День по беды

Александр Сизухин
               

   Он  прилетел, он вернулся.  Он запел в сумерках на обломках огромной черёмухи.
   
   Старое дерево не выдержало апрельского снегопада,  ствол сломался, и вся  крона кучей перепутанных веток полегла на берег болота. Там, под этой некогда роскошной кроной, осталось его гнездо, которое теперь и не найти в этом урёме.
   
   Поздняя Пасха не торопила весну. Северный ветер гнал волны по небывалому разливу против течения, и от этого вода поднималась всё выше и выше, и уже подтапливала ближние дачи, заливала дороги, перехлёстывала мосты.

   Ночью ветер стих; косое плечо луны  показалось из-за леса и, отразившись   в чёрном зеркале разлива, - заблестело серебристой рыбиной.

   По звонкому выщелку, контрапунктом делившему всю песню примерно на восемь колен, я узнавал его, - наш, наш, вернулся. В прохладе и сырости  ночи соловьиная песня  - чудо.

   «Ну как в маленьком, нежном горлышке рождается такой голос? – размышлял я. – Голоса равной силы есть и у других птиц, - ворона может каркнуть, что уши заложит, или сойка с перепугу, я  не говорю об истериках чаек над водой, - но не сыщешь красоты и гармонии в таких звуках. Смотреть можно, глаз радуют, но не слух…  А попробуйте увидеть соловья? Если долго всматриваться, да и то не обязательно увидишь  махонькую, невзрачную птаху. Неужели он поёт?! Да, он!»
               
                Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
                Пусть солдаты немного поспят...

   А это - русский соловей  Алеша Фатьянов, выросший в Вязниках, облетел своей песней весь мир. И никогда и никому не надоест  его песня,  ибо в памяти народной навсегда впечатана цена Победы.

   Но чем же  песня соловья могла потревожить смертельно усталого,  из боя выползшего, уцелевшего  солдата?

   Спящие, они могли не услышать взрыва бомбы, а тут - соловей потревожит? 

   Потревожит, потому что зовёт он свою возлюбленную, потому что  звучит Песнь Песней, и коль ты выжил – то необходим ей, Маше, Кате, Светлане… да несть именам числа, - для продолжения  жизни вечной. Только доживи, родной! И не нужны  будут слова у черёмуховой околицы, куда придут вдвоём после войны, после беды.  Мало слов у простого человека для выражения любви, - соловей доскажет.

   Миллионы солдат унесли в душе соловьиную песню в райские сады и там слышат её и ждут встречи. Думаю, - к ныне  дождались все…

   …Так и пел соловей каждый вечер и каждую ночь, так и звал  подружку и рассказывал ей, что всё он исправит: и гнездо новое совьёт, и черёмуха-то, смотри, не погибла совсем, но набухают почки и вот-вот лопнут и они,  пропев свою зелёную песню жизни, ты прилетай, я вернулся.

    Открываю окно и слушаю, слушаю его вечную песню, но не покидает меня тревога. Болото молчит, - не поют лягушки, а мне так не хватает их разноголосого, сложного хора.

    Может быть, опять в реке воду отравили, как и было уже несколько лет тому назад, когда вскрывшись ото льда, несла вода мёртвую рыбу. Не  утихает война человека с природой. А лягушки, они только в чистой воде живут, - тогда чудом сохранились  несколько пар в заводи у леса. Три года  молчало  наше болото. Но опять справилась природа, опять победила ворога, и два года уже, как распевает по весне мой самый любимый хор, хор моего детства – лягушиный.

    И вот нынче,  Девятого Мая, в аккурат на День Победы, ближе к вечеру слышу, вначале осторожное:
    - Уак-уак-уак!
    Потом тенор посмелее:
    -Эке-ке-ке-ке-кеееек.
    Потом басок:
    -Куак-куак-куак.

    Проснулись певуны. Слава Богу! Не пели в холодной воде, а сегодня весь день солнце светило, - вода и прогрелась до песни.

    И грянул хор, лучший для меня в этом мире.
    Не передать словами, как они пели в этот день! После зимы, после беды, в День По-беды!

                Полушкино.