лишь хорошей, высокооплачиваемой гадалкой. К возвращению Алины из командировки я уже был здоров.
Она вернулась настолько уставшей, что даже не крикнула, как обычно, едва войдя в дом: «Привет! Ты дома?» - а молча вошла, бросила куртку на кресло в гостиной и плюхнулась прямо в сапожках на диван. Только после этого она позвонила мне на мобильный.
-Я дома, - сообщила она.
Я сидел за ноутбуком. Нажав кнопку «сохранить», я рванул в гостиную, точно заждавшийся хозяйку пес.
Алина была уставшей, растрепанной, а красные глаза и синяки вокруг них говорили о том, что она почти не спала. Она нередко возвращалась из командировок в состоянии выжатой вместо лимона канарейки. А еще Алина была растерянной или даже потерянной, а этого раньше я за ней не замечал. Сколько я ее знал, она всегда держалась так, словно полностью контролировала ситуацию. Ее растерянность настолько меня поразила, что я в нарушение всех наших неписанных правил спросил:
-У тебя все нормально?
-В пределах допустимого, - ответила она. – Свари кофе, а? Ты не представляешь, какую муть мне приходилось пить все эти дни. Я так соскучилась по хорошему кофе, что будь у меня полцарства, не задумываясь, отдала бы их за чашку.
-Жаль, что у тебя нет полцарства, - прокомментировал я ее слова по дороге на кухню.
Когда я вернулся с подносом, на котором компанию кофе составили сыр, масло и разогретые в микроволновке венские булочки, Алина была устало-сонно-довольной.
-Ноги просто гудят, - призналась Алина между первой и второй булочкой, - в жизни столько не ходила пешком.
-Сейчас исправим.
Допив в два глотка свой кофе, я сел на диван возле ее ног, снял сапожки и занялся массажем, вспомнив «Криминальное чтиво». На лице Алины появилось кошачье выражение блаженства. Мне даже показалось, что я слышу мурлыканье.
-Ладно, хватит, - томно сказала она минут через двадцать, а то я вырублюсь прямо здесь, а мне еще надо принять душ и позвонить. А еще бы я съела по-настоящему вкусный ужин.
-Тебя держали на сухом пайке? – спросил я.
-Если бы! Черствый хлеб и килька или шпротный паштет. Бррр. Жуткая дрянь.
-Куда пойдем ужинать?
-Оставим этот вопрос на после душа, - решила она, нехотя вставая с дивана.
Уже в ванной, раздевшись до трусов, она все же решила сначала позвонить, поэтому вернулась в гостиную, где в кармане куртки лежал телефон.
-Ты так смотришь, как будто ни разу меня не видел, - сказала Алина, заметив мой плотоядный взгляд.
-После такого поста… к тому же на тебя всегда приятно смотреть, - сморозил я.
-Так кто ж тебя заставлял поститься? – съязвила она, пытаясь за стервозностью скрыть полученное от моих слов удовольствие.
-Извини, но я хочу только тебя.
-Послушай, я только вернулась с работы, - капризно ответила она и, взяв телефон, сказала в трубку «да». Затем разорвала соединение и отправилась в ванную.
-Принеси, пожалуйста, полотенце, - попросила она через 15 минут.
Обычно мы им не пользуемся, но в тот раз я взял с полки самое большое и самое мягкое полотенце. Закутав в него Алину, я взял ее на руки и отнес в спальню. Я поставил ее на кровать, тщательно вытер и уложил в постель. Затем принялся целовать ее с головы до ног, пока она не набросилась на меня, как львица на антилопу, но вместо смерти результатом ее атаки стала охватившая нас дикая, первобытная страсть…
-Сегодня можно туда, - сообщила Алина, когда мы приблизились к кульминации, а когда я разрядился (она в очередной раз кончила чуть раньше), мы перевернулись на бок так, чтобы он не выпал, и в таком положении, продолжая лениво ласкаться и говорить милые глупости, незаметно для себя провалились в посткоитальный сон…
Я проснулся первым. Алина спала, положив голову мне на плечо, и мило посапывая мне в ухо. Чтобы ее не разбудить, я решил не двигаться, пока она не проснется. Сначала я думал о своем дурацком сне, – мне приснились поющие булочки, которые поют, пока ты их ешь, - потом мысли завертелись вокруг судьбы. Я представил лабиринт в виде сложно разветвленной сети игрушечных железных дорог с развилками в точках выбора. По ним сновали поезда-люди, а кто-то переводил стрелки по своему усмотрению. Машинисты поездов не замечали, что проезжают через развилку, и думали, что едут по единственно возможной дороге. Поэтому им не приходило в голову воспользоваться пультом для переключения стрелок, которым оснащен каждый поезд. Возможно, так даже лучше. Ведь если каждый начнет по своему усмотрению переводить стрелки… Вот уж действительно трудно придумать более идиотский аргумент, чем «а что если все так начнут поступать?»! А что если все станут дантистами? Или учителями? И что, никто не должен быть учителем и дантистом? Мы до сих пор существуем на этой планете, потому что каждый занят не тем, чем другие.
