Полосатого котенка Урсика нашли у реки, где крутила любовь с диким камышовым котом его домашняя родительница. Он был один-одинешенек: ни братьев, ни сестер. Но прожил в нашем доме красавец недолго: неведомая болезнь одолела его, да так скоро, что мы даже не успели даже обратиться к ветеринару. Семья пребывала в трауре. Кусок в горло не лез, так тосковали по любимцу. Поэтому, когда нам позвонила наша знакомая, которую мы окрестили Иркой-собачницей, поскольку о кошках она отзывалась демонстративно пренебрежительно, хотя сама, помимо собак, держала породистого кота, мы все дружно сосредоточились. Ирка сказала, что ее подруга хочет отдать, как это обычно говорится, «в хорошие руки», персидского котенок. Немедленно отставив все свои дела, мы с женой помчались по оставленному адресу. Вдруг кто-то окажется расторопнее нас? Но все обошлось! И это неважно, что я любил исключительно серых кошек. Сердце мое готово было принять даже кота клетчатого, лишь бы это событие произошло поскорей.
Мы не сразу обнаружили объект нашей заинтересованности, когда вошли в комнату. Котенка пришлось искать, и нашелся он за батареей парового отопления. Когда я попытался его оттуда вынуть, он проявил необычайную для своего роста и возраста прыть: комком вывалился из укрытия, метнулся в сторону, вскочил на горшок с пальмой и попытался скрыться за ее стволом. Теперь завладеть им не составляло труда. Я взял в руку маленькое оранжевое тельце, в котором по - воробьиному билось сердечко, и пытался определить достоинства и недостатки кандидата на освободившуюся в нашей семье вакансию. Глазки – ма-а-аленькие янтарные бусинки, большие уши, короткий и кривой, колечком, хвост, загнутый вниз, как у слона хобот. Котенок предпринимал необычайно энергичные попытки освободиться. Оказавшись на паркетном полу, таким же желтым, как он сам, резво прыгнул в сторону, выгнул спину и, прижав уши, сделал несколько прыжков вбок. Примечательным было то, что положение лихо загнутого хвоста во время движения не менялось.
«И вы утверждаете, что его родители – персы?», - вежливо обратился я к хозяйке.
«Самые, что ни на есть. Просто, мы в свое время родословную не захотели оформлять, вот теперь раздаем. Последний котенок из четырех остался»,- пояснила она.
«А на маму взглянуть можно?»
«На Дусю-то? В принципе, можно, но мы отвезли ее на дачу. Она нам такой концерт из-за этих котят устроила! Дуся у нас - трехцветка, а котята разные получились»
«И серые были?», - осторожно спросил я, приняв решение этого рыжего не брать,- «Я люблю котов, серых и пушистых»
«Были! Два серых и одна девочка - трехцветка»
«Ну что ж, значит не судьба! Подождем следующих. Только вы уж нам первым сообщите, чтоб можно было выбрать!», - попытался я свернуть разговор.
Присутствовавшая при этой сцене жена хранила молчание, полагая, что мое решение окажется разумным.
«Вот так! Никто не хочет его брать! Вы уж третьи будете. Невезучая наша Дуся. Одного мертвого принесла. Другого - во сне придавила. Девочка красивая была, но родилась со срощенным задним проходом, так мучилась, бедная! И этот вот – переводня! В кого только уродился?»
А «переводня» продолжал резвиться на полный ход. Он, то наступал на невидимого врага, то, смешно подкидывая задние лапы, убегал, выказывая полное свое равнодушие к происходящему.
«Нет! Ты только посмотри на этот хвост!»,- воскликнула тут жена,- «Никогда в жизни таких хвостов у кошек не видела!»
Я посмотрел.
«А ведь этот рыжий уродец счастлив», подумалось мне,- «Сколько энтузиазма! Толку, что Урсик был красавцем. Может, правильно говорят, что не родись красивым… »
Я четко представил, как мы вернемся с пустыми руками домой, и что скажет на это наша дочка. К тому же, мне стало жаль малыша: от мамы отняли, братики-сестрички погибли, сам из себя – крошечный, но уже с характером, даже голоса не подаст! Его отчаянное жизнелюбие на мрачном фоне тяжелого наследства выглядело необычайно трогательным.
