Сильная и свободная

         


                Природа сказала женщине: будь прекрасной,
                если сможешь, мудрой, если хочешь, но
                благоразумной ты должна быть непременно.
                П.К.Бомарше               
               



1. Перед выбором


    Солвейга закончила школу с золотой медалью. Перед ней открывались многие пути. Она была умна, красива, прекрасно сложена, коммуникабельна, креативна. В общем, обладала множеством достоинств, необходимых для своего продвижения в этой жизни. И она знала, что сейчас престижно: работа в банке, менеджмент, дизайн, модельный и шоу-бизнес, политика…
    Её мама служила в театре. Когда-то она блистала, но сейчас наступил критический для её профессии возраст – 46 лет – и она почувствовала, как постепенно теряет форму. (Хотя другим это и не было заметно, но она-то отлично знала!). Всё чаще на главные роли выдвигали других актрис, помоложе, а ей доставались малозначительные, значит, и малооплачиваемые. Довольно амбициозная женщина, которая раньше имела всё или почти всё, она запаниковала: земля уходила из-под ног – и ничего сделать нельзя было.
    «Ты своё отыграла, - говорил ей муж, чиновник среднего ранга. – Как-нибудь проживём». Это «как-нибудь» никоим образом не устраивало Эгиту Краукле, и тогда она обратила свой взор на свою умницу и красавицу дочь. Вот кто способен не уронить, а поднять престиж семьи. И она решила повлиять на выбор жизненного пути дочерью.
    Сцену она отмела сразу – непрестижно. «Бери пример с меня – от 22 до 46-ти я была очень востребована, а сейчас вынуждена довольствоваться режиссёрскими подачками».
    Все предложения и желания дочери были отвергнуты: «Ты не в том направлении мыслишь. Солвейга, оглянись вокруг – и ты увидишь, кто сейчас на коне: девушки и женщины, которые сумели завоевать сердца «дорогих» мужчин – я говорю и в прямом, и в переносном смысле. Мы с тобой вот что сделаем: поедем в какую-нибудь восточную страну. Там и только там ты в совершенстве освоишь науку любви. А при твоих данных дальнейшее – пара пустяков».
    Дочь пыталась возразить, сказать, что, получив хорошее образование даже в Риге, она сама пробьётся в жизни, на что мать отвечала:
    - Пойми ты, глупенькая, люди осуждают то, чего в тайне хотят сами, но не рассчитывают получить. И будь к ним снисходительна – ведь ты-то, в отличие от них, - можешь!
    - Так ты предлагаешь мне, фигурально выражаясь, выйти замуж за миллионера и почивать на лаврах?
   - А тебя что, не устроил бы такой статус? Объездишь весь мир, муж, если постарше, любить будет и выполнять все твои желания. Представляешь – ты сможешь бывать везде – в Париже, Лондоне, Лос-Анджелесе или на Лазурном берегу – когда захочешь. Моё самое любимое место, например, - Канны. Там есть всё – хороший климат, море и песок, отличные магазины, места, где можно продемонстрировать себя и свои наряды. А ещё: кинофестиваль, музыкальный MIDEM, фестивали рекламы и Бог знает ещё чего! Представляешь, сколько богатых знаменитостей и просто богачей туда съезжается. Канны всегда в движении. В этом городе меня переполняет счастье, хотя я была там всего два раза. Но это я так, к примеру говорю. А ты готовься, дочка. Ты полетишь в противоположном направлении, на Восток. Я свяжусь со своими знакомыми, они мне посоветуют кое-что конкретное, и мы поедем туда, где ты в совершенстве усвоишь науку любви. А теперь отдыхай, любимый мой цветочек!
    Мама ушла, а девушка погрузилась в мечты и размышления. А подумать было о чём. Мать вызвала в ней бурю эмоций, а сильные эмоции утомляют. Утомили они и Солвейгу, и она не заметила. Как заснула.


2. Тайны семьи Крауклисов


    Но долго думать Солвейге не пришлось: мама взяла отпуск в театре и устроила всё наилучшим образом. У неё была знакомая актриса в Японии, с которой она тесно сблизилась на одном из европейских театральных фестивалей. Японка много рассказывала Эгите не только о театральном искусстве своей родины, но и об особенностях японской культуры вообще, одной из составляющих которой, помимо традиционных для Европы и Америки видов, была и культура женского общения с мужчинами, а в более узком смысле – культура интимных отношений полов, причём именно со стороны женщин. Профессия гейши для японской женщины – это так же престижно, как и топ-менеджер для немки или голландки.
    Кумико-сан уже побывала в гостях у Эгиты в Риге и много раз приглашала свою латышскую подругу к себе. На этот раз приглашение было принято, но на двоих.

