Делай что должно. Часть 4. Расплата

Эта электронная книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена, перепродана или передана без разрешения автора. Контактная информация lomakina-irina (собака) yandex.ru.

Уважаемые читатели! Четвертая часть романа "Делай что должно" публикуется на портале "Проза.ру" в сокращении. Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость электронной книги 150 рублей, реквизиты размещены на главной странице.

----------

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:
«Не тяни за кольцо, скоро легкость придет…»
До земли триста метров, сейчас будет поздно!
Ветер врет, обязательно врет!

1.

Лилия Шмель чуралась политики и не выписывала газет. Те, кто хоть немного знал ее историю, с вопросами по этому поводу никогда не приставали — сами догадывались о причинах подобной неприязни. Для остальных у нее всегда было готово объяснение: а зачем? Политика — дело не женское. Зато в доме у родни Павла свежая пресса была всегда.
Утром четырнадцатого июня Лиля заглянула к дяде Андрею и тете Оле на утренний чай, как делала частенько. Но до кухни она так и не дошла. На столе в сенях лежала газета. Крупный заголовок кричал: «Барон и баронесса убиты в собственной постели!» Лиля почти прошла мимо — но вдруг остановилась. Что-то кольнуло в груди, в области сердца. Спустив с рук маленького Ярослава, который тут же заинтересовался составленной вдоль стены обувью, она медленно, словно в дурном сне, протянула руку и взяла газету. «Вести Лесного Града», вчерашняя. Лиля впилась глазами в строки под заголовком.
«Барон Ян Вингфилд и его молодая жена Элеонора, только что воссоединившиеся после долгой разлуки, коварно убиты в собственной спальне. Вероятно, барон Вингфилд застал преступника в покоях жены, за что и поплатился. Убийца, тайно проникший на территорию замка, разоблачен и казнен. К сожалению, допрос оказался бесполезен: наемник так и не признался, чей приказ он выполнял. Следствие во главе с Его Светлостью Казимиром Вингфилдом, восемнадцатым бароном Западных земель, разрабатывает несколько версий. Убийство баронессы, урожденной Элеоноры Диодарис, могло принести дивиденды сразу нескольким политическим силам на континенте. Не исключена и экономическая подоплека этого убийства».
Лиля выпустила газету из рук и прижала пальцы ко рту. Ее внезапно затошнило. Газета выпала из рук. В ушах как наяву зазвучал голос Павла: «Что-нибудь? Ладно, скажу. Операция называется "Баронесса"». Нащупав табуретку, она села. Ясь немедленно подошел к матери и положил ей на колени чей-то грязный ботинок, предлагая поиграть, но Лиля смотрела на сына и не видела его. «Не может быть. Если бы его послали на такое задание, он бы мне сказал. Но, скорее всего, он бы просто на такое не согласился. Нет, он тут не при чем. Это не о нем. И он, кажется, говорил, что едет не в Баронство».
«Воссоединились после долгой разлуки», — немедленно подсказала ей память. Лиля подняла с пола газету и принялась просматривать первую полосу. Буквы прыгали перед глазами. Вот. «Три дня назад баронесса Элеонора Вингфилд была дерзко похищена неизвестными во время посещения салона красоты. Один охранник убит, двое других тяжело ранены. Версия, что за похищением стоит барон Ян Вингфилд, появилась одной из первых. Виктор Диодарис обратился к Триумвирату с просьбой подготовить официальную ноту протеста. Он утверждал, что брак его дочери недействителен и заключен против ее воли. Однако в связи с последними событиями…»
Связи между похищением Элеоноры по приказу барона и последующим убийством обоих Лиля уловить не могла. Но если появилась такая «государственная необходимость»… Ее снова затошнило. Газета спикировала на пол. Внезапно Лиля очень ярко представила, как завтра с утренней почтой ей принесут запечатанный императорской печатью конверт с соболезнованиями. Хотя нет. Если операция была тайной, ей даже не сообщат. Так ведь делается у них, в разведках? Через полгода объявят пропавшим без вести и только тогда соизволят прислать ей официальную бумагу.
Рысь, конечно, может приехать сам. Но вряд ли, он не рискнет. Слишком серьезное дело. А Марина? В газетных заметках о ней не было ни слова. Если она жива и вернулась в Златград — она должна что-то знать. «И я тоже должна знать. Я не буду сидеть здесь и гадать, он это или не он, — Лиля резко поднялась с табуретки. — Полковник ответит мне. Он не посмеет мне солгать». Она не задумывалась, каким образом сможет попасть в кабинет Рыся. Он примет ее — так или иначе.
Лиля посмотрела на Яся, который с увлечением возводил пирамиду из пустых ведер, и невольно положила руку на грудь. За год с небольшим она ни разу не расставалась с сыном дольше, чем на пару-тройку часов. Но сомнение длилось не дольше секунды: Ярослава придется оставить, ребенок свяжет ей руки. Он слишком мал, и ему там не место. Неизвестно, какие вопросы ей предстоит решать и как именно.
Стукнула входная дверь. Вошла тетя Оля, взглянула на Лилю и в ужасе замерла. Та стояла посреди коридора, держась за грудь, и пустыми глазами смотрела на сына. Ясь оставил ведра и, хныча, цеплялся за материнскую юбку. Он просился на руки, но Лиля не реагировала.
— Что с тобой? — испуганно спросила Ольга, бросаясь к невестке. — Что-то случилось? Тебе плохо?
— Нет, — Лиля покачала головой и перевела свой пугающий пустой взгляд на встревоженную женщину, которая принимала на свои руки Яся и очень любила Павла, своего единственного племянника, и которой нельзя было ничего рассказать. — Мне нужно уехать. Немедленно.
— Что-то с Пашей? — тут же догадалась тетя Оля.
— Не знаю. Наверное. Мне нужно в Златград.
Ольга заглянула Лиле в лицо и отшатнулась. Мысли, что невестка ведьма и видит что-то недоступное другим, приходили ей частенько, и сейчас это ощущение вернулось с новой силой. Ей стало страшно.
— Конечно, поезжай, — дрогнувшим голосом ответила она. И спохватилась. — А как же Ясь?
— Останется с вами, — голос у Лили был сухой и безжизненный. — Или лучше с Татьяной.
На руках у старшей Ольгиной дочери был трехмесячный младенец, но Лилю мало заботили в данный момент неудобства других людей. Разберутся. Маленький Ярослав — часть их семьи, а в северных деревнях умеют заботиться о сиротах, если нужно. Таня возьмет его в дом, даст ему грудь, станет ему матерью… «Не смей! — одернула себя Лиля. — Он пока еще не сирота». И даже если… даже если случилось худшее… К сыну она всё равно вернется.
— Пусть дядя Андрей отвезет меня в Лесной Град, — тихо попросила она. — Дальше я доберусь.
Инструкций Павла по поводу «Ренны» она не забыла. Он словно предчувствовал… Или это было не предчувствие, а холодный расчет? «Нет! — Лиля прикусила губу. — Нет, я не буду подозревать его во лжи. Только не сейчас. Не сейчас, когда я ничего не знаю».
Тетка подхватила Ярослава на руки, вышла во двор на поиски мужа, отправила старшего из близнецов к Татьяне — Лиля ничего этого не заметила. Подняв с пола злосчастную газету, она шагнула к двери. Нужно взять какую-нибудь одежду. Документы. И газету, не забыть захватить с собой газету, чтобы бросить ее в лицо Рысю. Пусть он только попробует сделать вид, что не в курсе.
Садясь в машину дяди Андрея, Лиля даже не обняла Яся — боялась, что не сможет выпустить его из рук.
— Поезжай. Да помогут тебе боги! — прошептала тетка, продолжая смотреть на Лилю со страхом. — Напиши нам. За Яся не беспокойся, всё будет в порядке. Немного поскучает и забудет.
«И забудет. И забудет. И забудет», — стучало в висках у Лили всю дорогу до Лесного Града. Она ехала молча, стиснув пальцами колени и уставившись всё тем же пугающе пустым взглядом в лобовое стекло. Она точно знала: если Павел погиб, все ее связи с этим местом будут разрушены. Оно так и не стало ей родным. Чужой дом, чужие люди… Даже этот маленький мальчик, так похожий на своих юных двоюродных дядюшек — в нем, кажется, не было ничего от матери. Он был Пашин, как и этот дом, как эта семья, как вся эта жизнь, которой Лиля жила почти два года. Вся эта жизнь была Пашина, она держалась на нем, как на фундаменте…
Вернувшись домой, Андрей долго стоял, сутулясь, над столом в сенях. В стопке газет не хватало одной, вчерашней, и он этому совсем не удивился. Всё это время ему как-то мало верилось в Пашу Шмеля — простого инженера. Что же было в том номере, спросил он себя, что Лиля сорвалась и уехала, даже не взяв ребенка? Он не успел просмотреть его с утра и, признаться честно, не слишком об этом жалел.
Андрей вздохнул. Скоро под императорские знамена призовут одного из близнецов. Кого — в таких случаях традиционно решается по жребию. На каждом углу шепчутся то о скорой смерти императора Всеслава Четвертого и неизбежной смене династий, то о надвигающейся войне с горцами или с бывшей Окраиной. Недоброе время… В сердцах он смахнул газеты на пол. В доме захлебывался ревом, не желая утешаться ничем, маленький Ясь, и это не улучшало настроения.
— Всё в порядке? — спросила, тихо подойдя сзади, Ольга.
— Да, — ответил он. — Отвез. Здесь газета лежала, лесноградская, ты не брала?
— Нет. А что?
— Да так, ничего.
— Как ты думаешь, она вернется? — еще тише спросила жена.
— Не знаю, — покачал головой Андрей. — Не знаю…
Лиля в точности выполнила все инструкции мужа. У нее даже получилось изобразить ту несокрушимую уверенность, которая так хорошо выходила у Павла Шмеля, когда он вел ее тогда к границе. Лиля помнила, как он словно становился выше ростом, как ощутимо веяло от него силой и превосходством. Она точно так же расправила плечи, сняла с головы бабий платок, пустила косу по спине. Ее горского происхождения было не скрыть, но теперь она была Лилией Шмель, женой имперского офицера.
Впрочем, документы показывать не пришлось, и вопросов никто задавать не стал. Инструкции этого не предполагали. Не прошло и трех часов с момента, когда ее взгляд остановился на газетном заголовке со словом «баронесса», а Лиля уже выехала из Лесного Града в сторону столицы. Она давно не ездила по трассе, и сейчас удерживать машину на нужной скорости требовало напряжения всех сил, но зато на размышления и на страх отвлекаться было некогда. Лиля убрала ногу с педали газа, не решившись на опасный обгон, и вытерла пот, заливающий глаза. Спокойнее. Ей нужно доехать живой и здоровой, без задержек и происшествий.
Удача была на ее стороне — ни на одном посту до самого Златграда ее не остановили, даже на том самом КПП на въезде в столицу, где Павел когда-то рискнул проскочить на полной скорости. А может, дело было вовсе не в удаче, просто здесь хорошо знали голубую «Ренну» с вневэшным пропуском на лобовом стекле. Лиля возвращалась назад той же дорогой, по которой Павел увез ее два года назад от всех возможных опасностей — во всяком случае, как им тогда казалось. Той дорогой, по которой он столько месяцев подряд уезжал от нее в тот мир, где ей не было места. Лиля не раз мечтала взглянуть хоть одним глазком на ту жизнь, которая ему так нравилась, но, видят боги, она не собиралась платить за это такую цену…
Она так и не успела придумать, как проникнет с улицы в святая святых вневэ, кабинет полковника Рыся. Этого не понадобилось. Едва она свернула на стоянку возле особняка (ту самую, с которой они когда-то вместе с Павлом забирали «Ренну» без ключей и со сломанными замками), как постовой на пропускном пункте махнул жезлом, приказывая Лиле остановиться. Подошел, жестом потребовал опустить стекло. Спросил:
— Лилия Бет-Тай?
Лилино сердце совершило очередной кульбит. Девичья фамилия? Почему? Это что, арест? Но тут же ей в голову пришло другое объяснение — Рысь ждал ее. Он всегда верил то ли в ее сверхъестественные способности, то ли в особую связь между ней и Шмелем. И если он отдал приказ встретить ее у ворот — значит, с Павлом точно что-то случилось…
Ее провели прямо в кабинет полковника. Лиля никогда здесь не была, но, едва войдя в приемную, она сразу узнала Аду. Они встречались единственный раз — секретарша полковника помогала ей устроиться на служебной квартире сразу после тюрьмы, пока решался вопрос с освобождением Павла. Она запомнилась Лиле белокурой кудрявой куклой с очень сильно накрашенными ресницами. Сейчас косметики на лице Ады не было вовсе, а на столе возле пишущей машинки валялась совершенно неуместная среди общего порядка скомканная салфетка. Ада подняла на посетительницу опухшие глаза и прижала пальцы к губам, будто боясь что-то выболтать без санкции.