Проснувшись, Алина сладко потянулась, потом зевнула и только потом открыла глаза.
-Ты колючий, - капризно произнесла она.
-Ну, Солнышко, ты же не сообщила, что возвращаешься. Вот если бы ты звонила по дороге домой…
-Не дождешься! – оборвала она меня тем шутливым тоном, за которым зачастую скрывается здоровенная доля правды.
-Тогда придется терпеть.
-Не хочу терпеть.
-Се ля ви.
-А ты разве не можешь всегда меня ждать? Тебе что, трудно?
-Ты же знаешь, бритье для меня – подвиг, а подвиги нельзя совершать впустую.
-Ну и ладно, - на мгновение наигранно надулась она, и сразу же заявила: - я хочу есть.
-Куда пойдем? – спросил я.
-А давай никуда не пойдем. Я так хорошо пригрелась в постельке. Давай ты чего-нибудь приготовишь, побреешься и принесешь сюда. А потом я подарю тебе себя. Хорошо?
-Что приготовить?
-Что-нибудь побыстрее. Я не хочу тут одна долго ждать.
-Побыстрее только яичница.
-Давай ты сам все решишь, хорошо?
Алина терпеть не могла отвечать на лишние вопросы.
-А мне, когда мы спали, приснилась судьба, - решила рассказать Алина за ужином, и ее слова заставили меня вздрогнуть от этого совпадения, - представляешь, я увидела судьбу в виде невообразимо огромного количества рук. В каждой было по одному из объектов вселенной. Одни руки держали галактики, другие – звезды, третьи – планеты. В руках у четвертых были мы, люди, а какие-нибудь миллиардно-миллиардные руки держали атомы и частицы. Все это многообразие объектов в руках судьбы было не более чем набором аксессуаров для ее замысловатого танца. В моем сне она танцевала перед абсолютным ничто, выдергивая оттуда объект за объектом всего лишь для того, чтобы вновь отправить их обратно. Я как завороженная смотрела на этот танец, а кто-то, кого я не видела, прошептал мне на ухо: «В руках судьбы ты видишь ее фантазии». И тогда я каким-то чудом увидела, что судьба действительно танцует перед своей фантазией, которая и есть это бескрайнее ничто, и что все, даже ее танец, даже она сама, не говоря уже о нас, есть не более чем мимолетные отблески фантазии перед абсолютным ничто.
Новая глава
Убедившись в том, что мое маленькое расследование осталось незамеченным, я поспешил вернуться к привычному распорядку жизни. Предложи мне кто в тот момент таблетку, после которой я бы окончательно забыл о своем открытии, я выпил бы ее, не задумываясь. И дело здесь не в том, что теперь я знал, что пишу не о каких-то литературных героях, а о живых, реально существующих людях, чья судьба зависит от моих слов. Тем более что от меня зависело лишь, как мой клиент станет решать возникшую проблему, и если он морально готов к любым действиям, включая физическую ликвидацию неугодных, он и без меня прибегнул бы к помощи человека с ружьем. Короче говоря, совесть мне спать не мешала. Не мешает же она стратегам бросать людей в бой или на не менее опасное мирное дело вроде строительства узкоколеек или ликвидации последствий аварий на АС, а там потерь значительно больше, чем у меня. Понятное дело, что если упереться лбом в мораль, можно сказать, что стратеги действуют во благо Родины или великой цели, а я просто рублю бабло, вот только все эти блага Родины и великие цели - слова, за которыми скрывается гипертрофированное чувство собственной важности. Так что на уровне мотивации мы равны.
Зато питаемый воображением страх не давал мне покоя. А что, если они все же поняли, что я знаю? Что если они просто ждут? Что если?.. Я понимал, что все мои «если» - легкая форма паранойи, но ничего не мог с собой поделать. Единственным средством от страха было ощущение собственной полезности, которое давало мне хоть какую-то надежду на то, что в случае чего я смогу защитить себя и Алину, по крайней мере, от рук своих нанимателей.
Окончательно решив, что мое благополучие и благополучие близких людей намного важнее благополучия всех остальных, я поставил точку в вопросе о «слезе ребенка». Да, я готов жертвовать другими ради себя, а вы нет? Если так, то вы идиоты. И я жертвовал счастьем тех, кто стал поперек дороги моим клиентам, ради возможности жить тихой, спокойной жизнью, максимально лишенной всяких сюрпризов и приключений. Вот только у Фортуны на этот счет были отличные от моих взгляды. Она взялась за меня по всем правилам искусства войны, и в качестве разведки запустила сны. Первым был сон про поющие булочки.
Второй был еще сюрреалистичней: Я шел по одной из аксайских улиц вдоль пятиэтажной малосемейки, окна первого этажа в которой были настолько низко расположены, что подоконники находились на уровне моей груди. В одном из них я увидел Алину. Судя по ее домашнему халату и по тому, как она возилась в шифоньере, я понял, что она дома. «Так вот где ты живешь!» – подумал я. В следующее мгновение рядом со мной появился мальчик дошкольного возраста.
