Осенний блюз

Я ухожу в осеннюю небрежность,
Немного грусти пробуя на вкус.
Кленовый лист задумчиво и нежно
Кружится в вальсе, падая на куст.
(С. Тишкова)

«Словно сотканная из множества хрустальных звуков мелодия переливалась и расплёскивалась, набирала силу, заставляя тысячи бабочек в душе порхать, кружась и танцуя. Скрипка лидировала и рвалась вверх, стремясь взлететь, горделиво отстраняясь от преследовавшей её гитары. Скрипка то словно кокетничала и посмеивалась, неспешно уклоняясь от уговоров, уверений и соблазнительных предложений, то словно сердилась и повышала тон от недовольства. Затем темы двух инструментов начали спорить, хрустальные колокольчики исчезли, музыка забурлила, запенилась эмоциями, то гневно и страстно, то тревожно и печально, словно морские волны ярились у скалистого берега, доказывая, что могут быть сильнее друг друга, бросая пенные вихри к ногам неподвижного камня. Но вот, словно утомившись, диалог скрипки и гитары вновь стал более плавным, обретая гармонию: в волнах тревоги начала появляться мажорная тональность, словно золотой лучик солнца озарял хмурое небо тёплым светом, рассеивая тучи и успокаивая бурные волны. Скрипка вдруг принималась смеяться, гитара вторила ей, послушная рукам мастера мелодия лилась серебристым водопадом, переливаясь и сверкая миллионами радужных брызг, пенистым кружевом впадая в безбрежное море, пристанище и обитель стремительных речных потоков.

Замечали ли вы, насколько похожи музыкальные переливы на потоки воды, незримо и почти неуловимо меняющие направление течения? Так и жизнь порой способна повернуть судьбу настолько неожиданно и стремительно, что запершит в горле и перехватит дыхание. Так повернёт, что поначалу любое сопротивление бесполезно, можно лишь пытаться не погибнуть в пучине, вписаться в поворот, чтобы не расплющиться, не размазаться и не разбиться. Если не утонуть в водоворотах стремительного бега времени и событий, если справиться с течением и удержаться на поверхности, если плыть, ощущая энергию воды, купаясь в ней, словно в волнах музыки, то можно ощутить всю мощь потока жизни. Тогда можно влиться в него, обретая внутреннюю гармонию, наслаждаясь движением, оставляя позади страхи и огорчения, неудачи и потери, ощутив радость движения, впитывая энергию движения жизни.

В вечернем сумраке так приятно вслушиваться в любимые мелодии, свернувшись калачиком под пушистым пледом. Я не умею играть, могу только слушать. Слуха-то у меня нет, а чувство ритма есть. Говорят, раз есть чувство ритма, значит, и слух должен быть. У меня он где-то слишком глубоко внутри… По-видимому, безнадёжно глубоко, там, где не сыщешь. Музыка напоминает мне о прошлом, позволяет вспомнить крутые повороты моей судьбы. О них я и поведаю сегодня. И своё чувство ритма попытаюсь отыскать, потому как ритм и мелодика прозы способны творить фантастические вещи. Если, конечно, пишет мастер. Интересно, насколько сохранились во мне чувство слова, стиля, с тех пор, как однажды я потеряла веру в себя…Смогу ли образно передать глубину  и эмоциональное напряжение, чтобы, подобно волшебнице-скрипке, сплести завораживающую искренностью гармоничную мелодию?»

Ася скрипнула табуретом, поставила кофейную чашечку на блюдце, побарабанила пальцами по кухонному столу, заглянула в окно, подвернула рукава домашней туники, словно они ей мешали. Брови у Аси нахмурены, значит что-то ей не по нраву.
– Ксюш, ты так и начнёшь свой рассказ? Ты не шутишь? – спросила Ася.
– Так и начну, –  мрачно ответила Ксения, не глядя на подругу. – Ты дальше-то слушать будешь?
– А стоит ли? Я же знаю обо всем. Или ты забыла, кто тебя утешал, чаем поил, разговоры ночами разговаривал, когда у тебя истерики и депрессивные состояния были от переживаний? Эту историю я знаю не понаслышке. Но мы сейчас говорим о рассказе. Мне не нравится, что в твоём рассказе много эмоций и мало действия. И название не нравится, и исповедальность… История, привлекательная разве что для романтичных барышень из прошлого века. А современные женщины ею навряд ли заинтересуются. Мы стали самостоятельнее, жёстче и подрастеряли сентиментальность. Твоя история годится лишь как чтиво для провинциальных старушек и слезливых тётушек. Прекрати ностальгировать, окунайся в реальность! С головой, как в воду, ты же отлично плаваешь!
Современная Ася возмущённо фыркнула, сдунув с лица непослушную прядь, поднялась с софы и начала задумчиво бродить вдоль балкона, заворачивая рукава домашней туники:
– Чтобы заинтересовать читателя, нужно быть изобретательнее, тщательнее продумывать сюжет, может быть даже придумать что-то в детективном жанре…И проблема должна быть, и действие, действие, а не рассуждения, понимаешь?...

На фоне туники сиреневого цвета золотисто-карие глаза Аси выглядели  особенно медовыми. Цвета мёда с корицей. Когда Ася сердится, её глаза заметно темнеют. Чем больше эмоций, тем больше корицы. Смоляные волосы у Аси небрежно завязаны в пучок, в руке жёлтый маркер, настроение вдохновенно-творческое. Ксения улыбнулась тому, насколько серьёзно и вдумчиво подруга отнеслась к её просьбе послушать сложившийся рассказ. Но соглашаться с критикой не спешила, настаивала на своём:
– Асенька, и нам не чужды сантименты, поверь… Что же касается исповедальности, то в чём-то ты права. Конечно, многое в этой истории обо мне самой, но далеко не всё... И не для ностальгических воспоминаний я его написала, поверь. И потом, разве тебе, как филологу, не интересно, как сделан рассказ?

 Ася вновь присела на софу, заглянула в глаза подруге:

– Знаешь, пока ещё свежи воспоминания об этой истории, меня гораздо  больше интересует, во что ещё ты вляпаешься с этим своим рассказом? Чтобы не попала из огня да в полымя, понимаешь меня? …Подумай, может быть не стоит ничего писать о том, что нужно просто забыть.  Почему ты не можешь забыть? Что мешает?
– У тебя сын, а у меня дочь.
– И что это меняет? У тебя, к слову, и сын есть…
– Мне страшно за мою девочку, за других девчонок, которым так же жёстко могут обломать крылья, …., и будут гонять, чтобы вскопать поле «под кого-то», словно у нас всё ещё крепостное право. И измываться станут. Открыто, в лицо издеваться и унижать, подтверждая, что ты в этом деле, к слову, важном и значимом для тебя, –  «только ноги», а сливки снимать придут другие. Понимаешь меня?
Ксения резко встала на ноги, потянув жестковатый ворот свитера, словно ей нечем было дышать, подошла к подоконнику. Розовые, лиловые и белоснежные фиалки, распрямив бархатистые ладошки, горделиво и словно осуждающе разглядывали подружек, выглядывая из-за ажурной шторы, как бы недоумевая, о чём и зачем так горячо спорить?

Ксения сложила исписанные листы по порядку и вновь повернулась к подруге. Закусив губу, она помолчала, пытаясь справиться с волнением, чтобы говорить сдержанно, но убедительно:

– Да, мы, прошедшие через это испытание, молчим. Только дома порой разговоры разговариваем или жалуемся подругам, родным. Но ведь по большому счёту молчим. Вот,  где каменный век…. Молчим и играем по кем-то придуманным правилам в безжалостные, а порой безнравственные игры. Но для нас это не игра, это нами играют, нашими чувствами, нашими нервами, здоровьем и жизнями. А мы снова молчим. Если молчим, значит, соглашаемся, что с нами так можно, что вообще так можно жить. Ася, я не всё могу рассказать, но я ни за что не пущу свою девочку работать в бизнес-структуру, понимаешь? Ни за что. Ксения прошлась по удлинённой кухне Аси, с яркими шкафами  и шкафчиками вдоль стен, с барной стойкой и набором кухонной техники на блестящей глянцем столешнице. Ася перфекционистка, её кухня блестит чистотой, наполнена уютом, вкусными запахами, памятными записочками и сувенирчиками на ажурных полочках над столом. На такой кухне любят встречать гостей, а гости, как правило, отвечают взаимностью и остаются надолго.
– А я думаю, что, если у девушки сильный внутренний стержень, то есть характер, чувство собственного достоинства, то она справится. И нечего панику поднимать.
– А ты знаешь, как девчонок в сауны к клиентам отправляют и обменивают на дорогие формовочные станки?...Ты просто многого не знаешь…
– И всё это, о чём ты сейчас говоришь, есть в твоём рассказе? Звучит?
– Да! …Хотя возможно ты права, нужно сделать яснее и чётче ключевые мысли, ещё нужно поработать…Знаешь, только спустя время можно увидеть события словно со стороны и понять урок, который преподнесла жизнь, и поделиться усвоенными знаниями с другими. Может быть поэтому я и вернулась к событиям прошлого, чтобы с их помощью изменить настоящее, если не своё, то других людей, тех, кто начинает свой путь в жизни и профессии сегодня. …Учительница во мне не умирает!

Ксения вздохнула, поправила волосы и отложила в сторону листы с рассказом. Затем заглянула в мойку, увидела там горку грязной посуды и взялась её мыть. Но говорить продолжила, оглянувшись на недоумённо и строго поднятые Асины брови:

– Если же я промолчу, значит, потеряла безвозвратно то, что прежде было важно. Напрочь растеряла… Для себя я, кроме всего прочего, осознать хочу, могу я ещё, способна ли написать так, чтобы было легко, и метко, и интересно… Когда-то же умела. Понимаешь, умела, мне нравилось это.
Это моё!
– Но ты же писала эти годы! …И прекрати, пожалуйста,  мыть у меня посуду.
– Надо, Ася, мне не трудно, а тебе легче будет. Болей спокойно.…
Ты понимаешь, методички, хендауты, литературоведческие статьи, – это другое. Это работа, в ней невозможно полностью реализоваться, только частично.
– А почему тебя осенило только сейчас, спустя столько лет?
– Не знаю, наверное, дозрела, осознала… Не из страха, не из желания припомнить кому-то или отомстить, как-то иначе…Словно встреча с собой десять лет спустя. Словно вопрос к себе: на что способна? …Способна ли?...
Ксения закончила мыть посуду, вытерла руки, повесила полотенце на крючок, села напротив Аси, заглянула ей в глаза и улыбнулась:
– Ты редкая женщина, Ась. Ты умеешь быть красивой в старом свитере, с карандашом в волосах вместо шпилек, с сурово поднятыми бровями…Это дар…
– Перестань!
– Нет-нет, я серьёзно…А у меня есть дар? Или хотя бы светлый солнечный лучик внутри?...Вот о чём я думаю. И задумалась я об этом совсем недавно. Может быть я только сейчас вылечилась, излечилась от своих переживаний и воспоминаний?…И хочу осознать: на что гожусь? Только посуду мыть или на что-то дельное? И я на самом деле хотела бы донести до наших женщин мысль о том, что что-то у нас не так. У нас в обществе что-то не так с отношением к нам, к женщинам…
– Типа: порассуждать, кто виноват и что делать?
– Нет. Заставить задуматься, взглянуть на себя со стороны……
– Задумайся сначала о том, что ты в другой стране. Мы обе уже не в Украине, мы в России! Твоё прошлое это только ТВОЁ прошлое! УЖЕ  ПРОШЛОЕ!...
 Замуж тебе надо, чтобы дурные мысли в голову не лезли.
– Нет! Только не это…Замуж! …Плавали, – знаем…
Ксения взглянула на часы:
– Ой, мне уже пора, через полчаса занятия.
– Дюма- мать…твою… Оставь на столе свои листы, вечером посмотрю. Ася вышла в прихожую, подошла к зеркалу, перед которым подруга красила губы, надевала пушистую шапочку, завязывала яркий шарфик.
– Ксюша, извини, но почему ты одна? Или ты не одна, но скрываешь и  не рассказываешь мне ничего?
Она спросила это мягко, почти шёпотом, осторожно. И замолчала, ожидая ответа, пытаясь встретиться с Ксенией взглядом в зеркале. Ксения тоже через зеркало пристально смотрела подруге в глаза, но молчала…Улыбнулась то ли смущённо то ли виновато, но молчание не прервала. Взяла с пуфика сумку, натянула перчатки, взвизгнула застёжкой-молнией на пуховике и обняла Асю, шепнув ей на ухо:
– Потом, не сейчас, не на бегу…Спасибо тебе.
 И вышла.
Ася была последний день на больничном, поэтому позвала Ксюшу попить чаю с залитым расплавленным сыром мягким творожным пирогом из лаваша, поболтать о том – о сём во время часовой паузы между частным уроком и занятиями, которые вела Ксения на вечерних курсах. Хотела вызвать на откровенный разговор, Асю давно тревожило затянувшееся одиночество подруги. Но Ксения вновь всё свела к своим пробам пера, к чтению рассказа.
«Господи, зачем ей это?...Словно прячется от жизни, – подумала Ася, провожая взглядом выходящую из подъезда фигурку в светлом пуховике. – А может быть и правда прячется? От боли? Неужели болит до сих пор? Когда же она вернётся к себе прежней, весёлой, задорной и чуть бесшабашной, какой была в студенческие годы, когда мы познакомились и подружились? Вернётся ли?»
А Ксения, выйдя из дома Аси, подумала, что совершенно не готова отвечать на вопросы о личной жизни. Застёгивать «молнию» на внутренних переживаниях готова, а расстёгивать нет. Даже для Аси. И потом, под застёжкой-то только кучка пепла от истлевшего прошлого, раны уже затянулись, почти не саднят, разве что слегка побаливают иногда. Потому что не на все вопросы получены ответы. А прежде, чем обнажаться душевно перед подругой, нужно бы все ответы получить. Найду ответы, значит смогу выдохнуть из себя небольшую кучку серенькой пыли, а освободившееся пространство смогу вскопать, чтобы засеять и полить всходы. Чтобы зацвели клейкой зеленью нежные листочки. Чтобы были они с зубчиками, как у берёзки, – подумала Ксения, улыбнулась и решила зайти по пути в Никитскую церковь, небольшую, огороженную кованым заборчиком, окружённую старым кладбищем, словно отделяющим храм от мирской суеты. Подошла к Иконе Троеручицы справа от входа, возле окошка. Язычки свечей, окружённые желтоватым нимбом, горят ровно, внушают надежду и спокойствие, разгоняя тревоги тёплым, ровно мерцающим светом.
      В небольшой старинной Никитской церкви немноголюдно, спокойно. Когда-то Ксения зашла сюда и остановилась удивлённо возле иконы Богоматери с тремя руками, потом начала искать информацию об этой иконе, узнала, что она древняя, прославилась и получила свое название в восьмом веке. Преподобный Иоанн Дамаскин написал тогда три трактата. Мудрые и вдохновенные его писания привели в ярость императора, но их автор не был византийским подданным, потому сам император не мог ему ничего сделать, он передал Дамасскому халифу подложное письмо, по которому преподобный Иоанн, бывший министром и градоправителем, был осуждён за измену. Ему отрубили кисть правой руки и повесили её на городской площади. К вечеру того же дня Иоанн, испросив у халифа отрубленную кисть, приложил ее к суставу и пал ниц перед иконой Божией Матери. Он просил Владычицу исцелить руку, писавшую в защиту Православия. После долгой молитвы Иоанн задремал. Во сне он увидел икону Божией Матери и услышал, что он исцелён, но должен теперь без устали трудиться исцелённой рукой. Когда святой проснулся, рука его была невредима. …Древняя легенда придавала силы. В мерцающем круге церковных свечей Ксюша молилась за детей, за маму и за всё, что потеряла. Просила прощения, благодарила за уроки жизни, за свет в душе, просила наставить, придать мудрости и стойкости душевной, помочь найти потерянное…И пережить, окончательно преодолев страхи и обиды, которые шлейфом тянулись из прошлого.

   Ксения возвращалась домой поздно, после девяти вечера: сначала школа, потом частные уроки и, наконец, курсы…Вечер выдался  морозным и звёздным, снежок вкусно похрустывал. Иностранные языки  набирают популярность, хотя лучше было бы выучить ещё и немецкий… Неплохие ребята на курсах, с ними интересно… Нужно поискать для переводов новые статьи и сделать тесты по грамматике…Мысли роились, слетались и разлетались, в конце дня мало о чём удаётся думать логично, связно конструктивно. …Ужинать уже не буду, обойдусь кефиром. Не надо было оставлять Асе рассказ, у неё своих забот хватает… Что путного «учителка» может написать? На скользкой дорожке торопливый прохожий, обгоняя ее, толкнул. Пытаясь удержать равновесие, Ксюша в свою очередь задела плечом идущую навстречу женщину.
– Извините.
– Ничего. Бывает. Держитесь.
Правильно. Надо держаться. И не складывать цепочку из случайных толчков, пинков и оплеух. И не упиваться жалостью к себе, любимой. Раз любишь себя, – иди, расти, пытайся!
Хотим мы этого или нет, но жизнь развивается по своим законам. И каждый определяет самостоятельно, как относиться к законам жизни, противостоять некоторым из них или исполнять все безоговорочно. Незнание законов жизни не освобождает нас от ответственности за то, что с нами происходит. Когда мы спрашиваем с себя, а не с других за обидные промахи и неудачи, мы делаем маленький шажок к тому, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Потому что тогда мы начинаем действовать, а не переживать. Когда эмоционируем, холим и лелеем свои страхи и боли,  чем притягиваем очередную порцию негатива. Бездействие и жалость к себе, как к жертве, концентрирует сознание на негативном опыте, привлекает новые ситуации, позволяющие переживать и жалеть себя. Чтобы разорвать порочный круг, нужно научиться жить вопреки обстоятельствам и благодаря судьбу за возможность перемен. Но это только сказать легко, труднее осознать и принять, а ещё труднее избавиться от мышления и состояния жертвы.
Поздним вечером в её небольшой квартирке как обычно звучала музыка. Чаще всего Ксения слушала осенний блюз, проникновенный и трогательный, вновь возвращаясь в прошлое, пытаясь отыскать в переливах мелодии ответы на мучающие её вопросы. Саксофон – мастер затрагивать самые проникновенные струны души. Если же под кучкой пепла всё же что-то временами саднит и щемит, кому, как ни мастеру следует доверить сокровенные чувства.

2
Болезненные воспоминания Ксении, всё ещё отравляющие её сознание, были частично связаны с серией публикаций, подготовленных ею для Донецкого еженедельника «Негоциант». Именно с этих статей и началась длинная цепочка неудач, в итоге разорвавшая её жизнь надвое. Собранные по крупицам материалы она почему-то сохранила, уложив в обувную коробку, рассортировав по степени важности и достоверности. Здесь были аудиозаписи, фотографии, наброски статей и найденные в архивах материалы о производстве керамических изделий,  о промысле,  заложившем основу промышленной керамики, объединившем в далёком 19 веке  народы  Украины и России. Керамика – древнейший из народных промыслов, которому родившийся 18 мая 1048 года персидский и таджикский поэт Омар Хайям посвятил бессмертные рубаи:

«Я вчера наблюдал, как вращается круг,
Как спокойно, не помня чинов и заслуг,
Лепит чаши гончар из голов и из рук,
Из великих царей и последних пьянчуг.

Все изваяно в мире из глины одной,
В сердце - дух, нет обители духа иной.
Небеса и стихии, и птицы, и звери -
Сути Духа лишь отблеск и отклик земной».

       Создание изделий из глины – творчество и таинство, в процессе которого гончар становится магом, вдыхающим музыку своей души в глину. Тот, кому однажды довелось увидеть рождение глиняного изделия, услышать музыку души гончара, руки которого способны передать мотив глине, уговорить её петь, убедить в правильности и точности выбранной формы, уже никогда не смогут забыть магию этих превращений. Потому первыми в коробке Ксении лежали фотографии работ мастеров-керамиков из маленького городка Славянска, расположенного к северу от Донецка.
Именно здесь, в Славянске и в соседней Дружковке когда-то производили известный на весь мир Кузнецовский фарфор, посуду молочной белизны, удивительной тонкости, изящества и легкости. Индустриально развитая, богатая глинами Донецкая область еще в конце 19-го столетия стала передовым центром керамического производства. Именно здесь развивал традиции керамического и фарфорового производства промышленник Яков Васильевич Кузнецов, в 1812 году основавший фарфоровое производство  в Славянске, Дружковке и в Гжели.
Некоторые из фотографий Ксения делала сама, стремясь запечатлеть процесс творчества, уловить момент, когда глина начинает оживать и, подобно скрипке, передавать музыку души мастера.  Фотографий было много, потому что много в Славянске мастеров-керамиков, из нескольких поколений сложились династии мастеров, развиты традиции,  формируются индивидуальные стили, но лишь на уровне кустарного производства. В причинах такого противоречия и попыталась разобраться Ксения, когда готовила сначала одну статью, а затем, в процессе работы, поняла, что складывается цикл из трёх очерков, один проблемнее другого.
И оказалась права. Проблем ей хватило. Нахлебалась досыта. До сих пор каждый раз, когда Ксения открывала коробку, вынимала фотографии, боль вновь волной накатывала, накрывала с головой, захлёстывая солёными брызгами, опрокидывая навзничь. Могучая волна утаскивала её в прошлое, словно напрочь смывая настоящее…

– Как ты могла написать такую статью? Как ты посмела дать её в номер? Мы делаем солидный экономический еженедельник, что ты себе позволяешь?!
– Все, что написано, – правда, вы же сами знаете.
– Кому нужна твоя правда? Ты оскорбила уважаемых людей! Лившиц – это месторождения глины, рабочие места, инвесторы, ежегодный симпозиум по керамике…
– Это глина, которую по-дешёвке продают иностранцам. Почему в Гжели производят произведения искусства, а у нас, в городе, где так же, как когда-то в Гжели, работали цеха промышленника Кузнецова, только кривобокие вазоны? Стыдно лепить руками аляповатые розочки, пряча кривизну формы, если из этой же глины еще в середине ХIX века творили чудеса. Стыдно лепить горшки после тончайшего Кузнецовского фарфора, стыдно терять мастерство, которое уже до нас наработали. Стыдно экономить на формовании, сажать в полутемных подвалах лепщиц, платить им копейки. Стыдно скрывать за лепными розочками дефекты формовки и обжига. Мы же не в каменном веке живём. У нас же традиции Кузнецовского фарфора были, развивались. До нас ещё! А мы что делаем, что сделали?! Кому выгодно не развивать керамику, а продавать глину?...Об этом говорить надо. Давайте организуем круглый стол, пригласим специалистов!
Редактор побагровел:
– Меня от твоей инициативности уже тошнит! Пиши заявление!
– Я имею право хотя бы…
– Заявление на стол! И удостоверение! ТЫ уже ничего не имеешь!
Этим все не закончилось… Городок маленький, приличную работу найти сложно. С журналистикой было покончено: места не нашлось ни в городских газетах, ни на местном телевидении… Ярлык скандалистки приклеился наглухо. Новая должность называлась «менеджер по продажам»… Взяли с условием, что Ксения будет одновременно заниматься рекламой и информацией. Это было выгодно: две должности – один человек на мизерную зарплату. И еще выгоднее оказалось сделать из подавленной, ошеломленной неприятностями Ксении девочку для битья. По любому поводу, потому что доказать непричастность этого повода к рекламе и информации, было практически невозможно. Четыре года работы на Машкерамике были полны неожиданностей и сюрпризов. К примеру, после научно-практической конференции в Киеве, которую Ксения организовала в рамках солидной выставки, директор вызвал её на ковер и сказал, что в её услугах больше не нуждается. Выставку Ксения по договору готовила вместе с менеджером Торгово-Промышленной палаты, но в действительности самостоятельно. И выставку, и конференцию…Да что там, баба молодая и здоровая, пусть побегает. Ксения расстроилась, уверенная, что причина в ней: плохо подготовила. А причиной была банальная экономия. Уже подготовила, организовала и провела, так тебе что, ещё и платить за это нужно? Она готова была уйти, но куда идти? Подготовка выставки и конференции отняла столько сил и времени, что собственный уход просто не успела продумать и подготовить. 
После работы спешила домой, к дочери и сыну, с уроками и книжками, играми и ссорами, к обычным хозяйственным делам и к занятому мужу, у которого практически не было времени на то, чтобы общаться с домашними. Сейчас она уже понимала, что не было не столько времени, сколько желания… Слишком поздно поняла…Заметь она тревожные звоночки раньше, не было бы так стыдно сейчас. Непонятные поздние телефонные звонки мужу её не настораживали, мало ли какие проблемы на работе, незнакомая джинсовая рубашка в шкафу мужа не вызвала подозрений, Ксения решила, что забыл кто-то из недавно гостивших родственников. Даже СМСки с откровенной фразой «Я скучаю по тебе» увидела первой не она, а дочь. После этого Ксения решилась на откровенный разговор, но муж видимо готов к нему не был, стал списывать на бесцеремонных студенток-заочниц.