Но Лиле и не нужно было ничего говорить. Как ни готовилась она к этому моменту, как ни уговаривала себя всю дорогу быть сильной, держаться уверенно и спокойно — ноги всё равно подкосились. Она до последнего надеялась, что ошиблась и что газетная заметка не имеет к Павлу никакого отношения. Ну подумаешь, кто-то там кого-то похитил, убил… И сейчас Рысь, выйдя из кабинета, удивленно поднимет брови, успокоит ее и проводит по мраморной лестнице к выходу.
Но Рысь, судя по всему, действительно ждал ее появления. Он вышел в приемную как раз вовремя, чтобы стремительно шагнуть к Лиле и подхватить ее под локоть. Она почти повисла на нем, но полковник не дрогнул. Далеко не юнец, он мог бы даже подхватить ее на руки — за эти два года, несмотря на беременность, роды и кормление, госпожа Шмель не поправилась ни на грамм, осталась такой же изящной и тонкой. Черная коса, высокие скулы, фарфоровая бледность… Обнимая Лилю за талию, полковник Рысь вдруг не к месту вспомнил Марину и в очередной раз подумал, что насчет Лили его любимая ученица в кои-то веки ошиблась. Лиля никогда не станет толстухой, сколько бы детей она не родила Шмелю — не та комплекция. Его следующая мысль была далеко не такой радужной: он вспомнил, что новые дети от Шмеля теперь под большим вопросом.
Лиля не могла прочесть его мысли, но ей хватило и обстановки в кабинете. Клубы табачного дыма висели над потолком, несмотря на открытое окно. На столе дымилась чашка кофе, едва видимая за горой каких-то бумаг. На полу вокруг стола валялось несколько газет. Лиля издалека, по шапке и по гербу, узнала «Правду Запада», одну из самых «левых» газет Баронства, выходящую на рессийском, и поняла: уже больше суток полковник Рысь тоже гадает, что же случилось в замке Вингфилдов. Но в отличие от нее он точно знает — к заданию Павла эти две смерти имеют самое прямое отношение.
Рысь заботливо усадил Лилю в кресло, налил воды из графина. Она жадно припала губами к стакану. Рысь отошел к окну и снова закурил. Посмотрел во двор, на стоянку, где мирно отдыхала знакомая «Ренна», и тихо сказал:
— Нет, он неисправим…
Лиля всхлипнула: надежда отчего-то ранила сильнее, чем страх потери. Полковник не сказал «был». Рысь продолжал, тихо и устало, приберегая грозный рык и сердитый блеск глаз для подчиненных:
— Что он тебе сказал?
— Почти ничего, — прошептала Лиля. — Почти ничего, клянусь. Одно слово. Он сказал — операция называется «Баронесса».
— Шутник… — буркнул Рысь. В его отделе было не принято давать операциям названия — только порядковые номера. Должно быть, Павел что-то такое подглядел в бумагах Казимира Вингфилда, а может, захотел дать жене хоть какую-то зацепку и выдумал это название на ходу и попал в «яблочко».
— Что случилось? Он… жив? — запинаясь, спросила Лиля.
— Я думал, ты мне скажешь, — признался полковник, продолжая смотреть в окно, словно стеснялся встречаться с Лилей взглядом. Но вот он нашел в себе силы, резко обернулся и спросил требовательно и жестко:
— Он жив?
— Не знаю… Я ничего… ничего не чувствую.
Лиля прижала руки ко рту. Ее снова затошнило.
— Что произошло? — повторила она. — Вы ведь ему ничего подобного не приказывали, верно?
— Я сам ничего не понимаю, — Рысь тряхнул головой, будто надеясь проснуться. — Мы точно знаем, что он благополучно покинул Мыс вместе с баронессой. Это было четыре дня назад. Они расстались с Мариной на побережье…
Полковник сделал паузу. Он вдруг сообразил, что собирается делиться государственными тайнами с посторонней потенциально нелояльной гражданкой, но догадался по Лилиному лицу: про Марину ей тоже известно.
— Вот же трепло! — в сердцах выдохнул он, и Лиля всё-таки разрыдалась в голос.
Рысь не предложил ей ни платка, ни салфетки, не сказал ни единого утешительного слова. Он молча курил и ждал, отвернувшись к окну, когда поток слез иссякнет. Это сработало: через несколько минут Лиля перестала рыдать и отняла ладони от лица.
— Значит, он рассказал тебе всё, — констатировал полковник.
— Нет… Честное слово. Только про Марину. Сказал, что вы отдаете ему самое дорогое.
Лицо полковника, всегда такого сдержанного, странно сморщилось, как от боли.
— Марина вернулась два дня назад, — ровно сказал он. — Он послал ее ко мне с донесением, а сам отправился с Элеонорой в Баронство. Последнее, что нам известно — он подозревал, что баронесса… работает на наших врагов… — Рысь запинался, стараясь так подобрать слова, чтобы ничего лишнего Лиля не узнала.
— И что? Из-за этого он решил ее убить? — прошептала Лиля. — Я не верю…
— Я тоже, — твердо ответил полковник. — Этого не может быть. Он отлично знал, как важно нам сохранить добрые отношения с бароном. Его заданием было доставить девушку целой и невредимой, а уж с Вингфилда он и вовсе должен был пылинки сдувать — во избежание императорского гнева. Он не мог их убить, что бы там не выяснилось.
— Но он пропал, — упавшим голосом подытожила Лиля.
— Да. Последний раз его видели на побережье утром одиннадцатого июня, — Рысь кивнул на гору докладов на столе. — Он купил машину по своим документам, какую-то древнюю рухлядь. Он был один. А вечером в замок Элеонору привез патруль. Я задействовал всех, — хмуро пояснил он. — Всю нашу агентурную сеть в Баронстве. Его ищут. Его… или его тело. Но пока безуспешно.
— Но в газете написали — «разоблачен и казнен», — Лиля изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал.
— Казимир бы не стал убивать моего человека, — резко ответил полковник.
— Даже застав его над трупом отца?
Рысь покачал головой.
— Не верь всему, что пишут газеты.
— Но ведь вы это допускаете! — выпрямившись в кресле, Лилия Шмель пронзила полковника испытующим взглядом, и тот не смог отвести глаза.
— Это в духе Казимира, — наконец выговорил он. — Объявить, что преступник не выдал своих заказчиков, чтобы не испортить отношений с Рессией, а уже потом разбираться, почему наш агент решил это сделать и кто ему приказал.
Лиля поднесла руку к лицу и прикусила пальцы. Она уловила логику и продолжила за полковника:
— Если бы убийцу схватили и он оказался, например, агентом Окраины… или наемником каких-нибудь рыцарей-заговорщиков… Этого не нужно было бы скрывать, да?
— Совершенно верно, — кивнул Рысь. — Вот поэтому я ничего и не понимаю. Всё выглядит так, словно Павел действительно их убил, а новый барон об этом тактично умолчал… для прессы. Ибо союзники и всё такое.
— Но я буду искать, — жестко добавил он после паузы. — Пока нет тела — я не поверю, что он мертв. Казимир меня плохо знает. Если надо — я разберу по камешку его проклятый замок. Я выясню, что там произошло, но на это понадобится время. Быть может, тебе лучше вернуться домой…
— Нет! — почти крикнула Лиля.
И добавила тише:
— Я останусь и буду ждать известий.
— Хорошо, — полковник не стал настаивать. — Если хочешь, можешь пожить в его квартире.
— Хочу, — голос Лили дрогнул. Ей вновь захотелось заплакать. И об этом она тоже мечтала… Она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.
— А Марина? — вспомнила она. — Где она?
— Я отправил ее домой, — полковник сосредоточенно набивал новую трубку, не поднимая глаз на Лилю. — Она… Ей очень плохо.
— Продолжайте, — Лиля сама не заметила, как ее голос перестал дрожать и похолодел почти до «нуля».
— Она винит во всем себя. Что не осталась с ним, не настояла на том, чтобы везти Элеонору вместе.
— Но это же нелогично. Если он был командиром и отдал такой приказ — причем тут она?
— Женщины, — вздохнул полковник. — Что у вас логично?
Лиля опустила голову. Она подумала о том, что сама-то вернулась, когда он сказал: «Не оглядывайся. Беги». Но сочувствовать Марине всё равно не получалось. А вот пообщаться с ней очень хотелось.
— Скажите, где она живет, — попросила она. — Я с ней поговорю.
— Нет, — покачал головой полковник. — Уже поздно, тебе надо отдохнуть. Ты же весь день сюда добиралась. Завтра увидитесь здесь, у меня. Тогда и поговорите.
Полковник Рысь лгал. Он вовсе не был уверен, что завтра Марина Шталь появится на работе. Он не видел ее сегодня с самого утра и уже начинал беспокоиться. Он слишком хорошо помнил, какой она была вчера вечером в этом кабинете, на самом первом совещании по поводу новостей из Баронства: в лице ни кровинки, взгляд блуждает… Возможно, Марине действительно нужно было сейчас с кем-то поговорить, но уж точно не с Лилией Шмель.
Если бы у Рыся была хоть одна свободная минута, он бы сам съездил к ней (кого-то из подчиненных он с таким поручением отправлять опасался). Но свободной минутки у него не было. Он непрерывно принимал доклады, занимался координацией поисков и уже дважды за эти сутки побывал у императора. Всеслав рвал и метал, и всю вину за смерть доброго друга пытался повесить на агента Шмеля, которому поручили вернуть баронессу мужу, и вон что из этого получилось.
Пока Рысю удавалось держать оборону, но он очень боялся, что из Баронства вот-вот поступит какая-нибудь новая информация, и вина Шмеля — пусть даже косвенная — в гибели супругов Вингфилдов подтвердится. Это будет означать полный провал операции и торжество неизвестного врага. Всеслав уже пригрозил Рысю внутренним расследованием всей деятельности его отдела, раз его сотрудники вносят такой разлад в союзные отношения и расстраивают лично Его Величество. И всё-таки старый разведчик надеялся — обойдется без этого. В то, что Павел убийца, он не верил, а вот в то, что его ловко подставили и использовали, верилось вполне. В конце концов, именно этого они ожидали и опасались.
— Возьми у Ады ключи от его квартиры, — сказал Рысь, вспомнив про Лилю. Она сидела тихо как мышка, не решаясь прервать его размышления.
— Завтра мы будем знать больше, — добавил он. — Приходи утром. Я выпишу тебе пропуск.
Уходя, Лиля столкнулась в дверях с курьером: пришла новая пачка донесений, и Рысь тут же забыл про госпожу Шмель. Лилю это устраивало. Она приблизилась к столу Ады. Секретарша смахнула со стола предательскую салфетку, но красные глаза выдавали ее. Ада тоже оплакивала Павла. Лиля отметила этот факт со странным равнодушием. Ее неожиданно охватило чувство, что всё происходящее не имеет никакого отношения ни к ней, ни к Паше.
Но, к сожалению, это было не так. Происходящее имело к нему отношение, и самое прямое. Его здесь знали. Его здесь любили. Он был здесь своим, в отличие от нее, Лили…
— Госпожа Шмель? — невольно подтверждая выводы Лили, спросила Ада максимально нейтральным тоном. — Вам что-нибудь нужно?
— Да, — Лиля кивнула. Она уже приняла решение. Рысь готов был делиться с ней государственными тайнами, но не адресом Марины Шталь, но получить его можно было и по-другому. — Полковник приказал дать мне ключи от квартиры Павла. Я буду жить там, пока…
— Конечно! — Ада вскочила и повернулась к большому несгораемому шкафу в углу.
— И дайте мне адрес Марины Шталь, — добавила Лиля, не меняя тона, так чтобы у Ады создалось впечатление — это тоже приказ полковника.
Ада Грац просьбе не удивилась. Марина, возможно, последний человек, который видел Пашу живым, понятно, почему жена хочет с ней пообщаться. Ада незаметно стерла очередную непрошеную слезинку. Вопросом, почему Рысь сам не сказал Лиле адреса, она не задалась. Не успел, к нему как раз пришли.
Едва Ада протянула Лиле ключи, как вошел следующий курьер. Секретарша засуетилась, набросала на бумажке два адреса, курьеру предложила присесть, а сама пошла докладывать Рысю. И застыла на пороге, увидев лицо полковника: неподвижное, страшное. Листок бумаги дрожал у него в руках.
— Что? — испуганно спросила Ада. Больше всего ее пугало даже не то, что Рысь только что получил известие о гибели Шмеля, а то, что сейчас ей, Аде, придется догонять его жену и об этом сообщать.
Но Рысь покачал головой:
— Нет, про Шмеля по-прежнему ничего. Это о смерти барона и Элеоноры. И, надо сказать, это совершенно меняет дело.
Он потер виски, с трудом представляя, как преподнести новость Всеславу. Убийство и самоубийство! Неслыханный позор для рыцаря Запада. Полковник хорошо понимал, почему в таких обстоятельствах Казимир Вингфилд предпочел объявить о двойном убийстве. Но причем здесь Павел Шмель? Оказался единственным кандидатом на роль убийцы? Тогда одно из двух — либо Казимир действительно приказал казнить его для отвода глаз, либо держит в плену. Рысь стукнул кулаком по столу. У него наконец-то возникла связная версия случившегося.
Он быстро набросал приказ: «Срочно найти информатора в замке Вингфилд. Допустимы любые методы, бюджет не ограничен». Запечатал личной печатью, передал пакет Аде.
— А я — к императору, — заявил он. Мысленно Рысь уже прикидывал, какими из своих догадок стоит поделиться, а о каких имеет смысл умолчать — до появления новых данных.
Когда полковник проходил через приемную, Лилии Шмель там уже не было. Она тихо исчезла, ни с кем не попрощавшись. Не было на стоянке и «Ренны».
 
