9. Возвращение
«Поддубный» полным ходом бежал через Северное море, мимо Норвегии к родным берегам. Пару дней, как всегда после захода, экипаж и наука взволнованно перебирали свои покупки, делились впечатлениями. Особенно не спокойно было счастливым собственникам купленных автомобилей. Больше всего их волновал прогноз погоды. Ведь, если заштормит, надо успеть прикрыть чем-то свои авто, иначе соленые брызги вмиг испортят краску, появится ржавчина, победить которую будет очень трудно. Все свободное от вахт время счастливчики проводили в своих машинах: изучали описания, рассматривали двигатель, проверяли комплектацию и, что греха таить, присматривали за тем, чтобы кто-нибудь ради забавы, или по вредности что-нибудь не открутил .
Сергей тоже развернул свои ковры и с ужасом увидел, что один из них двойной. Видимо, продавцы, для того, чтобы упростить русским покупателям проходить таможню, или по каким-то другим причинам, просто сшили два ковра, скатали их в один рулон, наивно надеясь на то, что советская таможня пропустит эту «липу». Сергей не заметил этой хитрости при покупке, и теперь сидел и думал, как он будет предъявлять таможне четыре ковра, когда ввезти можно только три. Как всегда, выручил Валентин
- Проблемы,- спросил он, зайдя в каюту,- покупка не нравится?
- Вот, лишний ковер обнаружил.
- Да ты что! Отлично! Объегорить этих проклятых акул мирового капитализма - святое дело. Они нас обдирают как липок, всучивают старье всякое. Если тебе от них лишний ковер достался, - радуйся.
- Ковер не лишний. Я купил один большой ковер, но он оказался сшитым из двух маленьких. Получается, что у меня четыре ковра вместо разрешенных трёх.
- Вот гады! Точно – акулы. Ты думаешь, они о тебе пеклись? Черта с два. Они все большие ковры спустили, а упускать покупателя не хотелось. Вот и всучили тебе два маленьких вместо одного большого.
- Ну, и что мне теперь делать? Выкидывать его, что ли?
- Зачем выкидывать? Отдай кому-нибудь. Вот у меня, например, вообще нет ковров.
- Ты что, согласен выдать этот ковер за свой?
- Запросто. Тащи его в мою каюту, а пройдем таможню - забирай обратно. Делов то. Заодно проверим, усечет таможенник, что у тебя два ковра в одном, или не усечет.
- Ну, я твой должник. С меня причитается.
- Ладно, сочтемся, тащи.
Сергей отнес один ковер в каюту Валентину. На душе стало спокойней. Подумал: «не приведи господь связываться с таможней» - подумал он так небезосновательно.
Согласно уже установившейся традиции, во время работы портовой комиссии по досмотру судна после прихода, весь экипаж, кроме вахтенных, был обязан сидеть по своим каютам и дожидаться прихода таможенников. Перед приходом работала и своя, судовая комиссия по досмотру. Таможенники осматривали сначала все судовые помещения, а потом расходились и досматривали жилые каюты. Иногда досматривали все каюты, иногда - выборочно. Бывало, каюты руководителей - капитана, начальника рейса, первого помощника и главного механика, - не досматривали. Но чаще досматривали всех, кроме капитана, который сам принимал комиссию и, как правило, просто отвечал на их вопросы, касательно своего личного имущества, приобретенного за границей и не нуждающегося в декларации. Для упрощения и ускорения работы таможни все приобретенные товары выкладывались на видное место: диван, стол, кровать. Ограниченные к ввозу коробки с жевательной резинкой, мелкие сувениры, блоки сигарет, бутылки со спиртным тоже выкладывались, а некоторые специально открывались, чтобы создать видимость пользования.
Если таможенник обращал внимание на какой-то товар, было принято предложить ему взять что-нибудь в качестве сувенира: либо несколько упаковок жевательной резинки, либо пачку модных сигарет, либо бутылку заморского вина. Порой приходилось предлагать и другие вещицы: шариковые авторучки с раздевающимися девицами, зажигалки, цветные платки, шарфики, перчатки… Такие небольшие подарки не считались взяткой, а отсутствие свидетелей гарантировало невозможность взаимного шантажа. В то же время, даже пустяшные безделушки, которые невозможно было приобрести в СССР иначе, кроме как привезти из-за рубежа, были в диковинку, считались большой редкостью, а их владелец мог, в свою очередь, либо продать их, либо подарить. Такой подарок считался весьма ценным.