-Дядя, мне надо домой, - сказал он, - ты поможешь?
Он хотел, чтобы я помог ему влезть в окно. Во сне это было совершенно естественно.
За то время, что я разговаривал с мальчишкой, Алина покинула комнату, и там летала похожая на курицу птица. Она была чуть более изящной, имела хвост, как у фазана, и могла маневрировать, как колибри. На спине у курицы сидел зверек, похожий на гибрид крысы и кота. Он сидел, как победитель на белом коне во время посвященного его победе парада: спина прямая, осанка гордая. Так как ни седла, ни поводьев у курицы не было, зверек держал руки свободно опущенными вдоль тела.
Засмотревшись на эту невидаль, я не заметил, как Алина вышла из дома. Зато она заметила меня сразу.
-Эй ты! – крикнула она мне тем вульгарно-пьяным голосом, который обожают возомнившие себя крутыми малолетние шалавы быдлятского сословия. – Какого хера тебе здесь надо, и как ты вообще меня нашел? Ты что, следил за мной, урод?
Повернувшись на голос, я увидел Алину размалеванной и одетой, как это принято у дешевых проституток. Она была настолько пьяна, что еле держалась на ногах. В руке у нее дымилась сигарета, добавляющая к образу Алины еще больше вульгарности.
-Алина?.. Это ты?.. Что ты здесь делаешь? – спросил я, ошарашенный ее видом.
-Не твое собачье дело, - ответила она. - Что хочу, то и делаю, а ты вали отсюда нахрен, чтобы я больше тебя здесь не видела. Ты понял?
Новая глава
Он заявился часов в восемь.
-Ты кого-нибудь ждешь? – недовольным голосом спросила Алина, когда нас разбудили вопли домофона.
-А ты? – ответил я вопросом на вопрос, вставая с кровати.
Мысленно обложив матом раннего гостя, я нажал на кнопку домофона и сонно пробурчал:
-Кто там?
-Это Паучек (через е без точек сверху). Человек со смешной фамилией, - представился он так, словно мне его фамилия должна была что-то сказать.
-Ну и? – спросил я.
-Вам разве не сообщили? – удивился он.
-Нет. А кто должен был сообщить?
-Мне поручено передать вам посылку. Сказали, вы будете в курсе. Наверно, я рано пришел.
-Наверно, - не стал я с ним спорить.
-Мне зайти позже, когда вам сообщат?
-Да ладно, я сейчас выйду, - решил я. Мали ли когда этот тип решит приехать в следующий раз. И что за необходимость ждать какое-то сообщение?
-Это просто замечательно! – оживился он. - А то мне совсем некстати ехать в ваш район.
Еще раз обматерив курьера, я надел штаны, накинул куртку и вышел из дома. Несмотря на то, что день обещал быть хорошим, утром было свежо. Открыв калитку, я увидел плюгавенького мужичонку предпенсионного возраста. В руках у него был сверток размером с томик «Войны и мира». Посылка была тщательно завернута в посылочную бумагу.
-Держите, - сказал он, вручая мне сверток.
-Я должен где-нибудь расписаться или еще что?
-Нет, ничего не надо.
-Тогда спасибо, - сказал я и закрыл калитку.
Вернувшись в дом, я подумал, что неплохо было бы ему дать немного денег. Пока я разговаривал с курьером, Алина встала и перебралась на кухню. Сонная, она была похожа на восставшего мертвеца из фильма пор зомби.
-Кого там хер приносил? – спросила она.
-Какой-то странный курьер привез мне посылку.
-От кого?
-Не знаю.
-Что значит, не знаю?
-А то и значит, что на ней нет ни адреса, ни имени отправителя.
-А кто принес?
-Какой-то сумасшедший курьер.
-Ты хоть его документы видел.
-Нет, а зачем?
-Зачем?! Неужели ты не понимаешь, что в этом свертке может быть все, что угодно. Как ты можешь так халатно относиться к вопросам собственной безопасности?
-Я думаю, что тому, кто захочет меня грохнуть, вовсе не надо прибегать к столь экстравагантному способу. Гораздо проще расстрелять меня из машины.
-Когда ты уже поймешь, что это не шуточки?! – разозлилась Алина.
-Ну хорошо. Если хочешь, я вынесу сверток из дома во двор и позвоню Олегу, чтобы он прислал специально обученного свертковскрывателя.
-Я хочу, чтобы ты сначала думал, а уже потом что-либо делал. Свари лучше кофе, - сменила она тему разговора.
-Сейчас, только посылку отнесу.
Пока я относил в кабинет посылку и варил кофе, Алина приготовила нам по паре бутербродов. Несмотря на то, что этот слегка крупный разговор, как говорят гадалки, нас немного взбодрил, ели мы молча, вяло и механически. Точно два слегка подвисающих робота на лужайке из свежескошенной металлической стружки.