2.

Лиля так и не сняла с лобового стекла вневэшного пропуска, резонно решив, что с ним перемещаться по столице будет безопаснее. А если ее остановят и выяснят, что такого права у нее нет, Рысь разберется, она в этом не сомневалась. Да и невелик был риск: Марина жила совсем недалеко от здания вневэ, в маленьком уютном квартале двух-трехэтажных домиков с разноцветными крышами. Так же равнодушно, как недавно размышляла про Аду, Лиля отметила, что сама бы с удовольствием поселилась в таком месте. Квартал, кстати, был не самым дешевым: почти центр, все удобства, две квартиры на этаже… Но майор вневэ могла себе такое позволить.
Когда Лиля вышла из машины у нужного дома, уже смеркалось, но Лиле и в голову не пришло, что для неожиданного визита в гости как-то поздновато. Тревожное чувство, возникшее еще дома, когда Павел рассказал ей об участии Марины в этом деле, не желало отпускать. И тот сон… Может, это было глупо, но Лиля нуждалась в том, чтобы посмотреть Марине в глаза и узнать, в чем именно она себя винит — так сильно, что не явилась на работу. Лиля поднялась по лестнице на второй этаж, несколько секунд помедлила, собираясь с духом, и надавила на кнопочку звонка.
Дверь распахнулась почти сразу — должно быть, Марина ждала известий. Но в каком виде она была! Лиля едва сдержала удивленный вскрик. Майор Шталь была так пьяна, что едва держалась на ногах. Из-за двери на Лилю дохнуло столь крепким коньячным духом, что заслезились глаза. Строгий домашний халат красно-коричневого цвета — никаких цветочков, исключительно благородная клетка — был застегнут неправильно и в чем-то испачкан, на голове вместо прически торчала какая-то метелка, а лицо опухло так, что Ада показалась Лиле образцом сдержанности и невозмутимости. Вот кто действительно оплакивал Павла, как оплакивают только умерших. Лиле сделалось нехорошо. Она почти передумала заходить в квартиру, но Марина узнала ее и распахнула дверь.
— А, это ты, — она как будто не слишком удивилась. — Рысь тебе написал?
— Да, — солгала Лиля.
— Ну заходи, раз пришла.
Развернувшись, Марина пошла по длинному коридору впереди Лили. Они вошли в просторную кухню с большим окном и плотными занавесками. На обеденном столе стояла одинокая бутылка коньяка, уже почти пустая. Никакой закуски, пепельница полна «бычков». Марина плюхнулась на табурет и немедленно налила себе рюмку. Широким жестом обвела стол, приглашая Лилю присоединиться. — Будешь? Садись.
— Нет, спасибо, — Лиля с трудом сдержала желание попятиться.
— Приехала, значит… Примчалась… — и Марина смерила Лилю недобрым взглядом. — Пенсию будешь оформлять? И правильно, лучше самой обо всем позаботиться. Рысь с тобой больше нянчиться не будет. Только имей в виду — с посмертными почестями может не получиться. Всеслав теперь на него всех собак повесит.
— За что? — Лиля пришла за информацией и твердо решила ни на что другое внимания не обращать.
— Ну как же, — Марина опрокинула в себя рюмку и пьяно икнула. Лиля испугалась, что она уснет, не договорив. Но Марина и не думала засыпать. — Союз на все времена и всё такое. За этим нас и отправляли. А что вышло? Да Казимир на одном поле не сядет срать с Всеславом, и тот прекрасно это знает. Вот вам и союз. Удружил Паша, ничего не скажешь. И мне, и себе, а уж Рысю…
— Рысь считает — он их не убивал.
— Может, и не убивал, — Марина пожала плечами. — Но хотел найти доказательства, что она шпионка. Нарушил все инструкции Казимира… Видно, барону это не понравилось.
— И Всеслав всё это знает? — в ужасе уточнила Лиля.
— Откуда мне знать? Я с Его Величеством не общалась, — сообщила Марина. — Написала рапорт Рысю, как положено. Что из этого рапорта он наверх доложил, а что нет — я понятия не имею. Мог и всё рассказать, как было. Никто же не знал, что через сутки всё вот так обернётся… А ведь я ему говорила! Предупреждала! Думала, что смогу его уберечь… — и Марина разрыдалась, закрыв лицо руками.
Лиле было дико смотреть на то, как эта сильная, безжалостная женщина подвывает и всхлипывает, что-то невнятно причитая сквозь слезы. Пересилив себя, она прислушалась.
— Ну почему? Почему? — бормотала Марина. — Проклятие, что ли, на мне какое? Почему они обязательно умирают? Неужели из-за меня?.. И зачем только я это сделала! Если бы я знала… Если бы подумала раньше… я бы никогда…
Сердце у Лили сжалось.
— Никогда — что? — спросила она, хотя и сама догадывалась.
— Я бы никогда не пришла к нему, — прошептала Марина, подтвердив Лилины подозрения.
— Но ты пришла, — упавшим голосом констатировала Лиля. — И у вас всё было, да?
— Да! — истерически выкрикнула майор Шталь. — А ты что думала — он только твой?!! Что ты заполучила его навеки? Привязала ребенком? — И Марина засмеялась нелепости этого предположения. — Да он тут пол-Златграда перетрахал! И я могу его понять. Жить с тобой ему было поперек горла, но и бросить тебя он не мог. Он же порядочный… был… Думаешь, ты была ему нужна? Да он и женился-то на тебе из жалости! Он тебя не любил! — выплюнула она в лицо Лиле. — А теперь он мертв.
Лиля размахнулась и ударила Марину по лицу. Сильно, так, что ушибла палец, а Марине раскровила губу.
— Не смей его хоронить! — выкрикнула она.
Но Марина лишь пьяно рассмеялась, покачиваясь на стуле. Удара она словно и не заметила.
— Он мертв, — повторила она. — Они все умирают. Увидишь, даже тела не найдут… Уж я-то знаю…
Прикрыв лицо руками, она опять принялась раскачиваться на табуретке и подвывать.
Вспышка гнева прошла, и Лиле вновь сделалось жутко.
— Эй, — она потрясла Марину за плечо. — Эй! Что случилось в Бухте Розы? Как вышло, что вы разделились?
— Он отправил меня к Рысю… с донесением, — Марина отняла руки от заплаканного лица и пожала плечами. Она как будто немного протрезвела, хотя вряд ли такое могло случиться от одной-единственной пощечины. — Формально. А на самом деле — не знаю. Может, не хотел, чтобы я тоже погибла. Что-то чувствовал… А может, просто не хотел идти со мной дальше. Мужчины… Боялся, наверное, что я вспомню. Надо было прижать его посильнее, я же чувствовала, чувствовала — он чего-то не договаривает! По глазам видела. И эти синяки… Всё было так очевидно! Но я не поверила себе, дурочка. А он промолчал. Ну конечно, обиделся… Но я же не виновата! Не виновата, что они так похожи! А теперь уже всё… мертвым не нужно ничего объяснять.
И Марина снова заплакала, беззвучно и жалобно, как плачут по утрате самого ценного, что есть в жизни. Лиля мало что поняла из ее несвязного монолога, но страх и брезгливость внезапно сменились жалостью к Марине. В жизни майора Шталь повторялся кошмар, который и один-то раз нелегко пережить. Она ведь наверняка рассчитывала, что командировочным сексом дело не ограничится, что рано или поздно Павел уйдёт к ней. И вдруг опять такое. Есть от чего взвыть…
Надо сказать полковнику, подумала Лиля. Пусть пришлет кого-нибудь. Или сам придет, пока какой-нибудь курьер вневэ не застал ее в таком виде. Уволят ведь. Она отступила к двери. Странное дело, но вместо боли она чувствовала… освобождение? Да, что-то вроде. Облегчение. Словно туго, до предела натянутая нить наконец-то лопнула. Она же знала: что-то не так. Но до последнего убеждала себя, что ей мерещится. Да, он дал ей свое имя — когда думал, что лишь именем всё и обойдется. Смертнику всё равно, с кем заключать брачные обеты. Но потом он вернулся — и зачем-то решил, что должен ей всю свою дальнейшую жизнь. Нет, Лиля не хотела и не могла принять такой жертвы…
— Нет, ты здесь не при чем, — прошептала она, пятясь в коридор и проскальзывая за дверь. — Это не ты, это я виновата… Я так хотела, чтобы он был моим… Так сильно, что не видела очевидного…
Она была далека от мысли, что Павел сознательно спланировал свою смерть или исчезновение, чтобы избавиться от тягостной необходимости быть ее мужем. Но что пойти на смертельный риск ему оказалось проще, чем разрываться между желанием и долгом — о да, в это она поверить могла, это было очень на него похоже. «Жене сказал, что пошел к любовнице, любовнице сказал, что пошел к жене, а сам на чердак — и работать, работать, работать». Лиля вспомнила дурацкий студенческий анекдот о сумасшедшем профессоре и глупо хихикнула, но смех тут же превратился в рыдание.
Как она могла быть такой наивной?.. Не нужно было тогда соглашаться на его предложение руки и сердца, вовсе это было не обязательно. Полковник и без того обещал ей штамп. А потом, когда Павел вернулся из Залесья? Когда он впервые сказал: «Я хочу, чтобы ты жила здесь, в деревне», уже можно было обо всем догадаться. Конечно, зачем она была ему в Златграде, ненужная, нелюбимая, случайно встреченная попутчица. «Мало ли кого я трахал». Наверное, не так уж он и притворялся тогда… Лиля, успевшая сесть за руль «Ренны», закрыла лицо руками. Ее трясло, но слез почему-то не было.
Квартира Павла поразила ее безликостью и бедностью обстановки. Кухней как будто ни разу не пользовались. Комната напоминала казарму: аккуратно застеленная кровать, тумбочка, единственный стул. Всё здесь выглядело так, словно Павел действительно не планировал сюда возвращаться. Лиля села на кровать, на серое шерстяное одеяло, и тут же поняла — это то самое. Мамин подарок, который Павел забрал с собой даже в бега, а потом пронес через всё Залесье. То самое, на котором они тогда, в первый раз… Лиля вспомнила их импровизированное ложе, мерцание углей костра, его руки на своем теле — и со стоном распустила шнуровку платья. Молоко прилило, и грудь моментально сделалась каменной. Днем у Лили не было времени сцедиться, но сейчас этим следовало заняться срочно.
Лиля встала, нашла на кухне какую-то миску и вернулась на кровать — единственное место в квартире, которое казалось ей живым и теплым. Распустила до конца шнуровку платья, поставила на колени миску. Молоко полилось само, стоило лишь коснуться груди. Нужно приложить что-нибудь теплое… Лиля потянула на себя край одеяла. Подумала о сыне, которого почему-то боялась, как и мужа, никогда больше не увидеть. И сразу — снова о Павле. Вспомнила, как он слизывал с нее молоко, когда они в последний раз были вместе…
Слезы потекли сами собой и закапали в миску с молоком, а Лиля с ужасом поняла: нет, она не готова его отпустить, она по-прежнему хочет, чтобы он был с ней. Боги, пожалуйста, пусть ему не придется расплачиваться за ее гордыню, за ее эгоизм. Пожалуйста! Она отпустит его, она сумеет. Но пусть он и в этот раз уцелеет! Пусть он будет не с ней, но — жив…
Полковник Рысь, приехавший в час ночи, открыл дверь своим ключом и нашел Лилю спящей. Как была, прямо в одежде, она лежала на кровати Шмеля, завернувшись в серое одеяло. Рысь без колебаний потряс ее за плечо.
— Просыпайся!
— Что? — она села, прикрывая руками развязанный лиф. Грудь была мягкой. Молоко уходило.
— Он нашелся, — сказал полковник. — Живой. Пока живой.
— Так плохо? — прошептала Лиля, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Боги услышали ее. Теперь нужно было выполнять обещание.
— Не знаю. Ты едешь со мной, — сообщил полковник, нисколько не сомневаясь, что Лиля именно этого и хочет. Для Рыся она по-прежнему была женой Шмеля, его единственной и любимой. Что ж, Рысь не знал всего. Сказать ему? Нет, Лиля не могла на это решиться. Да и неправильно это будет, нечестно по отношению к Павлу. Полковник прав — ей нужно ехать.
— А Марина? — осторожно поинтересовалась Лиля, следя за голосом. — Вы ей сообщили? Она тоже поедет с нами?
— Конечно, сообщил. Нет, она остается. Кто-то должен замещать меня здесь.
— Она… — Лиля хотела сообщить о плачевном состоянии «заместителя», но вовремя осеклась. Не нужно Рысю знать, что они встречались. — С ней всё в порядке?