Таможенники редко брали подарки, но и не лаялись, если им их предлагали. Они вежливо благодарили и покидали каюту, что означало, что таможенный досмотр окончен, и ты - свободен. Растаможка автомобилей, естественно, требовала большего времени и заканчивалась уже в порту после завершения работы комиссии на судне.
Понятно, что таможенники могли придраться к чему угодно: затянуть на несколько дней растаможку, конфисковать излишки сигарет, или блок жевательной резинки, а то и джинсовый костюм, ковер, или магнитолу. Поскольку правила провоза часто менялись, а их истолкование было делом сложным и нудным, взаимная вежливость была просто необходима; качать права тут было не принято. Но и вываливать все свое исподнее на обозрение незнакомому человеку было крайне неприятно, и, после его ухода, чувство унижения еще долго сидело внутри. Однако, пройдя это чистилище, понимал, что означают слова: «камень с души свлился».
Через несколько дней после Антверпена, вся аппаратура была упакована, все покупки обсуждены и оставалось только ждать прибытия в Бухту Тихую.
- Что-то Штаров не приходит за бутылкой,- вспомнил Сергей и искоса посмотрел на Валентина: - Поди тебя испугался.
- Не думаю. Просто в Антверпене – дешевый питьевой спирт, равно, как и другие спиртные напитки, особенно ликеры. Ты-то ликеров себе прикупил?
- Да, - сувениры для коллег. А ты?
- Взял немного. В основном, чтобы «отбиться» от таможни.
- Что тебе отбиваться? У тебя же ничего запрещенного нет.
- А это для того, чтобы долго не рылись. Если бы было что запрещенное, ликер бы не помог, пришлось бы долларами отбиваться.
Погода благоприятствовала, и судно быстро приближалось к Бухте Тихой. Вечером капитан позвал Сергея и Валентина в каюту, сообщил о планируемом времени прихода, подтвердил, что судно надо сдать в назначенный срок, потому задержек с разгрузкой не будет. Сергей, в свою очередь, гарантировал, что вся аппаратура будет вывезена, практически, в день прихода, а если будет задержка с железнодорожными билетами, весь научный состав покинет борт судна и переберется в гостиницу,.
- Ну что ж, друзья, возможно, мы с вами последний вечер вместе,- сказал капитан,- завтра приход, а там у всех дела. Морской закон знаете?
- Еще один? – улыбнулся Сергей. - Кажется, уже все законы мы выучили.
- А вот один остался. Главный морской закон гласит: « вечером принял на грудь, утром - поправил головку». – С этими словами вытащил откуда-то из-под стола очень красивую пузатую бутылку: - Агент в Антверпене подарил. Какой-то уникальный, сказал, коньяк. Попробуем?
- А как же.
Попробовали коньяк и вдруг вспомнили: елки-палки, да ведь они совершили кругосветное путешествие! Выпили за кругосветку, обменялись адресами, снова выпили. Так пузатую и «уговорили», хотя коньяк и рядом не с тоя с нашим дагестанским или армянским. А Дмитрий Григорьевич, который с нескрываемым сожалением покидал судно, расчувствовался:
- Соскучился я по дому, а и судно покидать не хочется. Здесь все просто, понятно. Утром спустил ноги с кровати,- уже на работе. Помылся, побрился, сделал зарядку - на завтрак, через четыре часа - обед, еще через четыре - полдник, еще через четыре – второй обед. День и прошел. Не хочешь обедать в кают-компании, вызвал буфетчицу. Тут тебе и сауна, и баня, и белье меняют каждые десять дней. Живешь, как в санатории: чистый воздух, режим, порядок и - на всем готовом. А на берегу? Пойдешь в магазин - очередь, все ругаются. Я как-то хотел спросить у продавщицы цену на сардельки, подошел к ней поближе, так на меня как заорут бабки чумные: «куда лезешь, козел старый, ишь, без очереди навострился!». Другой раз - за рулем был. Встал, как умник, перед зеброй, жду, когда перекресток освободится, а мимо меня – одна машина, вторая, третья… А я , как дурак, все стою и стою. Сколько же это можно так простоять? Чертыхнулся и тоже поперся, а тут гаишник: «Вы нарушаете, выезжаете на занятый перекресток». Опять чертыхнулся, дал гаишнику на лапу, чтобы отстал. В конторе тоже проходу нет: заседания, совещания, секретарши у каждого пупка, как овчарки цепные, стерегут покой своего патрона, а он в это время телевизор смотрит. Одним словом, - бардак на берегу, бежать хочется куда глаза глядят. Вот я, как домой приеду, беру свою собачку-лаечку, мешочек с крупой, солью, сахаром, чаем, патроны, двустволку и - айда в тайгу. У меня в двухстах километрах от Бухты Тихой, в глуши кромешной есть избушка. Её давно срубили профессиональные промысловики. Они ушли дальше, а избушку мне оставили, прибранную и с припасами. Я тоже, когда возвращаюсь в город, все прибираю, оставляю продукты, которые сам не съел, дверь колом припер, и - до нового года. А, если кто без меня на избушку набредет, найдет все, что нужно: чистый лежак, еду, простецкие медикаменты. Там у меня, как здесь - справедливость и порядок. Что с лаечкой добыли, то и поделили по братски: белочку - так белочку, зайчика - так зайчика, глухаря - так глухаря. Иногда и рыбкой баловались. Ну, а если ничего не добыли – сидим, голодаем. Мне-то что - я на пустой каше, да на чае проживу, а лаечка шастает по лесу в поисках добычи: не побегаешь,- не покушаешь. Вот там я отдыхаю, там хорошо, а в городе- одно сплошное расстройство.
