Марго. История одной любви в трёх миниатюрах

Геннадий Кульчитский
1. Первый поцелуй
    После третьего курса, в конце сессии, им объявили, что после сессии их отправляют в совхоз на уборку сена, добровольно, в счет осенних полевых робот. Он, со всеми ребятами из его комнаты, тоже решили ехать на сенокос.
    Отправляли их на теплоходе в глубинку области, вниз по Томи, потом по Оби, потом должны были на машинах развезти по отделениям совхозов.  Марго он увидел еще на пристани, при посадке на теплоход. Ее провожал, тот самый старшекурсник с их факультета.
     Теплоход отчалил от берега и, на нем началась своя жизнь. Кто-то запасся спиртным и, устроившись в трюме, выпивал в узком кругу своих, тайком от преподавателей. На палубе в одной компании рассказывали анекдоты, в другой собрались в основном девчонки, там «выдавал» на гитаре что-то испанское парень с их потока. Марго была тоже в этой компании.
   Когда все немного утомились, возбуждение улеглось, все спустились в тенек, в трюм: кто играл в карты, кто беседовал, кто решил поспать и прикорнул на жесткой лавочке….
    Их высадили на Оби, на каком-то причале, кажется, в районном центре, а теплоход «похлюпал» дальше, развозя студентов по cовхозам. Одна или две машины уже ждали студентов, и кому-то повезло, какие-то группы уехали сразу, несколько групп остались ждать своих «покупателей». Через час подъехал грузовик, институтский уполномоченный выкрикнул: «На посадку группы 439/3 и 439/5».
    Грузовик был открытый, с деревянными лавками. Парни галантно помогли своим девчонкам занять места у кабины грузовика и расселись сами. Рядом с ним опять оказался Генка Носов, а лицом  к ним, чуть сбоку, у кабины сидела…  Марго. На грохочущем грузовике, по проселочной, пыльной дороге их везли в неизвестном направлении на место дислокации, их  неполная группа ехала вместе с осколками Генкиной группы в одну совхозную бригаду. Чудесным образом, они с Марго оказались в одной автомашине. 
   Всего их было человек 20. Наволочки и пустые матрацы им выдали еще в институте, видимо, не надеясь на гостеприимство хозяев. Нары были готовы, матрацы набили соломой, на улице под навесом сколотили великолепный стол и лавки на 20 персон. Летнюю печь им сложил бригадир, которого закрепили за ними, в качестве инструктора-руководителя. К вечеру благоустройство было закончено.
  Девочки, три боевые подруги-одногрупницы из их группы и Марго, устроились в том же помещении за занавесочкой, куда вход парням был категорически запрещен.
    Село было совсем  крохотное - бригада какого-то совхоза. Не было даже электричества! Это через сорок с лишним лет после ленинского плана ГОЭЛРО, почти через 20 лет после победы в Великой Отечественной войне! Это не укладывалось у них  в голове! Для освещения, им выдали керосиновую лампу, которую Генка тут же окрестил «Летучей мышью». Действительно, «глубинка»!
    Однако был клуб, где по субботам играл гармонист и были танцы. Танцы тоже из глубокого прошлого: полька, краковяк, под’эспань, под’эграс и конечно вальс. Они, в городе в это время уже во всю «твистовали», а продвинутые «лобали» и рок-н-ролл, и буги-вуги. Но, как выразился Генка: «Нет бекасов, - нужно есть дроздов». Студенты со смехом вспомнили польку из их школьной поры, танцевали вальс.
   Он танцевал с Марго, (она больше не отказывалась с ним танцевать), и польку, и вальс, пробовали даже эти «заморские» танцы, Марго их тоже знала. После танцев студенты шли к себе, да и вообще, каждый день у них был костер, у костра собирались все и пели песни. Сейчас, он не смог бы себе представить, как можно почти каждый вечер петь песни. Были очень популярны туристические песни, песни Ады Меркушевой, других бардов, уже знали и пели ранние песни Высоцкого, Визбора. У Марго был тонкий слух и хороший голос…. 
   После первых субботних танцев, он пошел рядом с Марго и попробовал сделать так, чтобы они отстали от компании – и это получилось! После этого они с Марго гуляли каждый вечер.