    О том, что они с Солвейгой отправляются в Токио, Эгита сообщила своему мужу Рихарду чуть ли не в последний момент. Он только ухмыльнулся, потому что фантазии и выходки жены его давно не волновали: их брак он считал формальностью уже не первый год, в то время как жена полагала, что некоторое охлаждение в супружеских отношениях естественно в возрасте под пятьдесят.
    Лет восемь тому назад Рихард встретил молодую женщину Илгу, на 18 лет моложе себя. И Эгита в то время была ещё в своей лучшей форме. Несмотря на то, что она тогда блистала на сцене (эти восемь лет как раз и были её лебединой песней), Рихард влюбился в Илгу, как мальчишка, на время даже позабыв о присущей латышскому чиновнику сдержанности. Роман с 24-летней женщиной закрутился всерьёз. Они начали встречаться.
    Илга работала в городской библиотеке и снимала маленькую квартирку на улице Гертрудес. Рихард купил для своей любовницы вполне приличную квартиру в Золитуде, о чём супруга даже и не подозревала, так как банковские счета у них были разными. Сначала он навещал Илгу дважды в неделю, а когда женщина забеременела, он стал это делать чаще. Естественно, что ему пришлось хорошо подсуетиться, чтобы получить повышение по службе. Теперь он мог помогать Илге, не вызывая подозрения благоверной.
    Сыну Оскару теперь было уже пять лет. «Как быстро летит время! – думал Рихард, - давно ли я привёз Илгу из роддома?» Сейчас Илге было 32 года. Она по-прежнему возбуждала его, и оба ждали момента, чтобы можно было развестись с Эгитой, брак с которой стал тяготить его, тем более, что Илга принялась настаивать на втором ребёнке: возраст для этого был самый подходящий, да и Рихард считал так же. Когда же, если не сейчас? Да и он ещё успеет поднять ребёнка.
    По отношению к Солвейге он считал свои обязанности выполненными. Дочь совершеннолетняя, сама должна о себе позаботиться, но он поможет, чем сможет, если это понадобится.
    Вчера Илга сообщила ему, что у них будет второй мальчик. Рихард был горд и счастлив. А наутро Эгита докдадывает о поездке с дочерью в Японию. Как же это кстати! За время их отсутствия можно подготовить все бумаги для развода. Он представлял себе, как обрадуется Илга и как щедро отблагодарит его ночью за это. Мысль о «королевской ночи любви» не давала ему покоя весь день. Он даже отпросился с работы пораньше, чтобы сходить в сауну, а потом купить цветы и шампанское.
    У папы Солвейги начиналась другая жизнь – открытая жизнь с любимой женщиной, матерью его двоих сыновей.

    Начиналась новая жизнь и у Солвейги. Она летела в Токио из Франкфурта рейсом «Люфтханзы», а мама взяла на себя роль проводника дочери в новый, неведомый ей мир.
    «Застегните ремни, пожалуйста, мы взлетаем!» - раздалось из динамиков в салоне «Эйрбаса».



3. Восток – понятие тонкое 


    Солвейга впервые совершала воздушное путешествие. Полёт от Риги до Франкфурта не утомил её, но теперь начиналось самое главное. Эгита, привыкшая к полётам, сразу же нашла себе собеседницу – русскую женщину, также летящую в Токио к мужу-дипломату, и они ворковали почти всё время перелёта. Эгита ещё с советских времён в совершенстве владела русским языком, да и потом это ей очень помогало в работе на разных, в том числе и российских, сценах. Солвейга, напомним, золотая медалистка средней школы, также отлично знала не только английский, но и русский язык, который им преподавали как второй иностранный. А теперь, чтобы не терять даром время, она вместо того, чтобы смотреть мультики про Шрека или боевики, держала перед глазами самоучитель японского языка для владеющих английским и заучивала фразы, наиболее сложные для европейцев.
    Многочасовой перелёт до Токио без промежуточной посадки был тяжёлым испытанием даже для матери, которая раньше летала не далее Новосибирска и Мадрида. А Солвейге к концу полёта вообще стало дурно. Мама даже обратилась за помощью к стюардессе, которая протёрла виски девушки водкой и предложила выпить ей немного бренди, который и привёл её вновь в бодрое состояние. Она ожила и с интересом огляделась вокруг. А самолёт уже шёл на посадку в аэропорту Нарита.