— Нет, — полковник поморщился. — Но ничего, проспится и завтра будет в форме. Распустилась… Работать надо, а не сопли на кулак мотать! — рявкнул он так, что Лиля втянула голову в плечи. — Особенно сейчас, когда он нашелся живым. Я его не отдам! — глаза Рыся сердито сверкнули.
— Поехали, — повторил он. — Я очень рассчитываю, что он сам расскажет мне, что произошло.
Лиля встала с кровати и принялась складывать серое одеяло — вдвое, потом вчетверо. Она собиралась взять его с собой, но вдруг спохватилась — зачем? Ведь Павел захочет сюда вернуться. Ему еще работать здесь и жить. Без нее.
Она всхлипнула, но тут же прикусила губу. Полковник ждёт. Нужно ехать.
— Где его нашли? — спросила она, усевшись на заднее сиденье серой служебной «Лани». За рулем был шофер. Рысь сел вперед и сразу же открыл на коленях портфель. Лампочка под лобовым стеклом осветила его лицо. Он выглядел лет на десять старше, чем вечером в кабинете. Резкие морщины обозначились между бровей и вокруг губ, глаза были красные, как у кролика — от недосыпа, конечно, а не от слез.
— Он в больнице в Холмогорах, — ответил он. — Это на юге Рессии, у границы с Баронством. Пришел запрос прямо в отдел, от тамошних «внучков». Он очнулся и назвал мое имя. Попросил срочно поставить меня в известность.
— Значит, всё не так плохо, — осторожно предположила Лиля.
— Посмотрим, — буркнул Рысь и приказал шоферу: «Поехали!» «Лань», мяукнув спецсигналом, сорвалась с места и помчалась по пустынным ночным улицам.
— Поспи, — сказал полковник. — Ехать долго.
Сам он спать не собирался. Набив трубку, он зажал ее в зубах, раскурил и уставился в бумаги на коленях. Ему требовалось еще раз всё обдумать.
Лиля проснулась, когда они подъезжали к Холмогорам. Время близилось к полудню. Она с интересом посмотрела в окно. Раньше здесь были хутора, вечно переходившие из рук в руки в мелких территориальных конфликтах Рессии и Баронства, а в перерывах регулярно страдавшие от горских набегов. Лет двести назад эта земля окончательно закрепилась за Рессией. Узкой полоской холмистой степи новая имперская территория выходила к Западному заливу. Рядом в залив впадала полноводная Ренна, по ней-то и прошла граница. На юго-востоке синели вершины близких гор.
Позже здесь появилась рессийская военная база, а вокруг нее вырос городок, незатейливо названный Холмогорами. Он лепился в излучине реки, на высоком берегу — неожиданно ровные и широкие улицы, засаженные привозными тополями, аккуратные однотипные домики в два-три этажа… В таких городках, подумалось Лиле, все знают друг друга, и к тому же привыкли постоянно оглядываться через плечо. Любой новый человек здесь не просто на виду — его моментально изучат со всех сторон и оценят на лояльность. Как Павел мог оказаться тут, в пятистах километрах от баронского замка? Она посмотрела на полковника, ни секунды не сомневаясь: он уже придумал на этот вопрос несколько вариантов ответа. Но делиться своими выводами Рысь не спешил.
— Сначала в гостиницу, — приказал он шоферу.
И пояснил для Лили:
— Я, конечно, сделаю всё, чтобы его перевели в Златград, но пока тебе нужно будет где-то жить.
Лиля кивнула, глядя в сторону. Объяснить полковнику, что этого не понадобится, ей по-прежнему не хватало решимости.
В гостинице они провели не больше пятнадцати минут — ровно столько, сколько потребовалось, чтобы оформить комнату и оставить вещи. Рысь снял номер на свою фамилию, показав синюю корочку вневэ, и весь персонал немедленно проникся к гостям повышенным уважением и симпатией. Нет, никто излишне не лебезил, скорее наоборот: указания выполнялись быстро и четко, без лишних вопросов и уточнений. Всё-таки странно, снова подумала Лиля, что Павла нашли именно здесь. Если кто-то хотел незаметно сбыть с рук пострадавшего агента чужого государства, можно было бы отыскать какое-нибудь другое место, где, возможно, на него и по сей день не обратили бы внимания и уж точно не отправили бы запрос в столичное ведомство.
— Это ближайший к замку Вингфилдов рессийский город, где есть нормальная больница, — Похоже, полковник думал о том же самом. — Он хотел, чтобы мы его нашли, причем живым.
— Кто? — переспросила Лиля.
— Казимир Вингфилд. Новый барон.
Лицо Рыся стало жестким.
— Теперь в городской отдел внувэ, — приказал он, садясь в машину. — Там я узнаю больше.
Рысь оставил Лилю ждать в машине у здания внувэ, и через минуту уже шагал по коридорам отдела. Синяя корочка открывала все двери. Он назвал себя — и его немедленно провели в один из кабинетов. Невысокий полноватый капитан с темными волосами с проседью поднялся ему навстречу.
— Полковник Анатоль Рысь? Я капитан Мрячек.
Фамилия капитана говорила сама за себя: он был родом из Западных земель. Здесь, в двух шагах от границы, было полно выходцев из Баронства. Это означало лишь одно — капитан выслужился из местных, а не командирован на ответственный пост откуда-нибудь из центра. По факту такая «командировка» означала бы ссылку и серьезные служебные нарушения в прошлом. Местный же, чтобы продвинуться, просто обязан был обладать умом и хваткой, а Рысь всегда предпочитал работать именно с такими людьми. Даже если с ними порой приходилось сложнее…
— Докладывайте! — бросил он, не садясь, и потянулся за трубкой. — Можно я закурю?
— Конечно, — кивнул капитан, сам достал сигареты и присел на край стола. Оба задымили.
— Его привезли прямо к дверям больницы, — начал Мрячек. — Но кто — мы так и не выяснили. Свидетели говорят: подъехала машина с рессийскими номерами, из нее вышли двое, оба в гражданском, вытащили носилки. Обычное дело, никто и внимания не обратил, а когда спохватились, машины вместе с сопровождающими и след простыл, остались только носилки на крыльце. Медсестра в приемном покое сразу вызвала нас — одновременно с дежурной бригадой врачей. Оно и понятно: тяжкие телесные, пострадавший с «орлом» на плече, в рюкзаке пистолет и нож. И никаких документов. Пациент без сознания, говорить не может. Мы уже собирались отправить запрос в спецвойсковую канцелярию, но решили повременить. Я прикинул: если он выполнял какое-нибудь задание, — и Мрячек неопределенно кивнул в сторону гор, — нам же первым по шапке и надают за нарушение секретности. Никаких ориентировок на кого-либо похожего по описанию в последнее время не поступало… В общем, я решил подождать, когда он очнется. А пока поставил охрану.
— И очень правильно сделали, — сказал полковник, скрывая облегчение. — Спасибо, капитан.
— Рад служить, — Мрячек вяло козырнул. — Поступил он… — капитан подумал. — Двенадцатого июня днем, в двенадцать сорок пять. А вчера утром он пришел в себя. Меня немедленно вызвали. Я первым с ним говорил. Он спросил, где он и какое число, и сразу же назвал ваше имя. И добавил, что до вашего приезда никому ничего не скажет.
«Умный мальчик», — жесткая складка губ Рыся на секунду смягчилась, но за щеткой густых усов Мрячек этого не заметил. Впрочем, он не очень и приглядывался.
— Вот мы вам и сообщили, — закончил он свой доклад и затушил сигарету в пепельнице.
— Насколько сильно он пострадал? — спросил Рысь.
— Врачи говорят, на пару часов позже — и уже не спасли бы. У него колотая рана в область ключицы, почти сквозная. Чем нанесена, непонятно. Чем-то длинным и острым, и с большой силой. Чудом лёгкое не задето. Но большая кровопотеря, воспаление, понятное дело. Плюс его, похоже, крепко избили. Несколько рёбер сломано, сотрясение мозга. За ухом вот такая гематома, — и Мрячек показал свой кулак. Оценил его размеры и качнул головой:
— Ну, может, немного меньше. Ну и побои по мелочи.
Рысь слушал этот перечень, кусая губы.
— Как давно нанесены повреждения? — уточнил он.
— Точно трудно определить. Часов за шесть-восемь до осмотра. Может, чуть больше.
— Сначала били, а потом ранили?
— Скорее наоборот, — покачал головой Мрячек.
Рысь сжал зубы. Но отвлекаться на сочувствие Павлу было некогда. Полковнику всё сильнее хотелось понять, что же произошло в замке Вингфилд. Из докладов он знал, что Элеонора появилась там одиннадцатого июня на закате, то есть между девятью и десятью вечера, а барон совершил свои три выстрела в пять утра. Рысь подсчитал. Получалось, что Павел оказался в больнице в Холмогорах спустя как раз восемь часов. Это совпадение наводило на размышления…
— И еще. Похоже, его укололи чем-то, — добавил капитан. — То ли чтоб довезти живым, то ли чтоб лишнего не сболтнул, по крайней мере, сразу. Но сейчас он в порядке, вполне может общаться. Доктора говорят, вроде, с воспалением удалось справиться. Жить будет. Хотите с ним поговорить?
— Да. И немедленно.
— Я вас провожу.
— Не стоит, — остановил его Рысь. — Просто скажите, в какой он палате. Вам там делать нечего. Я беру это дело под свой контроль. Завтра из столицы придет приказ. И спасибо вам еще раз. Я вам очень обязан.
И полковник со значением взглянул на Мрячека.
— Вас понял, — тот выпрямился и козырнул на порядок старательнее. Глаза немолодого капитана заблестели. Благодарность Рыся стоила больше, чем новые нашивки на погонах. По крайней мере, так о нем говорили. — Хирургия, палата номер восемь. Сошлетесь на меня, если что.
— Вряд ли это понадобится. Да, кстати, — Рысь остановился в дверях. — Вы сказали, при нем был рюкзак? Где он сейчас?
— Здесь, у меня.
— Я его заберу.
— Конечно, — Мрячек подошел к огромному напольному сейфу. — Оружие тоже?
— Разумеется. Всё, что там было.
— А больше там ничего интересного. Обычный дорожный набор: смена одежды, спальник, компас, фляга с водой… Вот, держите.
— Спасибо. Не забудьте: как только получите приказ, папку с делом перешлете по спецпочте. Мне лично.
— Будет сделано, — Мрячек снова козырнул.
— Всего хорошего, капитан.
В машине Рысь положил рюкзак на заднее сиденье. Лиля осторожно притянула к себе знакомую вещь, положила на колени.
— В больницу! — приказал Рысь шоферу.
— Что вы узнали? — спросила Лиля.
— Что и подозревал, — ответил Рысь. — Похоже, его тайно переправили через границу и подкинули в больницу. Я не стал уточнять у Мрячека, не было ли каких-то происшествий на границе в тот день. Если бы что-то было, он бы сам связал концы с концами, а наводить его на лишние мысли… Этот Мрячек, похоже, не дурак. Значит, проскользнули тихо. Возможно, по реке, — полковник покачал головой. — И не поленились везти до самой больницы! Кто-то очень хотел, чтобы он выжил. Но почему?!! Что же там произошло? — Рысь в сердцах стукнул кулаком по колену.
— Как он? — тихо спросила Лиля.
— Сейчас посмотрим, — буркнул Рысь, не желая пересказывать женщине неаппетитные подробности. — Мрячек сказал — жить будет. Но судя по тому, что я услышал, наш Паша кого-то очень сильно разозлил.
Лиля издала какой-то невнятный звук — то ли всхлипнула, то ли засмеялась.
— Он может, — ответила она.
Проход по больнице напоминал стремительный марш-бросок: коридоры, лестницы, какие-то кабинеты, лица людей в белых халатах… Лиля тенью следовала за Рысем, стараясь выглядеть как можно незаметнее. Наконец они с полковником оказались у нужной двери.
— Подожди здесь, — сказал Рысь. — Сначала работа.
— Я понимаю, — кивнула Лиля.
Полковник набросил белый халат и решительно вошел в палату. Лиля немедленно ощутила себя одинокой и очень, очень заметной.
— Принести вам стул? — спросили из-за спины. Лиля подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Молодая медсестра смотрела на нее со странной смесью сочувствия и подобострастия, за которыми безошибочно угадывалась вековая вражда. Плечи Лили сами собой расправились, а лицо застыло, разом утратив все эмоции.
— Да, пожалуйста, — с достоинством вымолвила она.
 