После еды я перебрался к себе в кабинет и занялся свертком. Справившись с упаковкой, я извлек на свет книгу. Обычную современную мелодраматическую муть из жизни бизнесменов, приехавших покорять Москву провинциалок и прочих милых сердцу особо тупых домохозяек персонажей. Никаких сопроводительных записок в посылке не было. «Странный способ избавляться от мусора», – решил я.
От раннего подъема и всей этой нелепости у меня разболелась голова. Пришлось принимать баралгин. Делать ничего не хотелось, поэтому я лег в постель. Поворочавшись минут десять, я незаметно для себя провалился в сон.
Приснился мне карнавал в одном из дворцов времен Наполеона. Всюду дамы, кавалеры, музыка, танцы, шампанское… На мне была римская тога и сандалии. На лице – маска. Под ручку со мной шла красавица в платье, стоимостью с пару поместий. Мы медленно переходили из зала в зал, раскланивались с теми, кто нам казался знакомым, после чего моя спутница нашептывала мне на ухо последние сплетни о встреченных людях.
Кружа по дворцу, мы искали человека, ради встречи с которым пришли на этот маскарад.
-А вот и он! – радостно сообщила мне спутница, увидев человека в костюме звездочета.
Он тоже нас заметил, и мы двинулись, медленно преодолевая людской поток, навстречу друг другу.
-Познакомься, дорогой. Это господин Паучек,– представила спутница звездочета.
-Почту за честь познакомиться с вами, - сказал я ему, когда она назвала мое имя.
-Правда, смешная фамилия? – спросил он.
-Вам должно быть виднее, - ответил я.
-Вы снова меня не помните? – поинтересовался вдруг Паучек.
-А мы разве встречались? – ответил я вопросом на вопрос.
-Не далее как сегодня утром. Я передал вам послание.
-Так это вы подарили мне книгу? – вспомнил я.
-Ну что вы. Я только курьер. Автор послания Книга. Вы понимаете, о ком идет речь?
-Думаю, да.
-Тогда вы должны понимать всю ценность страницы, которую она отдала вам.
-Страницу? Но там был увесистый том.
-Страница 691. Только она имеет значение.
-Страница 691, - повторил я за ним.
-Страница 691, - повторила моя спутница, - не забудь об этом вспомнить по ту сторону сна.
-Вы точно все поняли? – спросил Паучек, и посмотрел так, словно хотел просверлить меня взглядом насквозь.
-Думаю, да, - ответил я.
-Тогда вам надо спешить. Ожидание не будет вечным.
-Я понимаю.
-Тогда поторопитесь. Никто не знает, как долго двери будут оставаться открытыми.
-Он прав, дорогой, тебе пора, - прошептала мне в ухо спутница. – Поспеши.
Меня разбудила Алина.
-Я уезжаю, - сообщила она, - возможно, надолго. Если хочешь, могу попить с тобой чаю. Я бы тебя не будила, но не хочу уезжать, не попрощавшись, - грустно добавила она.
-С тобой все в порядке? – встревожился я.
-Работка ждет не из приятных. Ничего, бывало и похуже, - она натужно улыбнулась. - Иди готовь чай.
Едва закипела вода, телефон Алины сообщил, что ей пора. Я проводил ее до машины. На душе было тоскливо. Ни шампанского, ни «Женитьбы Фигаро» мне не хотелось.
Оставался заваренный чай. Прежде чем сесть за стол я пригрозил вслух:
-Сейчас я попью чай и вернусь к твоей посылке. Я помню, страница шесть, девять, один. Но если с Алиной хоть что-то случится, я пошлю тебя к черту раз и навсегда.
На странице 691 была скверного качества иллюстрация: Рисунок карандашом или в карандаше. Нелепое огромное помещение с громоздким стулом посредине. Я не знал, что делать с рисунком. Спросить было не у кого, а за мою несообразительность могла ответить Алина. Сыграв с книгой в мартышку и очки, я попытался прочесть ее, как орнаменты в старинных книгах, но у меня ничего не вышло. Сдавшись, я тупо уставился в рисунок, решив ждать подсказки. Раз Книга или кто-то там еще хочет, чтобы я «прочел» это послание, пусть позаботятся обеспечить меня соответствующей инструкцией.
Я так и не понял, когда произошло перемещение. Мгновение назад я смотрел на рисунок, а потом вдруг понял, что стою в нарисованном месте. В голову полезли мысли о Лоре Палмер из «Твин-Пикса», которая похожим образом попала в какой-то вигвам. Я находился внутри идеальной каменной полусферы размером с футбольный стадион вместе с трибунами. Ни дверей, ни окон, ни рисунка, при помощи которого я мог бы вернуться назад. Камень был идеально гладкий, как хорошая гипсовая штукатурка, но имел песчаный цвет. Несмотря на всю его каменность, сквозь него беспрепятственно проникал солнечный свет и пахнущий сиренью воздух. Посреди полусферы стояло творение безрукого шизофреника в период обострения болезни.