   Вскоре женщины ехали в такси по адресу, который был распечатан иероглифами на большом листе с файла, присланного заблаговременно Кумико-сан.
    Шум гигантского мегаполиса, реклама на каждом кусочке стены, вечерняя иллюминация небоскрёбов, своеобразная архитектура пригородов японской столицы – всё это не могло оставить равнодушной девушку из скромной по мировым стандартам Риги.
    Вот машина подъехала к высокой изгороди, за которой просматривалось двухэтажное здание необычной архитектуры. У ворот их встретил привратник, который открыл калитку и, вежливо пропустив их во внутренний дворик, перехватил у таксиста чемоданы. Он успел по-английски доложить, что хозяйка ждёт их в прихожей особняка. 
    Маленькая женщина в нарядном кимоно не усидела в холле и вышла из дома им навстречу, сердечно расцеловавшись со своей подругой из Латвии, после чего познакомилась и с Солвейгой (они не были знакомы, так как во время приезда Кумико в Ригу, Солвейга отдыхала у бабушки в рыбацком посёлке за городом).
    - У вас очень красивая дочь. Я вас поздравляю. Успех у нас ей будет обеспечен.
    Хозяйка провела их в гостиную, убранную в соответствии с самыми изысканными традициями богатого японского жилья. (По иронии судьбы муж Кумико-сан также был правительственным чиновником, но более высокого ранга, чем Рихард Крауклис, к тому же происходил он из старинного самурайского рода, чего нельзя было сказать о выходце с крестьянского хутора из Видземе).  Вкус хозяйки проявлялся в интерьере, сервировке стола, картинах – во всём.
    Кумико-сан встретила латышек одна. Её муж находился в длительной командировке в Нью-Йорке, участвуя в подготовке очередной сессии Генассамблеи ООН. Прислуживала им молоденькая, опрятно одетая по-европейски служанка. Блюда, которыми потчевала их хозяйка, были вкусны и своеобразны, а вот суси (все в Европе с подачи американцев называют его неправильно «суши»), которого гостьи ожидали в качестве главного блюда, отсутствовало. Эгита сразу же обратила внимание на высокий профессионализм повара. Она-то знала толк в еде, поскольку много раз бывала на приёмах разного уровня.
    Кумико-сан было 50 лет, но Солвейге она казалась намного моложе. Женщина была очень красива, подвижна и разговорчива. Разговор шёл, разумеется, на английском языке. В то время, как Солвейга с огромным интересом присматривалась ко всему окружающему её, мать и хозяйка дома успели обсудить десятки разнообразнейших вопросов.
    - Солвейга, сейчас служанка отведёт тебя в сад, а мы с госпожой Кобаяси поговорим ещё какое-то время.
    Служанка молча показала направление, куда идти, и повела девушку в сад, который находился на крыше особняка. Солвейга не поверила своим глазам: такой красоты она не видела нигде. Здесь в добром соседстве росли японская белая и розовая сакура, огромные кусты роз различных цветов и оттенков, по периметру сада расположились пальмы. Отдельные участки занимали карликовые ели и сосны, но более всего девушку поразили белоствольные берёзки, растущие в больших кадках. Всё это великолепие дополняли цветы, названия большинства из которых она не знала.
    Солвейга взглянула с крыши вниз и по сторонам. Широкой панорамы города она не увидела, так как всюду горизонт заслоняли огромные небоскрёбы. Правда, особняк Кумико-сан находился в удалении от центральных кварталов столицы, но всё же девушка ещё раз прониклась ощущением того, что она находится в одном из крупнейших городов современного мира.
    - Ах, мама, мама, по-моему, ты возложила на меня невыполнимую миссию. Эта красота тревожит меня, но и пробуждает какие-то неясные чувства. Слишком всё необычно и тонко. Сначала нужно бы поглубже окунуться в культуру и быт этой страны.
    - О, да мы, кажется, нос повесили, - как бы прочтя мысли дочери, изрекла госпожа Краукле. – И совсем напрасно! Первое впечатление от Токио, понятное дело, ошеломительно. Но ты вскоре ко всему привыкнешь. Главное, доченька, что тебе нужно запомнить, это то, что Восток – очень тонкое понятие. Когда ты это усвоишь не только головой, но и ощутишь всеми фибрами души, ты будешь и поступать соответственно. Ты покоришь этот город, моя Солвейга. Недаром тебя до двенадцати лет называли в школе Принцессой. Ну, а теперь – отдыхать. Завтра – уже трудовой для тебя день.