3.

Зайдя в палату, Рысь тихо прикрыл за собой дверь и поморщился от резкого запаха медикаментов, пота и крови. Подошел к кровати. Павел выглядел плохо: лицо землистое, опухшее, переносица заклеена пластырем, под глазами синяки, на щеке безобразный шов. Правая рука в бинтах, из-под повязки торчит трубочка дренажа. К левой руке тянется еще одна — от капельницы. Услышав шаги, Шмель повернул голову и приоткрыл глаза.
— Ну, здравствуй, — сказал полковник.
Он взял стул, поставил его поближе к кровати и сел. Спросил:
— Как ты?
— Так себе, — прошептал Павел, но тут же, откашлявшись, заговорил почти нормально. — Спасибо, что так быстро приехали.
— Не стоит благодарности, — Рысь нащупал в кармане трубку, вытащил, повертел в руках. Павел слабо улыбнулся: некоторые вещи оставались неизменными.
— Здесь нельзя, — сказал он.
— Я знаю, — буркнул полковник. Оставил трубку в покое и внимательно посмотрел на Шмеля. — Я рад, что ты жив.
Павел едва заметно кивнул. По вопросам «внучкового» капитана он догадался, что в больницу попал неизвестно как и без документов. Едва Рысю доложили, что баронесса в замке, полковник сразу начал искать его, только не догадался, что искать надо не в Баронстве, а в Рессии, и успел предположить самое худшее.
— А теперь рассказывай, — приказал Рысь. — С самого начала.
Павел начал рассказывать. От полковника, слава богам, ничего не нужно было скрывать. Ну, почти ничего, кое-какие подробности личной жизни сотрудников ему докладывать не обязательно, зато о деле можно говорить свободно, не думая, какое подобрать слово и о чем умолчать. Сил на словесные дуэли у Павла не осталось. Похоже, они закончились там, в подвале…
Павел еще раз поведал полковнику всё то, что Рысь уже должен был знать от Марины. Хотел пуститься в подробные объяснения своих мотивов, но полковник жестом прервал его: «Потом». Павел кивнул и в двух словах пересказал разговор с Леонидисом.
— Тут я и подумал, что Элеонора во всём этом участвует и наверняка что-то знает, — продолжил он. — Ну и еще по мелочи накопилось из наблюдений. Мне показалось, она меня узнала по приметам. Но она, наверное, как раз в этот момент подумала, что мы из Новой Родины…
— Не забегай вперед, — оборвал его Рысь.
— Хорошо, — Павел облизнул губы. С каждой минутой ему становилось труднее говорить. Он постарался изложить дальнейшие события как можно короче. Пересказал все откровения Элеоноры и дошел, наконец, до покушения и драки у костра.
— Это я виноват, — покаялся он. — Не подумал, что у нее может оказаться нож. А Марина то ли не догадалась ее обыскать, то ли не заметила в темноте с фонариком… Он же маленький, в сложенном виде в кулаке спрятать можно, лезвие вот такое, — Павел приподнял условно здоровую руку (по всей тыльной стороне она была сине-багровой от синяков) и показал указательный палец. — Но если бы она попала в горло или в сонную артерию — мне бы хватило.
— Что ж ты ее так близко подпустил? — недовольно качнул головой полковник.
— Расслабился, дурак. Решил, что раз она сама по себе, то никакой опасности нет. Без ножа она бы мне ничего не сделала…
— Продолжай, — Рысь, хмурясь, вертел в руках многострадальную трубку. Он уже догадывался, к чему всё идет.
— У меня не осталось выбора, — прошептал Павел. — После того, как я ее в костре повалял да по морде врезал, вариант был один: идти до конца. Сдать ее Вингфилдам и всё рассказать. В любом другом случае барон бы на нас крепко обиделся. А мы ведь именно этого и хотели избежать.
Полковник кивнул. Он боролся с желанием встать и отвернуться к окну. В ближайшие несколько минут Павла ожидали неприятные открытия. И не рассказать нельзя…
— И ты пошел. До конца, — констатировал Рысь.
— Да… Купил эту жуткую машину, фермерам лапши на уши навешал… Хотел доехать побыстрее и без сюрпризов.
Он повернул голову и уставился в стену, пряча глаза. Рысь заметил у него на голове ту самую гематому, о которой говорил Мрячек. Волосы за ухом были аккуратно выбриты, а кожа вокруг опухоли щедро смазана чем-то сине-зеленым.
— Почему они тебя целиком не побрили? — неожиданно вырвалось у полковника.
— А, это… — Павел потянулся к голове здоровой рукой. — Испугались, наверное. Не знали, кто я такой. И зря не побрили — жарко.
Волосы у него на голове и правда слиплись от пота. Полковник оглянулся в поисках графина. Обнаружил его на столике в углу, за кучей перевязочного материала.
— Тебе пить-то можно? — спохватился он, уже наливая воду в стакан.
— Можно… Все внутренние органы целы, врачи удивились даже.
Павел попробовал привстать на кровати и удержать стакан рукой с катетером, но Рысь не позволил ему таких подвигов.
— Не торопись, — проворчал он и сам поднес стакан к губам Шмеля.
— Спасибо, — прошептал тот, сделав пару глотков.
— Продолжай, — полковник снова поднялся и прошелся туда-сюда по палате.
— Мы почти доехали, но нас задержал патруль, они что-то заподозрили, велели выходить из машины. Я хотел подчиниться, но она вмешалась. Представилась и сказала, что поедет в замок только со мной, — Павел дернул губами. Видимо, это должно было изображать усмешку.
— Подробнее.
— Слушаюсь.
Подробно и четко Павел изложил обстоятельства их «ареста» и прибытия в замок. Помолчал несколько секунд, собираясь с духом — и, не глядя на полковника, так же подробно, ничего не упуская, рассказал Рысю о том, что случилось в главной зале. И чем дальше полковник слушал, тем сильнее застывало его лицо. Это было просто невероятно — такая лживость, такая изворотливость, такой талант к импровизации и такая несгибаемая воля к победе! Плюс умение работать с информацией. Рысь прикусил зубами пустую трубку. И как этого в ней никто не заметил? А вот реакции барона полковник, напротив, не удивился.
— Я думал, он просто угрожает, — закончил Павел почти жалобно. — Да еще этот поручик стоял слишком близко… Кстати, а что с ним? Вы не знаете?
— Почему. Знаю. Он теперь рыцарь, капитан и один из младших заместителей Казимира.
— Стремительный взлет…— хмыкнул Павел. — Значит, вы до него добрались?
— Нет, — качнул головой полковник. — До него теперь так просто не доберешься. Я с трудом нашел выходы на за;мок, чтобы… — он осекся, тоже решив не забегать вперед. — Что было дальше?
— Мне повезло. Вернулся Казимир, проследил, чтобы рану хоть как-то обработали, а потом явился в подвал — разговаривать… Сказал, что барон приказал меня убить и сделать вид, что меня никогда не было.
Рысь потемнел лицом.
— И он собирался исполнить этот приказ?
— Он очень не хотел, — Павел вновь дернул губами. Нормальной улыбки не получалось: швы на скуле начинало неприятно тянуть. — Я всё ему рассказал, и он поверил. Он сам уже начал сомневаться, что с Элеонорой всё чисто. Но приказ барона, сами понимаете… Может, так и надо было сделать… Подумаешь, какой-то агент. Зато поводов для обид никаких… — Павел заморгал и снова уставился в стену.
— Не отвлекайся, — перебил его Рысь. Он отлично видел, что Павел устал. — Что было дальше? Как получилось, что тебя так отделали?
— Казимир согласился поговорить с отцом. Убедить его, чтобы тот сам меня допросил. И он пришел, в смысле, сам барон. В подвал. С тростью, здоровенной такой…
Рысь кивнул, словно знал, о чем речь.
— Хотел выбить из меня признание, — сказал Павел и помолчал, отдыхая. — Я объяснил, почему она это сделала. Рассказал обо всех ее планах. Просил проверить и убедиться, что ее никто не насиловал. Экспертиза бы показала…
— Значит, ты его уговаривал, а он тебя тростью дубасил… — даже бывалого полковника передернуло. Он представил, как это выглядело — избиение раненого и едва стоящего на ногах человека.
— Ну да… Но всё было не так страшно. Таблетки…
— Что за таблетки? — не понял Рысь.
— Те, что вы Марине дали. Новейшая разработка, помните?
— Ну.
— Она их… мне отдала. Еще в Бухте Розы, — Павел сбился, изо всех сил стараясь не ляпнуть лишнего. Мысли путались. — Считайте, я их протестировал. Хорошая штука. Я вообще ничего не чувствовал. Правда, потом было плохо, но, может, это от сотрясения мозга…
Рысь молча покачал головой.
— Пузырек Казимир забрал, — добавил Павел. — Наверное, уже сдал в лабораторию.
— Ничего… — полковник с интересом разглядывал Шмеля. Ему вдруг померещилось, что тот где-то привирает.
— А откуда вообще эти таблетки взялись, если твой рюкзак конфисковали патрульные? — подозрительно спросил он.
— Они были в кармане. Так получилось… — Павел отвел глаза. Точно финтил чего-то, но полковник решил не уточнять. Если бы это было важно для дела, Шмель и сам бы сказал.
— Рюкзак, кстати, тоже у Казимира остался, — добавил Павел. — Там нож был, которым она меня…
— Рюкзак подкинули вместе с тобой, — спокойно сообщил Рысь. — Я забрал его у «внучков». Но никакого ножа там, естественно, не было.