Осознав, что я замурован в этой каменной полусфере, что не знаю куда вляпался, я впал в ступор. А когда слева от меня на расстоянии вытянутой руки, то есть точь-в-точь по Кастанеде сгустилась и приняла человеческую форму тень, я был в миллиметре от реактивного психоза.
Для тени мое появление не было чем-то необычным. По крайней мере, она повела себя так, словно каждый день встречалась там с доверчивыми придурками, опрометчиво соглашающимися взять невесть кем присланную бандероль.
-Привет, - сказала тень. - Добро пожаловать в Зал Посвящения. Вы получили необходимую подготовку и сдали первый экзамен, совершив квантовый переход через дверь точно в срок. Для начала я бы советовал вам освоиться, походить по залу, познакомиться с креслом, дать ему вас принять, чтобы в следующий раз вы смогли бы уже приступить непосредственно к делу. Так что не буду вам мешать, – сказав это, тень начала рассеиваться.
Поняв, что сейчас она испарится, а я так и не узнаю главного, я завопил во весь голос:
-Стой! Подожди!
-Всегда к вашим услугам, - ответила тень, снова сгустившись. – Если вам так будет удобно, можете говорить тише.
-Конечно, извини.
-Не стоит извиняться. Чем могу помочь?
-У меня есть вопросы.
-Задавайте. Желательно по одному.
-Как я смогу вернуться домой?
-Очень просто. Для этого вам понадобится всего лишь сесть в кресло и представить себе дом, или любое другое место, куда вы захотите отсюда попасть.
-А если у меня не получится представить себе дом?
-О, извините, я не так выразился, о доме достаточно просто подумать.
-Понятно, - начал успокаиваться я, - а если у меня еще будут возникать вопросы, я смогу с вами как-нибудь связаться?
-Для этого достаточно подумать обо мне и позвать вслух.
-Как мне вас называть?
-Как угодно. Здесь именем является любое слово, которое поизносишь, когда о ком-то думаешь.
-Понятно. Спасибо за ответы.
-Я могу идти?
-Да, конечно.
Мое паническое настроение исчезло вместе с тенью, словно она забрала его с собой. Почувствовав себя осматривающим достопримечательности туристом, я сделал пару кругов вдоль стены полусферы. Этого вполне хватило, чтобы потерять к залу ожидания или посвящения всяческий интерес. Меня даже перестало удивлять, что непрозрачный камень свободно пропускает свет. Не удивляет же нас то, что растения без всяких насосов поднимают воду на хрен знает какую высоту и вроде бы без известных нам органов чувств легко находят воду, еду, свет и чувствуют наши мысли.
Устав бродить по залу, я, морально приготовившись ко всем ожидаемым тяготам и лишениям, уселся в каменное кресло. Стоило мне сесть, как оно чуть ли не мгновенно преобразилось, приняв наиболее оптимальную для моего тела форму. К тому же оно оказалось таким мягким и теплым, каким может быть только камень. Я понимаю, что эти слова выглядят чушью, но в той реальности нет ничего теплее и мягче камня. Вскоре я расслабился до такой степени, что перестал чувствовать тело. Исчезло все. Не было больше ни тела, ни времени, ни пространства, ни мыслей, ни чувств…
Очнулся я у себя в кабинете. Я спал сидя за столом, уткнувшись носом в страницу 691. От неудобной позы мое тело затекло, а голова разболелась. Чтобы прийти в норму, я решил немного пройтись. Дальше гостиной я не ушел. Там меня ждал дед. От такого сюрприза я вытаращил глаза, открыл рот и уселся на ступеньку лестницы между первым и вторым этажами.
-Хорошо устроился, - как ни в чем не бывало заметил дед, и эта будничность его слов заставила меня прийти немного в себя.
-Как ты сюда попал? – выдавил я из себя.
-Ну, во-первых, не я сюда попал, а ты. Твой дом – это защитный кокон, который сумело сплести твое сознание, чтобы оградить себя от смерти. Я говорю сейчас не о смерти тела, а о смерти сознания, что в тысячу раз хуже. И если бы тебе удалось выйти…
-Подожди, - начало до меня доходить, но разве мы сейчас не дома?..
-Дома, дома, - рассмеялся дед, - вот только дома не у тебя, а у меня, в межпиксельном пространстве, которое обычно от твоего сознания отделяет бездонное море коллективного бессознательного. Это наш мир, мир Книги, мир чистой информации…
-Подожди, но ведь я уже несколько раз сюда приходил… или нет?
-Тебя приводили во сне, а это совсем другое дело. Мы создавали для твоего сознания интерфейс в виде сновидения и закладывали в твой визит гарантированную дорогу домой. Сейчас ты, как тот хрен, что грохнул Минотавра, забывший дома нить.
-Это все чертова посылка! – догадался я.
-Что еще за посылка? – оживился дед.