4. Вернисаж у Томико-сан



    На следующий день Кумико-сан пригласила к себе красивую женщину лет 33-35-ти. Она была великолепна, одета со вкусом, но без излишеств. Её манера поведения, умение вести беседы на различные темы потрясли Солвейгу. И двигалась она как-то иначе – словно скользила по полу.
    Женщина завела разговор с Солвейгой на прекрасном английском, и ответы девушки, казалось, удовлетворили её.
    Когда хозяйка дома проводила гостью, мама спросила, кто эта необыкновенная женщина: жена дипломата, сослуживца её мужа, или дама из ещё более высоких слоёв общества? Каково же было удивление Эгиты и Солвейги, когда они узнали, что только что побывали в компании известной в Японии гейши Томико-сан!
    - В науке ухаживания за мужчинами и в науке интимных отношеий, ей нет равных в Токио и Киото, - рассказывала Кумико-сан. – Гейшей она стала в 22 года, что довольно рано для японки. Вот уже двенадцать лет она является образцом для подражания в этой важной области жизни. Учиться к ней приезжают не только японки, но и женщины из других стран Азии и даже из Европы и Северной Америки. У неё своя школа подготовки профессиональных гейш в Киото, она занимается пропагандой этой науки в масс-медиа, а также даёт серии индивидуальных уроков, в основном, для иностранок.
     Солвейга слушала с большим вниманием. Ей хотелось хоть в чём-то быть похожей на Томико-сан.
    - Томико-сан – обладательница большой художественной галереи, где есть постоянная экспозиция работ старых японских мастеров и где проходят выставки современных художников. Она пригласила меня и вас на новую выставку «Красота женщины Востока», которая сегодня вечером открывается в её галерее.  Гидом по выставке для нас – за два часа до открытия – будет она сама.  А известный искусствовед профессор Накадзоно из университета Кобе познакомит вас – я-то давно знакома – с картинами Утамаро, Хиросигэ, Хокусая и другими шедеврами из её личной  коллекции.  Она просит быть ровно в 16, так как вернисаж начнётся в 18, а уже в 20 она ведёт еженедельную передачу для женщин в прямом эфире центрального канала телевидения. Рейтинг её передачи очень высок.
    Солвейга очень любила искусство. Она что-то слышала и о художниках, названных хозяйкой, но и только. Мать тоже не была знатоком японской живописи, поэтому обе с восторгом приняли приглашение.
    Как и было договорено, женщины подъехали к служебному входу в галерею ровно в 16 часов. Их встретил довольно высокий для японца человек средних лет, который представился директором галереи доктором Масаёси Накадзоно (правда, японцы называют себя сначала по фамилии, потом по имени, поэтому – Накадзоно Масаёси). Накадзоно провёл женщин в холл, откуда они проследовали в залы постоянной экспозиции. Он пояснил, что примерно через час эстафету у него примет госпожа Мацукэ ( то есть Томико-сан), но у неё будет для них только сорок пять минут, ибо ей ещё предстоит сама процедура открытия выставки. Почти так всё и произошло, только знакомство с японской классикой затянулось, в результате все три гостьи всё-таки оказались на самом вернисаже среди немногочисленных (не более пятидесяти человек) приглашённых на открытие выставки. 
    Доктор Накадзоно предложил собравшимся занять кресла и дал краткий обзор как идеи выставки, так и её наиболее интересных экспонатов. Публика была заинтересованная и явно не бедная. Некоторые рассчитывали по окончании выставки кое-что приобрести. С некоторым опозданием в лекционный зал вошёл важного вида господин в дымчатых очках. Он был среднего роста и возраста, чёрные густые волосы зачёсаны назад. Безупречный костюм свидетельствовал о том, что он пошит у первоклассного мастера, а не куплен в бутике, и подчёркивал его мужскую стать. К нему тотчас же «подплыла» Томико-сан. Они о чём-то пошептались, и она проводила гостя на единственное свободное кресло – через проход от сидевшей неподалёку Солвейги. Господин в тёмных очках вальяжно уселся на предложенное ему место и первое время внимательно слушал вступительную лекцию Накадзоно. Затем взгляд его переместился на соседку слева и задержался на ней дольше, чем это предполагали приличия.
    Солвейга тем временем сидела в наушниках и внимательно слушала синхронный перевод лекции на английский язык. Она предалась мечтаниям – так восхитила её картина молодого японского художника, которая как раз теперь демонстрировалась публике на передвижном механизме рядом с лектором. На ней была изображена влюблённая пара, любующаяся веткой сакуры на закате солнца. Она настолько погрузилась в созерцание полотна, что не заметила, как её сумочка соскользнула с колен и упала ей под ноги. Она очнулась только тогда, когда кто-то нежно взял её за запястье и вложил в ладонь её ридикюль.
    - Благодарю вас, - сказала она машинально и скользнула взглядом по своему соседу, который стоял рядом. Японец поклонился, и его глаза из-под очков с интересом скользнули по её лицу, шее, высокой груди. Незнакомец улыбнулся и опустился в своё кресло. Девушка продолжала следить за словами лектора, и только по окончании его выступления заметила, что любезного соседа на месте уже не было.
    Когда вернисаж завершился, Кумико-сан сказала:
   - То, что произошло с вами сегодня, Солвейга, превзошло все мои ожидания: на вас обратил внимание Мацухира Сэйити, председатель совета директоров концерна Ф***. Сами понимаете, что этот джентльмен не просто богат. Он возглавляет эту далеко не последнюю в Японии компанию уже пять лет, и могу вас поздравить – он холост. Ни одна женщина, представленная ему, никогда не производила на него достаточного для женитьбы впечатления. Ходили слухи, что в юности, когда он ещё был простым инженером в этой же компании, он был влюблён в какую-то девушку, но она с родителями уехала в Штаты, а там вышла замуж. Так что путь к его сердцу свободен, и вы должны…
    В это время раздался резкий звонок, и КУмико-сан с кем-то быстро заговорила по мобильному. Когда она закончила, лицо её сияло.
    - Дорогие мои, - обратилась она к латышкам, - только что мне звонила Томико-сан. Она поведала мне, что господин Синдо не на шутку заинтересовался Солвейгой. Насколько она помнит, это первый случай, когда он просил её навести справки о ком-то из женщин. Томико-сан считает, что прежде чем она представит девушку господину Мацухита, ей надо взять несколько уроков японского женского этикета. Томико-сан должна быть уверена, что её протеже будет на высоте. А с господином Мацухита она договорилась о якобы десятидневном сроке для наведения справок и прочего. Через этот срок он примет вас у себя в загородной резиденции вместе с вашими близкими, если вы этого пожелаете. А занятия с Солвейгой Томико готова начать завтра же.
    - Доченька, - бросилась к ней мать, - может, не надо? Может, лучше домой полетим? Вначале я хотела, но сейчас мне почему-то не по себе.
    - Нет, мама, - твёрдо возразила девушка, - я пройду этот путь, куда бы он ни вёл. Я не хочу вмешиваться в свою судьбу, а это она и есть!
    - Какая мудрая девочка! – захлопала в ладошки Кумико-сан, - тебе нечего бояться. Господин Сэйити слывёт порядочным человеком. Я гарантирую вам, что всё будет хорошо.

    На следующий день Солвейга переступила порог школы госпожи Мацукэ. За обучение девушки принялась сама хозяйка.
    Солвейга оказалась способной ученицей и слёту усваивала науку интимных отношений. Отдельные занятия посвящались чайной церемонии, икебане, умению перебирать струны народных инструментов (на саму игру было слишком мало времени), пластике и многому другому. Каждое занятие занимало по пять–шесть часов ежедневно.