— Естественно… А дальше я ничего не помню. Наверное, отключился раньше, чем за мной пришли. Но, выходит, барон мне поверил. Иначе я бы с вами сейчас не разговаривал.
Полковник отвернулся к окну и долго рассматривал пустынный больничный двор. Ему мучительно хотелось закурить. Слова застревали в горле, но и молчать дальше было нельзя. Шмель всё равно узнает, и пусть лучше от него.
— Да, — сказал он, не оборачиваясь. — Барон тебе поверил. И должно быть, заставил признаться Элеонору. В пять утра он дважды выстрелил в нее из ружья, а потом застрелился сам.
Павел закрыл глаза. Он еще не понял, какие политические последствия будут у этого события, еще не просчитал последствий для себя лично, но горло перехватило осознанием — это его вина. Он отомстил, Элеонора поплатилась за свое коварство и спесь. Но не великовата ли вышла цена — две жизни?..
— Прости, — сказал Рысь.
Он повернулся к Шмелю, и Павел увидел в его глазах недостойную начальника и в высшей степени непрофессиональную жалость — чувство, в котором полковник прежде замечен не был.
— Но почему?!! — простонал он. — Он что, сошел с ума? Сначала бросился на меня с пикой, потом это… За что?! Я понимаю, если бы она действительно оказалась шпионкой. Но тут-то ничего подобного не было… Не мог же он из-за любви…
— Нет, любовь здесь не при чем, — сказал полковник. — Точнее, при чем, но совсем не та.
Рысь снова налил в стакан воды из графина, выпил сам и дал напиться Павлу. И, не удержавшись, сделал то, что давно хотел, но как-то не поднималась рука: убрал со лба Шмеля потные рыжевато-русые пряди. Подвинул стул, сел поближе к Павлу.
— Слушаешь? — уточнил он. — Не устал?
Павел кивнул: «Слушаю».
— Давным-давно, — начал Рысь размеренно, словно у себя в кабинете находился, — когда Ян Вингфилд был юным рыцарем Западных земель и наследником барона, у него случился бурный роман с такой же юной особой. Жениться он на ней не мог — она была недостаточно для этого знатна. Свои встречи они, конечно, скрывали, но не слишком тщательно. Будущий барон был молод, ни с кем не помолвлен, девушка — достаточно богата. В таких случаях рыцарская честь допускает некоторые, скажем так, послабления. Это даже считается в какой-то мере почетным, история Баронства полна случаев, когда такие дамы потом успешно выходили замуж, и не за последних людей.
— Но не в этот раз?
— Нет, — качнул головой Рысь. — Ее изнасиловали в собственном доме. Было расследование, виновника не нашли. Прибежавшему патрулю дама рассказала, что преступник, во-первых, был дворянином, а во-вторых, заявил: «Давала баронскому щенку — дашь и мне». У Вингфилдов всегда было много врагов, политических соперников и просто мелких завистников, так что…
— И что было потом?
— Она покончила с собой. Повесилась.
Повисла пауза.
— Проклятие! — прошептал Павел, когда к нему вернулся дар речи. — Почему я этого не знал?!! Я бы совсем иначе с ним говорил… Почему вы мне раньше не рассказали?
— Побойся богов, Паша! Этой истории сорок с лишним лет! Кто мог знать, что она окажется связана с этим делом?
— Да, я понимаю… — Павел помолчал. — Поэтому он потом так долго не женился?
— Да. Почти десять лет.
Павел вновь закрыл глаза, пытаясь сложить воедино кусочки мозаики. Получалось с трудом.
— Интересно, а Эля об этом знала? — наконец сформулировал он вопрос.
— Наверняка знала, — твердо ответил Рысь. — История давняя, но тайной она никогда не была, о ней писали тогда газеты. При желании…
— Она сыграла на его вине, — тихо пробормотал Павел. Ему было сложно выражаться пространнее, но Рысь понял его.
— Да, — согласился он. — Барон всю жизнь жил с этим: женись он на своей любимой, и этого бы не случилось. Вот почему он решил сделать Элю баронессой вопреки любым сословным барьерам.
— Неудивительно, что он обезумел, — прошептал Павел. — А потом понял, что она сознательно… Что она знала и использовала…
— Именно так, — подтвердил Рысь, сочувственно глядя на Шмеля. Тот лежал, прикрыв глаза.
— Такое чувство, что я сам их убил, — прошептал он.
— Не говори глупостей! — резко оборвал его Рысь. — Казимир в этом тоже поучаствовал. Он-то уж точно всё знал, но ничего тебе не сказал. Не удивлюсь, что он на это и рассчитывал — что отец, поверив тебе, аннулирует брак или чего похуже. Так что не бери на себя лишнего, Паша. Тем более, что сам факт их безвременной кончины — не самая большая твоя проблема.
Павел с тревогой посмотрел на полковника.
— Ты знаешь, — тяжело выговорил Рысь, — что в последние годы союз Рессии и Баронства во многом держался на старой дружбе Всеслава и Вингфилда. Они ровесники, во многом похожи… Они хорошо понимали друг друга. Казимир разделяет далеко не все политические воззрения своего отца, да и в самом Баронстве найдется достаточно тех, кому идеи Элеоноры показались бы привлекательными. У Всеслава и вовсе нет прямых наследников, ты знаешь. С его смертью тот мир, в котором мы живем, уйдет в прошлое окончательно, и теперь, после гибели барона, это может случиться куда раньше, чем я рассчитывал.
— Простите… — прошептал Павел, пряча глаза. — Простите, я вас подвел…
— Ничего, — Рысь дождался, когда Шмель опять посмотрит на него. — Привыкай, Паша. В нашем деле бывают не только победы. Но это ладно… Плохо другое: Всеслав винит во всём тебя. И меня. Казимир представил смерть отца как убийство. Объявил о разоблачении и казни вражеского агента. О тебе он, конечно, не упомянул, но Всеслав резонно решил, что ты и есть убийца. Теперь он требует внутреннего расследования. А когда узнает, что ты жив — потребует трибунала.
Это было для Павла уже слишком. Он снова закрыл глаза.
— И, как ни крути, твоя вина тут действительно есть, — не стал щадить его полковник. — Если бы ты сделал, как хотел Казимир, барон бы сейчас был жив. Да, он попал бы под влияние Элеоноры, но с этим бы мы разобрались. А теперь, когда ты нарушил все инструкции… Получается, тот, кто хотел тебя подставить, своей цели добился.
— Думаете, он существует? Но откуда он мог знать… про Элеонору?
— Ниоткуда, — полковник рубанул воздух рукой с зажатой в ней трубкой. — Предположил. Догадался. Рискнул и выиграл. А мы проиграли. Вингфилд мертв, Всеслав недоволен, союзный договор под вопросом.
Павел молча кивнул. Говорить он был уже не в силах, да и что было говорить.
— Но тебя я им не отдам! — жестко сказал Рысь. — Никакого трибунала не будет. Ты выздоровеешь и вернешься в отдел. И всё будет по-прежнему.
Повел досадливо мотнул головой.
— Зачем вы мне-то врете? — прошептал он. — Вы же знаете, что я пойму…
— Я тебе не вру, — покачал головой полковник. — Не такой уж он совершенный, этот твой дар, Паша, имей в виду. Я знаю, что в отдел ты вернешься. Ты мне нужен. И пока у меня есть хоть какое-то влияние, никто и пальцем тебя не тронет. Но по-прежнему, конечно, уже не будет. Тебе придется с этим жить. — Рысь помолчал. — Но ты справишься. Я уверен.
Павел отвернулся к стене. Сейчас он не верил ни обещаниям Рыся, ни его радужным прогнозам. У него начало болеть плечо. И голова. И рёбра, перетянутые бинтом — на вдохе. Действие укола, который ему сделали перед приходом полковника, заканчивалось. И ничего хорошего впереди он для себя не видел.
— Ну, не вешай нос! — подбодрил его Рысь. — По крайней мере, одна хорошая новость у меня есть. За дверью ждет твоя жена.
— Лиля? Здесь? — Павел приподнялся на локте, но тут же упал обратно. — Вы что, сообщили ей? Зачем?
— Нет, я ничего не сообщал. Она сама ко мне приехала. Вчера вечером.
Павел сам не понял, что испытал — радость или страх. Если она способна так точно ощущать всё, что с ним происходит… Но полковник не дал ему додумать эту мысль.
— Ты же сам ей сказал одно единственное слово. Ключевое. — И Рысь впервые с начала их разговора улыбнулся. — Ох, Паша, если ты когда-нибудь и попадешь под трибунал, то за свой болтливый язык!
— Но как она могла догадаться?
— Очень просто. Она прочитала газету, Паша. Трагическая гибель супругов Вингфилдов уже три дня не сходит с первых полос, а твоя жена не идиотка. Они мигом заподозрила, что ты с этим как-то связан. Ну а я решил — раз уж она всё равно объявилась, возьму ее с собой. Я должен уехать, меня ждут в Златграде. Как только я всё улажу — тебя переведут туда же. Увидишься с Лесем, — и он подмигнул Павлу.
— Как он?
— Да всё так же… Чудит. Но он хирург, каких в Рессии больше нет, и за это ему многое прощается.
— Я ему буду неинтересен. Это для него не задачка, — Павел указал подбородком на забинтованное плечо. — Разве что заглянет пожурить меня за глупость.
— И будет прав. Ладно, я сейчас ее позову.
Павел кивнул. Открыл рот, чтоб попросить позвать заодно и медсестру (рука болела всё сильнее), но передумал. Еще терпимо, лучше подождать до назначенного времени. Если каждые два часа колоть, можно и подсесть.
— Отдыхай, — напутствовал его начальник и вышел.
 