Я посмотрел на жену. Она настолько увлеклась котенком, что перестала обращать на наш разговор внимание.
«А хвост! Это же надо такой хвост иметь!», - задорно вскричала жена.
«Мы забираем его!», - громким голосом доложил я о своем решении хозяйке, нагнулся, пощелкал пальцами и позвал : «Кс-кс-кс!»
На мой призыв котенок отреагировал своеобразно: сначала укрылся за пальмой, потом залег за хозяйский тапочек и, наконец, снова залез за батарею, восстановив таким образом «статус кво» на момент нашего прихода.
Сделка состоялась, и, заплатив символическую сумму размером в один доллар, я отправил рыжего в плетеную корзинку. Домой возвращались не спеша. Дело было сделано, и новый член нашей семьи возился под тряпкой, упрямо пытаясь выбраться на волю. Моя рука мягко возвращала его на место, отрывая крошечные когти, словно репейник, от стен корзины.
«Это – Симба! Король-лев!», заявила наша семилетняя дочурка, освобождая рыжее создание от тряпицы, которую он успел подцепить когтем в процессе высвобождения из корзины.
«Вот уж, действительно, король!»,- усмехнувшись, подумал я.
А жена озвучила вслух: «Переводня это беспородная! Глазки ма-а-а-ленькие!» Она вернула на прежнее кошачье место кормушку и заварила молочную смесь. Наконец-то все вернулось на свои места! Теперь, даже в наше отсутствие, квартира продолжала существовать: в ней находился Симба. Отныне, возвращаясь, мы попадали не в мертвую тишину, а в живое жилье, где нас встречал весело скачущий рыжий комок со своим кривым хвостом – хоботом. Существо, которому дозволялось абсолютно все. И прощалось все тоже.
Котенок рос, отрабатывая все, положенные котятам, шалости. А когда достиг восьми месяцев, нам посоветовали его кастрировать, дабы он мог избежать участи своего предшественника. Оперировали его на кафедре сельхозинститута.
«Теперь, наверное, он станет скучным и неинтересным?»,- высказал я свое предположение хирургу.
«Фантики будет гонять», - парировал мой выпад врач.
Когда после операции Симбу принесли домой, он, едва очнувшись от наркоза, заваливаясь то на один, то на другой бок, направился к кормушке и принялся за еду. Наблюдая за ним в последующие дни, я начал сомневаться, а делали ли ему операцию вообще? Поведение рыжего озорника ничуть не изменилось. Он, как и прежде, продолжал драться с крысами, в бесчисленных количествах водившимися в подвалах и сараях стоящих по соседству старых домов, и, также настойчиво, пытался проникнуть на территорию слесарной мастерской, находившейся под охраной цепного пса-изверга с несуразной, для своего морального облика, кличкой Шарик. Для этого Шарика не существовало ни своих, ни чужих, так что было непонятно, кто и каким образом смог вообще посадить его на цепь. Он разорвал в клочья трех дворовых кошек! И однажды, когда Симбе почти уже удалось пролезть под забором на территорию злющего пса, я ухватил кота за рыжий хвост и силой вытащил наружу.
«Дурак ты, Симба! Он ведь разорвет тебя!»,- укорял я своего приемыша, а тот щурился от такого же рыжего, как он сам, солнца и пытался почесать о мою руку нос. Никакого чувства благодарности! Как будто ничего не произошло.