Таким задушевным и искренним они его никогда не видели. Было очевидно, что ему действительно хорошо только здесь, на судне, да в тайге, в глухомани. Они тоже подумали о своих берегах, и тоже взгрустнули. Развивать эту тему им явно не хотелось, равно как и расставаться, но было уже поздно, и они пошли по своим каютам.
В полдень подошли к причалу в Бухте Тихой. Все приготовились к проверкам. По централу сообщили, что комиссия приступила к работе. Сергей спокойно сидел в каюте, выставив на обозрение все свои покупки. Часа через полтора заскучал и позвонил Валентину. Валентин, оказывается, даже вздремнул в ожидании досмотра. Вдруг по централу объявили: комиссия покинула борт судна. Видимо, таможенники не стали ходить по всем каютам, или решили не проверять начальство, доверившись информации, полученной от капитана и судовой досмотровой комиссии. Едва они удалились, всех пригласили в кают-компанию, где пограничники бдительно проверили паспорта, после чего граница СССР была открыта…
И сразу хлынула на судно толпа встречающих: родственников местных моряков и сотрудников Экспедиции, которые приехали помочь своим друзьям и коллегам поселиться в гостинице, купить билеты на поезд, а главное – отгрузить и отправить в Ленинград пудовые ящики с аппаратурой и накопившимся за время кругосветки научным грузом.
Всем хотелось первыми встретить мореплавателей, получить подарки, послушать новости. Моряки, которые жили в Бухте Тихой, быстренько разъехались по домам. Наука перебралась в гостиницу и под руководством заместителя начальника Экспедиции по хоз части (того самого, что вечно зажимал спиртяжку) начала погрузку контейнеров.
На следующий день Сергей выехал в Питер, а Валентин задержался еще на день, чтобы проверить груз. Кругосветка завершилась как-то хлопотно, буднично, словно и не было ее вовсе. Всем хотелось как можно быстрее уехать домой, к родным и близким; все думали только об этом, а о ней забыли.
Дома, раздавая подарки, показывая фотографии и открытки, Сергей ловил себя на мысли, что ощущает какой-то дискомфорт. Вспомнился рассказ капитана. Конечно, бежать в тайгу и прятаться там Сергей не собирался, но ворох проблем и неурядиц, как в семье, так и на работе, свалившийся на него по возвращении, столь резко контрастировал с размеренной судовой жизнью, где все было просто и ясно, что он почти завидовал своему кэпу-отшельнику. Теперь он знал непреложно, почему моряки так рвутся в моря: их гонит туда отнюдь не романтика дальних странствий, не подобная игре в рулетку отоварка и не солидные заработки – нет, их гонит берег, неустроенный, трудный, недобрый. И если дома все быстро улеглось и образовалось, то на работе сюрпризы ожидали уже в первый же день.
Начальник, как положено, встретил его поздравлениями по поводу удачного возвращения и выполнения плана, однако, попросил задержаться.
- Ты что там натворил в Хабаровске? – вдруг спросил он
Сергей сообразил быстро: милиционер, видимо, просто хотел от него скорее отделаться и поэтому обещал не отправлять протокол. Соврал, прохвост. Сергей все рассказал без утайки.
- Я так и подумал, что в протоколе сплошная ерунда, но хочу предупредить: ты особенно не распространялся на счет происшедшего. Мне удалось перехватить протокол у секретаря директора. Теперь замом по режиму и кадрам работает знаешь кто?
- Кто?
- Игорь Федорович. Наш дорогой Угорек. Если бы бумага попалось ему, не сносить тебе головы. Протокол я уничтожу, а там, как жизнь сложится. Думаю, что милиция не будет настаивать на ответе о принятых мерах, а у нас никто и не узнает.