4.

Лиля вошла в палату медленно, почти крадучись, тихо прикрыла дверь и прижалась к ней спиной. Она примерно представляла, что увидит, и заранее страшилась этого, но подойти поближе к кровати всё же пришлось. Павел лежал, закрыв глаза. Он не слышал, как она вошла, и Лиле вдруг захотелось развернуться и так же тихо выйти. Но это, увы, было невозможно. Выйдя в коридор, Рысь сказал: «Иди, он тебя ждет». И Павел, конечно, ждал, просто устал от нелегкого разговора с начальством.
Выглядел он ужасно, даже хуже, чем она ожидала. Особенно этот шрам на щеке… Лиля умом понимала: на самом деле, швы наложены очень аккуратно, тот, кто шил, явно старался, чтобы конечный результат выглядел поэстетичнее. Когда спадет отек и рана затянется, лицо будет выглядеть вполне прилично. Однако сейчас ей хотелось отвернуться. Но тут Павел открыл глаза — не иначе как услышал ее легкий вздох, — и бежать стало поздно.
Он увидел Лилю и невольно приподнялся, подался вперед, почти как тогда в больнице. Лиля моргнула, пытаясь прогнать непрошеное видение: Павел с перебинтованной грудью, стриженный под машинку и точно так же на себя не похожий… Нет, сказала она себе. Забудь, что было тогда. Теперь всё иначе. Грудь перебинтована, но бинт эластичный — должно быть, рёбра сломаны. Из плеча торчит дренажная трубка. Но волосы на месте, грязные, нечесаные. А самое главное, сейчас его никто не пытает, ему исправно делают инъекции. Он поправится. И она ему для этого совсем не нужна.
— Лежи! — сказала она, испуганно вскинув руку. — Не надо вставать.
— Встать мне слабо;, — он криво улыбнулся, и шрам на щеке некрасиво дернулся. — Иди сюда. Садись на кровать.
Поколебавшись долю секунды, Лиля послушно присела на край кровати. Он немедленно дотянулся здоровой рукой до ее пальцев, крепко сжал. Она посмотрела на него внимательней, и ей вдруг показалось, что вид у любимого мужа какой-то виноватый. Сердце замерло. Она была в курсе всех его прегрешений (ну, или ей так казалось). Но если сейчас он начнет каяться и просить прощения, она ведь не выдержит. Простит. А это — нельзя.
Но если Павел и собирался каяться, то совсем не в том, о чем она подумала.
— Прости, — прошептал он, продолжая держать ее за руку. — Прости, что пришлось за меня поволноваться. Я… не думал, что так выйдет.
— Что с тобой случилось? — спросила Лиля, хотя не собиралась ничего спрашивать.
— Я потом расскажу. Сейчас уже нет сил. Рысь меня наизнанку вывернул.
— Но ты ведь никого не убивал, правда?
— Как сказать. Если бы не я, они, скорее всего, были бы живы.
— А кто тебя так? Казимир Вингфилд?
— Нет, сам барон, — Павел снова усмехнулся, настолько удивленное лицо сделалось у Лили. — Да, представь себе. Это вместо титулов и почестей…
Он осторожно поднял здоровую руку и коснулся шрама на щеке.
— Не трогай! — опять испугалась Лиля. — Заразу занесешь.
— Так чешется же.
— Шрам на всю жизнь, — зачем-то сказала она.
— Я знаю. Ну что ж, буду носить вместо ордена. В награду за свою глупость.
— Паша…
— А что, так и есть. — Он закрыл глаза, передохнул и заговорил снова. — Я мог погибнуть. Нет, хуже, пропасть без вести. Просто взял бы и не вернулся. Никогда.
Лиля не понимала, зачем он говорит ей это, да еще таким тоном: вовсе не жалобно, а, напротив, напористо и серьезно. Но тут он сам всё объяснил.
— Лиля, — спросил он тихо. — А ты уверена, что тебе это нужно?
Спросил и сам испугался. Ему стало зябко, несмотря на жару, плечо заныло в два раза сильнее, но Павел заставил себя отвлечься от боли. Затаив дыхание, он ждал ответа. Лиля молчала. Она сидела прямо, глядя куда-то в сторону. Пальцы из его руки она забрала.
— Лиля… — умоляюще прошептал он. Он уже проклинал себя, что заговорил об этом. Но, видят боги, именно сейчас он как никогда нуждался в положительном ответе — и очень рассчитывал на него. Но вышло иначе.
— Знаешь, Паша, — заговорила Лиля, поднимая на него взгляд, каким-то чужим, изменившимся голосом. — Тебе не нужно придумывать поводы, чтобы уйти от меня. Я уйду сама, если тебе так проще. Да, я уйду, — она осеклась и сделала вдох, чтобы не зарыдать. — И ты сможешь трахаться, с кем хочешь, любить, кого хочешь, работать на своей опасной работе, которая тебе так мила! И вовсе не нужен был этот фарс с женитьбой, достаточно было, что ты спас меня от лагеря. Я совершила ошибку, теперь я это понимаю…
Павел почувствовал себя так, словно из него выпустили весь воздух — вместе с остатками сил.
— Лиля, — повторил он, пытаясь нащупать ее руку. Но она сначала отодвинулась, а потом и вовсе встала с кровати. Образовавшееся между ними расстояние показалось Павлу бесконечным. Он не мог его преодолеть, не мог встать, да что там, даже шевелиться ему было больно. Он мог только шептать. — Лиля, о чем ты говоришь? Я никогда…
Он хотел сказать, что никогда никого не хотел, кроме нее, ни в свою жизнь, ни в свою постель, но запнулся, испугавшись, что она не поверит, и Лиля почувствовала этот крошечный миг сомнения.
— Не надо, Паша, — сказала она, отступая еще на шаг. — Не надо. Я всё знаю. Я виделась с Мариной. Она всё мне рассказала. Думала, что ты умер и больше нам некого делить!
Павел зажмурился. Марина всё-таки вспомнила. Он догадывался, что это рано или поздно случится, но что настолько не вовремя… Надо было найти мужество и поговорить с ней тогда, на берегу. Расставить все точки над ё и не дрожать, что правда выйдет наружу. Так нет же, не решился. Трус! За эту трусость он теперь и расплачивался.
«Хотя что такого она могла вспомнить и тем более рассказать? — вдруг спохватился Павел. — Про наручники, что ли? Ни за что не поверю».
— И что именно она тебе наплела? — спросил он тихо, стараясь скрыть гневные нотки в голосе. Злился он на себя и на Марину, но Лиля могла понять его неправильно.
— Всё! — почти крикнула она. — И про твои измены, и про то, как славно вы проводили время в Бухте Розы! Ей очень понравилось спать с тобой! Она очень, очень расстроилась, что ты умер!
Павел застонал и мотнул головой, словно пытался обо что-нибудь стукнуться, но до стенки не дотянулся.
— Лиля! — У него наконец-то получилось что-то погромче шепота: этакое хриплое карканье. — Ты что такое говоришь? Это всё неправда! Ничего у нас не было!
— Вот как? — Лиля вскинула голову. Ее глаза блеснули, но это были вовсе не слезы, а закипающая злость. — То есть для тебя это «ничего»? И сколько таких «ничего» еще было, Паш? Сколько, а? Тех, о которых я не знала и даже не слышала? И не услышала бы, если бы у Марины не сдали нервы! Ты, видишь ли, у нее не первый такой погибший, вот она и вообразила, что эти смерти — не просто так, а из-за нее, и решила мне покаяться. Может, думала, что после этого я не буду слишком сильно по тебе горевать или хотела, чтобы мы поплакали по тебе вместе. Но ничего у нее не вышло. Я не хочу больше плакать по тебе, Паша! Я устала по тебе плакать! Я устала сидеть одна, без тебя, в глуши! Растить твоего ребенка, кормить твою собаку, общаться с твоей родней и ждать, когда ты снова соизволишь приехать! Если ты соизволишь! — Лилин голос сорвался на крик. Последние слова она проорала ему в лицо, не замечая, как он всё сильнее бледнеет. — Я не хочу так больше, — повторила она. — Не хочу гадать, с кем и когда у тебя опять было «ничего», не хочу верить тебе и ждать! Ты слышишь? С меня довольно!
Она остановилась, тяжело дыша. К бледным щекам прилил румянец.
— Я ухожу, — сообщила она звенящим голосом. — Не нужно мне больше никаких одолжений, и спасать меня тоже больше не надо, спасибо. Я сама разберусь. Оформлю развод, а дом перепишу на Яся. Если хочешь, я могу уехать, оставить сына… — голос у нее задрожал. — Но если ты разрешишь мне там пожить, пока он не подрастет — буду тебе очень благодарна. А тебе и в столице будет неплохо!
— Не вздумай! — от ужаса, не иначе, Павел ощутил неожиданный прилив сил. Он приподнялся на локте и почти сумел сесть. — Не вздумай этого делать, слышишь?!
Лиля отступила дальше, к самой двери, будто боясь, что он действительно встанет и попытается ее удержать.
— Я всё решила, Паша, — упрямо повторила она. — Прощай. Бумаги я пришлю на адрес вневэ. Я хочу, чтобы ты был от меня свободен.
И она выбежала из палаты, громко хлопнув дверью.
Павел упал обратно на подушку, не сумев сдержать стона. Боль в плече, словно ждавшая резкого движения, проснулась по-настоящему.
— Не смей этого делать… — прошептал он.
Нет, он вовсе не собирался удерживать ее силой, да и не верил, что может это сделать. Если она не хочет быть с ним — она уйдет. Но эти измены… Ерунда какая-то, с чего она взяла? То ли сама придумала и сама же в это поверила, то ли Марина ей что-то наплела…
Он вновь застонал и врезал кулаком по одеялу. Да, если она хочет, он отпустит ее, но только не так. В отличие от Лили, Павел знал законы и хорошо понимал: если она сделает, как собиралась, то очень скоро снова останется без штампа, ибо лояльность ей гарантируют исключительно брак с рессийским подданным (да и то не со всяким) или недвижимость в собственности. Тот факт, что она мать рессийского подданного, ничего ей не дает, тем более у этого подданного столько родственников «правильной» национальности. Яся заберут и отдадут под опеку — например, ему, он ведь отец — а Лилю отправят в лагерь.
Павел ни секунды не сомневался: Лиля обязательно попытается исполнить свою угрозу. Вот прямо завтра, приехав в Лесной Град, напишет все нужные заявления, подаст документы, а когда закономерно останется без штампа, ни за что не согласится на лагерь. Не такой Лиля человек. Она захочет снова дойти до гор — со всеми вытекающими из этого последствиями. А он будет лежать здесь, на краю света, беспомощный, бесполезный, не в состоянии ни догнать ее, ни остановить, ни даже встать с кровати. Павел скрипнул зубами.
Решение пришло сразу, единственно верное и возможное. Тогда, два года назад, ради нее ему нужно было жить, а теперь пришло время умирать. Не создавать Рысю проблем, не терпеть эту боль, не ждать трибунала. И заодно — не будет развода, и дом переписывать не придется. Вдове — почести и пенсию, ведь так с самого начала и задумывалось, верно? Что толку, что вышла отсрочка, судьбу всё равно не обмануть и не переиграть.
Дальше он не думал, а действовал — быстро и точно, как всегда на задании, когда жребий брошен и назад пути нет. Приподняв здоровую руку, он зубами вырвал катетер — грубо, дергая вверх, чтоб как можно сильнее повредить вену. Получилось. Прозрачная жидкость закапала на пол. Пачкая одеяло кровью, он потянулся к раненому плечу. Сжал зубы, но всё равно взвыл от боли, подцепив повязку. Рывок. Еще рывок. Еще. Еще. В голове помутилось, но цель была достигнута. Он вырвал дренаж из раны, повредил швы и почти сорвал бинты. Повернул голову в поисках того, чем можно довершить начатое, и заметил на тумбочке забытый Рысем стакан. Отлично. Если удастся его разбить… Локтем левой руки он столкнул стакан на пол, но крепкое граненое стекло выдержало.
Выругавшись по матери, Павел последним усилием заставил себя подползти к краю кровати. Свесил руку, чтоб подобрать стакан и попробовать еще раз — и свалился на пол, не рассчитав усилия. Он ударился спиной и больным плечом и мгновенно отключился. Кровь из порванной вены на руке и из открывшейся раны смешалась с лужицей лекарства на полу. Никто ничего не услышал, никто не заглянул к Павлу Шмелю проверить, как дела. До прихода медсестры, в чьи обязанности входило менять капельницу и делать обезболивающие уколы, оставалось два часа. Павел всё рассчитал. За два часа он просто обязан был умереть.
 
5.