5. Латышская жена для японского магната


    Старания Томико-сан увенчались полным успехом. Даже в самых смелых своих прогнозах она не могла рассчитывать на такой ошеломляющий результат. Девушка из Латвии была умна, мудра, благоразумна и талантлива во всём. А главное – потрясающе работоспособна. Через восемь дней она закончила свой краткий курс и вечером предстала перед Томико почти настоящей гейшей – нежной, красивой, чувственной, но скромной. Единственное, что не вписывалось в образ классической гейши, это цвет волос: Солвейга была блондинкой и перекрашиваться не собиралась (о разрезе глаз умолчим). Она была одета в нежно-розовое кимоно с веткой цветущей сакуры на груди, причёска тоже соответствовала японским канонам красоты. В ней изменилось всё: походка, голос,  манера держаться и вести беседу. Казалось, изменилась сама структура личности. Но это на первый взгляд: Томико-сан быстро поняла, что Солвейга имеет крепкий внутренний стержень и себе она никогда не изменит.
    А сегодня вечером она «угощала» Солвейгой своих почётных гостей. Все были в восторге от новоявленной гейши из Европы.
 
    На следующий день обеим женщинам предстояла поездка в резиденцию господина Мацухира Сэйити, которая находилась в живописнейшем предгорье километрах в сорока к северо-востоку от окраин Токио. Дворец магната был спроектирован и выстроен в духе японского средневековья эпохи сёгунов и был окружён  садами, утопая в зелени. Сейчас стоял апрель – период цветения. Нежно-розовая дымка сада придавала всему какую-то ирреальность, погружавшую девушку в состояние отрешённости и романтичности.
    Но вот представительская «тойота» Томико-сан остановилась у больших ворот, и её хозяйка и водитель выпорхнула из него, как девочка, а вслед за ней плавно и с достоинством вышла Солвейга в полном облачении японской прелестницы.
    Навстречу гостьям вышел сам хозяин дворца в домашнем кимоно и сандалиях – он не любил излишних церемоний и был вполне современным человеком, несмотря на средневековый антураж. 
     - Будь благоразумна, моя девочка, - успела шепнуть ей Томико-сан, - сейчас наступает, возможно, важнейший момент в твоей жизни.
    Господин Мацухита встречал женщин с королевским размахом. В главном зале дома был накрыт на четыре персоны роскошный стол во вполне европейском духе, хотя изящество японского фарфора и хрусталя, сама сервировка была вполне в традициях Страны Восходящего Солнца, а вилки и ножи соседствовали с палочками для еды.
    Четвёртым человеком за столом была мать хозяина дома. Это была 62-летняя маленькая женщина. Она смотрела на белокурую «гейшу» с приятным удивлением: никогда в их доме не гостила столь красивая девушка из Европы с такими изящными манерами. Рядом с Солвейгой даже Томико проигрывала. К тому же, несмотря на выучку гейши, госпожа Синдо была достаточно проницательна, чтобы видеть, что девушка не является таковой по сути. Видимо, Томико хорошо постаралась, чтобы представить европейку её сыну в должном виде. Солвейга сидела напротив хозяйки, а сам господин Мацухира Сэйити сидел во главе стола.
    За знакомство выпили по бокалу очень старого, но не слишком крепкого французского вина. Тем не менее Солвейгу бросило в жар.
   - Не волнуйтесь, это быстро проходит. Это вино обладает свойством горячить кровь, но не надолго.
    Обед был великолепном. Кулинарные традиции Востока и Запада были искусно переплетены. Солвейга отведала несколько блюд, даже названия которых она никогда не слышала. После обеда был подан разнообразный десерт и, конечно, предложены разные сорта чая, среди которых девушке особо понравились чай из лепестков роз и из королевского жасмина. Выпив по чашечке того и другого, она почувствовала какую-то невесомость в теле, несмотря на то, что сытно и обильно пообедала.
    После застолья мать Мацухиры подошла к ней и стала задавать вопросы о её родине, о пристрастиях и увлечениях, а потом заговорила о сыне, который много работает и разъезжает по всему миру и который нуждается в доброй и ласковой подруге.
   В это время Мацухира отозвал в сторонку Томико, которую хорошо знал, и сказал, что её протеже понравилась ему ещё больше, чем на вернисаже.                - Она во всём японка, хоть и светловолосая и голубоглазая! Её красота волнует меня. Как тебе удалось за такое короткое время превратить её в подобие гейши с изысканными манерами?
  - Это тайна моего мастерства, - не без гордости ответила Томико.
   - Да, похоже, что в этом случае ты превзошла самоё себя! И это, как я понимаю, из-за меня? – он наклонился и поцеловал ей руку, сунув ей при этом маленькую коробочку, в которой лежало кольцо 9-й пробы с бриллиантом.
    - Томико, я останавливаю свой выбор на этой девушке. Я хочу, чтобы девушка погостила у меня, конечно, со своей мамой. Пусть привыкнет к обстановке, к нам с мамой. Позвони её матери пригласи её сюда.
    Томико тут же позвонила Эгите, и та дала согласие приехать уже завтра. Синдо обещал выслать за ней свою машину с шофёром.
    Сама же Солвейга чувствовала здесь себя превосходно. Не столько роскошь, сколько огромный сад, наполненный голосами певчих птиц, очаровал её. А над всей этой красотой возвышались заснеженные пики горного хребта.
    Утром на рассвете она выбежала в сад и стала собирать росу с листочков цветов и кустарниковых деревьев. Она пила её из ладоней, и ей казалось, что вкуснее напитка не бывает. За этим занятием её застал Мацухира. Они сели на скамейку  долго смотрели на цветущий куст с белыми бутонами роз. Потом их руки сплелись, они повернулись друг к другу лицом. Губы Мацухиры нашли губы Солвейги, и они с жадностью приникли друг к другу.      Солвейга вся дрожала: она впервые испытывала блаженство от близости с мужчиной. Её чувственность раскрылась благодаря стараниям Томико, но не только. Она поняла, что и сама представляет из себя довольно страстную и пылкую натуру. Ей уже был нужен мужчина.
    Мацухира с трудом удержался, чтобы не предложить ей пройти в его спальню. «Что это со мной? Я изменяю своим принципам!» - и он сдержал себя.
    После ужина он попросил Солвейгу – это было на третий день пребывания их с мамой в доме магната – пройти в его кабинет. Кабинет был очень старомодный и от этого особо уютный. Он был наполнен книжными стеллажами из дорогих пород деревьев, а сами книги тысячами наполняли полки до потолка. Полы были устланы коврами. Письменный стол стоял ближе к полкам, он был старинным, с изящной резьбой по бокам, а на столе тоже было немало книг, соседствовавших с компьютером. Ближе к окну, наполовину закрытому шторами из шёлка тонкой выделки, стояли два кресла и маленький столик. На нём – бутылка вина, чай и сладости.
    Они сели в кресла, накрытые пушистыми пледами. В кабинете царил полумрак, разбавленный светом из окна. Они выпили по бокалу того же вина, что и вчера, закусили фруктами.
    - Может быть, чаю? – предложил Мацухира.
   - Нет, попозже, - откликнулась Солвейга. Она волновалась, кровь её кипела, но по внешнему виду этого не было заметно.
    - Дорогая Солвейга! – при таком торжественном вступлении Солвейга опустила глаза, - я испытываю к вам глубокое чувство и предлагаю вам стать моей женой.
    Не поднимая глаз, она ответила тихим «да».  Мацухира крепко сжал её в объятьях.