– Дорогой, не стоит врать настолько неправдоподобно. Я всё же лучшего о тебе мнения, как о преподавателе…С трудом представляю себе, каким нужно быть, чтобы получать от студенток подобные СМС.

       В финале этого разговора они и пришли к решению развестись. Сухо, спокойно, словно решали какой-то не особо значимый вопрос. Даже этапы определили: сначала выбираем и приобретаем отдельную квартиру для Ксении и детей, затем делаем в ней ремонт, с ремонтом муж обещал помочь. А затем мирно и цивилизованно разъезжаемся. Вопрос был решён, вот только Ксения осунулась больше прежнего, закрылась и словно потухло что-то внутри, что-то, в чём совсем недавно ещё теплился слабый отблеск надежды. Сына в планы решили пока не посвящать, хотя их проницательная дочь на правах старшей сестры наверняка так или иначе его просветит.

       А на Машкерамике её тогда все же оставили, как бы пожалели, но забрали информацию, отдали вновь созданному отделу, состоящему из трёх жён и дочерей сотрудников компании. А на Ксению поглядывали снисходительно, продолжая держать «на побегушках».
       Девочки, девоньки, дамочки, тётеньки, если ваши амбиции не позволяют вам топтаться на месте, а зарплата мужа не оставляет возможности сидеть дома, то есть  приходится вам, как большинству женщин, не только работать, но зарабатывать и карьерным ростом заниматься, отращивайте зубы-зубки-зубищи, искореняйте в себе идеализм. Сразу и бесповоротно. Учитесь видеть цель, идти к ней, действуя жёстко, метко, себе во благо. Ксюша постигла эту истину слишком поздно. И стервенеть ей не хотелось, наивной. Поэтому закончилось все банально: больницей, невралгией, опухолью, операцией.
Не так быстро, конечно, не с конференции в больницу. История развивалась дольше, потому что Ксения, все ещё пыталась проявить свои деловые качества на работе, но получала за это только оплеухи, нагоняи или же, в крайнем случае, замечания. Её зарплата, в русле инфляционных процессов, становилась ещё меньше. Вместе с ней иссякал и запас прочности. Ясность мысли и полное понимание ситуации пришли однажды вечером, когда засидевшаяся на работе Ксюша шла в приёмную повторно передавать неудачный факс. В приёмной были слышны голоса, а поскольку нарываться на начальство и получать очередное задание не хотелось, она замедлила шаг. И услышала свою фамилию:

– Не волнуйся, Викторович, Крылова отсюда никогда не вырвется.
– Смотри, она девка шустрая, вон какие статейки накропала. В области тогда шуму было много.
– Вспомнил! Когда это было! Она сейчас тише воды и ниже травы. Мы воспитывать умеем. Я ж тебе обещал.

    Из приемной вышли директор и Лившиц, тот самый, из отцов города. Ксению, стоявшую за массивным стендом, заметить в полумраке было трудно. И стояла она тихонечко, как мышка. А дышать ей вдруг стало нечем. Только билось в голове: «Опять… Замкнутый круг!». Второй звоночек она получила примерно месяц спустя, когда соседки принесли на хвостах новость о том, где живёт подруга мужа. О том, что последнее время эта подруга живет именно с её мужем, Ксюша догадалась сама. Ну, хоть о чём-то она догадалась сама. Тогда-то, чтобы не задохнуться от страхов, истерик и переживаний, Ксения начала писать письма. Самой себе. Возвращалась в прошлое, описывая, анализируя, вглядываясь, словно выплевывая-отталкивая от себя боль. И раскладывая  факты, словно по полочкам, чтобы осознать и проблемы, и пути их решения. Без эмоций и страхов. Чтобы вышла, не терзала душу, чтобы осталась пятнами на бумаге боль. Бумага быстро становилась пятнистой. От слёз. Они текли, расплываясь на бумаге, стоило только позволить боли и жалости завладеть сознанием. Постепенно её отрывистые воспоминания, жалобы и упрёки оформлялись в довольно стройное повествование-исповедь, словно жизнь обретала форму, словно Ксения, пусть запоздало, но справлялась с эмоциями, становилась сильнее самой себя, выходя из состояния жертвы.
     Она как будто писала долгое письмо в прошлое, в котором оказалась не готова плыть против течения, хотя из последних сил боролась с мощным потоком, уносящим прочь от наполненного светом и ласковой зеленью травы берега надежды на счастье и гармонию. Или не было этого берега, была только иллюзия? Образ, придуманный Ксенией, но не соответствующий реальности. А как же тогда быть, если иначе жить не умеешь? Кто научит? Помог случай. Собирая материалы о династиях художников по керамике, она случайно оказалась в семье мастеров, в которой дочь пошла по стопам отца. И начала создавать собственные работы, расписывая изделия лёгкими тёмно- и светло-коричневыми мазками, из которых создавались рисунки, похожие на карандашные наброски, на рисунки тушью. Про себя Ксения назвала манеру Елены Зелик «Японской графикой». Мазки действительно порой формировали вязь, напоминающую иероглифы. Только после внимательно рассмотрения можно было уловить контуры то летящих птиц, то деревьев с оголёнными листьями, то высоких башен на спящим озером. Почерк девушки явно отличалась от яркой, колоритной манеры, в которой работал отец. Ксению заинтересовала самобытная манера дочери. То, что у отца был собственный почерк в керамике, – понятно, у него за плечами годы. А как нашла свой стиль молодая художница? Что привело её в керамику? Ей всего лишь 25 лет, почему именно керамика? Ксения созвонилась с молодой художницей, договорилась об интервью, пришла в студию с пирожными, с хорошим настроением, с подготовленными заранее вопросами, но разговор не клеился. Девушка отмалчивалась или отвечала обтекаемо, отводя взгляд и иронично улыбаясь из-под низкой чёлки.

– Лена, как вы нашли этот стиль? Долго ли искали? Вы намеренно копируете японскую графику? Или это не стилизация? Кто вас вдохновил?
– Люди берутся за работу не всегда из желания создать свой стиль или следовать какой-то манере.
– Это верно, а как было у вас?
– Как у многих. Нужна была работа.
– Но возможностей много, почему именно керамика? Как вы решили стать художником по керамике?
– Не думаю, что это может быть кому-то интересно. Банальная история.
– И всё же…Расскажите свою историю.

– Хочу блинчиков! Или оладушек! – В комнату звонко шлёпая босыми пятками вбежала девчушка лет пяти, увидела незнакомую женщину, остановилась, надув щёки и вытаращив глаза, потом звонко шлёпнула себя по щекам, кинулась к Елене и уткнулась лицом в её плечо.

– Вот моя история, мой стимул и моё спасение! Знакомьтесь, моя дочь Даша. Дашунь, я сейчас занята, поиграй с дедушкой. Мы поговорим, а потом я сделаю блинчики, хорошо?

Даша вынырнула из-под руки мамы, озорно затрясла головой и звонко переспросила, болтая ногами:
– Правда испечёшь? …Только чур, не с творогом!
– Договорились, беги к дедушке.

Благодаря Даше, разговор сложился. Елена рассказывала скупо, сдержанно, но Ксения понимала всё недоговоренное девушкой. Диктофон давно сел, чай остывал недопитым, пирожные устали сиять маслянистыми помадно-глянцевыми кружевами, а Лена всё говорила:

– Мама от нас ушла, когда мне было семь, меня воспитывала бабушка и отец. Конечно, я не собиралась тоже заниматься керамикой, как и он. То, что вы называете династией, сложилось случайно, я бы сказала вынужденно. Моя манера отличается от отцовской, потому что поначалу я рисовала буквально вслепую, сдерживая слёзы. Я просто пыталась выдохнуть свои переживания, боль. И не видела ярких красок. Стиль подсказал отец. Он долго рассматривал один из очередных испорченных мною вазонов, потом сказал: «В твоей росписи есть лёгкость, изящество.  Постарайся сначала рассмотреть изделие, понять, какой рисунок ляжет удачнее, что в том рисунке может быть? Наши изделия, вазы, подсвечники, блюда, рассказывают свои истории. Каждую нужно сначала увидеть, придумать, а потом рассказать людям».
       Знаете, он ни разу меня не отругал за испорченные изделия, не крикнул. Думаю, что отец хорошо меня понимал. Понимал, что со мной происходит. Свою студию он открыл, когда мама ушла, оставила меня и его, начав новую семейную жизнь. И ни разу не позвонила, не написала ни мне, ни ему за все эти годы. Я благодарна своему отцу за стойкость, терпение, с которым он относился ко мне, за энергию, силу жизни, которую он научил меня черпать из труда, из творчества. Я поняла его не сразу, сначала даже обижалась, что он отдалился, погрузился в свой бизнес, словно забывая обо мне. Позже, когда тоже осталась одна с крошечной дочкой на руках, потеряв веру в себя, в людей, поняла, что он так залечивал душевные раны, выздоравливал.Поняла, когда сама прошла через подобное. Нужна была работа, но такая, чтобы быть рядом с дочерью. Нужна была помощь, и он помогал, учил, направлял. Но осторожно, давая возможность побыть наедине с собой, пережить. Он понимал меня, потому что помнил, что пережил сам. Думаю, вам лучше написать об отце, как об основателе, вот только чего...?
– Это и есть династия, Лена. Ваш отец передал вам свои знания, опыт, но передал бережно, внимательно, так, что вы не стали его копией ни в работе, нив жизни. Вы пошли по его следам, но нашли свой путь.
– Да, вы правы. Но когда говорят сначала о стиле, о традициях, тенденциях и манере, для меня это звучит фальшиво. Особенности рисунка, его мелодию складывает жизнь.
– От мастера тоже многое зависит.
– Это так, если мастер нашёл источник энергии, силы, настроения. Мне повезло, что рядом был отец. И дочь. Они научили меня радоваться жизни. Со временем я заметила сходство своей росписи с японской графикой, стала читать, тренироваться, научилась вкладывать в рисунки смысл, иллюстрировать фразы. Но сначала было стремление выразить себя, найти отдушину, выплеснуть обиду и боль. Но об этом не нужно писать. Это личное.
– Хорошо, я напишу очерк и принесу вам прочитать. Всё, с чем вы не согласитесь, вычеркнем или поправим, договорились?