Из больницы полковник Рысь вернулся обратно в местный отдел внувэ. Уезжая из Златграда, он распорядился, чтобы все донесения из Баронства проходили через Холмогоры, и хотел проверить, не пришло ли за эти часы что-нибудь на его имя. Искать Павла в замке Вингфилдов больше не требовалось, но оставалось еще много вопросов, на которые Рысь хотел бы найти ответы. Например, такой: когда именно Казимир распорядился отправить Павла Шмеля в Рессию, до самоубийства отца или после? Но никаких новых данных пока не поступало. И тут Рысь сообразил, что этот вопрос можно задать самому Павлу: вдруг он что-нибудь вспомнит.
Заодно полковник хотел передать Лиле рюкзак Шмеля, который так и валялся на заднем сиденье «Лани». Можно было, конечно, завезти его в номер, но гостиница и больница располагались на разных концах города, и Рысь решил не терять времени. Подъехав к больнице, он подхватил рюкзак и поднялся на третий этаж, к палате номер восемь. «Внучка» в коридоре не было — Рысь сам приказал снять охрану.
Полковник толкнул дверь, и приготовленные слова приветствия застыли у него на губах. Павел лежал на полу в луже крови — по крайней мере, именно так Рысю в первый миг показалось. Лили в палате не было и, судя по тишине на этаже, она вовсе не побежала за помощью.
На секунду Рысю показалось, что это покушение. Он упал на колени перед Павлом, схватил его за руку. Пульс прощупывался, но еле-еле. Рысь снова вскочил и, распахнув дверь, закричал:
— Врача! Сюда! Срочно!
Вернувшись к Павлу, полковник окинул быстрым взглядом палату, отмечая расположение тела и каждой вещи, каждого предмета мебели. Он искал следы борьбы, но никакого беспорядка в палате не было, за исключением стакана, упавшего с тумбочки. Рысь вновь осмотрел Павла. Новых ран у того не обнаружилось, если не считать поврежденной вены на руке в том месте, где был катетер. Что же случилось? Упал с кровати и при падении вырвал катетер, отсюда столько крови? Но Рысь тут же покачал головой. Что-то не клеилось. Да что же они так долго не идут!
— Сюда! — крикнул он в коридор и опять склонился над Павлом, пытаясь воссоздать картину происшедшего. Ерунда, от падения максимум выскочила бы трубка из катетера, а уж дренаж с повязкой тем более остался бы на месте. Дренажная трубка валялась на кровати, окровавленные бинты свободно болтались на плече. В растерянности Рысь присел на корточки, продолжая искать сам не зная чего, разглядел следы крови и обрывки бинта у Павла на пальцах — и всё понял.
— Ох, Паша! — вырвалось у него. — Зачем?!!
Он взял Павла за руку, прошептал:
— Я думал, ты сильнее… Не нужно было так сразу про трибунал… Нет, Паша, держись. Не умирай.
Махровый материалист, Рысь даже не подумал, как глупо выглядит, стоя на коленях в луже крови и взывая к человеку в глубоком забытьи.
Послышался шум, и в палате стало тесно от медперсонала. Рысь отпустил руку Павла, встал и отошел к стене.
— Что случилось? — спросил врач, склоняясь над Павлом.
— Не знаю, — ответил Рысь. — Возможно, покушение.
— Как давно? — Врач не стал тратить время, выясняя, как такое вообще могло произойти.
— Не знаю. Я ушел полтора часа назад. К нему что, за это время никто не заходил? Что у вас тут за порядки?!
— Сейчас тихий час, — пролепетала испуганная начальственным рыком медсестра. — Я собиралась зайти через полчаса, сделать укол и поменять капельницу.
— А женщина, которая пришла со мной? Горянка, — напомнил Рысь. — Когда я уходил, она была здесь. Где она?
— Не знаю, — растерянно ответила медсестра. — Наверное, ушла… Я ее не видела.
Ушла? Так быстро? Но почему? И тут Рыся в очередной раз настигло озарение. Трибунал здесь ни при чем, этим Шмеля было не напугать, по крайней мере, не до такой степени. Дело в Лиле. Между ними что-то произошло, после чего он решил…
— Пульса нет! — резко сказал доктор.
— Только что был, — возразил Рысь, как будто пульс мог вернуться под давлением его свидетельских показаний.
— А сейчас уже нет! Он не дышит. В реанимацию, быстро! И готовьте кровь!
Павла переложили на носилки и почти бегом покатили по коридору. Рысь, проводив глазами процессию, подхватил с пола рюкзак и быстро зашагал к лестнице.
— В гостиницу! — приказал он шоферу. — Быстрее!
Шофер включил мигалку, и «Лань» помчалась по улицам, заставляя прохожих удивленно оглядываться. Несмотря на особую атмосферу городка, а может, как раз благодаря ей, с сиренами и маячками тут ездили крайне редко.
Рысь правильно угадал, что нужно поспешить. Он застал Лилию Шмель почти в дверях. Она умылась, переоделась и сейчас застегивала сумку, готовясь покинуть номер.
— Что случилось? — тихо поинтересовался Рысь, вырастая в дверях.
Лиля вздрогнула. Рысь вошел в номер и захлопнул дверь. Лишние уши ему были ни к чему.
— Что между вами произошло? — повторил он.
— Это не ваше дело, — ровно ответила Лиля. Она уже оправилась от испуга, вызванного внезапным появлением полковника. Начальник будет уговаривать ее вернуться? Или, быть может, собирается отругать? Смешно…
— Нет, это мое дело! — резко ответил Рысь. — Он мой сотрудник!
— И на этом основании я должна перед вами отчитываться? Может, еще и рапорты регулярно писать, как идет семейная жизнь? — И Лиля ядовито улыбнулась.
— Отвечай! — Рысь рявкнул так, что Лиле показалось: зазвенели стекла. Она выпрямилась, оставив в покое сумку.
— Не кричите на меня, — холодно произнесла она. — Я вас не боюсь. Если хотите знать, я сказала ему, что ухожу. Возвращаю ему дом и развожусь с ним, чтобы он наконец-то мог жить как хочет.
Полковник тоже хорошо знал законы. Он тут же догадался, какие выводы сделал Павел из заявления жены, а с учетом его состояния… Шмель наверняка решил, что она чуть ли не завтра начнет процедуру и он не успеет ее остановить… «Вот же дурачок… Разве я бы допустил?» Рысь в гневе врезал кулаком по дверному косяку. Лиля, хоть и утверждала, что не боится, невольно втянула голову в плечи. Ей показалось, что на полированном дереве осталась вмятина.
— Идиотка! — прорычал полковник. — Почему сейчас? Не могла подождать, когда он хоть немного оправится?!!
— Нет! — Лиля вздернула подбородок. — И не уговаривайте меня, второй раз я на это не куплюсь. Я уже решила однажды, что не имею право покинуть раненого. Лучше бы я тогда перешла границу! — в сердцах выкрикнула она.
— Ты что, так ему и сказала? — Рысь побледнел, и взгляд у него сделался пугающий.
— Нет, я сказала как-то иначе. Не помню. Да и какая разница? Я не вернусь. Пропустите меня, полковник.
Она справилась с застежкой сумки и шагнула к двери.
— Хорошо, — спокойно сказал Рысь, не двигаясь с места. — Иди. Но учти: ты, возможно, уже стала вдовой или станешь ею через пару часов. И никакого развода не понадобится.
— В чем дело? — Лиля замерла на месте, прижимая сумку к груди и глядя своими огромными глазами на полковника. — С ним же всё было в порядке… ну то есть…
— Он пытался покончить с собой, — сухо сообщил полковник. — По всей видимости, сразу после разговора с тобой. Я вернулся в больницу полчаса назад и нашел его в коме. Сейчас он в реанимации. Клиническая смерть.
— Но зачем? — прошептала Лиля. — Зачем??! И при чем здесь я?
— Очень просто. Если ты разведешься с ним и откажешься от дома, как собиралась, в следующем месяце за тобой придут — проверять на лояльность. И чем докажешь? Ни работы, ни жилья, задержания в прошлом…
Лиля уронила сумку и закрыла лицо руками.
— Он тебя любит, дура! — безжалостно продолжил Рысь. — Настолько, что решил себя убить, пока ты не успела наделать глупостей и сохранила все свои привилегии!
Лиля отступила на шаг и без сил опустилась на стул.
— Ну вот зачем он… — у нее дрожали губы. — Зачем он меня мучает?! Зачем эти жертвы, разве мало ему было жертв ради меня!? Он думает, что я смогу жить дальше как ни в чем не бывало? И пользоваться этими «привилегиями»!?
— Конечно, — сухо кивнул Рысь. — Хотя бы ради ребенка.
— И что мне теперь делать? — Лиля в растерянности прижала руки к горящим щекам. Уйти или остаться казалось ей одинаково невозможным.
— Делай что хочешь, — пожал плечами полковник. — Я тебя уговаривать не собираюсь. Только, ради всех богов, объясни одно: почему? Это из-за работы? Из-за того, что он опять рисковал собой?
— Нет, — Лиля качнула головой. — Не из-за работы. Из-за Марины.
— При чем здесь она? — нахмурился Рысь. Но он лукавил. Если честно, что-то такое он и подозревал.
— Она… — Лиля не выдержала и всхлипнула. — Вчера вечером я узнала ее адрес у Ады. Мне нужно было с ней поговорить.
— И вы поговорили… — полковник, тяжело ступая, отошел от двери. Поискал глазами, куда бы сесть, не нашел и остался стоять.
— Да. Она мне сказала… сказала, что они переспали… в Бухте Розы… И что это не первый случай, что он и раньше мне изменял. Не с ней, с другими. Вот вы говорите: любовь, любовь… Но если бы он меня любил, разве оставил бы там, в деревне? В безопасности! — Лиля выплюнула это слово почти с ненавистью. — Никакая это не любовь, он просто вбил себе в голову, что обязан мне жизнью и должен теперь защищать от ваших проклятых законов! А я… Я не могу больше нести этот груз, как вы не понимаете?!! И не хочу, чтобы он страдал из-за меня!
И она всё-таки заплакала, жалко сутулясь и пряча в ладонях некрасивое, искаженное страданием лицо. Полковник покачал головой. Боги, кажется, посмеялись над ним, не дав своих детей, но подкинув на старости лет сразу троих приемных.
— Я думал, ты умнее, — сказал он тихо. — И всё понимаешь. Он тебя любит и правильно держит подальше от столицы. Будь у меня жена — я поступил бы так же. А Марина… То, что между ними случилось… Не вини их. Это я виноват. Нужно было сказать им. Хотя бы ей. Она бы тогда поняла, что происходит, и ничего бы, скорее всего, не было. Но я не мог. Это же гриф «икс»…
— О чем вы говорите, полковник? — от удивления Лиля перестала рыдать, отвела руки от мокрых щек и уставилась на Рыся. Тот набивал трубку — медленно, сосредоточенно, сознательно избегая ее испытующего взгляда.
— Что нужно было рассказать? — повторила Лиля. — От таких предисловий мне прямо не по себе. Словно мы в бульварном романе, и сейчас вы скажете, что они брат и сестра.
— Почти, — невесело усмехнулся Анатоль Рысь. — Павел ведь говорил тебе, что у него был брат?
— Конечно. Ярослав. Он погиб в НР, после переворота.
— Не погиб, — качнул головой полковник. — Если он и погиб, то не там и не тогда.
— Но откуда… — Лиля хотела спросить, откуда Рысю это известно, но она тут же догадалась сама — и осеклась. Прижала пальцы к губам.
— Да, — подтвердил ее догадку полковник. Он сделал паузу, вдохнул дым и выпустил несколько аккуратных колец. Задумчиво посмотрел, как они рассеиваются в воздухе. — Он был моим агентом. Ему удалось бежать из Окраины, из застенков. Там тогда такая неразбериха творилась… Все думали, что он погиб, семья уже получила конверт с соболезнованиями. Но он сумел вернуться, почти через два года. Не буду вдаваться в печальные подробности… Так вышло, что я о нем узнал. И предложил ему… предложил умереть для всех окончательно. Мне был нужен такой человек: без прошлого, как бы и не существующий.
— И он согласился? — с ужасом спросила Лиля.
— Да. Не сразу, но он принял мое предложение и стал работать на меня. И на благо родины, разумеется.
— Но при чем тут Марина?
— Они познакомились на нашей тренировочной базе, — медленно, будто вспоминая на ходу, заговорил полковник. — Марина тогда рвалась в «поле», занималась вместе с оперативниками. Они были вместе почти три года. Редко виделись, но это им не мешало, по крайней мере, сначала. Она не знала его имени. Секретность… Только псевдоним — Вагант. А потом… что-то между ними произошло. Они поссорились и вроде как расстались, а со следующего задания он не вернулся.
Лиля не удержалась и громко ахнула. Головоломка внезапно сложилась. Эти пьяные Маринины откровения… «Я не виновата, что они так похожи…»
— Значит, Паша… — прошептала она.
— Да, — снова кивнул полковник. — Он похож на брата. Очень похож. Но у Ваганта волосы темнее и нет веснушек, — Рысь мягко улыбнулся. — Она даже не понимала, что происходит, почему ее так к нему тянет. А я смалодушничал. Промолчал. Сначала потому, что это государственная тайна, а потом — чтобы не бередить душу ни ей, ни ему. Всё ждал, что это как-нибудь само рассосётся. Не рассосалось, — Рысь печально вздохнул. — Так что не бери в голову. Наверняка она воспользовалась моментом и прыгнула к нему в койку. А он… не смог ей отказать. Они же всё-таки братья.
— Он, похоже, никому отказать не может, — печально съязвила Лиля.
— А вот это ты зря, — Рысь повернулся к ней, строго посмотрел в глаза. — Не знаю, что там тебе наговорила Марина и зачем, но ничего подобного не было. Он тебе не изменял. Я уверен. Я бы знал.
Он сказал это так, что Лиля поверила — сразу и безоговорочно.
— Пусть так. Но всё равно, это ничего не меняет, — грустно сказала она. — Их и дальше будет тянуть друг к другу. Общая работа, похожие интересы… Им хорошо вместе, ведь так? А что не только в постели — так это еще хуже, лучше бы там была только постель. Я не хочу, чтобы он разрывался между нами.
— А ты у него спросила, кто ему больше нужен? — сурово поинтересовался полковник.
— Нет… — Лиля всхлипнула, вспомнив, что спрашивать, быть может, уже некого.
— А ты спроси, — сухо посоветовал Рысь. — Спроси, а не выдумывай лишнего. И не решай за него.
— Но… — пробормотала Лиля.
— Вот его рюкзак, — полковник подвинул рюкзак к ногам Лили. — Решай. Мне надо ехать. Если я не потороплюсь, угроза трибунала может стать реальной.
— Для Паши? — прошептала Лиля.
— Да. Там хватает всего… Инициатива наказуема. Всеслав жаждет на ком-нибудь отыграться, и Шмель подходит ему как нельзя лучше. Мне надо ехать, — повторил Рысь. — А ты… ты нужна ему здесь.
Лиля опустила голову. Всё повторялось, и она опять не могла уйти. Жизнь на жизнь. Долг на долг.
— Хорошо, я останусь… — прошептала она.
— Спасибо, — серьезно сказал Рысь. — И пожалуйста, Лиля… Не говори ему про брата. Не нужно ему знать. Он давно его похоронил.
— А он точно погиб?
— Раньше я был в этом уверен, а теперь уже не знаю. Они же всё-таки братья, — повторил полковник. — Собирайся. Я подвезу тебя до больницы.
— Нет, спасибо. Я доберусь.
Ей нужно было несколько минут, прежде чем… Несколько минут, чтобы просто побыть одной.
— Не выдумывай, — рассердился Рысь. — Пешком пойдешь через весь город? Пятнадцать минут, — смягчился он, увидев Лилино лицо. — Собирайся. Я жду тебя в машине.
Рысь ушел, а она осталась сидеть, бессильно опустив руки. Рюкзак лежал на полу перед ней. Она потянулась к нему, машинально открыла и принялась перебирать содержимое. Спальник. Веревка. Пистолет. Фонарик, компас, фляга… Деревянный гребешок. Его любимый боевой нож в ножнах. Всё в сохранности, только и дожидается, чтоб вернуться к владельцу…
Лиля встряхнула почти пустой рюкзак, и на пол вывалилось что-то маленькое и легкое. Лиля наклонилась и подняла деревянную фигурку дельфина. Незаконченный, грубый набросок — но очертания были узнаваемы. Ясь очень любил деревянные игрушки, и Павел давно обещал вырезать для него что-нибудь поинтереснее кругляшков и брусочков. Лиля крепко сжала фигурку в кулаке и опять разрыдалась в голос. Она плакала сразу обо всём: о себе, о Павле, который в любой момент мог умереть, о его потерянном брате, который наверняка погиб. О Марине, которой так хотелось найти замену утраченному. Она плакала об их общей злой судьбе и о будущем, которое ничего хорошего никому из них не сулило…

Конец ознакомительного фрагмента.

Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость электронной книги 150 рублей, реквизиты размещены на главной странице.