    Началась пора узнавания друг друга, рассказы о прошлой, школьной жизни. Их сближала похожесть взглядов, обнаружилось много общего: симпатии, любимые книги и писатели: Куприн, Джек Лондон, Бунин….  У нее дома, в Красноярске, после смерти папы, который рано умер, осталась большая библиотека классики, она много читала И.Тургенева, О. Генри, Э. Золя. …  Он же,  к тому времени, прочел и даже цитировал «Маленького принца» Антуана Экзюпери, прочел, запрещенного тогда, Солженицына: «Один день Ивана Денисовича», почти всего Ремарка, Хемингуэя….. Им было о чем поговорить, им было интересно друг с другом. Для него тогда отношения с Марго имели особую ценность, еще и потому, что они, эти отношения, возвышали, заполняя, опустевшую после школы, культурную нишу. Это была такая отдушина! Не было у него в институте друзей, с которыми он мог бы говорить о литературе, театре, почитать стихи. Преферанс, винцо, гитара, доступные девочки - другое дело.  А с Марго он вольно или невольно открывал свои лучшие черты, раскрывал себя, становился самим собой.
    После работы ходили купаться на реку. Марго тоже с девчонками ходила на реку и, в такие минуты, он готов был  крутить сальто без передышки. Так, однажды, накупавшись до посинения, на обратном пути, он почувствовал, что у него чешется верхняя губа и начинает вздуваться «простуда», (это потом он узнал, что это называется герпес, а в детстве все называли это «простудой»). Невозможно представить его расстройство в те минуты. Дело в том, что только накануне вечером ему был позволен Марго первый поцелуй в губы, и теперь представьте его расстройство, еще и с учетом того, что срок пребывания на сенокосе перевалил уже за половину. Что-то произошло внутри его организма, и, видимо, благодаря психическому настрою на сопротивление этой болячке, по приходу в самодельное общежитие он не обнаружил никакого герпеса. 
   Его гулянья с Марго, разговоры, перемежающиеся поцелуями, продолжались, но постепенно переходили в грустную фазу. Неизбежно приближался конец пребывания в совхозе и, конечно, ему было тревожно и неясно, как сложатся их, с Марго отношения в городе.  Там ее ждал парень, но они эту тему вообще не затрагивали, боязливо обходили стороной. Им было дорого то состояние счастья, в котором они постоянно пребывали, общаясь с друг с другом, и они боялись его вспугнуть.  Была взаимная влюбленность, которая не зашла дальше поцелуев, наверное, из-за взаимного неосознанного желания сохранить ее дольше. Они просто были два влюбленных молодых человека счастливых сегодня и сейчас, и все.
   30 дней пролетели быстро. Потом был отъезд в город и расставание без обещаний писать, звонить, скучать, ждать встречи, любить. Разлука предстояла длительная и он не знал, как ее выдержит их только что родившееся, неокрепшее чувство, чем закончится эта их первая разлука для них и их отношений. Они разъезжались по домам на каникулы. Кроме того, следующий учебный год начинался практикой, у него в Томске, а у Марго в Братске, на химкомбинате, а это еще, как минимум, добавляло месяц разлуки.  Ему никак не хотелось думать о том, что их встреча была только эпизодом их студенческой жизни. Он понимал, что он полюбил и что это серьезно, как никогда у него еще не было и что у Марго это тоже серьезно. Он впервые понял, что он может любить по-настоящему, понял, что и Марго тоже способна на сильное ответное чувство.
2. Первое апреля
    Закончились каникулы, он вернулся в Томск на практику, Марго была в Братске тоже на первой производственной практике, в результате которой, она окончательно разочаровалась в своей специальности.  Встретились они после практики в Томске, Марго была разочарована в специальности и озабочена, она опять искала себя в профессии.
    В этот год в Томске образовался новый институт, электроники и электронной техники. Был объявлен дополнительный набор на 3 курс, с экзаменами по некоторым дисциплинам. С их факультета студенты тоже двинули на новые специальности, радиотехника входила в моду. Марго была в их числе, ее не пугали новые дисциплины, по которым нужно было сдавать экзамены, она всегда легко и с удовольствием училась.  А он понимал, что для нее важнее всего в этот период была открывшаяся перспектива, перевод в новый институт, подготовка к экзаменам, экзамены и, не докучал ей своими чувствами. Их летние отношения не находили продолжения и отходили у нее, как бы, на второй план. Это его мучило, но он ждал…
   Марго перевелась в другой институт, но жила еще в одном с ним общежитии. Он пытался выяснить с Марго отношения, но натыкался на глухую стену отчуждения или еще чего-то, он не понимал в чем дело. Его мучили сомнения. Её старшекурсник, окончил институт и уехал по распределению.
    Он думал: «Неужели она поддерживает с ним переписку? Неужели это его влияние или появился кто-то новый? Если это не так, то, что ей мешает продолжить так счастливо сложившиеся в совхозе отношения?» Он не находил ответа на эти вопросы, ни в своих мыслях, ни в ее словах. В то же время, при встрече чувствовал, что он ей не безразличен. 
  Это продолжалось до самой весны. Марго училась в другом институте, жила в другом общежитии. Он жил своей жизнью, но не терял надежды. И вот, однажды, ему показалось, что он Марго окончательно потерял.