      Ксения шла домой, думая о том, сколько стойкости, душевной мудрости, глубины оказалось в характере Елены. И в её отце, конечно. Они смогли пережить личную драму, выстоять, состояться. И она сможет. У неё тоже есть дело, которое питает энергией, придаёт силы. И у неё есть дети. Значит всё сложится. Просто нужно набраться терпения и мудрости. И сложить иной узор на чаше своей жизни.


                3

Ты помнишь, как легко и плавно падал снег, порошил землю густо и нежно, обволакивал густеющий вечер, добавляя ностальгическую ноту во вспыхивающую огоньками машин, витрин и зажигающихся окон, икрящуюся неоном вечернюю синеву? Помнишь, как долго мы с тобой бесцельно бродили по улицам, с трудом различая идущих мимо людей? Снег нас прятал, делал незаметными, затушёвывая мелкими снежинками, неумолимо  и весело падающими на суетливо спешащий город, растворяя в толпе среди светящихся витрин и предновогодних мелодий. Мы умудрились спрятаться в шумном центре города, среди толпы, запорошённые снегом, неторопливо и бесцельно бродили, держась за руки, говорили о чем-то, смеялись и спорили, никого не замечая вокруг. Два взрослых, немножко бездомных человека, крадущих по капельке возможность общения, украдкой выпивая то, что казалось тогда счастьем.
В этом чувстве для меня с самого начала была какая-то магия. Впервые я поняла, что всерьёз увлечена, когда почувствовала угрожающую тебе опасность. Ты был в дороге, в командировке, я готовилась к новому году, возилась на кухне, что-то напевала… И вдруг защемило сердце от тоски, пришло настолько сильное ощущение тяжести и беды, что я начала молиться за детей, за мужа, за себя. Но легче не становилось. Почему-то стала молиться за тебя, тогда ещё постороннего человека, который был симпатичен целеустремлённостью, серьёзностью и спокойствием, неторопливой, словно непробиваемой мужской настырностью и надёжностью. Этакий «шкафчик», как я втихаря тебя называла. …. Как я потом случайно узнала, именно в этот день и в это время у тебя в дороге приключилась авария. И никаких иных происшествий ни с детьми, ни с кем другим из моих близких и знакомых. А ты совершенно случайно, буквально чудом избежал опасности. Слушая рассказ коллеги о дорожном происшествии, я вдруг осознала, что чувствую к тебе не просто симпатию, что готова скакать на одной ножке от радости, что чувство глубже и сильнее, но верить этому ещё не решалась. Позже поняла, что по сравнению с тобой наивна, неопытна до беспредела, что, вляпавшись туда, куда меня тянет, пропаду в полном смысле этого слова, и всеми силами стала сопротивляться, уходя в работу, в детей. Меня, новенькую в компании, засыпали заданиями, бумагами, поручениями, а я и не сопротивлялась, не показывала зубы, не утверждалась в непростом коллективе, допуская большую ошибку, вызывая насмешки и недоумение. Я трусливо, словно страус, пыталась спрятать голову и всю себя  в работу. Устраивала конференции, детские праздники, готовила рекламные проспекты, писала статьи для экономических журналов, одновременно занималась десятком каких-то дел, не отказывалась практически ни от чего, вполне согласно погружалась в работу головой и прочими частями тела, но только для того, чтобы, вынырнув спустя время, осознать: ничего не изменилось. Когда ты идёшь по коридору, я уже знаю это и открою дверь именно тогда, когда ты будешь на пороге.…Я перешла тебе дорогу дважды, ещё до всего и уже после всего. Перешла тебе дорогу случайно, но я этого хотела, хотя и забыла о том ко времени последней нашей встречи. И в исполнении этого желания тоже магия жизни, магия моей судьбы. Потому что пока мы были вместе, дорогу мне переходил ты.
      Я долго жила по инерции, потому что просто не умела жить иначе, а может быть тоже трусливо бежала от реальной жизни, искренних чувств, трудностей и испытаний?  Нас с мужем связывали трудности быта и дети. Конечно, так было не всегда, но настолько давнего прошлого, в котором мы с ним существовали и развивались, как мужчина и женщина, в котором мы гуляли, держась за руки,  а я морщила нос от запаха подснежников и ландышей, подаренных мне не по поводу праздников, а просто так, уже не существовало. Именно потому и укрыла нас с тобой золотой листвой осень, что я не справилась со своей жизнью, не сумела быть женщиной, а не устройством для уборки и готовки в своей семье. И чувствовала себя девчонкой, когда ты был рядом. Порой просто не могла справиться с собой и всё отчетливее понимала, что энергетическое напряжение между нами взаимное и сильное. Чем больше я стараюсь освободиться от него, тем сильнее затягивает меня эта  воронка-омут, что чувства сильнее никогда ранее не испытывала, потому оно вполне может захлестнуть с головой. Это знание не было результатом долгих раздумий, его подсказывала интуиция, внутреннее чутье.
В нашем с мамой роду сильные и красивые женщины, с непростыми судьбами,  с чувством собственного достоинства и тонкой интуицией. Благодаря тебе я узнала это, всмотревшись в свой род. Благодаря тебе я узнала себя, поняла, на что способна, на какую глубину чувств, на какие поступки. Ты помог мне всмотреться в себя, увидеть свои плюсы и минусы, а потом изменить судьбу и изменить то в себе, что стоило поменять.
          У тебя тоже была вполне устоявшаяся, размеренная жизнь, взрослые дети и даже внучка, хозяйка-жена, родные и знакомые, в общем, полный порядок во всем, кроме души. В этом мы с тобой были похожи. Может быть потому и откликнулись оба на мелодию осеннего блюза, которую столь проникновенно исполнял саксофон, бередя душу, тревожа самые сокровенные чувства.
Ксения тогда почти не танцевала. Сидя возле окна, прислушиваясь к звучащим мелодиям и всматриваясь в осенний пейзаж за окном, она дожидалась коллегу, который обещал вскоре уехать и отвезти её вместе с ещё двумя беспокоящимися за детей мамашами домой. Юбилей отмечали в загородном пансионате по причине только что заключённого контракта с солидными клиентами и значимости, как юбилея, так и самого юбиляра. Когда зазвучал саксофон, Ксения была на улице, прохаживаясь мимо входа в кафе, почти скрытого могучими платанами, всё ещё зелёными, лишь кое-где словно осыпанных первым осенним золотом.
– Ксения, позвольте вас пригласить…
Женщина оглянулась, нахмурилась, собираясь ответить что-то резкое и однозначное, но, заглянув в чуть лукавую синеву глаз, увидев открытую ладонь и склонённую перед ней курчавую, тронутую сединой голову,
произнесла смущённо:
– Мне домой пора… Поздно уже.
– Послушайте, какой блюз…Вы же любите блюзы.
– Вы угадали: я люблю слушать блюзы. Но как вы это поняли?
Ксения подняла глаза и чуть прищурилась, потому что свет от фонарей у входа в кафе бил ей в глаза. И мужчина понял это без слов, чуть отошёл в сторону, всего полшага, но так, что ей больше не пришлось щуриться от бьющего в глаза света… И тут в осеннем прохладном воздухе прозвенел звук колокольчика, словно ангел пролетал мимо и чуть качнул маленький хрустальный купол. И она положила руку ему на плечо, и они танцевали прямо у входа в кафе, чуть в стороне от ярких фонарей, словно между двумя жёлтыми лунами, в осенних сумерках наблюдая за золотыми кленовыми листьями, плавно кружащимися в ритме блюза. Хрипловатый саксофон рассказывал свою грустную историю, завораживал и печалился о чём-то столь прекрасном, что слова были совсем не нужны.
Благодаря тебе я почувствовала себя женщиной, поняла то, что больше не могу жить по инерции и ради внешнего благополучия. Я пыталась сопротивляться семейному разладу, пыталась вернуть мужа, но мои попытки были неловкими, а точнее неискренними, он или равнодушно молчал, или упрекал резко и пренебрежительно. И уже не скрывал своей состоявшейся вне дома личной жизни. Его я только раздражала. И мои проблемы тоже.
Моя судьба словно разделилась надвое: до тебя и после тебя. То, что твою судьбу я изменить не в силах, я тоже знала. Лукавить не буду, мечтала о возможности быть рядом, как мечтает каждая влюбленная женщина. Представляла тебя рядом с собой и жила в этом мире иллюзорного счастья. Эта иллюзия помогала выжить. И ещё помогала мне моя девочка, моя веточка и шпилечка, не по годам ироничная и вдумчивая. Наверное, я всё же не самая плохая мать, наверное, у нас с мужем всё же когда-то была хорошая семья, потому что способные и успешные получились дети. А первая наша девочка выросла  ещё и чуткой, внимательной, способной помочь-поддержать толковым советом, участием, улыбкой. Когда-то после её рождения и до появления на свет младшего сына в нашей семье произошел раскол, преодолеть который не смогли и не захотели ни я, ни муж.
Замыкаясь в своих переживаниях, зацикленная на чувстве к тебе, я не смогла выжить в коллективе, живущем по принципу «палец в рот не клади», у меня отбирали интересные задания, подсмеивались над моей сдержанностью, замкнутостью, обидчивостью, неспособностью дать отпор хамству и сплетням. Зарплата была мизерной, а объём обязанностей за время моих побегов от собственных чувств значительно вырос. И никто не собирался его сокращать. К тому же слухи и разговоры о нас с тобой  начались задолго до того, как мы осознали, что некоторый повод для них действительно есть.
Я уже искала другую работу, когда знакомая предложила место в школе. Преподавание английского языка по школьной программе не прельщало. Ты был в отпуске в это время, я ревела от отчаяния, потому что прежняя работа мне нравилась больше, потому что я много сделала для того, чтобы информационная служба стала не формальной, а реальной, были контакты, наработки и навык. Но вместе с тем было и чёткое понимание, что всё впустую, потому что отношения с людьми никак не складывались. И не могли сложиться.
Испугавшись подслушанного в приемной разговора, я запаниковала, задергалась. Помочь, поддержать было некому, я закрылась-зациклилась на личных неудачах, не смогла решить семейный конфликт, не в силах была справиться со своими чувствами к тебе и совершенно ничего не делала, никаких поступков не совершала, чтобы решить одну или вторую ситуацию с пользой для себя. Откуда такая безвольность? От жалости к себе любимой, точнее, к той мантии Пьеро, которую надевают на себя жертвы всех времен и народов, в желании, чтобы их пожалели…А кому сейчас легко? И кто будет жалеть, если самой себя не жалко настолько, чтобы начать действовать, а не скользить по наклонной плоскости. То есть роль жертвы прилипла ко мне напрочь, отодрать её от себя я не смогла. И хуже всего то, что тогда  даже не понимала этого.
У меня не было времени и желания задуматься об этом, потому что ты позвал меня в старинный город, где был сам в командировке, и я, вдохновленная успешным выступлением на конференции, поехала не домой, а к тебе. Мы тогда дотемна бродили по городу, шли никуда и говорили ни о чём, я всё порывалась пойти слушать орган, а ты не отговаривал, но очень не хотел туда идти, наслаждался пространством большого города, свободой от привычных забот, и был похож на мальчишку, который сбежал с уроков. А потом время для меня остановилось… Помню только, что спала на твоей руке, а ты терпеливо ждал, когда я повернусь, но, и повернувшись, я не могла отпустить твою руку, которую чувствовала даже сквозь сон и не могла отпустить. И была безмерно счастлива потому что ты не убирал руку, не лишал меня опоры и защиты…Хотя бы во сне. Утром пришло понимание, что я тебе уже мешаю. Мне нет места в твоей жизни, она отлажена, размеренна, и большего ты не ждёшь. Только фрагментов-приключений для здоровья и бодрости духа. Принять это было тяжко, но необходимо. И слащаво пела Катя Лель про свои уси-пуси…
Полное прозрение ко мне пришло только тогда, когда я встретила тебя с другой женщиной, конечно, своей бывшей коллегой, муж которой, тоже работал в этом же славном коллективе. Знаешь, отлично вы там все устроились. По-семейному. Эта встреча произошла в том же городе, по которому мы с тобой тоже бродили когда-то. Произошла она значительно позже того, как мы расстались, но каким же сильным было  притяжение между нами, если мы опять столкнулись нос к носу, и только после этого я окончательно прозрела. Твои высокие цели развития отечественной керамики и проектирования термопечей для её производства безусловно требовали больших энергетических затрат. Ради этого погулять-освежиться налево время от времени просто необходимо. Ты и встрече со мной был рад
…А за окном неспешно плыла золотая осень, совсем как та, в прошлом, когда ты не дал мне уйти с работы, не попрощавшись с тобой, а меня, давно решившую, что ничего не будет и быть не может,  вдруг понесло тебе навстречу так, что, глядя на себя со стороны, только диву давалась: «Да я ли это?». Я словно растворилась в мелодии осеннего блюза, открыв свои чувства бродяге-саксофону и тебе.
Теперь я была на пять лет старше, у меня был опыт общения с женатым мужчиной и понимание, что глупее этого ничего быть не может. И всё же что-то внутри отозвалось, словно позвала к себе наша первая осень. Отвечать тебе согласием я не собиралась, но и слёз сдержать не могла. …Пришло чёткое понимание, что нужно защититься – закрыть за собой дверь, что я и сделала, благо рядом был какой-то аптечный киоск. Мне потребовалось несколько минут, чтобы завязать в узел рванувшуюся тебе навстречу себя. А когда вышла из киоска, вас уже не было. Ты тогда вновь перешёл мне дорогу, я сжалась-закрылась ещё сильнее. И это был третий звоночек-сигнал о том, что жизнь нужно менять, срочно и бесповоротно. И что надеяться можно только на себя.
   Ещё пару лет я терпеливо училась тебя забыть, настойчиво и терпеливо вычеркивая из памяти, преодолевала женскую слабость и податливость, эмоциональность и ранимость, училась быть сильной и не выть от боли, вспоминая небрежно брошенное тобой: «Это был только секс». Я училась медитировать, советовалась с эзотериками, настраивала себя на позитив всеми возможными способами. Извини, я превратила тебя-шкафчика в банальный воздушный шарик, чтобы увидеть, как ты поднимаешься в воздух и лопаешься там, а вместе с тобой лопаются, превращаясь в пустоту, в воздух, все мои обиды и переживания. Я упорно училась жить по-другому, активно действуя себе во благо, принимая решения и  самостоятельно их реализуя.
Встреч с тобой не искала, но однажды шла по улице и увидела, как ты выходишь из магазина шагах в двадцати впереди меня. Похудевший, даже помолодевший, с улыбкой беседуешь с сопровождающей тебя женщиной. Если бы не телефонный звонок, мы бы опять встретились. Но случилось то, что случилось. Ты задержался, отвечая на звонок, повернулся ко мне спиной, я прошла мимо, заметила твою машину на обочине, и, спустя несколько мгновений поняла, что опять перешла тебе дорогу, как тогда, когда мы просто работали вместе. Словно колесо судьбы опять повернулось…И я вышла из круга, когда-то замкнутого тобой. Или замкнутого на тебе?
Конечно, я больше не стала  раскачивать колесо, испытывая судьбу. Я лишь поблагодарила её за полученный опыт в искренней надежде, что в столь болезненной форме он больше никогда не повторится. Боль и счастье, разочарование и удачи, потери и обретения всегда идут рядом. Чтобы ощутить вкус счастья, нужно прежде почувствовать вкус горечи на губах. И принять-усвоить горькие уроки. Благодаря тебе я осознала это. А колесо моей судьбы уже  повернулось к лету, к солнцу и к суматошным птичьим трелям. А ещё к грозам с ошалелыми ливнями, способными смыть напрочь, растворить все, даже самые сильные невзгоды и переживания. И к радуге, высоким мостом-коромыслом простирающейся в небе после дождя. После дождя лето становится особенно ярким, свежеумытым и праздничным. Многие люди после летнего дождя чувствуют себя обновлёнными, на какое-то время начиная воспринимать жизнь иначе, радостнее и проще. Словно радуга-дуга в высоком и ясном небе способна раскрасить свежими летними красками наш внутренний мир. Как же сильно на нас влияют внешние факторы: краски, звуки и энергетика окружающей действительности. И в зависимости от того, с каким настроем и настроением входим в настоящее, делаем мир вокруг себя то радужным праздником, то серыми буднями.