-Утром ее привез какой-то курьер.
-Случайно не Паучек?
-Он самый, а ты откуда его знаешь?
-Он работает курьером с момента написания Книги. Его она выбрала первым.
-А по нему не скажешь.
-По тебе тоже многого не скажешь… ну и что он привез?
-Книгу. Какой-то детектив или женский роман, уже не помню. Вообще-то там была только одна ценная страница, а остальное…
-И что за страница? – перебил меня дед.
-Рисунок. Какая-то крышка от сковородки с жуткого вида седалищем посредине, - я настолько пришел в себя, что смог острить.
-И что дальше?
-Инструкции к ней не было… Короче говоря, не знаю как, но она отправила меня туда. Там я имел беседу с тенью. Потом сел на это седалище и, как рекомендовала мне тень, представил себе дом. И вот я здесь.
-Хочешь добрый совет? – спросил дед.
-Я хочу домой, - ответил я.
-Никогда не говори и не думай про того Тень в женском роде. Он может обидеться, и тогда тебе достанется по полной, - проигнорировал мой ответ дед.
-Но ведь тень женского рода.
-Этот Тень мужского. И вообще, что тебе дороже, твоя жизнь и рассудок или какая-то грамматика?
Ответ на этот вопрос был настолько очевиден, что я не стал его озвучивать.
-Запомни, - нравоучительно произнес дед, - Тень – это здешний Харон, и если он не захочет, ты не сможешь попасть, куда нужно. Уясни это на всю оставшуюся жизнь, иначе она у тебя сможет оказаться короткой.
Вместо ответа я тяжело вздохнул.
Дед словно прочитал мои мысли:
-Я бы ни за что не стал тебя в это втягивать, да и сам бы не полез в это дело, но Книга не оставляет нам выбора – ты ведь уже это прошел, знаешь?
Я согласно кивнул.
-Ладно, о делах поговорили, теперь давай о деле: Раз мы встретились, значит, тебе пора кое-что узнать. Насколько я понимаю, ты воспринимаешь себя как классного гадателя или пророка, - сказав это, дед внимательно уставился на меня.
-Что-то вроде того, - согласился я.
-Я тоже сначала так думал, пока Книга не заставила понять, что все обстоит иначе. А так как намеки она делает весьма жестко, я лучше расскажу тебе сам. На самом деле только чтение Лабиринта Судьбы является предсказанием или гаданием. Когда ты выбираешь тот или иной вариант пути и потом это дело описываешь, ты, тем самым закрепляешь свой выбор. Проще говоря, написанное слово становится судьбоносным.
-Скажи дед, а что ты еще обо всем этом знаешь? – спросил я, решив воспользоваться случаем в полной мере.
-Для тебя сейчас важно лишь то, что ты уже знаешь. Излишние знания будут только мешать.
-Но дед… - попытался капризничать я, но он меня жестко оборвал:
-Помни, кто задает правила игры, - сказал он.
-А о моих нанимателях ты хоть можешь что-либо сказать? Кто они, что знают, что мне от них ждать?
-Свари-ка ты лучше кофе, - сменил тему дед, - давно не пил нормального кофе. А здесь он должен быть в точности, как у тебя дома.
-Тогда пошли на кухню, - позвал я.
Пока я готовил, дед молча за мной наблюдал, словно я делаю что-то архиинтересное или архиважное. За кофе он немного разговорился.
-Кстати о птичках, теперь ты можешь больше не читать книги. Твое сознание созрело для прямого контакта, и когда она захочет что-то сказать или наоборот, послушать, что скажешь ты, она призовет тебя в тот зал с единственным стулом. Так что будь готов к этому в любую минуту.
-Я что, должен таскать этот рисунок всегда с собой?
-Он тебе больше не понадобится. Теперь ты знаешь дорогу, а если что, Тень всегда придет на помощь. Только вспомни о нем.
-Не помешаю? – спросил Тень, материализовавшись прямо на кухне.
-Кофе будешь? – поинтересовался я.
-Благодарю за заботу, но мне вполне достаточно аромата и присоединения к твоему чувству наслаждения.
-Так ты наслаждаешься вместо меня? – спросил его я.
-Зачем вместо тебя, - обиделся Тень, - я что, вор какой? Я наслаждаюсь с тобой. Это похоже на то, как один человек с удовольствием играет музыку, а другой, слушая ее, испытывает такое же удовольствие.
-В таком случае ты не только не воруешь, но еще и преумножаешь удовольствие.
-Все верно, - согласился со мной Тень.
Конечно, я не специалист в физиогномике теней, но мне показалось, что он воспринял мои слова как комплимент или приятную лесть. Решив воспользоваться подходящим моментом, я спросил:
-А как мне отсюда вернуться домой?
-Нет ничего проще. Дождись, когда захочешь спать, ложись и спи. Проснешься ты уже дома.
-А если я не хочу спать?
-Тогда тебе еще рано отсюда уходить. Тебя ждет что-то еще.