    Через неделю – хозяин всё привык делать быстро – состоялось бракосочетание. Эгита плакала от счастья, видя свою дочь, утопающую в белых шелках. Солвейга была прекрасна. Рядом с ней гордо вышагивал один из самых богатых людей Японии. Кортеж машин после торжественной церемонии свадебного обряда (она проходила в мэрии небольшого города, ближайшего к поместью господина Мацухира) двинулся в сторону резиденции молодых. 
    На свадебный банкет было приглашено двести гостей, для этого пришлось открыть самый большой зал дворца, который обычно стоял запертым. Это был так называемый зеркально-розовый зал. Потолок и стены были расписаны фресками на темы любви и природы. По углам и между зеркалами стояли огромные вазы с тысячами цветов. Всё блестело и переливалось в свете огромной хрустальной люстры.
    Гости вели себя чинно, но когда подвыпили, разговорились. В их многоголосии звучали восхищение невестой, одобрительные нотки по поводу удачного выбора хозяина дворца. Всем бросалось в глаза и то, что, несмотря на разницу в возрасте, – невесте 18, жениху 34 – в национальности и многом другом – пара не производила впечатление какого-то формального союза, когда богатый  мужчина попросту покупает себе бедную, но молодую и красивую жену. Отнюдь! В глазах и невесты, и жениха светилось ничем не прикрытое чувство любви, и это заметили все присутствующие.
    Только после полуночи последние гости покинули резиденцию. Эгита и Томико остались, им были отведены отдельные комнаты. Кумико-сан со своим мужем тоже уехала в Токио. 
    Сэйити провёл свою теперь уже супругу в спальню. Две служанки помогли Солвейге освободиться от свадебного наряда, омыли её и облачили в полупрозрачное бельё, накинув сверху пеньюар. Вскоре в комнату вошёл Мацухита. Он обнял Солвейгу и подвёл к постели, выключил свет и стал раздевать. Бережно взял на руки и положил на прохладные простыни. Мужчина и женщина, муж и жена, впервые познавали друг друга в первую брачную ночь. Было тихо-тихо, если не считать раздавшегося через некоторое время крика Солвейги.
    Это крик донёсся и до комнаты, где находилась и, конечно же, не спала Эгита Краукле. В эту минуту она поняла, что её девочка сделала первый шаг, чтобы уйти от неё в большую неведомую жизнь, где царил её муж. В зависимости от отношения его к её дочери сложится теперь и жизнь стареющей актрисы.
    Мацухита же не думал ни о чём, он сразу понял, какое сокровище приобрёл. Тело его молодой жены таило огромные возможности сделать его счастливым. И он к тому же был любим. Солвейга раскрывалась перед ним, как нежный бутон. Она отдавалась самозабвенно, трепетно и страстно. Это был, пожалуй, единственный миг, когда свойственное ей благоразумие начисто оставило её. Маленькая девочка из маленькой Латвии покоряла сердце одного из могущественнейших людей Страны Восходящего Солнца. Но она не осознавала этого. А теперь её истерзанное ласками тело покоилось рядом с телом её господина, который с удивлением и восхищением смотрел на неё.


6. Солвейга возвращается к себе.


    Мама Солвейги улетела в Ригу через неделю после свадьбы дочери. Она не знала, что её ждёт дома. А дома её ждало письмо мужа, в котором он сообщал о дате бракоразводного процесса, о том, что у него есть женщина, мать его двух сыновей. Эгита стоически выдержала всё до конца и остала одинокой женщиной. Теперь она часто погружалась в воспоминания. Об отце она решила пока ничего не сообщать Солвейге. Изредка ей ещё давали роли в театре. Потом она переключилась на написание книги «Жизнь моя – театр», в которой описывала годы, проведённые на театральных подмостках. Кроме того, она писала в газеты рецензии на театральные премьеры. Она знала, что таких полётов, как раньше,  у неё уже не будет.
   