   Возвращаясь откуда-то в общагу, со своим другом, Валерой Цыгановым, в легком подпитии и мрачном настроении, он встретил Марго,  в веселом расположении духа, идущей под руку со знакомым парнем, Саней Астраханским. Саня был «зубрилой», туповатым и недалеким, к тому же болтливым, развязным любителем женщин. На первом курсе он с Саней даже жили в одной комнате, поэтому его интеллектуальный и духовный уровень, он хорошо знал. Саня тоже, как и Марго, перевелся в новый институт, только благодаря тому, что был членом сборной института по лыжным гонкам. Все это моментально всплыло в его памяти. Он не смог равнодушно пройти мимо, остановил Марго и  высказался:
- Так вот, на кого ты меня променяла? На это ничтожество, на этого тупого сластолюбца! Теперь мне понятно, почему ты меня избегаешь!
   Саня полез в драку, но Валерка быстро охладил его пыл, попытался успокоить и его. Марго только горько сказала ему в ответ:
- Как ты мог такое подумать!?
  Он в первый раз тогда узнал, что такое депрессия.  На следующий день на занятия не пошел, пролежал целый день на кровати в общежитии, что-то не очень связное пытался писать в дневнике, а ночью написал Марго письмо:
"Ритик, я не могу так больше. Все потеряло всякий смысл. Я не знаю, что мне делать, как жить. Пустоты нет, есть какая-то тяжесть каждую минуту, которая давит и не оставляет. Сейчас я понял, что я потерял больше, чем думал. Я потерял больше, чем тебя. И самое страшное, что я не вижу выхода. Это страшно: каждую минуту мысль: «Что я наделал!» Мне никого и ничего не надо, мне нужна ты. Такого больше ни с кем не будет. Это самое большое горе, какое я знал. Мне не с кем поговорить, я и не хочу. Не хочу и не могу никого слышать и видеть. Я хочу к тебе, я хочу с тобой. Только с тобой я был самим собой.  Все кажется ненужным. Это не разведенный мост, это разрушенный. И это только наш мост. Можно всю жизнь ждать чудо, чтоб по нему пройти. Я теряю тебя, а для меня это очень много, видимо, вся беда в том, что я многого захотел и захотел очень сильно. Я знаю, что я временами достоин презренья, но я не хочу быть таким. Ты разбудила во мне что-то, о чем я только подозревал. И вот, я теряю тебя, потерял. Я много бы отдал, чтобы быть с тобой, но никому этого не надо. Я сам себя высек, не подозревая этого. Мне страшно, мне кажется, что ты моя последняя сказка, последняя мечта. Еще хорошо, что меня не покидает надежда, хотя умом я понимаю, что все прошло. Кто-то из великих людей, когда-то сказал, что счастье проходит, а надежда никогда. И хочется верить в это.  Я не думал, что так больно потерять тебя, видимо, потому, что никогда серьезно не верил в это. И это, наверное, уходит неумолимо. Мне больно увидеть тебя чужой, еще хуже не видеть. Только сейчас я понял, как много тебя было в моей жизни в последнее время. Меня тяготит чье-либо присутствие, я не могу на них смотреть. Все это, наверное, высокопарно, но я  чувствую это и чувствую так. Зачем я пишу? Это, наверное, глупо и никчемно, не знаю зачем, но чувствую, что мне надо хотя бы написать. Вообще ты можешь смеяться, но это мои мысли и это часть меня. Я ни о чем не прошу, это глупо. Этого не просят, а заслуживают, я не смог и, наверное, не смогу. Не знаю, что делать, не знаю, чем закончить это письмо. Я ничего не знаю. Я хочу к тебе. О, как бы я хотел, чтоб все это обратилось в невеселую игру «первое апреля»…
Письмо было отправлено 1 апреля.
Он написал письмо, и действительно, как-то немного успокоился. Его успокаивала, может быть, надежда на положительный ответ, а может быть, то, что, наконец, будет поставлена точка в этой неопределенности, которая мучила его полгода.
5 апреля он получил письмо от Марго:
"Родной мой, эти дни у меня одна мысль, одно ощущение: не ответить тебе не могу, а ответить могу только так: «Да, пусть это будет «первое апреля». Я этого хочу очень.… Сейчас в голове целый рой мыслей, одна набегает на другую.… Пытаюсь понять себя, разобраться в себе.… Ничего не получается. Одна единственная мысль – я верю тебе, я верю в тебя, верю, тысячу раз верю!"
  И снова они обрели с Марго друг друга. Начались счастливые дни, полные радости общения с любимым человеком. Каждое утро было для него наполнено ожиданием предстоящей встречи. И были гулянья по ночному Лагерному саду, были охапки черемухи и сирени, были песни и, конечно, стихи.