4
      У реки трава дышала прохладой, словно и не было никогда городского зноя, асфальтовой духоты и изнуряющей жары.
– Красота-то какая, посмотри, Ксюша! Какие мы молодцы, что нашли время и выбрались. И река чистая, сюда мало кто добирается, далековато от города.

Подруги частенько приезжали отдыхать на полюбившуюся им обеим живописную полянку на излучине Оскола. Приезжали в разном составе: с детьми, вдвоём, с мужьями или с друзьями. Место было дивным: изгиб русла реки вдаётся в пологий песчаный берег, скрытый от глаз прохожих и проезжих низко склонёнными к воде ивами. Ивы полощут в воде длинные ветви-косы, словно разгоняя суету городской жизни, завораживая дремотой летнего дня вдалеке от спешки, забот и тревог.
Течение на середине реки довольно быстрое, но до глубины идти и идти по песчаному дну, расталкивая желтоватую речную воду.
Ася припарковала машину возле развесистого кустарника и принялась доставать коврики, ракетки для бадминтона, пакеты с провизией. Ксения разулась, пробежалась по траве и, по-детски размахивая руками, закружилась, подставляя лицо солнцу:

– Ася-а-а-а! Я живу-у-у-у! Я живая-я-я-я-я!
– Да что ж ты кричишь-то так? …Сумасшедшая ты, Ксюня. После операции месяц не прошёл, ещё таблетки глотаешь…Сначала любовник пошёл по бабам, потом мужа увела любовница. На работе – полный аут…И при этом чувствуешь себя счастливой? …А может быть ты влюбилась?!

– Прекрати. У меня прививка от всяческих любовных историй. Вакцина – зверь. Спасибо моему мужу. И не моему тоже. Привили любовь к жизни. Чистую и светлую, как в кино. Знаешь, я лежала в больнице, смотрела в окно и думала о том, что видеть синее небо над головой – уже счастье. Видеть – в смысле замечать, чувствовать его глубину, бескрайний  простор, синеву.
Как же можно не чувствовать себя счастливой под этим ослепительно синим небом? Смотри, смотри в него, растворяйся-а-а-а!
      
  Хохочущая Ксения схватила Асю за руки и закружила, запрыгала по траве, словно им обеим было не «за тридцать», а примерно около пятнадцати, не больше.
Ксении тогда показалось, что невзгоды миновали, что всё постепенно сложится, что она сумеет справиться с одиночеством и с переменами. Ощущение внутренней энергии и свободы было настолько явным, что Ксения даже загадала: если сумеет на самой глубине проплыть против течения, достичь берега, значит, справится и в жизни, доплывёт до желанного берега, выстоит, справится и вновь обретёт душевную гармонию и счастье. Без долгих раздумий она скинула сарафан и вошла в воду. На середине реки вода была тёмной, холодноватой и быстрой. Течение подхватило её и понесло вперёд, мимо берега с роскошными ивами и старенькой машиной, мимо расстеленных ковриков, мимо Аси, выкладывающей свертки из багажника. И у неё не получалось плыть настолько быстро, чтобы продвинуться ближе к берегу.
Ксения испугалась, осознав, что самоуверенность может сыграть с нею злую шутку. Да, в детстве она профессионально занималась плаванием, всё ещё хорошая пловчиха, но течение оказалось намного сильнее, чем она ожидала. И что теперь? Позволить течению унести себя? Звать на помощь?
Звать Асю она не стала, а стиснула зубы и начала проталкивать себя, медленными решительными движениями раздвигая воду, упорно пытаясь плыть против тёмного потока, несущего её прочь от берега. Это получилось не сразу. Словно не желая выпускать из своих объятий пленницу, река сопротивлялась. А затем, постепенно уступив натиску и упорству, позволила желанному берегу приблизиться.  И ещё немного…И ещё…

     На берег она выбралась совершенно обессиленная, тяжело дыша, и долго молча лежала на траве, разглядывая облака.
– Ксюша, что это было? – Ася подошла и прилегла рядом. – Зачем ты уплыла на середину?...Я так испугалась за тебя…
– Ася, не спрашивай…Помнишь, наши однокурсники на новогодней вечеринке на пятом курсе нам гадали?...
– На даче у Олега Пайкова?
– Да, по-моему, как раз там…И мне сказали, что я плыву по течению…Я как раз тогда замуж собиралась…
– Да, помню, тебе сказали, что ты рыба, которая плывёт по течению…
– Я тогда не поняла, почему мне так сказали, и даже обиделась немного.. И позже всё пыталась понять, что значит плыть по течению или против течения…А сейчас я знаю. Я научилась плыть против течения. Пусть даже из последних сил.
– А просто жить когда будешь учиться? Просто жить и быть счастливой ты умеешь?
Ася ласково погладила подругу по плечу и продолжила:
– Пожалуйста, хотя бы попробуй. Не сейчас…Сейчас ты словно проверяешь себя. Я понимаю, почему… Ты не веришь, что у тебя удачно сложится жизнь, что сможешь быть счастливой…
Ксения молча смотрела в небо.
– Знай, что я в тебя верю. Ты сможешь.
– Спасибо. Давай-ка перекусим чего-нибудь.

      В дупле дерева, под которым расположились Ася и Ксения, высиживала яйца самочка дятла. Дупло высоко, птичку и не видно, слышен только частый крик-писк, на который вскоре прилетел довольно симпатичный папаша в красном «берете» и начал верещать-поддакивать даме сердца, прогоняя незваных гостей. Пока мамаша была спокойна, он не напрягался, но, как только самочка начинала истерично повизгивать, высовывая голову из дупла, он тоже впадал в истерику, перелетая с ветки на ветку, кружа над головами у Аси с Ксюшей и требуя освободить их территорию. Наблюдая за птицами, Ксюша вдруг поняла, что насильно мила не будешь. Вот и кричит она, непонятно из-за чего, истерит, но видно мила его сердцу и в истерике, и не в истерике…
       Если прожитые годы, многолетние общаги, недосыпания и безденежье не сблизили, если я не мила, а мила другая, значит сражаться-биться-бороться не за что. В разбитом горшке кашу не сваришь. Мы оба упустили, не сберегли, растеряли чувства, которые связывали в молодости, ту тонкую ниточку, что соединила нас когда-то. Испокон веков хранительницей очага называют женщину. Это мой грех, где-то недосмотрела, не смогла быть мудрой и чуткой, гибкой и сильной в умении привлекать внимание мужчины, не загружать себя ежедневной рутиной, а перераспределить, вывернуться, пошутить и поблестеть нарядами да поиграть глазками, заинтересовать…Дочь часто простывала, приходилось почти каждый месяц брать больничные. Сын в раннем детстве часто просыпался и плакал, сплошь бессонные ночи, комнатка-скворечник в общаге, без воды и без лифта на девятом этаже. Далеко от родителей и от родственников. А со временем отдалились и друг от друга. Когда и где мы потеряли друг друга? Наверняка со стороны выглядели вполне приличной семьёй… Растили детей, старались, работали. Да что там, не идеализируй, скорее бегали по замкнутому кругу привычных обязанностей, жили по инерции,  потому и отвернулись друг от друга, разошлись-разбежались…