К своему совершеннолетию Симба превратился в редкостного, с густой, как овчинный полушубок шерстью, и пушистым хвостом, красавца. Он жаждал воли и неустанно предпринимал попытки к бегству, которые территориально ограничивались, к нашему большому везению, только переулком. Он с легкостью перемахивал через ограду палисадника, проникал на территорию гаражей и исчезал в соседних подворотнях. Но лишь стоило мне взять в руки веник, выйти на открытое место и позвать Симбу, налегая на шипящее с-с-с, как рыжая молния, мелькая между трубами и скользя по гребням крыш, спускалась на землю и оказывалась у моих ног. Его желтые круглые глаза таращились на меня ,светясь изнутри самой, что ни на есть, невинностью. Да, ругать его было совершенно не за что! Иногда Симба, заметив, что его ищут, прятался за гаражами и в узких просветах между ними, с интересом наблюдая за процессом. Развлекался! Может быть поэтому, когда он пропал по-настоящему, мы не сразу кинулись его искать? Участие в поисках приняла вся семья. Но, сколько ни выходил я с веником на середину улицы, сколько ни звал, все было без толку. До позднего вечера мы с сыном лазали по крышам гаражей с электрическими фонариками и выкрикивали имя Симбы на все лады, а сердце, почему-то, подсказывало, что все напрасно. Ни к чему не привели и опросы соседей.
«Да вы знаете, сколько машин в наших гаражах за день бывает? И не сосчитать! Увезли, как пить дать!»,- ворчал старенький сторож дядя Вася.
Так прошел день, потом другой, третий… Вечерами мы всей семьей писали объявления о пропаже, сулили вознаграждение. В округе не осталось ни одного столба, либо подворотни, где не светился бы белый лоскут с информацией о пропаже рыжего кота с кривым хвостом и янтарными глазами. Его чашка всегда была полна молока на случай, если он внезапно вернется. От всего этого становилось еще грустней.
«Все! Больше ни одного животного в моем доме!», говорила жена, вытирая платком заплаканные глаза нашей дочурки.
Чтобы хоть как-то развеять наше горе, однажды, мы всей семьей отправились в гости к Ирке-собачнице, владелице симбиного дедушки, отца кошки Дуси.
Огромный серый кот персидской породы с толстыми, словно набитыми изнутри щеками носил импортное имя «Беккер» и нисколько не походил на своего рыжего внука. Беккер имел такой хулиганистый вид, как будто только что вернулся с «гоп-стопа». Для полного завершения бандитского образа ему не доставало поношенной, надвинутой на самые глаза фуражки. Его разорванное левое ухо свидетельствовало о крутизне характера и непримиримости нрава, поломанные усы казались неестественно короткими.
«Представляете? Я варила одиннадцать куриных голов на газовой плите, чтобы покормить своих собачек, а достала из кастрюли только восемь. Куда, думаю, еще три головы подевались? Глядь, а у этого гада все усы обшмалены! Это он их оттуда выудил, из кипящей-то кастрюли! Это еще что! По весне купила полкило свежих огурчиков и оставила авоську в кухне на полу, возле батареи. Через час возвращаюсь с собачками с прогулки, ни одного огурца нет. Все этот паразит замаламурил!», - жаловалась Ирка, а «паразит» лежал на диване и умиротворенно щурил янтарные, такие же, как были у Симбы глаза. От одного только вида этих знакомых глаз на душе становилось еще поганей.
«Нет, все-таки нужно было Беккера продать! Мне в Москве за него штуку долларов предлагали», продолжила Ирка.
«Штуку за кота?»,- удивился я, хотя сам готов был отдать за своего Симбу гораздо больше.
«Так у него родословная на два листа! Беккер фон Берта… и еще целая куча немецких имен. А хотите следующего алиментного котенка я вам подарю? Тоже будет «фон»?»
Такая уж образовалась традиция, по крайней мере, в нашем городе, что владельцу кошачьего отца полагалось отдавать одного котенка из числа родившихся, на выбор.
«Нет уж, Ира! На наш век хватит. Переживай еще за них, этих животных, и так есть чем заняться», парировала моя супруга.
Когда мы пришли домой, она первым делом убрала прочь кошачью кормушку, вылила молоко и тщательно вымыла чашку.
«Нужно будет все это Беккеру подарить, видела я, из чего он пьет, а это специальная, из зоомагазина»,- прокомментировала супруга свои действия.
Прошло два месяца. Признаться честно, иногда я подумывал о том, не завести ли нам котенка, но лишь только заводил об этом речь, как жена беспрецедентно обрывала меня. Посещать время от времени птичий рынок и осторожно гладить чужих котят, вот и все, что оставалось делать нам с дочкой. Да, может оно и к лучшему? Слишком уж привязывают человека к себе все эти кошки, морские свинки, хомячки и даже, кто бы мог подумать, крысы!