-Похоже, ты не рад моему подарку, - решил Тень, спустя пару минут.
-Какому подарку? – не понял я.
-Вот этому, - он обвел руками дом. - Все это я создал для тебя, чтобы ты в случае чего смог выбраться сюда, получить дополнительное время, пережить наиболее болезненные минуты и так далее. Здесь ты можешь находиться хоть целую вечность, а потом вернуться в то мгновение, когда вышел сюда или позже, например, если тебе будут удалять зуб или бить тебя ногами.
-А как я сюда попаду?
-Ответ у тебя в компьютере. Я имею в виду твой компьютер здесь.
Я не хотел покидать Тень и деда, но они сами на этом настояли:
-Иди, - сказал дед, - здесь лучше не упускать шансы.
-Все правильно, - поддержал его Тень, - здесь все еще более эфемерно, чем там, в том твоем мире. Так что ты иди, а мы тут пока посекретничаем.
Поняв, что они выпроваживают меня с кухни, я одним глотком допил кофе и отправился в свой кабинет.
Ноутбук был включен. Через весь экран бежала строка: «Следуй за мной!».
Ниже была инструкция:
1. Запомни хорошенько эту картинку. Бегущая строка – твой проводник.
2. Когда захочешь сюда вернуться, вспомни ее, Представь то место, куда она уходит с монитора.
3. Проследуй за ней.
4. Делай это регулярно до тех пор, пока не научишься мгновенно переноситься в межпиксельное пространство.
-А теперь ложись спать, - услышал я голос Тени, и мне так сильно захотелось спать, что я с большим трудом добрался до спальни.
Не раздеваясь, я рухнул поперек кровати и мгновенно провалился в глубокий сон. Проснулся я раздетым, в постели. Рядом лежала Алина. Она сладко посапывала во сне и счастливо улыбалась. Она спала, а я лежал рядом и любовался ею, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить. Как же я хотел, чтобы все мои фантастические приключения, как и работа Алины оказались кошмарным сном!
Незаметно для себя я заснул, а когда проснулся, ее уже не было в постели. Милая хозяюшка, она жарила блины.
-Привет, - сказал я, обнаружив ее на кухне, - а мне приснилось, что ты уехала в длительную командировку.
-Командировку отменили. Когда я вернулась, ты спал, как убитый. Решила тебя не будить.
«Похоже, сегодня я все сделал правильно», - промелькнуло у меня в голове.
И тогда мы сделали то, о чем давно мечтали, но не решались даже заговорить. Мы выключили телефоны, отключили домофон, заперли двери и зашторили окна. Отгородившись от внешнего мира, мы достали из закромов бутылку хорошего вина, приготовили бокалы, порезали сыр…
Мы пили вино, разбавляя его неторопливыми поцелуями, занимались любовью, просто лежали обнявшись, говорили о всякой ерунде… А когда совсем уже не было сил бороться со сном, капитулировали, прижавшись друг другу.
Проснулся я во второй половине дня. Алины рядом не было – она работала в гостиной за ноутбуком.
-Привет, - сказал я и поцеловал ее в губы, - как спалось?
-Великолепно, - ответила она.
-Надеюсь, ничего страшного за это время не случилось? – полушутя спросил я. Мало ли как могли работодатели отреагировать на нашу самоволку.
-Нет, но мне надо немного поработать. Кофе сваришь?
-Конечно, радость моя.
Как мне сейчас кажется, за завтраком Алине было не до меня. Она механически ела приготовленную мной яичницу с помидорами, думая о чем-то своем. Пару раз она ответила мне невпопад. Но тогда я был слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание.
Управившись с завтраком, Алина быстренько умотала в гостиную, оставив меня дежурить по кухне. Когда я убрал со стола и помыл посуду, она ушла в работу.
-Не мешай, ладно? – пресекла она мою попытку вступить с ней в контакт. – Мне надо закончить…
Наш разговор с дедом к тому моменту окончательно вылетел у меня из головы. Как я уже говорил, применять свои способности по отношению к себе или Алине я не собирался, а что до судеб чужих людей, взвесив все «за» и «ну его на фиг», я решил не заморачиваться ни на чем, и просто выполнять работу наилучшим образом. Поэтому мне было глубоко фиолетово, отгадываю я будущее или создаю.
Я не сразу заметил, что сижу в каменном кресле. На этот раз оно сразу же приняло наиболее подходящую для меня форму, в результате мне было настолько удобно, что я практически не чувствовал ни его, ни тела. Кресло помогало мне войти в трансовое состояние, обеспечивая неподвижную расслабленность тела и покой ума.
Мое состояние было великолепным. Я готов был сидеть так до самой смерти, но донесшийся сзади шорох пергамента возвестил мне о приходе Чтеца.
-Готов ли ты слушать? – спросил меня Чтец, вежливо кашлянув перед этим.
Я хотел ответить «всегда готов», но мой рот отказался повиноваться. Вместо этого он торжественно произнес:
-На все воля ее.