        Её размышления прервал очередной  каскад истеричных птичьих воплей:
– Ася, сколько обычно у дятлов птенцов?
– Понятия не имею, а что?
– Размышляю, скольких птенцов усыновлять придется. Пойдем, пока у неё инфаркт не приключился.
– Ксюш, а на Машкерамике ты сможешь теперь работать?
– Нет. Но теперь я знаю компьютер, умею вести переговоры, владею разговорным английским, поскольку занималась и переводами, и проверкой рекламных буклетов на английском языке, переписывалась с иностранцами в период подготовки конференции…Многостаночница… Только зарплата все меньше…
– Без диплома тебе никто платить не станет. Меняй-ка ты профессию.
– Ася, мне уже 37.
 – И что? Жизнь закончилась? Кардинальных перемен не нужно. Можно поискать в русле родной филологи. Ты хваткая, осилишь. Это спокойнее, журналистика нынче дело опасное. Правильно, что ушла… Или хочешь вернуться?
– Не хочу… Не могу…Не могу написать ни строчки. Хочу просто жить. Свободно дышать, радоваться лету, с детьми на речку ходить,  за грибами…Сколько можно им наблюдать  меня истеричную,  больную  и подавленную? Им-то за что такая ноша?
– Конечно, посвящать детей во взрослые проблемы ни к чему, но и изображать радость, если болеешь, тоже не стоит. Я думаю, что, если прятаться за маску «сильной мамы», то она прирастёт так, что и не оторвёшь… Золотая середина нужна. Если приучила, что выполняешь все капризы и желания, если тебя воспринимают потребительски, – понимания не жди. А если удалось сложить отношения, почувствуешь отдачу…
– Ася, какая же ты умная…Удивляюсь твоей способности вникнуть в ситуацию да ещё и доходчиво объяснить проблему…Я в первом случае, пожалуй, справляюсь, а вот с объяснением себе и другим, не справляюсь. И с нахождением оптимальных путей решения есть сложности. В этом я «тормоз», пока всё сложу воедино, пока до меня дойдёт… Потому и пишу, что сразу сформулировать не успеваю…
– У каждого свой путь… А я бы не смогла менять жизнь так, как ты…Сил бы не хватило выдержать. Точно.
– Ты внутренне, наверное, более гармоничная, чем я… И ты всё время жертвуешь собой ради мужа, ради сына. Сергей уже докторскую пишет, и ты опять ему помогаешь…И критикуешь, и правишь, и советуешь…А свою даже кандидатскую и не начинала, хотя могла бы защититься. И сил хватает на то, чтобы оставаться в тени, не требовать, не тянуть одеяло на себя…
И Димка в твой день рождения бежит сдавать макулатуру, чтобы на собственные деньги купить твои любимые белые розы…А мой сын даже не знает, какие цветы я люблю…Может быть я просто не умею быть женщиной?...Вести себя так, чтобы открывать-проявлять женскую природу?.. Я часто думаю об этом…
– Не нужно себя ругать и корить. Так сложилось. Ты думаешь , что у нас всегда всё хорошо?....Вовсе нет, но как-то держимся друг за друга…Вросли, это правда…
Неспешным был разговор и непростым для обеих, потому как безоблачной семейная жизнь не бывает. И бури, и грозы случаются…
Ася приподнялась и села, поправила солнечные очки, пристально всматриваясь в лицо подруги:
– Ксюша, ты помнишь, когда ты только собралась замуж, я звонила твоей маме, говорила, что не нужно тебе это делать, не тот человек....Помнишь?
– Помню, конечно…Ты и тогда была права.
– Неужели ты сама не чувствовала, что не твоё, что обрекаешь себя на тяжкую ношу?
– Чувствовала, конечно, но не доверяла своему чутью…Недооценка…Решила, что не стоит ждать принца…Поверила в его чувства…Ты же знаешь, мои родители плохо жили…Отец пил…я очень хотела свою семью…Очень-очень… Но почему ты сейчас об этом вспомнила?
–Я к тому, что твой узел проблем родом из прошлого…
– Узел…Не смогла распутать…Значит надо рубить…
– Ты уверена? Вы уже почти двадцать лет вместе…А о детях подумала?
– Асенька, в том-то и дело, что пока дети здесь, всё вроде бы по-старому. Но дочери уезжать через месяц, она же после получения диплома собралась участвовать в международном проекте. И получилось, отбор прошла. Сыну через год поступать, школу заканчивает. Меня жуть охватывает, как подумаю, что останусь одна в квартире, а на работе – бутерброд: я на третьем этаже, муж на втором, а его новая подруга – на пятом…
– Он ещё может вернуться. Знаешь, мужики не любят менять привычный уклад…
– А здесь мы с ним не совпали. Меня как раз привычный уклад и не устраивает.  Готова активно менять и меняться…Девушка созрела. К тому же Славянск мне никогда не нравился, ты знаешь.
– Да, мы не отсюда. Не вписываемся…Распределили нас сюда после университета, а вот не срослось.
– Меня уже ничего не держит. К слову, и ты подумай. И о сыне тоже. У него перспектив больше в крупном городе. А твой Сергей труженик, найдёт работу. Такому специалисту, как он, любая кафедра рада будет.
– Ксюша, ты во многом права…Я уже думала об этом…И момент подходящий, чтобы нам что-то кардинально поменять: сын школу заканчивает…
            Ася приподнялась, сорвала длинную  травинку с лохматым хохолком, провела по плечу подруги:
– Никогда бы не поверила, что ты решишь развестись…
– А я и не собиралась никогда ранее…Слепая была.
– Ой, смотри, чтобы не пожалеть потом…Всё же двадцать лет не один день.
– Ася, если вместе, но врозь, то честнее врозь, чем вместе. Это вам вместе лучше, вы пара. А мы так и не стали. Не сложилось, как ты говоришь. И не будем о грустном.
5
Сидя в приемной с заявлением об уходе в руках, Ксюша заметно нервничала. Первый раз её не стали слушать и отправили восвояси. Директор в отпуске, замы не хотят без него отпускать исполнительную сотрудницу, тем более что грядет международная выставка. Спустя пару дней она пришла ещё раз.

– Вы подумали о том, кто материалы готовить будет?
– У вас информационная служба есть.
– Это не информационная работа, а рекламная… Кто обеспечит нашу делегацию необходимыми материалами? Вы нашли себе замену?
– У меня неиспользованный отпуск. Я никого не буду искать, я ухожу в отпуск, а сразу после отпуска увольняюсь. Вот заявление.
– Только после подготовки рекламных материалов на Керамитек.
– Я завтра не выйду на работу. Возьмите заявление.
– Никаких заявлений. Мы поставим вам прогулы и уволим по статье, если вы завтра не появитесь на работе.
– Я не выйду. Поступайте, как знаете.

5


      Пару дней спустя Ксению забрала скорая. В больнице она узнала много нового о себе. В диагнозе упоминались нервное истощение, высокое давление, узел на щитовидке, фибромиома значительных размеров. Предстояла операция, и Ксения мысленно попрощалась со всеми. Но операция прошла успешно. Пока отлеживалась в послеоперационной палате, обдумала происходящее. Потом медленно поправлялась, словно оживала-просыпалась от сна…И однажды проснулась полностью, осознав, что ей нужно вернуться на родину, в свой город, из которого когда-то уехала, но от которого так и не оторвалась душой. Родное звало, тянуло и щемило, усиливая тоску и беспомощность женщины, ясно осознавшей, что её размеренная и стабильная жизнь была всего лишь иллюзией, созданной и поддерживаемой лишь ею самой.
Необходимость деятельности поставила её на ноги. Ксения собирала вещи, оформляла багаж и паковала пожитки. Идея вернуться в родной город, откуда уехала когда-то сначала учиться, а потом за мужем по распределению, всё больше привлекала возможностью изменить образ жизни, привычное окружение и саму себя, как бы выползти из старой шкуры, сбросить её, а вместе с ней оставить позади обиды и неудачи прошлого.
Не отпускала лишь тема, которой Ксения начала заниматься совсем недавно: авторская керамика. Анализируя для статьи уровень и перспективы развития малого керамического бизнеса, Ксения познакомилась с несколькими художниками по керамике, увидела их работы. Изделия из глины, турки и вазочки, эстампы и кашпо, – порой поражали своей оригинальностью, стилем, дышали творчеством. Диктофонные записи, фотографии и подаренную ей изящную вазочку, расписанную в стиле китайских сюжетов, Ксения запаковала отдельно, решив, что тему сможет оформить позже…Потом…Может быть…Выбрасывать не поднялась рука.
С мужем простились иронично, но спокойно, без скандалов. Её знаний английского хватило на то, чтобы поступить на иняз, через год начала давать частные уроки, ездила на тренинги, перетянула со временем подругу с мужем, которым тоже давно уже был не по душе уклад провинциального городка на востоке Украины. Дети, уставшие от родительских конфликтов, пытались начать самостоятельную жизнь. Дочь закончила иняз, уехала по программе в далёкую страну, сын учился в другом городе и уже работал…Жизнь постепенно налаживалась, тревожили две вещи: писать она по-прежнему не могла, и от мужчин её отвернуло напрочь… Были какие-то знакомства и даже свидания, но веры в то, что искренние отношения возможны, не появлялась. Обжёгшись на молоке, на воду дуют. Она и дула. Точнее только то и делала, что искала повод дунуть, плюнуть и уйти. А это означало, что прошлое ещё не полностью ушло, не переползла она пока через груду обид и неудач.
Убирая в квартире и размышляя при этом, как же можно преодолеть-оторвать от себя  этот длинный шлейф родом из  прошлого, Ксения однажды открыла-таки коробку с материалами об авторской керамике, которая долгонько уже пылилась без дела. Наводя порядок в кладовке, наткнулась на запылённую коробку, о существовании которой успела забыть. Открыла и замерла в изумлении, перебирая фотографии, собственные записи,  ксерокопии старых газетных и журнальных статей. Словно получила посылку, наполненную фрагментами прошлой жизни. Словно настал момент истины: сможет ли сложить иную мозаику-картину, с иным сюжетом, в иных тонах? Сложит ли новую реальность вдумчивее, сделает ли её ярче прежней?
Маленькую икону Троеручицы Ксюша поставила на книжную полку возле письменного стола. И начала работать со старыми материалами. Писала, преодолевая страх, сдерживая себя, чтобы не поддаваться эмоциям и воспоминаниям. Писала чаще всего ночами, чтобы ничего не отвлекало, чтобы легче было сконцентрироваться. Сначала пошли стихи, как-то легко, от души. Писала, правила, отрабатывая стиль, точность фразы. Стихи помогли, за ними пошли небольшие зарисовки, обдумывала сюжетные ходы, выправляла…Писала жадно, словно то ли вытягивая из себя что-то, то ли перекраивая себя изнутри. Обдумывала написанное, перечитывая, проверяя на точность, логичность мысли и выводы. От творчества отвлекала работа, частные уроки, телефонные  звонки детей, друзей и знакомых.
Но чаще всего в её телефоне раздавался строгий Асин голос:
– Ксюш, прочла я наконец-то твой рассказ. Ты уверена, что это рассказ? Эпистолярный жанр какой-то…Сентиментальное послание…И над стилем нужно работать и работать.
– Какое письмо?....Ах, да, рассказ…Письмо? Письмо в прошлое? Ты думаешь, из этого может что-то получиться?.. Знаешь, я совсем забыла об этом рассказе… Пожалуй, это даже  хорошо, что забыла. Значит возврата в прошлое уже не будет. Оторвалась. …Спасибо, Асенька, забегу к тебе на днях, обсудим.
Ксения сняла очки, чтобы дать отдых уставшим глазам, подошла к окну. Сумерки сгущались, делая снег чернильно-фиолетовым. На фоне сгущающегося вечера изогнутые дуги фонарей во дворе светились ярко-желтым, снег сыпал плавно и неутомимо, словно высыпался из перевёрнутых ладоней фонарей и затем растворялся фиолетовом сумраке.
Скоро Новый Год, Рождество… Как летит время…Пора покупать подарки, готовить вкусности и ждать в гости дочь с сыном…Повзрослевший сынуля по-прежнему обожает сырники, а доченька творожное печенье с тмином….Значит нужно запасать творог. И сметанку домашнюю! Ксения потянулась от удовольствия при мысли, что впереди её ждут уютные вечера с родными, по которым она уже истосковалась….Заглянула в зеркало и, поправляя растрёпанные русые пряди, решила, что обязательно сделает стильную стрижку! Нужно же что-то новенькое сотворить к новому году!...
…. Надо же, она совсем позабыла об этом рассказе. Да и не вписывается в её нынешнюю реальность история о несложившейся любви… Нужно будет перечитать, может быть Ася права и не стоит овчинка выделки?
  Только под Новый год Ксения наконец полностью разобрала материалы из старой обувной коробки, написала несколько статей об авторской керамике и даже отнесла их в солидный журнал. Спустя пару недель получила в целом позитивный отзыв редактора. А также предложение написать очерк о традициях Кузнецовского фарфора с выходом на анализ перспектив развития керамики в Курской области и на возможность работать внештатным корреспондентом экономических новостей. Предложение было желанным, но прошла уже неделя, а за очерк Ксения так и не села. Её тревожило ощущение, что время для серьёзной работы ещё не пришло, что чего-то не хватает в мозаике будней её новой жизни, словно какой-то паззл пока не нашёл своё место в калейдоскопе повседневных дел, а нужная для творческой волны мелодия внутри пока не зазвучала, не оформилась в понятный мотив.
Она решила не спешить, побродить для начала по салонам и выставкам, посмотреть работы местных керамиков, напитаться темой, идеями и образами. Тем более что бродить по старым улочкам города, спускающимся с холмов и снова взбегающим вверх, Ксения любила, воспринимая такого рода прогулки, как отдых от каждодневной суеты.
       Разглядывая вазоны и вазочки, сервизы и тарелки, она подумала, что уют жилых помещений люди с давних времён создают с помощью керамических изделий, тёплых, наполненных позитивной энергетикой уже благодаря натуральному происхождению глины. Она и сама, придирчиво разглядывая свою квартирку в ожидании детей, решила приобрести напольную вазу для светодиодного светильника, стилизованного под ветки, усыпанные матовыми шариками-лампочками. Ксения решила подобрать для веток-светильника яркую напольную вазу, поставить конструкцию возле глубокого кресла, и уже представляла, как вечерами комната будет наполняться мягким светом, а при дневном свете яркая керамическая ваза добавит нужный цветовой акцент.
«Нужно найти современную, хотелось бы что-то оригинальное, чтобы детям понравилось и в интерьер вписалось», – размышляла она, рассматривая вазы, высокие и низкие, с важно широкими боками и узкие. Бродила вдоль витрин, останавливалась возле тех вазонов, которые понравились больше, пытаясь мысленно «вписать» ту или иную вазу в интерьер своей квартиры, увидеть, будет ли гармонировать изделие с мебелью, создаст ли стильный образ. И вдруг заметила, что за ней наблюдают: высокого роста плотный черноглазый мужчина с любопытством следил за Ксенией, священнодействующей среди рядов ваз и вазонов, поворачивающей изделия к свету, разглядывающей их со всех сторон. Ксения представила себя со стороны, сосредоточенную и углублённую в процесс, и чуть не расхохоталась, это и впрямь выглядело комично. Проглотив неуместную смешинку, она подняла глаза на незнакомца и, неожиданно для самой себя, обратилась к нему:

– Здравствуйте! Вы любите керамику?
– Здравствуйте….Не могу сказать, что люблю, но напольные вазы из глины мне больше нравятся, чем настольные…Судя по вашему сосредоточенному взгляду, вы выбираете подарок?
– Да.
– Мужчине?
– Не угадали. Женщине…
– Молодой?
– Моего возраста. Раз уж вы такой любознательный,  подскажите, какая ваза, на ваш взгляд, мне больше подходит?
– Вам?...Незнакомец задумался, а, спустя несколько секунд, решительно шагнул к  высокой вазе цвета слоновой кости с яркими продольными мазками разных оттенков, от алого до малинового по всему узкому основанию, расширяющейся, словно раскрывающейся вверху, подобно цветку.
– Присмотритесь, чёткие изящные линии, яркие цвета…Ваза для стильной женщины, вроде вас…С шармом и  с ароматом романтики…Незнакомец улыбнулся и лихо подмигнул Ксении.
         Она вскинула брови, чуть улыбнулась:
– Спасибо, у вас явно хороший вкус.
– Вы знаете, моя жена тоже так считает. Желаю и вам встретить спутника жизни с хорошим вкусом. Вы ведь не замужем?
– С чего вы взяли?
– Увидел…Не смущайтесь. Под Новый год встретить незнакомца, которому вы симпатичны и который вам желает всех благ, – отличная примета, это к удаче, верно?
– Я не суеверна, но мне приятно. Спасибо за пожелания…
– Вы просто не замыкайтесь в себе, радуйтесь жизни, договорились?
– Вполне, – Ксения тряхнула чёлкой. – Счастливого вам Нового года. Привет жене.
Дома, устанавливая новую вазу возле кресла, расправляя «ветки» светильника, Ксения тихонечко мурлыкала немудрёный мотивчик модного шлягера, вспоминала сцену в магазине и улыбалась. Заметила, что ваза отражается в зеркальной поверхности витрины для посуды и порадовалась: огоньков под Новый год мало не бывает. Она вгляделась в своё отражение в зеркале:

– Стильная женщины с шармом и с ароматом романтики…Вот и праздничное настроение, спасибо незнакомцу…Главное не растерять…Не терять, а накапливать шарм, уют, радость…Кто знает, что и кто ещё ждёт меня на пороге Нового года?
Её размышления прервал телефонный звонок:
– Мамуля, привет! Встречай гостей! Мы приехали! – серебряными колокольчиками прозвенел голосок дочери.
– Родные мои, бегу! – Ксения устремилась к входной двери.
Новогодние праздники пролетели яркой синей птицей. Ксения оживала душой рядом с детьми. Вместе они побывали на катке, сходили в театр и в кино, навели порядок в гараже, приготовили любимые домашние блюда и пригласили соседей на сочельник «по-соседски» так же, как когда-то в прошлой жизни…
В последние дни, уже перед самым отъездом детей, отправились вместе с шумной компанией коллег на лыжную пробежку с последующими шашлыками на даче у семейной пары сослуживцев. И Ксения, обрадованная приездом детей, светилась улыбкой, чувствовала себя комфортно и уверенно, общаясь с коллегами, перебрасываясь шутками с сыном и дочерью.
Подъехав к кряжистому дубу, раскинувшему узловатые ветви на пригорке, она сошла с лыжни и остановилась, разглядывая могучего великана, в ветвях которого остались с осени сухие листья и жёлуди.
Она подняла голову, разглядывая ветви, восхищённая могучим деревом:
– Надо же, сколько силищи в тебе, старикан!
– Ма-а-а-м! – Прозвучал с лыжни хрустальный колокольчик.
Дочь подъехала ближе, сбросила крепления, обняла Ксению за плечи и выдохнула в самое ухо:
– Ма-а-м, ты молодец, я так рада за тебя!
Ксения откинула голову назад и поцеловала дочь в розовую щёку с выбившейся прядью волос, а потом шепнула:
– Я просто вас люблю…И ты у меня солнышко… Смотри, какой дуб-великанище! Давай жёлуди поищем.
– Зачем нам жёлуди?
– Закопаем в подходящем месте. А они весной прорастут…Пусть великанов-дубов вокруг нас будет больше.
– Точно! А они прорастут?
– А мы сначала очень этого захотим, потом тщательно прикопаем…Прорастут! Мы же будем делать это с любовью.
–  Ма-ам! Отличная идея. Я зову Дениса.

И таяла наледь, сковавшая было сердца и отношения, словно тёплое весеннее солнышко отогревало их общение. И Ксения по- иному посмотрела на свою вполне уютную квартиру, на себя в зеркале, на удачную вазу возле глубокого кресла у окна. И поняла, что готова дышать полной грудью, уверенно и открыто. И писать, легко и образно развивая тему. Пазл наконец-то сложился. Словно она справилась с течением и доплыла до желанного берега. Словно позволила жизни вылепить из её души и характера тот сосуд, который и ей самой был по нраву. Позволила слепить, но не сломать. Хватило сил жить, благодаря жизнь за уроки, но и отстаивать себя, не сломившись.
    Может быть в том и состоит мудрость жизни, чтобы прожить её достойно, не накапливая и лелея обиды, но принимая уроки и благодаря судьбу за них. Стойкость же в том, чтобы не соглашаться с хамством и косностью, отстаивая своё видение и опыт, свой взгляд на мир. Мудрость в том, чтобы вовремя повернуть против течения, почувствовать момент, когда нельзя медлить, когда нужно из последних сил бороться с течением. И главное, пожалуй, это умение жить с открытым сердцем, в котором не гаснет тёплый и ровный огонёк любви. Жить чутко, благодаря жизнь за любой новый опыт и уроки. И ощущать течение жизни каждой клеточкой, чувствовать себя в ней счастливой, вопреки обстоятельствам и невзгодам. Свой путь она сложила самостоятельно, научившись жить, благодаря и вопреки, двигаясь то по течению жизни, то споря с ним, отстаивая себя и преодолевая страхи.
     Свой очерк Ксения начала из прошлого, с истории об изящной чашечке из Кузнецовского кофейного сервиза, которую в династии художников по керамике Бородиных берегут, передавая по наследству. Тонюсенькие стенки хрупкой чашечки светятся голубовато-молочной белизной, форма простая, без рисунка, но идеально правильная, чёткая. На ладонь поставишь, присмотришься, – светится фарфор, дышит. И нет у современных мастеров Славянска аналогов по красоте и качеству фарфора старинной этой чашечке с трещинкой на стенке, потому и хранят они её, как реликвию. Больше ста лет реликвии. Что изменилось за прошедшее столетие?
Дешевизна труда нынешних лепщиц сравнима только со стоимостью труда китайских рабочих, самой дешёвой в мире. А условия работы женщин, которые за смену по 100-200 грубоватых аляповатых розочек-цветочков лепят, прикрывая  кривоватые бока вазонов и вазочек, даже не заслуживают, а требуют отдельного разговора. Трудятся лепщицы в полутемных бараках-цехах, зарабатывают копейки, теряя зрение. Выгоднее нанять лепщиц, чем импортный формовочный станок закупать, который надо ещё довезти и растаможить, наладить, чтобы затем отладить сервисное обслуживание,  производство продукции и сбыт. Ручной труд обходится значительно  дешевле для «предпринимателей-бизнесменов», которые сажают в сырых полутёмных браках лепщиц, готовых трудиться, не разгибаясь, за гроши. Одни наживаются, другие позволяют на себе наживаться. Бизнес. В маленьком городке сложно найти работу, поэтому в лепщицы идут и девчонки, не поступившие в институты, и бабули, вышедшие на пенсию. И не пугает ни одних ни других полиартрит и ревматизм, активно процветающие от часов работы с сырой массой, грошовая зарплата, на которую не согласились бы и трудолюбивые китайцы, не страшат первобытные условия труда. А их работодателей, судя по всему, интересует только прибыль. Глина – в прямом смысле слова «под ногами», печи в основном самодельные, неэкономичны и опасны в смысле пожарной безопасности, но и это никого не пугает. 