    Прошло несколько лет. Солвейга заняла достойное положение в доме мужа и среди деловой элиты Японии. Сейчас она говорила в основном по-японски, и лишь изредка, на каких-нибудь представительных форумах, - по-английски. Муж любил её по-прежнему, так как Солвейга не переставала радовать и удивлять его в интимном плане. 
    Однажды они отдыхали на каком-то горном курорте. Солвейга вспомнила, как в школьные годы увлекалась лыжами и лихо спускалась с гор. Мацухита и в сорок лет поддерживал отличную спортивную форму. Он тоже решил составить компанию жене.
    Солвейга и думать забыла, что несколько дней с её организмом происходило что-то странное. Ещё перед поездкой она посоветовалась с Томико, которая высказала предположение, что она скорее всего забеременела, и посоветовала поскорее обратиться к врачу. «В этом деле так важно благоразумие, не шути с этим», - внушала ей её наставница, которая стала и подругой. Солвейга так и намеревалась поступать. Но тут у мужа появилось окно в его жёстком деловом календаре, и он позвал жену в горы. Обрадованная Солвейга забыла обо всём. Но на этот раз благоразумие подвело молодую женщину.
    Вот и сейчас, встав на лыжи, она почувствовала лёгкое головокружение и тошноту, но всё же решила спуститься с горы. «Свежий ветер взбодрит меня. Так хочется вспомнить детство!» Она оттолкнулась с места – и пошла. Всё ближе и ближе крутой спуск. Ещё раз оттолкнувшись палками, она понеслась навстречу ветру и солнцу. О, как счастлива она была в этот момент! Она ведь ещё молода! Ей всего двадцать четыре года!
    Солвейга не заметила лежащий на пути валун, припорошенный снегом. Лыжи не выдержали столкновения с камнем и расщепились. Потеряв равновесие, она упала. Внезапная резь внутри живота не давала ей подняться. Следом за ней мчался встревоженный её падением Сэйити и другие лыжники. Когда они подняли молодую женщину, лицо её было белее снега. Принесли носилки, и Солвейгу донесли до отеля. Врач, осмотревший её, установил, что она на втором месяце беременности.
    Во время падения случилось непоправимое. «Я очень сожалею, госпожа, - сказал доктор, - но ребёнка вы потеряли». Солвейга была доставлена в больницу, где её продержали неделю. Всё это время муж был рядом. «Ничего, дорогая, - успокаивал он её, - у нас ещё будут дети! Мы ещё молоды и полны сил».
    К сожалению, их надежды не оправдались. Чего только не делали они, куда только не ездили – ответ был один: «Плацента не выдержит. Выносить ребёнка ваша жена не сможет». Это не означало, что они перестали любить друг друга. Просто жизнь приобрела несколько другие оттенки – наряду с яркими, красочными, к ним примешивался серый, а иногда и чёрный, цвета. Естественно, вслух об этом они никогда не говорили.

    Они много путешествовали. Солвейга стала заниматься переводами с японского на латышский и английский, чем завоевала уважение среди читателей, писателей и переводчиков.