-Тогда приступим, - решил Чтец.
Он начал нараспев читать свой манускрипт на очень древнем, незнакомом мне языке, и, несмотря на то, что на уровне сознания я не понимал ни слова, перед моим внутренним взором предстало видение из имевшей место сотни тысяч лет назад, жизни.
Я видел зал заседания. Двадцать три атланта, высший совет в полном составе внимательно слушал докладчика. Они были настолько отличными от нас, что моя психика попросту стерла их образы из памяти, так что я ничего не могу сказать о том, как они выглядели.
-И что, ничего нельзя сделать? – спросил первый из двадцати трех.
-К сожалению те-прим излучение невозможно экранировать.
-Как много времени нам осталось? – спросил, не дослушав, второй атлант.
-По нашим подсчетам чуть более пятидесяти лет.
-За это время в науке и технологии произойдет настоящий переворот, а если мы бросим все резервы на изучение и устранение данной проблемы…
-Не думаю, - ответил докладчик, - хотя в качестве утешения и для предотвращения паники в случае утечки информации, а за пятьдесят лет она обязательно произойдет, эта версия сгодится.
-То есть, вы гарантируете, что через пятьдесят лет мы все будем уничтожены те-прим излучением? – решился задать главный вопрос третий из двадцати трех.
-Боюсь, вы правы, - ответил докладчик.
-Не все так мрачно, господа! – уверенно произнес еще один атлант, входя в зал заседания. – Похоже, нам удалось найти решение данной проблемы.
-Хотите сказать, что уважаемый Епрп ошибается в своих выводах? – резко спросил вошедшего первый из двадцати трех.
-И да, и нет, - ответил тот. – В том, что касается участи нашей плоти, он, безусловно, прав, но у нас еще есть время, чтобы сохранить наши сознания, которые со временем смогут вновь обрести тела. И если вы, уважаемые двадцать три, и вы, уважаемый Епрп, дадите мне слово, я готов рассказать вкратце, как это сделать, а уже через неделю предоставить вам необходимые расчеты.
-Мы слушаем, - сказал первый из двадцати трех.
-Благодарю вас…
У меня сначала пропал звук, а потом и изображение. Похоже, Чтец это заметил. Он прервал чтение.
-К сожалению, вы можете осознать лишь то, что возможно перевести на язык вашей психики, - пояснил он, - и я бессилен что-либо сделать. Разве что так…
После этих слов он вновь зашуршал манускриптами и вскоре продолжил чтение.
Я увидел нечто похожее на кинохронику. По всей Земле кипела работа. В спешном порядке возводились пирамиды и другие мегалитические сооружения, а под землей на глубине нескольких километров строился опутывающий всю планету лабиринт, которому предстояло стать основным хранилищем сознания атлантов. Но превращение нашей планеты в хранилище сознания было половиной дела. Оставалось найти тех, кто, когда придет время, запустит механизм возрождения атлантов. Для этого они запустили программу развития наших предков в нужном для них направлении.
Закончив читать, Чтец удалился. Я остался сидеть в кресле. То, что я увидел…
Я давно уже не считал человека вершиной творения, не говоря уже об образе и подобии бога, но узнать, что мы созданы лишь для того, чтобы, когда пробьют часы, перевести в нужное направление рубильник… Для меня это было слишком. От информационного шока или от воздействия на меня этого места, мне было хреново. Меня тошнило, трясло. Хотелось повеситься или напиться. Кажется, меня даже вырвало.
-Извини, но тебе пора, - услышал я голос Тени, который вывел меня из оцепенения. – Это тяжело только вначале, - сообщил он. - Потом твоя нервная система перестроится, и ты сможешь впитывать информацию без побочных явлений.
Я ничего не ответил.
-Держи, - он дал мне маленькую таблетку.
-Что это? – спросил я.
-Адаптор. Пей.
-А запить?
-Может тебе еще и блинов с икрой? Пей давай.
Не успел я положить таблетку в рот, как все симптомы исчезли.
-Помочь вернуться? – предложил Тень.
Я кивнул.
Тень щелкнул пальцами, и я проснулся в своем кабинете. Я спал, положив голову на стол. Чуть дальше работал ноутбук. Несмотря на то, что по моим ощущениям прошло несколько часов, экран еще не успел потухнуть.
Звонил мой мобильник.
-Да, - сонным голосом сказал я, нажав на нужную кнопку.
-У тебя все нормально? – услышал я встревоженный голос Олега.
-Да, а что? – насторожился я.
-Трубку чего не берешь?
-Заснул за работой.
-Бывает, - успокоился он.
-Ага, - согласился я.
-Я тебе скинул заказ. Нужно сделать сегодня. Взгляни, и сообщи, получится или нет. Позвони мне в любом случае.
-Хорошо, - ответил я.
-Заказчик не из простых, поэтому постарайся.
-Ты же знаешь, я делаю все, что могу.
-Знаю, но это особый случай.
-Хорошо, - ответил я и прервал связь.