   А своих формовочных станков у украинских машиностроителей нет почему-то. Не выпускают ничего стоящего. Не умеют? И глину продают, чтобы покупать потом втридорога отформованные на импортном оборудовании импортные же керамические изделия из собственной глины. Традиции гончарного искусства и керамики в Донецкой области развиваются сегодня в основном только самородками-энтузиастами художниками. Их дети идут по стопам родителей, хранят изделия старых мастеров и учатся на веками накопленном опыте. И по крупицам собирают – передают навыки. И тонок этот ручеёк жизни, творчества и любви. Любви к красоте и гармонии, к своей земле, богатой традициями и мастерством. Но нет его сильнее. Потому никакие политические интриги, попытки перелицевать историю не смогут заглушить жажду творчества. И никакие месторождения сланцевого газа не могут оправдать геноцид и жестокость по отношению к своему народу.
Как может жить Украина, ориентируясь на европейские стандарты, если Донбасс разрушен и залит кровью? По каким законам убивают, разрушают семьи, лишают людей будущего? Когда политики и власти отвернутся от разрушения, когда поймут необходимость трезвой оценки, начнёт жить и трудиться созидательно? Когда услышит голос разума, оценит историческое прошлое, которое нужно не отрицать, но чтить и продолжать? Продолжать, к примеру, развивать традиции знаменитого Кузнецовского фарфора, изучать и хранить опыт мастеров прошлого, раз уж ничего лучшего в этой области так и не довелось создать. Может быть славную традицию смогут продолжить наши дети? Ради них стоит говорить о единстве народов Украины и России, скреплять это единство творческой созидательной энергией, создавая мощную мелодию, гармоничный союз. Это единство в прошлом стало основой промышленного производства изделий из керамики и фарфора, равных которому не было и нет.
– Об этом и буду писать, – решила Ксения. О талантливых художниках по керамике, об их уникальном даре, который в семьях мастеров передаётся из поколения, обретая продолжателей. И упорно не иссякает, развивается сквозь годы, словно ручеёк прокалывает себе дорогу. О людях, чуткие руки которых творят чудеса. Расскажу о тех, кто наделён человеческим достоинством и чувством прекрасного, кто умеет создавать красоту, кто способен жить и любить не только благодаря, но и вопреки: благодаря за жизненный опыт и вопреки невзгодам и препонам. О тех, кто умеет трудиться и плыть против течения, чтобы не только достичь желанного берега, но ещё и сделать этот берег лучше, красивее, ярче. А ещё о необходимости ценить, уважать творцов-умельцев, наделённых творческим даром и о том, как важно даже в липком комке глины услышать-различить дыхание жизни.

«Слышал я: под ударами гончара
Глина тайны свои выдавать начала:
«Не топчи меня! - глина ему говорила. -
Я сама человеком была лишь вчера».

Ничего нет сильнее дыхания жизни, потребности в созидательном труде, в творчестве и самореализации. Подобно тонкому ростку, стремление созидать, творить способно проложить путь к солнцу даже на скалах, среди асфальтовой духоты, выжить среди духовной глухоты, пробиться сквозь любые невзгоды. Энергией жизни, музыкой души наполнены руки мастера, чтобы он не создавал: глиняные сосуды или стихи, игрушки, кружева или посуду. И пока те, кто мнит себя сильными мира сего, воюют за влияние и приоритеты, враждуют и обирают свой народ, во всех странах звучат мелодии мастеров своего дела, поражая чистотой тональности, удивляя живительным звучанием и неиссякаемой энергией. Мастера способны отличить истинные ценности от ложных, умеют показать эти ценности, убедить в их значимости, вооружая людей против лжи и фальши. Творчество придаёт силы, позволяя идти против течения, вопреки обстоятельствам, вовремя меняя направление движения, не позволяя стремительному потоку расплющить себя или унести в мутный водоворот. Силы на такое противостояние открываются лишь тогда, когда ты искренно уверен в своей правоте, в своём пути, в значимости своего слова и дела.

6
Пора золотой осени приходит неторопливо, словно прорастая сквозь лето. Сначала сквозь густую зелень рябин проклюнется едва заметный рыжеватый чубчик, чуть позже янтарём зацветут клёны. В сентябре всё ярче разгорается золото на кленовых ладошках, всё яростнее полыхает пожар среди рябин и осин, да прядями вплетается желтизна в долгие косы берёз. И нет большего удовольствия, чем бродить по лесным тропинкам в поисках ладных, крепеньких, желтоватых с тыльной стороны шляпки маслят или хитро прячущихся под упавшей листвой лисичек. И вдыхать прохладный, слегка влажный воздух осеннего леса. И пить его, словно живительный напиток. И слушать шелест листвы под ногами, шёпот падающих листьев, голоса лесных птиц, соединяющиеся в неторопливую и плавную, словно вальс-бостон, мелодию осеннего леса.
Ксения приехала в лес утром и вот уже более двух часов бродила по шуршащим листьям, разглядывала то узоры из полупрозрачных золотых кленовых листьев на фоне словно остывающего, не синеющего яростной летней бирюзой неба, то листву под ногами в поисках маслят, сыроежек, моховиков или лисичек. Но не за грибами приезжала она сюда, точнее, не только за грибами. Вдоволь побродив по лесным тропинкам, женщина садилась в машину, доставала термос с горячим чаем и включала осенний блюз, свой золотой блюз, как она его называла. И вновь рыдал печалью саксофон, а Ксения возвращалась к той себе, которую оставила в прошлом, вспоминала и плакала, пытаясь понять то, что не удалось осознать и прочувствовать в суматохе тех осенних дней, когда этот блюз впервые зазвучал в её душе.

       Приехав в лес такой же влажно-золотой осенью пару лет назад, она решила, что довольно ностальгических воспоминаний, что всё как-то иначе в действительности, нужно лишь опереться на эту самую действительность, а не предаваться иллюзиям. Она тогда собралась позвонить, просто набрать номер мобильного телефона и спросить: «Как дела?», чтобы узнать, не нужна ли помощь, что вполне вероятно в связи с событиями на Донбассе. И, возможно, они оба ещё и посмеются над прошлым и дружелюбно поговорят, а ей станет легче. И вообще он наверняка вовсе не такой, каким она себе вообразила… А от её былых чувств вообще не осталось и следа, улетели вслед за осенними ветрами, осталась память, осадок от былой обиды, не более. И не нужно прятаться за надуманными эмоциями. Но когда после нескольких гудков в трубке раздался знакомый голос, Ксения поняла, что ничего не прошло, что готова и нынешней осенью слушать с ним блюз, скрываясь под золотым покрывалом осени и забывая обо всём, а потому  выдаст себя дрожанием голоса, и дружеского разговора не получится. И дала отбой. И вновь затянула себя в узел. Чтобы идти вперёд, не останавливаясь. Потому что это не своё, до своего нужно дойти или же не случится дойти, но важно продолжать движение, оставаться собой.
       Прогуливаясь тогда по лесу, она осознала, что иногда жизнь закрывает перед нами двери, потому что мы случайно зашли не в ту дверь, потому что для тебя самой лучше закрыть эту дверь и двигаться дальше. Мы часто инертны, сопротивляемся переменам, не начинаем движение, если обстоятельства не вынуждают нас. Двигаясь прочь от того, что причиняет боль, мы начинаем движение. Жизнь подталкивает нас к движению, к действиям себе во благо, её уроки  бесценны. То, что мы боремся, страдаем и падаем, вовсе не означает, что мы терпим поражение. Каждый большой успех требует, чтобы ему предшествовала достойная борьба. Успех редко приходит стремительно быстро, его подготовка занимает время. Важно сохранять позитив, внутреннюю гармонию и уверенность в своих силах. Всё наладится; если идти к цели, шаг за шагом реализуя задуманное. Да, есть два вида боли: боль, которая ранит, и боль, которая изменяет нас. Идя по жизни, вместо того, чтобы сопротивляться, нужно уметь прислушиваться к её советам, понять, что за перемены предлагает жизнь, принять уроки, помогая ей развивать вас.

Сегодня Ксения решила, что слушает блюз в лесу в последний раз. Бродя по лесным тропинкам под завораживающую мелодию, она наконец поняла, что первопричина её переживаний простая жалость к себе, потому что обиды или же реальных чувств уже не осталось. Сколько же можно себя жалеть? А ещё она решила сжечь на осеннем костре свой рассказ, раскритикованный Асей. Он лежал в бардачке машины с того самого дня, когда Ксения забрала листки у подруги вместе с очередной порцией критики. Пожалуй, Ася права: не стоит облекать в форму рассказа всплески эмоций и переживаний, которым не оказалось места в реальности. Пусть сгорят торопливо исписанные листочки, освобождая место для новой жизни, для новых встреч и иных мелодий. Пусть горят ещё и потому, что она не готова откровенничать публично, делясь пусть и болезненным, но всё же самым прекрасным воспоминанием в своей жизни, тем, о чём не расскажешь, о чём ведают только бродяга саксофон и золотая осень, кружащая листву в ритмах блюза.
Ксения развела костёр недалеко от машины и слушала блюз, один за другим бросая исписанные листки в огонь. Листы кукожились, словно прошлогодние листья, рассыпаясь тающими на углях искорками.
Её священнодействие прервал телефонный звонок. Звонила Ася:

– Ксюша, привет. Не занята?
– Привет, Асенька, сегодня же выходной, я брожу по лесу…
– По лесу?...Пора выходить из лесу, подруга…Сергей успешно защитил докторскую. Завтра приезжает.
– Поздравляю!
– Спасибо. Ты его лично сможешь поздравить. Отмечаем в среду в 19.00, не вздумай отказываться. У нас в гостях будет приятель Сергея из Питера, обожает джаз, я сказала, что у тебя есть красивая подборка, просил разрешения послушать и скопировать. Желательно блюзы. Принесёшь?
– Приятель из Питера?...
– Да, О-ч-чень импозантный. И, между прочим, не женат. Точнее, как и ты, в разводе. Сын взрослый, живёт отдельно. Так что, дорогая мисс Одиночество, пора тебе переходить к боевым действиям. Пожалуйста, никаких джинсов. Полный парад.
– Ася, прекращай. Ты шутишь?
– Никаких шуток. Повторяю: в среду в 19.00 отмечаем в «Буланже». У них живая музыка, как раз джаз. И, пожалуйста, не опаздывай. Всё. Целую. До встречи.
 
Всё ещё держа телефон возле уха, Ксения пожала плечами и разворошила толстой сучковатой веткой хворост в небольшом костерке. И бросила в огонь оставшийся лист бумаги. Последний листок вспыхнул ярким язычком пламени, брызнул десятками огненных мошек и рассыпался. Ксения вылила в кострище остатки чая из термоса, забросала огоньки влажными листьями, разметала по лужайке горсточку пепла:

– Действительно пора выходить из лесу. Погуляла всего-то пару часов, а уже просватали. Пока замуж заочно не выдали, нужно возвращаться. 

Уже шагнув к машине, она оглянулась на полыхающий яркими красками осенний пейзаж, задумчиво улыбнулась и вдруг, запрокинув голову, раскинув руки, закружилась, танцуя под любимую мелодию:

– Если осень начинается с золотого блюза, значит всё сложится! Жизнь прекрасна, пока в душе живёт музыка!

А где-то высоко в прозрачно-прохладном осеннем небе вдруг тонко зазвенел маленький хрустальный колокольчик. Словно засмеялся златовласый ангел, вероятно тоже ценитель осенних блюзов.

Я ухожу в осеннюю аллею,
И пусть напиток осени не мёд.
Я каждый раз от осени  хмелею;
Не от вина, а от её красот.  (С.Тишкова)