3. Экзамен
   Потом была сессия и, так совпало, что экзамен по английскому они, с Марго сдавали почти одновременно с разницей в один день, он должен был держать экзамен на день раньше Марго. Марго знала английский язык отлично, еще со школы, а у него, в знании английского, было много пробелов. И они с Марго решили готовиться вместе. Два дня сидели в читалке.
   Но какая мука сидеть рядом с любимым человеком в читальном зале, когда тебе чуть за двадцать, бедром чувствовать любимую, затравленно оглядываться по сторонам и при этом ещё зубрить нелюбимый предмет.
   И они решились, вернее, решилась она, её было решающее слово. Они взяли палатку, продуктов и на 2 дня на автобусе уехали на природу, на реку. Эта подготовка к экзаменам очень напоминала сюжет из одного раннего стихотворения Саши Черного.
                Экзамен
Из всех билетов, вызубрив четыре,
Со скомканной программкою в руке,
Неся в душе раскаяния гири,
Я мрачно шел с учебником к реке,
Там у реки блондинка гимназистка
Мои ответы выслушать должна…
Ах, провалюсь! Ах, будет злая чистка!
Но ведь отчасти и ее вина…
Зачем о ней я должен думать вечно,
Зачем она близка мне каждый миг?
Ведь это, наконец, бесчеловечно!
Конечно, мне не до проклятых книг.
Ей хорошо: по всем – двенадцать баллов,
 А у меня лишь по «закону» - пять.
Ах, только гимназистки, без скандалов,
Любовь с наукой могут совмещать! 
Пришел. Навстречу грозный голос Любы:
«Когда Лайола орден основал?»
А я в ответ ее жестоко в губы,
Жестоко в губы вдруг поцеловал.
 «Не сметь! Нахал! Что сделал для науки
Декарт, Бекон, Паскаль и Галилей?»
А я в ответ ее смешные руки
Расцеловал от пальцев до локтей.
«Кого освободил Пепин Короткий?
Ну, что молчишь? Не знаешь ни «аза!»
А я в ответ, почтительно и кротко,
Поцеловал лучистые глаза…
 Так два часа экзамен продолжался,
Я получил ужаснейший разнос!
Но, расставаясь с ней, не удержался
 И вновь поцеловал ее взасос. …
      В ночь,  перед его экзаменом пошел дождь, они немного проспали, потом долго собирали вещи  и мокрую палатку и, в конце концов, опоздали на рейсовый автобус. Он, конечно, волновался, но держался молодцом, а еще он был безмерно счастлив, потому, что они с Марго впервые пережили минуты наивысшей близости, которые могут быть между мужчиной и женщиной.
    В город они приехали часам к 12. В общаге его встретил взволнованный Лешка, староста их группы, он уже не знал, что и предположить и, как всегда в таких случаях, предполагал худшее. Ведь экзамен был даже не простой, а государственный, т.е. оценка шла в диплом и принимала его комиссия, как минимум, из двух преподавателей.
     Он рванул в институт, но экзамен закончился и даже преподаватели уже разошлись. В деканате он узнал адрес «англичанки», к счастью, она жила недалеко от их общежития и была дома. Он ей что-то не очень связно, но, видимо, правдоподобно объяснил. Она выслушала его и сказала:
- Ну что, мой друг, ты имел шанс получить в диплом четверку, если претендуешь на нее, можешь сдать экзамен после сессии. Если не претендуешь, то тройку я тебе поставлю и без экзамена, на твердую тройку ты предмет знаешь.
     Он отдал зачетку, а на следующий день получил ее обратно уже с «удовл.» и автографами двух преподавателей.
    Марго сдала английский, как всегда, на «отлично». Сессия закончилась благополучно!
   Они с Марго ехали вместе в Красноярск. Там они провели три дня. Надо ли говорить, что это были чудесные, счастливейшие дни их жизни?! Остановился он в родительском доме Марго, ему выделили маленькую комнатку с окном во двор. Он не просил руки и сердца Марго, о женитьбе речи не было, он, как бы, просто проездом остановился у них в качестве друга Марго. Но они твердо знали, что будут теперь всегда вместе.
   Позднее теща ему признавалась в любви так: «Как только ты вошел в комнату, улыбнулся, разлилось море симпатии, я сразу все поняла, Ритка не могла в тебя не влюбиться!»
Марго провожала его на вокзале…
   Когда её не было рядом и он думал о ней, ему казалось, что если он закроет глаза, то сможет почувствовать ее тепло, ее объятие, ее руки у него на плечах, точно так же, как при том расставании. Он закрывал глаза, и представлял эти руки, закинутые за его шею, трогательно и нежно, локтями немного вперед…