«Купите себе эту улитку, и вы не будете знать горя!»,- услышал я как-то громкий призыв из аквариумного ряда на рынке. До чего все просто! Может, действительно следовало воспользоваться этим советом?
Однажды вечером, мне стало невыносимо тоскливо и муторно. Очень захотелось побыть одному на воздухе. Я открыл дверь, вышел в палисадник, посмотрел на ярко сияющие звезды и полной грудью вдохнул в себя вечернюю прохладу. Свет падал из открытой настежь двери прямо в переулок и освещал прилегающую к нашему двору часть улицы.
«Дверь нужно немного прикрыть, а то еще комары налетят»,- подумал я, повернулся, и внезапно увидел два полыхнувших в темноте желтых огонька. Что бы это могло быть? Я направился в направлении источника и обнаружил на асфальте какой-то темный комок, напоминавший при слабом освещении брошенную шапку-ушанку. Да, но время года! Какие тут шапки могут быть? Не без опаски, я протянул вперед руку, пошарил ею и нащупал нечто живое, мохнатое и теплое.
«Симба?!»,- вырвался у меня крик. Боясь в очередной раз обмануться, как это часто бывало, когда мне приходилось замечать на улице рыжих кошек, я взял находку на руки и вынес на свет. К сожалению, это существо, отдаленно напоминавшее кошку, совершенно не походило на нашего огненного красавца. Свалявшаяся комками шерсть, кусочки налипшей грязи. Лапы животного разбиты, а туловище покрыто ранами и ссадинами, старыми и совсем свежими. Я опустил его на пол. Хвост! Загнутый, как хобот у слона, некогда пушистый хвост! Такой мог быть только у нашего Симбы! Судорога прошла по исхудавшему кошачьему телу. Покачиваясь на слабых лапах, Симба и направился к тому месту, на котором должна была находиться его кормушка. Охнув от неожиданности, жена кинулась к шкафу и вынула оттуда чашки, которые, мы еще не успели подарить Беккеру. Я судорожно принялся перебирать продукты в кладовой, отыскивая пакет с кошачьим кормом.
Симба пил молоко долго, с перерывами. Потом, также долго хрустел кормовыми орешками. И, наконец, обессиленный, лег, закрыл глаза и уснул. А мы, тем временем, приготовили все необходимое, чтобы его вымыть и расчесать, выстричь колтуны и смазать зеленкой раны.
Нам так и не удалось узнать, что приключилось с нашим Симбой, и сколько километров ему пришлось преодолеть. С тех пор прошло четырнадцать лет. Он заматерел и немного состарился. Я не задаюсь ученым вопросом о том, думают ли животные. Мне известно об этом из первоисточника. Они не только думают, но еще и хитрят. Эти дипломаты знают наверняка, какие действия следует предпринять, чтобы получить желаемое от человека, который так слабо, по их мнению, поддается дрессировке. Кошки очень терпеливы и настойчивы. Утро. Симба приходит ко мне в постель и ложится на грудь. Он довольно тяжел, мне хочется еще немного поспать, и я поворачиваюсь на бок. Но маневр не помогает, коту все равно удается взгромоздиться на меня! Это означает, что ему пришла пора завтракать. После завтрака он умывается, потом приближается ко мне и делает вид, что пугается каждого моего движения, пускаясь при этом наутек. Мы играем с ним в прятки и догонялки: то я за ним побегу, то он за мной, цепляя лапами за ноги. Набегавшись, он засыпает на моей кровати, а проснувшись, истошно мяукает, призывая на прогулку. Его крик «а-у», без буквы «М» звучит так раздраженно и требовательно, что приходится подчиниться. Симба пулей вылетает за дверь, поскальзываясь на повороте, и ожидает меня у входа. После своего счастливого возвращения он больше не гуляет один. Вот мы не спеша идем по дорожке. Симба время от времени оглядывается, проверяя мое присутствие. Я усаживаюсь в саду на стуле, а кот начинает свой обход. Сначала ему нужно спугнуть