- Какие меры? О чем вы? Ведь никакого нарушения не было.
- Я то понимаю, но притянуть за уши можно все что угодно. Например, ты не выполнил финансовый план. Остались неосвоенными большие деньги. Кому отвечать?
- Я же вам все сообщил. Вы разрешили мне следовать в Бухту Тихую после окончания работ, мы сдали судно в срок, выполнили план. Что еще? - Сергей начал нервничать.
- Не кипятись, я это к тому, что притянуть можно. Деньги мы освоили, не боись. Работал ведь не один твой «Поддубный». Еще одно судно работало, правда, по другой программе. Вот мы ему и подкинули дополнительный план и твои неосвоенные судосутки. Они были только рады: суток больше и валюты больше. Но, все равно, по твоей программе производственный план выполнен, а финансовый план - не выполнен. Так что, хотя результаты и отличные, можно и выговор схлопотать. А посему, будь поосторожнее, не лезь в бутылку, когда станут расспрашивать: почему то, почему сё. Говори: виноват, извините, так получилось, непредвиденные обстоятельства, или, как говорят моряки - злая сила попутала.
- Это перед кем же мне придется извиняться? – опешил Сергей.
- Перед коллегой твоим, перед Угорьком. Я ж тебе говорю - он стал нашим общим начальником, да не каким-нибудь, а по режиму. А это сам знаешь, что означает. Это – тот самый Большой дом, из которого Сибирь видна. Теперь ты все понял?
- Я думал, что с вами уже все согласовано, - тихо сказал Сергей.
- Со мной-то согласовано, но сколько я просижу в этом кресле, теперь уже и сам не знаю?
Палпалыч тяжело поднялся, подошел к окну, полил цветы на подоконнике.
- Мне уже сколько лет? Много лет. А Угорька я мордовал? Еще как мордовал. А он – мужичек мстительный, потому, наверно, его и повысили. Там такие нужны. Я как чувствовал еще до твоего отхода: что-то неладное назревает. Потому и не давил на него, когда он, нарушая график работ, от рейса отказался. Пришлось на тебя надавить, уж извини. Но, все хорошо, что хорошо кончается. Теперь ты у нас - кандидат наук, молодой , перспективный ученый.
- Какой кандидат? Надо еще утвердиться.
- Так ты, оказывается, не знаешь самого главного! – хлопнулв ладоши Палпалыч: -Тебя утвердили через два месяца после защиты. Диплом твой, кандидатский, уже около месяца лежит у ученого секретаря. Беги скорей. Не забудь букет Но об Угорьке, помни.
Сергей выскочил из кабинета и вскоре ввалился к ученому секретарю с охапкой роз и огромной коробкой конфет.
- Ба, наш мореход вернулся, да еще и с дарами моря! – заулыбалась она.
Сергею стало неловко, что заявился он не с каким-нибудь «колониальным товаром», а с банальным и будничным, но делать было нечего, не бежать же, право, домой за кораллом.
- Вы, конечно, за дипломом? Иначе и не вспомнили бы старую, сварливую секретаршу Совета?
- Да что вы!? Я только приехал. Только сейчас узнал. Я собирался. Правда!.. – косноязычно оправдывался он.
- Ладно, ладно. Забыли. Вот ваш диплом, любуйтесь на здоровье. Не забудьте сделать несколько копий, зарегистрировать их у нотариуса, одну отдать в отдел кадров, а другие запрятать подальше и в разных местах. Вдруг потеряете оригинал, чем черт не шутит. Да, и обратите внимание вашего отдела кадров на дату выдачи, чтобы надбавку начислили своевременно. Поздравляю вас! Вы – молодец…
Вот и завершилась его кругосветка. Вот и диплом кандидата наук в руках. Все сложилось вполне удачно. Отчего же так тревожно на душе. То ли в море опять потянуло, то ли тяжелые предчувствия замутили голову, только чуял: что-то изменилось в стране, пока он куралесил по свету. На работе шептались по углам о каких-то переменах, кое-кто из друзей уехал на запад, чем-то совсем уж невнятным несло из Москвы.
Но некогда, да и незачем предаваться хандре. Сергей собрал дома друзей, и, что называется, проставился – обмыл свой приход и свою кандидатскую. Друзья галдели, глазели на ковры и кораллы, на маски и картинки, на диапозитивы и фотографии, и на душе стало спокойней. «Бог не выдаст, свинья не съест, - почему-то подумал он. – Может, когда-нибудь и у нас что-то изменится к лучшему? Чем мы хуже других?..».