    Так прошло десять лет. Как-то от мамы пришло электронное письмо, в котором она писала, что отца больше нет, но что он, слава Богу, смог поднять двух сыновей от второго брака, точнее, не поднять, а поставить на ноги, так как младшему ещё учиться и учиться. Мать встречалась с женой отца: довольно милая, молодая ещё женщина, но рано постаревшая. Раньше она работала в библиотеке. Библиотеку реорганизовали, точнее, закрыли, и она потеряла работу. Сейчас устроилась дежурной в какую-то второстепенную гостиницу. Мама писала, что она начала стареть – ей давно пошёл седьмой десяток, и она уже на пенсии.
    «Неужели прошло уже столько лет, а кажется, что всё было совсем недавно!»
   Солвейга продолжала жить в роскоши. С мужем, правда, у них были отдельные спальни. Но Сэйити, которому было ещё только 50 лет, пару раз в неделю посещал её по ночам. Однажды он не приехал ночевать домой и не предупредил об этом. Солвейга забеспокоилась.
    - Не волнуйтесь, Солвейга-сан, - успокаивала её служанка, - такое бывает с мужчинами его возраста. Они хотят почувствовать себя молодыми, иногда посещают профессионалок, которые дают им тонус, а он, словно эликсир молодости, действует на них.
    - Откуда ты это знаешь? - удивлённо спросила Солвейга.
    - С мужем моей сестры, с нашим старшим братом такое бывало. Потом они успокоились. 
    Солвейга задумалась. Заходя в кабинет мужа, она нередко заставала его в каком-то трансе. Как-то при её появлении в кабинете, она заметила, как он спрятал что-то в стол быстрым движением. Они побеседовали, потом вышли погулять в сад. В ту ночь он постучался к ней… Всё было хорошо. Солвейга, как всегда, была на высоте. «Тебе было хорошо, милый?» - «Всё отлично, дорогая. Жаль только, что у нас не будет детей!»
    Когда Мацухира уехал на работу вТокио, Солвейга зашла в кабинет и открыла ящик стола, куда муж накануне что-то сунул. Там была фотография молоденькой красивой японки. Она была удивительно похожей на Томико-сан. «Такой, наверно, она была в молодости. Как хороша всё-таки!»
    Она поднялась к себе и долго лежала в глубокой задумчивости. «Мама стареет, ей нужна поддержка. Официальный развод даст мне хорошее материальное положение и свободу – на родине! Я смогу помогать маме… Господи, о чём это я? Ведь ничего же не произошло. Нет, если не произошло, то произойдёт непременно. Надо подключить своё благоразумие. Не паниковать, но быть начеку», - решила Солвейга.
    ТОо, чего она ожидала, произошло через неделю. Мужа долго не было, и Солвейга вышла в сад подышать вечерним воздухом. Сад она любила больше всего. Он был её собеседником, врачевателем души. Ему она доверяла все свои тайны. Ей казалось, что он понимает её и даже даёт ценные советы. Но на этот раз сад был каким-то печальным. Она не узнавала его. И вдруг она услышала тихий звук подъезжающей машины.
    Сквозь ветки сакуры Солвейга разглядела, как Сэйити вышел из машины и открыл заднюю дверь автомобиля. Из него выпорхнуло прелестное создание.
    - Ты иди на террасу, Изуми, а я поставлю машину в гараж.
    - Нет, я подожду тебя здесь, милый. Я боюсь без тебя.
    Солвейга вздрогнула. Девушка остановилась около освещённой террасы, повернулась лицом к саду, и Солвейга узнала девушку с фотографии. Тогда она вышла из-за кустов и, проходя мимо, спросила:
    - Вы не дочь Томико-сан?
    - Да, я её дочь.
    - А что вы делаете здесь в такой поздний час?
    - Я секретарь господина Мацухиты.
   - Ах, да, я что-то слышала, - сказала Солвейга и пошла дальше.
   Она вошла в холл и спряталась за большой статуей. Через пару минут Мацухита вошёл туда же, пропустив девушку вперёд, а потом, обняв её за плечи, повёл по коридору вглубь огромного дома.
     Когда они скрылись, Солвейга поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель. Но всё её существо протестовало: почему? Ведь она тоже молода! Она накинула ночной халат и пошла к спальне мужа. Постучалась, но ответа не было, и тогда она толкнула дверь.
    Муж и секретарша уже спали, обнажённые, прижавшись друг к другу. Лицо Изуми покоилось на груди шефа. И тут Солвейга окаменела: она заметила, что девушка была беременна. Когда она была одета, этого заметно не было.
    Когда на следующий день поздно вечером Мацухита пришёл к ней в спальню, Солвейга спокойно обратилась к нему:
    - Не надо больше лжи, Сэйити. Я знаю, что у тебя есть возлюбленная. Это Изуми, дочь Томико-сан.
    - Да, это правда. Мы с Томико старые друзья. В молодости её соблазнил американский военный лётчик. Изуми – дочь от него. А американец был женатым и вскоре уехал домой. Девочка воспитывалась в закрытой школе на Сикоку. Когда ей исполнилось 20 лет, Томико купила ей квартирку в столице и попросила меня трудоустроить её. А моя секретарша как раз отправлялась на пенсию, и я взял на её место Изуми. Ты видела эту девушку вчера – не влюбиться в неё было невозможно. Через полгода мы стали любовниками. Но я продолжал всё ещё любить и тебя. А пять месяцев тому назад Изуми сказала мне, что ждёт ребёнка. Ещё через месяц я узнал, что это будет мальчик.
    Ты знаешь, что я долгие годы мечтал об отцовстве. Для японца очень важно оставить после себя наследника. Я ещё не стар. Думаю, что ещё успею воспитать его.
    - А она любит тебя?
    - Да. И я умею отличить правду от лжи.
    - А как же мы с тобой?
    - А что предложила бы ты?
    - Официальный развод. Я хочу вернуться на родину.
    - Хорошо, - ответил Мацухита, - я устрою всё максимально быстро. Это устроит тебя?
    - Безусловно, - сказала Солвейга.
    Он стоял и внимательно смотрел на неё. «Какая благоразумная и сильная женщина!» - подумал он. 
   
    Через месяц всё было оформлено в тончайших юридических и финансовых деталях.
    Солвейга смогла перебороть себя и вычеркнуть мужа из души. Она хотела одного: покинуть Японию и больше никогда не вспоминать о нём. Но она знала и то, что это ни при каких условиях - кроме амнезии, конечно, - невозможно.
    Она улетала из Токио духовно независимой, нравственно чистой – такой, как была, - и очень богатой женщиной. В подарок Мацухита преподнёс ей шкатулку с драгоценностями. Она не хотела её брать, но, вспомнив про своих сводных братьев, приняла. Для них. 
    Мацухита проводил её до самой Нариты, где они тепло расстались в здании аэровокзала.

    Солвейга вернулась в Ригу тем же маршрутом, что и 14 лет назад – через Франкфурт. Мама встретила её в Скулте, встреча была более чем тёплой, со слезами и поцелуями -  они не виделись долгих восемь лет.
    Женщины купили большую квартиру, по-новому обставили её. Солвейга посетила братьев, познакомилась с ними, перевела на счёт их матери приличную сумму на их образование. Она много путешествовала, занималась благотворительностью, литературными переводами, вела свой блог о Японии в латвийском сегменте Интернета, а на пороге семидесятилетия представила читателям свою большую книгу о стране, в которой она провела 16 лет, которая вышла в свет сразу на трёх языках – латышском, английском и русском в переводе автора. В Японии она больше никогда не бывала, но в сердце своём сохранила эту чудесную страну до конца.


                16.5.13