голубей. Это - самое легкое. Потом спугнуть белку и внимательно проследить, за ее временным бегством из родного гнезда. Проверить содержимое кустов так же необходимо. Вот он встретился с ежом, они обнюхали носы друг у друга, после чего еж свернулся клубом, а Симба, даже не тронув колючий шар лапой, проследовал дальше. Однажды он поймал мышь-полевку и весело с ней играл, пока я не вмешался и не освободил насмерть перепуганную кроху. Симба всегда готов погнаться за стрекозой или бабочкой. Но что это? Совершив несколько прыжков на месте, кот пытается кого-то поймать! Подхожу поближе и наблюдаю охоту за кузнечиком. Какая ловкость нужна, чтобы настичь его мохнатой лапой в воздухе! Есть! Поймал! И отправил кузнеца в рот, да так проворно, что я и глазом не успел моргнуть. Наблюдать за поведением кошек чрезвычайно интересно и познавательно. Дело в том, что повадки у всех представителей этого семейства одинаковы. Точно так же, как наши кошки, ведут себя и тигры, и львы, и пумы. Они также охотятся, играют, зевают и чешут когти. Разве что за кузнечиками не скачут, да «мяу» у них такие, что мороз по коже. Но подают они их в тех же ситуациях, что и домашние кошки.
Когда мы возвращаемся с прогулки, Симба молча ведет меня к своей кормушке. Она полна, но мой рыжий друг знает, что после прогулки ему полагается что-нибудь вкусненькое, витамины, к примеру. Перекусив, кот отправляется спать, настойчиво призывая меня к себе. Иногда я иду ему навстречу и устраиваюсь с книгой в кресле. Симба располагается рядом. Он обнимает мою руку и громко мурлычит, не отпуская ее из своих объятий. Я с ним, я – бестолковый член его прайда. А он ответственен за меня. Такая вот идиллия. Если же я ухожу на работу, то вечером Симба встречает меня, просится на руки и, припав к плечу жалобным тоном «рассказывает» о прошедшем дне, как ему было плохо, как его, бедного, все обижали. По крайней мере, выглядит все именно так. Это неправда, что кошки не распознают своих хозяев. Распознают, и еще как! И хозяева не остаются в долгу перед этими живыми игрушками. Да, они не поддаются дрессировке, как собаки. Зато важны, самостоятельны, исполнены собственного достоинства. Необычайно чистоплотны и очень дорожат своей независимостью. Недаром на знаменах Спартака была изображена в качестве символа свободы кошка.
Никогда не забуду запаха детской чистоты, исходящей от его шкурки, которую я целовал, уткнувшись плачущим лицом в рыжий мех. "Прости",- еле выдавил я из своего сдавленного горла и передал Симбу медсестре. Сердце мое разрывалось на кусочки и не позволяло проводить дорогое мне существо до самого конца, и если бы я остался с ним, то нас оказалось бы двое по ту сторону жизни. "Поверьте!Вы делаете ему хорошо!",- уверяла врач,-"Мы можем оставить его в стационаре.Мы можем,вымучив его, восстановить кислотно-щелочной обмен. Но ненадолго, до следующего приступа. Будь ему года два, можно было бы побороться, но шестнадцать..."
Очень хотелось, побыть с ним еще, пусть недолго, но побыть. Я давно обещал ему, что не позволю мучиться,когда настанет время расставания, и вот этот момент наступил.
"Вы не волнуйтесь, это не случится быстро. Он будет еще долго спать, и ему будет хорошо во сне",- успокаивала меня врач.
"Можно корзинку оставить?",- спросил я.
"Да, можете оставить",-прозвучал ответ.
Когда я вышел на крыльцо, день превратился в ночь.Все казалось, что вот-вот откроется дверь, меня окликнут и скажут:"Ему лучше, можете забрать его!"
Но чудеса случаются редко. Чаще не случаются вообще. Я не видел Симбу мертвым.Пусть живет со мной рядом и дальше: я - в одной комнате, он - в другой; я - в ванной, он - на кухне. Просто, мы не сможем больше встречаться.